Глава 17


Через три дня Максиму стало лучше, врачи не обнаружили отеков или кровоизлияний и разрешили короткие посещения. А я эти дни ходила сама не своя, даже не знаю, когда мне было хуже, когда считала, что Макс купил квартиру любовнице или, когда это оказался дом мне в подарок.

Слишком много противоречивых эмоций меня просто убивали, на фоне нервных встрясок еще и самочувствие было неважным. Я с трудом занималась своим магазином и подумывала не взять ли пару выходных отлежаться.

Но сложней всего было жить со знанием, что рано или поздно придется посмотреть своим проблемам в лицо. Нельзя от них бесконечно прятаться.

Брат рассказал мне немного про дом-подарок, но большую часть оставил для самого Максима, чтобы не играть больше в сломанный телефон.

Лешка обрабатывал меня бережно, но почти каждый раз, когда он звонил, в итоге уговаривал съездить к Максиму и аккуратно с ним поговорить про этот чертов подарок. Выяснить все между собой, без посредников, советчиков и искаженных слухов.

В этом он был прав, каждый человек, который хоть как-то пытался повлиять на ситуацию, лишь усугублял ее.

– Ты поедешь со мной? – спросила я брата, когда позвонила утром и сообщила новость, что Максу разрешены посещения. Он ведь тоже хотел его увидеть и своими глазами убедиться, что друг в порядке.

– Ев, не получится. Именно сегодня у меня тут ад. Без Макса у меня полный трындец, может накрыться крупный потенциальный контракт, над которым он работал. Я пытаюсь во всем разобраться, но это очень сложно. Макс не оставил мне его контакты и наработки по переговорам, чуть ли не с нуля все придется начинать или откладывать, пока он не поправится. Еще в тендер тут влезли перед аварией, и заказчик один пришел требовать дополнительные условия переписать. Я повешусь скоро.

– Очень жаль, я надеялась, что мы сходим вместе.

– Слушай, может, так даже лучше будет, если вы поговорите наедине. Ну, сколько можно тянуть? Только аккуратно, врач говорил, ему нужен покой и нервничать нельзя. Он может быть не в себе из-за травмы головы.

– Ладно, – я вздохнула от мысли, что поговорить с Максимом и не заставить его нервничать будет просто невозможно. Я только собираюсь с мыслями, и у меня начинается какой-то психоз.

Который день меня мучают кошмары про то, что я хороню Максима. Никогда не верила в различные сонники и трактовки, но сейчас прямо захотелось узнать, что значит этот навязчивый ужас.

– Я передам от тебя привет, а потом расскажу, как он.

– Ева, скажи мне лучше, как ты сама? Мне очень не хватает от тебя откровенности, ты меня отодвинула едва ли не как своего мужа, я не могу совсем не знать, что с тобой происходит.

– Ничего не происходит, я просто просыпаюсь, еду на работу, возвращаюсь и ложусь спать. Это все.

– Может тебе все же сходить к психологу, можешь даже не к тому, что Максим предлагал, – предложил Лешка, вспомнив одно из моих откровения.

– Я пока не хочу, может быть позже, – отделалась я очередной дежурной фразой.

В день, когда я узнала про подарок, я ему еще много всего рассказала. Не могла я иначе, без мужа мне очень не хватало человеческой близости и участия. Ира укатила куда-то отдыхать со своим новым хахалем, папа задержался, несмотря на свое обещание скоро приехать.

Раньше Максим был моим самым близким человеком, просто продолжением меня, знал все мои секреты, как и я его. Даже самые ужасные и постыдные, которые язык не повернется кому-то рассказать. Он был мне не только мужем, но и лучшим другом.

Он был для меня всем.

А я для него.

Как я думала, по крайней мере.

А теперь я потеряна как крошечная лодочка в океане, я не знаю, куда мне плыть и кому верить, вокруг меня только бушующий ураган и новые волны-события, которые вот-вот потопят меня окончательно.

Я попрощалась с братом и еще несколько часов пыталась себя чем-то отвлечь, но все равно думала только о нем. Невозможно было выбросить из головы. Он не вырезается, не вытравливается, не высушивается ничем, как бы я не захотела.

Мне физически не хватает Максима, он словно был частью меня, которую оторвали, и теперь я страдала от невыносимых фантомных болей.

И я боюсь даже надеяться, что это пройдет со временем.

К четырем часам я все же решилась. Мне слишком тяжело болтаться в этом неопределенном состоянии. А еще я… как наркоман в ломке, мне жизненно необходимо увидеть Максима, убедиться, что он жив, коснуться его, развеивая кошмары.

Мне плохо с ним и плохо без него. Это неразрешимая дилемма.

В больнице сегодня было довольно тихо, наверное, мне повезло и сейчас мало пациентов. На посту мне сказали, что Максима перевели в нейрохирургическое отделение долечивать сильное сотрясение и, если динамика останется положительной, скоро его выпишут домой.

Мне указали номер палаты и я отправилась туда с замирающим сердцем.

Макс дремал на одной из кроватей в двухместной полутемной комнате, вторая койка была пуста, либо пациент выписался недавно, либо его и не было вовсе. Почему-то меня кольнуло то, что он тут оставался совершенно один.

Левая рука его была загипсована от локтя и до костяшек пальцев и лежала на животе поверх одеяла, правая вытянута вдоль тела, и на ней я видела множество не до конца заживших порезов. А еще они были на лице, но меркли на фоне синяков на левой стороне, которая, похоже, приняла основной удар. Подтверждала это и повязка, приклеенная сбоку головы пластырем.

Мне не хотелось будить Максима, я не знала, что ему сказать. Поэтому тихонько поставила стул возле кровати и села рядом. Я не понимаю, что мне делать. Я готова была проклясть его и разорвать все отношения в одно мгновение.

И сама же чуть не убила этим.

Как бы я жила с его смертью, если простой сон лишил меня покоя?

Не знаю, что вело меня, но я осторожно взяла его за руку, чувствуя ее тепло. И внутри меня что-то надвое разорвалось от прикосновения, тело, будто слабым током прошило от забытых уже ощущений. А сердце кольнуло напоминанием, что он предатель. Не достоин больше любви.

– Ева? – он позвал меня по имени еще до того, как открыл глаза. И голос такой слабый и хриплый, но с робкой надеждой и удивлением, будто он совсем не ждал меня здесь.

Максим медленно повернул голову, слегка сжимая мою руку, приоткрыл глаза с чуть разными цветом и расширенными зрачками. Он словно пытался сфокусировать на мне взгляд, но не мог.

– Ты мне… снишься? – спросил шепотом, будто сам себя боялся разбудить.

Я кивнула вместо ответа, не знаю зачем.

– Не уходи, – сжал руку сильней и чуть потянул на себя, гладя пальцами, – Не уходи, Ева.

– Меня здесь нет, – прошептала я, пытаясь вытянуть руку и чувствуя его зарождающуюся дрожь. Я этого всего не хочу, у меня сердце кровью обливается.

– Тогда меня тоже нет, – Максим, часто задышал, – меня без тебя нет! Прошу тебя…

– Нет, не надо, – я попыталась встать, – тебе нехорошо, это из-за сотрясения. Ты не в себе. Не говори так.

– Прости меня… Ева, – он попытался встать, – я не хотел так. Прости меня, не уходи. Этот дом… он только твой…

– Ложись обратно, тебе плохо, я позову кого-нибудь, – я попыталась уложить его обратно, но он упрямо пытался сесть, неловко опираясь на гипс, лишь бы не отпускать меня другой рукой.

– Он весь для тебя, он – это я для тебя. Я все в него… все, что у меня было и что я есть. Посмотри его, ты поймешь… ты увидишь!

– Мне не нужен дом, – ответила я громче, наблюдая, как Максим замер, только глаза его беспокойно ходили взглядом по моему лицу, – я не могу, не проси меня. Ты не можешь изменить того, что у тебя было с другой женщиной, а я не могу этого развидеть. Я вижу это все время, думаю об этом. Как я войду в этот дом?

– Ева… любимая, – он взялся и второй рукой за мою, с трудом удерживая равновесие сидя, – прошу тебя.

– Это… – у меня защипало глаза, – я не могу. Я пришла убедиться, что с тобой все хорошо. И все. Я больше…

А я не могу произнести этих слов, я захлебываюсь воздухом, собственным дыханием.

Не люблю? Не прощу? Не останусь? Не могу!

– Я больше не приду, это все, – я с трудом выдернула руку из его некрепкой хватки. Не могу смотреть в его глаза, там словно рушится что-то в этом взгляде. То же, что рушилось и в моей душе, когда я видела его тем вечером.

Я встала и попятилась, развернулась, чтобы уйти, пока меня саму не разорвало на части от моей же душевной боли.

– Ева! Стой! Не уходи! – его голос стал сильней, – Ева!

Я кинула короткий взгляд на прощание, и в то же мгновение увидела, как он срывает с себя катетер капельницы, тянет трубку, отшвыривает и резко встает на ноги. Но не успевает даже распрямиться, как тут же падает на пол, едва успев ухватиться за край кровати с совершенно ошеломленным видом.

– Что же ты делаешь? – я была возле него еще до того, как поняла, что делаю это. Попыталась помочь ему подняться.

– Я не могу… – он поднял на меня испуганный взгляд, – я не могу встать.

Загрузка...