Избранное

Этот сорт народа —

тих

и бесформен,

словно студень, —

очень многие

из них

в наши

дни

выходят в люди.

Худ умом

и телом чахл

Петр Иванович Болдашкин.

В возмутительных прыщах

зря

краснеет

на плечах

не башка —

а набалдашник.

Этот

фрукт

теперь согрет

солнцем

нежного начальства.

Где причина?

В чем секрет?

Я

задумываюсь часто.

Жизнь

его

идет на лад;

на него

не брошу тень я.

Клад его —

его талант:

нежный

способ

обхожденья.

Лижет ногу,

лижет руку,

лижет в пояс,

лижет ниже, —

как кутенок

лижет

суку,

как котенок

кошку лижет.

А язык?!

На метров тридцать

догонять

начальство

вылез —

мыльный весь,

аж может

бриться,

даже

кисточкой не мылясь.

Все похвалит,

впавши

в раж,

что

фантазия позволит —

ваш катар,

и чин,

и стаж,

вашу доблесть

и мозоли.

И ему

пошли

чины,

на него

в быту

равненье.

Где-то

будто

вручены

чуть ли не —

бразды правленья.

Раз уже

в руках вожжа,

всех

сведя

к подливным взглядам,

расслюнявит:

«Уважать,

уважать

начальство

надо…»

Мы

глядим,

уныло ахая,

как растет

от ихней братии

архи-разиерархия

в издевательстве

над демократией.

Вея шваброй

верхом,

низом,

сместь бы

всех,

кто поддались,

всех,

радеющих подлизам,

всех

радетельских

подлиз.