Измена. Месть преданной

26. Лев

Иногда жизнь подсовывает только плохие варианты. И своё будущее приходится выбирать из них.

Ладно, не стоит врать самому себе: плохие варианты – это следствие моих же ошибок и неправильных решений.

И тем не менее я там, где я есть.

Случайная любовница беременна, и с каждым днём её истерики все больше похожи на признаки сумасшествия.

Жена ушла и пытается лишить общения с собственным новорождённым сыном.

То есть бывшая жена. Соня довела дело до конца: молниеносно кинула меня без всяких сожалений. Моя любимая стерва.

Я пытался убедить себя, что у неё есть право уйти. Честно. Я заставлял себя не мешать ей. Как минимум для того, чтобы минимизировать стресс женщины, готовящейся к родам.

Мне, мать вашу, важны мои дети. И от жены, и от этой глупой девочки.

Бесполезно, без Сони меня ломает не меньше, чем Яну без приключений. Я сдаюсь. Лучше я буду плохим человеком, вернувшим жену силой, чем помру от тоски без неё.

А я загибаюсь. Пусть орёт на меня, пусть ненавидит. Пусть хоть прирежет меня ночью кухонным ножом, если захочет, но жить без Сони я не могу. Подыхаю от чувства вины и желания вернуть всё назад.

Я согласен на ненависть Сони. Остаться без этой женщины – нет.

Я ничего не могу исправить. Не могу вернуться назад в тот злополучный вечер и не трогать Яну.

Не могу остаться непричастным к её бедовой судьбе.

Как это произошло, до сих пор не понимаю.

Я просто проснулся утром в гостиничном номере в одной постели с рыдающей девушкой.

Накануне я забирал Яну из реабилитационного центра в области, куда её положила Соня. А я как раз проезжал на машине мимо, возвращался из поездки в другой город. Сама Соня попала тогда в больницу на сохранение – вот и попросила добросить свою подопечную до города.

Время было уже позднее. Мы заехали поужинать в какую-то забегаловку, а потом на парковке обнаружили проткнутое колесо. Я к тому времени был за рулём уже почти сутки.

Люблю дальние поездки и, когда есть возможность, веду машину сам. Меня успокаивает трасса.

Но многочасовая поездка вымотала, так что разбираться с проколотым колесом, а потом снова ехать не было сил.

Я вызвал сервис, чтобы профессионалы разобрались к утру с машиной. А нам с Яной вызвал такси до ближайшей гостиницы.

Точнее, до турбазы, расположенной неподалёку. Там мы взяли два номера в большом трёхэтажном корпусе и отправились отдыхать.

Помню, что хоть был уставший как собака, но уснуть почему-то не получалось.

Тогда я отправился в имеющийся на территории бар и заказал там пару шотов, чтобы расслабиться.

Позвонил Соне рассказать о наших приключениях, и мы поругались. Жена кричала в трубку, что нельзя останавливаться с Яной, где попало. Что девушка сбежит, как только я отвернусь. Её, видите ли, надо передать под ручки специальному человеку в городе.

Честно говоря, разозлился я тогда крепко. И на Соню, и на эту мелкую наркоманку, за которой надо смотреть, как за пятилетним ребёнком. Что я им, нянька?

Я и так сделал всё, что мог. Не стал звать Яну с собой в бар. Пусть спит в номере. А если хочет, пусть валит на все четыре стороны. Это её выбор. Соня не видит, что девчонка уже взрослая. И она должна сама отвечать за свою жизнь.

И дураку ясно, что Яна психически нестабильна. Но, честное слово, я не знаю, как ей можно помочь.

Соня сделала уже достаточно. Если несколько реабилитаций, оплаченный психолог и помощь с работой не дали эффекта, то ничего не поделаешь. Это выбор Яны. И Соне придётся с ним смириться.

Чтобы погасить раздражение, заказал ещё парочку шотов. Возможно, и не парочку. Не помню, как добрался до номера.

И не помню, что было потом.

А утро встретило меня адской головной болью и Яной, свернувшейся калачиком у меня под боком.

Девушка тихо и жалобно скулила, прижав к груди голые ноги.

Она вообще вся была голой. Костлявый лохматый воробушек.

В висках мучительно пульсировало. Перед глазами всё расплывалось, а во рту пустыня и какой-то мерзкий привкус.

Попытался разглядеть девушку в своей постели и охренел окончательно. У неё была разбита губа. На коже корочкой засохла кровь.

Я подскочил с кровати, будто увидел рядом с собой змею.

Виски прострелило, а перед глазами потемнело. Через секунду, когда зрение вернулось, понял, что на мне тоже критично не хватает одежды.

Что, на хрен, тут произошло?

Увидев мою активность, Яна зарыдала в голос. И до сознания начало доходить, что плачет девушка, вероятно, из-за меня.

Мне было мерзко от одной только мысли, что я мог допустить что-то подобное.

Яна не интересовала меня, как женщина. Она же почти ребёнок. Очень запутавшийся в жизни человек. Непривлекательная девушка с проблемами.

А я никогда и в мыслях не допускал, что могу коснуться женщины против её воли.

Но… вот она, Яна, лежит в моей постели, и не похоже, чтобы она оказалась тут по доброй воле.

Всегда думаешь про себя, что ты на такое не способен. Кто-то другой - да, но у тебя-то есть принципы. И вообще, принуждать кого-то не кажется мне возбуждающим.

Женщина должна хотеть. Быть готовой и покорной не потому, что у неё нет выбора. А потому что ты её выбор. Соня становилась покорной только в постели. В любое другое время жена всегда была зубастой дикой кошечкой. Но если приласкать там, где надо, Соня могла расслабиться и довериться.

Именно это вставляло меня сильнее всего. Никогда не искал других женщин, после знакомства с Софией.

Однако большая часть сюжетов в криминальных новостях начиналась с объявления о том, что преступники приняли на грудь.

Может такое быть, что я настолько вчера себя не контролировал, что превратился в чудовище, способное изнасиловать женщину?

Я попытался осторожно растормошить Яну. Расспросить её о том, что произошло.

Но девушка только плакала и дрожала от любого моего вопроса или прикосновения.

Мне очень не хотелось так разочаровываться в самом себе. Я до последнего надеялся, что тут вышло какое-то недопонимание. Но когда Яна успокоилась, она подтвердила мои стрёмные догадки.

По её словам, я попросил её вчера зайти в свой номер, чтобы позвонить Соне. А потом накинулся на неё, повалил на кровать и…

Мозг отказывался верить в это. Я ведь не мог… я вовсе не такой человек…

Я попытался попросить у Яны прощения. Зачем оно ей? Какая тупость. Но я не знал, что делать. Не понимал, как можно исправить ситуацию.

Никогда не думал, что окажусь в таком положении. От этой мерзости мне не отмыться.

В памяти, разумеется, сразу всплыла Вера. Девчонка, в которую я был влюблён в школе. Рыжая красотка с пухлыми щёчками и бездонными зелёными глазами. Я до сих пор помню каждую веснушку на её курносом носу.

Мы были друзьями в детстве, а потом отдалились. Каждого прибило к другой компании. И я украдкой смотрел, как она росла. И ждал. Ждал, что завоюю её, когда мы станем взрослыми.

Но Вера взрослой стать не успела. Жизнь сломала её раньше.

Я уже ходил за ней хвостом в старших классах. Звал на свидания. А она посылала меня куда подальше.

И я до сих пор не могу понять, почему я не увидел тогда, что ей настолько плохо. И почему она не доверилась мне. Я бы помог. Постарался помочь.

В школе говорили, что она выпала из окна своей комнаты на одиннадцатом этаже случайно. И в то же время все знали, что это не так. Слухи распространялись молниеносно. Вера сделала это сама и даже оставила записку. В официальном заключении о смерти указан именно суицид.

А в записке указаны причины.

Я тогда обезумел от горя. Сидел ночами возле её подъезда. Прямо там, где её не стало. Вместо школы ездил на кладбище. И не понимал. Почему? Почему она это сделала? И почему я не понял, что она собиралась это сделать?

Мои родители видели, что непонимание утягивает меня в горе всё дальше, и рассказали о причине Вериного поступка.

С семьёй Веры в их квартире жил двоюродный дядя девушки. У этого мужчины был небольшой бизнес, и отец Веры работал на него. Но дядя был вовсе не добрым родственником, он сделал с Верой то, что, кажется, я сделал с Яной.

Вера пожаловалась родителям, но они не поверили. Не знаю, что было у них в голове. Даже когда она поняла, что беременна, они отказывались принимать меры. Запрещали ей говорить об этом и ругали за каждый шаг.

Вера не выдержала.

В юности я ждал, пока мужчина, виновный в её смерти, выйдет из тюрьмы. Хотел убить его. Мне казалось, это будет правильно.

К счастью, этот урод умер от какой-то болезни, так и не выйдя на свободу. Мне не суждено было стать убийцей.

А вот таким же уродом я всё-таки стал.