Избранное

СТАРИК, он же ПРЕЗИДЕНТ.

СТАРУХА, она же МАТЬ.

ДОЧЬ, она же АКТРИСА.

СЫН, он же ВИЦЕ-ПРЕЗИДЕНТ.

НЭЛЛА, она же СЕКРЕТАРЬ ПРЕЗИДЕНТА.

ДРУЖОК, он же ПОМОЩНИК ПРЕЗИДЕНТА.

ХОЗЯИН, глава военно-промышленного комплекса.

ВОЕННЫЙ МИНИСТР.

МИНИСТР ФИНАНСОВ.

МИНИСТР ПО ШПИОНАЖУ.

ТЕЛЕРЕПОРТЕР.

РАБ.

ШАЙКА МИНИСТРОВ.

Действие первое ЯВЬ

Явь — не сон, но и наяву временами такое случается, что во сне не привидится. Простор вокруг такой, что по линии горизонта видно: земля все-таки круглая. И вот на этой самой округлости где-то далеко-далеко вырисовывается силуэт поселения — жилища человеческие на земле обетованной. Лето. Луг. Стожки. Зелень. Тишина. Покой. Надо всем этим — голубизна. Красотища сказочная. Пташки щебечут, воробышки чирикают, кузнечики стрекочут. Звенят комарики, гудят пчелки, и шмель совершает свой полет. Если одним словом, это — рай. Вдали кукует кукушка. Заливается соловушка…

А тут — горе. Томление духа. Благообразный библейский С т а р и к еле передвигает ноги. Мучается старче. В белой льняной рубахе, в помятых парусиновых штанах, босой. Бредет и волочит современнейший многоканальный транзистор. Какое же горе неутешное у тебя, человече? Какая беда повстречала тебя? Отчего на лице твоем такая мука? Чего ты слезами обливаешься? И молчишь? Тихо, беззвучно плачешь, будто горе твое — вселенское, будто беда твоя — непоправимая, будто боль у тебя не только твоя, а всего твоего роду-племени. Ты крикни, старик. Крикни! Освободи душу, облегчи ее криком! Ну, попробуй выплеснуть со словами ту горечь, что накопилась в тебе, в сердце твоем. Ну же! Ну!.. Не даются ему слова. Будто спутались они в клубок и застряли в горле: не проглотить, не выкашлять, не высказать. Ну, утри слезу, старик! Откашляйся. Скажи хоть что-нибудь!

С т а р и к (откашлялся, будто поперхнулся, а потом, не раскрывая уст, тихо и жалостливо, аки в муках, простонал). О-о-о-и-и-и… Что же ты наделал, сынок?! Какой позор накликал на всю фамилию нашу?! Роду нашему принес (аж захлебнулся) такую славу! Да дед же твой за такое тебя бы топором! (Рыдая.) При людях на куски тебя порубил бы. А братьям твоим каково? А сестрам? А матери твоей теперь как людям в глаза смотреть? А мне куда их сховать?..

Приближается с т а р а я ж е н щ и н а. Она тоже в горе. Идет медленно, а завидя старика, ступает еще тише, осторожно: боится вспугнуть его, опасается, чтоб не исчез, не сбежал… На лице ее искреннее сочувствие, душевное понимание большого горя этого человека. Еще бы! Ведь она — жена Старика, чуткая, добрая…

С т а р у х а (тихо, ласково). Как ты мучаешься, родной мой! Как же тебя скрутило, бедного! Куда же ты? Постой! Я всю ночь искала тебя. Все село на ноги подняла. Думала уж, что ты руки на себя наложил. А ты — вот ты где… (Остановилась.) Да постой, погоди… Иди сюда, иди… потолкуем, поговорим. (Выставила руки, будто голубя приглашает сесть на ладонь.)

Старик остановился, диковато стоит, склонив голову, словно вобрав ее в плечи, отвернулся от жены. Ждет.

С т а р и к. Что тут скажешь? Что говорить?

С т а р у х а (елейно). Мы всем селом тебя искали. Речку всю, все омуты облазили, осмотрели, перещупали… А ты… (Вдруг хвалится, как молодайка.) Я знала, знала, что ты тут где-то. Душа чуяла, что около своих коровок, на лугу. А где же ты был, когда мы аукали?

С т а р и к. От людей скрывался… Там, в стогу.

С т а р у х а. Я уж думала, что и сама умру. Если не найду — помру. И нашла все-таки. (Подходит, будто подплывает к Старику.)

Старик обнимает жену. Оба потихоньку всхлипывают. Нежная ласка, неподдельная жалость и доброта жены до того растрогали Старика, что он вдруг завыл, да так сердечно и искренне, с таким натуральным переходом от речитатива к песне, будто всю свою душевную боль переливал в эту песню.

С т а р и к. Горе… горе-то какое… (Поет.) «Горе… горькое… по свету шлялося и на нас невзначай набрело…» Невзначай набрело…

С т а р у х а (ошеломленная). Не надо так, не надо… Что с тобой? Ты ведь на свадьбах даже никогда не пел, на крестинах. А тут… Что с тобой?

С т а р и к. Во-от… А тут… запел…

С т а р у х а. Ну сколько он там того взял?

С т а р и к. Не в том дело — сколько, а в том, что взя-ал! Дед мой, прадед мой строго наказывали… Отец мой, помнишь, помирая, завет оставил: пуще ока блюсти честь рода, беречь добрую славу, дорожить уважением… Когда, кто из нашего рода позарился на чужое? Было такое?

С т а р у х а. Нет, не было.

С т а р и к. А было такое, чтоб кто-нибудь не дал нам в долг на веру, под честное слово? Было такое?

С т а р у х а. Нет, не было.

С т а р и к. Даже если потеряно возле нашего двора…

С т а р у х а. То это не потеряно.

С т а р и к. Кто, когда усомнился в нашей честности?

С т а р у х а. И такого не было.

С т а р и к. Не могло быть!

С т а р у х а. Нет, не могло, не могло.

С т а р и к. Во-о-от! Ре-пу-та-ция! А тут! Чтобы мой сын да вдову обидел, детей-сирот? Да не одну, а двух!

С т а р у х а. Может, ничего и не было, может, напраслина все это, может, сами обсчитались.

С т а р и к. Не заслоняй его. Ревизию прислал про-ку-рор! Следствие! Допросы ведут.

С т а р у х а. Ну вот и подожди. Пускай себе ревизия. Пускай допросят. А там и выяснится, что он ничего… что он вовсе и не виноват.

С т а р и к. Выяснится? А пятно? А подозрения? А слава? А?

С т а р у х а. Посмотри-ка, корова что-то… головой трясет. Заплуталась али что… Иди-ка посмотри. Голову задирает, будто тоже петь собирается.

С т а р и к ушел.

Горе ты мое вековечное. Плохо, говорят, с вором жить: вечно под страхом, вечно в тревоге. Но и с моим же ой как не сладко. Эта евонная честность в печенках у меня. И у детей. И село все на цыпочках ходит. Вот — помажь ему медом по губам, так если не своим, ни за что не оближет. Вытрет, а не облизнет…

С т а р и к (возвращаясь). Мордой ткнулась в проводок под током. Вот и крутит теперь рогами.

С т а р у х а. Здорово бьет? Больно?

С т а р и к. Попробуй сама, тогда и спрашивать не будешь.

Вдруг в поднебесье — грохот сверхзвукового реактивного самолета. Старик со Старухой, задрав головы, следят за ним.

С т а р у х а. Тьфу на тебя, проклятый, перепугал до смерти.

С т а р и к. Вот у людей дети — орлы, соколы! В небе! А у нас? А мой сын?..

С т а р у х а. Не ропщи! Не гневи бога! Мои дети! Ты смотри у меня! Я за них… Ты что это? Старшая дочка — докторица, Яков — конструктор на испытательной станции! Коля — агроном, Петя — судья в столице. Аня по рыбам специалист. Соня и Клава с Доски почета не слезают…

С т а р и к (прерывает). А этот?.. А? (Кричит.) Жан! Не Иван, а Жан! Имя себе подменил! Не как у людей, а как бобик! Не в поле, не к станку, не на трактор пошел. А легкого хлеба ищет. Учиться лень. Работать неохота. А жить хочется шикарно. Кто он? А? Откуда он? Торговать? Бизнесмен!

С т а р у х а. Не выдумывай. Ну пускай хоть один попробует…

С т а р и к. Что — попробует? Обсчитывать? Обманывать? Вдову с четырьмя детьми обсчитал на сорок две копейки! А? Что? А эту, хроменькую, и так богом обиженную, обсчитал на семнадцать копеек. Чья у него фамилия, у этого твоего Жана? Позор! Срам! Им разве даром эта копейка достается? Они трудом добыли ее. А тут на тебе, нашелся спец-купец, мошенник, жулик! В кооператив затесался! Со своих дерет! В Америку его, поймать его мать! Вот там пускай! Там кто кого обдурит, тот с того и слупит. Там это в законе. А тут… Нет ему места тут!

С т а р у х а. Так уж и нет. Не будь таким строгим. Вот уж увидел грех…

С т а р и к. Да, грех! Стыда у него нет! Совести нет! Опозорить род! Продать за сорок две копейки! Фамилию разменять на семнадцать мелких монеток?!

С т а р у х а. Ничего он еще не разменял. Еще увидим.

В небе опять грохочет самолет.

С т а р и к (тычет пальцем в небо). Вот бы ему куда! Там не разменяешь! Там весь на виду!

С т а р у х а. А чего там такого особенного! Подумаешь — летает! Дым пускает да грохочет, аж голова болит. Видишь, хвост какой. Чистый воздух смуродит, все дымит, и пташек распугал — вон как притихли, присмирели. А дыму, дыму-то сколько! Смотри-ка!..

С т а р и к. Да, дыму он того, слишком… Карбюратор, видать… (Кричит в небо.) Карбюратор, карбюратор поправь! Не услышит. Хоть бы назад оглянулся. Тоже, видать, прожигатель, лихач, лишь бы покрасоваться. Половина горючего не сгорает, а он… (Орет вслед самолету.) Транжир! Прожигатель!

С т а р у х а. Вот-вот. А ты на своего взъелся. За сорок две копейки, за семнадцать. А там, может, целая бочка бензина в трубу вылетает. А наш… Ну что он там…

С т а р и к (прерывает). Принцип! Принцип какой? Людей обирать? Так можно и до разбоя! До грабежа!

С т а р у х а. Что ты несешь, что ты несешь? Ну верну я им, сказала уже — верну! И сорок две копейки и семнадцать.

С т а р и к. А позор куда? А стыд? А честь рода? А людское уважение? Купишь? Выиграешь в лотерею? А? Имя? Имя доброе как отмоешь? В стиральную машину не всунешь.

С т а р у х а. Может, ошибся, может и сам того не хотел парень. А ты… живьем его съесть хочешь.

С т а р и к. Пусть не ошибается! Его учили. Десять классов кончил. В армии отслужил. В ракетных войсках. Мог и там ошибиться? Обсчитаться? Не имеет он права ошибаться!

С т а р у х а. А что там эти десять классов? Бывает, с большим образованием и то ошибаются.

С т а р и к. Кто? Где?

С т а р у х а. В Госплане.

С т а р и к. Не может быть! Не повторяй клеветы!

С т а р у х а (сомневается). А может, в министерстве финансов?

С т а р и к. Тем более! Там-то уж умеют считать.

С т а р у х а. Да ты что? Не слыхал? Люся, ну, эта, парикмахерши нашей дочка, университет почти окончила, теперь (извиняющимся тоном), ей богу, в Госплане работает, машинисткой. Запятую не там поставила, и на миллион ошибка вышла. А то — сорок две копейки. Боже мой, боже… миллион!

С т а р и к. Так ведь не с бюджета вдовы.

С т а р у х а. А миллионы собирают со всех: вдова ты или не вдова.

Издалека кричит, несет радостную весть девчонка. Восторженная, счастливая, ликующая, она звонко орет на весь луг. Сквозь кусты, напролом, прикрывая глаза, чтобы не выцарапать, пташкой влетает Д о ч ь.

Д о ч ь. Ма-а-ма-а! Па-а-па-а! Растра-а-а-та-а! (Выделывает восьмерки вокруг отца и матери.) Растра-а-та-а!

С т а р у х а. Какая растрата? Где растрата? У кого растрата?

Д о ч ь. У нашего… Жана… Растрата! Вот. У нашего Вани. Папа, радуйся — ведь у Вани растрата. (Кричит на всю вселенную — лугам, небу, птицам, отцу, матери.) Растра-а-та-а-а!

С т а р у х а. Тихо ты! Не ори, глупенькая.

С т а р и к. Толком говори, какая растрата?

Д о ч ь. Какие же непонятные у меня предки! Ревизия выявила недостачу. У Вани не хватает денег.

С т а р у х а. Недостача, говоришь?

Д о ч ь. Двести сорок два рубля и семнадцать копеек.

С т а р и к. Не хватает?

Д о ч ь. Не хватает.

С т а р и к (будто его укололи). Как так не хватает?

Д о ч ь. А вот так — нет и все. (Отряхнула ладони.) Двести сорок два рубля и семнадцать копеек.

С т а р и к. Как же так — недостача? Он же обсчитывал, драл!

Д о ч ь. Ну, значит, ни с кого не драл. А наоборот, сам обсчитывался, давал больше сдачи по доброте.

С т а р и к. Как это сам?

С т а р у х а. Что ты городишь, глупая?

Д о ч ь. Ох, какие же вы несообразительные! (Втолковывает.) Дашь ему рубль, а он подает помаду и еще полтора рубля сдачи. Это же так просто.

С т а р и к. Да он что — дурак?

Д о ч ь. Не дурак, а добрый. Ну, придет кто-нибудь покупать, например, пальто. И вдруг не хватает каких-нибудь трех копеек. Так что? Отправлять домой человека, гонять из-за мелочи? Тут ведь все свои люди.

С т а р и к. Не было такого.

Д о ч ь. Ты прокурору это скажи, так он тебе объяснит: недостача есть? Есть! Факт? Факт. Фа-акт, а не сон в летнюю ночь.

С т а р у х а (Дочери). А почему он так делал?

Д о ч ь. Я уже сказала: потому, что добрый. Ну, почему бывают люди добрыми? Добрый, и все. Вот и обсчитался.

С т а р и к. Это он так объяснял?

Д о ч ь. Нет, это я сама догадалась. А другого и быть не могло. Если бы я была продавщицей, я бы тоже вот так… Думаешь, нет? Папа, а ты? Если б ты… Как бы ты, папа?

С т а р и к (его прижали к борту). Ты вот что… Ты свои домыслы, свои фантазии… Это — для сочинения на экзаменах оставь.

С т а р у х а. Какая же ты у меня еще глупенькая. (Старику.) Ну вот, а ты выл, скулил. Видишь, какие у тебя дети? (Обняла дочь, приласкала.) Милая моя, сердечная. (С гордостью.) Порода такая!

Пауза. Дочь выскользнула из материнских объятий, взяла отцовский транзистор, включила приемник. В эфире — приятный, праздничный женский голос. Диктор бодренько рассказывает о последних событиях на нашей планете.

Г о л о с д и к т о р а. …триста десять танков и шестьдесят самолетов, а противная сторона потеряла двести сорок два танка и девяносто самолетов. Такие огромные потери напоминают Сталинградскую битву… Однако, как сообщает агентство Франс Пресс, великие державы восполняют эти потери за счет вооружений европейских баз…

С т а р у х а. Потеряли? Как это потеряли? Из сумки выронили?

С т а р и к. Ну — сбили. Воюют ведь…

Г о л о с д и к т о р а. А теперь о спорте…

С т а р и к (недоволен). О спорте, о спорте…

В небе добродушно урчит самолет сельскохозяйственной авиации. Дочь выключает приемник.

С т а р у х а. Девяносто самолетов сбили… с людьми. Вот таких машин? А?

Д о ч ь. Нет, мама. Эта машина только с букашками воюет, с насекомыми. А там… Один «Фантом» шесть миллионов стоит. Дом на полторы тысячи квартир можно построить за такой самолет.

С т а р у х а. Ай-яй-яй! Шесть миллионов! (Старику.) Ну вот! А ты навалился на сына за семнадцать копеек.

С т а р и к (хмуро). И что они там думают? Не могут просто жить, мирно…

Д о ч ь. А что хуже и что лучше: недостача или если бы излишки были? Если излишки — значит, обманывал, обсчитывал. А у него недостача… Своими доплачивает. Это даже благородно.

С т а р и к. Не у него! У общества! Государственный он преступник, общественно опасный. Злодей!

С т а р у х а. Типун тебе на язык! Побойся бога!

Д о ч ь. Мама, бога бояться нечего. Надо бояться прокурора.

С т а р у х а. Ой, доченька! Расскажи ты толком, что ревизия сказала? Не догадки твои, а они что сказали?

Д о ч ь. Сказали, что сегодня же должен внести недостачу. А если нет, то под суд, в тюрьму.

С т а р у х а. Ай-яй-яй! Боже мой, боже!

С т а р и к. Пускай сейчас же деньги чужие вернет!

Д о ч ь. Как же он вернет, если у него ни копейки?

С т а р и к. А зарплата его где? Мне он не давал. Может, тебе?

С т а р у х а. И мне нет.

Д о ч ь. Какая зарплата? Вот где его зарплата. (Показывает на свое платье.) Да еще ботики.

С т а р у х а. А как же он теперь?..

С т а р и к. А очень даже просто: в тюрьму. Пускай сам идет туда, записывается и садится чин-чином. А вы как думали? Очень даже просто. Там давно его ждут. Место пустует. Хоть тюрьму закрывай. Ждут и плачут. (Ложится у стога сена. Включает приемник.)

Г о л о с д и к т о р а. Ежегодные расходы на одного школьника составляют сто долларов, а на одного солдата — семь тысяч восемьсот.

Д о ч ь. Мама! Никак нельзя Жана в тюрьму!

С т а р у х а. Нет-нет, доченька. Не допустим до тюрьмы. Иди, зови его сюда. А я тут старика уговорю. Сберкнижка у него. Беги быстренько, зови сына и скажи ему, пусть повинится… Без обману чтоб, как на духу. Стой! Доченька, скажи ему, пусть отцовы сапоги захватит и принесет. Ночью, когда искали, отца не нашла, а сапоги нашла и унесла. А он босой.

Д о ч ь выпорхнула птичкой-трясогузкой.

С т а р и к. Он уже обул меня. В лапти. Привсенародно в лапти обул.

С т а р у х а (игриво). Старичо-ок! Дедок мой! Иди сюда! Поговорим. (Кокетливо.) Ну хорошо. Я сама к тебе подойду. Лежи. Ох, и лукавый… (Идет к старику, присаживается рядом, любуется. Вдруг обнимает его и нежно целует.)

С т а р и к (высвобождается из объятий, подхватывается и испуганно оглядывается). Стыда у тебя нет, пиявка ты!

С т а р у х а. Не бойся, не укушу. Присядь. Радио послушаем.

Г о л о с д и к т о р а. Сегодня в Москву с официальным визитом прибыл глава государства островов Корицы и Лаврового листа господин Джордж Крамин Шри. На аэродроме президент заявил, что взаимоотношения между нашими государствами он будет строить, придерживаясь принципов равенства и невмешательства во внутренние дела.

С т а р и к. Слава богу, успокоил. Хоть вмешиваться не будет.

С т а р у х а. Кто, кто? Прибыл кто?..

С т а р и к. Президент Держикарманшире с островов Корицы и Лаврового листа. В Англии у него не выгорело, так он к нам. Перелетом. Те двести лет грабили, а теперь шиш показали.

С т а р у х а. И все-то ты знаешь. Вчера председатель наш при людях сказал, что тебе бы впору министром иностранных дел быть или президентом в какую страну посадить. С уважением сказал. Говорит: «Что ему ревизионная комиссия? Ему — это тебе — по силам в крупном государстве порядок навести». Все-то ты знаешь, как министр.

С т а р и к. Походил бы твой министр за коровами ежедневно с этим транзистором, так и он бы знал поболе. А то — перелеты, обеды-ленчи, встречи-проводы да заседания… Ему-то и радио некогда послушать.

С т а р у х а (явно льстит). Мне тебя бог дал в награду за что-то.

С т а р и к. Не льсти! Известно: льстецы — это переодетые воры. Денег не дам.

С т а р у х а. И не жалко сына? В тюрьму ведь посадят.

С т а р и к. Кот, лизнувший раз горячую сковородку, второй раз лизать горячую сковородку не будет. И холодную тоже. Не укради!

С т а р у х а. Да не крал он! Ой, горе ты мое горькое… Вот дадут ему год или два, так ты же не дождешься его, сам в могилу сляжешь. У тебя одни ребра да сухожилия останутся. Ты сам себя доконаешь. Ночами стонать будешь. И меня в могилу сведешь. (Плачет.)

С т а р и к. Во-от… (Тоже рыдает.) Что натворил сын твой!

Пауза. Где-то поблизости скулит и воет собака…

С т а р у х а. Вот и собака воет — на беду. Зачем ты его привязал, Дружка-то?

С т а р и к. Чтоб не привел и не показал, где я спрятался. Когда вы аукали. (Всхлипывает.)

С т а р у х а. Как она жалостливо просится. Хоть и собака, а сдается, вот-вот заговорит. Иди отвяжи, шкуродер! Жалости у тебя нет. Дружка — и на цепь! Бессердечный ты!

Старик пошел к собаке.

Вот и попробуй уломать его… Вол упрямый!

Радостно повизгивает собака.

Радуется, что на воле. Кажинная животинушка свободе рада, не только человек. А тем более собака.

С т а р и к (возвращается, кричит вдогонку собаке). Н-ну, иди, иди, побегай, погавкай.

С т а р у х а. Во-от, собаку пожалел, а сына — в тюрьму. Собаку — на волю, а сына — на цепь.

С т а р и к (орет). Сам виноват! И собака в неволе была из-за его растраты. Его ровесники на тракторах, в шахтах, у станков, он — в тенек, за прилавок, возле конфет, возле помады, между трусиков. Не трону ни одной копейки в сберкассе. Там трудовые копейки!

С т а р у х а. Там же не только твои.

С т а р и к. Вот то-то и оно! Все собирали: в будни — мозолями в поле, а в выходные — по ягодке, по грибочку… Сколько раз наклониться надо за ягодкой али за грибком на тот рубль? А? Не дам! Не проси! Согрешил? Будь ласков, искупи свой грех.

С т а р у х а. Не пори ты горячку. Может, и греха-то никакого нет. Не обсчитывал он. Самого обсчитали. Сам в накладе.

С т а р и к (удивляется). Значит, народ виноват? Он — праведник, а народ — грешник? В тюрьму его, народ, в исправительную колонию. Так, что ли?

С т а р у х а. Не юродствуй! Молодой он. Ты кипишь, а он, может, добро людям делал. Вот и подумай, какой же ты грех на душу берешь! Если он не себе, не на конфетки, а… А ты… (сквозь слезы) накинулся на дите… и на меня…

С т а р и к (смутился). Ну, тихо ты… Не разводи сырости.

Несмело появляется Д о ч ь. Кашляет, чтобы обратить на себя внимание.

С т а р у х а. Ну, привела?

Дочь молчит.

С т а р и к. Где он? Дочь молчит.

С т а р у х а. Где Ваня? Где мой Жан?

Д о ч ь. Я, мама, не довела его…

С т а р у х а. Что с ним?

Д о ч ь. Не что, а кто…

С т а р и к. Арестовали?

Д о ч ь. Он пришел, но подойти боится.

С т а р и к. Вот — слыхала? Невинный бы не боялся.

Д о ч ь. Папа, а ружья у тебя с собой нет?

С т а р и к. Жаль, что нет.

Д о ч ь. А топора? Или чего-нибудь тяжелого под рукой? А? Он спрашивал.

С т а р и к (в гневе). Иди и веди его сюда!

С т а р у х а. Иди, доченька, зови.

Д о ч ь (на ушко матери). Он ведь там не один.

С т а р у х а. А с кем?

Д о ч ь. С Нэлкой. С невестой.

С т а р у х а. Какая она ему невеста? Вертихвостка она. И рано ему о женитьбе думать.

Д о ч ь. Это вы так считаете. А у них на этот счет другое мировоззрение. Они без пережитков.

С т а р у х а. Я тебе… А чего ей-то тут надо?..

Д о ч ь. Просить будет, чтоб выручили Жана. Она ведь такая красивая! Отказать ей никто не может.

С т а р у х а. Нашего отца этим не возьмешь. Еще злее будет.

С т а р и к. Ну, я чего сказал. Нечего там шептаться! Марш!

Д о ч ь. Это мы от страху перед тобой. Это Женевские переговоры. Все, все, все! Я сейчас… Приведу! (Выпорхнула.)

Пауза. Ждут. Наконец появляются Д о ч ь и С ы н. Опустив повинную голову, сын молчит.

С т а р и к. Смотрит, будто вол из-под ярма.

Д о ч ь. Не из-под ярма, а из-под акта ревизии.

С т а р и к. Ну? Что молчишь? Ощетинился.

С т а р у х а. Как ты на него, так и он.

С т а р и к. Признавайся, чистую правду выкладывай: почему растрата, почему недостача? Как на суде.

С т а р у х а. Не на суде, а перед отцом. (Ублажает Старика.) Ты не смотри, что отец такой сердитый с виду. Он добрый. Добрый он. И справедливый. Он тебя поймет, как никто другой.

С ы н. Не поймет.

С т а р и к. Все ясно.

Д о ч ь. Вот видишь? Ты еще ничего не сказал, а он уже все понял.

С т а р и к. Прокутил? Где? С кем? Когда?

С т а р у х а. Что ты городишь, старик? Опомнись!

С т а р и к. Отстань, старуха, не мешай. (Мягко.) Где же ты, сынок, потратил?

Д о ч ь. Ваня! Милый Жан! Что же ты молчишь?

С ы н. В городе… И на подводных крыльях. До Киева.

С т а р и к. С кем? С городскими… с этими самыми?.. В ресторанах?

С ы н. И в ресторанах, и в…

Д о ч ь. И в… Ну?

С ы н. И в кафе. Только не с городскими.

С т а р у х а. Сынок! Что ты говоришь? Опомнись! Прикуси язык!

Д о ч ь. Мама! Ты сама говорила, чтоб как на духу! Ваня! Ну?

С т а р и к. С кем же ты, сынок?

Д о ч ь. С Нэллой? Верно, Ваня?

С ы н. С Нэллой.

Д о ч ь. И на такси?

С ы н. И на такси.

Д о ч ь. Куда?

С ы н. В Бобруйск.

Д о ч ь. И до Киева. На крыльях?

С ы н (уточняет). На подводных.

Д о ч ь. Какой же ты молодец! Вот это — романтика! Знаешь, кто ты? Ты — «Милый друг»! (Впервые осознала всю красоту души брата и восхитилась.) Ваня! Я думала, что только в девятнадцатом веке люди могли…

С т а р у х а (прерывает Дочь, Сыну). Что ты наклепал? Ты ж погубил себя!

С ы н. Не погубил.

Д о ч ь. Ах, какой кинофильм! Если бы меня кто на крыльях…

С т а р и к. Вот! Слыхала? Старуха! Слыхала, говорю? Вот!.. Ну, сынок, а еще где ты был? В Париж не летал? Вокруг Европы восьмерок не делал?

С т а р у х а. Ты уж за двести сорок два рубля всю вселенную объездил бы. Ты ведь, сынок, больше нигде не был? Верно?

С ы н. Нигде.

С т а р и к. Скажи, сын, это — честно?

С ы н (бьет себя кулаком в грудь). Честно!

С т а р и к (жене). Слыхала, мать? Че-естно-о!

С т а р у х а. Не будет же он отца обманывать.

С т а р и к (кричит). Об чем я его спрашиваю? Я его спрашиваю: это честно — тратить чужие деньги, народные денежки пускать по ветру?! Это честно? На распутство!

С ы н. Никакого распутства, батя…

С т а р и к. Молчать! Злодей. Залез в народную кассу. Мозолями заработать лень. Конечно, краденая кобыла дешевле купленной.

С ы н. Я верну, что взял.

Д о ч ь. А где ты возьмешь?

С ы н. У отца. Не в тюрьму же…

С т а р у х а. У отца? Дуралей. Теперь отец сам поведет тебя в тюрьму. За руку.

С т а р и к. За руку. Не-ет! Сворку на шею и потащу.

Д о ч ь. Папа, ты — крепостник. Жан, ты возьми взаймы деньги. Потом отдашь. Займи у него.

С ы н (отцу). Я отдам… потом…

С т а р и к. Не дам. Не верю. Жуликам, ворам, злодеям не ве-рю.

Д о ч ь. Он не жулик, он — романтик.

С т а р у х а. Зачем ты пускаешь о нем такую славу?

С т а р и к. Так кто же он такой? А?

Пауза. Все как бы впервые рассматривают парня.

Д о ч ь. Папа, а ты маму на крыльях до Киева… Мама? Было?..

С т а р у х а. Нет, доченька, не было.

Д о ч ь. Ну хоть в Бобруйск, в ресторан водил? Когда молодыми были, когда еще неженатыми, а, папа?!

С т а р у х а. Было один раз… На ярмарку в местечко… и то (посмеиваясь и над собой, и над той — молодой), не то что теперь, а босыми…

С т а р и к. Потому что летом!

С т а р у х а. Босые, а будто на крыльях… И там он меня морсом — водичкой такой подкрашенной — угощал…

С т а р и к. За свои, не за краденые.

Д о ч ь. И ты его полюбила за подкрашенную водичку?

С т а р у х а. Серьезный он был, самостоятельный и добрый. Он и теперь добрый.

С т а р и к. На добрых воду возят. Хватит! Кончилась доброта! Они и рассчитывают на доброту. Не-ет! Любишь кататься — вози саночки! Во-от та-ак! Повози! В тюрьме.

С т а р у х а (аж заголосила). А мо-ой ты сыночек! А беззащитный ты мой! А какого же отца тебе бог послал?..

Дочь подзывает кого-то.

С т а р и к. Цыц, старуха! Не потворствуй!

Подходит Н э л л а — этакою павою.

Д о ч ь. Нэллочка! Проси и ты!

С т а р и к. А-а-а, принцесса!

С т а р у х а. Милая моя! Сынок! Повинитесь, просите его…

С т а р и к. Что, писаная, и ты тут? Ну, как? Хорошо небось было? Приятно?

Н э л л а. Где?

С т а р и к. На подводных крыльях, на такси…

Н э л л а. Ах, как хорошо, еще как приятно!.. (Вздохнула.)

С т а р и к. С ветерком, со свистом? А?

Н э л л а. Со свистом, с ветерком, с брызгами…

С т а р и к. И с брызгами?

Н э л л а (не свои слова произносит, а чужие, сочиненные, но вдохновенно). «Кажись, неведомая сила подхватила тебя на крыло к себе, и сам летишь, и всё летит… только небо над головою, да легкие тучи, да продирающийся месяц одни кажутся недвижны…»

С т а р и к. Это уже после ресторана, если месяц над головою? Любишь быструю езду?

Д о ч ь. «И какой же русский не любит быстрой езды? Его ли душе, стремящейся закружиться, загуляться, сказать иногда: «Черт побери всё!» — его ли душе не любить ее? Ее ли не любить, когда в ней слышится что-то восторженно чудное?..»

С т а р у х а. Господи! Да ты-то откуда знаешь?

С т а р и к. Неужто и ты туда?

С т а р у х а. Боже! А тебя кто возил? А ты с кем?

Д о ч ь. Я? С Николаем… (Ждет реакции.) Васильевичем… (Еще ждет.) Гоголем.

С т а р у х а. Я тебе дам, я тебе дам Гоголя!

С т а р и к. Ну, с Гоголем пущай, с Гоголем можно. (Нэлле.) А после ресторана, значит…

Н э л л а. Сюда, под стожок. Ваня? Который тут наш?

С ы н. Это не тут. Это там, под обрывом.

Н э л л а. Да, это там, над обрывом. (Неопределенный жест.)

Д о ч ь. И целовались… (Восхищенно.) Ну, Нэлла!

С т а р и к. Значит, сладко было?

Н э л л а. Так сладко, так сладко, что… Ах, старик, старик! Тебе уже никогда не испытать такого. Если до сих пор не было, то теперь прозевал! А мы не прозевали. Вот так, подкрашенная водичка. (Заметив, что все ошеломлены, Старику.) Ну, что рот разинул? Закрой, а то воробьи гнездо совьют.

С т а р у х а. Нэллочка… Бог с тобой! А как же ты с ним… Он же теперь…

Д о ч ь (восхищенно). Вот это да-а…

С т а р и к (наконец пришел в себя). Не испытал, говоришь? Прозевал? Думаешь — поздно?

Н э л л а. Поздно.

С т а р и к. Почему поздно?

Н э л л а. Стар уже.

С т а р и к. На что стар?

Н э л л а. На все стар. На подводные крылья, на мотоцикл и вообще… ничего уже не понимаешь.

С т а р и к. Не понимаю? Стар? Баба! Ты где? А ну, скажи, стар я или еще не стар? Скажи ей! Скажи! (Хохочет.)

С т а р у х а. Бесстыжий ты. Глаза у тебя взаймы взятые! Хвастаться — и перед кем? Они ж дети. Они, может, еще ничего не понимают.

С т а р и к. Вот-от! (Нэлле.) Слыхала? Вы ничего не понимаете!

Д о ч ь. Мы все понимаем! Вы половой вопрос поднимаете.

С т а р и к (опешил). Что-что-что?.. Это еще что такое?

Д о ч ь. Это — акселерация.

Н э л л а (Старику). А коль вы понимаете, коль еще не все забыли, то почему же вы не хотите выручить сына?

С т а р и к. А вот! (Показывает фигу.) А шиш! Своей трудовой копейкой оплатить его распутство? Рестораны? Разгул? Я и сам могу так!

Н э л л а. Не можешь. Упустил время. Да и закваска не та. Ну кто ты теперь? Копилка! Разве ты живешь? Ты же караулишь, а не живешь. Караулишь деньги, караулишь нас, караулишь старые свои привычки, годы свои старые и время караулишь. А годы-то бегут, время бежит, как река, как ветер. И не укараулишь! Не укараулишь!..

С т а р и к. Да, вроде бы ты… Слушай, вот ты кутила с ним, в разгул с ним пошла. А замуж за него пойдешь? (После паузы.) Ну, чего молчишь?

Н э л л а. Нет, не пойду.

С т а р и к. А-а, то-то же. А почему?

Н э л л а. Невелико счастье заполучить такого свекра.

С т а р у х а. Отбрила. Отдай сыну деньги. Ну, погулял парень, будет чего вспомнить…

Д о ч ь. Не так, как ты, — подкрашенную водичку.

С т а р и к. Э-э, нет! Коли на то пошло, сам размотаю! Старуха! Иди собирайся! Махнем с тобой на подводных крыльях. В Киев! На Байкал! В Карловы Вары! На Иссык-Куль! В Одессу! На Кубу!

Д о ч ь. Нет, не поедешь. Ты — рационалист. А тут нужны эмоции. Ты — физик.

С т а р у х а. Куда я поеду, дурной ты? Физик ты!

С т а р и к. Не хочешь, не надо. Оно и верно: в Тулу со своим самоваром… Я молодую возьму. Что? Нет? Вот ее. Нэлла, махнем?

Н э л л а. Теперь это модно. Только… (Оценивает взглядом Старика.) Надолго ли тебя хватит?

С т а р и к. Глупенькая. А ты попробуй.

С т а р у х а. Хамло ты, хамло! Хвастун ты, хвастун! Значит, и тебя тот же червяк точит? Чего же ты на сына накинулся? Он ведь такой же, как и ты. Только он молодой, ему можно, а ты ведь старый гриб!

С т а р и к. Опять старый? Если ему можно, значит, и всем можно!

С т а р у х а. Что ты городишь? У сына беда. Его выручать надо. Вот какой факт перед тобой. А ты плетешь бог знаешь что.

С т а р и к (Сыну). Ты понимаешь, что за твоим фактом следует? Паразитизм, чужие деньги, чужой труд, спекуляция, эксплуатация… Нет, больше. Мировые войны начинаются с твоего факта. Концлагерь. Линкоры. Ракеты. Торговля оружием. Осознал? Миллиарды на оборону от таких вот, как ты.

Д о ч ь (Нэлле). Формулирует философию факта.

С т а р у х а. Свихнулся старик. Ну да. А все транзисторы эти, чтоб на них…

Н э л л а (смотрит на Старика). Демагог. Звонарь.

Д о ч ь. Конфуций.

Пауза.

С ы н. Вот что, батя. Хоть и трудно тебя понимать, но считай, что я осознал. И потому ты должен выручить. Дай деньги.

С т а р и к. Должен? А почему это я тебе должен?

Н э л л а. Сын он тебе или не сын?

С т а р и к. Сын. Но почему — я должен?

С т а р у х а. Он же — кровь твоя, плоть твоя!

С т а р и к. Так — кровь… плоть. Но почему — должен?

Д о ч ь. Потому что человек человеку — друг, товарищ и брат.

Пауза.

С т а р и к. Бра-ат? А разве брат брата грабит? Он ведь кооперативную кассу очистил. Товарищ? А почему он не позвал меня вместе пропивать? Друг? А он посоветовался со мной, с другом, перед тем, как идти на такое?

Н э л л а. Ну и жестокий ты, дед!

С т а р и к. Честный! Че-естны-ый я! Думаешь, легко быть честным?

С т а р у х а. Будь честным, но будь и отцом. Родитель ты ему или нет?

Н э л л а. Значит, должен. Должен, и все!

С т а р и к. Должен? Опять должен? Когда же я выпутаюсь из этих долгов? Всю жизнь в долгах?! Нет! Шалишь! Все! Хватит! Довольно! Все свои долги я выплатил сполна. Я должен только себе! За все мои труды, страдания, за все мои жертвы, за все мои ожидания и надежды. А больше никому и ничего я уже не должен. Со всеми расплатился честно и искренне. Вот мои долги. Родителям моим я должен был за то, что дали жизнь, вспоили и вскормили. За их доброту и суровость. За всю их науку немудрящую — как трудиться, как с людьми жить, науку честную, человеческую. И я до последнего часа их, до последнего вздоха на моих руках искренне платил им любовью, уважением и лаской. Я должен был Родине за всю красоту ее, за волю, за простор, за вьюги зимние, за весны жданные, за ливни теплые. И когда пришла война, я жизнью своей заступился за отчизну, кровью, ранами своими, болью нестерпимой, верностью своей оплатил ей долг. Как ни трудно было, а изгнал ворога. Перед рабочим перед классом долг был — братский. Кормил его. Сам часто голодным спать ложился, а его кормил. Потом… Интернациональный долг… Да и не долг, а сочувствие, сердечное участие… Индонезии давал, Китаю давал, Гане, Египту, Индии, Бангладеш, Алжиру, Вьетнаму, Сирии, Анголе, Мозамбику — всем, кто просил. Самому не хватало шиферу на крышу, а Кубе, а Чили, а Перу, а на Ассуанскую, на Ефратскую плотины цементу не поскупился. Пусть знают нашу доброту. Давал по долгу чести, по долгу трудовой солидарности. Вот оглянусь вокруг — теперь все мне должны. Не я, а мне! А ты опять от меня требуешь? Не просишь, а «должен»! Еще и на распутство я должен тебе? Не я, а ты передо мной в неоплатном долгу за сытое детство, за грамоту, за жизнь, которую я тебе дал. Жизнь! Самый дорогой дар! Жизнь! Из небытия! Из ничего человеком тебя сотворил!

Д о ч ь. А он еще помнит зоологию!

С т а р и к. За обиду. За позор сегодняшний. За стыд, за слезу, нынешней ночью выплаканную… вы — зелень — в долгу неоплатном. (И как окончательный приговор: просто, спокойно.) Ничего я не должен. Не дам. Плати сам. А я спать пойду. Я нонче всю ночь не спал. (Устало уходит. Ложится у стога.)

Пауза. Старуха начинает метаться: не знает, то ли утешать Сына, то ли приголубить Старика.

С ы н. Да-а… Встречный иск…

Д о ч ь. Да-а, Жан. Пошел ты за шерстью, а вернулся стриженым.

Н э л л а. Да-а, не даст он. Пойду сушить сухари тебе, Ваня.

С т а р у х а. У него у самого сердце разрывается. И его пожалеть надо. Ну вот… Не трогайте его, пусть успокоится. Горе ты мое горькое.

Сын включает транзистор. Вначале слышны обрывки музыкальных мелодий. Вот гнетуще-печальная индийская, за ней — бешеная джазовая, потом знойная восточная прерывается несколькими аккордами торжественной, органной. Но это настойчиво вытесняет разноязыкий галдеж дикторов и политических комментаторов. Голоса у них разные и по тембру и по манере. То напористый и торопливый, то вкрадчивый и рассудительный, то задушевно-доверчивый, то наглый с металлическим отзвуком. Вот несколько обрывков из этого неустанного гомона, из этой смеси правды и фальши. И кукушка кукует.

Г о л о с д и к т о р а. Кроме обычных видов оружия ядерные арсеналы держав составляют более шестнадцати тысяч мегатонн — по нескольку тонн на каждого мужчину, женщину и ребенка на земном шаре… На медицинские исследования в мире ежегодно расходуется четыре миллиарда долларов, а на научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы для военных целей — двадцать пять миллиардов… Государства нашей планеты тратят ежечасно по тридцать миллионов долларов на вооруженные силы и вооружение… Тридцать миллионов в час.

Сын выключает транзистор.

С т а р у х а. Нет-нет, пусть рассказывает. Послушаем, послушаем. Пусть и он послушает. Вот где растратчики. А мы — семнадцать копеек, сорок две копейки. А там вон что творится! Давай, давай!

Сын опять включает транзистор.

Г о л о с д и к т о р а. Армия стала главной целью государства, она стала самоцелью, народы существуют только для того, чтобы поставлять и кормить солдат… В результате разрядки напряженности военный бюджет США на будущий год увеличен только на одиннадцать миллиардов долларов… И в это время на нашей планете каждую секунду умирает один человек от истощения, с каждым ударом вашего сердца умирает от голода человек.

С т а р у х а. А он пошел спать?! Вон где твоя честность нужна. Вон куда иди со своими принципами. Мы тут над каждой трудовой копейкой дрожим, а там… (Решительно уходит.)

А Старик все-таки уснул. Спит, бедняга. Намаялся. И вдруг, о чудо! Старик отрывается от земли и как ни в чем не бывало повисает в воздухе. Он спит себе, ничего не подозревая, смачно почмокивает губами. Вроде на облаке или на воздушной подушке спит, посапывает.

Появляется С т а р у х а. Она не входит, а вплывает, и вдруг замечает спящего в воздухе Старика. Оторопела: мол, он еще и фокусы выкидывает. Еще пуще рассвирепела, толкает его, Старик просыпается.

С т а р у х а. Ты спишь? В мире беспорядки, растраты, разбой, а ты спишь? Ты тут из-за семнадцати копеек бучу поднял, а там миллиарды в распыл пускают: кто выше, кто дальше, кто больше. Швыряются миллионами да миллиардами. Если ты такой честный, то иди и немедленно наводи порядок. Иди!

С т а р и к. Куда?

С т а р у х а. Президентом становись!

С т а р и к. Да ты с ума сошла. Как же я стану президентом?

С т а р у х а. Станешь, если я сказала!

С т а р и к. Одумайся, старуха! Как это я стану? Кто меня поставит?

С т а р у х а. Сам! Сам себя! И чтоб порядок! Слышишь? За все расходы я с тебя потом спрошу! (Величественно уплывает.)

С т а р и к. Да-а-а… Вроде она права. Тут уж… лучше иди и становись президентом, если баба приказала. Не было печали… (Спускается на землю.)

И вот уже перед нами земной шар с контуром материков и государств. Старик присматривается, выбирает себе страну, где бы стать владыкой. Шар медленно вертится, подставляя то одну сторону, то другую. Старик всматривается и в северное полушарие и в южное. Наконец властным жестом повелевает планете остановиться. Так кончилась явь, начинается сон.

Остановите планету! Я взойду!

З а н а в е с.

Действие второе СОН

И вот — кабинет Президента некоего государства. Вероятнее всего, державы солидной, так как новоиспеченный Президент сам выбирал себе страну, и не такой уж он простак или чудак, чтобы выбирать какую-нибудь недоразвитую, на отшибе, на политических задворках страну. Кстати, кабинет обставлен, конечно же, в соответствии со вкусом Старика и его представлением о президентском логове. Однако есть вещи и предметы, не совсем понятные новому Президенту. К таким Старик относится настороженно и с подозрительностью. Но обратите внимание: сноп великолепной пшеницы и сноп кукурузы здесь выставлены. Еще бы! Если они имеются даже в кабинете самого председателя колхоза, то здесь — и подавно. Иначе, какой же он Президент?

На задней стене — огромная политическая карта мира. На ней социалистические страны — сплошное белое пятно. Почему-то… На карте — маленькие лампочки. При желании их можно зажечь. Они загораются, как звездочки. С каждым щелчком выключателя их становится все больше и больше. С последним щелчком — белое пятно окружается густым огненным колечком.

Огромный президентский стол. На нем куча телефонов. Есть телевизор. Сейф. Сифон. Если они у председателя колхоза есть, то…

С т а р и к осваивает кабинет и все его хозяйство. Он как бы привыкает ко всему: к креслу, телефонам, сифону с газировкой, к бра и прочим светильникам, к хрусталю и позолоте. И все на белом фоне. Почему-то… Старик все в той же одежде. На нем белая льняная вышитая рубаха, белые парусиновые штаны. Он даже не замечает несоответствия своего костюма этому кабинету.

У стола лежит собака. Президент присматривается к ней и вдруг умильно улыбается.

С т а р и к. Дружок? И ты тут?

Дружок скидывает с себя собачью шкуру, и под ней обнаруживается вполне респектабельный молодой человек — верный страж Президента.

Д р у ж о к. Не мог же я одного тебя сюда пустить.

С т а р и к. Да-а, без тебя я тут как без рук.

Д р у ж о к (быстро обнюхал помещение и выглянул за дверь, в приемную). Сеньор Президент! Я правильно обращаюсь к вам?

С т а р и к. Сеньор? (Взвесив.) Пущай будет сеньор. Все равно.

Закуковала кукушка. И вдруг неожиданно появляется М а т ь — старая женщина в крестьянской одежде. Медлительная, с достоинством.

М а т ь (разговор начинается по-домашнему, просто). Ну вот, и дождалась я, когда ты сядешь на это место. Теперь власть у тебя большая. Мно-ого ты теперь должен сделать. Свершить. Другие же цари ничего не совершили.

Д р у ж о к. Кто вы? Откуда? Почему тут?

М а т ь. Мать я, сынок, мать.

Д р у ж о к. Но кто вас…

С т а р и к. Погоди, Дружок. (Матери.) Обличье мне твое больно знакомо. Откуда ты?

М а т ь. Мать я. А матери — они все похожи. Издалека я. Как узнала, что ты власть такую заимел, тотчас же к тебе. Все боялась — успеть бы, не опоздать. Ох, беда это… И опасности твои ведаю. Жалко мне тебя. А ты смотри, поглядывай — вокруг тебя враги смертные. Вот и пришла я, чтобы вблизи поглядеть и беду твою, и… как же ты с бедою этой справляешься… с властью… Чтоб своими глазами, а не по рассказам потом чужим… Забот-то у тебя теперь во-она сколько! Смотри, совесть не замарай. Власть — она иных ох как увечит, уродует. Ты тут не всякому верь, не каждому душу изливай. Я-то знаю, родной мой, я-то за свой век надивилась. Люди разные, ох, разные бывают. А горе хоть и многоликое, разное, но душу корежит одинаково. Я ведь чего к тебе спешила? Беду свою рассказать. Моя беда — нет большей беды. И мне ты уже не поможешь. А вот других матерей от такого горя уберечь постарайся.

С т а р и к. Ну говори, говори, коль ты не за себя, а за других. Говори уж!..

М а т ь. Одиннадцать сынов я схоронила. Сколько народила, столько и поховала. (Всматривается в Старика.) Как первого хоронила, а он у меня вторым был, так думала — и сама лягу в могилу. А люди дивились. Оттянули от ямки. А потом Гришку схоронила. Тоже убивалась. А люди дивились. Потом война. Пришли враги — и трех сынов, каждый — как тополек… Вывели и перед всеми расстреляли. Мол, партизаны. А меня оставили… На диво людям. Чтоб, значит, дивились на мое горе. Плакала, ой как плакала… Свету белого не видела сквозь слезы. А потом — опять несчастье. И надо же, — в войну выжили, а после войны дома, на своем же огороде, подорвались. Погреб хотели поправить, починить. А там мина была. Подложил кто-то. Полицаи, видать. (Горестно вздохнула.) Десятого — Митю — в позапрошлом схоронила. Люди уже и не дивились. Привыкли. А летом — Степана. Ну этот отмучился, бедный, от старых ран помер. Не плакала. И люди дивились: пошто не плачу? Последний ведь. Вот и пришла я к тебе…

С т а р и к. Горемычная ты моя… (В голосе слеза.)

М а т ь. Вот поговорим, побеседуем, да и жить будем. А куда денешься? Еще ведь дети есть. Хоть и чужие, а дети. И жить надо. У меня вот никого не осталось, а живу. На диво людям живу. И век мне достался такой долгий. Милый! Сейчас ты можешь, ты должен, ты сделай так, чтоб… Мне уж не поможешь, но сделай так, чтоб никому, никогда такое не досталось. Поверь мне, милый, это так больно, так трудно… Проклятая война!

С т а р и к. Хорошо, мать. Вот гляжу я на тебя — больно знакомая личность твоя. (Огорчился за свою плохую память.) А не припомню.

М а т ь. Мать я. А матери — все они похожи одна на одну. Мать я. (Собирается уйти.)

С т а р и к (Дружку). Проводи. Дорогу покажи.

М а т ь. Я сама найду. А ты гляди: хоть и большая опасность поджидает тебя, но ты сделай добро людям. Ждут они от тебя. Надеются. Не обмани! (Уходит.)

С т а р и к. Да-а… Мы иногда говорим: вот если б я был на месте (жест наверх) имярек, то… Да я бы! (Оглядывает свое место.) Ну вот я и на его месте. А что — то? А с чего начать? А что сделать? Как выполнить ее просьбу? Да ведь это и не просьба. Это ведь — кровь из носу, а сделай! А как? Ведь такой маховик раскрутили, что… Как его остановить? С кого начать? Легко сказать: был бы я на его месте. А… А на месте ли я? Вот в чем вопрос. Неужели они там не задумываются: а на месте ли? Втайне спра-ашивают себя! А ответ — еще большая тайна. Упаси бог — показать неуверенность. «Не уверен — не обгоняй». А взялся за гуж…

Д р у ж о к. Серьор Президент! Все министры собрались на аудиенцию.

С т а р и к. Куды, куды?..

Д р у ж о к. К вам, сеньор Президент.

С т а р и к. А кто их звал?

Д р у ж о к. Я. Вчера вы приказали созвать их, чтобы познакомиться.

С т а р и к (вспоминает). Да вчера я сам еще не знал…

Д р у ж о к. Все верно. Потому и позвали всех на прием. А где вы их будете принимать? Здесь? Или туда выйдете?

С т а р и к. Нет, что ты! В коридоре неудобно. Все-таки министры, не бригадиры. Давай сюда. Если кресел не хватит, то… могут и постоять.

Д р у ж о к. Да они все будут стоять. А если захотите кого посадить…

С т а р и к. За что?

Д р у ж о к. Каждый сам знает, за что. Звать?

С т а р и к. Зови, Дружок.

Д р у ж о к (пошел, но у дверей оглянулся, осмотрел — в порядке ли кабинет, и вдруг оценил костюм своего патрона). Только… может… Переодеться бы вам, сеньор Президент…

С т а р и к (осматривает себя). Пожалуй что… Давай, Дружок, что-нибудь к лицу. Соответственно.

Дружок вынимает из шкафа цилиндр, монокль, сорочку, бабочку, фрак. Старик переодевается.

Д р у ж о к. Вот черт побери! Неужели уперли? Штанов нету.

Оба долго ищут брюки в шкафу, в ящиках стола, даже в сейфе.

С т а р и к. Нету?

Д р у ж о к. Нету, сеньор Президент.

С т а р и к. Ерундовина получается. Специально подкузьмили?

Д р у ж о к. Тут могут подвести под монастырь.

С т а р и к (просто). Ну что же, нет так нет. На нет и суда нет. Обойдемся, не в штанах счастье. Я за столом буду, не заметят. Давай их сюды. (Останавливает Дружка у двери.) Слушай, а… министры мне достались все прежние?

Д р у ж о к. Хотите поменять? Можете кого-нибудь и скинуть, для острастки. Я их по кругу пущу, а вы только кивните мне — которого, и я… Молния ударит одного, а боятся все.

С т а р и к. Кошку бьют — невестке намек? Ладно, давай! Ты только называй, который кто.

Д р у ж о к. Ху из ху! Все равно всех не запомните.

С т а р и к. Того военного и по финансам который. В первую очередь с войной надо покончить.

Д р у ж о к. А фотокорреспондентов? Там и кинохроника и телевидение. Их впустить?

С т а р и к (подумав). С телевидения одного впусти. Он и один раззвонит. И фотографа. Пускай для памяти будет. Только скажи ему, чтоб две фотокарточки. Одну себе, а вторую… в наш клуб. Вот смеху будет. Давай! Попробую править. Хе-хе… твою… Государством править! Я! Хм… (Усаживается за столом, напускает на себя важность.)

Дружок запускает круг. На кругу — М и н и с т р ы. Т е л е- и ф о т о р е п о р т е р ы спешат зафиксировать это удивительное событие.

Д р у ж о к (представляет Президенту министров). Этот по пенсиям, этот по культуре, этот по мясу и молоку, этот по шерсти и яйцам. По финансам.

Старику чем-то понравился этот министр. Они обменялись любезными улыбками.

Этот по строительству. Этот по разрушению. По купле и продаже. По шпионажу. Без портфеля. Сухопутный. Морской. Дорожный погиб в автомобильной катастрофе. Иностранный поехал в Египет. Это — военный.

С т а р и к. Стоп! Военный министр, ко мне! По финансам и по шпионажу подождите там. А остальные могут идти на службу. Первое дело — война! Ясно? Главное, чем мы должны сегодня заняться, — война. Идите! До вас потом доберусь. (Шуганул их к выходу.)

И будто ветром их сдуло. Теле- и фотокорреспонденты снимают Президента в разных ракурсах — снизу и сверху. Старик, по неопытности, подлаживается, позирует. Но босые ноги прячет.

Д р у ж о к. Ну, хватит! (Выпроваживает корреспондентов вон.)

В о е н н ы й м и н и с т р. Дозвольте вас поблагодарить, сеньор Президент, за внимание к нам, военным. «Война — первое дело!»

С т а р и к. И тебе, вижу, надоела она? Еще бы, столько лет. Всем она осточертела. Надо кончать, мил человек. Кончать надо войну. Ну, присаживайся, потолкуем.

В о е н н ы й м и н и с т р. Как — кончать? Разве уже принято решение начинать другую?

С т а р и к. Какую такую другую? Да ты что? Никаких войн! (Благодушно.) Полное замирение. Мир! Понятно?

В о е н н ы й м и н и с т р. Нет. Как — мир? Совсем мир?

С т а р и к. Совсем и навсегда. Неотложно отдавай команду, чтоб перестали стрелять. (Сердится.) А то озверели просто. Губят людей ни за что ни про что. Будто они просто козявки какие. И оповести всех солдат: мол, я даю вам мир!

В о е н н ы й м и н и с т р. Господи! Да это… Это же катастрофа! (В ужасе таращит глаза на Президента.)

С т а р и к. Да ты что? Что это с тобой?

В о е н н ы й м и н и с т р. Сеньор Президент. Это я не могу! Это опасно! Это не мое дело. Мир? Не мое, и все!

С т а р и к. А чье? Ну и дисциплинка у вас тут! Чье же дело?

В о е н н ы й м и н и с т р. Н-ну, может… министра иностранных дел. Это ему поручено трепаться про вечный мир. (Посмеивается.) Пусть теперь на деле попробует.

С т а р и к. А тебе что поручено?

В о е н н ы й м и н и с т р. Набрать солдат, дать им офицеров, вручить оружие, обеспечить самолетами, танками, горючим, бомбами, снарядами, консервами, локаторами, ракетами, гранатами…

С т а р и к. Та-ак, ну, насобирал ты всего этого. А потом?

В о е н н ы й м и н и с т р. А потом задача — найти противника и начать войну. Выработать неторопливую стратегию. Нам ведь к победе спешить не надо. Наша цель — не победа, а война.

С т а р и к. Ах поймать твою мать! Это же преступление!

В о е н н ы й м и н и с т р (декламирует). «Она возвышает наше достоинство человеческое; в ней высшее проявление нашей доблести; она воскрешает мужество в народах, изнеженных миром, упрочивает существование государств, династий, служит пробным камнем для народов, раздает власть достойнейшим, сообщает всему в обществе движение, жизнь».

С т а р и к. Это кто же? Мао? Из его цитатника?

В о е н н ы й м и н и с т р. Это слова Прудона. Это мысль Гегеля.

С т а р и к. Бандит твой Прудон и разбойник с большой дороги твой Гегель с его рациональным зерном!

Д р у ж о к (укоризненно пожал плечами, взглянув на Старика. Достал с полки книгу, быстро полистал, нашел нужное место и подал Президенту: на, мол, дави и ты цитатами). Жан-Жак Руссо.

С т а р и к. Вот послушай, что порядочные люди говорят. (Читает.) «Война является узаконенной формой грабежа, выгодным предлогом для денежных вымогательств, для содержания огромных постоянных армий, держащих народ в повиновении и страхе». Вот в чем корень зла!

Дружок подкладывает Старику листки с цитатами. В дверях появляется С е к р е т а р ь. Девушка, очень похожая на Нэллу. Старик заметил это сходство.

С е к р е т а р ь. Включите телевизор.

Дружок включает телевизор.

С т а р и к. И ты тут?

С е к р е т а р ь. А где я должна быть, сеньор Президент?

С т а р и к. Странно. (Пристально рассматривает девушку.)

С е к р е т а р ь. Вам не нравится мой костюм?

С т а р и к. Могла бы и подлиньше платье… А то и самой холодно и его (в сторону Дружка) в дрожь бросает.

Д р у ж о к (взволнованно). Сеньор Президент! Вы только послушайте, посмотрите, что они по телевизору говорят.

На экране телевизора появляется Т е л е р е п о р т е р, который присутствовал во время приема министров.

Т е л е р е п о р т е р (в экстазе). По одной фразе, по первому слову президента мы поняли, мы почувствовали, и скоро весь мир поймет, что к власти пришел человек сильной воли, человек решительный, человек действия. Он сказал: «Первое дело — война!» Война — первое дело! Он не стал размазывать слова перед своим кабинетом. Он оставил возле себя только военного министра, а всех бесцеремонно отправил на службу. Итак, готовьтесь к решительному повороту. Война — наше первое дело! Раскошеливайся, страна!

С т а р и к (аж присел). Что он мелет? Что он несет? Лжец! Обманщик! В капэзэ его за клевету! Не дай бог, дома это увидят. Черт знает что подумают. Поймать его. Привести сюда!

Д р у ж о к исчезает за дверью. И С е к р е т а р ь за ним.

В о е н н ы й м и н и с т р. Сеньор Президент! Вся страна оповещена. Вам придется считаться с общественным мнением.

С т а р и к. Ты еще тут? Я что тебе приказал? Иди и немедленно отбивай телеграмму! Конец войне! Там кровь льется! Там раненые стенают! Там горе горькое по свету шляется. Мир давай! Мир! Иди и выбрасывай белый флаг!

В о е н н ы й м и н и с т р. Капитуляция? Господи! Престиж великой державы… Все под ноги? Честь нации? Вот так?

С т а р и к (орет). Белый флаг!

В о е н н ы й м и н и с т р. Сейчас, сейчас. Нет у нас готовых белых флагов. На это надо дополнительные расходы. Ассигнования. Найти закройщика, разместить заказ. Утвердить в парламенте. Мы ведь живем в демократическом государстве.

С т а р и к. Наказал бог народ — наслал воевод. (Задает трепку Военному министру, как школьнику.)

В о е н н ы й м и н и с т р. Вы губите нацию! (Покидает кабинет, уверенный, что Президент свихнулся.)

С т а р и к (вслед). Кто это сказал: «Нация, затевающая неправедную войну, есть не что иное, как большая шайка грабителей». Я тебе дам! Шельмец!

Входит С е к р е т а р ь, в руках ее брюки.

С е к р е т а р ь. Наденьте. Это более к лицу.

С т а р и к. Так это ты спрятала мои штаны?

С е к р е т а р ь. Это не ваши. Это штаны Вице-президента. Я подошла к нему и сказала: снимите, пожалуйста, свои штаны. Он торопливо снял, а я еще подумала: как он вас уважает. Он, видать, догадался. А я схватила их — и к вам.

С т а р и к (смеясь). А как же он?

С е к р е т а р ь. А он снимет у своего зама. Тот у помощника. Помощник у заместителя заместителя. И так ниже. Через полчаса мы в окошко увидим дворника без штанов. По праву сильного. По праву… (Помогает Старику надеть штаны, пытается застегнуть их.)

С т а р и к (отогнал ее). Ты не за свое дело не хватайся. Бесстыжая. Тебе же замуж выходить, а ты уже — без приданого…

С е к р е т а р ь. Как — без приданого?

С т а р и к. Лучшее приданое — стыдливость. А у тебя уже ни капли стыда.

С е к р е т а р ь. Я хотела помочь вам надеть штаны.

Входит Д р у ж о к с важной персоной: это М и н и с т р ф и н а н с о в. С е к р е т а р ь выскальзывает за дверь.

Д р у ж о к (докладывает). Министр финансов!

С т а р и к (так и не успел надеть брюки). А-а, входи, входи, уважаемый. Садись.

М и н и с т р ф и н а н с о в. Добрый день, сеньор Президент! Поздравляю вас!

С т а р и к. Здоров, здоров, спасибо. Ох, как ты мне нужен, как интересно мне с тобой поговорить. Ты ведь у нас главный кассир. Как денежки бережем, где собираем, куда складываем, на что расходуем?

М и н и с т р ф и н а н с о в. Я должен сделать сеньору Президенту официальный доклад?

С т а р и к. Доклада не надо. Покороче. Давай по-человечески поговорим. Вот сядем рядком и поговорим ладком. Ты мне приглянулся, показался самым умным из них, из этих…

М и н и с т р ф и н а н с о в. Спасибо.

С т а р и к. Спешить не будем. Должность у тебя, профессия такая, что торопиться нельзя. Этот военный, так он спешит почему-то, хоть и служба у него опасная. Военная!

М и н и с т р ф и н а н с о в. А вы знаете, сеньор Президент, что истории известно гораздо больше обезглавленных, повешенных и умерщвленных министров финансов, чем полководцев, наказанных за проигранные сражения.

С т а р и к. Да ну? Неужели?

М и н и с т р ф и н а н с о в. Чтобы не считать своих, во Франции, например, с тысяча триста пятнадцатого по тысяча семьсот восемьдесят первый год казнено тридцать семь министров финансов.

С т а р и к. Да-а, вот это да! И тогда, значит, транжирили? Хм… Правда, давненько это было, давненько, брат. (После паузы.) Ну вот, выколачиваешь ты денежки из налогоплательщиков, собираешь там пошлины всякие. А потом куда их пускаешь? Денежки.

М и н и с т р ф и н а н с о в. Обеспечиваю финансами все три программы вашего правительства: политическую, экономическую и военную.

С т а р и к. А ты бы — именно куда?

М и н и с т р ф и н а н с о в. На всякую помощь. На защиту недоразвитых, на сохранение слаборазвитых, на сдерживание сильноразвитых. И, естественно, как вы заявили, поскольку война — наше первое дело, — на войну. Первая наша статья расходов.

С т а р и к. И ты меня так понял? Где этот трепач? Дружок!

Д р у ж о к (появляясь в дверях). Сеньор Президент?

С т а р и к. Где этот звонарь из телевидения?

Д р у ж о к. Он здесь. (Пропускает в кабинет Телерепортера.)

Старик рассматривает этого циника, хлюста, наглеца. А тот ехидно улыбается, зная о своей безнаказанности.

С т а р и к. Ты почему переврал мои слова, лжец?

Т е л е р е п о р т е р. Я не переврал, сеньор Президент. Можете проверить. Все ваши слова записаны на магнитную ленту. Кстати, их не так много было сказано. (Включает магнитофон.) Звучат слова Старика: «Первое дело — война! Ясно?.. Главное, чем мы должны сегодня заняться, — война. Идите! До вас потом доберусь».

С т а р и к. Но я хотел сказать, что пора кончать войну, я совсем другое думал.

Т е л е р е п о р т е р. Никому не секрет, что наши политики всегда думают одно, а говорят другое.

С т а р и к. Это ваши. Но ты хоть бы спросил у меня, что я имел в виду.

Т е л е р е п о р т е р. Наша пресса пока что независима от государства. Мы не обязаны спрашивать. Мы обязаны объективно освещать ваши дела и слова, сеньор Президент. А угадывать чужие мысли, как это умели делать древнегреческие прорицательницы, мы пока не научились.

С т а р и к. Пошел вон, дурак!

Т е л е р е п о р т е р. С первого дня ссориться с прессой? Сеньор?..

Д р у ж о к выпроваживает Т е л е р е п о р т е р а за дверь.

М и н и с т р ф и н а н с о в. У нас ведь Президент властвует четыре года, а журналисты всегда. Так вы имели в виду войну… с войной…

С т а р и к. Сегодня же прекрати выдачу денег этим оглоедам на разбой!

М и н и с т р ф и н а н с о в. А как же закон? Бюджет утвержден парламентом.

С т а р и к. Какой же это закон? Какой закон? Там же людей убивают, калечат! Там ведь бомбят, жгут, рвут, чтоб им кишки рвало!

М и н и с т р ф и н а н с о в (печально). И все по закону…

С т а р и к. Закон, что дышло… Ты вот скажи по совести, сколько ты выдал генералам на эту войну, на эту бойню?

М и н и с т р ф и н а н с о в. С азиатами? За последние десять лет — сто пятьдесят миллиардов.

С т а р и к. Боже мой! А если бы все эти средства, да все эти рабочие руки да пустить в дело, в эту же страну, отдать этому же разнесчастному народу! Друзьями стали бы на веки вечные. А так вражду посеяли на тысячу лет.

М и н и с т р ф и н а н с о в. Вроде бы верно, но…

С т а р и к. Что — но?

М и н и с т р ф и н а н с о в. Эта война поддерживала у нас экономическую активность. Для нашей промышленности война эта вроде допинга.

С т а р и к. Чего, чего?

М и н и с т р ф и н а н с о в. Вроде лекарства… ну… биостимулятор. Женьшень. Пантокрин. Боброва струя.

С т а р и к. Вот я тебе покажу стимулятор! Вот сейчас ты у меня пустишь струю! И ты такой же?

М и н и с т р ф и н а н с о в. Вашему помощнику кажется, что вы со мной грубо разговариваете.

С т а р и к. Да ну? Ему кажется? А ну! (Кивком головы отсылает Дружка за дверь.) Могу и деликатно. Мне ведь очень важно тебя в союзники. Понимаешь, какое дело… Вот ты говоришь — миллиарды туды, миллиарды — сюды… А ведь простые люди, ну, те, которые своими руками все делают, все богатства в мире создают, так вот они считают деньгами даже мелочь: пфенниги, су, центы, копейки. Для них семнадцать копеек — деньги. Сорок два цента — деньги. А вы тут швыряетесь такими суммами! Так вот мне наказ такой дан, поручение — навести в этом деле порядок. Понимаешь? Очень важно, чтобы ты это уразумел. Все люди, весь народ как те мурашки ползают, копошатся, трудятся, как пчелы летают, собирают по пылинке, по крупице, по капельке, стаскивают до кучи. Раньше солнышка встают, позже солнышка ложатся, и в стужу, и в жару, в степях, на море и под земелькой добывают в поте, в мозолях, в старании, чтобы всем хватило, чтобы всех одеть-обуть, накормить. Все как пчелки трудятся. А тут откуда ни возьмись — трутень. Да хап! Да такой кусок! А? Да без стыда! И куды! На мерзкую войну. Понимаешь? Поручение имею — остановить растрату. Не дело это. Помоги. А?

М и н и с т р ф и н а н с о в. Сеньор Президент! (Осторожно.) Мне ваш курс… Я… тоже за… чтоб без войны.

С т а р и к. Так в чем же дело?

М и н и с т р ф и н а н с о в. В Хозяине.

С т а р и к (заинтересованно). В каком Хозяине?

М и н и с т р ф и н а н с о в. Военно-промышленный комплекс сейчас определяет все. Он — всему хозяин, царь, бог! Он всевластен, всесилен.

С т а р и к. Никакой он не хозяин. Теперь я — хозяин.

М и н и с т р ф и н а н с о в. Сеньор Президент! Вы будете подписывать приказы и законы, угодные ему. Вы — не хозяин. Он — всему голова.

С т а р и к. Значит, это Хозяин и вынуждает тебя на безумные расходы? Как же это он умудряется?

М и н и с т р ф и н а н с о в. Он не один. Он с генералами. Вот поверните выключатель на своей карте и вы увидите, сколько у них военных баз. (Пауза.)

На карте в три приема загораются созвездия лампочек. Они имитируют военные базы.

С т а р и к. Россию так окружили?

М и н и с т р ф и н а н с о в. И их соседей.

С т а р и к. А у них базы вы подсчитали?

М и н и с т р ф и н а н с о в. Их базы на их земле. Древний Новгород, Псков, Киев, Смоленск, Ярославль, Полоцк, Тюмень — новая база.

С т а р и к. Во-от! Самое верное дело. Вот там — самые верные их союзники. Их и укрепляют. А вы? В чужих землях? В Таиланде?

М и н и с т р ф и н а н с о в. И в разных других ненадежных странах — в Турции, Греции…

С т а р и к. Уму непостижимо какие расходы! А?

М и н и с т р ф и н а н с о в. Так всегда было. Цезарю в Древнем Риме министр финансов выдавал семьдесят центов на убийство одного солдата противника. Наполеон для этой цели брал из казны уже три тысячи луидоров. Во второй мировой войне на убийство солдат противника расходовали пятьдесят тысяч. А теперь живой, неубитый солдат противника обходится нам ежегодно в пятьдесят тысяч. Живой! Неубитый! Разоряет нас и улыбается. Улыбается!..

С т а р и к. Ну-ка, ну-ка, растолкуй. Каким это образом?

М и н и с т р ф и н а н с о в. Заменяем дальние бомбардировщики. Так вот, новый обходится нам в семьдесят шесть миллионов каждый. А сколько их? Наши войска в Европе стоят нам ежегодно семнадцать миллиардов. И каждый год, каждый год требуют увеличения ассигнований…

С т а р и к. Это все генералы… Ух, поймать бы их мать! Слушай, а сколько их у вас?

М и н и с т р ф и н а н с о в. Генералов? У военного министра надо спросить.

С т а р и к. Дружок! Где ты там?

Появляется Д р у ж о к.

Д р у ж о к. Я всегда под руками.

С т а р и к. Передай мое приказание министру по шпионажу, чтоб подсчитал, сколько в какой стране генералов, адмиралов, офицеров. И у нас сколько. Для сравнения.

Д р у ж о к. Ему не надо передавать ваше приказание. Он сам знает уже.

С т а р и к. Как?

Д р у ж о к. Он ведь вас постоянно подслушивает. Он сделает.

М и н и с т р ф и н а н с о в (идет на попятную, громко). Вы хотите прекратить войну? Но ведь действительно война оздоровляет нацию, освежает ее, бодрит, очищает. И экономику и патриотизм. Это нектар для промышленности!

С т а р и к. Вы, как тот языческий идол, хотите пить нектар обязательно из черепов убитых людей.

М и н и с т р ф и н а н с о в. На войне, конечно же, случается, и убивают. Но вы спросите у женщин… (Вынимает из кармана открыточку с цитатой.) «Естественный судья мужчины есть женщина… Женщина может любить работника, промышленника — как слугу, поэта, артиста — как дорогую игрушку, ученого — как редкость; праведника она уважает, богатый получит от нее предпочтение, сердце же ее принадлежит воину. В глазах женщины воин есть идеал мужчины». Вот как воспет военный!

Д р у ж о к. Сеньор Президент! А вы спросите у женщины. В приемной как раз дожидается своей очереди молодая актриса.

С т а р и к. Давай, давай-давай!

Дружок впускает А к т р и с у. Старику показалось, что она очень похожа на его младшую дочь.

А к т р и с а. Здравствуйте, сеньор Президент!

С т а р и к. Так это ты? (Пристально рассматривает девушку.) А как тебя зовут?

А к т р и с а. Я ведь актриса. На афише я — Сюзанна. А дома… Ах, неважно…

С т а р и к. Вот ответь нам. Если бы, скажем, замуж тебе выходить или там полюбить, ну, в общем, сердце свое положить, то кого ты выберешь: военного или цивильного — ученого, инженера, писателя, агронома или там завбазой?

А к т р и с а. Я уже выбрала. Он — осветитель. Но он очень умный и талантливый. Он такой…

М и н и с т р ф и н а н с о в. А почему не военного? Не офицера?

А к т р и с а. Военного? (Призадумалась.) Но ведь их так часто убивают и даже еще хуже — калечат. А с инвалидом…

С т а р и к. Слыхал? Вот, милок, иди и закрывай для военных все кассы. Не по-хозяйски это — швырять деньги в костер. Без моей записки никому ни монеты.

М и н и с т р ф и н а н с о в. Помните о Хозяине, сеньор Президент. (Уходит.)

Старик опять рассматривает Актрису.

А к т р и с а. Вы меня так рассматриваете, господин Президент, будто собираетесь на яхту пригласить.

С т а р и к. Мала ты еще для таких шуточек. (Строго.) Ну, зачем пожаловала? «Актриса»! Я тебе дам — «актриса»!

А к т р и с а. Я… Меня послали… Я от театра. Наш театр горит, то есть он не горит, а… он — банкрот. Понимаете, не хватает на зарплату, а цены на все растут. Талантливые артисты готовы разбежаться, а нам, всем остальным, хоть с небоскреба прыгай. Все артисты, директор и главный режиссер послали меня к вам. И еще от театрального общества, от всемирного. Понимаете, надо издать книгу о мировых корифеях театра — о Станиславском и его школе; о Бертольте Брехте. Так вот, не хватает шести тысяч долларов. По этому делу уже один раз собирались на Всемирный театральный конгресс. Три дня выступали, все искали, где бы раздобыть эти деньги. В Москве это было. Но ничего не придумали. На конгресс только потратились, а все равно не нашли.

С т а р и к. А сколько потратили?

А к т р и с а. Полтора миллиона.

С т а р и к (смеется). И не нашли? Шести тысяч?..

А к т р и с а. До сих пор не нашли.

С т а р и к. Ну вот, у вас всегда так: на какую-нибудь марионетку миллиарды ухлопали, а на свою же культуру — щепотку не найдете. А туда охапками, охапками! (Дружку.) Там кто-то в дверь скребется?

Д р у ж о к (принюхивается к двери). Министр по шпионажу.

С т а р и к. Впусти.

М и н и с т р п о ш п и о н а ж у входит, пристально осматривает Дружка, Старика, затем Актрису. Обнаруживает шкуру Дружка и грозит ему пальцем.

М и н и с т р п о ш п и о н а ж у. Я вас слушаю, сеньор Президент.

С т а р и к. Ну, давай, чего там. Задание выполнил?

М и н и с т р п о ш п и о н а ж у. Это невозможно. Абсолютно. Невозможно. Сколько у кого генералов, офицеров, адмиралов — это такой секрет, что… Сверхтайна.

С т а р и к. Слушай, сколько у тебя шпионов? Там, за рубежом?

М и н и с т р п о ш п и о н а ж у. Сто сорок тысяч. (Вдруг сообразил, что выболтал государственную тайну перед Актрисой и Дружком.) Может, тридцать, может, сорок, или десять, или пять.

С т а р и к (не понял его). Если ты своих сосчитать не можешь, как же генералов подсчитаешь?

М и н и с т р п о ш п и о н а ж у. Эту цифру все правительства держат в глухой тайне прежде всего от своего народа. А потому и нам трудно, ох как трудно, невозможно… Вот я знаю, что русские знают, сколько у нас генералов, но они не знают, что я не знаю, сколько у них.

С т а р и к. А сколько своих — ты это хоть знаешь?

М и н и с т р п о ш п и о н а ж у. Тоже секрет. Вы у начальника Генштаба спросите. Но он тоже соврет. Тайна ведь. Секрет.

С т а р и к. Вот возьмись-ка ты да разведай дома, у нас, у себя. Сколько их и сколько на жалованье им средств тратим? Ясно?

М и н и с т р п о ш п и о н а ж у. Так у нас на это средств маловато. Чтоб такие сведения добыть, надо подкупать начальников штабов. А они дорого просят. Вы уж, сеньор Президент, на наше дело не поскупитесь. Не хватает. Просто беда.

С т а р и к. Перебьешься. Не скрипи колесом, не подмажу. Тут вот с девчонкой надо… Вот ей помочь надо. Ну, иди, милый, иди, шпионь. Служи!

М и н и с т р п о ш п и о н а ж у (задерживается в дверях и приказывает Актрисе). Потом ко мне зайдешь! (Выходит.)

А к т р и с а (в ужасе). За что? Что я сделала? Я ведь ничего…

С т а р и к. Не бойся… Это во сне. Ну так как же нам с тобой? А? На культуру, конечно, надо. Даже вот в колхозе у нас на самодеятельность какие куски отваливают. Как же нам?

А к т р и с а. Не знаю. Мы, актрисы, думать не умеем.

С т а р и к. А вот мы что сделаем. Дружок! Немедленно отдай приказ: всем генералам, адмиралам и полковникам обрезать пуговицы от мундиров и штанов. Сложить их по рангам в коробочки и сдать. Понял? Собрать! Потом мы пересчитаем и узнаем по пуговицам, сколько их. Это, во-первых, а во-вторых — у генералов руки будут заняты. Пусть в руках штаны поносят. А то распустили руки, войну им подавай. Вот так. (Актрисе.) И твое дело уладим: пуговицы эти, что в коробочках, мы продадим, а на вырученные деньги и книжку о корифеях напечатаем, и театр выручим от банкротства. Мы их не мытьем, так катаньем.

А к т р и с а (обрадовалась несказанно). Ай, как хорошо! Какой вы мудрый! И все верно! А главное — смешно! Вот будет потеха: по улице идут генералы и брюки держат в руках… А как он будет козырять, если его встречный солдат поприветствует? Вот смеху будет! (Изображает генерала без пуговиц.)

Входит С е к р е т а р ь. Она в испуге.

С е к р е т а р ь. Сеньор Президент! Сам! Сам явился!

С т а р и к. Кто это «сам»?

С е к р е т а р ь. Хозяин!

А к т р и с а (испуганно). Ой. Я уйду! Я не буду. Сеньор Президент, так вы уж не забудьте… А?

С т а р и к. Это насчет пуговиц? Провернем. А что это вы переполошились? Что он за зверь такой страшный? А ну, подать мне его.

С е к р е т а р ь. Он ведь Хозяин всему, всем… всего… всех… Он все может. Он даже президентов… ставит и убирает.

С т а р и к. Да ну? А меня ведь он не ставил. Меня баба моя назначила сюда.

С е к р е т а р ь. Это вам так кажется. Без его согласия, без его «о’кэй» стать президентом?

С т а р и к. Ну и ну. Неужели и на мою бабу он повлиял? А? А подать сюда Тяпкина-Ляпкина! Мы сейчас померяемся силами.

С е к р е т а р ь выходит и приглашает Х о з я и н а. Встретились Старик и Хозяин. Настороженные. Пристально вглядываясь, изучая друг друга, они описывают восьмерки один вокруг другого. Хозяин — тощий, изможденный, усталый человек средних лет. У него, кажется, радикулит.

Х о з я и н (очень корректно). Примите мои искренние поздравления, сеньор Президент…

С т а р и к. Принимаем, принимаем. (Вроде бы материальное что-то принимает на руки и откладывает в сторонку.)

Х о з я и н. Примите также и мои добрые пожелания…

С т а р и к. Ну-ну. Какие же это пожелания?

Х о з я и н. Пожелания мира.

С т а р и к. Мира? Так это же в самую точку. Я ведь тоже хочу покончить с этой войной. Хочу замирения.

Х о з я и н. Там? Замирения? С азиатами?

С т а р и к. Там. Замирения. Я уже и приказ дал военному министру.

Х о з я и н. Да ну? Значит, и государственный заказ на вооружение аннулируете?

С т а р и к. Если войны нет — зачем оружие? И всякий боезапас?

Х о з я и н. Логично. И закрываете мои военные заводы?

С т а р и к. Не только твои. Все. Этого оружия понаделали столько, что его хватит…

Х о з я и н. Двадцать семь раз планету в порошок превратить.

С т а р и к. Вот то-то.

Х о з я и н. Вы все это — серьезно? С войной, с заводами?

С т а р и к. Не сумневайся. Тут не до шуток.

Х о з я и н. Не до шуток. Господи боже мой! Сеньор Президент! Да я вас за это… (Приближается к Старику.)

С т а р и к. Ты это… ты брось! У меня тут охрана. Эй, Дружок!

Х о з я и н. Да я вас расцелую. Я перед вами на колени готов… Наконец-то! Боже мой! Наконец!

С т а р и к. Что — наконец? Что — наконец? Там ведь людей убивают.

Х о з я и н. Правильно.

С т а р и к. На твое оружие столько средств ухлопали…

Х о з я и н. Правильно!

С т а р и к. А люди страдают, народ страдает, от голода мрут, как мухи, каждую секунду — человек, каждую секунду!

Х о з я и н. Правильно! И я страдал! Правильно!

С т а р и к. Что правильно?

Х о з я и н. Все правильно! А я что? Не человек? Я тоже человек! (Замечает босые ноги Старика, сам тоже снимает туфли.) Я тоже хочу свободно вздохнуть! Я тоже имею право поспать спокойно. Имею я право на отдых? На передых! Наконец-то!

С т а р и к. Ты это… Ты успокойся. Ты присядь. Ну, зачем ты так близко к сердцу принял?..

Х о з я и н. Сеньор Президент! Не беспокойтесь! Вы думаете — я свихнулся?

С т а р и к. А что — нет? Ведь летят прибыли.

Х о з я и н. К чертям прибыли! Я благодарю вас за освобождение! Вы сняли с меня гору забот. Боже мой! Что за жизнь была у меня? Вечно в страхе. На конкурентов оглядывайся, а то сожрут и пуговицы выплюнут. Экономического шпионажа опасайся — выкрадут секреты. О рекламе думай. Новую технологию не прозевай. С профсоюзами договаривайся, упрашивай, подкупай. А тут энергетический кризис. Арабы такую свинью подложили. А тут инфляция. Девальвация. Интеграция. А в результате — бессонные ночи, вечные обвинения, упреки, предвыборные баталии, суета сует и томление духа. И никто не посочувствует. Все думают: миллиардер! Он только и знает: поспал, поел и в картишки или там в домино — «козла забивать».

С т а р и к. А тут еще коммунисты…

Х о з я и н. О-о! В печенках они у меня сидят.

С т а р и к (улыбаясь, смахнул слезу). Бедняга. Так ты что — всерьез согласен на мир и заводы остановишь, которые оружие делают?

Х о з я и н. Не верите? Разрешите по вашему телефону я сейчас вот отдам распоряжение.

С т а р и к (пододвигает телефон). Милости просим.

Х о з я и н (в трубку). Управляющий! Алло! Это я… Срочное и важное распоряжение. Сеньор Президент объявляет о мире. Мир!.. Да, везде!.. Не только в Азии. Поэтому прекратите выпуск оружия. Остановите заводы… Да, это я!.. Что? Выполнить! (Спокойно.) Все управленческие пусть организуют праздник по случаю мира. (Заботливо, как няня.) Рабочих отпустить по домам. К детишкам. К женам пусть идут. Пусть все радуются по случаю закрытия заводов. Отдохнут. Вы тоже радуйтесь. Как я. Немедленно выполняйте. Да! Проконтролировать и доложить!.. Я у Президента… Да, всё! (Кладет трубку.)

С т а р и к. Это ты верно. Обязательно нужен контроль. За ними нужен контроль… (Любуется Хозяином.) Просто не верится… Я думал… А меня стращали, что с тобой драка будет. Говорили: «Да он лют, да он злобен, да он за прибыли и самого Президента в порошок сотрет».

Х о з я и н. Вот люди! А? Вот и верь им.

С т а р и к. А тут все просто и легко.

Оба рядышком прогуливаются по кабинету.

Х о з я и н. Не совсем легко. Вот душа болит…

С т а р и к. Все-таки душа болит? Э-э-э…

Х о з я и н. Нет, не за себя. Вот я со всего мира сманил лучших конструкторов оружия, купил их во Франции, Германии, Италии, даже в Бангладеш… Как теперь с ними?.. Жалко мне их.

С т а р и к. По домам распусти. Пусть домой едут.

Х о з я и н. Конечно же, по домам. Игрушки пусть конструируют: маленькие такие вот танки, ракеты, самолетики. Верно? Для детишек? А?

С т а р и к (умиленно). Ну какой же ты зубр? О детишках вот заботишься. А то пугали. Вот народ!

Х о з я и н. Народу верить нельзя. Народ — шельма. Он наговорит…

С т а р и к. А ты — буржуй. О народе как! Все-таки ты — классовый враг…

Х о з я и н. Однако вот смогли и сговориться. Я ведь тоже человек. Только обстоятельствами… капиталом прижатый… к капиталу. Прижат.

С т а р и к. Сегодня ты мудро поступил. Давай я тебя обниму.

Объятия даже несколько затянулись.

Х о з я и н. Меня вы освободили, а себе забот прибавили, хлопот.

С т а р и к. Хлопоты — они, как собаке блохи, полезны даже. Отвлекают от невеселых мыслей о собачьей доле. А человека предприимчивым делают. А какие хлопоты?

Х о з я и н. Из каждых ста рабочих в нашей стране на военном производстве занято одиннадцать человек. И вот, прикроем это производство, а их куда? Останутся без дела. Представляете, сколько их. Во всем мире — пятьдесят миллионов.

С т а р и к. Нет, ты все-таки классовый враг. Прибыли? Да?

Х о з я и н. Да нет же! Мне их жалко. Рабочих. Они привыкли к заводу. Они каждое утро, каждый вечер шли туда толпами, как к кормушке. Жалко ведь их.

С т а р и к. А ты не жалей. Я их пожалею. Вот возьму и все миллиарды, что на военное дело шли, раздам им. А они будут что-нибудь строить — дороги, жилье. И сытые будут и довольные. Понятно?..

Х о з я и н. И еще: вот возвратятся солдатики с войны. Куда вы их пристроите? А ведь их сотни тысяч. У нас и без них было восемь процентов безработных. Да теперь плюс еще одиннадцать. Девятнадцать. Да солдатики придут. Как вы с ними справитесь? Они ведь там научились стрелять. А тут окажутся без дела. Что умеют? Чем они займутся? Грабежами. Насилием. Бандитизмом. Они там научились убивать…

С т а р и к. Да, об этом я не подумал…

Х о з я и н. О! Под угрозой общественный порядок. В стране и так, я вам скажу, не очень чтоб спокойно вечерами в городах.

С т а р и к. Ох, беспокойно, ох беспокойно. Дружок! Где это письмо мэра города? Почитай.

Д р у ж о к (читает). «Увеличение числа убитых азиатов не проходит даром для нашей страны. Моральный эффект такого, как бы походя совершаемого убийства отзывается кровью на улицах наших городов, и мы постепенно превращаемся в общество, в котором человеческая жизнь становится все дешевле… Страх заставляет горожан сидеть за наглухо запертыми дверями наших домов и квартир, а ночью превращает наши города в арену ужаса…»

С т а р и к. Вот что такое ваша война.

Х о з я и н. Нет, это ваш мир угрожает стране таким ужасом. Вот вернете молодчиков, познавших вкус крови…

С т а р и к. Так, может, лучше продолжать войну? И безработицы не будет и страхи отсрочим. А? (После паузы.) Нет. А все-таки ты классовый враг. Жалко тебе прибылей. Ну признайся.

Х о з я и н (улыбаясь). Нет, что вы! Я искренне — о ваших заботах…

С т а р и к. Ну, спасибо.

Звонит телефон.

(Снимает трубку.) Да, я слушаю. Ага, ага… Молодец… Уже? Молодцы! (Хозяину.) Тебе доложить хотят. (Передает трубку Хозяину.)

Х о з я и н. Остановили? Так, так… Молодцы. А теперь передайте нашим заводам-поставщикам: сталь нам не нужна. Поблагодарите их. Объясните. Дюралюминий не нужен. Селитра тоже. Чугун, прокат… Да, да. Пусть останавливают… Да, да. Мир так мир, черт побери!.. А как же?! Рабочих к детишкам, к женушкам, по домам. Пусть празднуют… И на улицах… По случаю мира — манифестации… Да. Помогите профсоюзам организовать. И плакаты, плакаты-здравицы в честь Президента. (Кладет трубку.)

С т а р и к. Ну зачем? Это уже культ личности…

Х о з я и н. Смотрю я на вас и восхищаюсь. Восхищаюсь вашей мудростью, вашей смелостью, вашей добротой, гуманностью. Президент-миротворец! А? Звучит? Грандиозно! Памятник заслужил. При жизни.

С т а р и к (скромничает). Ты уж скажешь. Брось. Не захваливай.

Х о з я и н. Похвалу часто отклоняют для того, чтобы еще раз ее услышать.

С т а р и к. Да не-ет, брат. Коли цыган расхваливает свою кобылу, так знай — он хочет поскорее ее сбыть с рук. А не потому, что памятник ей при жизни поставить хочет.

Х о з я и н. Жаль только, что после таких вот добряков, гуманистов, либералов приходят смута, хаос, «культурная революция», или фашизм, или бог знает еще что…

С т а р и к. А почему хаос, смута? Я разве…

Х о з я и н. За спиной доверчивости — измена, за благодушием — коварство, за законом плетется беззаконие, за сытостью — лень, за злом — отмщение, как за президентом — вице-президент. Таковы мои наблюдения за историей.

С т а р и к. Я ведь не к смуте зову, не к хаосу, а к миру.

Появляется С е к р е т а р ь.

С е к р е т а р ь (торжественно объявляет). Господа! Ленч! Пришло время ленча! (И прозвучало это так же торжественно, как «пришло время молитвы».)

Х о з я и н (взглянув на часы). Ох, ленч! Ленч! Его время пришло!

С т а р и к. Какой там еще ленч? Подождет твой ленч.

С е к р е т а р ь. Сеньор Президент! Накормить вас вторым завтраком — это моя прямая служебная обязанность.

С т а р и к. Какой там завтрак, если мы главного дела не решили. Там ведь война, а мы — завтракать?

Х о з я и н. Завтрак, второй завтрак и есть то самое главное дело, ради которого мы делаем все наши дела. И война, которая там сейчас ведется, она тоже ради завтрака. Все войны, которые человечество, от первой войны человека с мамонтом и до последней войны евреев против арабов, все войны — ради второго завтрака. Сеньор Президент! Не будем нарушать традиции. Завтрак — наше первое дело. Да здравствует второй завтрак!

Все портреты предшественников Президента (один из них со свежей траурной лентой) опускаются, образуя столики у буфетных окошек с разной снедью. Готова к услугам буфетчица — ее функции выполняет Секретарь. Хозяин подзывает Секретаря.

С е к р е т а р ь. Вам нужна я или…

Х о з я и н. Мне нужен Президент. Было бы хорошо, если б вы передали ему мое приглашение побывать у меня в гостях на яхте. Например, сегодня. Но вы должны передать приглашение так, чтоб у него появилось желание… побывать на яхте.

С е к р е т а р ь. Но ведь он старик. Он стар для яхты.

Х о з я и н. У стариков тоже иногда появляется желание побывать на яхте. (Вынимает из кармана кулончик и вкладывает Секретарю в руку.)

С е к р е т а р ь. Постараюсь его убедить. (Исчезает.)

И вскоре один за другим с заговорщическим видом появляются В о е н н ы й м и н и с т р, М и н и с т р ф и н а н с о в, М и н и с т р п о ш п и о н а ж у. Одни еще с тарелочками и жуют, а другие уже ковыряют в зубах.

М и н и с т р ф и н а н с о в. Как вы его… И он поверил?

Х о з я и н. Президент доверчив, как дитя. И наивен. И опасен.

В о е н н ы й м и н и с т р. Он красный?

Х о з я и н. Он краснее любого красного.

В о е н н ы й м и н и с т р. Откуда он свалился? Какой черт его принес?

М и н и с т р ф и н а н с о в. Мы не знаем, кто он, что он, от кого он.

М и н и с т р п о ш п и о н а ж у. От бога. Бог его дал, и, если что, бог его и возьмет. Бог — он всемогущий.

М и н и с т р ф и н а н с о в. Как он всплыл? Сам?

Х о з я и н. Как это сам? Вы его заслужили. В плохом правительстве, как в проруби, наверх всплывает самое… легкое…

М и н и с т р ф и н а н с о в. Он что — не личность?

Х о з я и н. А где Вице-президент?

В и ц е - п р е з и д е н т. Я здесь. Я все время здесь.

Х о з я и н. Незаметная личность. Будь под рукой. Жди.

В и ц е - п р е з и д е н т. И долго еще ждать?

Х о з я и н. Толпы есть?

В о е н н ы й м и н и с т р. Есть.

Х о з я и н. Ликование?

В о е н н ы й м и н и с т р. Всеобщее.

Х о з я и н. Плакаты? Крики? Возмущение?

В о е н н ы й м и н и с т р. Бурное. Гневное.

Х о з я и н. Хаос?

М и н и с т р ф и н а н с о в. Натуральный.

Х о з я и н. Магазины?

М и н и с т р ф и н а н с о в. Опустели.

Х о з я и н. Цены?

М и н и с т р ф и н а н с о в. Растут.

Х о з я и н. Телевидение?

М и н и с т р п о ш п и о н а ж у. На месте.

Х о з я и н (Вице-президенту). Выйди к толпе. Для рекламы. Обещай исправить. Понравься толпе. Поцелуй какого-нибудь ребеночка. Вытри платочком глаза. Стучи в грудь. Иди, друг народа.

И снова все набрасываются на яства. Слышно, как над всей страной разносится какой-то шелест, бульканье, звон тарелок, лязг ножей, вилок, хруст, чавканье. Все священнодействуют: жуют, глотают, пьют, ублажают желудки.

З а н а в е с.

Действие третье ВОЗНЕСЕНИЕ

На балкончике появляется С т а р и к.

С т а р и к (прислушивается). Жуют. Едят. Хрустят косточки. Да-а. Ублажают желудок. Просветил он меня: все ради завтрака. Я-то всю жизнь прожил… перехватишь на ходу, чтобы подкрепиться, чтобы бежать легче, чтобы косой взмахнуть, чтобы топор силу чуял, а тут, оказывается, — все наоборот. Все дела, все помыслы, даже войны — ради завтрака. Ради желудка! Его ублажить. В каком это королевстве?.. Мяса не хватило, исчезло с прилавков, не заготовили… И они короля съели. А потом, хе-хе, поймать их мать, пастуха сожрали. Дескать, кормовую проблему в королевстве не решили. Вот он где — враг человечества! Желудок. Он, хищник, он, разбойник, толкает на злые дела и обжор и голодных. Он, как огонь, как пожар. А ему мало, мало, мало! Съест он человека! Без остатков съест! Самого себя съест. Если ему потакать. (Уходит с балкончика.)

В кабинете.

Появляется Д р у ж о к. Все портреты становятся на свои места. Кабинет приобретает свой обычный вид.

Дружок встречает П р е з и д е н т а. Старик тоже ковыряет в зубах. Рядом семенит С е к р е т а р ь и откровенно кокетничает.

С е к р е т а р ь. Сеньор Президент! Хозяин приглашает вас в гости. На яхту, в залив.

С т а р и к. На подводных крыльях, что ли? До Киева?

С е к р е т а р ь. Нет, почему до Киева? У него парусная яхта. Ах, какая это прелесть. А на яхте у него… Чудеса! Рай! Восток! Индия! Махараджа! А напитки! А музыка! А женщины! Стриптиз…

С т а р и к. Чего-чего? Стриптиз? Это что за зверь?

С е к р е т а р ь. Это… Ну, как вам сказать? Это… Вот возьмите и потяните за этот шнурок. Смелее, смелее!

Старик потянул за шнурок от ее платья, и она сию же минуту оказалась раздетой; платье сползло на пол.

С т а р и к (оторопел). Господи! Да что же это?! В какой грех ввела! Бесстыжая! Оденься! (Орет на Дружка.) А ты чего глаза пялишь? Не стыдно? Отвернись, кобель! (Отворачиваясь, помогает девушке одеться.) И брысь, брысь отседова, окаянная! Сила ты нечистая! (Кое-как облачив Секретаря в платье, выталкивает ее за дверь. Куда-то туда, вглубь.)

Д р у ж о к. Ну, что? Потянул за шнурок? А? Провокация какая!

С т а р и к. Да-а… (И самому весело.) Потянул за шнурок! А? Ну, брат, и стерва! А хороша-а-а! Видал, а? Штучка, брат! Это хорошо еще, что фотографа не было или этого, из телевидения. А то… вот бы кино устроили! И главное — не оправдаешься, сам потянул за шнурок. Картинка была бы! «Президент забавляется!» Окно сатиры.

Д р у ж о к. Может, и сняли. У них это раз плюнуть.

С т а р и к. Ишь ты? Как она это дело называет? Сервиз?

Д р у ж о к. Стриптиз. Ну, на яхту пойдете? О-очень любопытно…

С т а р и к. Из-за любопытства Адама и Евы люди рай потеряли.

Д р у ж о к (входя в роль). Сеньор Президент! Вас ждут великие дела! Нельзя терять мир из-за любопытства!

С улицы доносится шум толпы.

С т а р и к (выглядывает в окно). Что за шум? И толпы собрались… Крики… О чем там?

Д р у ж о к. Ликуют. Вроде ликуют… Мир ведь!

С т а р и к. Похоже, что ликуют… Только что-то сердито они ликуют. Да там вроде драка?..

Д р у ж о к. Сейчас Вице-президент доложит. Видите, он там. (Секретарю, за дверь.) Позвать Вице-президента! Но знайте: он — человек Хозяина. Он не вам, а ему служит.

С т а р и к. С ним снюхался? Я его что-то не припомню…

Д р у ж о к (тихо). Сейчас ахнешь.

Входит В и ц е - п р е з и д е н т. Старик остолбенел: так похож он на его сына. Старик недружелюбно рассматривает его, а тот держит себя строго официально, отчужденно.

В и ц е - п р е з и д е н т. Здравствуйте.

С т а р и к. А ты как сюда попал?

В и ц е - п р е з и д е н т. По вызову. На доклад.

С т а р и к. Ты что притворяешься?

В и ц е - п р е з и д е н т. Сеньор Президент! Я не понимаю вашей подозрительности. (Сухо.) Могу докладывать?

С т а р и к. Погоди… Ты это… Тебя как зовут-то?

В и ц е - п р е з и д е н т. Джон.

С т а р и к. Джо-он? Да ну? Уже Джон? Не Жан? А может — Ваня? Иван? Да?.. Ну, чего молчишь? Дурака из меня строишь с этой…

В и ц е - п р е з и д е н т (не понимает). Я Джон. Джон я!

С т а р и к (с сомнением). Хм… Но ты это… очень похож на… моего сына.

В и ц е - п р е з и д е н т. Лестно, но… Не завидую вашему сыну. Вы, кажется, тоже не очень-то любите свое чадо.

С т а р и к (оценивает). Совсем чужой. Тоже, говоришь? Тебе кажется, что твой отец тебя не любит? «Тоже»…

В и ц е - п р е з и д е н т. Мне это не кажется.

С т а р и к (хочет выведать). Слушай, давай поговорим, только откровенно. Вот у тебя с отцом как? Что у тебя с отцом? Расскажи о нем. Кто он? Какой он? Это так важно для меня. И для тебя.

В и ц е - п р е з и д е н т. Но у нас более важные, государственные дела. А это…

С т а р и к. Может, это — самое важное государственное дело.

В и ц е - п р е з и д е н т. Отец мой… биологический отец — пастырь, поп. Проповедник добра и справедливости. У него большие духовные запасы, но у него нет денег. Я молод. А молодость дается на короткое время. Я молод пока. А пока я молод, мне надо сейчас или никогда.

С т а р и к. Боже мой! Прозевал! Проворонил сына. А? Слушай, ты и вправду — Джон? Не Иван? Ты что, ненавидишь отца своего? Презираешь? А? У него нет денег или он не хотел дать тебе?

В и ц е - п р е з и д е н т. Он не хотел их иметь. Он в злате видит зло. А я вижу — жизнь, удовольствия, свободу, радости, самостоятельность, независимость, любовь, дружбу — все! Ведь каждому свое! Каждый живет сам. Чужие удовольствия мне ничего не дают. Я ведь не могу испытать, ощутить все то же, если не я лежу с ней, а кто-то. Это нужно самому вкусить, только самому. Ресторан, яхту, машину, скорость, полет, ревность, боль, радость, сладость…

С т а р и к. А кто же будет строить, сеять, ткать, шить, делать машины, строить дома, рестораны, яхты? А если все захотят так, как ты, на готовенькое?

В и ц е - п р е з и д е н т. Да ведь все и хотят! Все именно так хотят! Но не все могут. Тут, кто сможет! Одни пусть строят, растят, шьют, а другие…

С т а р и к. Сынок! Куда же ты? Как же ты?

В и ц е - п р е з и д е н т. А вы разве не так? Под одеждой все мы голенькие. Вот президентом вы стали разве не для того, чтобы ощутить радость полного размаха крыла!

С т а р и к. Ты на яхте у него бывал? У Хозяина.

В и ц е - п р е з и д е н т. Бывал.

С т а р и к. И этот… сервиз он вам… ну, тела, показывал?

В и ц е - п р е з и д е н т. Какой сервиз? А-а, стриптиз? Было.

С т а р и к. Потом картинки всякие такие?

В и ц е - п р е з и д е н т. Какие картинки? Он в натуре все подавал. Вот входит девушка. Красивая. Такая, что… Ну и совсем без. Свет притухает. Вроде сумерек. Потом входит мужчина. Сильный. И тоже — совсем. И — начинают… делают.

С т а р и к. На глазах?

В и ц е - п р е з и д е н т. На глазах. Ну, может, кто и зажмурится.

С т а р и к. Ну, а потом? Вы-то что потом?

В и ц е - п р е з и д е н т. Я? Ничего не помню. (Пытается вспомнить.) Нет, не помню, что потом.

С т а р и к. Господи! Да как же это можно смотреть?

В и ц е - п р е з и д е н т. Это интересно. Вот, я слыхал, Хозяин сегодня приглашает вас на яхту. Вы побывайте. Это интересно. Особенно старикам.

С т а р и к. Вот ржавчина, вот кислота! Как же она человека разъедает!

В и ц е - п р е з и д е н т. Совсем не кислота. Это вам с непривычки.

С т а р и к. Вот так это и начинается — с семнадцати копеек. А потом с непривычки. Потом с привычки. А дальше, хоть в лоб стреляй — не выбьешь, не отмоешь. Нет, мало того, потом, чтобы яхту эту иметь и все такое там, он орудия, минометы, армады подводных лодок, самолеты строит… Вот оно где гнездится, зло! На яхте! А это что у тебя?

В и ц е - п р е з и д е н т (смутился). Библия.

С т а р и к. Библия? У тебя? К чему? Зачем?

В и ц е - п р е з и д е н т. На всякий случай. Библия годится в жизни на всякий случай.

С т а р и к. Чтоб спрятаться за ней? Прикрыть свои страсти? А? Боже мой! Я, кажется, постиг главное! Под конец, под старость. Великая тайна зла сокрыта в жажде удовлетворить свои страсти. Все беды в мире произрастают из одного корешка, из одного горшочка, имя которому — эгоизм. Я! Мое! Мне! И ради этого — напролом, невзирая на кровь, стоны, боль… Лишь бы себе! Страсти! Ох, эти страсти!

С улицы доносятся шум толпы, гул, крики, всплески аплодисментов, скандирование и вопли.

В и ц е - п р е з и д е н т (показывая на окно). Вот у них тоже страсти. Они хотят жрать. Вы дали им мир — они два часа ликовали. Вы закрыли военные заводы, выбросили их на улицу — они требуют работы, заработка! Они потребуют войны ради хлеба.

С т а р и к. Потребуют хлеба с кровью? Не лги!

В и ц е - п р е з и д е н т. Они не брезгливые.

С т а р и к. Рабочие войны не потребуют. (Взглянув в окно.) Да они дерутся! Смотри! Стена на стену… Чего бы это? Иди-ка разузнай, что к чему. Чего они хотят? Те и эти. Иди! Поспешай!

В и ц е - п р е з и д е н т уходит.

Д р у ж о к. Вы телевизор, телевизор включите!

Старик включает телевизор. В телевизоре на фоне гомона толпы разоряется знакомый нам Телерепортер.

Т е л е р е п о р т е р. Тщеславное желание Президента прослыть миротворцем приведет страну к катастрофе, хаосу, ввергнет народ наш в пучину бедствий. Вот ближайшие перспективы нации: двадцать процентов безработных, дороги страны забиты несчастными людьми, ищущими работы и хлеба. Умирают старики и старухи, оставленные без присмотра. Плачут жены и матери. Плачут голодные детишки. Кругом грабежи, разбой, насилие, убийства. Над всей страной стоны, вопли, скорбь, уныние, печаль.

С т а р и к. Вот гад! Значит, лучше воевать? А? Вот создали обстановочку: война — плохо, а мир — еще хуже. Вот загнали народ в тупик. Мошенник! Ты скажи, кто довел до этого, кто утверждал военные бюджеты? Ваши правители ежегодно тратят на армию, вооружение, на военные базы триста пятьдесят миллиардов!

Д р у ж о к. Сеньор Президент! Вы кричите самому себе, а он вас обмазал перед всем миром. А на улице что творится! Смотрите, вроде эти одолевают… Нет, полиция вмешалась…

С т а р и к. Ну-ну… Теперь эти поперли. А которые за нас?

Д р у ж о к. Сейчас узнаем. Вон Вице-президент ведет работягу.

В и ц е - п р е з и д е н т вводит ч е л о в е к а с цепью в руке.

В и ц е - п р е з и д е н т. Вот он, Раб. Он против вас.

С т а р и к. Ну, ты свободен.

В и ц е - п р е з и д е н т уходит.

С т а р и к (говорит, как с родным братом). А это что? У тебя в руках цепи?

Р а б. Да это… Велосипедная цепь… Это на случай… если те, которые вас окружили… ваш дворец… (Встряхнул цепью.)

С т а р и к. Так, так. Вот оно что. А те — это кто?

Р а б. Красные.

С т а р и к. А ты какой?

Р а б. Я никакой. Я токарь. Я рабочий.

С т а р и к. На каком заводе?

Р а б. На военном.

С т а р и к. И что же вы там выпускаете?

Р а б. Много чего… Разное… Всякое.

Д р у ж о к. Президенту можно сказать.

Р а б. Президент сам должен знать. Для армии всякое там…

С т а р и к. Бомбы, ракетные снаряды, мины. И ты своими руками, с любовью, точненько, с душой, чтоб аккуратненько…

Р а б. В нашем деле без любви, без точности нельзя. Дело тонкое, тут без души так запороть можно. Это же — понимаешь?..

С т а р и к. Зачем это все тебе? Браток ты мой, зачем тебе?

Р а б. Мне? (Удивлен и обижен за свою работу.)

С т а р и к. Ну, соседу, другим там. Мне, ему вот. Зачем? В суп ведь не положишь? Для чего тогда?

Р а б. Это Хозяину знать.

С т а р и к. Какому Хозяину?

Р а б. Известно какому. Он взял меня на работу, приказал делать это… для заводного механизма…

С т а р и к. Ага, значит, они Хозяину нужны. А потом он возьмет твоего сына, заберет в армию, даст ему штуку твою и пошлет на войну разрушать, взрывать, убивать!

Р а б. На войне всегда кого-нибудь убивают.

С т а р и к. Ради чего?

Р а б. Не знаю. Это не у нас. Это далеко. Это в Азии.

С т а р и к. А в Азии что, не люди?

Р а б. Азиатов много. Перенаселение там.

С т а р и к. Да ведь люди там, дурья твоя башка! На людей ты, на таких, как сам, как сын твой, оружие своими руками направляешь! Проснись! Пойми! Зачем ты делаешь то, что тебе не надо?

Р а б. Мне платят.

С т а р и к. Тебе платят, чтоб других, таких, как ты, в ярме держать. Понял?

Р а б. Понял. Только закрывать наш завод нельзя. Наши ребята не поймут. Народ не поймет.

С т а р и к. Такой глупый народ ваш? Вре-ешь!

Р а б. Народ наш не глупый, но живет в кредит. У нас все в кредит. Квартира в кредит, автомашина в кредит, доктор в кредит. Вся жизнь — в кредит. И каждый месяц надо делать взнос. И на будущую пенсию тоже. А потеряешь работу, потеряешь заработок — просрочишь взнос. И все отнимут. Все-е! Человек лишится всего. Не-ет! Кредитом я прикован пожизненно. Теперь пойми и нашего брата. Президент. У меня четверо детей. И у них ничего нет, кроме кредита. Я подвешен.

С т а р и к. Как же они тебя опутали! Что они с тобой сделали? Согнули. Втоптали в грязь. Вдавили. Да ты ведь — рабочий! Ты ведь — владыка мира! Все сделано твоими руками! И у тебя ничего нет? Живешь в долг? Все у тебя не твое? Все в кредит? Мало того, так ты куешь оружие на тех, кто хочет освободиться от их ярма? Ты своей целью идешь бить своих же? На убийство готов. Боже мой?! Что же они могут сделать с человеком?! Вот охмурили! Вот околпачили! Слушай! Очнись! Распрями плечи! Проснись! Они тратят бешеные деньги на войну, на торпеды, на самолеты, на генералов, на базы. На все у них есть деньги. Только на тебя нет. Тебе нет! Человеком стань, Раб! Сожми пальцы в кулак!

Врываются Х о з я и н, В о е н н ы й м и н и с т р, М и н и с т р ф и н а н с о в, М и н и с т р п о ш п и о н а ж у и В и ц е - п р е з и д е н т.

Х о з я и н. Не буди лиха, пока лихо спит! Не буди!

В о е н н ы й м и н и с т р. Да это ведь — коммунист!

С т а р и к. Беспартийный я. Из блока беспартийных я.

Х о з я и н. Выбирай: золотой трон или мир?

С т а р и к. Мудреная штуки — корыто. Кто не знает, кораблем назовет. А ты — троном. Корыто это.

Х о з я и н. Лягушка выбирает болото.

С т а р и к. Да вы что, спятили? (Понял, что его обложили, как волка в засаде, и что пощады не будет.)

Х о з я и н (Старику). Вот и пришел тебе конец, миротворец.

С т а р и к (ищет среди присутствующих поддержки. Вдруг замечает Вице-президента). Сто-оп! И ты? Почему ты среди них?

Х о з я и н. На смену тебе.

С т а р и к. Э-э-э! Нет! Не запугать. Всё! Всё! И денег не дам! Не дам двести сорок два рубля и семнадцать копеек! Иди в тюрьму! Сам иди!

Военный министр рванулся на Старика, и все остальные скопом навалились и начали его душить. Он еще успел выкрикнуть; «Не дам двести сорок два рубля и семнадцать…» И его задушили. Дружно. Безжалостно. Вздохнули. Переглянулись. Вдали кукует кукушка.

Х о з я и н. Вице-президент! Виноват… Президент.

В и ц е - п р е з и д е н т. Я тут.

Х о з я и н. Давай присягу и бери власть! Где святая Библия? Пришло время сильной личности. Пробил час. Хаос порождает демократию, хаос и хоронит ее. Бог с ней. Освободите арену!

Хозяин снимает шляпу. Следом и все остальные. Хозяин достает носовой платок. И все тоже. Утирает слезу. Всхлипывает. Хозяин начал свой скорбный, искренний, как всегда, монолог. А там, за дверью, скулит честный, верный и преданный Старику до конца Дружок.

Граждане! Братья и сестры! Друзья мои! Нашу нацию постигло большое горе. Наш народ понес невосполнимую утрату. Он потерял своего верного защитника, горячего борца за мир, мудрого государственного деятеля, гуманиста. Этот великий человек до последнего дыхания отстаивал интересы своего трудового народа. Мы скорбим. Мы плачем над его прахом. Это был истинный самородок. Слишком дорог был он нам, и потому слишком велика утрата. Слишком велика скорбь и печаль наша.

Старик почесывает ногой ногу, внимательно слушает надгробную речь о себе.

С т а р и к (наконец взорвался). Ах ты фарисей! Задушил и печалишься? Не-ет! А шиш! Я же говорил вам, что ничего у вас не выйдет со мной!

Х о з я и н (растерялся). Боже мой! Да он ожил!

С т а р и к. Дурак! Да я — бессмертный!

Х о з я и н. Кто? Я спрашиваю — кто? Кто недодавил? Кто недотиснул? Кто недодушил? Кто по-ме-шал?

С т а р и к. Моя благоверная. Вы думаете, что вы мудрее моей бабы? Не-ет! Два шиша. Она неспроста послала меня к вам во сне. Я ведь вас часто пугаю. Спать вам не даю. Из-за вас я тоже иногда недосыпаю. Но-но-но! Вот сделайте еще один шаг, и я проснусь. Мгновенно исчезнете! Пора проснуться. Настало время! Это же кошмар! С вами никакой президент не сладит. Тут систему ломать надо! Остановите планету, я сойду. Я домой хочу! (Сбрасывает с себя непривычную для него одежду, остается в рубахе и парусиновых штанах.)

Будто в тумане исчезают темные личности, а Старик, яко Саваоф; вокруг него — яркое сияние солнца. Вдали кукует кукушка — все громче, ближе, настойчивее. Отсчитывает ли она долгий век людям, а может, — выражает свою тревогу за их судьбу…

З а н а в е с.

1975