Калевала (пересказ для детей)

19. Молодая жена входит в дом кователя Илмаринена

Как юноши ждут весеннего солнца, как дети ждут ягод на поляне, как вода ждет смоленой лодки, так и добрая хозяйка Локка, мать Илмаринеиа, ждет сына с его молодой женой.

Все глаза проглядела, бедная.

Утром смотрит она из окошка — не въезжают ли на двор знакомые сани? Днем выходит на дорогу, ждет — не покажется ли из лесу резвый конь? Вечером слушает у калитки — не скрипят ли вдали быстрые полозья?

А с ней вместе ждет кователя Илмаринена вся деревня.

Возле избы малые дети топчутся, руки-ноги себе поморозили, — а славный кователь все не едет.

У ворот старики сидят, смотрят на дорогу. Засиделись так, что колени разогнуть не могут, — а Илмаринена и не слышно и не нидно.

Юноши к самому берегу ходят его встречать, уж и подошвы на башмаках стоптали, — а Илмаринена нет как нет.

И вот однажды, на рассвете прекрасного дня, слышит добрая Локка зашумело в лесу, застучали быстрые копыта и подъехал к воротам кователь Илмаринен.

А рядом с ним в санях сидит его молодая жена.

Смотрит свекровь на невестку — и не налюбуется. Хороша она, что спелая брусничка, как душистая земляничка, точно кукушечка на ветке, будто синичка на рябине.

Глаза у нее словно звездочки в небе, нежный рот — как челночок выточенный, руки у нее белоснежные, шея — лебединая.

Может, это месяц светит? Нет, это блеснули застежки на плечах красавицы.

Может, это солнце сияет? Нет, это сверкнуло ожерелье на ее шее.

Может, это парус трепещет? Нет, это ее шелковый платок развевается по ветру.

— Привет тебе, милый сын, в родной стороне! — говорит добрая Локка. Входи, родная кровинка, под отцовскую крышу, веди в свой дом красавицу кукушку, ту, что восемь лет ждал, пять долгих зим сватал.

Ступил сын на родную землю, поклонился матери, поклонился всей деревне, а красавица Похъелы все сидит в санях — ждет, чтобы ее на руках но двору пронесли.

Говорит ей добрая Локка:

— И ты, веточка черемухи, выходи из саней. Не жди, золотой цветочек, пока тебя возьмут на руки. Только малого ребенка на руках носят, только гордый не хочет сам шага сделать. Ты пройди, уточка, по двору своей свекрови, переступи, молодая курочка, через порог мужниного дома. Еще прошлым летом знали половицы этого дома, что будут ходить по ним твои ноги. Еще в минувшую зиму знала эта крыша, что будешь ты жить под нею. И окна эти ждали, когда ты поглядишь в них. И колышки на стенах уже наклонились, чтобы повесила ты на них свои платья. Эти двери сами отворялись, чтобы ты в дом вошла. Дверная ручка сама опускалась, по твоей руке скучая. В сарае корова мычит — молодую хозяйку подзывает. Жеребенок в конюшне ржет — сена из твоих рук просит. В закутке ягненок жалобно блеет — тебя зовет. Весь наш двор без тебя тоскует. Вся наша улица плачет, что ты по ней не гуляешь.

И вот вошли хозяева и гости в дом.

Никогда под этой прославленной крышей не бывало столько добрых людей! Сидят гости в белых одеждах, и кажется, будто это лес, убранный инеем. Как утренняя зорька, сияют серебряные уборы, как звезды в небе, искрятся золотые украшения.

И никогда за этим славным столом не было такого богатого пира.

Десятью своими легкими пальцами напекла добрая хозяйка Локка пирогов и хлебов, наварила пива, нажарила свинины, наготовила рыбы. Острые ножи иступились, столько лососей она разделала. Стальные лезвия погнулись, столько сигов она начистила.

А уж пиво и мед за столом без конца лились, чтобы могли гости смочить себе губы, чтобы весельем зашумел добрый пир!

Кто же споет на этом пиру песню?

Только кукушка умеет куковать, только певец может петь.

А кому же начинать песню, как не старому, мудрому Вяйнемейнену?

Славит он и молодую жену, и старую мать, и гостей славит, и сватов славит, а прежде всего — доброго хозяина, вековечного кузнеца Илмаринена: