Избранное

«Пролетарий

туп жестоко —

дуб

дремучий

в блузной сини!

Он в искусстве

смыслит столько ж,

сколько

свиньи в апельсине.

Мужики —

большие дети.

Крестиянин

туп, как сука.

С ним

до совершеннолетия

можно

только что

сюсюкать».

В этом духе

порешив,

шевелюры

взбивши кущи,

нагоняет

барыши

всесоюзный

маг-халтурщик.

Рыбьим фальцетом

бездарно оря,

он

из опер покрикивает,

он

переделывает

«Жизнь за царя»

в «Жизнь

за товарища Рыкова».

Он

берет

былую оду,

славящую

царский шелк,

«оду»

перешьет в «свободу»

и продаст,

как рев-стишок.

Жанр

намажет

кистью тучной,

но, узря,

что спроса нету,

жанр изрежет

и поштучно

разбазарит

по портрету.

Вылепит

Лассаля

ихняя порода;

если же

никто

не купит ужас глиняный —

прискульптурив

бороду на подбородок,

из Лассаля

сделает Калинина.

Близок

юбилейный риф,

на заказы

вновь добры,

помешают волоса ли?

Год в Калининых побыв,

бодро

бороду побрив,

снова

бюст

пошел в Лассали.

Вновь

Лассаль

стоит в продаже,

омоложенный проворно,

вызывая

зависть

даже

у профессора Воронова.

По наркомам

с кистью лазя,

день-деньской

заказов ждя,

укрепил

проныра

связи

в канцеляриях вождя.

Сила знакомства!

Сила родни!

Сила

привычек и давности!

Только попробуй

да сковырни

этот

нарост бездарностей!

По всем известной вероятности, —

не оберешься

неприятностей.

Рабочий,

крестьянин,

швабру возьми,

метущую чисто

и густо,

и, месяц

метя

часов по восьми,

смети

халтуру

с искусства.