Графика — искусство, обращенное к широкой народной аудитории. Именно этой ее чертой было вызвано такое свойство больших Направлений в искусстве графики прошлого и особенно в современной, как монументальность. Нередко считают, что монументальность — свойство лишь вынесенной на открытый воздух скульптуры, памятников, парковых изображений. Или свойство живописи, связанной с архитектурой: фресок, мозаик, витражей. Но это не так.
Когда графика имеет гражданственные тенденции, охвачена пафосом идеи социального переустройства жизни, когда она поднимает большие проблемы своего времени, то приобретает черты монументальности, роднящие ее со стенной живописью.
К выдающимся мастерам современной монументальной графики относится советский художник Борис Иванович Пророков.
Чтобы высказать волнующие его мысли и чувства, их силу, порыв, страсть, Пророков выработал особый, неповторимо индивидуальный художественный язык. Какую бы работу Пророкова мы ни взяли — будет ли это лист из серии «В гоминдановском Китае», «Вот она, Америка!», «За мир!», «В Европе — американцы» или «Это не должно повториться!» — нас поразит особый, присущий Пророкову, ораторский тон, призывность, накал, заставляющие художника прибегать в станковых произведениях к средствам плаката — предельному обобщению и броскости, не бояться никакого смещения жанров, никаких технических и композиционных новшеств в своем стремлении донести до зрителя, отдать ему свое волнение, возмущение, восторг.
Пророков создает листы в такой манере, что они одинакова сильно звучат и в выставочном зале, и в книжной репродукции, и на транспаранте в руках демонстрантов.
К лучшим работам Пророкова принадлежит его серия больших исполненных тушью на бумаге рисунков «В Европе — американцы». В этой серии есть незабываемый лист — «Оружие вместо масла».
Весь лист занимает фигура девочки-подростка, обратившей глаза к небу: ее внимание привлек гул проносящихся над головой самолетов. Скупыми средствами художник раскрывает перед нами положение бедняков в послевоенной Европе. Изображены только изможденная девочка, расширенным взором глядящая на небо, и в небе стая смертоносных птиц. Пророков прибегает здесь к приему противопоставления, он показывает нам страдающего человека, но называет и недруга. И тем сильнее противопоставление, что недруг предстал не в виде грабителя или убийцы, а в этих «невинных» птицах. Образ девочки создан художником действительно кровью сердца: сжатые губы, полный обиды взгляд, ветхая одежда, тонкая шея девочки вызывают в нас глубокое сочувствие. Образ девочки перерастает в символ. Это образ послевоенной американизированной Европы.
Монументальностью характеризуется и творчество ведущих мастеров современной латиноамериканской графики. «Искусство должно служить народу и поднимать острые социальные темы», — это положение из устава, принятого в 1938 году Мастерской народной графики Мексики, определило своеобразие ведущего, прогрессивного направления в современной мексиканской графике. Мексиканские художники в своих графических работах раскрывают тему крупным планом, показывают одну, главную сторону явлений, стержень событий и образов, и отсюда обобщенный художественный язык, отсутствие случайных эпизодов.
Возьмем к примеру гравюру на линолеуме мексиканского художника Леопольдо Мендеса «Жажда»*. Присущая монументальному искусству форма обобщения принимает в этом листе особенно острый характер. Выжженная пустыня, лишенная жизни, влаги. Голые камни, колючие острые кактусы, дерево, превращенное в зловещую корягу, и человек, стоящий на коленях, как бы выросший из этой земли, протягивающий к небу руки. Эмоциональное звучание достигает такой концентрации, что человек воспринимается как образ всего страдающего и жаждущего жизни народа.
В чем же причины воздействия на нас этого листа Мендеса? В замечательном использовании выразительных средств графики, линогравюры в частности, — штрихов, линий и пятен, контрастов и переходов черно-белого.
В левой стороне листа — человек, брошенный на камни и обращенный к небу. Небо составляет здесь не только фон. Испещренное черными штрихами, летящими, как стрелы, к груди человека, пылающее и безжалостное, оно становится вторым действующим лицом, врагом. Летящие по небу штрихи передают ощущение израненности, хаотичности, борьбы. Небо вихрем налетает на человека, оно хочет его уничтожить. Именно в борьбе с небом непримиримым изображен человек. Он уже обессилен, упал на колени, но продолжает бой, раскрыв грудь палящим лучам, раскинув сжатые в кулаки руки, он как будто вызывает на бой все силы зла.
Изображение фигуры человека подчинено иным ритмам, чем все остальное. Формы темного тела, жилистые руки, торчащие ребра, разметавшиеся волосы, искаженное лицо обрисовываются тонкими белыми штрихами. Они напоминают прожилки, линий на стволе дерева, человек как бы вырезан из него. И не случайно в правом углу листа Мендес помещает высохшее узловатое дерево. Он прибегает здесь к важнейшему средству искусства — к поэтической метафоре. Дерево становится третьим действующим лицом, третьим компонентом образа. Повторяя в своих изломанных, уродливых сучках жест человека, оно превращается в олицетворение его дальнейшей судьбы. В нем возможная развязка этой трагедии. Небо может сжечь человека, как сожгло оно цветущее когда-то дерево.
Глядя на этот лист, человек, разбирающийся в искусстве, сказал бы, что он сделан с экспрессией, что экспрессивность лежит в его основе. Экспрессивность составляла черту и плаката Моора и работы Кольвиц. При всем различии этих работ и при всем их несходстве с работой Мендеса она связывает и роднит их всех.
Под экспрессией подразумевается динамика, движение — вспомним вытянутую фигуру и крик «Помоги!» мооровского крестьянина, всунутый в рот ребенка кулак матери из плаката Кольвиц, раскинутые в трагическом жесте руки и лицо героя гравюры Мендеса. Под экспрессией подразумеваются и сознательно вводимые художником преувеличения, которые подчеркивают его мысль. Голодающий старик у Моора превращен в скелет. Такое же преувеличение есть и в гравюре Мендеса. Порыв, в котором изображен жаждущий, его изможденное высохшее тело, угловатые линии, очерчивающие его фигуру и лицо, — все искажено и преувеличено. Но это преувеличение не кажется выдуманным, наоборот, благодаря ему лист Мендеса так убеждает. Мы видим предел человеческого напряжения, предел борьбы и страсти. Экспрессия дает нам возможность увидеть не бытовой эпизод, а воспринять выраженные здесь глубокие мысли.
В работах графиков-монументалистов зрителя привлекают большие мысли о судьбе человека, народа, эпохи.
Плакат или монументальный станковый графический лист, так же как скульптурный памятник, живописное панно или фреска, ведет зрителя от конкретно изображенных лиц и событий в глубину образа, к тем большим обобщениям, раскрытие которых перед зрителем и является основной задачей художника.