Измена хуже предательства (СИ)

47.2

Радим внимательно следит за манипуляциями врача, его поза напряжена, руки вцепились в подлокотники, того гляди вскочет, чтобы подбежать ближе к монитору и разглядеть нашего малыша, и загипсованная нога вовсе не будет ему помехой.

Врач улавливает напряжение, витающее в воздухе, после недолгих манипуляций сообщает, что мальчик развивается в пределах нормы, напоминает — следующее узи по плану в тридцать две недели, отпускает нас с миром.

На обратном пути Радим ловит мою руку, лежащую на краю каталки и не отпускает до самого лифта. Неудобно ехать в таком положении, но не решаюсь отнять ее, как последнюю соломинку утопающего.

Грузовой лифт достаточно вместителен, но не для каталки с креслом одновременно и нам приходится разделиться. К двери палаты он подъезжает, когда меня уже переложили на больничную кровать. Он в нетерпении крутит колеса туда сюда, в ожидании когда каталку вывезут и ему можно будет уже заехать.

Он едва дожидается, когда освободится дверной проем, вкатывается, запирая за собой дверь. Его глаза светятся, но это всего лишь влага, наполняющая глаза. Нет. Он не плачет. Мужики ведь не плачут. Просто соринка.

— Ты опять сбежал из своего отделения? — ставлю ему в укор, но строгость в голос не получается пустить.

— У меня жизненно важная причина.

Я смотрю как он медленно подкатывает колеса, не решаясь сразу приблизиться.

— Как там пузожитель? Дай хоть поздороваться, — говорит он внезапно севшим голосом.

Не могу ему отказать в такой малости. Делаю приглашающий жест, но совсем не ожидаю того, что он сделает в следующую минуту.

Он приближается к моей кровати. Обнимает осторожно. Утыкается в живот лицом и шепчет:

— Приве-ет, малыш. Я так соскучился.

От его нежных, обнимающих рук и искренних слов, слезы подкатывают к глазам. Я смотрю в потолок стараясь не моргать, ведь тогда вся накопившаяся влага скатится по щекам.

— Я был неправ, я признаю свою ошибку, прости меня, пожалуйста, — шепчет в живот словно хочет просить прощения не только у меня, но и у малыша тоже.

Мы лежим так несколько минут. Я боюсь шевелиться и развеять этот момент. Пальчики покалывает, так хочется коснуться его.

Все же не выдерживаю, поднимаю руку и провожу по его волосам. Мягкие и жесткие одновременно.

Радим поднимает на меня взгляд покрасневших глаз.

— Ты же простишь меня? Вы оба?

Строго смотрю на него, пытаясь хмурить брови, но скорее всего у меня ничего не получается. Трудно быть камнем, когда на тебя смотрят его жалобные глаза.