Избранное

УХВАТОВ ФЕДОР ПАВЛОВИЧ.

РАЯ, его супруга.

БУСЬКО АНТОН СТЕПАНОВИЧ.

КЛЕПКИН СИЛАН ДАНИЛОВИЧ.

КУДАСОВ.

ГАРИК.

СТЕЛЛА.

НАТАЛЬЯ НИКОЛАЕВНА.

АЛЕША, потом он — Алексей Алексеевич.

ЗРИТЕЛИ, с чувством юмора — по семьдесят семь человек на каждого отрицательного персонажа в спектакле.

Всякий из нас по своему усмотрению волен пристегнуть к какой-нибудь житейской были народную мудрость:

«Что посеешь, то и пожнешь!» Или:

«Как аукнется, так и откликнется». Или:

«Не в свои сани не садись!» Или:

«Не все коту масленица, бывает и великий пост».

А если задуматься, какой же сюжет, какая житейская история лежит в основе каждой из этих пословиц?

Есть над чем подумать… Почему все же народ так часто обращается, в сущности, к одной и той же мысли? Вероятно, и в жизни не реже встречается такое, о чем говорится в пословицах. Человеческий нравственный опыт втуне не пропадает. Конечно, в генах он по наследству не передается, а живет в традициях, в обычаях, в рассказах бывалых людей. Иногда в сказках. Иногда в былинах. Иногда в протоколах, сохранившихся в архивах. (Если их пощадили мыши, а они нередко обгрызают «историю».) Вот и у меня всплыла в памяти полузабытая частная быль — смешная, забавная и одновременно грустная и печальная. И мне показалось, что она может быть и поучительной, несмотря на то, что случилось это давным-давно. Может, только некоторые дедушки да бабушки и припомнят ее.

А «соль» этой были вот в чем. Тот, кто попирал слабого, угождал сильному, льстил, врал, криводушничал, выгадывал, пренебрегая благами других ради собственной сытости, кого одолевало честолюбие и чванство, тот сам себе готовил неотвратимую кару — позор и унижение в конце жизни или дурную память после смерти. Опущенные долу глаза и стыд — вот удел внука за содеянные худые дела предка. И горько ему будет от бессилия избавиться от такой памяти и «славы». История эта началась в тот год, когда на наш город обрушилось несчастье — землетрясение. Для нас это было неожиданной бедой. В других странах землетрясение повторяются и, говорят, с еще большими последствиями. Но для нас тогда эта стихия была ужасной. Всю историю рассказывать, скорее всего, не следует. А вот — с чего началось и чем кончилось — поведать стоит.

Как аукнулось? И как откликнулось?

В народных пословицах ведь в трех словах все сказано. И догадливый понимает — к чему это: «Гром не грянет — мужик не перекрестится».

Пролог

Комната в коммунальной квартире. В те довоенные времена люди чаще всего жили в коммунальных квартирах с бедной обстановкой. Страна с трудом поднималась на ноги после разрухи. Никто нам тогда не помогал, а врагов было и вне и и внутри — тьма. Ох, как они мешали! А зачастую и свой же услужливый дурак или шкурник становился опаснее врага. Этакие задавали хлопот и себе, и другим.

Ночь на исходе, а молодая хозяйка Р а я не спит. Вчера вечером не явился с работы муж, и она, естественно, волнуется, переживает, охает, мечется по комнате и места себе не находит. С потолка низко свисает яркая лампочка. Обращает на себя внимание массивная широкая дверь с бронзовой головой льва. В пасти льва — кольцо.

Рая не одна в комнате. Ее успокаивает и утешает соседка — Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а, — пожилая душевная женщина. Во дворе что-то грохнуло со звоном, даже стекла в окнах задребезжали. Рая испугалась, прижалась к Наталье Николаевне.

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. Рая! Ну что ты? Нельзя же так!

Р а я (жалостливо). Что-то вдрызг… На мелкие осколки… Это опять землетрясение! Мне страшно.

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. Успокойся. У тебя ведь малое дитя. Светланку пожалей. Пропадет молоко, что тогда? Успокойся. Это не землетрясение! Это уже только гроза, всего лишь гром. Успокойся.

Р а я. Ну что вы говорите, Наталья Николаевна?! Три часа ночи, а его нету. Как я могу успокоиться? Вы же сами знаете, что у нас в городе произошло. Такая катастрофа! И опять гремит.

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. Мало ли что могло задержать человека. Может, товарища встретил, по рюмочке взяли… Может, сели в карты поиграть… Чтобы отвлечься.

Р а я. Что вы?! На руинах? В карты? Такого с ним никогда не бывало. Он всегда приходил домой вовремя. А тут…

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. Я уверена, что с твоим Федором ничего не случилось.

Р а я. После такой катастрофы у него седые волосы появились… За одни сутки. Это что?

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. Не он же виноват в этой катастрофе.

Р а я. Вы простите, Наталья Николаевна. А что с вашим Виктором Васильевичем?

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. Это просто какое-то недоразумение. Видишь, я даже не очень и беспокоюсь.

Р а я. Вижу, как вы не беспокоитесь. Не слепая.

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а (одержимо). Я уверена — он жив, он цел, он вернется! Я-то знаю своего мужа. Я уверена в нем. Он ведь… Ему надо… Он должен закончить серьезную статью. Он накануне… перед тем… вот наброски делал. (Достает из-за пазухи красненькую записную книжку.) Осталась… Да нет! Вернется! Ты не сомневайся, Раечка!

Р а я. Ну что вы! Я знаю, что вы хороший человек. И ваш Виктор Васильевич тоже был хороший человек. Даже он не мог предотвратить этот катаклизм, это землетрясение.

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. Вот видишь — и ты уверена. Спасибо. Будь спокойна, за это кто-то поплатится. Такие шуточки даром не проходят. Ведь кто-то должен был предвидеть, предупредить! Столько урону! Столько разрушенных домов!

Пауза.

Р а я. Ночь на исходе, а его нет. И что мне теперь делать?

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а (помолчав). Ну, Раечка, я пойду. Ведь поздно уже. А мне завтра рано вставать на службу. Я пойду.

Рая заплакала.

Ну что ты, Рая, Рая?!

Р а я (сквозь слезы). Мне страшно одной…

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. Ну хорошо, я с тобой побуду. Поплачь, поплачь. Слезки душу обмоют, и ты успокоишься. Вот уже и светает, кажется. Скоро солнышко взойдет. А тогда и пойдем его искать, коли сам не придет. Скоро Светлана твоя проснется. Звоночек твой.

Р а я. А у меня молока совсем нет. Пустая грудь…

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. А ты выпей компоту. Я сейчас принесу.

Р а я. Не надо, Наталья Николаевна, спасибо. У меня кисель клюквенный есть.

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. Ты и попей. Иди попей.

Рая выходит и тут же возвращается с чашкой в руке.

Р а я. Наталья Николаевна! Неужели бог такой несправедливый? Ведь мой Федор был тише воды, ниже травы. Ни с кем не ссорился, никому дорогу не перешел. Сам боялся критики и никого не критиковал. Бывали разные диспуты и дискуссии, так он же удирал от них. Может, я нехорошо говорю о нем?.. Но какой от него вред? Если когда-нибудь голосовали, он ведь никогда первым руку не поднимал. Присматривался — куда больше, туда и он. Никому не перечил. Никакой хулы от него не слыхала. Даже теперь, когда… Он вздыхает и молчит. Поседел весь. (По секрету.) Даже вши появились… от переживаний. За что же тогда? Если бог есть, он должен его пощадить.

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. Успокойся, Раечка, успокойся. Какая же ты, право, трусиха. Да ведь ничего не случилось. А ты отпеваешь.

За занавеской загугукала Света. Рая пошла к дочурке. Света утихает.

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. На костер возводят еретиков… А он… Ну, какой он еретик?

Р а я. Ну нету молока, Светочка. Нету. (Выходит из-за занавески.) Вот и ночь кончается. Светает. Спасибо вам, Наталья Николаевна. Идите к себе. А то и вы тут страдаете всю ночь со мной… (Прислушивается.) Кто-то хрипит…

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. Это тебе показалось.

На стене прохрипел, будто прочистил свое горло, черный диск репродуктора. Раю и это испугало. Она прильнула к Наталье Николаевне. Из репродуктора полилась звонкая мелодия песни:

Р а я. А мы еще не ложились…

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. Какая песня хорошая. Чистая такая, задорная. Хорошо день начинать такой песней.

Р а я. Какой шарф у вас… мя-агкий, нежный…

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. Это подарок мужа. (Разворачивает шарф. На пол падает красненькая книжечка. Рая поднимает ее.)

Р а я. Красивая книжечка. (Отдает Наталье Николаевне.)

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. Только начал. Вот послушай. (Читает.) «Несколько наводящих вопросов о связи времен. Отходя ко сну, спроси себя сам: «Что ты сделал сегодня?» Подведи итоги делам твоим…»

За окном резкий сигнал автомобиля. И этот гудок испугал Раю, она опять прижалась к Наталье Николаевне. Обе опасливо посматривают на дверь.

Р а я. Наталья Николаевна, родненькая, не оставляйте меня одну. Мне страшно…

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. Ну что ты, Раечка, что ты?! Я с тобой. Не бойся, милая, не бойся, рыбка…

Громкий, властный стук в дверь.

Иди открой.

Р а я. Я не могу встать. Я встать не могу.

Наталья Николаевна, положив на подоконник красную книжечку и шарф, пошла к двери. Открыла дверь и отступила. В комнату вошел Ф е д о р П а в л о в и ч У х в а т о в. Остановился у порога, увидя Наталью Николаевну в своей квартире. Рая и Наталья Николаевна заглядывают за спину Ухватова, ожидая еще кого-то. Но Ухватов рывком захлопывает дверь. Рая кинулась мужу на шею.

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. Ну вот. Получай мужа. (Вздохнула.)

Р а я. Федя! Федечка! Пришел наконец!

У х в а т о в. Ну, чего ты? Сдурела? Что такое? Что тут случилось?

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а (радостно). Ну вот и всё, и всё. А ты беспокоилась. (Ухватову.) Она так волновалась, так тревожилась, боялась за вас. Всю ночь не спала… (Замечает неприязнь, даже враждебность Ухватова, и радость исчезает с лица Натальи Николаевны. Голос у нее становится глуше, тише, будто она в чем-то виновата.) А вы, хвала богу, пришли. Я ей говорила… А теперь могу и уйти. Спокойной ночи. (И она идет к двери, униженная, тихая, виноватая.)

Р а я. Спасибо вам, Наталья Николаевна! Спасибо!

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. Не за что. (Вышла.)

У х в а т о в (шепотом). Чего она здесь? Что ей тут надо?

Р а я. Федя!

У х в а т о в. Почему ты с ней водишься?

Р а я. Федя, ты послушай…

У х в а т о в. Ты что, маленькая? Не понимаешь? Не знаешь — кто она?

Р а я. Она душевный человек. Добрая женщина!

У х в а т о в. Не заступайся. Где ее муж? Кто он? Ты что? Не знаешь, чем это пахнет? Ты хочешь и сама влипнуть и меня под монастырь подвести?

Р а я. Федя! (Несмело оправдывает Наталью Николаевну.) А я ее позвала… Я места себе не находила, всю ночь дрожала, как в лихорадке. Ты всегда домой приходил аккуратно, а тут — жду всю ночь, целую ночь… У меня даже молоко пропало. Она… Федя, она — хороший человек. Я ведь думала, я боялась, что тебя… Сам видишь — что с городом стало.

У х в а т о в. Да-а, катаклизм небывалый…

Р а я. И много людей погибло?

У х в а т о в. Да каких! Пока не считали. И меня тряхнуло! Подкинуло! Ну в общем — собирай монатки. Я уже не инструктор.

Р а я (опустилась на стул). Фе-едя!..

У х в а т о в. Чего ты, глупая? Меня посадили на свободную должность. Я теперь буду хозяином города. Временно. Ясно?

Р а я. Что ясно, что ясно? Как ты смеешь так говорить? Ты что? (Покручивает пальцем у виска.)

У х в а т о в (посмеивается). Да! Я теперь — председатель исполкома. Вместо Бурлакова. Правда, врио, временно исполняющий обязанности.

Р а я. Он еще и улыбается! Федя! Этим не шутят! Это — власть! Ты нездоров?

У х в а т о в. Вот баба бестолковая — не верит. Это уже факт.

Р а я. А… а… А Бурлаков где?

У х в а т о в. Его нет. Исчез. Тогда же — ночью. И следов нет. Ну что ты хочешь? Так тряхнуло! Не он один исчез.

Р а я. И ты пошел на его место? Ты понимаешь, какая это должность? Там и святой теперь никому не угодит! Всему народу ведь не угодишь? Как ты на это согласился?

У х в а т о в. А что я мог сделать? Меня вызвали на заседание… Всю ночь прели… У меня душа с телом распрощались, когда внесли предложение… Я сказал: «Не справлюсь! Я не сумею…»

Р а я. Ну, конечно, Федя. А они?

У х в а т о в. «Научим», — говорят.

Р а я. Хорошее дело — «научим».

У х в а т о в. Я говорю: «На такую должность я не подкован».

Р а я. Н-ну, верно же!

У х в а т о в. А мне: «Подкуем», — говорят.

Р а я. Ну, конечно, подкуют. Не сомневайся.

У х в а т о в. Такой участок работы… Я могу провалить.

Р а я. Конечно!

У х в а т о в. «…Не допустим, — говорят. — Не боги горшки обжигают. Подберешь надежные кадры…»

Р а я. Ох, смотри, сам не обожгись. Какие кадры? Где они?

У х в а т о в. Я говорю: «Боюсь я. Допущу какую-нибудь ошибку, оплошность, и меня… опять же…»

Р а я. Ну конечно же…

У х в а т о в. Тогда этот… ну… — «Ты чего ломаешься, как… Чего упорствуешь? Как это расценивать? Авансом амнистию просишь? Да?»

Р а я. Федя, соглашайся. Хватит. Пока не поздно.

У х в а т о в. Тут я и согласился. Тем более — временно исполняющий обязанности. Вот так меня тряхануло и подкинуло.

Р а я. Это уже хуже. (Чмокает.) Временная власть — хуже. Ох, подкидыш ты мой несчастный!..

У х в а т о в. Теперь мне только правильную линию нащупать. (Встает, ходит по комнате.) Найти правильный ориентир… Я — кто? Власть? Но ведь я только (прибедняется) исполнительная. Вот в чем мой корень. Исполнительная.

Р а я (прочно уселась на стуле). Принеси мне киселя.

У х в а т о в (приносит чашку с киселем; будто угодливый лакей). Какие еще будут распоряжения?

Р а я (выпивает кисель). Вылижи остатки.

У х в а т о в (несмело). Я, может, помою?

Р а я. Вылижи! И поставь чашку вверх дном! И табурет тоже.

У х в а т о в (ставит чашку вверх дном, переворачивает табурет вверх ногами; со злобой). Еще что?

Р а я. А почему ты все это сделал? Почему? Ты бы хоть подумал.

У х в а т о в. И не подумаю думать! Если потребуется, я все поставлю вверх дном, я все переверну вверх ногами. Если потребуется — даже тебя! (Обнимает ее.)

Р а я. Ты что? Ошалел? Сумасшедший! Упаду! (Вырывается.)

У х в а т о в. Тебе можно. А мне падать нельзя. Страшно. (Окинул взглядом квартиру.) Теперь смотри в оба! (Замечает на окне шарф Натальи Николаевны, показывает на него пальцем. Помолчав.) Это ее?

Р а я. Натальи Николаевны.

У х в а т о в. Сейчас же выбрось! Чтобы ею тут и не пахло.

Р а я. Я сейчас отнесу.

У х в а т о в. И скажи, что мы с ней и не были знакомы.

Р а я. Не могу я так, Федя.

У х в а т о в. Не можешь — научим. Не хочешь — заставим.

Р а я (бережно сворачивает шарф и идет к двери). Федя, ты становишься…

В коридоре хлопнула дверь, кто-то протопал мимо.

У х в а т о в. Стой! Подожди! А то сволочь какая-нибудь увидит… и на заметочку твои связи с этой… (Приоткрывает дверь и через щелку выглядывает в коридор.)

Р а я. Федя! Не надо так!

У х в а т о в. Именно так надо! Только так. Теперь ступай. Отдай и сию же минуту домой. (Выпускает жену, а сам сторожит.) Рая! Не разглагольствуй! Ты слышишь? Домой!

Рая тут же возвращается.

Р а я. Мне стыдно. Мне очень стыдно, Федя.

У х в а т о в. Сказано: привыкай!

Р а я. Я так сочувствую Наталье Николаевне. Жалко ее…

Ухватов, полоснув взглядом жену, стал передвигать громоздкий шкаф, чтобы закрыть им дверь к соседке. Мог ведь и надорваться. И что придало ему столько силы?

У х в а т о в. И не смей распечатывать!

Р а я. Ты закрыл вход к честным людям!

У х в а т о в. Язык, язык прикуси!

Пауза.

Р а я. Ой, не справишься ты с людьми…

У х в а т о в. Ничего, справлюсь. Вот подберу кадры…

Р а я. Где эти кадры? Где ты их найдешь?

У х в а т о в. Кадры? Они меня найдут. Сами придут. А я выберу.

Стук в дверь.

Р а я. Пожалуйста, пожалуйста, входите!

Входит К у д а с о в.

К у д а с о в. Доброго утра, Федор Павлович! Доброго вам утра, Раиса Яковлевна!

У х в а т о в. Вот он — первый кадр. Доброе утро.

К у д а с о в (принюхался, радостно). А у вас клюквенный кисель! Верно?

Р а я (удивилась). Верно. Но откуда вы знаете?

К у д а с о в. Меня природа одарила таким обонянием, что… Ну, Федор Павлович, поздравляю вас! И вас, Раиса Яковлевна, тоже поздравляю. Искренне, сердечно поздравляю. Я рад, рад, искренне рад!

У х в а т о в. Ты смотри, уже пронюхал!

К у д а с о в (хвастает). Федор Павлович! Даже самые секретные новости в городе мне первому становятся известными. К примеру: исчез Бурлаков. А я уже через полчаса знал.

У х в а т о в. Да ты, скорее всего, за час до того знал.

Р а я, погрозив мужу пальцем, ушла к дочери.

К у д а с о в. Догадывался — да. Хе-хе-хе… Шутите, Федор Павлович. А шуточки все же горькие. (Скорбно.) Ах, ах, ах, ах!.. Какая атмосфера! (Еще доверительнее.) Какая атмосфера! А? Какой катаклизм! Такие потери! Как же тут можно жить, как же тут можно работать? Такая неуверенность… (Ждет ответа.)

У х в а т о в (пристально смотрит Кудасову в глаза). Э-э-э-э! Нет, товарищ Кудасов! У нас будет чудесная атмосфера! Вчера была встряска, а сегодня у нас можно жить и можно работать. Установку слыхал: «Жить стало лучше, товарищи, жить стало веселее. А когда весело живется, то и работа спорится».

К у д а с о в. Ясно. Но после встряски образовались щели. Кабы там не завелись паразиты.

У х в а т о в. Вытравим паразитов. Проведем дезинфекцию. А щели заселим верными людьми, бдительными, с хорошим нюхом.

К у д а с о в. Теперь, Федор Павлович, у нас ответственный момент: надо на главные участки подобрать своих людей — верных, надежных, преданных душой и телом.

У х в а т о в. Об этом я и толкую. (Призадумался.) Вот соображаю… Думаю…

К у д а с о в (принюхался). Селедочка!

У х в а т о в. Что, селедочка?

К у д а с о в. Там, у Раисы Яковлевны. Маринованная.

У х в а т о в. Да-а, нюх отменный.

К у д а с о в. А какие у нас главные участки? Что главное для нашего советского человека? Для народа? Для рабочего класса?

У х в а т о в. Социализм.

К у д а с о в. Правильно, социализм. А конкретнее?

У х в а т о в. Классовая борьба.

К у д а с о в. А еще конкретнее?

У х в а т о в. Ну, давай, давай сам. Что?

К у д а с о в. Три вещи. Еда — раз! Хата, квартира — два! И одежда — три! Вот где ключевые должности: горпищеторг, горпромторг и горжилуправление.

У х в а т о в. Верно. Это «три кита».

К у д а с о в. С луком и конопляным маслицем.

У х в а т о в. Не понимаю.

К у д а с о в. К селедочке…

У х в а т о в. Слушай, Кудасов, не злоупотребляй нюхом.

К у д а с о в. Обратите внимание, Федор Павлович, бюрократы и паразиты в системе торговли, чтобы скомпрометировать советскую власть, кое-где искусственно морили голодом рабочий класс.

У х в а т о в. Ты хочешь накормить его?

К у д а с о в. Накормлю! На собственном опыте убедитесь.

У х в а т о в. И сам будешь сыт?

К у д а с о в. Сыт ли, голоден ли, но жаловаться не приду.

Входит Р а я.

Р а я. Федя, ты бы позавтракал. Вчера пообедал и с тех пор не ел.

К у д а с о в. Есть причина даже опрокинуть. Так сказать, замочить кресло, чтоб не рассохлось, чтоб устойчивее было.

У х в а т о в. И с этого начинать? Ну, знаешь…

К у д а с о в. Федор Павлович! Это же народная традиция! Народная. А мы кто? И служим кому? Народу. Иначе — нас не поймут. Народ отвернется. Вот как.

У х в а т о в. Да, но я этого зелья в хате не держу.

К у д а с о в. Подчиненные должны быть предусмотрительными. Во всем. И даже в этом. (Вынимает из портфеля поллитровку.)

Р а я. Федя! Подглядит кто-нибудь, донесет… (Ставит на стол завтрак.)

К у д а с о в. А мы должны быть аккуратными. (Закрывает дверь на крючок, а в замочную скважину вставляет карандаш, обернутый носовым платком.)

У х в а т о в. Ловко!

К у д а с о в. Береженого бог бережет. А поскольку бога репрессировали, надо самим не зевать.

Р а я приносит стаканы, закуску.

У х в а т о в (наливает в стаканы). Ну!..

К у д а с о в. Итак, Федор Павлович… выпьем за нашего…

У х в а т о в. Выпьем… За нашего любимого…

К у д а с о в (тоже встал). …Родного…

У х в а т о в. …Отца и учителя…

К у д а с о в. Всех времен и народов… А Раиса Яковлевна?

У х в а т о в. Рая! Иди сюда! (Наливает и ей в стакан.)

Р а я. Федя, не наливай. Я пить не буду. Ты же знаешь. Не наливай.

У х в а т о в. Что-о? (Шепнул ей что-то на ухо.) До дна!

Р а я (хватает стакан, сгоряча выпивает всю водку, поперхнулась). Извините, я совсем не умею пить.

У х в а т о в. Научим. А теперь закусывай.

Дружно сели. Молча жуют, сосредоточенно.

К у д а с о в. Между первой и второй рюмкой должен быть максимально короткий перерыв. (Наливает.)

Р а я. Ой, я там Светланке молоко поставила… (Торопливо выходит.)

К у д а с о в (поднимает стакан). Я рад поднять этот бокал за ваше назначение! Я рад выпить эту чару за то, что буду работать под вашим началом.

У х в а т о в. Давай, давай! (Пьют.) А ты говорил: «Атмосфера. Сегодня… завтра… неуверенность».

К у д а с о в. Я не в том смысле. Я в том смысле, что… (Старается вывернуться.) Сколько среди нас было врагов, и всех ли мы выловили?! Вот какая неуверенность. И трясет! Землетрясение! Вот! Руины… Обломки…

У х в а т о в. Обломки уберем, руины расчистим и атмосферу…

К у д а с о в. Уже легче дышится.

У х в а т о в. Надежные люди есть? Есть!

К у д а с о в. Конечно! Вот, например… А вы?! Вот вас теперь подняли. Разве для вас есть что-нибудь дороже своего долга?

У х в а т о в. Нет!

К у д а с о в. Кем вы были? На кирпичном заводе?

У х в а т о в. Глину месил. А потом выдвинули. Теперь еще раз выдвинули.

К у д а с о в. Вот! Пьем за выдвижения! За передвижения!

Наливают, пьют.

У х в а т о в (уставился на Кудасова). А ты кто? Твои родители до семнадцатого года — кто? И ты — кем был до…

К у д а с о в. Рыкшей.

У х в а т о в. Рыкшей?

К у д а с о в. По существу — рыкшей. И дед мой, и отец мой, и я. Извозчики на чужих лошадях. По существу — на мне ездили. Значит — рыкша! А теперь я… кто… буду… у вас?..

У х в а т о в. Что-то ты торопишься к власти.

К у д а с о в. А как же не торопиться? Прозевать можно. Вы наберете с такими биографиями, что… Мне трудно будет тягаться. Я откровенно. Мой дед царя не убивал. Декабристом не был. Пятый год — на печи проспал. Он, дурак, о внуках не заботился. А ведь вон сколько внуков у лейтенанта Шмидта! Правда, отец мой в гражданскую не подвел (удивляется), не примкнул ни к Петлюре, ни к Булаховичу. Устоял! И на том спасибо. А мог бы на революционной волне взлететь… А теперь вот и я вроде мусора был бы, если б не классовое чутье и преданность.

У х в а т о в. Теперь, конечно, после победы, когда власть окрепла, к ней все липнут, все хватаются, бодрыми попутчиками в ногу шагают. Да власть-то не дура, присматривается и от кого надо — отмежевывается, отсекает. Только случай иногда помогает. Только на случай надежда твоя.

К у д а с о в. За счастливый случай тоже… можно отблагодарить. Так кто я… буду… у вас?

У х в а т о в. Вижу — я тебе нужен. А?.. Будешь… моей правой рукой?

Оба захмелели. От выпитой водки? От взаимного восхваления? Или от сознания, что дорвались до власти?

К у д а с о в. Ясно. Теперь я погарцую.

У х в а т о в. На мне?

К у д а с о в. Что вы?! Что вы?! Вы, можно сказать, историческая фигура! Если на то пошло… Хотите я вас покатаю? А? Садитесь верхом. Хотите?

У х в а т о в. Еще уронишь. Нет! (Отмахнулся.) Не хочу.

К у д а с о в. Я ведь… (Почти со слезой.) Ради уважения… Эх… (Запевает.) «Бродяга Байкал переехал, навстречу родимая мать…»

Р а я (вбегает, испуганная). Федя!

Оба умолкают, прижав палец к губам. Пауза. Р а я уходит.

У х в а т о в. Вот, гляжу я, мы, как птицы. Очень похожи на птиц… люди. Ты видел когда-нибудь, как синицы ведут себя у кормушки? Ухватит кусочек и тут же сторону. И прежде, чем клюнуть, семь раз оглянется. И от чего это сталося с синицами? Всегда настороже.

К у д а с о в. Потому, что кошка где-то рядом. Или еще какой свой пернатый хищник. (Осенило.) Ясно, Федор Павлович! Усек. Прежде, чем раз клюнуть, надо семь раз оглянуться. Просветили. Какая книжечка! (Его давно уже искушала красная книжечка на окне.)

У х в а т о в (давно уже заметил любопытство гостя; взял книжечку, листает). Это жена любит переписывать из книг всякие высказывания и выдержки. Поэтов разных. Пролетарских особенно. А потом мне сообщает… Вот… (Читает.) «Несколько наводящих вопросов о связи времен. Отходя ко сну, спроси себя сам: «Что ты сделал сегодня?» Подведи итоги делам твоим. Может, чужое просо вытоптал, обидел кого?..» Что ты сделал? Сегодня!

К у д а с о в (кричит, оправдывается). Ничего я не сделал такого. Мура какая-то! Еще допрашивать самого себя! «Спроси себя…» Есть кому допрашивать. Мура и все. Вытяжки нет. Сиропа… Вот давайте выпьем и закусим. Еще и прокурором над собой будь. Тьфу! (Опять запевает.) «На-алей! Выпьем, ей-богу, еще-е…» (Наливает.)

И надо же — как раз в это время кто-то постучал в дверь. Вбегает испуганная Р а я. Стук настойчиво повторяется.

Р а я. Я же говорила…

У х в а т о в. Убрать!

Убирают стаканы, прячут бутылку.

К у д а с о в (в панике засовывает в карманы ножи и вилки; выхватил из портфеля газету, читает вслух заглавие статьи). «Крупная победа советских металлургов. Первый советский блюминг перекрыл проектную мощность…»

Р а я. Я же говорила, я же говорила…

У х в а т о в. Ладно, говорила. Кто там?

Рая открывает дверь. На пороге — Б у с ь к о, с корзиной и самодельным чемоданом.

Р а я. Пожалуйста.

У х в а т о в (вроде и обрадовался). А, цэ ты?

Б у с ь к о. Я. Здоров! (Лезет обниматься.)

У х в а т о в. Здоров!

Обнялись, хлопают друг друга по спине.

Б у с ь к о. А цэ твоя жинка?

У х в а т о в. Она самая.

Б у с ь к о (удивляется). Така малюпасенька? Хе-хе-хе. Така кнопочка? (Намеревается шлепнуть ее ниже поясницы.)

Р а я (бросается к мужу). Федя! Что за фамильярность!

У х в а т о в. Бусько! Осторожнее!

Б у с ь к о. Не стеклянная. А ты, брат Хведька, расчетливый, — выбрал себе… Такую и прокормить и одеть — раз плюнуть, не то что мою. Шоб обернуть только кузов — три метра мадеполаму треба. (Показывает на Кудасова, бесцеремонно.) А цэ кто?

У х в а т о в. Моя правая рука. (Кудасову о Бусько.) А это — когда-то вместе глину месили. Потом его выдвинули в заготскот.

Б у с ь к о. Разве это выдвижение? Не поминай! А вы это что? С самого утра за газетку? А шоб вы припухли! Ты знаешь, Хведька, ехал я к тебе и думал: может, адрес поменял. Написал тебе письмо и — ни ответа, ни привета. А ты — на месте. Тесновато, брат. С моей бабой тут не разминешься…

К у д а с о в. О, напомнил! Федор Павлович! Это уж я беру на себя. Квартиру вам я подготовлю.

Р а я. Какую квартиру? А эта?..

К у д а с о в. Разве это квартира? Это же каземат! Тут ведь была контора купца Епишкина. И склады для имущества. Седла тут, гужи, хомуты тут. Крепко строил купец, гад!

Р а я. При чем тут хомуты?

К у д а с о в. Вот и я говорю: вы же не хомуты. Вы же люди! Вот сюда и вернем какую-нибудь контору, а вам — пять комнат. (Шепчет Ухватову что-то на ухо.)

У х в а т о в. Не спеши! После такой катастрофы…

К у д а с о в. Их уже там нету. Сбежали. И потом — кому катастрофа, а кому… Нельзя же всем при катастрофе…

Р а я. А зачем нам пять комнат? Федя?!

К у д а с о в. Ну как же? Хозяин города! Вот гость приехал, — где вы его пристроите? В такой тесноте. Да и не таких гостей доведется принимать. Так что, Раиса Яковлевна, у вас теперь иные масштабы. И никакой катаклизм не может помешать!

Б у с ь к о. А я, брат, у графском имении на этажах живу. Такие покои, что мы с бабой в чехарду играем, когда по рюмке хватим.

К у д а с о в. Вот видите? Ну, извините, я пойду. А вы не беспокойтесь. (Уходя.) Федор Павлович, может, «эмку» прислать? Может, поехать куда?..

У х в а т о в (не сразу). Н-нет, не надо.

К у д а с о в. Может, Раисе Яковлевне нужно куда? Шофер все равно дежурит.

У х в а т о в. Я сегодня никуда. Всю ночь не спал.

Р а я. Если уж так можно, Федя, я хочу немножко…

У х в а т о в. Покрасоваться? Перед своей мамочкой?

Р а я. Федя! Она так будет рада. И к сестре. На одну минуточку. А? Может, на базар. Тоже — на одну минуточку. А?..

К у д а с о в. А почему нельзя? Все так делают. Все жены. Не на себе же таскать…

У х в а т о в. Ладно уж… Пусть едет.

К у д а с о в. Тогда отдыхайте. Всего хорошего.

У х в а т о в. Постой! Ножи и вилочки…

К у д а с о в. Ах да, простите. (Вынимает из карманов ножи и вилки.) Бывайте здоровы! (Задержался возле багажа Бусько, принюхался.) Окорок. Копченый. Прошлогодний. И… сыр. Крестьянский. С корочкой. Поджаренный на масле.

Б у с ь к о (ошеломлен). Он что? Колдун?

У х в а т о в. Ты, Кудасов, заметь себе… От охотников я слыхал… Если охотничья собака теряет нюх и вместо дичи гоняется за лягушками, то… Что делают с такой собакой? Такую легавую, в лучшем случае, прогоняют со двора. Мотай на ус.

К у д а с о в. Все! Лягушки пусть не волнуются. Гонять их не будут! Всего наилучшего. (Уходит.)

Р а я. Федя! С ним так нельзя.

Б у с ь к о. Ну, брат, и крючок! Он тебе и это, он тебе и «эмку», и катаклизму. Слухай, Хведька, а что такое катаклизма?

У х в а т о в. Это, понимаешь… когда разбушуется природа, стихия, и никто с ней совладать не может. Так тряханет, так рванет… Видал, сколько руин в городе?

Б у с ь к о. Видал. А знаешь, и до нас эта гроза дошла. Но здесь больше нашкодила. У нас только церковь порушила. А так — многие лишь страхом отделались. Говорят, у вас людей много под обломками пропало.

У х в а т о в. Спрашиваешь! Такая катастрофа! Стихия!

Б у с ь к о. И должности, конечно, освободились? А? А я ведь все чистки прошел, все проверки. Чистый, как слеза. И стихия меня не пугает. Не берет. А вот — не везет…

У х в а т о в. Так чем же ты недоволен?

Б у с ь к о. А что мне, в том болоте и сидеть? Докудова? Аж пока рак не свистнет? В глухомани? Моя Гарпина выгнала меня и сказала: «Ищи другое место! Не хочу в болоте отцветать!»

У х в а т о в. Какое же там болото? В наше время! Отцветать!

Р а я. Заняли покой графа и — «отцветать»?

У х в а т о в. В графских покоях с женкой в чехарду играет и — отцветает…

Б у с ь к о. А должность яка? Заготскот! Тьфу! Та шо ж, мени людей нельзя доверить? Шо ж, мой батька прошел всю гражданскую войну ради того, чтоб я — его сын — опять крутил хвосты бугаям? (Просто, но категорично.) Мне треба власть над людьми! Вот так! А не рай в заготскоте. Мне стыдно!

У х в а т о в. Так, так…

Б у с ь к о. Хведька! Ты только глянь на меня. Ну, шо? Я не можу быть фигурой в другом масштабе? Будь другом! Поговори тут с кем надо, вытяни меня из захолустья. Век помнить буду. А?

У х в а т о в. Гм… «Вытяни»…

Б у с ь к о (страстно). Хведька! Да я… да моя Гарпина… да мы… Эх, Хведька, каким я другом буду!

У х в а т о в (размышляет). А куда тебя?.. Ну — куда?

Б у с ь к о. Да теперь ведь, говорят, вроде в кабинетах под обломками… должности освободились. Самое время какую-нибудь свободную должность…

У х в а т о в. Зная твои таланты… Куда же?..

Б у с ь к о. Ну, такую, чтобы штат был, ну, чтоб заместитель, помощник… Чтобы было кому команду дать. Культурную должность.

У х в а т о в. Ых-ых-ых! Куда метит! Обязательно в атаманы!

Б у с ь к о. Ну пойми ты, Хведька! Надоело с этими козами, рогулями. Ме-е, бе-е! Тьфу! По культуре тоскую!

У х в а т о в. Так что? Может, тебя директором театра?

Б у с ь к о. Это что? Я сам должен буду и рожи строить перед публикой? Дурака валять? Не-е, брат, ты придумай что-нибудь лучшее. Гортоп, горпром, дорорс, горпрод… Что-либо… галантерейное.

У х в а т о в. Может — горхап?

Б у с ь к о (ему понравилась шутка). Коли есть горхап, давай горхап. Поделимся. Слухай сюда, Хведька, он правильно унюхал. Тут моя Гарпина завернула два окорока. Один — тебе, а второй — кому-нибудь, сам знаешь, для знакомства.

У х в а т о в. Ну-у, это уж ты напрасно!.. Как это называется?

Б у с ь к о. А что же, я с пустыми руками приехал бы?

У х в а т о в (возмутился). Значит, взятку привез?

Б у с ь к о. Какая эта взятка? Это же взаимопомощь.

У х в а т о в. Так-так… (Звонит по телефону.) Дайте мне, пожалуйста, телефон прокурора города.

Б у с ь к о (испугался). Хведька! Хведор Павлович! Да ты что?.. Я… Я чистосердечно! Это не взятка. Це смычка города и деревни! Це братский союз рабочего класса и крестьянства… Ты кто? Город. А я кто? Село, деревня. Трудовое селянство. Значит, что? Не взятка, а союз? Смычка! Взаимопомощь!

У х в а т о в (в трубку). Прокурор?.. Здоров, Иван Михайлович! Это я, Ухватов… А-а, спасибо за поздравления.

Р а я (выглядывает из другой комнаты). Ухватов! Не дури! Человек, может, к тебе со всей душой, а ты…

У х в а т о в (Раисе). Не твое дело! (В трубку.) Слушай, Иван Михайлович, как там у тебя? Еще не закончили ремонт? Вот разгильдяи! Это тебе — прокурору — целый месяц ремонтируют, а прикинь теперь — как они стараются, когда ремонтируют квартиру обыкновенному рабочему или рядовому служащему?.. Тебе не кажется, что стоило бы поменять кое-кого в этой шарашкиной жилконторе? А?.. Думаю… Ну, конечно! Коли что, то поддержи. Ну, будь здоров!

Б у с ь к о (вытирает холодный пот). Ффу-у, пронесло!

Р а я. Слушай. Федя! Надо забрать у него эти окорока, а то влипнет человек. Подсунет кому-нибудь этакому…

У х в а т о в. Разве что, жалея его…

Р а я. Он ведь хороший человек. (Только хотела унести окорока, как во дворе просигналила машина. Отряхнула руки и отступила.)

У х в а т о в. Ты пойми, Бусько. Случай меня привел к власти, случай! Такой же случай может и сковырнуть меня. Лишить власти. О-о, воля случая! А потому я должен укрепить себя надежными, верными кадрами. Кадрами, которым я позарез нужен, больше, чем они мне. Тогда я буду восседать не по воле случая, а как на сваях. Уразумел?

Б у с ь к о. Разве могут быть вернее нас? Кому же ты больше нужен, чем нам? Разве я — не свая? А?

У х в а т о в. А не захочешь возвыситься надо мной?

Б у с ь к о. Ни в жисть! Я же высоты боюсь. Я даже на возу не ездил от страха высоты.

Во дворе просигналила машина.

У х в а т о в (выглянул в окно). Хозяйка! Шофер «эмку» подал.

Р а я. Я готова. Почти готова… Я сейчас. (Засуетилась.)

У х в а т о в. Долго не задерживайся.

Р а я. Нет, нет, я скоро…

Б у с ь к о. Я пока еще ничего не сообразил. «Хозяин города»? Легковая «эмка». Шофер у тебя. Это что?

У х в а т о в (улыбается). Кумекай! Постигай!

Б у с ь к о. Значит ты… проклюнулся? Взошел? (Взвинтил палец вверх.)

Р а я. Вчера назначили… Сегодня ночью.

Б у с ь к о. Хведька! И это правда? Ура-а! Ура-а! Наша берет. О! Теперь — порядок. Хведька! Дорогой! Дай я тебя поцелую!

У х в а т о в. Не торопись! (Отгородился ладонью.)

Р а я. Не Хведька, а Федор Павлович. Надо отвыкать.

У х в а т о в. Ясно?

Б у с ь к о (на вершине счастья). Хве-едор Па-авлович! (Влюбленно.) Бери меня! Я весь твой! Куда хочешь…

У х в а т о в (Раисе). А ты говорила: «Где кадры?» Вот он — второй кадр!

Р а я. Присмотрись. Испытай! (Уходит с дочкой на руках.)

Б у с ь к о. Не-ет, Федор Павлович! Я — не второй. Я — первый. Второй — там. На очереди. Мы за палку брались. Кон выпал мне первому. А он стоит там. (Подходит к окну, кричит.) Эй! Ваше величество! Топай сюда!

У х в а т о в. Какое там еще величество?

Б у с ь к о. Бельгийский король.

У х в а т о в. Король?

Б у с ь к о. Потеха. Сейчас расскажу. Это — Силан.

У х в а т о в. Силан? (Никак не вспомнит.)

Б у с ь к о. Ну да, Силан.

У х в а т о в. А-а, тот самый?

Б у с ь к о. Ну да. Тот самый, Клёпкин. В революцию в Питере был. Даже однажды «Аврору» видел.

У х в а т о в. А-а, помню, помню. Он всегда этим хвастал.

Б у с ь к о. Затуркал всех в районе. На любом совещании, собрании или заседании он обязательно кого-нибудь да поправит. Кто бы там ни был. Только считается пока с первым секретарем и еще НКВД не поправляет. А то чуть что — «а в Смольном бы не так решали…» Но нарвался на одного…

Входит С и л а н.

С и л а н. Компривет!

У х в а т о в. Здоров, здоров! Сила-ан! А почему ты на улице стоял?

С и л а н. Мне всегда так выпадает. Как революцию совершать, так — Силан. А ежели, к примеру, что-нибудь такое, то — «постой, Силан, на улице». Моя очередь последняя.

У х в а т о в. Какую ты там революцию совершал? Ты же сам рассказывал, что дровяной склад охранял.

С и л а н (подчеркивает). В Питере! Тогда! Это — не теперь! Что такое были дрова тогда? В Питере? Где бушевало пламя революции? Дрова тогда были главное! Не просто елки-палки.

Б у с ь к о. Значит, неспроста тебя хотели теперь назначить бельгийским королем. А ты еще недоволен.

С и л а н. О-о, то-то и оно!

Б у с ь к о. Ты вот расскажи Федору Павловичу, как все было. (Подмигивает, как заговорщик.)

С и л а н. Хе, дурака нашли. Это все разумник этот, Кузьменок. Приехал и вызывает меня в сельсовет. Прихожу. А он всех из сельсовета выпроваживает и говорит: «У меня к Силану серьезное и секретное поручение». Ну, остались мы вдвоем. Он так и так, мол: «Вчера до самого утра бюро райкома заседало. Голову ломали, — говорит. — И решили: только ты, Силан, можешь, справиться… Дело такое, что… В Бельгии король, говорит, помер. Но бельгийцы пока ничего про это не знают. В тайне держится это… Есть возможность, говорит, подсунуть им своего, верного человека. И вот мы на бюро выбрали тебя. Человек ты, говорит, стойкий, проверенный, в революцию в Питере был… нет, совершал, говорит. И главное, говорит, обличьем ты очень смахиваешь на того Леопольда».

У х в а т о в. Ну, а ты что?

С и л а н. А я и спрашиваю: «А как же вы меня туда устроите?» Да и королева, говорю, может меня не признать!

Б у с ь к о. Ну, а он шо?

С и л а н. «Это, — говорит, — не твоя забота. Ты — мужчина еще крепкий, а тот Леопольд был гнилой и хлипкий. Королева даже довольна будет. Выручай, — говорит. — Для мировой революции очень важно заслать туда своего человека».

У х в а т о в. А ты что на это?

Хитер Силан. Себе на уме. Видит, что рассказ его нравится Федору Павловичу, вот он и старается потешить.

С и л а н (продолжает еще более вдохновенно). Я подумал малость и говорю ему: «Дело серьезное, конечно, но как же с моей Парфеновной? Да и двое мальцов у меня». «Комсомольцы?» — спрашивает. «Комсомольцы», — говорю. «Ну, тогда поймут хлопцы». «Нет, — говорю, — надо все-таки с Парфеновной поговорить».

Б у с ь к о. «Ни в коем случае!» — говорит.

С и л а н. Верно, «Это же секретное дело. И вводить в уши бабе — никак нельзя! Мировая, — говорит, — тайна». Я ему: «Моя секретов не выдаст. Который год живу, знаю. Раскулачивание проводил — тоже тайна, но не проболталась. Проверенная баба». В общем, пришел я домой, конечно, провел соответственно агитацию, рассказал, мол: «Задание!.. Ответственное, — говорю, — поручение». Ну, а жена моя — битая баба. Говорит: «Опять дурака ищут. Как вчера привезли в сельпо резиновые сапоги, то распределили не тебе. А королем в Бельгию — тебя нашли. Как затычку. Под все бочки затычка». Подумали мы, обговорили и…

У х в а т о в. И отказался?

С и л а н. Пришел и сказал: «Не пойду королем». Да оно и верно. Ежели что, то меня, а коли мне — постой на улице, Силан. Вот так.

Ухватов смеется до икоты. Бусько тоже.

У х в а т о в. Ну, а если бы всерьез? Ну, к примеру, очень надо. Пошел бы королем? Для большой цели?

С и л а н. А то как же? И пошел бы. Только документами оформить, чтобы потом не придирались. А то… в анкете заполнишь, а… Сам знаешь, как нынче… если без мотивировки…

Б у с ь к о. Вот, Федор, какие у нас кадры. Дисциплина какая! В огонь и воду!

У х в а т о в. Ну, брат, насмешил! Мастак! В писатели тебе подаваться впору. Теперь опять, говорят, на комедии дефицит. А тут живая комедия. Ты же — талант! Артист! Сатирист!

Б у с ь к о. Мужики у нас и теперь от смеха за животы держатся.

У х в а т о в. А чего же ты от меня хочешь?

С и л а н. Дурно подшутили. Проходу нет. Даже от детворы. Авторитет совсем пропал. Переводи меня в город. А? Переводи…

У х в а т о в. И что же ты будешь тут делать?

С и л а н. Что прикажешь, то и буду.

Б у с ь к о. А главное — верный, свой человек.

У х в а т о в. Да он же не подкованный.

С и л а н. Я? Как это не подкованный? На все четыре.

У х в а т о в. Кто он такой? Инженер? Профессор? Специалист? Дегустатор? Ассенизатор? Дезинфектор?

С и л а н. Да я на такие должности и не претендую.

Б у с ь к о. Но идейный. Преданный.

С и л а н. Руководить попробую. Как выдвиженец. Другие же справляются. Руководят.

У х в а т о в. И ты руководить? А я что буду делать?

С и л а н. Тоже руководить.

Б у с ь к о. Ты, Хведька, Хведор Павлович, будешь нами руководить, а мы другими… под твоим руководством. Будем выполнять твою… железную волю и указания.

У х в а т о в. Так он ведь будет меня поучать… А?

Б у с ь к о (Силану). Будешь?

С и л а н. Других буду…

Б у с ь к о (просит уступки). Без этого он не может.

С и л а н. А тебя… Язык откушу и выплюну.

Б у с ь к о. И не пикнет. Ты знаешь, какой мы теперь принцип держать будем? По дороге сюда интеллигент подсказал… Голова! Стекляшки прямо на носу носит. Говорит: «Теперь, говорит, не думай. Подумал? Молчи, не говори. Сказал? Не пиши. А если уж написал, то хоть не подписывай. А подписал, то тут же беги и сам кайся, признавай ошибки. Сам!..» Так что в случае чего, прибежим…

У х в а т о в (прерывает). Никаких случаев не признаю!

Б у с ь к о. Ясно.

С и л а н. Строго.

У х в а т о в (Силану). Куришь?

С и л а н. Курю.

У х в а т о в. Бросишь?

С и л а н. А зачем?

Б у с ь к о. Бросит!

С и л а н. Брошу!

У х в а т о в. Так… Пьешь?

С и л а н. П-пью… иногда. Неохотно.

У х в а т о в. Бросишь?

С и л а н (у него даже голос сел). Если будет такое указание…

У х в а т о в. Будет. Баб чужих любишь? Только не лги!

С и л а н (не сразу). Парфеновна не дозволяет…

Б у с ь к о. Не колебнется. Морально устойчивый элемент.

У х в а т о в. В кружок по изучению…

С и л а н (опережает). Ходил, ходил, как же… Не только сам, даже Парфеновна назубок целыми листами по памяти шпарит. Правда, последнее время керосину не хватало…

У х в а т о в. Ну куда же тебя? (Долго рассматривает Силана, оценивая его достоинства.)

С и л а н. Куда пошлешь… Старшим куда пошлешь… Буду стараться. Никогда не подведу…

Сосредоточенный Ухватов похаживает по комнате. Сделает несколько шагов и остановится. Он мыслит. Советуется с самим собой. За ним следуют, ожидая его решения, Бусько и Силан. Вот Федор Павлович останавливается, оглядывается на них, суровый, сердитый. Бусько и Силан жестами успокаивают его. Ухватов жестом приказывает — сядьте. Они садятся послушно, как школьники.

У х в а т о в (оценив их послушание). Ну, смотрите у меня!

Б у с ь к о. Федор Павлович! Будьте уверены!

С и л а н. Не сомневайся.

Возвратилась Р а я — радостная, возбужденная.

Р а я. Федя! Ты не знаешь, какой фурор! Посмотрел бы ты на Феню. Какие у нее сделались глаза! Во! Такие глаза! Там, в нашем дворе, был настоящий митинг. Они все хотели сюда приехать. Только мама… Ты не знаешь нашу маму? Она сказала: «И чего вы подняли такой гармидор? Я так и сказала: моя Рая родилась под счастливой звездой. Ну и что?»

У х в а т о в. Под какой звездой?

Р а я. Откуда я знаю. Она так сказала. Что ты хочешь? Это же моя мама! Видимо — под красной. Они так рады. Все!

У х в а т о в (сердито). А где дочь?

Р а я. Они мне не отдали Свету. Они чуть ли не поделили ее на части. Они все ее так полюбили! И тебя тоже.

У х в а т о в. Теперь нас будут любить!.. (Берет спрятанную бутылку и наливает в стакан. Спрашивает у Силана и Бусько.) Будете?

С и л а н. Как прикажете.

Б у с ь к о. До гроба.

У х в а т о в. Что? Любить или пить?

Б у с ь к о. И любить и пить! До гроба!

У х в а т о в. До гроба, так до гроба. А там плевать, что после будет.

Б у с ь к о. Маловато…

У х в а т о в. Свою надо носить.

Б у с ь к о. Есть! Носим! (Подмигнул Силану.)

С и л а н (вынимает из кожаной сумки бутылку). Вчера самогонщика застукали. Реквизировали как вещественное доказательство. А потом акт составили и… разбили. Ликвидировали… вот!

Наливают. Пьют. Рая подает на закуску тарелку с окороком.

Р а я. Федя! А шофер ждет твоего приказания. На улице.

У х в а т о в. Зови его.

Б у с ь к о (выглядывает в окно). Ну и машина. Аж блестит! А шофер — грамотей. Сидит и книгу читает. (Кличет.) Эй! Ты! Профессор кислых щей!.. Да, да, тебя! Зовут! И пошевеливайся!

У х в а т о в. Еще по одной и… (Жестом, будто смел все со стола.)

С и л а н (запел). «По рюмочке, по маленькой, чем поят лошадей!..»

Р а я. Ой, что вы, что вы!

У х в а т о в. Без художественной части и танцев! Похороним втихую. (Опрокидывает в горло сивуху.)

Б у с ь к о (тихо). Ве-ечная па-амять… (Тоже опрокинул.)

С и л а н (вздохнул). Аминь. (Вылил водку, как в голенище.)

У х в а т о в. Как же вы ее быстро глотаете!

Б у с ь к о. Так ее же жуваты не треба.

Входит А л е ш а.

А л е ш а. Я вас слушаю, Федор Павлович.

У х в а т о в. Значит, читаешь? Учишься?

А л е ш а. Кончаю рабфак. Вечерний.

У х в а т о в. А потом?

А л е ш а. Осенью попытаюсь поступить в институт.

Р а я. Алеша! А куда поступаешь?

А л е ш а. В архитектурно-строительный. Посоветовали.

Б у с ь к о. Ну и что тогда будет из тебя?

А л е ш а. Можно будет не только рулем управлять.

С и л а н. Ему этот руль плох…

Б у с ь к о. Он нами хочет управлять.

А л е ш а (к Бусько, тихо). Нет зачем же? Более умными.

Б у с ь к о. О дает! О дает! А?

У х в а т о в. Слушай, Алеша! А если я теперь посажу тебя на хорошую должность?

А л е ш а. Невыгодно.

У х в а т о в. Почему невыгодно?

А л е ш а. Посадить можно. Да только… долго ли усидишь? Ведь планы-то у нас какие? Послушайте — громыхание какое, звон какой по всей стране! Сколько заводов строится, электростанций! Хозяйство такое разворачивается, что… Грамотные люди нужны, образованные. Вы меня посадите, а через несколько лет придет образованный, умный, в очках и скажет: «…Ну-ка, подвинься, хомут малограмотный…» Так зачем же, чтобы мне говорили такое? Лучше же… я сам… Придет время, неучей попрут, мягко выражаясь…

У х в а т о в. Ну-ну, учись, дуракам это полезно.

А л е ш а. Только не все они понимают это.

У х в а т о в. Попрут, говоришь? Сам додумался? Это что? Намек?

А л е ш а. Да нет, не намек. Закон диалектики.

У х в а т о в. Успел нахвататься. Это еще какой такой закон?

С и л а н. А-а-а! Сейчас разъясню. Докладчик из обкома приезжал, так он мне часа два втолковывал. Теперь могу сам…

Б у с ь к о. Силан такой! Силан могеть! Голой рукой не бери!

С и л а н. Значит, так. К примеру, ты, Федор Павлович, зерно. И тебя кто-то посеял… Или, примерно, вот мы — Бусько и я — зернышки. Ты нас посеял. Вырастет из нас кустик. А потом колоски. Ну, натурально, в колосках опять зернышки для нового посева. А от нас что останется? Корешки, которые сгниют в земле. И соломка, которая только годна на подстилку… коровам там, овцам или свиньям. В навоз, короче говоря. На ферму, на подстил. И вся тут диалектика.

У х в а т о в. Контрреволюция — эта ваша диалектика! (Шоферу.) А сегодня пока — вот такое тебе задание: отвезешь их домой. (С издевкой.) Зернышки! Колоски!

А л е ш а. Есть! Отвезу. (Уходит.)

У х в а т о в. А ты, Силан, не мудрствуй! Не забывай, что на твою диалектику есть соответствующие органы, которые еще разберутся что к чему. И не повторяй, как попугай, чуждых тебе слов.

Б у с ь к о. Ясно?

С и л а н. Уразумел! Все! Кляп!

У х в а т о в. А через неделю…

Какая-то наглая муха нападает на Федора Павловича. И целит прямо в лицо.

(Отмахивается.) А через неделю…

Беспардонная муха опять пристает. Она пытается сесть на нос. На нос! Он, Федор Павлович, хотел ее прихлопнуть, но муха попалась изворотливая.

Пой-ма-ать! (Это прозвучало, как команда.) Живьем!

Б у с ь к о. Живьем?!

Бусько и Силан ринулись на муху. Они ее окружали, устраивали на нее засаду, подсиживали, брали «в клещи», сталкивались лбами, по ошибке бомбили свой своего, но победу одержали. Они пленили ее и доставили Федору Павловичу — один за одно крылышко, а второй — за другое.

Б у с ь к о. Вот она, гадюка!

С и л а н. Насекомое, а туда же…

У х в а т о в (рассмотрев муху, зажимает ее в своем кулаке, затем подносит кулак к лицу Силана). Что это?

С и л а н. Муха. (Уверен, что не журавль.) Муха! Ей богу!

У х в а т о в. Дурак! (Подносит кулак к Бусько.) Что тут?

Б у с ь к о. Честное слово — муха! Не сойти мне с этого места.

У х в а т о в. Болты! Ненарезанные! Тут — сила! Власть! (С остервенением растирает в кулаке муху.) Вот! (Показывает.) Муха? И видимости не остается, если попадает в кулак. Вы поняли?

Бусько и Силан переглядываются, подтягиваются.

С и л а н. Как не понять?

Б у с ь к о. Теперь, конечно, все понятно.

У х в а т о в. То-то же, мухоловы! (Достает папиросу «Казбек», ложится на кушетку.)

Силан и Бусько, стараясь опередить друг друга, подносят зажженные спички. Ухватов прикуривает, пускает дымок. Скрестив на груди руки с папиросой между пальцев, любуется струйкой дыма. Бусько и Силан стоят за кушеткой над Ухватовым, склонив горестно головы — один вправо, другой — влево, как в почетном карауле.

Б у с ь к о. Понял, Силан? Горит…

С и л а н. Понял. Горим? А?

Оба одновременно набирают полную грудь воздуха и синхронно тяжело вздыхают.

У х в а т о в. Чего вздыхаете, как опоенные лошади? Через неделю чтоб тут были! А теперь — по домам! Семенной фонд. Зернышки. Колоски. Я вам покажу диалектику.

Б у с ь к о и С и л а н а будто ветром сдуло. Послушные! Спустя какое-то время Ухватов выглядывает в окно, нежно аукает. С улицы басом и тенором откликнулись протяжным воем Бусько и Силан. Прекрасный дуэт под занавес.

Говорят, будто бы люди всегда думали. Сами. Вроде бы такое уж свойство человека. И я так соображаю: думать надо.

«Юмор — признак зрелости и здоровья нации». Кто-то разумный сказал. Не подумав, такого не скажешь.

«Мы всех зовем, чтобы в лоб, а не пятясь, критика дрянь косила. И это лучшее из доказательств нашей чистоты и силы». Подумал, написал и подписался: Маяковский.

«Человечество, смеясь, расстается со своим прошлым». Карл Маркс написал. Мудро сказано. В этом оптимизм нашего прогресса. Как же не вспомнить и полезнейший совет Владимира Ильича Ленина: «Учиться у уроков истории, не прятаться от ответственности за них, не отмахиваться от них». Кому адресованы эти слова?

И нам! И нашим детям! И внукам!

Если граждане смеются над своими вчерашними пороками, промахами или недостатками — значит, они выше тех промахов, они морально здоровые, чистые. Честь и хвала тому обществу, которое воспитало чувство юмора у своих граждан.

И если человек чувствует себя в доме постоянным хозяином, а не квартирантом, не временным жильцом или случайным гостем, то он и заботится обо всем доме. Он не пройдет равнодушно мимо щели в окне, в стене, в фундаменте в даже в крыше. Он поправит, отремонтирует, законопатит щели, чтобы не продувало, чтобы не было сыро, не просквозило, не знобило, чтобы уютно жилось в любую пору года. Если сатирик обращает внимание на какие-нибудь недоделки в своем доме, что ему не нужно доказывать, что он хороший, что он наш, свой. Никто в этом не сомневается.

А потому, окрыленные сознанием этого, ринемся в эпилог.

Эпилог

Логическое завершение судьбы Ухватова и его отношений с подопечными пришло двадцать лет спустя. Если не больше. Сейчас точно не упомню. Это тоже случилось давно. Да ведь важно не когда, а что и как произошло — после тех драматических событий.

Не сложилось между ними ни пылкой любви, ни прочной дружбы. Федор Павлович человек был трудный, честолюбивый и потому всегда ждал особого к себе отношения; властолюбивый, крутой, он любил, как говорится, верхом проехать да со шпорами.

По служебной лестнице никто из них не поднялся. А Федор Павлович оказался даже под лестницей.

В приемной Бусько — секретарь-машинистка С т е л л а, обворожительная девушка, которая во всем пытается обогнать прогресс. Она только что приступила к работе. Конечно же, начало рабочего дня — это проверка собственного туалета. Она, как истый гусар перед императорским смотром. Проверила прическу, глядясь в зеркало, что вмонтировано в дверь шкафа с внутренней стороны. Шкаф колченогий. Неустойчивый. Как нарочно, приспособлен вместо постамента для какого-то бюста, завернутого в бумагу. Стелла поправила бюст. Не свой, конечно же. Опробовала пишущую машинку. Является на работу и Г а р и к, молодой человек. Известное дело: первый визит — к Стелле.

Г а р и к. С добрым утром, Стелла! Целую ручку.

С т е л л а. И хорошим днем!

Молодые люди начали легкий флирт. Может быть, дело пошло бы далее более, но в эту минуту в приемную врывается взъерошенный, напуганный, пожилой и лысеющий К у д а с о в. С т е л л а скрывается в кабинете Бусько. Вскоре возвращается.

К у д а с о в (хоть и возбужден, но все-таки нюхнул Гарика со спины). Не улавливаю. Бусько тут?

С т е л л а. Нет, еще нет.

К у д а с о в (принюхивается к щели в дверях кабинета Бусько). Верно. Еще нету. Здравствуй, Стеллочка. Опаздывает, а напрасно. Есть пренеприятнейшая новость…

С т е л л а. Что? Снижают зарплату?

Г а р и к. Или повышают… цены.

С т е л л а. Вы такой возбужденный…

К у д а с о в. Нашу контору ликвидируют.

С т е л л а. Как — ликвидируют?

К у д а с о в. Совсем! Стирают с лица земли.

Г а р и к. Ну-у, это ложная паника. Такой уютный уголок и… ликвидируют? Это вы спросонья.

К у д а с о в. Ищи! Ищи место и запасайся характеристикой! (Обнюхал Гарика со спины.) У Стеллы сегодня духи «Космос».

Г а р и к. Лошади обнюхиваются спереди, а собаки сзади…

К у д а с о в (обиделся). Хамишь! Грубиян! (Уходит.)

С т е л л а. Это что, серьезно?

Г а р и к. Он шутить не умеет. У него вместо юмора — нюх…

С т е л л а. Вот и у нас с тобой безработица…

Г а р и к. У нас? У нас на работе безработица. Меня-то, она, здешняя безработица, не волнует, а вот зарплатица… И места этого жалко: уютное и работа не пыльная. Жалко, если это верно…

Входит возбужденный и злой Б у с ь к о.

С т е л л а. Здравствуйте, Антон Степанович!

Б у с ь к о. Здоровеньки булы. (Остановил на секунду взгляд на одном, потом на другом.) Под вами земля горит, а вы лясы точите, прохлаждаетесь…

С т е л л а. Значит, это верно: нас ликвидируют?

Б у с ь к о. Верно! Не могли потерпеть. До пенсии год. За что страдали? (Уходит в свой кабинет.)

С т е л л а. Да-а… Ему похуже нашего. Паникует твой дядя.

Г а р и к. Тебе-то что! А мне… (Простонал опять.) Понимаешь, Стелла, в чем для меня сложность настоящего момента? Притча грубоватая, но… Вот представь: у свиньи десять титек, а родила она одиннадцать поросят. И одиннадцатый — как раз я! И вот — все десять сосут, а до меня им и дела нет. Они даже не замечают, что я без титьки остаюсь… Мне что? Опять с визгом бегать вокруг?.. Нет! Надо расталкивать! Я должен где-то кого-то оттиснуть! И уж если я дорвусь до соска, то меня никто не оторвет, не оттиснет! Не оттащит! Буду всегда начеку, буду помнить, что где-то неподалеку бегает одиннадцатый.

С т е л л а. Очень остроумно!

Телефонный звонок.

(Снимает трубку.) Вас слушают… Да-да… Его нет. Что передать?. Хорошо. Когда?.. Хорошо. Постараюсь разыскать… Он никуда не уехал. Хорошо. Передам. (Кладет трубку. Открывает дверь кабинета Бусько.) Антон Степанович! Только что звонил сам Алексей Алексеевич, он придет к нам. С комиссией. Просил, чтобы вы были на месте.

Б у с ь к о появился в дверях кабинета.

Б у с ь к о. Сам? Сказала бы, что меня нет.

С т е л л а. Как всегда в таких случаях, я и сказала. Он распорядился разыскать вас.

Б у с ь к о. Вот что, меня не было, нет и не будет. Не могу! Не буду! Пусть Кудасов встретит. Где он? (Гарику.) Позови!

Г а р и к исчезает, вскоре возвращается.

А придет Алексей Алексеевич, скажите — меня вызвали… в это…

С т е л л а. Куда вас вызвали?

Б у с ь к о. Ну в это… в управление.

С т е л л а. В какое?

Б у с ь к о. В это, как его… Это что? Допрос? В управление, и все! Срочно! (Уходит в свой кабинет.)

Г а р и к (открывает дверь в коридор. Громко). Товарищ Кудасов! Вас кличет шеф! Срочно!

Где-то в кабинетных джунглях повторяется, как эхо: «Кудасов… Кличет шеф! Срочно!»

Появляется К у д а с о в. Он вошел как-то неуклюже и, не разминувшись с Гариком, столкнулся со шкафом, бюст грохнулся с неустойчивого постамента. Забренчали осколки.

К у д а с о в. Фу ты, черт!

Г а р и к. Это не черт. Вы знаете, кого вы уронили?

К у д а с о в. Не кого, а что!

Г а р и к. Не-ет! Кого!.. Бюст!

К у д а с о в. Не я. Это вы меня толкнули.

Г а р и к. Вы не только его уронили. Вы его разбили. А он еще не списан.

Из кабинета появляется Б у с ь к о.

Б у с ь к о. Что тут за грохот?

Г а р и к. Да вот товарищ Кудасов…

К у д а с о в (опережает). Гарик разбил бюст.

Г а р и к. Товарищ Кудасов!..

Пауза.

Б у с ь к о. Ладно. Уберите эти черепки. (Гарику.) Унеси. Когда надо — разберемся. А теперь…

Г а р и к собирает осколки и уходит, унося тяжелую ношу.

Кудасов! Приедет Алексей Алексеевич… А помнишь, кем он был?

К у д а с о в. Ну как же? Водитель. Вырос.

Б у с ь к о. Так вот, поговори с ним вместо меня. А я в управление вызван. Срочно. Да и не могу я… Бывший шофер, а я должен выслушивать его… указания!

К у д а с о в. И верно. Много чести.

Б у с ь к о. Все. Я ухожу. Меня нет! (Скрывается в своем кабинете.)

К у д а с о в (скребет в затылке). Стелла! А Силан здесь?

С т е л л а. Здесь.

К у д а с о в. Позови!

С т е л л а уходит. И опять из кабинета в кабинет передается клич: «Си-ла-ан!»

Возвращается С т е л л а с С и л а н о м.

С и л а н. Кому я нужен?

К у д а с о в. Так вот, Силан, ответственное тебе задание. Бусько поручил тебе встретить самого Алексея Алексеевича и поговорить с ним. За него. Заменить его.

С и л а н. О чем поговорить?

К у д а с о в. О том, о чем захочет поговорить Алексей Алексеевич.

С и л а н. А что ему сказать?

К у д а с о в. Не говори ни да, ни нет. И не перечь и не соглашайся. Где поддакни, а где, по мелочи, и возрази. Осторожно. А где не знаешь, что сказать, — переспроси. Пусть он говорит. Сам. А ты пообещай доложить, сообщить, проинформировать. Всю жизнь учу тебя, а ты…

С и л а н. Да это-то я постиг.

К у д а с о в. Постиг? Ну вот и будешь долговечным. Незаменимым. А я… У меня… Срочные дела… там…

С и л а н. А… А это верно, что нас ликвидируют?

К у д а с о в. Как класс. Вот у него и спроси. (Уходит.)

С и л а н. Мудрый бес. Как паук.

Телефонный звонок.

С т е л л а (с опаской снимает трубку). Приемная… Добрый день, Федор Павлович!.. Нет еще, не пришел… Хорошо, Федор Павлович, передам. Обязательно. Я сейчас запишу на бумажку и положу на стол ему… Ну что вы? Как можно? Напрасно вы… (Кладет трубку.)

С и л а н. Ухватов звонил?

С т е л л а. Ухватов.

С и л а н. А Бусько ведь тут.

С т е л л а. Не в духе.

С и л а н. Вот как судьба распорядилась. Этот Ухватов любил проехать на человеке верхом со шпорами. А теперь вот и сам — проситель. Хе-хе…

Влетает Г а р и к.

Г а р и к. Алексей Алексеевич! (Силану.) Встречай!

Входит А л е к с е й А л е к с е е в и ч.

А л е к с е й А л е к с е е в и ч. Здравствуйте! (Здороваясь со всеми за руку, несколько задержал руку Силана, но не вспомнил его.) А что это за учреждение такое? Это что? Отросток горжилуправления? Аппендикс? А кто руководитель?

Г а р и к. Обидно в аппендиксе служить. А руководитель… Вот он (указал на Силана) заменяет.

А л е к с е й А л е к с е е в и ч. Заместитель?

Г а р и к. Нет. Заменитель. Эрзац. Заменяет Бусько.

А л е к с е й А л е к с е е в и ч. Он еще не на пенсии?

Г а р и к. Пока княжит. А чего ему торопиться на пенсию? Теперь это не модно. Пенсия ведь меньше зарплаты. А хлопот… У пенсионера их больше.

А л е к с е й А л е к с е е в и ч. Похоже, вы метите в его кресло?

Г а р и к. Мне бы в своем удержаться.

А л е к с е й А л е к с е е в и ч (подходит к Силану). Так вот, сносим вас.

С и л а н. Как — сносим? Почему?

Г а р и к. Как так — сносим?

С т е л л а. Совсем? Как это?

А л е к с е й А л е к с е е в и ч. Просто. Разрушим стены «бабой» до основания, а затем…

С и л а н. Со мной это уже было. А затем?

А л е к с е й А л е к с е е в и ч. А затем — сгребем обломки бульдозером, расчистим место и чуть повыше построим быткомбинат «Новый мир».

С и л а н. Такое крепкое здание, строили на века и вдруг — «бабой»?

А л е к с е й А л е к с е е в и ч. А в памятники старины не сгодилось. И исторические личности здесь не обитали. Ни Мазепа, ни Гришка Отрепьев, ни царь Петр.

С и л а н. А мы?..

Г а р и к. А мы куда?

С и л а н. Я что-то не совсем… Не понял. Вы объясните. Ежели бы царь?..

А л е к с е й А л е к с е е в и ч. Чего же тут не понять?

С и л а н (тушуется). Да-да. Ничего. Все… я, конечно, доложу, я проинформирую. Я сообщу Бусько.

А л е к с е й А л е к с е е в и ч. Передайте ему, пусть готовится на бюро горкома. До свидания. (Уходит.)

С и л а н пошел проводить А л е к с е я А л е к с е е в и ч а.

С т е л л а. Слезай! Приехали!

Г а р и к. Да-а! Где портянка? Где сапог? Где портянка, где сапог?

С т е л л а. Что с тобой! Какой сапог?

Г а р и к. Армейский сигнал тревоги. Полундра!

С т е л л а. Гарик, не создавай паники! Не теряй головы.

Г а р и к. Ты права. Надо хладнокровно… Пока не поздно, готовь… Садись за машинку и строчи железную характеристику, высшего класса.

С т е л л а. А что буду иметь я? За это?

Г а р и к. Ресторан «Спутник». Сегодня же. Только постарайся выпятить мои деловые и организаторские качества, которые я проявил здесь.

С т е л л а (печатает). Дисциплинированный…

Г а р и к. Инициативный и исполнительный.

С т е л л а. Горит на работе.

Г а р и к. Нет, не надо гореть. Двойной смысл.

С т е л л а. Может работать при открытой форточке.

Г а р и к. А что это значит?

С т е л л а. Не орел — не улетит.

Г а р и к. Ну-у, Стелла!

С т е л л а. В коллективе пользуется авторитетом…

Г а р и к. Но как пользуюсь! Бескорыстно!

С т е л л а. Жаль, что беспартийный.

Г а р и к. Не подпускают. А то бы… принимают только с мозолями.

С т е л л а. А подпишет дядя?

Г а р и к. Тетю Гарпину попрошу. Она ему… даст указание, если какая закавыка.

С т е л л а. Вот. (Закончив печатать, передает ему характеристику.) Мавр свое дело сделал. А ты?

Г а р и к. Сверх ресторана стихи — собственные, персонально тебе и горячий поцелуй. Печатай! (Диктует, она печатает. Страстно.)

С т е л л а. Не пропустят. Не напечатают.

Г а р и к (обиделся). Стелла! Ты и на этот раз накаркаешь. (Диктует дальше.)

Или лучше так:

С т е л л а. Это не социалистический реализм.

Г а р и к. Это лирика. Сексуальная. Моя школа. Я искренне и откровенно вскрываю суть любовной лирики. Я против подтекста, за которым скрывали свое ханжество классики.

С т е л л а (томно). Ну иди, африканец, целуй, чтоб не гасла твоя творческая искра.

Сгреб ее и целует. Тихо открывается дверь кабинета, и появляется Б у с ь к о. Он ошеломлен. Протирает глаза.

Б у с ь к о. Так-так. Чудесненько!

С т е л л а (отталкивает Гарика). Гарик! Не приставай! Я пожалуюсь! (Убегает.)

Б у с ь к о. Та-ак, племянничек! Ты кто тут такой?

Г а р и к (опустил глаза). А что?

Б у с ь к о. Нет, ты скажи, скажи! Какая у тебя должность? Кто ты такой?

Г а р и к. Инженер по текущему ремонту.

Б у с ь к о (рванулся к племяннику). А что ты тут делаешь?

Г а р и к (отскочил за стол). Ничего я не делаю.

Б у с ь к о. Честно! Правильно! Ничегошеньки! Скажи, инженер, а по специальности ты кто? Ну? Кто ты?.. (Опять рванулся к Гарику, но тот проворно увертывается.)

Г а р и к (неохотно). Ну, зоотехник.

Б у с ь к о. А точнее? Какой ты спец?

Гарик молчит.

Спец по искусственному осеменению? Так?

Г а р и к. Ну, так.

Б у с ь к о. Як же воно так? Шо ты — спец по искусственному осеменению самок, а занимаешь должность по текущему ремонту? А может, у тебя есть еще и диплом строителя? А? Шо молчишь?.. Я — твой диплом! Почему я тебя взял сюда? За что?

Г а р и к. За стиль. Речи и отчеты за вас писать. Тетка Гарпина повелела вам меня взять.

Б у с ь к о. Правильно. Осведомлен. Почему повелела? От жалости к телушкам, овцам и свиноматкам. Чтоб ты не измывался над ними, над природой. Кем ты был и кем я тебя сделал? Был заменителем бугая, искусственным бараном, заместителем хряка. А стал — инженером! Так ты все же не забываешь свою профессию? Разлагаешь мне аппарат? Мой аппарат?

Г а р и к. Я еще никого не разложил.

Б у с ь к о. И не разложишь! Не дам! Не допущу!

С т е л л а (заглядывает, приоткрыв дверь). Антон Степанович! Напрасно вы на него… Он ничего такого… Ничего тут не было.

Б у с ь к о. Не было потому, что не успел! Но могло и быть! Я его знаю. (Гарику.) Новому прокурору квартиру отремонтировали?

Г а р и к. Завтра кончаем.

Б у с ь к о. Иди кончай!

Г а р и к. Кончаем!

Б у с ь к о. Ты шо кричишь? Ты кому кричишь? Ты будешь у меня тише воды, ниже травы! Запомни это! Иди! Фу! («Выдувает» Гарика вон.) Та-ак, Стелла… И его искушаешь?

С т е л л а. Что вы, Антон Степанович! Честное слово, тут ничего не было. (Со слезой.) Вы мне уже не верите?

Б у с ь к о (вздохнув). Ладно, поверю. Еще один раз.

С т е л л а. Антон Степанович! Звонил Федор Павлович. Сказал, что опять зайдет… Вчера приходил, опять сердился и… ругал.

Б у с ь к о. Даже ругал?

С т е л л а. Грозился в горком пожаловаться.

Б у с ь к о. На кого? На меня? Он? Шо его там не знают? А выговор он где отхватил? Не там? Не за свою дачу? А теперь еще хочет и за обмен квартиры? Он погорел, а я не желаю! Мне выговор ни к чему! Мне пенсия треба. Персональная. Сам он получил? Дай и мне. (Подумав.) И никуда он жаловаться не пойдет. Мы ему ласково, вежливо, душевно… ничего не сделаем… Как и он умел. По его же методу. Культурненько. И ты с ним культурненько, деликатненько… (Хотел погладить Стеллу по голове или пощупать прядку ее пышных мягких золотистых волос, но… сдержался.) Почта есть?

С т е л л а. Есть.

Б у с ь к о. Принеси. (Кладет ей на стол шоколадку и уходит в кабинет. Его даже шатнуло от некой истомы.)

С т е л л а. Старый ловелас. Почта ему нужна…

Появляется мрачный Г а р и к.

Г а р и к. Катапультирован… И характеристика теперь горит.

С т е л л а. И что же теперь?

Г а р и к. С моим образованием…

С т е л л а. Твое образование — тоже кое-что.

Г а р и к. Будем искать утешение в ресторане «Спутник». А тугрики на коньяк?.. Придется у тетки Гарпины клянчить… Кредит в рассрочку.

Звонок. Это Бусько вызывает к себе Стеллу.

С т е л л а. Погоди! Может, не все еще потеряно…

Звонок настойчиво повторяется.

Г а р и к. Слышишь? Тебя.

С т е л л а. Слышу. (Собирает кое-какую почту и направляется к Бусько. И вдруг ее осенило.) Так вот… Идея! Я сейчас пойду туда. А ты покарауль тут. И как только услышишь такой звонок, сразу же заходи к нему в кабинет.

Г а р и к. Давно я его не видел? Черта рогатого.

Опять звонок.

С т е л л а. Гарик. Для тебя же стараюсь. Как только услышишь — не медли, входи. (Уходит в кабинет Бусько.)

Г а р и к. Жмот несчастный! Хамло! Фараон египетский! Он меня упрекает, что взял сюда. Ты индюк! А я… Подожди у меня. Я про тебя такую сатирическую поэму отчеканю. Сам «Крокодил» рассмеется. (Поглядывает в замочную скважину.)

Тихо входит У х в а т о в. Постарел он. От усушки или утруски помельчал. Вон даже штаны на его задке обвисли, будто с чужого, более объемистого… В руках авоська. В авоське бутылка кефира, круглая коробка: то ли сыры плавленые в ней, то ли салака. Сгорбился. Глаза усталые и злые.

У х в а т о в. Кто там? Кого высматриваешь?

Г а р и к. Фортуну. Там — фортуна. Богиня.

У х в а т о в. Кто такая? А-а, Гарпина, что ли? (Направляется к двери в кабинет, но Гарик загораживает вход.)

Г а р и к. Нельзя! Не советую! Не в духе он. Повремените.

У х в а т о в. Ты хоть знаешь меня? Кто я — ты знаешь?

Г а р и к. Из бывших? А-а, ве-те-ран?

У х в а т о в. Я — бог. Для него я — бог. Я его сотворил.

Г а р и к. Бог? Бог с авоськой? Проси-и-тель… В ваших интересах — переждать. Пусть перегорит.

Резкие звонки.

Это меня. Вы не спешите. Вы были богом для него, а он сейчас бог для меня… в некотором роде. Временно. Ну!..

У х в а т о в. Ни пуха ни пера!

Г а р и к. К чертям! (Идет в кабинет Бусько.)

Вот и кабинет. За письменным столом Б у с ь к о. У него на коленях С т е л л а, она ласково поглаживает небритую щеку Антона Степановича. Он жмурится от удовольствия, будто старый кот на солнцепеке. А Стелла тем временем дотянулась босой ножкой до кнопки звонка на столе и подает сигнал Гарику.

С т е л л а. А вы подумали бог знает что… Зачем он мне? Он ведь еще молокосос.

На пороге появляется Г а р и к.

Г а р и к (в восхищении). Ну, браточки, гений! Да-а! Так-так! Чудесно!

Б у с ь к о (вначале онемел, потом голос его прорезался). Ты чего стоишь? Подай воды! Ей нехорошо стало!

Г а р и к. Нехорошо?

С т е л л а (томно). Нет, Антон Степанович, мне очень хорошо… Извините, Антон Степанович. (Выскользнула из объятий и направилась к выходу.)

Б у с ь к о. Ты не думай… Ты…

Г а р и к. Значит, я — заместитель бугая, заместитель барана и искусственный хряк?

Б у с ь к о. Я на нее наорал, и она обомлела, упала в обморок…

Г а р и к. Бедная! А зачем так орать? А что, если тетка Гарпина узнает, как вы орете на свою секретаршу? Бедная, обомлела… у вас на коленях. А?

Б у с ь к о. Гарик! Ты не шути!

Г а р и к. Какие тут шутки? Шутки в сторону. Тут горелым пахнет.

Б у с ь к о. И Гарпина тут ни при чем.

Г а р и к. Ей виднее.

Б у с ь к о. Заткнись!

Г а р и к. Не кричите. Хоть она и ваша жена, но и мне она как-никак — любимая тетка.

Б у с ь к о. Гарик! Советую тебе держать язык за зубами. Слышишь?

Г а р и к. Но тетка Гарпина, когда брала меня сюда на работу, поставила условие, что я буду абсолютно честным. Кристально. И я дал слово.

Б у с ь к о. Слово? Ты дал слово?

В дверях появляется С т е л л а.

С т е л л а. Антон Степанович! Пришел Федор Павлович к вам. И вот еще бумаги… Надо подписать.

Б у с ь к о (сердито). Я занят.

Г а р и к. Он еще пока не освободился.

С т е л л а исчезает.

Б у с ь к о (пробежав глазами бумагу). А ты знаешь, что нашу контору ликвидируют и тебе придется искать новую пристань?

Г а р и к. Знаю.

Б у с ь к о. А ты знаешь, какую я тебе могу дать характеристику? Никто на порог не пустит.

Г а р и к. Вот с такой характеристикой? (Указывает на бумагу в руках Бусько.)

Б у с ь к о (злорадно). А я не подпишу.

Г а р и к (ласково). Надо подписать. Я ведь сирота.

Б у с ь к о. По глазам сирота, а на баб разбойник.

Г а р и к. Ваше воспитание. Я весь в дядю. И крохи подобрал. Образ и подобие ваше.

Б у с ь к о (строго). Не подпишу!

Г а р и к. Не настаиваю. Только ведь… Дядя! Ситуация у нас одинаковая. Нашу Америку закрывают, если верить вам. Ликвидируют. И вы ведь тоже очутились на нерегулируемом перекрестке без указателя пути в завтрашний день. А тут такая закавыка морально-бытовая. Вы же надеялись через год на персональную пенсию. А? Тут уж… Нужна взаимная выручка. Как говорится: друг, товарищ и брат. Ты — мне, я — тебе; ты — меня, я — тебя. Такой теперь принцип.

Б у с ь к о (долго размышляет, затем подписывает). Вот что, Гарик… (Примирительно.) Мы с тобой — мужчины и, сам понимаешь, должны… (Отдает ему бумагу.)

Г а р и к. Я не злопамятный, однако… Я сегодня у тетки Гарпины буду просить в долг тридцать рублей. Как же я смогу смотреть ей в глаза? Ведь она по глазам догадается…

Б у с ь к о. Тридцать? Любую половину — пожалуйста.

Г а р и к. Тридцать.

Б у с ь к о. Обойдешься двадцаткой.

Г а р и к. Тридцать!

Б у с ь к о. Ты это что? Кроме тридцати, других чисел не знаешь?

Г а р и к (непреклонно). Тридцать. Знаю и другие. Знаю… Но они крупнее.

Б у с ь к о. Вымогатель! Двадцать пять! И довольно.

Г а р и к. Если без возврата, то…

Б у с ь к о. Ты хотел в долг, взаймы…

Г а р и к. Коль взаймы, то… лучше у тетки.

Входит У х в а т о в.

У х в а т о в. Ты это что, Бусько? Меня не хочешь принять? (Держится он важно, с достоинством, будто совсем и не пенсионер. О, инерция — великая сила!)

Б у с ь к о. Я очень занят.

Г а р и к. А дело неотложное. Секретное и щекотливое.

Б у с ь к о. А ты помолчи! Не с тобой разговор.

Г а р и к (угрожает). Я могу уйти.

Б у с ь к о. Посиди!

Г а р и к. У вас тут дела старые и, видать, надолго… Уйду.

Б у с ь к о. Сиди, тебе говорят!

Г а р и к. Но я ведь могу опоздать и закроется… касса.

Б у с ь к о. Ну, хорошо, тридцать! Сядь! Я сейчас. (Ухватову.) Так ты, Федор Павлович, все по тому же делу?

У х в а т о в (с упреком). Все по тому же. Уже третий раз прихожу. Волокитчики!

Б у с ь к о. Не надо сердиться! Во-от беда. Лишний раз пришел. А что бы ты делал? Ты ведь теперь на пенсии, на персональной. Так сказать, с ярмарки едешь.

У х в а т о в. Да-а, на пенсии. Теперь бы только здоровье.

Б у с ь к о. Вот-вот, здоровье беречь надо. Не волноваться по пустякам. Пройдешь, прогуляешься, вот с людьми побеседуешь… Так, говоришь, с зятем не поладил?

У х в а т о в. Пусть поживет самостоятельно.

Б у с ь к о. И правильно! И квартиру пусть сам себе выхлопочет. А то — все няньки им.

У х в а т о в. Нет, тут уж придется уступить. И жена, и дочь навалились. Пока еще меня не забыли и кое-где свои хлопцы сидят…

Б у с ь к о. А напрасно. Пусть бы самостоятельно. Вот тогда и оценил бы. (Сердито.) А то привыкли на чужой спине в рай. (Наградил Гарика подзатыльником.) Теперь они все такие!..

Г а р и к. Так я свободен? Я могу самостоятельно. (Хотел вскочить.)

Б у с ь к о. Сиди, говорю! (Ухватову.) А как же твоя дача? Стоит?

У х в а т о в. Стоит дача.

Б у с ь к о. Так-так. Помогали, помогали ставить. Ну и сколько же она тебе стоила? Дорого?

У х в а т о в. Дорого. Инфаркт и…

Б у с ь к о. А-а, и строгий выговор. Да, дороговато.

У х в а т о в (с укором). Тоже помогали.

Б у с ь к о. Не я, не я… Если помнишь, я ведь сам на волоске был…

У х в а т о в. А… шут с ним, не напоминай. Ты вот лучше скажи, как там с моим делом?

Б у с ь к о (будто не слышал). И клубничка растет на даче?

У х в а т о в. Да, посадили малость. Бумажка подписана?

Г а р и к (нетерпеливо). Ну сколько можно… жевать?

Б у с ь к о (отмахнулся). И ягодка-малинка есть? Ах, люблю малину.

У х в а т о в. Всего понемножку натыкали. Да жена не желает ковыряться в огороде.

Б у с ь к о. Не привыкла. Еще бы! (По-свойски, беззлобно.) Всегда чужой хватало. А свеженькая клубничка хороша!

У х в а т о в. Так что? Не подписана еще?

Б у с ь к о. Свеженькая, с сахаром… А можно, и с молочком… Люблю! А-а-а! Ц-ц-ц… (Причмокивает.)

У х в а т о в. Коль уж так любишь ее, то я могу… Сколько тебе?

Г а р и к (неожиданно из-за спины). Тридцать.

У х в а т о в. Что — тридцать?

Г а р и к. Я не вам, я — ему.

Б у с ь к о. Сейчас? У меня с собой нету.

Г а р и к (стоит за спиной у Федора Павловича и показывает на него пальцем). Посмотрите в карман. Должно быть. Достаньте!

Б у с ь к о. Вот жук! Тебе так приспичило? Так срочно? (Лезет в свой карман, вынимает кошелек и, прячась, подсчитывает.) Только десять. Федор Павлович, если есть у тебя, дай взаймы. Позарез нужны.

У х в а т о в (мол, накось — выкуси). И рад бы, с удовольствием, но не ношу с собой. Жена чистит карманы перед тем, как выпустить меня в город.

Б у с ь к о. Жаль тебя, жаль. Значит, жена захватила всю власть? А человек без власти — не человек. Так, пустое место. Еще убедишься…

Г а р и к. Абсолютная истина. Импотент. Послушайте, Антон Степанович! Сколько же можно разводить тары-бары? У нас ведь под ногами горит, нас ликвидируют, а вы тут сказочки, побасенки… Вам… нам… надо место искать, а вы… (Взглянув на Ухватова.) Ну какая с него польза? А вы бесполезно тратите на него время.

Б у с ь к о (Ухватову). Слыхал? Небось — раньше меня узнал.

У х в а т о в. Слыхал. (Откровенно.) Потому и прошу: пока есть возможность, пока в твоих руках…

Б у с ь к о (Ухватову). Просишь… Да-а… А ты ведь мог меня пристроить куда получше. Мо-ог! Так нет же! Оставил меня в этой старой ненужной калоше. Разве это учреждение? Вот и дождался: идет бульдозер! К чертям сгребет — и поминай как звали.

У х в а т о в. Потому и тороплю. А то потом… Вот почему…

Б у с ь к о. Вижу — я тебе нужен. Очень нужен?

У х в а т о в. Очень.

Б у с ь к о. Очень-очень?

У х в а т о в. Ну чего ты хочешь?

Б у с ь к о. У тебя был водителем… Помнишь — Алеша? Он теперь Алексей Алексеевич. Поговорил бы с ним… Порекомендуй ему… Мне бы на год — до пенсии. Местечко. А? Это ведь сносят. Я — в невесомости.

У х в а т о в. Ну подумай сам: куда тебя с твоими талантами? Он ведь меня самого хм-хм… Даже не поскупился на персональную пенсию… А ты?.. Ну что у тебя?.. Только вид. Вот бюстом ты мог служить, если бы рта не раскрывал. И почет, и уважение, и дел никаких. А?

Г а р и к. Пока со шкафа не уронят…

Б у с ь к о. Значит — не можешь?

У х в а т о в. Было время… А теперь — не могу. Кто я? (Вздох.)

Б у с ь к о. Ну вот… Значит, и ты уже никому не нужен. Обидно! Надо было вперед глядеть. В глубь веков.

Г а р и к. И еще более далее. Учти, дядя! Сам…

Б у с ь к о. Так вот, Федор Павлович, время у нас в обрез. Твое дело я поручил Кудасову. Зайди к нему — он все и решит.

У х в а т о в (насторожился). Слушай, Бусько, если ты запускаешь меня на круговую орбиту, то так и скажи. Не канитель.

Б у с ь к о (смеется). Ну что ты, Федор Павлович?! Мы ведь помним нашу старую дружбу. И добро твое.

У х в а т о в уходит.

Г а р и к. Будто вы не знаете, что без вашей подписи там ничего не будет.

Б у с ь к о. Я-то знаю, но он не знает. А важно, чтобы и он узнал. Своих надо знать. Знай наших! А круговую орбиту он сам и придумал. До пенсии еще изобрел.

Оба смеются до икоты. Гарик вдруг умолкает. Потирает пальцами, напоминая о деньгах.

Г а р и к. Антон Степанович! Смех смехом, а ясак ясаком. (Протягивает длань за данью.)

Б у с ь к о (помрачнел). За что-о? (Вынимает из кармана червонец, кладет на ладонь Гарику.)

Тот вторично протягивает ладонь. Бусько кладет еще червонец. На третью ладонь Бусько кладет кукиш. Но Гарик неумолим: стряхнул фигу и требует полную сумму. Бусько, морщась, кладет третий червонец.

Г а р и к. Мерси!

Б у с ь к о. За что-о? Что это такое?!

Г а р и к. Контрибуция за повышение голоса на своих подчиненных. (Серьезно.) Стеллу пугать до потери чувств нельзя. (Уходит.)

Б у с ь к о. Ну хорошо же, брандахлыст. Еще отрыгнется тебе эта контрибуция!

Приемная. Из кабинета Бусько выходит Г а р и к — этаким Александром Македонским.

Г а р и к (потрясает купюрами). Экспроприация экспроприаторов. Чабаны стригут овец. Неверные платят дань правоверным! Ты — гений, Стелла! Око за око!

С т е л л а. Я тебе нравлюсь? Очень?

Г а р и к. Божественная! (Под Левитана.) Сегодня вечером в восемь часов произойдет стыковка ракеты и ракетоносителя в космическом ресторане «Спутник». В двадцать три ноль-ноль демонстрируется выход в состоянии невесомости.

Целуются. В дверях появляется К у д а с о в.

К у д а с о в (с укоризной). Стел-елла! (Деловито.) Зайдите!

Г а р и к. Неужели и он?

Кабинет Кудасова. Теперь эти кабинеты будут мелькать по кругу, а Федор Павлович будет напоминать белку в колесе. В кабинете кроме Кудасова У х в а т о в.

Входит С т е л л а.

С т е л л а. Я слушаю вас.

К у д а с о в. Стелла! Вчера мы у Бусько обсуждали просьбу Федора Павловича. Где эта бумажка?

С т е л л а. Я передала Силану Даниловичу. Вчера еще.

К у д а с о в. Ну, молодчина! Она у нас аккуратнейший работник, оперативный. Благодарю, Стелла. Значит, все в порядке, Федор Павлович.

С т е л л а выходит.

У х в а т о в (с недоверием). Считаешь — в порядке?

К у д а с о в. И не сомневаюсь. Он самый пунктуальный из нас, законник, юрист, так сказать.

У х в а т о в. Ну что же, зайду к нему.

К у д а с о в. Зачем вам ходить? Он все сделает, оформит, согласует, подпишет и, как старому знакомому, сам принесет вам домой. А вы ему чарочку поставите. Он чарочку любит. Сам принесет.

У х в а т о в (недоверчиво). Когда рак свистнет?

К у д а с о в (с легким упреком). Федор Павлович! Для вас? Ай, как нехорошо вы о нас думаете. Спокойно идите домой, отдыхайте. Включите телевизор или почитайте «Неделю». И не беспокойтесь. Силан — да не сделает для вас? Ай-ай-ай, Федор Павлович, Федор Павлович!..

У х в а т о в. А Бусько сказал, что ты решишь это дело.

К у д а с о в. А разве я сказал что-либо против? Мы с ним согласовали, обговорили, порекомендовали… (Неожиданно.) Порекомендуйте и вы меня вашему бывшему шоферу — Алексею Алексеевичу. А?.. Нас ведь раскассируют. И встает вопрос. Что для нас с вами и для человека вообще — что главное?

У х в а т о в. Как и раньше — социализм.

К у д а с о в. Это верно. Для рабочего класса. А вот конкретно — для нас?

У х в а т о в. Опять юлишь? Ну что? Выкладывай.

К у д а с о в. Взаимовыручка! Солидарность! Ты мне, я тебе. Краеугольная пословица — долг платежом красен. Не подмажешь — не поедешь. Рука руку моет.

У х в а т о в. Да-а… Ну, ты не пропадешь. Нюх не потерял еще? Работники с твоим нюхом везде нужны. Во все века нужны. Требуются.

К у д а с о в. Опасаюсь. Вот вы тоже опасаетесь?

У х в а т о в. Смотри, Кудасов, я на тебя надеюсь. А то вы тут насобачились.

К у д а с о в. Как на каменную гору.

У х в а т о в. Ты ведь, когда на колбасе горел, я тебя спас? Выручил?

К у д а с о в. Вы меня спасли, а я вас не выдал. Горели мы вместе. Значит — квиты! Всё. Не напоминайте! Мне через год пенсию просить.

У х в а т о в. Ну, смотри, Кудасов! Бывай! (Уходит.)

К у д а с о в. Всего хорошего! (Закрывая за Ухватовым дверь, все-таки обнюхал того сзади.) И скажи ты — какая сила эта привычка! Никак не могу переломить себя. Ну, кто он? Никто! Ничто! Даже ничем не пахнет. Просто, вчерашний день, а… а перед ним распрямиться не могу. Будто он излучает какие-то… фитонциды власти. Нет его на глазах, так готов ему гадость какую-нибудь, пакость устроить! А попадет на глаза, ну, ровно луковица, — разъедает глаза до слез… Вот что значит дрессировка, инерция, условный рефлекс. И так уже не впервой себя ловлю. Придет, так и хочется гаркнуть на него, зарычать, аки лев, топнуть, по столу грохнуть, а… духу не хватает… Инерция? Инерция…

Кабинет Силана. На столе фортификационные сооружения из книг, папок, справочников, инструкций, положений, кодексов, пресс-папье, карандашей, авторучек — современных, похожих на ракету «Земля — воздух».

С и л а н Д а н и л о в и ч за столом — будто в засаде. Он настороже, в руке держит карандаш, как пистолет. Входит У х в а т о в.

У х в а т о в. Здорово, Силан!

С и л а н. А-а-а! Федор Павлович!.. Салют!

У х в а т о в. Ух ты! Какая фортификация! Настроил баррикад.

С и л а н. Правильно, Федор Павлович, баррикады. А я иначе не могу. Таков мой участок фронта — квартирный. Чтобы отбить атаку, надо иметь под рукой весь этот арсенал. Ведь, как правило, противник мой — напористый, упрямый, знает, за что воюет, на штурм идет грудью. Атакующий класс! Да-а…

У х в а т о в. Значит, окопался?

С и л а н. В обороне.

У х в а т о в. Скорее, в засаде.

С и л а н. Ежели кто незаконно, то…

У х в а т о в. А я, к примеру?..

С и л а н. Что — ты?

У х в а т о в. Законно?

С и л а н. Вот какое дело, Федор Павлович… Я сегодня всю ночь просидел с Парфеновной. Перелистал все эти инструкции. Искали законное основание.

У х в а т о в. Ну и что? Нашел?

С и л а н (вздохнув, развел руками). Не предусмотрено.

У х в а т о в. Это в писаных законах не предусмотрено.

С и л а н. Э-э-э, Федор Павлович! А ненаписанные… Теперь — не те времена, народный контроль придумали. Раньше его не было.

У х в а т о в. Слушай, Силан, ты хоть прочитал мое заявление? Понял, что я хочу?

С и л а н. Чего же там не понять? Две квартиры хочешь. В новом доме.

У х в а т о в. Верно. По две комнаты. Но ведь я отдаю в обмен…

С и л а н. Одну квартиру. В старом доме.

У х в а т о в. Тоже верно. Но — из пяти комнат! Вам же выгода. Государству выгода.

С и л а н. А-а, забота о государстве-е! Однако — какая же выгода? Берешь две квартиры, а отдаешь одну.

У х в а т о в. Да ты разбираешься, что больше — четыре или пять?

С и л а н. Разбираюсь. Две больше, нежели одна.

У х в а т о в. Да ты что, голова два уха?

С и л а н. Не вижу выгоды. Не нащупываю.

У х в а т о в (как маленькому). Слушай… Например, такой размен: я даю тебе пять рублей, а ты мне четыре. Есть тебе выгода?

С и л а н. Нет, нету. Скажут, что взятку беру. А если дойдет до народного контроля, то… ого-го-го-го…

У х в а т о в. Да я ведь не даю тебе взятку.

С и л а н (со злостью). А если не даешь, то какая же мне выгода?

У х в а т о в. Я про пять комнат!

С и л а н. А я про две квартиры.

У х в а т о в. Силан! Что ты выламываешься! Я был у Бусько, у Кудасова. Они согласны. И послали к тебе.

С и л а н. И я тебя пошлю.

У х в а т о в. Ку-у-да?

С и л а н. К… к ним.

У х в а т о в (раздельно втолковывает). Они… сказали… что…

С и л а н. Сказали? А не подписали. Слово не подошьешь. Слово не имеет юридической силы. Только подпись! Документ нужен.

У х в а т о в (иронично). Юрист! Значит, не предусмотрено? Мне?

С и л а н (разводит руками). Не предусмотрено.

У х в а т о в. Так во-от как ты… (С горьким укором.) Отблагодарил!.. Ты хотя бы подумал, хотя бы вспомнил… (Вдруг.) До каких пор ты будешь тут сидеть?

С и л а н. Пока зад не сотру.

У х в а т о в. Тебе сколько лет?

С и л а н. Ты это брось! Брось, Федор Павлович, намеки эти твои… Ты мне не метай томагавк… Или бумеранг… Слыхал про такое оружие, которое возвращается?

У х в а т о в. Тебя хотели сделать бельгийским королем, а я тебя человеком сделал. И ты?! Так отблагодарить? Ах ты, бумажный ты тигр!

С и л а н. Ты, Федор, брось эти китайские штучки!

У х в а т о в (злобно). Всех вас отсюда разогнать надо! Паразиты вы! Старперы! Ну, погоди! (Не найдя слов, уходит.)

Опять кабинет Кудасова. Врывается У х в а т о в.

У х в а т о в. Вы что? Издеваетесь? Мальчишку нашли? Клоуна из меня делаете?

К у д а с о в. Кто? Я?

У х в а т о в. Этот дуб, пень, не нашел, видите ли, «основания».

К у д а с о в. Не нашел? Силан Данилович не нашел?

У х в а т о в. Ах ты, охламон! Юрист! (С издевкой.) Юриста нашли! Выкопали!

К у д а с о в. Не мы выкопали. Это — ваша находка, Федор Павлович.

У х в а т о в. И ты туда же? А? И ты? (Хватает Кудасова за галстук.)

К у д а с о в (струсил). Нет, я… я ничего. Я, Федор Павлович… Это Бусько, это Антон Степанович… А я… (Прибедняется.) Я что?.. Вы ему… Он у нас…

У х в а т о в. Ах, он? О-он у вас?! Башибузуки! Хунхузы! Я ему!..

К у д а с о в. Правильно! Вот ему, Федор Павлович… Смело можете… Смелее! Смелее! Туда!

У х в а т о в уходит.

(Напевает.) «Тореадор, смелее в бой! Тореадор! Тореадор!»

Кабинет Бусько. А н т о н С т е п а н о в и ч даже в это критическое время соблюдает режим. Ест мягкий батон, отрывая от него зубами огромные куски, запивает кефиром прямо из бутылки. Врывается разъяренный У х в а т о в.

У х в а т о в. Ах ты негодяй! Вот как ты мне! За все мое доброе? Ты? Мне? Где же твоя совесть?

Б у с ь к о. Не махай, не махай руками. У меня в кабинете мух нема.

У х в а т о в. Да как ты смеешь? Как ты смеешь? (Топает.)

Б у с ь к о. И не топай! Тут — не конюшня!

У х в а т о в. Подумать только! Поду-у-ма-ать! Как он со мной разговаривает! Ты забыл, забыл?.. Я ведь тебя, черта кудлатого, из болота вытянул…

Б у с ь к о. Был кудлатым, а теперь лысый.

У х в а т о в. Пригрел. Пристроил. Место дал. Ты ведь клялся мне… Сколько лет ты был как у бога за пазухой!

Б у с ь к о. Вывалился из-за пазухи. Душно стало.

У х в а т о в. Сколько лет ты лизал…

Б у с ь к о (будто его пырнули шилом). Надоело!!! Хватит!!! Не вспоминай мемуаров! Не буду лизать! О-о, ты привык! Тебе это приятно было. Не-ет! Всё-о-о! Минулося! (Вспомнил.) Му-ха! Беспокоит меня му-уха! Поймать! Живцом! Ты ведь заставлял? Му-уху-у!.. (Почти со слезой.) Ну, если бы карася, ну — куропатку, ну — раков или зайца. А то — муху…

У х в а т о в (улыбаясь). Зубки показал? И собака часто кусается не от злости, а от лихости. (С надеждой.) Мне кажется, и ты — от лихости. А? Бусько!

Б у с ь к о. Что? Не нравится? А как ты поступал? Не так? Та-ак! А люди терпели. Сколько ты топтал меня?! А я терпел. (С горькой обидой.) Муху ловил… Эх, Хведька, Хведька!..

У х в а т о в. Федор Павлович, а не Хведька!

Б у с ь к о. Та ни! Хведька! Опомнись! Уже не Федор Павлович! Федот да не тот! Пора бы понять это. Ну, шо ты кричишь? Шо кричишь? Перед кем орешь? Перед нами? (Указал на зал.) Будто ты — цаца, а я — бяка. Ты думаешь, они тебя не знают? Знают! Как облупленного. Спроси у них, какой ты хороший. Ну, спроси, спроси! Что? Боишься? Они, друг, давно тебя раскусили. Как и я. Я уверен, что они радуются, глядя, как я тебя против шерсти, против шерсти. О-о, я их знаю! Они так любят позубоскалить над такими, как ты, — «бывшими». Анекдоты выдумывают. Тот еще народ! Можешь зарплату не повышать, но дай им на зубок «бывшего». Так вот — совет тебе: сиди тихонько. Не шуми! Тихо-о-онько. Получил пенсию и скажи спасибо. Понял? Не поднимай волны! Мы с тобой осколки одной посудины. Разбитой. Уразумел? А по сему — шум поднимать, орать нецелесообразно. Даже наоборот.

У х в а т о в. А я тебя за дурачка почитал.

Б у с ь к о. Напрасно. Не ценил! Обидно…

У х в а т о в. Отплатили! Отблагодарили! Вот как обернулось. Будьте вы прокляты! Вот когда я вас понял! Вот когда прозрел. Все понял! Не-ет, не будет тебе места… Нигде вам места не будет. Не найти вам места! Сколько жить будете! Клянусь! Допеку!

Б у с ь к о. Не пужай! Не пужай куму, она большего видела! (Выдворяет из кабинета в приемную. Отдает команду Гарику и Стелле.) Не принимать! Не впущать его! (Возвращается в свой кабинет.)

При выходе из приемной Ухватов сталкивается с Н а т а л ь е й Н и к о л а е в н о й, но не узнает, не замечает ее. Уходит в состоянии прострации.

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. Никак Федор Павлович? Что это с ним? Какой-то он… Ничего не видит перед собой… Будто за облаками… Здравствуйте!

Г а р и к. Здравствуйте! Вы точно подметили, бабушка. Именно. Он всегда витал там, над городом, в облаках. На орбите. В космосе. И вдруг… вывалился из корабля. На ходу. Из государственного корабля. И оказался в состоянии невесомости. Утратил вес.

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. Да а, я его знавала. Тяжелый был…

Г а р и к. А вы, собственно, по какому вопросу к нам, по какому делу?

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. У меня дело маленькое, мелочь. Не знаю — к кому тут.

Г а р и к. Мелочь? Значит, ко мне дело. Я тут, бабушка, самый главный по мелочам.

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. Мелочный начальник, что ли? Маленький?

Г а р и к. Грудной. Маленький начальник, бабушка, может больши-ие пакости делать, бо́льшие, чем большой начальник. Но не вам.

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. Я вот заявление написала насчет квартиры. (Вынимает из сумочки бумажку.)

Г а р и к (удивился). На квартиру? Вы впервые тут?

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. Впервые, впервые.

Г а р и к. И на очереди не стояли?

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. Не стояла, милый.

Г а р и к (сочувственно). Ай-яй-яй… Как поздно вы пришли!.. (Улыбаясь.) А вы — оптимистка, бабушка.

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. А я всегда была оптимисткой.

Г а р и к. Сколько же вам лет, бабушка?

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. Не влюбился ли ты в меня?

Г а р и к. Веселая бабуся. Море юмора. Бабушка, я интересовался возрастом только потому… Стоит ли начинать такое хлопотное дело? Для этого сначала надо омолодиться. Квартиру получить не так-то просто.

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. Я хочу сдать квартиру.

Г а р и к. Сдать?

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. Сдать.

Г а р и к. В том смысле, что… Вы хотите взять к себе квартирантов?

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. Голубок! Я уезжаю к дочери. Буду нянчить внуков. В Москву еду. Вот и прошу принять от меня квартиру.

Г а р и к. Бабуся! Милая бабуся! Из какой вы сказки? Дайте вашу бумажку. Я все оформлю. У вас одна комната? Отдельная?

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. Одна. Отдельная.

Г а р и к (спешит). И вы живете одна?

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. Теперь одна. Дочь в Москве.

Г а р и к (вошедшей Стелле). Слышишь? Эта бабуся может принести мне счастье. Бабуся! Возьмите меня к себе!

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. В Москву?

Г а р и к. Нет. Тут. До вашего отъезда я поживу у вас. В чулане. На антресолях. На кухне. Под половиком. Под ковриком у двери.

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. Никак в женихи ко мне набиваешься? Да слишком молод.

Г а р и к. Я одинокий. Я почти сирота. Я у дяди Бусько живу.

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. И на очереди не стоял?

Г а р и к. Не стоял.

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. Нет, а ты — оптимист.

Г а р и к. Я всегда буду оптимистом!

С т е л л а. Гарик! Квартиру получить не так это просто.

Г а р и к. Стелла! Пойми! У нас начинается пертурбация, эволюция — революция, ликвидация! Беспорядок! Бардак! А там, где беспорядок, там и драматургия. Конфликт между личным и общественным. Комедия со счастливым концом. Личное в этой сцене может победить. Это, знаешь, выигрыш в лотерее. А? Что?

С т е л л а. Если кто-либо не помешает.

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. О-о, какой он теоретик!

С шумом и грохотом врывается взлохмаченный, воинственный, взъерошенный У х в а т о в. На руках у него завернутый в бумагу разбитый бюст. Федор Павлович сейчас отчаянный до невменяемости.

У х в а т о в. Где он? Где этот подлец? Я ему сейчас… Пустите меня! (Пытается штурмом прорвать оборону, то бишь оттолкнуть Гарика и Стеллу, загородивших дверь к шефу.) Пустите меня к нему!

Г а р и к и С т е л л а. Нельзя! Прием закрыт! Приказано не принимать! Гражданин! Гражданин! Я дружинников позову! Приказано не принимать!

На шум и крик сбежались К у д а с о в и С и л а н Д а н и л о в и ч.

У х в а т о в. Кого? Меня? Меня не принимать? Ах, он подлец! Да я его… Боже, как обернулось! (Зарыдал. Жалуется бюсту.) Я ведь для них богом был! Одного взгляда боялись! Богом был для них! Это же я их вывел! Я создал! Сотворил! А теперь… (Плачет.)

Г а р и к (декламирует). «И сотворил бог человека по образу и подобию своему… мужчину и женщину сотворил. И благословил их бог, и сказал им бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте… над всею землею, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле… И увидел бог все, что он создал, и вот, хорошо весьма. И был вечер, и было утро: день шестой».

У х в а т о в (бережно положил бюст на стол). Со-опля-ак!

Г а р и к (невозмутим). «Хорошо весьма» — пока не ушел бог на пенсию. А стал пенсионером, встретился со своим подобием и… харкнул от омерзения. На свое подобие неблагодарное!

У х в а т о в (опять пошел на штурм). Подонок! Дайте мне его! Пустите меня к нему! Пустите! Я должен! Я должен спросить его!

К у д а с о в (осмелел, увидя бывшего шефа раздавленным). Не хамите, Федор Павлович, не хамите! Не те времена! (Натравливает Силана.) Силан! Не моги молчать!

С и л а н. Хведька! Не хами нам! При служебных обязанностях!

У х в а т о в. Ах, и ты, нюхало?! Дьявол ты! Нечистая сила ты! Дьяволы вы! Все вы дьяволы!

Г а р и к (философски настроен). Все логично. Сотворив бога, человек вынужден был сотворить и дьявола. Иначе идея бога теряет всякий смысл.

У х в а т о в (будто хорек в ловушке. Метнулся к одной двери, к другой. Вдруг вспомнил дверь, загороженную старым колченогим шкафом, набитым «делами», предназначенными в архив). Нет! Нет! Я все равно доберусь до тебя! Я достану тебя! Не-ет! Шалишь! Я тебя выколупаю! Я спрошу тебя! (Натужась, отодвигает шкаф от двери. Делает это на пределе своих сил. С большим трудом отодвинул шкаф, обнаруживает на двери бронзовую голову льва с кольцом. Свирепо хватает за кольцо, рвет на себя дверь, еще попытка, и в руках Федора Павловича — вырванное с зубами из пасти льва кольцо. Растерялся.)

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. Вот, Федор Павлович! Сам сотворив, сам и спроси… Спроси себя! Сам! Что ты сотворил?

У х в а т о в (узнает Наталью Николаевну). Вы? А-а-а, вы! Да-да-да-да! Спроси себя сам, отходя ко сну… Вот… Вот… Вот она ваша книжечка… Спроси себя… (Вынимает из кармана и протягивает Наталье Николаевне красную записную книжечку. Вдруг хватается за сердце и с предсмертным воплем падает перед дверью.)

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а (кинулась к нему). Люди! Помогите! Люди! Где вы? Спасайте! Ему плохо!

С и л а н (подошел, присмотрелся к Федору Павловичу, подержался за руку, вздохнул и заключил). Нет, ему сейчас уже хорошо…

К у д а с о в (струсил). У нас, кажется, пахнет горелым… Вот тебе и комиссия!..

С т е л л а (по телефону). Скорая! Скорая?.. Немедленно сюда! Тут человек помер. Посетитель. Быстрее!..

Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а (наклоняется, вынимает из руки Ухватова красненькую записную книжечку, читает). «Несколько наводящих вопросов о связи времен. Отходя ко сну, спроси себя сам: «Что ты сделал сегодня?» (Отрывается от записной книжки.) Боже мой! Это же мужа моего книжечка. А я ее столько лет искала… Это же его, мужа моего, завещание, последнее слово его… (Читает дальше. Сейчас она — всевышний судия.) «Отходя ко сну, спроси себя сам: «Что ты сделал сегодня?» Подведи итоги делам своим. Может, чужое просо вытоптал, обидел кого? Обругал? Наказал? Уволил с работы? Или осудил? Кого? За что? Справедливо ли? Чем это обернется для тебя, для людей завтра? Через год? Через десять лет? А через двадцать лет? Вспомнить об этом не стыдно ли будет тебе? Перед собой. Перед сыновьями. И перед внуками. Что ты сделал сегодня? Дерево посадил? Просо посеял? Обласкал кого? Наградил? На должность поставил? Власть над людьми вручил? Кому? Достойному ли? Чем это обернется для тебя, для людей завтра? Через год? Через десять лет? И через двадцать лет. Вспомнить об этом не стыдно ли будет? Перед собой. Перед сыновьями. И перед внуками. Подводя итоги жизни, каяться не будешь? Спроси себя сам, отходя ко сну: «Что ты сделал сегодня?» (Подходит к рампе и ясными ласковыми глазами ищет встречи с глазами каждого сидящего в зале зрителя.)

А где-то затухающее эхо повторяет: «Спроси себя сам! Спроси себя сам! Спроси себя сам!»

З а н а в е с.

1979