Глава 18 Кто такой настоящий Эндрю? Вопросы о сущности человеческой природы

Во вступлении я рассказал про моего племянника Эндрю, который стал вести себя агрессивно только потому, что у него в мозгу, в левой височной доле, образовалась киста. Когда кисту убрали, он вновь, как и прежде, стал самим собой — теплым, любящим и любознательным человечком. Далее, в следующих главах я рассказывал и о других пациентах:

Мишель: за несколько дней до начала месячных эта женщина начинала с ножом бросаться на мужа. После лечения лекарством Depakote она вновь стала собой — нормальной и не склонной ни к какому насилию.

Сэмюэль: хмурый и упрямый десятилетний подросток, плохо учился, ни с кем не дружил, но после того, как стал принимать Prozac по 10 мг в день, стал хорошо учиться и нормально общаться и с семьей, и с друзьями.

Расти: четыре раза его арестовывали за нападение на человека, пять раз он начинал и бросал лечиться от метамфетаминовой зависимости. После того как у него диагностировали нарушение функции левой височной доли и провели адекватное лечение, стал более эффективным и в личном плане, и на работе, сумев удержаться на хорошо оплачиваемом месте.

Сэлли: поступила в госпиталь с мыслями о суициде, с депрессией, повышенной тревожностью. После того как ей диагностировали СДВ взрослых и провели соответствующее лечение, почувствовала себя лучше, начала выходить из депрессии и стала более сосредоточенной. Сейчас она хорошая жена и хорошая мать.

Уилли: студент колледжа, раньше, побывав в двух автомобильных авариях, перенес две «легкие» травмы головы. Впоследствии его личность и характер изменились до неузнаваемости. Он стал агрессивным, подавленным и в один прекрасный день чуть не убил своего соседа по комнате. После того как ему было проведено правильное лечение, Уилли вновь стал собой: веселым, счастливым и удачливым.

Роб: был склонен к вспышкам гнева, имел серьезные проблемы в семье, суицидальные наклонности. Принимая антиманиакальный препарат Anafranil, превратился в приятного во всех отношениях человека, с которым его семья была счастлива.

Линда: дважды подвергалась изнасилованию, страдала повышенной тревожностью, депрессией, была излишне беспокойна и употребляла наркотики. Работу ее мозга удалось нормализовать с помощью зверобоя и терапии ДПДГ, после чего Линда сумела вернуться к гораздо более полноценному образу жизни.

Джон, пенсионер: физически и психологически терроризировал свою жену на всем протяжении их совместной жизни. Третировал собственных детей. В 79 лет после операции на сердце перенес приступ острого психоза. В ходе дальнейшего обследования было обнаружено, что в 20 лет у Джона была тяжелая травма головы, в результате которой оказалась поражена левая лобно-височная область. Эта травма могла стать причиной его поведения, от которого страдало три поколения его семьи.

Истории этих людей, равно как и многие другие, о которых я рассказал в этой книге, заставляют меня задуматься о том, кто же мы, в сущности, такие? Кто мы на самом деле? Какие мы — настоящие? Мы настоящие, когда наш мозг работает правильно и без перебоев? Или наоборот когда он начинает допускать сбои?

Ознакомившись с результатами пяти тысяч обследований SPECT, вкупе с историями болезней этих пациентов, я пришел к убеждению, что мы — это мы, когда наш мозг работает нормально. Когда он работает нормально, мы более внимательные, более целеустремленные, мы больше интересуемся другими людьми. Мы добрее, эмоционально стабильнее, терпимее. Тревожность не управляет нашим поведением, хотя и присутствует у нас в достаточных размерах, чтобы каждое утро заставлять нас вставать и идти на работу. И хотя негативные мысли тоже посещают нас время от времени, но они не завладевают нашей внутренней жизнью. Более того, порой нам в голову приходят яркие мысли о насилии, но это случается редко, и мы не идем у них на поводу. Когда наш мозг работает правильно, мы не напоминаем нашему мужу или жене об ошибке, которую он (она) мог(ла) совершить лет двадцать или тридцать назад. Мы испытываем сексуальные желания, но не они нами управляют. Наши дети порой могут сводить нас с ума, но тем не менее по отношению к ним мы ведем себя в позитивном ключе, стараясь помочь. Когда наш мозг работает нормально, нам легче быть такими, какими мы хотим себя видеть.


Эта работа заставила меня задаться и другими вопросами:

До какой степени мы вольны, выбирать свое поведение?

Похоже, наш выбор не так богат, как мы думаем.

Зависят ли от работы нашего мозга наши отношения с богом? Может быть, легче увидеть бога добрым, любящим и заботливым, когда мозг работает нормально? А если поясная и лимбическая системы «перегреты», окрашивая весь мир в мрачные тона, то бог предстает перед нами гневным и карающим? (Вот здесь-то, наверное, многие на меня рассердятся — но я не ищу ссоры.)

Почему мы делаем неправильный выбор? Нас плохо учили? Мы отвергаем божественную волю? Из-за того, что мы живем в нищете? Из-за моральной или личностной ущербности? Может быть. Но повторюсь: мы с большей вероятностью совершаем неправильный выбор, когда из-за травмы или СДВ недостаточно активно работает префронтальная кора. Конечно, это не значит, что мы можем делать неправильный выбор и из-за недостатка образования, нищеты или отвергая божественную волю в себе. Однако нам гораздо легче совершить ошибку, когда наш внутренний контролер работает хуже, чем должен.

А когда наш мозг работает нормально, оказываемся ли мы в состоянии принимать более правильные решения? Книга отвечает однозначно: конечно, да!

Что представляет собой наша личность? Сочетание нейронов, нейротрансмиттеров и гормонов? И да, и нет. Наша личность сильно зависит от функции мозга, однако, как мы видим, работа нашего мозга так же сильно зависит от того, что мы думаем и в каком окружении мы живем. Все эти элементы взаимосвязаны, и разорвать этот круг невозможно.

Как выглядит на сканировании мозг Майка Тайсона? И почему в матче за звание чемпиона мира в тяжелом весе в 1997 году он откусил ухо Эвандеру Холифифеду? Он хотел показаться зверем? Или после удара головой в работе его мозга после произошел сбой, когда поясная система и височные доли «слетели с катушек», а префронтальная кора просто не обеспечила достаточного контроля? Я склоняюсь ко второму ответу.

Как выглядит на сканировании мозг Саддама Хусейна? А Адольфа Гитлера?

Надо ли нам сканировать мозг наших политических лидеров? Мне представляется, что в таком случае мы бы получили гораздо более полное представление о политических процессах. Весьма вероятно, что у Рональда Рейгана в самом начале его президентского срока мы бы выявили особенности кровообращения, указывающие на синдром Альцгеймера. Во время второго срока его пребывания у власти его забывчивость стала очень заметной. Ну а если бы мы знали, что у него развивается это заболевание, что тогда?

Стал бы я проводить сканирование девушкам и молодым людям моих сына и дочери? Думаю, да. Моих детей эта мысль в восторг не приводит.


Список вопросов можно продолжить. Но основная мысль состоит в том, что чем бы мы ни занимались, мозг играет огромную роль. Когда мы пытаемся понять чье-то ненормальное поведение, в первую очередь надо думать о том, как работает мозг. Стараясь не допустить рецидива у наркомана, борясь с насилием в обществе и принимая меры по снижению числа разводов, надо все время помнить о мозге.

Конечно, мозг не работает в вакууме. Нельзя забывать о психологическом и социальном факторах в формировании поведения. Однако всякое поведение начинается с мозга, с того, как он функционирует. От нашего мозга зависит многое.

Загрузка...