Измена. Я ее не брошу (СИ)

Глава 37 Ника

Слишком быстро пролетают два дня. У нас остаётся одна ночь. Завтра я уеду из Петербурга. И когда вернусь — неизвестно.

Эти пару дней мы мало виделись. Дамир был в разъездах, его вызывали следователи по любому поводу или даже без. Я же сидела в квартире, принадлежащей Натану. Мужчины параноили и не позволяли даже поехать к себе.

Мне очень не хватало общения, я варилась в собственном соку и боялась позвонить оставшейся подруге. Вдруг поделюсь с Кристиной, а она тоже предпочтёт рассказать чужим людям.

Именно в эту ночь мне не спится, ворочаюсь, кручусь. Сама не отдыхаю и Дамиру не даю.

— Расслабься, Ник, — пряча зевок, просит мужчина и обнимает крепче.

Я практически полностью взбираюсь на Дамира. Зарываюсь носом в сгиб шеи, запускаю прохладные пальцы под футболку. Согреваюсь им и прикрываю глаза. Макушкой чувствую улыбку и поцелуй. А ягодицы обжигают горячие ладони.

Мы довольно долго лежим в полной тишине. Темноте и спокойствии. Вдыхаю его запах и, наконец, засыпаю. Просыпаюсь глубокой ночью, веду ладонями по пустым простыням и непонимающе сажусь. Дамира нет.

Укутавшись в одеяло, иду на поиски мужчины. Он курит на кухне возле панорамных окон. Вся его поза напряжённая, воинственная. Ему тоже не спится этой ночью. Подобравшись со спины, обнимаю. Прижимаюсь губами к позвоночнику между лопаток. Дамир тянет на себя, и мы меняемся местами. Подтягиваю выше сползающее одеяло и смотрю на ночной Санкт-Петербург.

Крупные хлопья снега покрывают серые постройки да голые деревья белоснежным ковром. Кружатся за окном. А с нашей высоты открывается безумно красивый пейзаж. Мой любимый город даже в три часа ночи не спит. Завлекает яркими огнями, раздвижными мостами и старинной архитектурой.

Пока я завороженно рассматриваю оседающие на окно снежинки, Дамир стягивает с меня одеяло, запускает ладонь под сорочку и прижимает к животу.

Разворачиваюсь, обнимаю за шею. Мужчина склоняется и целует. Мягко совсем, почти невесомо. Лаской своей заряжает, да так, что бабочки в животе трепещут. От него пахнет сигаретами. И все эти дни меня откровенно мутил этот запах. Но сейчас я наслаждаюсь им. Лёгкие наполняю и отвечаю самозабвенно.

— Иди в постель, я сейчас подойду, — шепчет, отрываясь от губ. Смотрит с нежностью, поглаживает свободной рукой поясницу, разгоняя проснувшихся мурашек.

Мотаю головой и тяну ночную сорочку наверх, полностью обнажаясь. Серые глаза вспыхивают возбуждением и голодом. Он отстраняется, давая мне пространство. Глубоко затягивается и, потушив сигарету, зарывается пятерней в волосы. Кожу головы царапает слегка и, притянув к себе, сминает губы в новом поцелуе. Совершенно другом, жадном, жарком.

Мы долго стоим, прижавшись друг к другу, и просто целуемся. Мужские ладони гуляют по моему нагому телу, оглаживают бока, касаются везде. Ласкают, заряжают, воспламеняют. Сама корябаю ногтями по торсу, отметины оставляю, запускаю пальцы под боксеры, ощущая силу его желания. И наслаждаюсь каждым мгновением.

Отстранившись, Дамир разворачивает меня обратно к окнам. Упираюсь ладонями в стекло, дыхание перевожу и собираюсь с мыслями. Охнув, царапаю стекло и выгибаюсь.

Дам ласкает языком бьющуюся жилку. Сжимает грудь, кончиками пальцев пощипывает и трёт соски. Стон срывается с губ, меня молнией удовольствия прошибает, разрядами проносится прямо к низу живота, что камнем тянет.

Он целует холку, прикусывает слегка и, оставляя дорожку из поцелуев на позвонках, спускается прямо к пояснице.

— Повернись ко мне, — хрипит Дамир.

Пошатываясь, разворачиваюсь. Он утыкается носом в живот и целует его, вызывая какой-то новый трепет. Аж сердце сжимается.

Очень медленно стягивает последний барьер — трусики. Затылком к холодному стеклу прижимаюсь, остужая кипящую кровь.

— Дам! — вскрикиваю, когда его губы прижимаются к лону, а язык безошибочно находит клитор.

Он закидывает одну мою ногу себе на плечо и усиливает напор. Держит крепко за бедра и вырисовывает узоры языком. Спазмы по всему телу разносят возбуждение и удовольствие. Я откровенно кричу, в волосы на макушке зарываюсь, пытаясь себя удержать. Воздухом давлюсь и подаюсь бёдрами, совсем теряя контроль.

— Дам, — всхлипываю, кусая губу, когда он добавляет пальцы и скользит глубже. На стеночки надавливает, уничтожая меня окончательно.

Оргазм яркой вспышкой накрывает. Конвульсивно дёрнувшись, буквально повисаю в руках мужчины. Шепчу что-то бессвязное, пытаясь одновременно его к себе притянуть и отстранить. Дамир поднимается, удерживает в объятьях.

— Безумно красивая, — урчит, разворачивая обратно к окну. Сам же мои ладони на стекло кладёт и своими накрывает. Заставляет посмотреть на наше отражение. На мои ошалелые глаза, растрёпанные волосы и красные щеки.

— Дамир, — вздыхаю, чувствуя ягодицами его плоть. Он сильнее толкается, потирается.

— Прогнись, маленькая, — шепчет, целуя в висок.

Выполняю его просьбу, продолжая удерживать зрительный контакт в отражении. Меня охватывает озноб, а по телу проносится новый жар желания.

Его руки смещаются на бёдра, тянут на себя. Аж приходится на носочки встать. Рвано выдохнув, Дамир очень мягко толкается. Заполняет полностью и замирает.

— Всё хорошо? — спрашивает, убирая волосы на одно плечо. Киваю. — Останови, если будет слишком.

Киваю ещё раз и, охнув, царапаю стекло. Дамир с оттяжкой толкается. Придерживает за бёдра, а после ускоряется. Двигается быстро, мощно, вжимает в окно и неотрывно смотрит в отражение. В нём будто первобытный зверь просыпается. И я сильнее прогибаюсь, принимая его и таким: диким, необузданным.

Контраст от холодного стекла и горячего поршня, что движется во мне, фейерверком разносит по венам чистый экстаз. Каждым толчком заряжает, заполняет, уничтожает и возрождает.

— Идеальная. Моя, — Дамир на себя тянет, в волосы носом зарывается, дышит с надрывом. — Как же в тебе охрененно.

Дышать невозможно, возбуждение наполняет жаром не только нас, но и пространство вокруг. Сжигает кислород напалмом.

Мне тоже хочется высказаться. Тоже своим назвать, в любви признаться. Но могу только стонать и его имя выкрикивать.

Прикрываю глаза, полностью отдаваясь во власть этих рук, вкрадчивого голоса, что звенит в ушах. Губ, что покрывают моё потное тело поцелуями-укусами. Дамир будто желает всю меня пометить.

Поворачиваю голову, он понимает без слов и тут же накрывает мои губы своими. Целует нежно, совсем не так, как толкается. Таранит неистово и языком ласкает покусанные губы. Посасывает и согревает дыханием.

Вскрикнув ему в рот, я рассыпаюсь вдребезги. Всем телом дрожу, ноги больше не держат, но Дамир подхватывает. Он всегда меня подхватывает. И продолжает двигаться, к своему освобождению приходит, но я уже потеряна в пространстве. Плаваю в плотном мареве экстаза и блаженства.

— Малыш, — слышу сквозь стук собственного сердца в ушах. Мычу нечленораздельно, вызывая смешок у мужчины. — В душ или прямиком спать?

— Угу, — бормочу.

— Уверена? Или, может, ещё подумаешь? — явно посмеивается надо мной Асланов.

О чём он вообще? Я не в состоянии думать, когда меня так укатали. Кое-как отлепив щёку от влажной каменной груди, смотрю расфокусированным взглядом в любимое лицо. Дамир улыбается и заносит в спальню. До меня доходит: он спрашивал про душ.

Прикрываю обратно глаза, полностью доверившись мужчине. Я всё ещё дрожу, ощущая, как каждая клеточка моего организма насыщается сладкой истомой, и просто плыву в эйфории.

Меня всю такую растёкшуюся устраивают удобнее на кровати. Обнимают, оплетают, жаром обволакивают. И целуют в чуть приоткрытые губы.

— Я больше не смогу, — шепчу, вяло уворачиваясь.

— Вижу, — усмехается тихо Дамир, прикусывая мочку уха и оставляя очередной засос на шее, — спи сладко, маленькая.

И я засыпаю с глупой улыбкой на лице и крепко погребённой под горячим мужским телом.

Почти на рассвете меня будит громкая трель дверного звонка. Дёргаюсь слегка испуганно, но Дамир на себя тянет, заставляя лечь обратно. Шумно выдохнув и прокляв Натана матом, поднимается. Включает тусклый ночник, шарит по полу в поисках одежды. Мы оба совершенно голые, а он ещё и со следами царапин и моих укусов. Чёрт, кажется, не только он метил меня, но и я его. Ничего не найдя, мужчина заворачивает бёдра валяющимся покрывалом и идёт открывать дверь.

Смущённо падаю на подушки и закрываюсь одеялом с головой. Просто представляю, что его сейчас Натан в таком виде увидит. А когда наши сброшенные одежды на кухне заметит, точно не избежать пошлых шуточек и подколов.

— Завали! — рявкает Дамир. Вот, кажется, уже началось.

Дверь в нашу комнату хлопает. Вздрагиваю и жмурюсь. Матрас прогибается, и одеяло тянут за кончик. Отпускаю край, выглядывая из убежища.

— Есть в этом доме хоть уголок, который вы не осквернили? — летит ворчливый вопрос за стенкой. И я готова провалиться сквозь землю со стыда и от смущения. Похоже, Натан зашёл на кухню.

— Ты же помнишь? Чем больше краснеешь, тем сильнее я тебя хочу, — мурлычет ласково Дамир со смешинками в глазах. Его вот совсем ничего не смущает.

— Я не специально, — бормочу, облизывая губы, и, охнув, давлюсь дыханием. Просто мужчина поцелуем рот закрывает и жаром меня наполняет.

Насладиться последними минутами нам не удаётся, так как за стенкой гремит посудой, шумит водой и ворчит один вредный Варвар. И это не я его обозвала, прозвище такое прицепилось со времен института.

Выгоняю Дамира отвлечь Натана. Кутаюсь в халат и, подхватив чистые вещи, бегу в ванную.

Сборы не занимают много времени. Быстрый душ, небрежный пучок, самая простая одежда — удобные широкие штаны и тёплая толстовка. И вот я уже готова к переезду.

— Доброе утро, тигрица, — хмыкает Натан, когда захожу на кухню.

— Не нарывайся, Нат, — рычит Дамир и отодвигает для меня стул.

— Молчу-молчу, — поднимает руки вверх, сдаваясь, адвокат и тянется к папке с документами. Кладёт на стол документ о расторжении брака и новенький паспорт. — Нет больше Вероники Яровой. Как и Валиевой. Теперь ты Анна.

— Иванова⁈ — возмущённо вскидываю голову. У нас в детском доме этих Ивановых пруд пруди было. Даже Иванов Иван Иванович был. Обычно эту фамилию дают тем, у кого совсем нет родных. Кого нашли или подкинули.

— Выйдешь замуж — сменишь фамилию, — фыркает Натан и подмигивает. А вот Дамир ещё сильнее злится, чашку с такой силой сжимает, что она трескается под напором его пальцев.

— Только на Асланову, — шепчу успокаивающе и целую в щёку.

Мы втроём завтракаем вчерашними блюдами. Согреваемся горячим кофе. Я жмусь теснее к молчаливому и напряжённому Дамиру. И очень стараюсь не расплакаться. Держалась ведь эти дни.

— Если хотите провернуть всё незаметно, нужно выехать из города до рассвета. Прощайтесь в темпе. Я буду в машине, — хлопает в ладони Натан, отвлекая от мыслей, и выходит из кухни. Даёт нам несколько минут наедине.

Я не знаю, что нужно говорить в таких ситуациях. Да и язык будто прилипает к небу. Меня потряхивает. Дамир, с шумом выдохнув, к себе тянет. Обнимает крепко.

— Всё будет хорошо. Не волнуйся, ладно? — шепчет, губами прижимаясь к виску. Ладонь смещает на живот, даруя немного тепла. — Позаботься о себе и нём.

— Как мы его назовём? — выпаливаю внезапно, отстраняясь и в глаза заглядывая. — Сына. Мы так и не придумали имя.

— Я доверяю тебе, ты подберешь самое правильное и верное имя, — Дам стирает дорожки слёз и целует в солёные губы.

— Нет. Скажи! Хоть как-то поучаствуй в его судьбе!

— Ника, — напрягается он, хватка становится жёстче. — Не рви душу, маленькая.

— Скажи! — упрямо поджимаю губы, смаргивая чёртовы слёзы.

— Марат, — прикрыв глаза, прижимается лбом к моему лбу.

— В честь твоего отца, — согласно киваю, стискивая шею мужчины.

— Моя Беда, — выдыхает с шумом, усмехаясь.

Целую в губы, хватаю документы и, соскочив, выхожу из кухни. Дамир идёт следом, слышу его почти бесшумные шаги, но стараюсь не останавливаться. Не даю себе промедления. Иначе точно разревусь и никуда не поеду.

— Не провожай меня, — тихо прошу, надевая ботинки и не оборачиваясь. — Пожалуйста, останься здесь.

Дёргаю с вешалки куртку и выхожу из квартиры. Дверь с глухим стуком закрывается, отрезая нас друг от друга.