Стас видит, куда направлен мой взгляд, и быстро сбрасывает вызов. Пока я все еще нахожусь в шоке, звонит мне.
— Будь теперь всегда на связи, — говорит, отключая звонок. — Можешь идти.
— Почему я до сих пор так у тебя записана? — спрашиваю, пожалуй, излишне резко. С начальниками так не разговаривают.
— Не успел переименовать, — его тон безразличен и сух.
— Не успел за пять лет?
— Не успел со вчерашнего вечера.
— А пять лет ты чем был занят, что не успел?
— Пять лет я тебе не звонил и вообще забыл, что в моей записной книжке есть твой телефон.
Стас говорит небрежно, словно то, как я у него записана, не имеет никакого значения. А меня пробирает дрожь вперемешку с возмущением.
— Переименуй меня, — не прошу, а приказываю.
— Переименую, — произносит все так же небрежно, глядя куда-то в бумаги.
— Сейчас при мне.
Мой приказной тон заставляет Стаса поднять глаза. Секунду смотрит, а потом откидывается на спинку стула, скрестив руки.
— Столько лет прошло, а тебе до сих пор важно, как ты у меня записана.
Я понимаю намёк. Когда-то в самом начале отношений я обиделась на Стаса за то, что была записана в его телефоне «Полина бар». Потому что мы познакомились в баре. Мне показалось оскорбительным, что я — его девушка — записана наравне с «Серега гараж» и «Вован гонки». Тогда же после моего скандала Стас и переименовал меня в «Моя самая любимая».
— Держать бывшую под именем «Моя самая любимая», как минимум, нечестно по отношению к новой девушке. Впрочем, что ты знаешь о честности?
Стас издаёт смешок. Да ему весело.
— Прости, не понял, по отношению к какой новой девушке?
— Не знаю, к какой-нибудь. У тебя же были отношения в течение этих лет.
— У меня не было отношений, — произносит неожиданно серьезно.
Застываю на месте.
— Если тебе интересно, Полина, то у меня не было отношений.
В горле пересыхает.
— Мне неинтересно, — бормочу, глядя куда угодно, но только не на него. — Запиши меня, пожалуйста, по имени и фамилии. Я пошла работать, — беру в руки папку с бумагами, букет и поднимаюсь со стула.
— От кого цветы? — вдруг интересуется.
— Почему ты спрашиваешь?
— Потому что я твой начальник.
— И что? Это не даёт тебе права задавать мне такой вопрос.
— Ошибаешься. Ты получила на рабочем месте подарок, стоимость которого превышает три тысячи рублей. Мне продолжать?
Уже который раз за этот гребанный день я от неожиданности прирастаю к одной точке и не могу пошевелиться. Намёк снова понятен.
— Тебя разве не проинформировали, что на работе нельзя принимать подарки дороже трёх тысяч рублей? А этот букет явно дороже.
— Я получила цветы не от партнеров или контрагентов компании. Это подарок личного характера.
— Не имеет значения. Ты получила его на работе.
Медленно выдыхаю, стараясь не взорваться. Вот чего он докопался?
— Ладно, — капитулирую. — И что мне теперь делать? Писать заявление об уходе, пока меня не обвинили в коррупции на рабочем месте?
— Нет, зачем? Согласно правилам компании, ты должна проинформировать департамент управления делами о том, что тебе на работу пришел подарок. Его у тебя изымут и в течение трёх месяцев проведут независимую оценку. Если будет установлено, что подарок дешевле трёх тысяч рублей, тебе его отдадут. Если же подарок дороже трёх тысяч рублей, его вернут тому, кто тебе прислал. Если вернуть обратно невозможно, тогда утилизируют.
— То есть, каждый раз, когда мой мужчина, будет присылать мне на работу цветы, я должна буду дарить их департаменту управления делами, я верно поняла?
Словосочетание «мой мужчина» я произношу с особенным удовольствием, внимательно глядя в лицо Стаса. Ни один его мускул не дергается. Человек-скала. Непоколебим.
— Не дарить, а передавать на независимую оценку, — поправляет, снисходительно улыбаясь. Так бы и заехала ему пощечиной, чтобы стереть эту мерзкую победоносную улыбку. — И если независимая оценка установит, что подарок дороже трёх тысяч рублей, то да, его вернут твоему мужчине курьером компании. Сразу сообщи департаменту управделами адрес, куда возвращать.
Я уже представила лицо Леши, когда через три месяца ему вернётся сухой и завядший букет. И как я ему это объясню?
— Я выброшу цветы, — цежу.
— У Юли в приемной есть большое ведро.
Господи, дай мне сил соблюсти субординацию с начальником.
Молча разворачиваюсь и направляюсь к выходу из кабинета, затылком чувствуя взгляд Стаса. Когда берусь за дверную ручку, он произносит то, что заставляет меня оцепенеть:
— Я подарю тебе новые цветы.
Несколько секунд стою, не шевелясь, думая, что мне послышалось.
Не послышалось.
— Только попробуй — и я обвиню тебя в харассменте на работе, — отвечаю, не оборачиваясь, и стремительно выхожу.
Секретутка сидит на столом и подпиливает ногти. Поднимает на меня взор и, видимо, не посчитав меня интересной, опускает его обратно к маникюру.
— Станислав Сергеевич сказал, у тебя есть большое мусорное ведро.
Снова поднимает на меня глаза. На этот раз удивленно.
— Что нужно выбросить?
— Этот букет.
Секретутка изумляется еще больше.
— Зачем? Он же совсем свежий.
Для секретутки она задаёт слишком много вопросов.
— Станислав Сергеевич сказал, что на работе нельзя принимать подарки дороже трёх тысяч рублей.
— Да это никто не соблюдает. Ну ты только к нам устроилась, понятно, что боишься. Вон там ведро, у принтера, — указывает в угол.
Со вздохом сожаления выбрасываю шикарнейший букет от Алексея и иду работать.
А вечером мне звонит мама и сообщает, что курьер принес в квартиру родителей цветы на мое имя. Сто одну розу. Записка гласит:
«Рискуя быть обвиненным в харассменте, я все равно хочу подарить тебе цветы».