Она девочка-беда. Девочка-проблема. Девочка, которую я не должен был пачкать своей тьмой. Не должен был вовлекать в свой мир. Но, окунувшись единожды в её яркие, жизнерадостные, вкусные эмоции, подсел окончательно. С каждым разом мне было мало её. Я словно одержимый приходил за дозой. Насыщался ею, напитывался. И казалось, она очищает меня, согревает, жизнь вдыхает.
Ни с одной женщиной, ни с одной любовницей я не жил вместе. Да, снимал или покупал квартиры для них. Но максимум оставался на ночь. С Никой же всё было по-другому. Она на скорости влетела в меня, впечаталась. На максимум выкрутила всю душу, наизнанку всего меня перевернула, въелась под кожу, слилась с ДНК.
Стала той, ради кого я спешил домой. Той, кого я баловал. И той, ради кого готов променять весь мир вместе со свободой.
— Дамир, — шепчет бледная блондинка с глубокими синяками под глазами, фиксатором на шее, в безликой одежде.
Будто в размерах уменьшается. Душу разъедает своим потухшим, испуганным взглядом. Покачнувшись, оседает, успеваю подхватить обмякшую малышку. К груди прижимаю и перевожу взгляд на Саида.
— На умирающего ты не похож, — мрачно цедит он.
Оставляю его реплику без внимания. Несу свою ношу в комнату. Тяжело даются эти несколько метров. Осторожно укладываю на скрипучий диван и устало падаю на соседнее кресло.
— Хвоста не было? — спрашиваю, срывая рубашку, причиняющую дискомфорт и боль.
— Нет, — Саид раскладывает на журнальный столик медицинские приблуды. — Кто тебя штопать будет?
— Сейчас Ренат привезет хирурга, — морщусь, трогая раскрывшуюся рану на боку.
— Не хило тебя зацепило, — присвистывает шурин, осматривая. — Но лучше прикройся. Ника больно уж впечатлительная.
Высказав своё ценное мнение, Саид уходит во двор курить и встречать Рената с врачом. А я теряю связь с реальностью, прикипев взглядом к бледной, хрупкой моей Нике.
Кое-как остановив очередное кровотечение и заклеив раны пластырем, набрасываю на себя рубашку и сажусь рядом. По волосам глажу, любуюсь. Больше двух месяцев прошло, и я её всё-таки нашёл.
Ника просыпается слишком резко. Вздрагивает, таращится широко распахнутыми глазами и, дёрнувшись, отсаживается.
— Здравствуй, Вероника, — стараюсь подавить непрошенную злость на всех, кто довёл её до такого состояния.
— Возвращайся к беременной жене, — у Ники голос дрожит, язык заплетается и буквы теряются. Явные проблемы с дикцией.
Дьявол! Ничего не осталось от девчонки, которая дарила нежность и ласку. Короткими поцелуями будила по утрам. Жмурилась, прижимаясь щекой к ладони. Завтраки вкусные готовила в одном белье и танцевала под заводную музыку. Крутилась по дому, уют создавая, и мордашки на запотевших окнах да зеркалах рисовала. И меня убивает осознание, что я причастен к этому.
— Ты обещала ждать меня, — каждое слово горло царапает. — Всегда, Беда.
В зеленых глазах вспыхивает злость. Хоть какая-то новая эмоция. Она открывает рот и тут же закрывает. Это какая-то психологическая проблема или последствия аварии? Но я вижу, что ей говорить тяжело.
— Молчи, просто молчи, — требую, сам к ней двигаясь, запирая. Она кулаками упирается в грудь. Дышит злобно, словно загнанный зверёк. По глазам вижу, хочет высказаться. И сама злится, что не может.
Притягиваю за руки и обнимаю, впечатывая в себя. Ника сразу же трепыхается, корпусом дёргает, бьёт, отталкивает и корябает. Раны задевает так, что рубашка опять пропитывается очередным кровотечением. Сколько во мне этой крови? Почти всю потерял, пока добирался до сюда. Но плевать, я держу её крепко. Не отпущу. Она моя. Она для меня.
— Ты сказал, у тебя нет семьи, — бормочет, проглатывая окончания, — сказал, тебя никто не ждёт.
— У меня одна Беда, — хмыкаю и шиплю, воительница впивается ногтями со всей силы в щеки. — Это всё правда, Ника. У меня нет семьи. С семи лет нет. Ты моя семья!
Ника замечает кровавые пятна и бледнеет сильнее. Ощупывает дрожащими пальцами. Дышит тяжело, с хрипом.
— Кровь, у тебя кровь, нужно остановить её, — бормочет, пытается меня раздеть.
— Сейчас врач приедет, не волнуйся. Тебе нельзя, — останавливаю её. — Просто обними, бедовая моя девочка.
— Ты знаешь? — хмурит брови Ника, сама не замечает, как охотно льнёт. Старается не задеть раны, осторожно обнимает. Носом утыкается в шею.
— О твоей беременности? — спрашиваю, кивает, задевает кожу сухими губами, а меня возбуждением кроет. — Знаю, бедовая моя.
— От Саида, — заявляет бессмертная малявка.
— Он и так на волосок от смерти, Беда, — рычу, отстраняя, одна только мысль, что моя девочка была с другим, наполняет яростью чёрствую душу.
— В медицинской карте отцом указан он. А тебя я не помню. И любовницей твоей не буду, — уставшая Ника воинственно смотрит в глаза.
— Ты не любовница, Ника. Ты моя женщина, — ладонями за щёки обнимаю, тихо повторяя, что говорил ей и не раз: — Моя и для меня, — целую в сухие потрескавшиеся губы. — И беременна ты от меня, Ника.
— И с чего такая уверенность? — вяло огрызается, независимость и обиду всё еще показывает. Хоть и льнёт сама.
— Я просто тебя знаю, — вздохнув, откидываюсь на спинку дивана. Усталость и потеря крови сказываются.
Скрип шин по гравию привлекает внимание. Напрягаюсь, отстраняю от себя девчонку и, кряхтя, поднимаюсь. Подхватываю со столика ствол. Ника испуганно замирает, заметив оружие. Прикладываю палец к губам, прося быть тихой, и медленно подхожу к окну.
Заметив Рената, расслабляюсь, убираю за пояс джинсов оружие и возвращаюсь к Нике.
— Рената помнишь? — обнимаю малышку, та головой мотает.
— Память недавно начала возвращаться. Я и тебя то плохо помню.
— Это мой лучший друг, мы вместе как-то ужинали. Он привёл хирурга, который зашьёт мои раны. Ты побудешь с ним и Саидом. А потом мы поговорим о нашем будущем. Хорошо?
— Быть послушной и дождаться тебя, — закусывает губу и краснеет.
— Да, — перехватываю за лицо и целую в губы. — Я не брошу тебя, Беда моя. Как бы далеко ни убегала, найду, догоню. Поэтому не трать силы и дождись меня.
— Ладно, — вздыхает тяжко Ника и переводит взгляд на зашедших гостей. Поднимается, освобождая место, и склоняется надо мной, хватая за виски. — Не смей умирать, пока я тебя не вспомню.
— Буду очень стараться, — усмехаюсь, никогда ещё эта девчонка не была столь требовательна, тверда и воинственна.
Ника сама целует в губы и, пошатываясь, уходит в компании Саида. Провожаю её взглядом и отпускаю себя. Я действительно очень много крови потерял, держался на чистом упрямстве.