3. Йоукахайнен вызывает Вяйнемейнена на состязание

Повсюду были у Вяйнемейнена друзья в солнечной Калевале.

Каждая веточка в лесу встречала его приветом, каждая былинка в поле ему кланялась, каждая песчинка на дороге, каждая дождевая капля вела с ним разговор.

Все было открыто его мудрым глазам — и незаметный рост деревьев, и течение подземных вод.

Все было понятно его слуху — и говор морских волн, и язык лесных птиц.

В зеленых дубравах, в лесных чащах, на золотых полянах пел старый, мудрый Вяйнемейнен о минувших временах, о начале всех начал.

Он пел, чтобы весельем начиналось утро, чтобы ясным был долгий день и радостным тихий вечер. Его песни повторяли и деревья в лесу, и цветы на лугах, их распевали веселые птицы, их разносил по земле ветер.

Дошли песни Вяйнемейнена до страны тьмы и холода до сумрачной Похьелы, туманной Сариолы.

А в Похьеле жил Йоукахайнен, хвастливый и буйный парень.

Вбил себе в голову молодой сын Похьелы, что он самый первый во всем свете певец.

Гневом и завистью загорелось его сердце, когда услышал он о чудесных напевах Вяйнемейнена.

«Верно, не знают в этой Калевале моих песен, — думает Йоукахайнен. Поеду-ка я, покажу там свое уменье, посрамлю старика!»

Мать ему говорит:

— Лучше бы не ездил ты в Калевалу — пропадешь там! Отец ему говорит:

— На беду едешь ты в Калевалу! Потом сам пожалеешь!

Но не слушает Йоукахайнен ни мать, ни отца.

— Не пугайте, не учите, — говорит. — Хоть и много вы знаете, а я знаю еще больше.

Выбрал он самого лучшего коня, запряг в золотые сани, взял кнут, разукрашенный жемчугом, и отправился в путь.

Резво бежит его конь — из ноздрей у него пламя пышет, из-под копыт летят искры.

Настегивает Йоукахайнен своего скакуна и поет хвастливую песню:

Если захочу поспорить

И с певцами состязаться,

Так спою, что кто был первым,

Тот певцом последним станет.

В камень я его обую,

Каменной покрою шапкой,

На руки ему надену

Каменные рукавицы!

Скачет Йоукахайнен день, мчится другой. И только на закате третьего дня увидел он землю Калевалы.

Еще быстрее погнал Йоукахайнен коня, не терпится ему поскорее увидеть старого, мудрого Вяйнемейнена.

А в это время по той же дороге, по тому же пути ехал сам старый, мудрый Вяйнемейнен.

Вот уже совсем сблизились их сани, не разойтись им на узкой тропинке. Но не захотел молодой Йоукахайнен остановиться. Стегнул он коня и с ходу наскочил на встречные сани.

От удара дыбом встали оглобли, зацепились полозья за полозья, гужи переплелись с гужами, сбились на сторону хомуты.

Смотрят друг на друга седоки и молчат.

А из расколотых дуг влага сочится, пар к небу поднимается.

Наконец сказал старый, мудрый Вяйнемейнен:

— Что же скачешь ты, не разбирая дороги? Откуда родом ты, безрассудный? Как зовут тебя, дерзкого?

— Йоукахайнен я, родом из славной Похьелы. А ты, несчастный, кто такой?

— Ничем не прославлено мое имя, а зовут меня Вяйнемейен, — отвечает песнопевец. — Но ты хоть и знатен, а все-таки помоложе меня. Уступи же мне дорогу, сын славной Похьелы.

Не сдвинулся с места Йоукахайнен.

— Что хвалишься ты своей старостью! — говорит он в ответ. — Тому дорога, кто умом, а не годами старше. Давай-ка, старый Вяйнемейнен, померимся сначала силою наших песен, покажем друг другу свою мудрость.

Отвечает ему Вяйнемейнен:

— Певец я безыскусный, весь свой век прожил среди родных полей и лесов, слушал только кукованье кукушки, видел только деревья и травы. Но пусть будет так, как ты хочешь… Начинай же, молодой Йоукахайнен. Открой мне свою мудрость.

Не заставил себя долго просить сын Похьелы.

— Ну, слушай меня, старый Вяйнемейнен. Только боюсь, что не вместить твоей бедной голове всего, что я знаю. А знаю я много! Знаю, что щука мечет икру, а синица несет яйца. Знаю, что по снегу ездят на санях, а по воде плавают на лодках. И еще знаю, что дрозд — певчая птица, что гадюка ползучая змея, а ерш — речная рыба. Знаю, что кипятком можно обжечься, а на морозе — замерзнуть. Вот как много я знаю!

Усмехнулся Вяйнемейнен.

— Может, еще что-нибудь припомнишь? — спрашивает. — Или уже всю свою глупость показал?

— Нет, кое-что еще помню, — говорит Йоукахайнен хвастливо:

Помню древность я седую,

Помню, как я создал землю

И над нею поднял горы…

Я вспахал равнину моря,

Я вскопал морские глуби,

Я воздвигнул свод небесный

И пустил по небу солнце,

А под ним повесил месяц,

А кругом рассыпал звезды…

Не стерпел тут старый, мудрый Вяйнемейнен. Грознее грома загремел его голос:

— Замолчи, жалкий хвастун! Видно, последний рассудок ты потерял, несчастный!

А Йоукахайнен ему в ответ:

— Коли я потерял рассудок, так мой меч поможет мне вернуть его. Чем скалить зубы, выходи-ка, старый Вяйнемейнен, помериться со мной мечами!

— Нет, — говорит Вяйнемейнен, — с таким жалким лгуном, как ты, не буду я мериться мечами.

От гнева весь задрожал Йоукахайнен. Рот у него перекосился, косматая голова затряслась.

— Боишься меч вынуть? — закричал Йоукахайнен. — Ну так нее равно от меня не уйдешь!

Я тебя своею песней

Превращу в свиное рыло,

В грязный хлев тебя заброшу,

Утоплю тебя в навозе!

Я тебя…

Но не дал ему кончить Вяйнемейнен.

Довольно я тебя слушал, — говорит он Йоукахайнену. — Теперь ты слушай меня!

И вещий песнопевец запел:

Всколыхнитесь, моря глуби,

Горы медные, дрожите,

Скалы твердые, обрушьтесь,

Рассыпайтесь в пыль утесы!

И моря забурлили, зашатались высокие горы, дрогнула земля.

Поет Вяйнемейнен — и все свершается по его слову. Позолоченные сани Йоукахайнена превратились в прибрежный тальник, резвый конь стал каменной скалой, пестрые рукавицы — болотными кувшинками.

Была у Йоукахайнена шапка — и нет ее, а вместо шапки черная туча повисла над землей. Вот и кафтан Йоукахайнена поплыл к вышине легким облаком. И блестящий пояс его рассыпался в небе яркими звездами.

Поет Вяйнемейнен — и меч глупого Йоукахайнена молнией вырвался из ножен. Раскрашенный лук его разноцветной радугой перекинулся над морем. Острые стрелы разлетелись во все стороны ястребами.

Поет Вяйнемейнен — и каждое слово вещего песнопевца камнем ложится на плечи безрассудного Йоукахайнена. Уже по колено провалился он в болото, по пояс увяз в трясине…

Страх охватил Йоукахайнена.

— О мудрый, добрый Вяйнемейнен! — взмолился он. — Что тебе моей гибели? Пощади меня, и я дам тебе за это богатый выкуп!

— Что же ты дашь мне, если я сниму с тебя заклятья, если возьму назад колдовские слова? — спрашивает Вяйнемеинен.

— Есть у меня дня славных лука, говорит Йоукахайнен, одни бьет верно, другой целит метко. Бери себе оба!

Покачал головой Вяйнемеинен.

— Глупый ты, глупый! На что мне твои два лука? У меня дома их столько, что на стенах места для них не осталось, гвоздей не хватает, чтобы вешать их. И уж таких луков, как у меня, ни у кого нет: прикажу — сами в лес полетят, сами зверя мне настреляют.

И снова запел старый, мудрый Вяйнемеинен.

А глупый Йоукахайнен еще глубже ушел в зыбкую топь.

— О мудрый Вяйнемеинен, — снова просит он, — не губи меня! Есть у меня два легких челнока — один на воде не тонет, другой ко дну не идет. Возьми себе любой, выбирай какой понравится.

— Не нужны мне твои челноки, — отвечает ему Вяйнемеинен. У меня их столько, что на берегу для них места не найти. И уж челноков лучше моих нигде во всем свете нет: одни по ветру идут — ветер обгоняют, другие против ветра бегут — птиц позади оставляют.

Опять запел Вяйнемеинен — и по самую шею провалился в болото Йоукахайнен.

Чуть не плачет жалкий хвастун.

— Ну, хочешь, — говорит он, — дам тебе шапку серебра, лисью шкуру золота? Об одном только прошу — сними заклятья, отведи колдовские слова!

— Нет, не нужно мне твоего серебра, — говорит Вяйнемеинен, — и золота твоего мне не нужно. Сколько у солнца золотых лучей — столько и у меня золота. Пока серебристый месяц сияет над землей — и у меня не переведется серебро.

И снова запел.

Вот уже до самого подбородка затянула Йоукахайнена трясина.

— Пощади меня, мудрый Вяйнемеинен! — взмолился он. — Избавь от несчастья, спаси от злой гибели, и я отдам тебе весь хлеб с моих полей.

— Не нужен мне чужой хлеб, — отвечает ему Вяйнемеинен. — Чужой хлеб горек, а у меня своего вдоволь. Куда ни гляну — там поле колосится, куда ни повернусь — там золотые скирды рядами стоят.

И опять запел.

Совсем плохо пришлось Йоукахайнену — по самые уши завяз он в болоте, с бородой ушел в трясину. Рот ему мхом забило, в зубах кустарник застрял.

Едва слышным голосом просит он Вяйнемейнена: — О вещий песнопевец, не губи меня, оставь мне жизнь! Хочешь, я отдам тебе в жены мою родную сестру, любимую дочь оси матери? Будет она мести твое жилище, будет печь для тебя медовые лепешки и ткать тебе золотое платье. Будет она тебе помощницей в доме, опорой в старости.

— Это хорошо ты сказал! — воскликнул Вяйнемеинен. — Давно хочу взять себе жену, скучно мне одному в пустом доме. Уйду — никто мне вслед не махнет рукой. Вернусь — никто не скажет мне «Здравствуй!».

Я один, как чайка в море,

Как скала среди пучины,

Как сосна на голом склоне…

Да, хорошо ты сказал. От такого слова на сердце весело стаовится…

И снова запел Вяйнемеинен. Спел одну песню, другую, третью, опять запевает, и снова поет.

И вот — словно ветер разогнал темные тучи — разлетелись колдовские слова, рассеялись грозные заклятья.

Вытащил молодой Йоукахайнен из болота бороду, вытянул из трясины шею, расправил плечи, ногами стал на твердую землю.

Смотрит — там, где высилась скала, снова пасется его конь. Семицветная радуга легла у его ног стальным луком. Прибрежный тальник обернулся санями. Камыш стал опять простым кнутом, болотные кувшинки — старыми пестрыми рукавицами. И кафтан на нем прежний, и шапка прежняя.

Не раздумывая долго, вскочил Йоукахайнен в сани и погнал своего коня прочь от этого злого места.

И Вяйнемеинен тоже повернул своего коня. Спешит он домой, чтобы собраться в дальний путь, в неведомую сумрачную Похьелу — туда, где живет его красавица невеста.

Загрузка...