Как музыка стала свободной

ГЛАВА 6

Новую работу Даг Моррис нашёл почти сразу после увольнения из Time Warner. В июле 1995 года, то есть менее чем через месяц, его нанял Эдгар Майлс Бронфман-младший, генеральный директор алкогольной компании Seagram. Майлс — третье колено влиятельной монреальской семьи, которую называли «Ротшильды Нового света»[42]. Бразды правления семейным бизнесом Бронфман принял в 1994 году и сразу начал его реорганизовывать, пытаясь превратить Seagram из скучного, хоть и очень успешного, продавца алкоголя в весёлого, хоть и крайне рискового, заводилу мировой индустрии развлечений[43].

Ничего хорошего это не предвещало. Бронфманы уже заходили на поле шоу-бизнеса, но без особого успеха. Отец Бронфмана-младшего, Эдгар-старший, некоторое время даже руководил MGM Pictures, пока его не сменил Кирк Керкорян. Дядя Бронфмана-младшего, Чарльз, много лет владел канадской бейсбольной командой Montreal Expos, но в итоге все обернулось грубым фарсом. Старшие братья Бронфмана ушли из этих сомнительных предприятий, получив урок о непредсказуемости и сиюминутной изменчивости шоу-бизнеса. Но свою мудрость они не передали Джуниору, который все-таки хотел поиграть в это. Сначала он, как Моррис когда-то, решил прославиться как автор песен. Бросил колледж и просто пришел в шоу-бизнес с улицы. Под псевдонимом Джуниор Майлс (англ. «Майлс Младший») пытался добиться успеха без спекуляции на семейном имени. Позже при поддержке отца он попробовал поработать в Голливуде, где спродюсировал фильм с Джеком Николсоном «Граница», который с треском провалился. С таким плохим послужным списком он вернулся в лоно семьи, стал управленцем в Seagram, а в 39 лет получил контроль над всей этой империей.

Самым прибыльным активом Seagram была доля в химической компании DuPont. Бронфман-младший ее продал, чтобы получить деньги, нужные для покупки контрольных пакетов акций в Universal Pictures и MCA Music Entertainment Group. Обе компании находились в бедственном положении: Universal увяз в производстве «Водного мира», одной из самых дорогих и плохих кинокартин в истории, а каталог МСА содержал таких старых исполнителей, что название лейбла в шутку расшифровывали как «Музыкальное кладбище Америки».

Бронфман хотел, чтобы как раз последним Моррис и занялся, поднял его из мёртвых. К предложению Моррис отнёсся довольно прохладно: Бронфмана он толком не знал, но понимал, что индустрия нарисовала мишень на спине у этого богатого мальчика-мажора. В ряду крупных лейблов МСА занимала последнее место с долей рынка в 7%. Компанию часто называли «шестой из Большой пятёрки». У Морриса на столе лежало несколько предложений о работе, были у него и свои идеи. В деньгах он тоже не нуждался. Через два дня после увольнения он подал в суд на Time Warner, пытаясь добиться «золотого парашюта» в 50 миллионов баксов (Time Warner выдвинул встречный иск, обвинив Морриса в продаже промо-копий ещё не вышедших альбомов.)[44]

Но, встретившись несколько раз с Бронфманом, он согласился. Моррис за свою жизнь поднаторел в переговорах по трудным контрактам, так что сделки он заключал виртуозно. А Бронфман — нет. Моррис выжал из него часть прибыли, долю акций Seagram и ещё один «золотой парашют» в дополнение к первому. Для инвестиций в артистов он попросил кредитную линию в $100 млн, что значительно уступало аналогичным затратам в Warner, но Моррис понимал, что сидит на бесконечном источнике «пьяных денег», и будет их ещё больше[45]. Но самое хорошее заключалось в том, что Seagram — канадская компания, а в Канаде тексты популярных песен в стиле рэп не могли стать горячей политической повесткой дня.

Хотя Джимми Айовин и Даг Моррис теперь вместе не работали, они по-прежнему дружили и надеялись воссоединиться. Предательство Фукса обоих задело за живое. После увольнения Морриса Айовин поднял такую вонь, что ему отказали в доступе в здание Time Warner. При обычных условиях его бы самого уволили, но он не работал именно в Warner, формально он был партнёром в совместном предприятии, то есть избавиться от него можно было только одним способом: продать ему акции Interscope обратно. Это стало бы слишком дорогим удовольствием, поскольку Interscope занимался уже не только рэпом: среди подписанных новых артистов фигурировали No Doubt, Nine Inch Nails и Мэрилин Мэнсон.

Айовин и Моррис выработали план. Согласно ему, несносный Айовин должен «достать» Фукса до печёнок и выпустить совсем уж беспредельные альбомы вроде «Dogg Food» и «Antichrist Superstar», рядом с которыми «The Chronio покажется правильным и скучным. Очаровательный Моррис, работая на Бронфмана, взбирается по корпоративной лестнице и добирается до финансовых ресурсов совета директоров Seagram. Как только обе задачи выполнены, Айовин и Моррис воссоединяются севернее границы Штатов, где никаким выступающим с трибуны кандидатам в президенты их не достать. Сработали они оба отлично. В августе 1995 года Фукс объявил о том, что Time Warner и Interscope расходятся. Это явилось первым сигналом того, что внутри управления Warner что-то пошло не так. Каким бы ни было культурное давление, как бы ни сталкивались личности, с точки зрения акционеров такое решение не выдерживало никакой критики: каким же лейблом-идиотом надо быть, чтобы выкинуть одновременно Доктора Дре, Тупака Шакура, Снупп Дога, Трента Резнора и Гвен Стефани?

В ноябре того же года Бронфман повысил Морриса до полного управления МСА, серьёзно увеличив бюджет, которым тот мог распоряжаться[46]. В феврале 1996 года, менее чем через год после внезапной разлуки Дага с Джимми, первый передал второму чек на $200 млн, подписанный Эдгаром Майлсом Бронфманом-младшим в знак вечного партнёрства с Interscope Records, поддерживаемого полным доверием империи спиртных напитков.

Через этот «разлом» провалился только один альбом: «All Eyez on Ме» Тупака — его выпустили в тот краткий период начала 1996 года, когда Interscope не состоял в партнёрских отношениях ни с одной из корпораций. Этот двойной альбом — шедевр Тупака, содержащий мегахит «California Love». Это один из самых продаваемых альбомов в истории рэпа. Когда он выпускался, Шакур — актёр, стрелок, бандит, живая молния, обвиняемый в сексуальных домогательствах — был совсем крут, не дотронешься. Айовин, уже отрезанный от Time Warner и ещё ожидавший сделки с Seagram, выпустил альбом при помощи Philips по разовому контракту. Это означало, что компакт-диски с материалом «All Eyez on Ме» печатались на заводе PolyGram в Кингс-Маунтин, штат Северная Каролина.

Вернувшись в обойму, Тупак принялся работать над продолжением своего выдающегося альбома. Вдохновлённый «Государём» Макиавелли (также, не исключено, что и наблюдениями за работой Айовина и Морриса), Тупак взял себе новый псевдоним, Makaveli, и представил себя лидером рэпа, помешанным на власти. Альбом «The Don Killuminati: The 7 Day Theory» он записал за несколько августовских дней; дату выхода запланировали на праздничный период того же года (в США вышел 5 ноября 1996 года, — прим. пер.). 7 сентября Тупак со Сьюд-жем и остальными приближёнными к телу поехали в Лас-Вегас на поединок-возвращение Майка Тайсона. После того, как в первом раунде Тайсон отправил в нокаут соперника (Брюса Селдона, прим. пер.), Тупак начал «выступать» и спровоцировал ссору, напав в лобби зала MGM Grand на одного из вечных конкурентов Сьюджа. После того, как всё вроде бы утихло, Тупак со свитой уехали. Он сидел на переднем правом сидении навороченного внедорожника Сьюджа. В 23:15 они притормозили на светофоре на Вегас-стрип, рядом остановился белый четырёхдверный кадиллак, из которого по ним начали стрелять. Тупак получил четыре пули, одну в грудь. Сьюджу попала в голову шрапнель. Обоих доставили в больницу, Тупак впал в кому, и через шесть дней врачи зафиксировали его смерть.

После убийства Тупака фирма Death Row развалилась. Сьюджа Найта снова отправили в тюрьму, поскольку он участвовал в драке в лобби MGM и таким образом нарушил условия испытательного срока. Доктор Дре к тому моменту уже ушёл с лейбла, потому что в начале года поругался с Тупаком. Вскоре ушел также Снупп и вообще вся команда Dogg Pound. Айовин отчаянно пытался оставить их всех, но сохранил только Доктора Дре, вложив деньги в его новый лейбл Aftermath.

Безусловно, гибель Тупака — страшная, преждевременная и бессмысленная, но в то же время она — сильнейший карьерный ход. Продажи всех альбомов Тупака тут же резко взлетели, а выпущенный в ноябре «The Don Killuminati: The 7 Day Theory» сразу оказался на первом месте хит-парада. У Тупака потом вышло ещё шесть посмертных альбомов, которые Interscope продавал гораздо лучше, чем прижизненные его творения. В то время некоторые считали, что смерть Тупака означает конец гангста-рэпа как жанра, но Моррис и Айовин, видя никому не известную статистику продаж, понимали, что главное веселье только начинается.

Моррис, вероятно, в попытке прогнать собственных демонов переименовал МСА в Universal Music Group. Благодаря отличным продажам бэк-каталога Тупака, UMG выбралась с дна в 19% году, став после одного года работы Морриса пятой по успешности компанией. В следующие два года Universal работала ещё лучше. Гимны «женской силы» от группы No Doubt стали песнями поколения 90-х. Мэрилин Мэнсон — это вообще главный чудак на свете. Конечно, историки музыки никогда не простят Interscope за то, что лейбл подписал Limp Bizkit, но даже они отметят, что эта группа продала сорок миллионов дисков, а это даже больше, чем Hootie & the Blowfish.

В конце 90-х благодаря буму компакт-дисков для рекорд-индустрии наступили самые жирные времена в истории. Экономика росла как на дрожжах, так же возрастал совокупный потребительский спрос, и американцы тратили на носители с музыкой денег больше, чем когда-либо. Маржа дохода тоже росла, поскольку себестоимость производства компакт-дисков упала ниже одного доллара, но покупатели эту экономию никак не чувствовали, они в магазине платили $16,98 за один CD. Также помогла консолидация рекорд-бизнеса с радио: была создана унифицированная медиа-среда по всей стране, поэтому стало возможным альбом с единственным хитом сделать платиновым практически сразу по выходу. Вообще, главной гарантией успеха стало радио: если уж альбом группы Limp Bizkit благодаря ему смог стать платиновым сорок раз, то чей угодно сможет.

Тем временем скандал вокруг Interscope начал утихать. Гангста-рэп утвердился как жанр и явно собирался жить многие десятилетия, а Билл Беннетт нашёл, чем заняться — участием в «Проекте для Нового века Америки». Устав защищать американских детей от плохих слов, он возглавил движение за ничем не спровоцированное вторжение в иностранное суверенное государство. Для вторжения (имеется в виду Ирак, — прим. пер.) использовали дурацкий лживый повод; в результате такой нечестной расправы с позиции силы погибли тысячи человек ни за что. Рэп оказался в безопасности. Моральное Сознание Поколения изменилось.

Моррис занялся поисками новых талантов. Хотя он очень любил Айовина, но целиком и полностью полагаться на него не мог. К тому же Universal не могла работать только в пределах каталога Interscope. Моррис отправил всех своих специалистов по работе с артистами и репертуаром искать новых исполнителей без контракта. Основываясь на собственном опыте, он наказывал им очень внимательно исследовать локальные рынки и хиты. Вскоре охотники за талантами стали возвращаться с чем-то интересным. Например, новоорлеанский рэп-конгломерат под названием Cash Money Records[47]. Этот независимый лейбл издавал десятки местных рэперов, которые в определённых магазинах американского Юга продавались лучше, чем даже самые знаменитые артисты каталога Universal. Чувствуя, что за пределами Луизианы тоже есть возможности, Cash Money приглядывался к тому, чтобы заключить сделку с мейджором. С целью показать, насколько их репертуар может быть интересен покупателям, лейбл рассылал промо-диски с песней под названием «Back That Azz Up» никому не известного рэппера Джувенайла.

Прослушивая эту песню в первый раз, Моррис впал в какое-то трансовое состояние[48]. Он не говорил ни слова, полностью сконцентрировался, на лице появилось выражение сосредоточенности. Полуприкрыв глаза, он отрешённо смотрел куда-то вдаль. В нём проснулся бывший автор песен, он начал двигаться в такт. Притопывать, помахивать руками, покачивать головой. Так и продолжал, сжав губы, молча, а потом выдал свой вердикт.

Моррис, по его собственному признанию, не умел определять будущие хиты рэпа. Он всё-таки роковый человек, а в части рэп-исполнителей и их перспектив он доверял главам лейблов. Но «Back That Azz Up» — это другая история: Моррис сразу же при первом прослушивании почуял, что трек будет колоссальным хитом. И годы спустя он не забыл выразительный хук песни и мог его процитировать («You's a fine motherfucker, won't you back that ass up»), откинуть голову и радостно захохотать.

Лейблом Cash Money Records владели два брата, Брайан и Рональд Уильямсы, более известные как Бёрдмен и Слим. Бывалые обитатели трущоб Третьего района Нового Орлеана, они пристально следили по прессе за карьерой Сьюджа Найта и хотели делать что-то подобное. В начале 1998 года они прилетели в Нью-Йорк и встретились с Моррисом в офисе Universal, чтобы заключить сделку, но договориться было непросто. Бёрдман и Слим продавали не одного Джувенайла, а целый каталог рэпперов: Big Tymers, Hot Boys, Менни Фреш, В. G., Янг Тюрк, а в довесок ещё и пятнадцатилетнего Лила Уэйна. Они хотели за это прибыль в соотношении 80 на 20 и полный контроль мастер-лент. Но самой большой помехой переговоров стал сильный новоорлеанский акцент братьев — Моррис вообще еле-еле разбирал, что они говорят. Тем не менее сделка состоялась, и Бёрдмен со Слимом вышли из офиса Universal с чеком на три миллиона долларов.

Такая сделка — пример, почему Моррис выделялся из всех. Далеко не каждый руководитель рекорд-компании потратит столько денег на мелкий лейбл ради одного артиста, при том что все остальные — непонятно кто, рэпперы, которые свои альбомы записывали на кухне у Менни Фреша. Годы поиска будущих звёзд научили Морриса тому, что не существует никаких «региональных» или «локальных» хитов. Хит — он всегда глобален, просто ждёт, пока ему сделают нормальный маркетинг. Моррис бросил на этот лейбл промо-команду Universal, и через несколько месяцев «Back That Azz Up» уже звучала на Ибице.

После ребрендинга обновлённая Universal Music Group добилась большого успеха, а вот Seagram испытывала серьёзные трудности. Спиртные напитки продавались плоховато, а киностудия выпускала совершенно никакие фильмы. Сперва «Водный мир», потом «Знакомьтесь, Джо Блэк». Далее были « Пик Данте», «Меркурий в опасности», «Братья Блюз-2000», «Флот МакХэйла», «Флиппер» и «Это старое чувство». С того момента, как Бронфман приобрёл киностудию, дела её с каждым годом шли все хуже. Самым плохим для неё стал 1998 год — самый убыточный для студии-мейджора за всё существование Голливуда.

Близость к знаменитостям способна затмить разум: музыку продавать веселее, чем промышленную смазку, невзирая на интересы акционеров. Журналисты вообще всегда недолюбливали Бронфмана-младшего, а с крахом киностудии и вовсе почуяли кровь. На Уолл-Стрит он стал мальчиком для битья, для прессы — пиньятой (игрушка, наполненная конфетами, которую дети с завязанными глазами разбивают на дне рождения, — прим. пер.)[49]. Его нахождение в должности генерального директора совпало со временем, когда рынок акций без фиксированного дивиденда показал чуть ли не лучшую прибыль в истории США, а доходность Seagram оставалась на одном уровне, хотя удвоилась в цене даже проданная часть DuPont.

Universal Music Group — единственный луч света в этом мрачном царстве, с этим соглашались даже самые жёсткие критики Бронфмана. Он решил использовать силу Universal и в мае 1998 года объявил о новой сделке: Seagram продаёт своё подразделение Tropicana компании Pepsi, а на вырученные деньги покупает у Philips лейбл PolyGram Records. Торговля апельсиновым соком заключала в себе всё, что Бронфман ненавидел: скука, стабильность, высокий доход. Музыкальный бизнес — это, напротив, всё, что он любит: весёлый, гламурный, полный непредвиденного риска. По завершении сделки большую часть дохода Seagram будет получать от индустрии развлечений, а Моррис снова окажется одним из самых влиятельных музыкальных менеджеров в мире.

После этого объявления акции Seagram упали. PolyGram никто не считал лейблом будущего. Его самый продаваемый артист — мальчишеское трио Hanson с песней «МММВор», а по большей части в каталоге лейбла — позавчерашние герои: Элтон Джон, Брайан Адамс, Bon Jovi, Boyz II Men. Правда, он сохранял довольно крепкие позиции на зарубежных рынках, и это так же, как и права на дистрибуцию бэк-каталога, делало его дорогим.

Цена вопроса — десять миллионов долларов. Руководство Seagram подготовило проспект сделки: необходимый с точки зрения закона публичный документ, который представлял акционерам её экономическое обоснование. Проспект предсказывал высокий рост в будущем и цели, которых надо достичь, чтобы оправдать потраченные средства. Как это принято в американских корпорациях, были взяты цифры роста предыдущих трёх лет, и этот тренд экстраполировался в необозримое будущее.

Согласно требованиям закона, проспект содержал всестороннюю оценку рисков. Главный среди них — пиратство, которое мешало рекорд-индустрии с момента её возникновения (на самом деле пиратство начало мешать творческим индустриям со времени изобретения книгопечатания, то есть в контексте разговора об авторских правах термину «пират» более трёхсот лет)[50].

К пиратству каждый менеджер рекорд-бизнеса относился крайне серьёзно, ведь PolyGram вынужден был уйти с некоторых рынков Азии и Латинской Америки именно из-за распространённости там «палёных» дисков. В этих странах пиратство было незаконным бизнесом организованной преступности, а не деятельностью одиночек-энтузиастов, но с растущей доступностью домашних устройств для копирования CD проблема могла затронуть и Европу, и Штаты.

Нечто подобное уже происходило раньше, в начале 80-х, с аудиокассетами, когда появились двухкассетники. Инвестиционные банкиры помнили об этом. Они стряхнули пыль с исследований шестнадцатилетней давности о последствиях моды на переписывание кассет в домашних условиях, проведённых экономистом Аланом Гринспеном, ныне председателем совета управляющих Федеральной резервной системы США. Исследование Гринспена, проведённое в период сильного падения продаж в 1982 году, представило независимый взгляд на индустрию. В падении доходов он винит пиратов и рассматривает различные ценовые стратегии, с помощью которых рекорд-бизнес мог бы противостоять этой тенденции. Однако, применяя сложные эконометрические расчёты, он приходит к выводу, что ни повышение, ни снижение цены на пластинки никакого результата не даст. Остановит спад продаж, согласно вычислениям Гринспена, только агрессивная борьба с пиратством через усиление антипиратских законов. Другими словами, успех капитализма зависит от активного вмешательства государства (Гринспен сам не понимал, насколько важной эта идея станет в ближайшие годы).

Дагу Моррису очень нравилась идея бросать пиратов в тюрьму. Однако, из кассетной эпохи он вынес совсем другой урок: проблему не решить звонком в полицию, её можно решишь только альбомами типа «Thriller». По мнению Морриса, этот мегаселлер Майкла Джексона 1982 года спас тогдашнюю рекорд-индустрию. И сейчас требовалась не жёсткость закона, а хиты. Хитовых записей не хватало. Тогда музыкальная индустрия существовала в параллельном мире и вообще не понимала вкусов народа, но «Thriller» всё изменил: с него начался ренессанс поп-музыки. Моррис не принимал участия в выпуске «Триллера», но он по-особенному к нему относился. Альбом этот являлся исключительным достижением корпоративного производства культуры, бессмертным произведением искусства, которое остаётся главным музыкальным бестселлером всех времён и народов.

Так что когда Моррис прочитал в проспекте предупреждения о грядущей волне CD-пиратства, он не очень обеспокоился. Конечно, на пиратство закрывать глаза нельзя, но физически оно неспособно подорвать бизнес. Моррис полагал, что пока он будет штамповать хиты, люди будут покупать «родные» диски. К тому же после слияния маржа компании будет больше, чем когда-либо. Дело в том, что у PolyGram несколько крупных заводов, производящих CD по всей Америке, включая тот крупный, в Кингс-Маунтин, печатавший «All Eyez on Me». И как только они станут частью производства и дистрибуции Universal, то накладные расходы сократятся примерно на $300 млн в год (как обычно, благодаря этой экономии никак не планировалось скостить цену на диск для конечного потребителя).

Проспект указывал и на другие риски. Например, что вкусы покупателей изменятся. По совсем апокалиптическому сценарию, например, люди перестанут скупать альбомы трио Hanson. Или что у Universal станут перекупать артистов, или, скажем, Cash Money в следующий раз не пойдёт на сделку, а, допустим, Bon Jovi сбежит к Sony. Ещё рассматривался риск экономического спада в стране; такое, правда, индустрия переживала, но мог начаться такой кризис, с которым ничего не сделаешь. Ну, и самое страшное: риск потерять ключевую фигуру. У Дага Морриса, например, случается инсульт или ему на голову падает кирпич.

Однако, самый большой риск составители отчёта не заметили вовсе. В ноябре 1998 года, когда вышел проспект, интернет стал так популярен, что на него невозможно было закрывать глаза, но менеджмент Seagram не счёл эту технологию достойной анализа и упоминания. Так что в проспекте для покупки PolyGram про интернет не говорилось ни слова, как не говорилось и про нарождающийся рынок широкополосного доступа в сеть для простых юзеров. Также там не говорилось ни про персональные компьютеры и технологии сжатия аудио, ни про стриминг, ни про файлообмен. И даже про mp3 не было ни слова.