Измену не прощают

Глава 19. Измена

Стас

Я очнулся от дикой головной боли, будто в башке долбит дятел. Долго не мог открыть глаза и встать с постели. Сквозь сомкнутые веки больно резал свет. Вроде чувствовал и руки, и ноги, а они меня не слушались. Пытался ими пошевелить, а не получалось. Не знаю, сколько я так пролежал. Мне кажется, очень долго. По ощущениям не меньше часа прошло. Впрочем, возможно, мне так казалось.

Во рту было сухо как в пустыне Сахара. Пить хотелось неимоверно. Единственное, о чем я мечтал, — это стакан воды. Через какое-то время мне удалось разомкнуть глаза. Я увидел белый потолок и хрустальную люстру. Яркий свет резанул глаза еще сильнее, это отдалось новым приступом боли в голове, и я снова опустил веки.

Я не думал о том, где нахожусь, что произошло. Не было способности соображать. Я лишь мечтал о воде и чтобы перестала трещать башка.

Потом я услышал звук открывающейся двери и женские голоса. Они разговаривали на повышенных тонах и обсуждали деньги. Я не особо вслушивался. Наоборот, мечтал вовсе не слышать, потому что от каждого звука голова раскалывалась еще больше. Ощущение было, будто по черепу бьют кувалдой.

Дверь хлопнула, послышались шаги в номер.

— Ага, готовенький, — сказал громко женский голос.

Я на это что-то промычал. Не понимал, кто говорит, да и не особо интересовало. Свет продолжал бить в глаза через сомкнутые веки, мне хотелось укрыться одеялом с головой. Я попробовал это сделать, но рука меня не послушалась.

Ко мне кто-то подошёл, обдал приторно-сладким парфюмом, и в этот момент башку словно бетонной плитой пришибло. Я снова не то замычал, не то застонал. Не мог пошевелиться, не мог что-то сказать. Мое тело меня не слушало.

Но когда я почувствовал, что меня раздевают, все же нашел силы разомкнуть веки. Перед глазами задвоилась женская фигура. Получилось слегка приподнять голову от подушки, но не надолго. Через пару секунд она упала обратно.

Я понимал, что меня раздевают, но ничего не мог с этим сделать. Да и не пытался, если честно. Мысли в голове были как кисель. Я не мог связно думать и уж тем более не мог что-то анализировать. Вопросов «где я?», «кто это тут?», «зачем меня раздевают?» не было. У меня работали только инстинкты. Первый — выпить воды. Второй — уснуть в темноте.

В какой-то момент меня прекратили раздевать. Но девушка не ушла. Она ходила по номеру, разнося за собой шлейф тошнотворных духов, от которых мне становилось еще хуже. Затем вернулась ко мне, потолкала меня за плечо.

— Эй, ты живой?

Я замычал.

— Двигаться можешь? Подними руку.

Собрав всю волю в кулак, я прохрипел:

— Воды.

— Воду попозже тебе дам. Пошевели руками и ногами.

Я зачем-то ее слушал. Попробовал приподнять руку, но она тут же упала обратно на кровать.

— Понятно.

Послышались удаляющиеся от меня шаги. Через какое-то время она быстро заговорила:

— Алло, он почти не шевелится. Что делать? — тишина. — Ну я сказала ему поднять руку, он слегка приподнял, а потом она упала обратно. Так не пойдет? — снова тишина. — Тогда надо или ждать, когда начнет двигаться, или что-то ему дать. Если ждать, то доплачивайте мне, мы договаривались на час, — опять тишина. — Хорошо.

Я слышал каждое слово, а по-прежнему мечтал только о воде и темноте. Мозг не воспринимал услышанное как угрозу, у меня не возникло мыслей о чем-то подозрительном. В голове был полный хаос. Желание выпить воды и выключить свет рисковало перейти в желание попросту сдохнуть, чтобы не чувствовать ни жажды, ни режущего сквозь закрытые веки света.

Время мучительно тянулось. А может, мне только так казалось, не знаю. Я больше не слышал ни шагов, ни женского голоса. Не знаю, оставалась ле девушка в номере или ушла. Я просто лежал как мумия, умирая от жажды и головной боли. Меня даже не беспокоило, что я голый. Кажется, я вообще об этом забыл.

В какой-то момент я снова почувствовал шлейф приторно-сладкого запаха.

— Выпей, — мне что-то засунули в рот и приставили к губам стакан.

Я так обрадовался воде, что даже не обратил внимания на то, что а у меня во рту несколько предметов, похожих на таблетки. Сделал несколько жадных глотков, как вдруг стакан резко убрали. Я протестующе замычал и даже приоткрыл глаза.

— Подожди, — девушка опять задвоилась. — Сейчас еще дам.

Время снова потянулось. Или мне снова казалось, что оно тянется, а на самом деле все происходило быстро. Я до сих пор не знаю. Хотя в суде говорили, что все это со мной провернули в течение пары часов.

К жажде и желанию оказаться в темноте неожиданно добавилось новое. Я почувствовал, как в паху нестерпимо заныло. Это ощущение нарастало в геометрической прогрессии, как будто у меня лет десять не было секса.

— Алло, у него встал. Я даю следующий препарат? — тишина. — Хорошо, жду.

Я уже не хотел ни пить, ни темноты. Даже голова вдруг перестала раскалываться. Ну или я перестал ощущать эту боль на фоне нового желания. В паху настолько сильно ломило и ныло, что я начал скулить от нетерпения.

— Подожди немножко, сейчас я облегчу твои страдания, — видимо, это уже ко мне обращалось.

И у меня не возникло желания протестовать, хотя я слышал эти слова не от Полины, а от какой-то незнакомки. Можно ли считать это предательством по отношению к Полине? Впоследствии я долго об этом размышлял. Там, в номере, у меня не было связных мыслей. Только инстинкты: пить, спать, потрахаться. Ну и слух. Я все слышал. Но так как в голове был полный кисель, а сам я будто в тумане, не анализировал услышанное, не задавался логичными вопросами наподобие «Какого хрена происходит?».

Время опять потянулось. Ломота в паху уже была убийственна. Я натурально начал стонать и мечтать о смерти, только бы не мучиться так.

— Так, теперь давай еще одну, — в рот мне что-то засунули и приставили к губам стакан.

Я проглотил.

— Щас, еще немножко потерпи.

Я продолжал мычать и стонать от нетерпения. Все, чего я хотел, — это быстрая разрядка. Не было никакого другого желания.

— Пошевелись, — прозвучало над ухом.

Я зачем-то послушался. Дёрнул руками и ногами.

— Алло, он начал шевелиться. Хорошо, жду.

Сексуальное возбуждение никуда не уходило. Казалось, что оно становится еще больше. От нетерпения я стал дергаться. Руки и ноги меня слушались. А потом я почувствовал, что проясняется сознание. Появились связные мысли. Правда, они все были только об одном, — снять сексуальное напряжение, которое было невозможно терпеть.

Получив способность думать, я не задался вопросом, где нахожусь, что за девушка здесь со мной, почему она меня раздела, что за хрень вообще творится. Я думал только об одном. Вернее, не об одном, а одним местом.

Когда девушка залезла на меня верхом, я уже в достаточной мере владел своим телом и достаточно соображал, чтобы понять: я занимаюсь сексом, и девушка на мне — не Полина.

Но я ничего не сделал. Все, что я хотел, все, о чем я мечтал, — чтобы поскорее наступила гребанная разрядка. Это было жизненно необходимо. Как дышать. Как ходить. Как видеть. Казалось, что если я не получу разрядку, то умру. Не важно, где я. Не важно, с кем я. Не важно, что вообще за дичь со мной происходит. Мне нужна разрядка, иначе сердце остановится.

Лучше бы оно и правда остановилось…

Потому что дальше в номер зашла Полина и увидела то, что увидела. В теле было достаточно сил, чтобы подняться на ноги, когда вошла моя девушка. Хоть и стоял на ногах неуверенно и они ощущались как деревянные, равновесие получалось держать. По крайней мере на пол не рухнул. К желанию получить гребанную разрядку добавилось еще одно: остановить Полину. Ведь сознание уже достаточно прояснилось, чтобы понять: она сейчас увидела меня с другой бабой.

Правда, когда я просил Полину поговорить, у меня не было ни идеи, что говорить. Я не знал, ни как здесь оказался, ни что вообще происходит. Только знал, что в паху нестерпимо ломит и на мне скачет незнакомка. Понимал: изменяю, виновен.

Полина не захотела разговора, убежала, я помчался за ней, но не успел. Когда вернулся в номер, незнакомка стремительно натягивала на себя одежду.

— Ты кто такая? — спросил ее и привалился к стене. Марш-бросок по коридору за Полиной выжал из меня все соки.

— Пока-пока, — и выбежала.

Ее я не стал догонять, не было сил. Спустился по стенке на пол и сидел так очень долго, а потом пошел в душ.

Меня продолжало штормить. Движения были заторможенными, в теле ощущалась смертельная усталость, через каждые пять минут появлялась одышка, будто я марафон пробежал. Я приехал домой и сразу свалился спать. Проснувшись на следующий день, заторможенность в теле сохранялась. Мне было тяжело долго стоять на ногах, ходить, не утолялась жажда.

Но я уже мог связно мыслить, а главное — анализировать. Мне было очевидно, что кто-то специально это все устроил. Я помнил, как начинался вечер в баре с друзьями, затем наступила тьма, а следом весь этот сюр. Я отправился в частную клинику возле моего дома сдавать анализы.

Пока ждал результатов, ночевал в машине у дома Полины в надежде выловить ее и поговорить. На звонки она не отвечала. Доехал до Полины, каким-то чудом не попав в ДТП. Я плохо видел на дороге, плохо управлял автомобилем, мне постоянно сигналили. Я не знал, о чем говорить с Полиной, что объяснять, потому что у меня не было ни малейшего понятия о произошедшем.

Рома сказал, что я ел и пил вместе со всеми, а потом уснул. Приехали два каких-то здоровых мужика и увезли меня домой. Что за мужики, он не знал, и вообще ему было не до меня, он праздновал мальчишник. Поржал надо мной за то, что я не умею пить, потому что я единственный, кто опьянел так быстро.

Результаты анализов пришли через несколько часов после того, как мама Полины вывезла из моей квартиры вещи дочери. На мои попытки объяснить, что я что-то выпил и не совсем осознавал происходящее, Нина Васильевна только смеялась. Анализы показали, что в моем организме содержится ряд препаратов. Я не запоминал эти сложные названия. Важно было другое — препараты запрещены на территории России.

Уже не было сомнений, что все подстроено с целью разлучить меня с Полиной. Не понимал только, кому это нужно. Алле? Она, конечно, та еще стерва и интриганка, но у нее совершенно точно нет доступа к запрещённым на территории России препаратам. Я встречался с Аллой полтора года и прекрасно знал круг ее общения. Ей неоткуда было достать эти вещества.

Отсидев пятнадцать суток в обезьяннике за дебош в аэропорту, я пошел в полицию и написал заявление о том, что меня накачали запрещёнными на территории России веществами. К заявлению приложил результаты анализов. Полиция сразу заинтересовалась. Возбудили уголовное дело, подняли камеры видеонаблюдения в баре, гостинице…

Расследовать дело оказалось очень легко, потому что эти дебилы даже не шифровались. На записях из бара было видно, как Славик подсыпает мне в стакан порошок. На записях в отеле — как меня тащат в номер, забронированный на имя Риты. Недалекого ума проститутка разговаривала с Риткой в моем присутствии, и я хорошо запомнил разговор. Да и эти дурачки сразу во всем сознались, как только к ним нагрянули менты.

У Славика и Феди расчет был только на то, что я не выйду на трассу. И их афера прокатила бы. Я бы подумал, что выпил лишнего, и остался дома с Полиной, пропустив гонку. Пожурил бы себя, что не умею пить, и через неделю забыл. Никаких расследований я бы не устраивал. Мне бы даже в голову не пришло, что меня опоили, да еще и запрещёнными на территории России веществами.

Славу и Федю подвела под монастырь Рита со своим желанием устроить спектакль для Полины. Вся эта комедия в отеле с какой-то девкой и неожиданно вошедшей в номер Полиной, естественно, натолкнула меня на мысли, что все было подстроено. Кто-то хотел разлучить меня с Полиной. Более того — у Полины не должно было возникнуть сомнений, что я изменяю по собственной воле. Поэтому я должен был шевелиться, двигаться. Мне для этого скормили специальную таблеточку, которая поднимает на ноги даже мертвого. Если бы я лежал овощем, Полина бы тоже заподозрила неладное. А так я вскочил с кровати, натянул трусы. Значит, был в трезвом уме и изменял умышленно.

Я выяснил, кто меня подставил. Следующим шагом было вернуть Полину. Я не ездил во Францию, не вылавливал ее у дверей на работу, хотя знал, где и кем она работает. Видел фотографию на сайте и название должности. Я знал, что это будет бессмысленно. Более того, такими поездками я мог только усугубить ситуацию. Полина бы написала на меня заявление в полицию за преследование. С нее бы не сталось. А в Европе с этим строго.

К тому же просто рассказать Полине, что меня подставили, опоили, скормили мне лошадиную дозу виагры — недостаточно. Она не простит, даже если в подробностях узнает, что со мной случилось. Ведь несмотря ни на что, я изменил ей, и честно в этом признался. Надо было умирать от сексуального перевозбуждения, но найти силы и скинуть с себя проститутку. Правда, она бы залезла на меня снова, но это не важно. Я должен был это остановить любой ценой. А я не остановил, поддавшись первобытному инстинкту.

Я всегда был честен с Полиной, не намерен лгать и по поводу этой ситуации. На ее прямые вопросы «Ты изменил?», «Ты осознавал?», говорил правду — «Да». Я бы признался ей в измене, даже если бы она меня не застукала. Не смог бы держать это в себе и делать вид, что все по-прежнему.

Вернуть Полину — сложный и долгий проект длиною в несколько лет. Меня не волновало, что за эти годы она может выйти замуж и родить. Интуитивно чувствовал, что этого не будет. Да даже если бы и было, меня бы это не остановило.

Я добился ее возвращения. Для этого пришлось достать с антресоли диплом, стряхнуть с него пыль с паутиной и пахать сутками напролёт, чтобы стать лучшим в своей сфере. Мне нужна была такая должность, которая позволит нанимать сотрудников. Даже не просто нанимать, а перекупать их у конкурентов. Мне нужно было взять на работу Полину.

И вот она здесь. Начальник отдела в моем департаменте. Но проект под названием «Вернуть Полину» еще не завершен. Впереди, пожалуй, самая тяжелая его часть — получить ее прощение.