— Эй, Ника, ответь, — Саид похлопывает по щеке, обеспокоенно пытается заглянуть в глаза и поднять меня с пола.
— Голова закружилась, — бормочу, и меня выворачивает прямо на дорогущие, начищенные до блеска туфли «мужа».
— Твоим здоровьем нужно заняться вплотную, так ты ребенка точно не выносишь, — ворчит мужчина, удобнее подхватывая на руки, и несет к койке.
Совершенно не обращает внимания на испорченную обувь, помогает напиться воды и даёт салфетку. Он переключает телевизор обратно на местные каналы и уходит звать медперсонал.
Слёзы из глаз брызжут и трясет от слабости и головной боли. Воспоминания обрывками, сумбурными отрезками, некими неясными фрагментами наполняют черепушку, просто разрывая её на части. Кажется, я даже отключаюсь на несколько секунд. Всё плывёт и кружится.
Ко мне врываются врачи и медсестры. После небольшого опроса о самочувствии и моих бессвязных ответов ставят капельницы, уколы и дают таблетки, выписанные ещё российскими врачами. Принимаю под бдительным оком Саида. Засыпаю совершенно обессиленная, как только боль во всем теле притупляется.
Просыпаюсь на удивление отдохнувшей на следующее утро. Чувствую себя намного лучше и голодной. Саид дремлет, сидя в кресле. Похоже, всю ночь сидел рядом. Спит он слишком чутко, стоит мне издать хоть какой-то скрип, мужчина сразу вскидывается и сонно и хмуро взирает на нарушителя его сна.
— Как ты? — хрипит, поднявшись и подтянувшись.
— Хорошо, — киваю, следя за ним. — Очень есть хочется.
Саид усмехается и отходит к холодильнику. Достаёт контейнеры со вчерашним ужином и ставит греть. Он помогает мне пересесть за небольшой столик и тоже садится есть.
— Кажется, вчера по новостям я видела твою сестру. Это её муж открыл больницу? — осторожно начинаю разговор, ковыряясь в тарелке с пюре и рыбой на пару. Мужчина перестаёт жевать и, напрягшись, пытливо смотрит в глаза. Я тоже замолкаю, чувствую себя сапёром на минном поле.
— Да, — коротко кивает, с прищуром следя за мимикой.
— Они тоже ждут ребенка? Как и мы? — голос дрожит, чувствую, как глаза жжёт от скопившихся слёз, и ком в горле перекрывает дыхательные пути. Но мне можно дать оскар за лучшую роль, отыгрываю безразличие почти идеально. Я плохо помню Дамира. Кажется, у нас было одно свидание, а может два. Но почему-то осознание того, что он оказался женат, причиняет боль.
— Да, — опять короткий ответ, сердце мне разбивает окончательно.
— Вот тебе повезло, — улыбаюсь широко, вскидывая голову. Смотрю прямо в чёрные глаза того, кто притворяется мужем. Саид выгибает одну бровь в немом вопросе. — Двойное обретение, ну. И батей станешь, и дядей!
— Хватит болтать. Ешь, Ника, — бурчит, помрачнев, мужчина, губы поджимает и отворачивается.
— Что говорят врачи? Когда меня выпишут? — меняю тему, поглощая пищу.
— Сегодня пройдёшь полное обследование, придут результаты анализов, и врачи скажут когда. Возможно, назначат новый курс медикаментов. Похоже, старые таблетки тебе не особо помогают, — охотно отвечает Саид, почувствовав безопасную тему.
— Хорошо, спасибо, что заботишься обо мне, — вымученно улыбаюсь.
— Это моя обязанность, — недовольно рыкает Саид, кажется, его раздражает моя покладистость. Сам ведь хотел такую «жену». Чтобы хлопот не доставляла и не капризничала.
Сытно поев, передаю пустую тару «мужу». Вновь благодарю, чем вывожу из себя. Возвращаюсь в койку, а мужчина выходит из палаты, оставляя меня наедине с собственными мыслями.
Одно радует, я частично вспомнила, кем являюсь на самом деле. Вспомнила себя, вернула свою личность. Многое ещё сокрыто, но память подкидывает урывками фрагменты прошлого. У меня есть время подумать, восстановить силы и здоровье. И понять, кому именно пришла в голову гениальная идея по избавлению от неугодной персоны в моём лице.
Только надолго одну меня не оставляют. Мой день начинается с многочисленных анализов и процедур. Вновь делают томографию, электроэнцефалографию и рентген позвоночника. Выявляют отёк в шейном отделе позвоночника, именно он давил на нервы и вызывал боли в голове. С мозгами, слава богу, ухудшения нет, но лечение и терапию нужно продолжить. Я своей паранойей оттянула собственное выздоровление, дура полная.
Также у меня высокое давление и тонус. Врачи настоятельно рекомендуют нам с Саидом полный покой, никаких стрессов, физической нагрузки и волнений. Мой личный тюремщик обещает выполнить все предписания врача. Я лишь глаза закатываю. Самый большой стресс — это наличие Саида и отсутствие хоть каких-то перспектив избавиться от него.
После полного обследования мне назначают новый курс препаратов, уколов и капельниц. Надевают шейный бандаж с жёстким фиксатором, который мне следует носить около десяти дней.
Саид опять оперативно все приобретает и даже договаривается с медсестрой-сиделкой, чтобы в случае чего я была круглосуточно под наблюдением у той, кто сможет оказать первую помощь.
Я долго думала, какая ему выгода возиться со мной. Нет, понятно, что ради сестры старается, но не обязательно было «жениться» на мне. Возможно, семья Аслановых боится, что репутацию им испорчу или опозорю, рассказав о нашем знакомстве. Наверное, это какой-то хитрый план богатых и влиятельных людей, и мне своими обычными, слегка поврежденными мозгами не понять сей замысел.
— Как себя чувствуешь? — Саид отвлекает, бесшумно заходя в палату. Уже вечер, я устала очень. Вроде бы ничего не делала, только ездила из кабинета в кабинет и проходила разные процедуры. Но очень уж утомительно.
— Устала, — признаюсь хрипло.
— Я переговорил с твоим лечащим врачом, — Саид двигает кресло и садится рядом с койкой, — можем выписываться и продолжить лечение дома.
— Можно ещё день-другой останусь? — неуверенно лепечу, комкая край простыни.
— Можно, — соглашается мужчина, тяжёлую ладонь на лоб кладёт. — Так будет даже лучше, мне нужно отлучиться по делам.
— Надолго? — с тревогой в глаза смотрю, пусть он мой тюремщик, но и единственный, кто подхватит, поддержит, поможет. Я знаю, не по доброте душевной, лишь из какой-то своей выгоды, но в данном случае плевать на мотивы.
— Пару-тройку дней, — пожимает плечами Саид. — Будь послушной девочкой, принимай лекарства, ходи на процедуры.
— Я и так послушная, — закатываю глаза, злясь.
— Тогда скажу врачу, что с выпиской мы повременим, — усмехается «муж», целует в лоб и выходит.
Я удивлённо хлопаю пушистыми ресницами, провожая его могучую спину. Не понимаю, в какой момент мы стали столь близки и дошли до поцелуев. В лоб! Но всё же. Он тюремщик. Ему за мной следить и держать подальше от родины велено. Или я опять чего-то не понимаю? А может, память не до конца восстановилась и я ещё вспомню, как вышла замуж за Саида?
Как же сложно всё! Дёргаю за край шейного фиксатора, сползаю на подушки и прикрываю глаза. За что мне этот ад?
Оставшись совершенно одна в чужой стране, в чужом, можно сказать, мире, я ощущаю некое облегчение и свободу. Да, из больницы мне сейчас не уйти, в первую очередь здоровье, а побег потом. Но всё же дышать определенно легче, когда над тобой не нависает амбал ближневосточной наружности.
Пока нет Саида, я наслаждаюсь отпуском. Смотрю русский канал, он здесь всего лишь один, довольствуемся тем что есть. Относительно набираюсь сил. И постепенно, по частям восстанавливаю память. Вспоминаю подруг, друзей и свою жизнь. Работу, квартиру.
К вечеру третьего дня мой отпуск заканчивается. В палату заходит Саид. Поднимаю голову, сталкиваясь с его чёрными как ночь глазами, и замираю, чувствуя некую опасность, витающую в воздухе с появлением тюремщика.
— Собирайся. Нам пора, — заявляет без приветствия. Заметив мой ступор, быстро подходит и нависает. — Только не говори, что ты меня не помнишь, мы это уже проходили.
— Я поню тея, — опять проглатываю буквы, хотя давно такого не было. Саид хмурится сильнее, подозрительно осматривает лицо. Глубоко вдохнув, медленно выговариваю каждую букву: — Здравствуй, Саид.
— Сама идти можешь? — спрашивает, киваю. — Тогда переоденься, я соберу вещи, и мы уедем.
— Что-то случилось? — сползаю с койки и тянусь за джинсами.
— Да нет, не волнуйся. Тебе нельзя, помнишь? — бросает на меня тревожный взгляд бугай.
— Помню, но от незнания я точно буду волноваться.
— Мне в командировку нужно улететь, тебя одну оставлять не хочу.
— Опять самолёт? Мне нельзя три месяца, врач же сказал, — прижимаю к груди одежду и хмурюсь.
— На машине поедем, одевайся быстрее! — рявкает, потеряв терпение. Вздрагиваю и пячусь. Саид замечает мой испуг и морщится, но ничего не говорит.
Больше не спорю, просто, подхватив вещи, ухожу в уборную и переодеваюсь. За свою жизнь боюсь. И за жизнь маленького головастика, что растет в животе.
— Ника, — стучит нетерпеливо мужчина.
— Да иду уже, — ворчу, пытаясь впихнуться в блузку, неудобно одеваться с шейным фиксатором!
Выскакиваю из уборной, Саид подталкивает вперед, подхватывает две сумки и идет следом.
Не успеваем мы выйти из палаты. Прямо передо мной дверь с громким стуком распахивается, и я бьюсь носом об каменную мужскую грудь, закованную в дорогой костюм.