История Темного Властелина

Глава 8

Круг молчал. Горели ритуальные костры, курился в воздухе запах алоэ и вербы. Тревожные тени устроили пляску за пределами кромлеха. Перекликались ночные птицы и звери, наводняя ночь жизнью. Но круг молчал.

Молчали и пять фигур, окруживших алтарь-камень. Долго.

— Бесполезно, — сказал наконец, обессилено облокачиваясь на теплый камень спиной один. Слово как будто порвало незримую привязь. Зашевелились и все остальные, переглядываясь, растирая руки.

— Что-то случилось, — пробормотал сгорбленный старик с белоснежной бородой и гордым орлиным профилем. — Мир изменился.

— Это так, Белояр. Пламя больше не отвечает нам. А я больше не слышу шепота ветра, — признался крупный с бычьей шеей и квадратным лицом мужчина. Лицо казалось ужасным от белых в отблесках пламени шрамов. — Боги не говорят с нами. Молчат. И разлитая в природе сила иссякает.

— Совсем скоро она иссякнет, впитавшись в деревья, землю, траву, воздух, подобно впитывающейся в песок воде, — проговорил, опершись на массивный посох с железным крюком Белояр. — Любое наше действие повлечет за собой ущерб миру. Тогда даже заговорив хворь, мы обречем часть природы на отмирание.

— Недопустимо.

— Это так, — заметил прислонившийся к камню. — Но почему это так? Куда подевался поток Божественных Сил? Ведь свет солнца не потускнел. Ведь не вышли из чрева земного предвестники Вечной Ночи и Бледного Жнеца[27]?

— Зато вовсю шевелятся дети Мракогляда. Даже здесь в летнем лесу я чую их присутствие, — поморщился самый крупный из волхвов.

— Выбираются из нор, — признал Белояр, оглядев лесистые окрестности холма. — И их потребуется сдерживать, Градобой.

Воцарилась тишина. Равнодушно потрескивал огонь костров.

— У нас есть Реликвии, — сказал, наконец, названный Градобоем. — В Кремень-граде, в храмах Семаргла, Ярхи, Сречи, Валоха, Лалы. В Реликвиях Божественная суть и они должны…

— Их не хватит надолго, — прервал его молчавший до сих пор чернобородый и краснощекий волхв. — Если все станут черпать, эти колодцы быстро покажут дно. Лет шесть.

— Боги молчат. Молчат с того самого дня. А ведь не вернулся никто из наших братьев. Чаша Трех так и лежит там. Я видел сражение в Отражениях Воды, — задумчиво кивнул прислонившийся к камню. — Дракон был силен. Я не знаю, жив ли он, но во время боя это и случилось. Когда столкнулись чары наших братьев и его магия. Что-то произошло в тот самый миг. А чаша потерялась

— Чашу надо вернуть. В чьи руки она бы не попала её надо вернуть, — произнес краснощекий.

— Этим наверняка займутся жрецы Семаргла. Как только добьются от Яромира исполнения обещаний, — серьезно ответил Белояр. — Чаша не поможет нам.

— Затем и собрались…

— Не чаруется братья-волхвы? — сочувственно проговорил бодрый женский голос. — Так плохо, что все пять Капищ прислали своих собратьев к этому старому кромлеху?

На холм, выходя из темноты, поднялись три женщины. В отсветах пламени они казались похожими как сестры. Особенно если учесть, что носили одинаковые темно-зеленые плащи с капюшонами.

Волхвы недоуменно отступили, сбиваясь в полукруг. Молча оглядели замершую напротив троицу.

— Женщины? — нахмурился Градобой. — Откуда вы здесь? Это место закрыто для простолюдинов!

— И опасно для непосвященных, — добавил краснощекий.

— Странно, не правда ли? — заявила Левая. — Боги молчат. Почему же так? И ваша всемогущая магия умолкла. Незадача. Она очень долго мешала нам поговорить. Теперь же больше не мешает.

— Мы несем сообщение, — певучим альтом сказала Правая. — В капища волхвов, в пещеры друидов, в академии магов. Всюду. И услышат наше сообщение все. Люди. Маятник завершил свой размах и теперь идет в обратную сторону. Астис сказала — пусть те, кто когда-то запустил этот маятник, сами же окажутся на его пути.

— Астис? Кто это? — пробормотал настороженный толстощекий волхв.

Белояр стиснул губы, сжимая пальцы на древке посоха. Он самый старый — единственный из числа волхвов помнил это имя. Давнее имя. И многое понял в один миг. Потому что вспомнил.

— Значит, она возомнила себя вершительницей судеб? Снова?!

— Отнюдь, — низким голосом пояснила Средняя. — Она и все мы только лишь изымает со счетов виру. За причиненное беспокойство. Справедливо.

Выйдя вперед, она положила на каменный круг тонкий изящный стилет, увитый искусно вытравленным узором.

— Это… это же… — немея от ужаса, бормотал толстощекий, первым взяв в руки предложенный нож. Остальные волхвы застыли изваяниями и лишь наблюдали, как под взыскующим взглядом женщин волхв перерезает себе горло. Сам. Тяжелое тело, запнувшись, упало на круг, заливая тот темной кровью. Кровавые дорожки заторопились к краю камня. Нож вонзился на землю. Следующим его поднявшим был Градобой.

— Счет открыт, — услышал здоровяк, вонзая стилет себе в шею.

В теплой летней ночи, перекликаясь, ухали сычи и шелестели в кустах барсуки. И ничего более.

Остановка в селе Златое произошла по вынужденным обстоятельствам. Первым была моя разболевшаяся от качки рука. Тяжело ехать на дурацкой лошади управляясь одной рукой. Вообще одной рукой делать неудобно крайне много вещей. А уж мне впервые за десять лет путешествующему без должного комфорта неудобно было делать почти все. Даже сидеть в седле, ибо после всех этих скачек дико ныла спина, и болел зад. Даже начало казаться, что, поездивши день-другой, я буду остаток жизни ходить в раскорячку.

Честное слово гонцов и посыльных даже немного жалко стало.

Вторым вынужденным обстоятельством были быстро оканчивающиеся запасы еды. Никогда не думал, что пища может оканчиваться так скоро! Конечно Реваз с Галуром попеременно, чего-то по мелочи добывали…

Но в этих краях не было возможности к полноценной охоте. И времени на неё тоже не было. Поэтому я, стиснув зубы, жрал проклятых жареных зайцев, которых ненавижу всем сердцем еще с поры отрочества. Тольяр гнусно ухмылялся, оставляя, тем не менее, свои насмешки при себе.

— До Хёргэ уже рукой подать, — привычно пояснил Реваз в ответ на мой вопрос о нашем местоположении. — Дня за три можно добраться. Но мешкать я б не стал — сейчас мы вроде как опережаем круги поднявшихся после битвы у Первого Бастиона волнений, однако вести уже расходятся. И вместе с ними будут расходиться так же те, кого пошлет за нами Наместник. Охотники за головами.

— А ты что думаешь, Галур?

Парень, которому я не часто предоставлял возможность высказываться, состроил глубокомысленную мину:

— Скорей надо под защиту стен. Меньше вероятностей встретится с разбойниками, грабителями, солдатами, дружинниками и прочей мразью.

— Хорошие слова, — покивал я, направляя коня к виднеющемуся вдали селу. Этого коня уступил мне Реваз, сам пересевший на коня Тольяра. Одноглазому пришлось покупать лошадь — запасы золота таяли нещадно. Тем более кляча купленная за оторванные от сердца деньги не стоила своей цены. Жаль, но торговец был непреклонен. А его охрана весьма осторожна — что не позволило воспользоваться правом сильного.

Наместник нетерпеливо махнул рукой, указывая Зебарию место на табурете.

— Как наши дела? — выпустив струйку ароматного дыма из длинной вишневой трубки, он выглядел целиком умиротворенным. Наброшенный на голое тело парчовый халат и смятое ложе свидетельствовали о недавних утехах, коим Эйстерлин предавался подолгу с удовольствием и разными женщинами.

Зебарию широкоплечий Наместник, носящий пестрый халат, отчего-то казался комичным. Он знал о пристрастии Эйстерлина к роскоши и всяким модным штучкам из Балбараша. Смысл этих самых штучек оставался во многом тайной для грубоватого мужлана, однако Наместник искренне стремился походить на человека приобщенного к веяньям цивилизации.

— Мы ищем. Люди не знают сна и отдыха. Конные отряды кочуют по селам в поисках беглецов, но те как в воду канули.

Наместник выразительно взглянул на Зебария:

— Не силен-то ты братец в розысках. Слаб. Три десятка конников это, чай, не иголка в стоге сена. Должны сыскаться. По небу никто из них ездить вроде бы не умел, а на земле всегда след остается.

— Остается. Только из-за волнений в народе и неразберихи, тяжеловато искать. Но мы справимся. Есть уже какие-то мысли, некоторые зацепки.

— Зацепки? Мало. Мало этого, Зеб. Скучно мне с тобой становится, — он нацелился трубкой в побледневшего советника. — Нашел я, куда свое золото вложить с большей пользою. Сегодня прибудет в Грейбрис специалист по таким делам. Ему и станете помогать.

— Специалист? — Зебарий почувствовал себя дурно. — Человек со стороны?

— Знаток своего дела. Вот в её счет ваши доходы и станут поступать, а то совсем разболтались.

— Ничего не разболтались! У меня со дня на день должны быть сведенья! Подождите со специалистом! Совсем не обязательный шаг! Я вполне самостоятельно продвигаюсь в поиске. Мой человек вроде напал на след… — Зебарий уже почти физически чувствовал, как тиски сжимаются на его костях. Появление человека со стороны означало недоверие Наместника. А Наместник не склонен держать подле себя подозрительных ему людей.

Эйстерлин в ответ на запальчивую тираду мечтательно прикрыл глаза и запыхтел трубкой, раскинувшись на своем царственном ложе под балдахином.

— Где же этот твой человек сейчас? — наконец пробормотал он, не раскрывая глаз.

— Про…пропал.

Эмиль Деррида известный своим умением оставаться неизвестным с удовольствием растянулся в кресле цирюльника, давая улыбчивому голубоглазому мужчине обработать себе лицо.

— Хороший день для бритья, господине.

— Это правда, — признал Эмиль. — Замечательный. Особенно когда можешь убить двух зайцев сразу.

— Вот как? — отточенная изящная бритва скользнула в ловкую руку. — Господин, наверняка знает, о чем говорит. Зайцы прыткие животные, даже одного из них поймать трудно.

— Нужно только везение, — подставляя шею под выверенные взмахи бритвы, проговорил Эмиль. — Или помощь везунчика. Мне в частности либо повезло, либо я являюсь везунчиком.

— Позвольте узнать почему?

— Сегодня я не только побреюсь. Я узнаю нечто интересующее меня. Узнаю это первым, ибо первый, если не единственный, напал на след. У вас есть информация. Которой вы располагаете и которой поделитесь.

— Я всего лишь цирюльник, — пожал плечами, виновато улыбнувшись, мужчина. — Информация слишком умное слово…

— За которое я плачу сотню золотых дукатов…

— Но слово благородное. Ласкающее мой слух, подобно слову «дукаты», — улыбка мужчины стала еще дружелюбней. — И что же, где эта золотая прелесть?

— Будет у вас. Как только расскажете мне все о вашем недавнем посетителе. Останавливался в городе, по словам очевидцев с неделю назад. Со сломанной рукой. Заметный такой парень, который по разговорам заглядывал к вам. Информация о нем стоит ту сотню золотом, которую я вам дам. Любая информация.

— Хорошо, — мужчина, продолжая брить щеки Эмиля, положил ему на голову ладонь. — Это очень хорошо, что вы единственный кто напал на след.

В следующую секунду рука запрокинула голову Эмиля назад, и отточенное лезвие прошлось по горлу, высвобождая кровавые струйки. Цирюльник с неожиданной силой прижал дергающееся тело к креслу и хладнокровно дождался пока жизнь окончательно покинет хитреца Дерриду.

— Терпеть не могу чужих нюхачей и провокаторов. Исмильдор! Исмильдооор!

На крик в комнату ввалился, блуждая взглядом смуглый крепыш в украшенной звеньями кольчуги безрукавке. Он мало походил на слугу цирюльника.

— Избавься от трупа, — пожелал, обмывая в лохани окровавленное лезвие, цирюльник. — Найди самых говорливых в нашем маленьком городке и отучи их распускать язык. А то из-за чужой болтовни всякая дрянь приходит сюда искать уважаемых постоянных заказчиков. И поищи у него, или среди его вещей должна быть сотня полновесных золотых дукатов.

Обычное по виду село насчитывало десятка четыре домов вдоль главной и единственной улицы, с располагающимся в центре майданом для собраний. Улицей бегали чумазые дети, гоняя беспородных собак и вальяжно разгуливающие вдоль плетеней птичьи выводки — кур, длинношеих гусей, краснобородых индюков. Жужжали мухи и пчелы.

Кое-где из овинов доносилось равнодушное мычание. Звенели колокольчики на шеях коз. Тявкали, завидев чужих собаки. Глазели люди. Пахло гретым на солнце навозом.

На единственном постоялом дворе с замечательным названием «Под перевернутой телегой» (причем оная телега присутствовала прямо возле изгороди) нас встретил местный хозяин. Толстый, с потным обрюзгшим лицом и мешками под глазами он даже не потрудился изобразить радушие. Или хотя бы надеть рубаху.

Встал на крыльце, уперев руки в бока и гордо задрав огуречный нос, аки предводитель бессчетных войск. За войска же сошли роющиеся в разбросанном по двору мусоре пеструшки.

— С чем пожаловали, гости дорогие?

— А что предложишь, хозяин дешевый? — я, предчувствуя окончание мучений скачки, был в духе. В это же время Реваз с Галуром молодецки соскочили с коней, невзначай продемонстрировав мечи.

Хозяин побагровел. Выпятил свой объемный живот еще сильнее и недобро крикнул:

— С порога хамите? Может, сразу резать станете?

— Есть желание? — спуск с коня дался мне очень непросто. И то с помощью поддерживающего Реваза. Кость за прошедшее время срасталась, но медленно. — Желаешь с резни начинать, хозяин? Я вот больше хотел бы горячего супа.

Лицо мужика медленно разгладилось. Опустились руки.

— Постояльцы? — недоверчиво спросил он. — В самом деле?

— Не ждал, поди? Готовь еду побыстрее — мы голодны.

Реваз как-то странно оглянулся по сторонам. Будто ожидая нападения. Галур взяв двоих коней за мундштуки, повел к коновязи. Я отошел к беспечно присевшему на корточки возле деревянного корыта Тольяру. Его кобыла, обрадованная передышкой, пила.

— Эх. Одни убытки с тебя.

Одноглазый усмехнулся и пожал плечами:

— Так отпустил бы Великий Дракон. На что я тебе? Только ем да катаюсь за твой счет.

— Будем считать, что я очень люблю большие компании. Для собственного увеселения. А если вдруг съешь больше положенного, доведется тогда отрабатывать.

— Рабом сделать хочешь свободного человека?

— Нет. Пользы с тебя нету. Устроишь встречу с Каллиграфом и проваливай.

… Дымящийся суп с клецками, пропеченная курица, хрустящие ломти ржаного хлеба, порезанная капуста и лососина притягивали взгляд не хуже божественных видений, вызывая обильную слюну. Однако поставленное перед таким аппетитным столом условие имело вид непреодолимо высокой цены.

— Сколько-сколько ты хочешь?! — я пока молчал, предоставляя вести переговоры своему доверенному лицу. Реваз беспрекословно выполнял почетную обязанность, внушительно тиская рукоять меча. — Это за семь дней постоя?!

— Чегой-то за семь, — испуганно отвечал хозяин. — За два. За сегодня. И за завтра.

— Хамье! Да я тебя за такое здесь к полу прибью! Стулом! — проревел Реваз. Но момент с нагнетанием ужаса был безнадежно упущен. Воспринимающему нас как источник прибыли хозяину был неведом страх перед оружием и злым воином.

— Вот только не надо, господин, угрожать! Пуганые мы.

— Пуганые? — зловеще растягивая слова, переспросил Реваз. — А битые? Нет? Ну, так я это сейчас исправлю, холоп! Галур тащи мой кнут!

— Зачем же так? — возмутился мужик. Из-за дверей выглядывало любопытное лицо в обрамлении каштановых кудрей. Дочь хозяина перенимала навыки общения с клиентами. — Бить хотите, господа? Пристало ль вам людям сильно-могучим меня простого мужика избивать? Колотить, до уровня моего опускаючись?

— Дерзишь? Придется просветить тебя в тонкости этикета, скотина!

Мужик, не обидевшись на «скотину» прижал руки к груди:

— Да полно вам, господа, — Реваз походя, подцепив со стола ломоть хлеба, и разом откусив от него изрядный кус, свободной рукой схватил мужика за толстую шею, подтягивая к себе вплотную. Хозяин ухитрился при этом не сбиться с речи: — Если вам сильно не нравится мой подсчет, то мы завсегда можем договориться иным способом! Иным! Вы по виду люди решительные, боевые, хоробрые…

Реваз оглянувшись на меня через плечо, получив молчаливое согласие, грозно поинтересовался:

— Как?! Как ты хочешь с нами договариваться?

Хозяин в упор, рассматриваемый воином, часто заморгал:

— Можем сойтись на взаимовыгодных условиях. Отработаете… — дальше ему говорить помешал мой возглас:

— Чтооооо?

Да за кого себя принимает эта чернь? Ставить условия мне?! Дракону Триградья?

Хихикнул позади Тольяр. Его сложившаяся ситуация веселила. Когда мы доберемся до Хёргэ, я посажу одноглазого под замок и велю каждый день всыпать ему по тридцать плетей. А уж если он соврал про Каллиграфа, о чем должен при встрече рассказать Оплетала…

— Ты сбрендил? Отработки ставить будешь своим слугам, а не мне Ве…

Быстрый взгляд, брошенный Ревазом, отрезвил мгновенно. Фу.

— Великому путешественнику и почтенному гражданину! — Тольяр хихикнул снова. Хозяин, чья голова была прижата к столу, торопливо пробормотал оттуда:

— Никто вам не ставит, господин путешественник. Я лишь сказал о посильной вам работе, ни сколько… не уронящей вашего достоинства. Даже наоборот, помогущей обрести еще больше почета и уважения… и даже наград…

Денег у нас и в самом деле было маловато. Стал бы я терпеть такую комедию в другом случае? Некстати вспомнился покойный ныне Медведь, скорбно глядящий в глаза и покачивающий головой.

Я подошел к скособоченному толстяку и, согнувшись в поясе, заглянул в хитрющие глаза:

— Какая же это работа?

— Спасение, — пискнул он. — Спасение села из власти злобного духа. Истребление насланного на наши головы горя. Вы же по виду господа хоробрые и бравые, не лихие разбойники.

— Реваз. Заплати ему, — ровно приказал я. Не хватало еще Великому Дракону впахивать на какого-то кабатчика.

«Баба». — Зебарий советник Наместника Эйстерлина по щекотливым вопросам, не поверил своим глазам. Дисциплинированно дожидавшийся в версте от города появления обещанного специалиста, он испытывал жгучее желание протереть глаза. Потому что появившийся на горизонте пустой дороги и быстро приблизившийся галопом конь нес на спине отнюдь не всадника. А совсем даже наоборот.

Лихо одернув горячую мышастого цвета кобылу, напугав пригревшуюся на сером придорожном камне ящерицу, всадница ловко перебросила ногу через седло и соскочила на землю. Пнула мыском высокого сапога черную корягу, валяющуюся в траве и, звеня шпорами, приблизилась к восседающему на заваленном бревне Зебарию.

Тот, встав, недоверчиво смотрел на неё, тиская в руке куний колпак. Окидывал взглядом, дивясь про себя необычного покроя курточке с собольим воротником, изящной широкополой шляпе, торчащей из-за левого плеча рукояти меча.

Отмечал отсутствие на лице сурьмы, румян или какого-то иного более утонченного макияжа используемого обычно женщинами. Большие зеленые глаза с пушистыми ресницами, курносая, широколобая, волосы убраны под шляпу.

«Носит мужскую одежду. Срам один. Хе. Это и есть хваленый специалист, умеющий отыскивать давно истершиеся следы? Чародей следопытства и розыска?»

Он так увлекся оценкой кандидатуры будущего начальства, что не сразу заметил протянутую руку. Не для поцелуя, как сейчас входило в моду. Для пожатия. Поколебался мгновение, но она не убрала руки, смотря требовательно, без стеснения.

Пожатие вышло по-мужски крепким.

— Зебарий Утрихт. Советник Эйстерлина Третьего Наместника города Грейбриса, — вымучивая кислую улыбку представился Зебарий.

— Велари. Просто Велари, — высоким сопрано отозвалась женщина. — Мое второе имя чересчур громоздко для запоминания.

«Второе имя? А ведь она, пожалуй, не из Республики как я подумал сначала. Откуда же тогда? Не Царство. Да и не Эрц».

Чуткие ноздри Зеба уловили исходящий от женщины запах герани. Шумел придорожный гай, отзываясь птичьей перекличкой соек и воробьев.

— В предварительной беседе я была посвящена в общие черты дела. Теперь без проволочек хочу знать его детали. Прямо сейчас, не откладывая в дальний ящик.

— Может, сперва перекусите c дороги? Отдохнете? Посмотрите город?

— Посмотреть город? — она посмотрела на советника в упор. — Давайте обойдемся без глупых особенностей ритуала знакомства. Я приехала сюда работать. Поэтому потрудитесь отвязать вашего коня и препроводить меня в ставку.

По ноткам в голосе Зебарий догадался, что нормального общения у них не выйдет. Бабенка с первых слов демонстрировала холодность и стервозность.

— Как пожелаете… Велари, — неожиданно для себя Зеб испытал приступ раздражения. — Я всего лишь проявил положенную заботу.

— Заботу? — Велари блеснула белизной маленьких зубов. — Я оценила, можете поверить. А теперь хочу оценить ваши успехи в поиске беглецов. Если есть, что оценивать.

— Вы сомневаетесь?

— Сомневаюсь? Поживем — увидим. Давайте скорее.

«Вот и познакомились. И почему этот варвар не мог нанять десяток-другой рубак? Насколько с ними проще говорить — они тебя понимают, ты их. А здесь какое-то безмозглое упрямство. Чем кроме сисек может похвастаться эта… специалистка. Ишь как таращится…»

Зеб тяжко вздохнул и поплелся к безразлично щиплющему траву жеребцу, спиной чувствуя пронизывающий до печени взгляд.

— Баба?! — Яромир вельможный государь Брайдерийского Царства не поверил своим глазам. Встреча с временным союзником приобрела необычный оттенок фарса. — Саламат башкой совсем ударенный, бабу прислал?

Его царское величие был малость несдержан, поэтому позволял себе делать такие заявления вслух прямо в палате аудиенций. В непосредственном присутствии посланницы.

— Не совсем, — расшитое жемчугом платье, похожее на ниспадающие тоги Эрца удивительно выгодно оттеняло смуглую от загара кожу носительницы. — Государь не совсем прав в первом и еще меньше во втором своем предположении. Вахрасагэр Саламат Черный в добром здравии. Я его помощница и полномочный представитель Ива Блаженова.

Яромир Храбрый внимательно оглядел все великолепие молодого тела.

— Чернобровка, — фыркнул он. — Чернобровая забавка колдуна.

Девушка легко провела тонкой рукой по шее, тряхнув иссиня-черными волосами, и подтвердила сладким воркующим голосом:

— А вот это истинная правда. Вахрасагэр прислал меня, так как очень сильно занят…

— Видел я его занятия. Клыкастые да мордастые, — насмешливо перебил Яромир. Девица изящно поклонилась и как ни в чем небывало продолжила:

— Но хочет быть в курсе ваших последних соглашений. Вахрасагэр напоминает, что до сей поры нерешенным остается разделение полученных земель. Сражения были тяжелыми и утомительными — они не принесли безоговорочной победы. Но Дракон обезглавлен, ибо Цитадель разрушена…

— О чем ты болтаешь? — скривился царь. — В чем же помощь твоего хозяина? Он, что сам ломал бастионы вражьего логова? Где он был? Где были его воины? Дрались на подступах к Грейбрису? Только они почему-то не победили. Бежали с поля боя!

— Тем не менее, крепость пала, — улыбающаяся женщина, вдруг резко напомнила Яромиру кошку. — Несмотря на потери, она лежит в руинах. А это победа. Или почти победа. Поэтому вахрасагэр считает своим долгом напомнить о вашем долге. По союзному договору…

— Деточка, — вдруг насмешливо сказал Яромир. — Да ты садись, не стой. Я дурень про манеры забыл, а ты бедная стоишь тут… не чинись, присаживайся.

Он указал на низкую лавку у стены.

Ива учтиво поблагодарила:

— Спасибо, о Яромир. Мне привычнее будет все же стоять. Вы ведь простите слабой женщине этот каприз?

В красивых золотистых глазах царь прочитал прикрытую насмешку. И отчего-то смутился, подумав с неудовольствием.

«Прислал какую-то вертихвостку. Ну, о чем с ней говорить? Хотя хороша… с такой бы я пожалуй и уединился».

При виде молодого гибкого стана к неудовольствию начали примешиваться и другие, более фривольные мысли. От Ивы разило несдерживаемым жаром звериной притягательности.

— Дык, что ты там говорила о долгах? Небось, про логово Драконье переживает Саламат? Чтоб кто другой вперед него до секретов не добрался? Спит и видит, чтоб руки запустить в богатства драконьи, — тут он громко расхохотался. — Только вот что девка, разговору у нас с тобой не выйдет. Ибо власть переменилась.

Женщина, смиренно сложив руки, слушала, разглагольствования царя:

— Теперь там, в Триградье порядка нету, каждый на себя одеяло тянет. А времени каждому шеи крутить, у меня нет. Не хочу. Потому передай Саламату, что у меня был посол из Грейбриса. Там хотят мира. И предлагают откупные. Наместник тамошний оказался неглупым мужиком и просит о небольшой покровительственной услуге в обмен на золото и долгую дружбу. Вот потому я сейчас больше склоняюсь, чтобы с Триградьем дружбу дружить. Понимаешь меня, чернобровка?

— Быстро же вы друзей меняете, — вежливо отозвалась Ива Блаженова. — Наверное, случилось что-то такое, отчего вы решились доставить вахрасагэру обиду?

— Может, и случилось, да только не с тобой я про то толковать стану.

Лицо женщины не дрогнуло. Только загадочно блеснул халцедон в ямочке между ключицами, словно нарочно привлекая внимание царя к себе и еще много чему интересному чуть пониже. У государя резко пересохло в горле.

— О Яромир-батюшка, сдается мне, ты сильно переоцениваешь случившуюся с магами неприятность. Не все из мудрых в одночасье стали беспомощными. Помните об этом, прежде чем говорить не подумавши.

— А ты кто такова? — возмутилось царское величие, пересиливая внезапно накотившее любовное томление. — Кто такова будешь, чтоб меня поучать? Или угрожать думаешь? Ты мне это брось, а то гридней кликну. Они у меня молодцы горячие добрую потеху с ладной девкой любят!

Накрашенные губы дружелюбно улыбнулись:

— Кто ж спорит. Вы Яромир царь известный своим могуществом и размахом фантазии. Отдать женщину на потеху молодцам сможете. Сможете и договора за золото порушить, вахрасагэра обидевши. А вот сможете ли обиду ту снести?

— Не сомневайся, — буркнул, тряхнув бородой Яромир.

— Значит то ваш окончательный ответ? То, что должна я передать вахрасагэру?

— Не умничай. Что передать я тебе сейчас сам скажу, чтоб сдуру не перепутала, — Яромиру не нравилось спокойствие женщины. Но пока что, он считал, что оно проистекает из одной лишь только бабьей глупости.

— Скажи Саламату, что наши договоренности остаются, — он помедлил. — Но если все слаживается настолько удачно, что позволит Царству взять покровительство над Триградьем, то ему надобно подождать. Подождать пока все уляжется, пока я укреплю свою власть. Тогда и поговорим. Более говорить я не хочу, ибо утомился. Это все.

Женщина, не прощаясь, развернулась и легким танцующим шагом пошла к выходу. Яромир против воли сглотнул слюну.

— И передай Саламату пускай в следующий раз или сам приезжает или посылает кого… другого.

— Как пожелает царь-батюшка, — бросив на него лукавый взгляд из-за плеча, насмешливо мурлыкнула Ива. Брови Яромира сошлись на переносице. Он не был уверен, что под словами «царь-батюшка» своевольная посланница Саламата имела в виду его.

— А скажи-ка дядя, что это за общественно полезное подношение?

— Чагось? — удивился кабатчик. — Не уразумел господине, по-простому спросите.

— Зачем кринку выставил? Обычай какой-то? — спросил я, кивнув на сиротливо стоящую в трех шагах от ворот глиняную посудину с молоком. — Или для бродяг?

— То, господин, оберег, — торопливо объяснил толстопуз. — От злого духа.

— Чего?! Первый раз слышу, чтоб злого духа молоком отгоняли! — я присмотрелся внимательней. — И что там еще в свертке?..

Кабатчик смерил меня подозрительным взглядом, почесал свой нос, но смолчать не посмел:

— Откуп.

— Не платить пробовали?

— Ох, — угрюмо поморщился мужлан. — Видели б вы, что с теми, кто пробовал… а все этот колдун блазенев виноват! Не надо было с ним связываться…

И спешно пошел в курятник, избегая дальнейших расспросов. У меня возникло почти непреодолимое желание отдать распоряжение, чтобы нахала повесили вверх ногами. Эта сволочь смеет на меня обижаться? Пусть посмеет еще раз показать свое недовольство моим отказом, и тьма с ней с анонимностью велю Ревазу приколотить кабатчика к крыльцу!

Зато понятно, в чем дело — я выглянул на околицу — возле некоторых домов на земле или плоских камнях уже лежали узелки, стояли кувшины, корзинки. Все село делает подношения духу? Хм…

— Они там деньги оставляют, — задумчиво пробормотал я. — Довольно неплохо для духа. А если он один то даже много.

— Дух-крохобор? — язвительно заметил Тольяр. Одноглазый сидел на убогом топчане в углу. К моему глубокому сожалению поселить его в какой-нибудь чулан не получилось — у меня не было лишнего человека, чтобы специально следить еще и за ним. Тем более, что не связанный и почти не принуждаемый Тольяр вел себя удивительно тихо. Ни разу за время пути не пытался сбежать. Что ж тем лучше.

Реваз разжившись где-то засаленной темной от времени колодой карт играл с Галуром вполголоса ругаясь на масть. За окном смеркалось.

Эх был бы у меня хоть десяток Призраков под рукой не пришлось бы вот так украдкой, отрывая последнее пробираться к Хёргэ! Селяне сами бы платили мне. И не пришлось бы терпеть кислые рожи вокруг. Силу все уважают! Но если бы со мной были все спасшиеся из Дасунь-крепости, то на наших плечах уже давно висела бы погоня из нескольких сотен добрых молодцев.

— Скорее уж это напоминает оброк, — выходя из раздумий, пробормотал я. — Они платят духу оброк. Впрочем, тогда совершенно не удивительна попытка этого тюфяка подвигнуть нас на истребление нечисти. Кому охота каждую неделю расставаться с имуществом? Только вот почему сами многолюдством не пробовали навалиться?

— Своя шкура дороже, — философски заявил одноглазый. — Одно дело захожих молодцев снарядить на правый бой, и совершенно другое самому рисковать.

— В любом случае не наше это дело. Стоит только переночевать. И все ж я вот думаю, что мне в пути деньги не станут лишними. В конце концов, селяне обязаны платить подать властям Триградья. А я самая верховная его власть. Значит, имею право…

— Да чтоб ему гореть! — в сердцах крикнул Реваз. — Вороний клюв тебе в печень! Не ложится карта и все тут!

Он добавил еще пару слов куда более простых и расхожих в народе, наткнулся, на мой взгляд, вспомнил, где находится, и умолк извиняющимся жесток кивнув на стол — увлекся, мол.

Я, как ни в чем не бывало, продолжил:

— Имею полное право взимать свою часть с селянских доходов. Особенно если они этого не узнают. А они не узнают, ибо по обмолвке толстяка сидят все по своим норам до утра.

Тольяр рассмеялся:

— Ты этого не сделаешь.

— Вы, — сухо напомнил я. — Вы не сделаете. Но ты прав я этого делать не стану — не хватало Дракону Триградья побираться…

— Вот и я о том же…

— Это сделаешь ты.

— Чтоооо?

— Надо же хоть какую-то пользу иметь от твоего присутствия. Катаешься на моей шее, пользуешься вниманием моих Призраков и вообще радуешься жизни…

Рука Тольяра машинально коснулась отбитого бока. Я кивнул:

— Вот-вот. Даже силы на тебя тратить приходится. А что в итоге? Нееет, надо приучать тебя к порядку, раз уж путешествуешь с нами почти на равных началах, то будь добр вноси в коллектив хоть что-то кроме своей унылой рожи.

— А я и не прошусь с вами! — волком глянул на меня одноглазый. — Отпустите, и не буду кататься на драконьей шее!

Реваз не отвлекаясь от карт, флегматично хмыкнул. Тольяр заскрипел зубами.

— Поскрипи-поскрипи, пока есть чем.

— Ежели на духа сельского нарвусь, тогда, кто вас к Каллиграфу отведет?

— Не волнуйся. Коль нарвешься, то это будет уже моя проблема, — утешил я.

За дверью раздался какой-то шорох. Реваз молниеносно соскочил со своего места и ногой врезал по двери, чтоб в случае чего припечатать того, кто за ней. Галур уже загораживал меня, сжимая в руке меч.

В полутемном коридоре седой Призрак придирчиво огляделся по сторонам. Принюхался. Некоторое время прошло в напряженной тишине.

Потом Реваз пожал широкими плечами:

— Крысы.

Вышколенный холоп осторожно открыл дверь и мягко сообщил:

— К вам пришли, Рацлав Святорадович. Женщина.

Сидящий за письменным столом мужчина, не отрываясь от чтения какой-то бумаги, важно кивнул:

— Пускай заходит.

На его продолговатом неподвижном лице отчетливо просматривались морщины — особенно в области рта. Выпученные рыбьи глаза были сплошь красными, как у не спавшего ночь человека. На макушке громоздилась обширная плешь. Круглое брюшко грозно теснило стол.

Слуга посторонился, и в комнату вошла, скромно сжавшись и потупив взор молодая женщина. Темная, обшитая красной ниткой понева, целомудренно скрывала от глаза то, что и так не очень-то привлекало глаз. Белая блуза висела на ней как на вешалке. Темные волосы свалявшимися колтунами свисали с черепа. Лицом совсем не красавица.

— Кто ты? — мужчина брезгливо поморщился и казенным голосом спросил слугу: — Это еще что за потеха? Изеч! На кой ляд пустил ко мне эту замарашку? Я занят.

И посчитав разговор оконченным он уткнулся в записи, демонстративно игнорируя посетительницу.

Слуга испуганно забегал глазами с недовольного чиновника на женщину. Неуверенно коснулся пальцами женской руки.

— Вы же уже согласились принять меня, — жалобно пискнула она.

— Еще здесь? Я занят! — в голосе проскользнуло кроме недовольства еще и раздражение. — У меня нет времени выслушивать всякие бредни!

— Ну, совсем чуть-чуть, пожалуйста, — плаксивые нотки только рассердили чинушу еще пуще:

— Изеч!!! Я тебя завтра же на улицу вышвырну — почему ко мне в рабочее время приходят бродяжки! Мне еще восемнадцать прошений рассматривать!

— Утвердите вы свои прошения, — дурнушка изменила тон, заговорив жестче. Дернув плечом, она вырвалась из руки слуги. — У меня к вам дело.

— Изеч!!! Немедленно…

— Ну что за балаган, — в необычайных золотых глазах женщины блеснула ирония. — Изеч, можешь нас оставить.

Ни осанка не голос больше не вязались с простецким образом, и обычно исполнительный слуга окончательно растерялся.

Его господин, входя в благой раж, не соизволил обратить внимания на мелочи, воспринимая лишь раздражающий образ:

— Я сказал вон отсюда!!!

— Хватит уже, Вал.

Раскрасневшийся и готовый стучать кулаком по столу чиновник моментально заткнулся присмирев. Несколько секунд внимательно смотрел на женщину. Та безмятежно улыбалась.

— Изеч. Нас не беспокоить.

Когда за слугой закрылась дверь женщина без разрешения присела на стул, положив локоть на стол и подперши кулаком подбородок. Вперила золото своих очей в красные зенки. Молча.

— Долго мне ждать? — зло пробурчал Рацлав Святорадович.

— Чего? — удивилась женщина.

— Объяснений, — прошипел, выразительно вращая глазами, чиновник. — Какого лешего означает сказанное тобой слово?

— Вам прекрасно известно, что это не слово. Так зовут вас. Наши общие знакомые.

— Не помню таких. Я служащий крупной кампании имеющей представительства в двух государствах. Мы ведем дела, предоставляя ссуды самому Царскому Двору! И какие же общие знакомые…

— Крысы. Такие забавные животные, если разобраться. Бегают себе на крохотных лапках. Шуршат хвостиками. Поразительно умные твари. А еще разносят заразу. И имеют своего короля.

Золотые глаза горели на худом непривлекательном облепленном черными волосами лице. Чиновник вздрогнул — ему вдруг показалось, что пришелица очень похожа на кошку. На большую трехцветную кошку с презрительно-насмешливыми хищными глазами.

— И что же общего у нас с крысами?! — подозрительно усмехнулся Вал.

— Кое-что. Вы им служите. Я на таких обычно охочусь. Но мы оба зависим от крыс в той или иной мере, — мило проворковала женщина.

— Охотишься?

— Не в этот раз. Сейчас мне нужна помощь крыс. Их умение больно кусаться. Подозрение в ваших глазах неоправданно. У меня есть один поручитель. Человек, обращавшийся к вашему посредничеству не один раз.

С этими словами женщина ловко вытащила из-под просторной блузы сложенный вчетверо лист. Рацлав вздохнул, рассмотрев печать.

Черное дерево, имеющее вместо листвы черепа.

— Вахрасагэр здраво рассудил, что раз уж я все едино окажусь в столице Брайдерии, то глупо будет не посетить и второй двор. Особенно если с первым возникнут проблемы.

— За то… вами следили?

— Следят и сейчас, — с улыбкой подтвердила, сверкая глазом, женщина. — Усиленно поглядывают в сторону постоялого двора, на котором я остановилась. Сидят в общем зале выжидая, когда же я спущусь по лестнице. Но я, поверите ли, сплю. Утомилась от общения с Яромиром Храбрым. Он настолько пренебрежительно отнесся к моему визиту, что не соизволил даже выделить в своем дворце хоть какую-то комнатушку. Тяжело представлять властелина, у которого нет лена. Даже посольство не откроешь в столице Царства. Вашей кампании в этом отношении везет куда больше.

— У нас солидная орг… орган… — Рацлав с видимым усилием выговаривал заученные слова. — Органзация.

— Да органзация у вас что надо. Балбараш умеет зарабатывать деньги не только войной. Охотно обсудила бы с вами особенности, да боюсь, скоро мне придется вставать к ужину. А для этого надо вернуться во двор. Поэтому прочтите письмо.

Пока Вал, шевеля губами, дошел до конца письма у него дважды дрогнули руки. Первый раз при описании предмета просьбы. Второй при прочтении суммы вознаграждения.

Женщина терпеливо ждала.

— Ну? Крысиный Король примет скромную просьбу вахрасагэра?

У Рацлава опустились уголки губ:

— Я такого не решаю. Устроить травлю по всему Царству… опасно.

— Крысы живут ради опасности. И вахрасагэру если вы читали внимательно, нужна отнюдь не травля. Нужна провокация. А что до ваших решений, то не за деньги ли вашей кампании так роскошно живут все Крысиные Короли?

Чиновник взопрел:

— Не понимаю…

— Все вы прекрасно понимаете. Вахрасагэру известно, что крысы удобный инструмент. Инструмент давления, созданный в целях денежной выгоды и для устранения слишком ретивых конкурентов. Мишура о разбойничьих группах, которые вот так просто грабят на большаках, кого попало это удобная сказка. Вот поэтому вахрасагэр и обращается к вам. К лицу ответственному и способному выражать мнение кампании, влиять на крыс… и считать собственную прибыль. Он просит вас использовать инструмент по прямому назначению для давления.

— Вы представляете, какая это опасность? — вскинулся чиновник, словно от нехватки дергая ворот рубахи. — Если что-то пойдет не так, и я подпаду в поле подозрения. Меня просто убьют!

— Удачно ли рассмотрели сумму в письме? Мне кажется, по её получению вы сможете бросить свою кампанию. Или спокойно передать место своему сыну. С такими деньгами открыто много путей.

— Разве я не понятно сказал? Мне же никакие деньги не помогут. Это… это государственная измена. А кампания? За такую подставу меня из-под земли вытянут! Мне негде будет спрятаться!

— На этот случай, — высокомерная усмешка на лице дурнушки с необычными глазами смотрелась вызывающе. — Вам предоставит убежище сам вахрасагэр. Он ручается, это говорю вам я. Ива Блаженова.

Она потянулась кошачьим, не вяжущимся с обликом жестом и легко встав, сказала впавшему в раздумья чиновнику:

— Думайте скорее. Я пробуду в столице еще один день. В случае согласия помните, что вы попадаете под покровительство вахрасагэра. Вы и ваша семья.

Рацлав Святорадович верный служащий крупнейшей ростовщической конторы во всем Балбараше не ответил, увлеченный выписанной на сером листе цифрой.

… Ловкий и быстрый скользил в сумерках Тольяр, мотаясь от дома к дому. Возле некоторых дворов его облаивали злобные дворовые псы. Но ни хозяева, ни собаки не решались выйти ночною порою во двор. Боялись призрака.

А вот мы призраков не боялись. Вызвав онемение забившегося в глубины своего дома кабатчика, мы спокойно пошли на «вечернюю прогулку». В то время как Галур остался сторожить возле ворот постоялого двора, чтобы наш негостеприимный хозяин не вздумал подглядывать, мы гуляли. Больше всех гулял Тольяр, украдкой продвигаясь от свертка к свертку. Реваз то исчезал, то появлялся в проулках между хатами, сливаясь с растущими вдоль улицы деревьями. Я независимо поглядывал по сторонам, неспешно бредя вдоль дворов и угощаясь древесными дворами. Черешни были на диво хороши.

Неровный свет похожей по форме на арбузную скибку луны ложился на село, со всем прилежанием добавляя обыденному пейзажу какой-то магической нереальности. Все вокруг казалось чуть размазанным, а горящие в окнах светцы напоминали мне пылающие глаза чудовищ.

Позади в очередной раз послышались шаги. Реваз набегавшись селом, решил присоединиться к моей персоне.

— Подгони этого лентяя, — тихо приказал я, кивая на замешкавшегося возле дома бортника Тольяра. — Не бродить же на здесь всю ночь.

Реваз помедлил, не спеша исполнять пожелание.

— Что такое? — я обернулся и недоуменно посмотрел на… призрака. Призрак не менее удивленно пялился на меня, ошарашенный неожиданной встречей.

«Мерх!» — мысленно взвыл я, забывая, что призрачный дракон больше не отзывается. К сожалению, промолчал он и сейчас.

Так мы простояли несколько мгновений, придирчиво разглядывая друг друга, и видимо решая как поступить. Удивительно но отрепанная темная фигура в зияющем живописными прорехами плаще с жутковато подсвеченной седой бородой и блестящими глазами не вызвала у меня ужаса. Особенно живописно смотрелся вскинутый на спину духа мешок с уже собранным добром.

Видали и пострашнее. А вот призрак, похоже, впал в прострацию, когда его жуткий вид оказался проигнорирован. Реваз где-то бродил. Тольяр тащил с камней деньги. Пауза неприлично затягивалась.

— Чего уставился? — настырно спросил я. — Сказано же, иди подгони того балбеса. Или помоги собрать деньги.

Шокированный пренебрежительной наглостью дух выругался неожиданно визгливым голосом и попытался своей дрожащей лапой схватить меня за плечо. Не терплю фамильярности!

Здоровой рукой я пихнул эфирное создание в грудь. Пихнул сильно и с неожиданным эффектом. Создание с удивительной для бестелесного существа тяжестью бухнулось на пятую точку. Потом завыло так жутко, что замолкли окрестные собаки. От духа самым странным образом начал подниматься дымок. А вокруг с шипением рассыпались багровыми искрами угли.

После чего на моих глазах порождение Ночи схватилось на ноги, и с жалобным воем оставив после себя темные черепки разбитого горшка, тлеющие угли и полупустой мешок ринулся прочь. Потусторонности убегающему добавил дымящийся плащ.

— Реваааааз!!! — я рванул следом, переполошив окрестности азартным воплем. Призрак семенил на своих ножках явно быстрее. Наверное, посредством своей эфирности. Несмотря на быстрый старт где-то через пару минут меня обогнал яростно сопящий Тольяр.

Одноглазый включился в гонку с куда большей охотой, нежели прежнее обдирательство. Спиной чувствующий погоню дух припустил быстрее, резко сворачивая в неприметную щель чьего-то забора. Тольяр бодрым конем перескочил через преграду. Скрывшись из виду бегуны, сообщили о своем присутствии возней, шорохом, плеском воды и полузадушенным писком.

Осознав, что погоня закончилась, я отдышался и с достоинством встав, стал ждать. Немного погодя из щели показался Реваз. Подобно терьеру, тащащему из норы в зубах мышь, мой телохранитель тащил за собой слабо брыкающегося духа. Следом вылез, тяжело дыша и поправляя сползающую с глаза повязку Тольяр.

— Шустрый, — коротко охарактеризовал добычу Реваз. Брошенный на землю дух на поверку оказался седым старичком, наряженным в нелепые жутковатые лохмотья. Еще не сообразив, что его инкогнито раскрыто он принял отчаянную попытку. Протянул к Драконьему Призраку руку и, выпучив глаза, замогильным голосом простонал:

— Пооожииивааа! Сссыыыыыть!

— И кто же тут ссыть? — иронично уточнил Тольяр, наклоняясь к старичку и одним движением срывая с глаза повязку. Старичок икнул и притих.

— Стало быть, это и есть злобный, каверзный дух? — любезно убедился я. — Мрачное виденье полуночи, приносящее своим смрадным дыханием глад? Хе? Реваз, помоги духу подняться.

Охранник без видимого усилия поставил дедка на ноги. Тот заполошно оглядывая нас, отряхнулся.

— Я Кразвер известный волшебник, ученик великого друида Нудда — победителя сорока трех духов, — с претензией на величие представился беглец.

— Ты жулик, — серьезно добавил я. — Наглый обманщик, запугавший крестьян притворяющийся духом и паразитирующий за счет честных плательщиков податей.

Дед опешил. Мохнатые брови сердито взмыли вверх:

— А сами то кто будете? — сварливо спросил он. — Чего якшаетесь, когда все добрые люди спят?

— Мы из казначейства Великого Дракона Триградья, — не дал я старичку перейти в атаку. — Расследуем, почему это крестьяне стали меньше податей платить в казну. И только что нашли главную тому причину. Старого ловкача.

— Я волшебник! — взвизгнул, свирепо дернув бороденкой, старец. Я сделал шаг, напирая на него и дедок от неожиданности попятился, упершись в монументально непоколебимого Реваза:

— Да какой ты волшебник? Шельмец ты! Обманываешь односельчан! И самое страшное — пытался обмануть Триградье! И как у тебя язык поворачивается волшебником себя называть? Бандюга! В конце концов, ежели ты волшебник покажи это. Заставь пойти дождь из вина. Прикажи земле разверзнуться или окрестным собакам пройти маршем из одного конца села в другой. Помочись огнем, — с мстительным удовольствием предложил я.

Вредный дед мрачно зыркнул на меня. Нехотя признался:

— Не могу.

Тольяр фыркнул.

— Что и требовалось доказать, — торжественно закончил я. — Не стыдно тебе, жулье престарелое?

— Я не могу этого сделать сейчас! — тут же стал драть горло ученик победителя сорока трех духов. — Но я волшебник!

— Что делать будем, волшебник?

Ершась, точно обмоченный в луже петух дедок, снова оглядел наши неприветливые лица.

— Пойдемте ко мне в дом, — зашиблено предложил он. — Не стоять же на улице.

… В очаге чуть тлело пламя. Приморенный черный кот валялся на припечке. На полках теснились десятки горшков источающих разнообразные запахи. Скрипели подгнившие половицы.

Старый Кразвер подслеповато щурясь, разжег на столе свечи и повернулся к нам. Тольяр ногой катал по полу метлу. Реваз сидел на поставленным перед выходом табурете:

— Угощать мне вас нечем. Всё на улице.

— А мы и не за угощением пришли. Рассказывай, дедуля. Объясняй, за чем мы тебя тут застали. А то односельчане могут оказаться менее терпимыми, чем я.

— Я волшебник, — надулся старик.

— Уже слышали. Ты же привидение.

Дед с кряхтением опустился на грубо сколоченный табурет.

— Да нет, — досадливо продребезжал он. — Не привидение. Пустого Элошу я на людей спустил. Оне первой порою ко мне с вилами ходили — уйми, мол, а не то. Где ж им дерьмецам меня запугать? Предупредил их, что Пустой Элоша теперича всегда приходить станет. А ежели меня хочь пальцем тронут — то он им все село сожжет. Сперва не поверили — отколотили. А на следующее утро те, кто бил с обгорелыми культяпками прибегали. Те, что живыми были! Потому как половину к первым петухам Элоша упрятал в вырванные из могил гробы! Белугами рыдали. В ноги кидались, — старичок зловеще хохотнул, утерши дрожащей рукой проступившие на глазах слезы. — Детьми просили! На пузах по грязи ползали! А я не простил! Никого не простил! Всем сказал — кто откуп делать не станет тот не жилец. А ежели меня кто зацепит им всем! Никому уйти Пустой не даст!

— Так дух действительно селом ходил?

— А то, как же, — с гордостью кивнул старик. — Пустой Элоша меня слушал еще, когда Нудд меня учил! За год они у меня вот где! Бояться в гроб попасть! Все трясутся!

— И где же сейчас этот дух?

Старик помрачнел. Обвисший как у индюка подбородок возмущенно затрясся.

— Нету его. Уж с месяц как пропал. Не отзывается — я ужо и круги чертил, и можжевельник выжигал… нету. И вовсе нету ничего, — он сгорбился и опустил плечи. — Ничего нету. Я не могу больше. Ничего не могу.

Дернув плечами, он вдруг зачастил, словно оправдываясь, хотя все молчали:

— Что ж мне теперь с голоду подыхать?! Оне все одно по хатам сидят! Так что ж мне теперь? Столько еды, деньги… — на глазах вдруг снова выступили слезы. А я запоздало сообразил, что старикан ни с кем не общавшийся долгие годы, живший один и видевший жизнь только в запугивании других, начавши говорить, уже не мог остановиться. Его просто трясло. А мы слушали что-то вроде признания.

— Мне только пройтись раз. Собрать. А они все равно по домам сидели. Трясутся за жизнь. Носа до рассвета не выкажут.

— И сколько еще ты думаешь их водить за этот самый нос? — вдруг спросил Тольяр. — Месяц? Два? Они ведь все равно выйдут. А когда выйдут и увидят вместо ужасного духа немощного старика, то попросту прибьют тебя. Надеешься, что силы твои вернуться? Не обманывай себя.

— А ежели не вернуться то хоть поживу еще сколько-нибудь сытенько. А ежели не вернуться, то мне уж и все равно. Зачем мне жить, коль ничего больше не смогу?

Глядя на этого жалкого наряженного в дранье старика, живущего в какой-то убогой лачуге одноглазый не нашелся что ответить. Я предпочел промолчать.