Канонир Кейд

ГЛАВА 6

Сорок лет в жизни планеты — срок ничтожно малый, особенно если планета такая древняя, как Марс. Он был таким задолго до того, как первая земная ракета совершила не слишком мягкую посадку на южной оконечности Большого Сырта, да так и осталась там стоять вечным памятником из нержавеющего металла, зияя рваными ранами в треснувших топливных баках, в назидание будущим потомкам.

Всего сорок лет прошло с той поры, как на красную планету высадились колонисты первой волны. Их было три тысячи душ, они были полны энтузиазма и розовых надежд, и они еще не знали, что обречены погибнуть почти поголовно. Их привыкшие к земному тяготению и земной атмосфере тела оказались менее выносливыми, чем возведенные ими здания и сооружения. Когда на Марс прибыл изрядно запоздавший рейсовый планетолет с пополнением и припасами, космонавты нашли одни только высохшие, обтянутые пергаментной кожей скелеты погибших от голода людей.

Большую часть сорокалетнего срока прогресс в освоении Марса был очень и очень медленным. Лишь небольшая кучка исследователей, благодаря физиологическим особенностям своего организма, сумела выжить и прижиться в суровом и безжалостном новом мире. До недавнего времени все население планеты не превышало тысячи человек. Это были крепкие, выносливые, неразговорчивые люди, настоящие первопроходцы. Под стать им были их жены и подруги — неутомимые, работящие, молчаливые женщины. И только с появлением оксиэна, как грибы после дождя, стали расти вокруг шахт, рудников, промышленных предприятий все новые и новые поселения, самому старому из которых не исполнилось еще и пяти лет.

Ну а первопроходцы постепенно исчезли. Кто-то вернулся на Землю читать лекции и почивать на лаврах, кто-то растворился в новой волне колонистов, большинство же просто вымерло, как когда-то мамонты. Но жизнь продолжалась. Пришедшие на смену пионерам прочно обосновались на планете, и ряды их постоянно увеличивались благодаря ежеквартальным рейсам земных кораблей главной и, по сути, единственной ниточке, связывающей колонистов с родиной человечества.

Но только упрямые обитатели Сан-Лейк-Сити не желали ничего иного, кроме как раз и навсегда оборвать эту нить и жить, опираясь на собственные силы и ни от кого не завися. К сожалению, колония была еще недостаточно сильна, чтобы выжить, если соединяющая ее с материнской планетой пуповина внезапно порвется. Колонисты знали об этом и хорошо понимали нависшую над ними опасность. После обеда все население Сан-Лейк-Сити, исключая детей и больных, собралось в Лаборатории. Тони на время оторвался от настройки электроэнцефалографа, чтобы сосчитать явившихся на собрание.

— Одного не хватает, — сообщил он Нику, закончив счет. — Полли в больнице, Джоан дома, Хенк торчит в ММК или уже на пути домой, Тед дежурит в радиорубке… Кого нет?

— Лероя, — усмехнулся Ник. — Сейчас его приведут. Что касается Хенка, то я попросил Теда связаться с ММК и ненавязчиво выяснить, где он был и что делал последние четверо суток.

— Отлично. Теда мы проверим потом, когда сменится. Седой старикан, выглядевший лет на девяносто, возмущенно сопя, протиснулся сквозь толпу и остановился перед доктором.

— Не ваше собачье дело, молокососы, ежели я позволяю себе на старости лет понюшку-другую маркаина! — закричал он, брызгая слюной и потрясая кулаками. — И я никому не позволю обвинять меня в краже сотни кило «пыльцы» под тем лишь предлогом, что я, дескать, «сам употребляю»! Молодо-зелено, чтоб на старика Лероя таких собак вешать!

— Успокойтесь, Лерой, — посоветовал Тони. — Никто вас пока ни в чем не обвиняет.

Но совет его пропал втуне. Лерой никак не хотел успокаиваться.

— И ты тоже юнец и сопляк, Хеллман! Вам всем еще пахать и пахать, чтобы получить право называться настоящими марсменами.

— Можете называть меня как угодно, Лерой, — невозмутимо сказал Тони, но раз уж мы начали это дело, я намерен довести его до конца. Когда вы в последний раз употребляли маркаин? Это не…

— Да ты хоть знаешь, что это за место, мальчишка?! — хитро прищурясь, прошамкал старик. — Обозвали, понимаешь, каким-то Сан-Лейком, когда всю жизнь оно называлось плато Райана. Еще бы, откуда вам знать-то? Джим Райан пришел сюда первым, и уж он-то имел полное право дать любое название, какое ему заблагорассудится. Старый, добрый Джим…

— Послушайте, мистер Лерой, — принялся терпеливо объяснять ветерану доктор, — дело в том, что Хьюго Бреннер заявил о пропаже со склада его компании ста килограммов чистого маркаина. Это случилось два дня назад. Похитителем может оказаться любой из нас. Вы тоже были здесь во время кражи, поэтому мы обязаны проверить и вас вместе со всеми. Пока хоть один из колонистов остается под подозрением, мы не можем со спокойной душой опровергнуть обвинение комиссара Белла в наш адрес.

— Этот ваш комиссар! Тоже зеленый юнец, а туда же — в политику ударился. Порет всякую чушь да еще называет себя представителем закона. — В голосе Лероя прорезались нотки едкого сарказма. — В мое время не было надобности в законах. Когда на миллион квадратных миль приходится двадцать или тридцать человек, никому не взбредет в голову красть у соседа. Мы были первыми, говорю я вам! Мы да еще вольные фермеры. И какого черта вам понадобилось сюда приезжать? Вот из-за таких, как вы, на Марсе теперь и вздохнуть свободно уже нельзя! А уж жуликов всяких развелось…

— Когда вы в последний раз употребляли маркаин? — повторил свой предыдущий вопрос Хеллман, которому начал порядком надоедать вздорный старик.

Папаша Лерой испустил долгий, ностальгический вздох.

— Да уж годика два прошло с тех пор, как я держал в руках понюшку. Я бедный человек, где мне взять денег на «пыльцу»? Послушай, паренек, разве я плохо работаю или кому на мозоль наступил?

— Ну что вы, мистер Лерой, в этом отношении к вам никаких претензий.

— Так чего ж вы тогда меня терзаете? Меня, пешком исходившего всю планету, когда ни одного из вас еще и в проекте не было!

Ветеран, кряхтя, опустился в кресло рядом с черным ящиком энцефалографа и пригорюнился, вспоминая, должно быть, о прошлом красной планеты, когда еще не был изобретен этот дурацкий оксиэн и единственным пропуском для настоящего мужчины к новым приключениям и неизведанным горизонтам были «марсианские» легкие.

Славное было времечко! Ты мог объявить себя королем целой горной страны размером с Францию, и никому бы не пришло в голову оспаривать твое право, потому что ты пришел сюда первым. Даже смерть в те далекие годы несла отпечаток величия и героики, легко превращаясь в легенду, как, например, смерть того же Джима Райана, погибшего от истощения посреди огромного, им же открытого плато, когда у его пескохода сломалась ведущая ось.

Лерой смежил веки и погрузился в полудремотное состояние, даже не заметив, как ловкие пальцы врача приладили ему на виски присоски с электродами. Ему снилась та далекая зима, когда он, уже выдержавший на Марсе пять бесконечно трудных лет, встречал корабль, на котором прибыли десять новичков. Они так мечтали поскорее стать героями, эти сопляки, но он им сказал… Что же он тогда им сказал? Ах да! «Вы, пацаны, небось уже считаете себя записными марсменами? Не буду вас разубеждать, посмотрю только, как вы заговорите месяцев через шесть. Половина из вас к тому времени скорее всего отбросит копыта, а остальные будут молить Бога, чтобы тот прибрал и их тоже».

В той компании, помнится, был один типчик, которого звали Джим Гренета. Скользкий был малый и большой хитрец. Вьюном вокруг вился и все выспрашивал да в свой блокнотик записывал. Вот уж кому точно не суждено было стать марсменом. Так оно и вышло — правильно Лерой угадал. Гренета вернулся на Землю и заработал кучу денег на своих книгах и… Как же назывался его балаган? Есть! Объединенное межпланетное шоу. Он себе даже кличку придумал: Джим Гренета — Красный Песок. Но марсменом он не стал, только врать был горазд.

Марсменами сделались другие, горевшие страстью быть первыми и первыми увидеть что-то такое, чего еще никто и никогда не видел. Взять хотя бы Сэма Уэлша, составившего подробное описание и карту Королевского хребта и кольцевой гряды Палисад. Или Эмби Мак-Коя, чье скрюченное в агонии тело нашли на краю пересеченной им пустыни. У него кончилась провизия, а марсианские растения оказались слишком ядовитыми даже для неприхотливого желудка первопроходца. Им платили по тысяче долларов в день — и то были настоящие доллары, а не нынешние дешевые бумажки.

Это было в 2107-м, ровно двадцать восемь лет назад. Из той десятки никого не осталось в живых, кроме пройдохи Джима. Но тот ведь не был настоящим марсменом и после возвращения на Землю в восемнадцатом году так больше ни разу и не побывал на Марсе. Да и зачем ему сюда соваться, когда в банке полно капусты, а корабли совершают рейс раз в год-полтора и не всегда благополучно его заканчивают? И все-таки именно мы были первыми, и этого у нас уже никому не отнять!

Ах, какие это были замечательные парни! Сэм Уэлш, Эмби Мак-Кой, Джим Райан… Их давно нет, а вот он, Лерой, почему-то зажился на белом свете. Ему тоже платили штуку в день, когда доллар еще был долларом, а сейчас и посмотреть не на что! И куда только все ушло? Разве справедливо, что он, ветеран-первопроходец, вынужден сегодня вкалывать на всяких там сопливых новичков, выполняя порой самую грязную работу, от которой эти белоручки сами нос воротят?

Нижняя губа старика предательски задрожала, он шмыгнул носом и вытер слюни в уголке рта грязным рукавом комбинезона.

Кто-то тряс его за плечо и кричал прямо в ухо:

— Это все, мистер Лерой. Проверка закончена. Вы чисты. Можете больше ни о чем не беспокоиться.

Ветеран тяжело поднялся с кресла и направился к выходу, бесцеремонно раздвигая толпу и бормоча себе под нос что-то очень напоминающее проклятия.

Как ни стыдно было признаваться в этом даже самому себе, в глубине души Тони надеялся, что похитителем окажется именно Лерой. Вряд ли старику, учитывая его возраст и славное прошлое, грозило серьезное наказание. Зато с колонии разом были бы сняты все обвинения.

Один за другим присутствующие усаживались в кресло и демонстрировали на экране энцефалографа свои маркаин-отрицательные колебания мозговых волн. Доктор старался не позволять себе думать, что это значит, пока не настал черед последнего из подвергаемых испытанию. Им стал молодой парнишка, которого радист Тед понемногу обучал своей профессии и готовил себе на смену. Подросток с видимым облегчением выбрался из кресла и побежал в радиорубку за начальником. Как и следовало ожидать, энцефалограмма Теда также оказалась негативной. Радист отправился на свое рабочее место, а Тони повернулся к Нику и развел руками.

— Больше проверять некого, — сказал он мрачным тоном. — И я понятия не имею, что нам теперь делать.

Но Кантрелла, похоже, не разделял пессимизма доктора.

— Все идет как надо, дружище, — весело воскликнул он и крепко хлопнул Тони по плечу. — Ты только пораскинь мозгами, парень! Никакого вора среди наших нет, как ты только что доказал, и я начинаю сомневаться, что таковой вообще существует в природе. Белл думает, что найдет похитителя, отрезав нас от мира и перекрыв канал экспорта-импорта. Пускай перекрывает, хрен с ним! Оксиэн мы так и так достанем — за деньги или по бартеру. А в остальном прекрасно обойдемся без всяких там земных штучек-дрючек. Пускай нам будет туго, но мы все равно победим. Рано или поздно это должно было произойти, так почему не сейчас?

— Не могу ответить ничего определенного, Ник, — устало произнес Хеллман, — но, по-моему, ты слишком быстро гонишь лошадей. Посмотри на Лероя: глубокий старик, а ведь он не намного старше самого старого из нас. С Марсом шутки плохи, приятель.

— Только не надо о ветеранах! — поморщился Кантрелла. — Они привыкли сидеть на одном импорте, включая провизию, одежду, топливо и даже воду. И где они все теперь? Вымерли, как динозавры! А все потому, что не смогли адаптироваться и пустить корни. Мы — это совсем другое дело!

— Не знаю, что тебе ответить, — повторил Тони с несчастным видом. — Знаю только, что мне давно пора навестить Полли и ее маленького.

Он отвез тяжелый и громоздкий аппарат обратно в больницу на маленькой ручной тележке и был очень обрадован, застав Анну на рабочем месте. Но радость быстро сменилась тревогой, когда он увидел бледную, дрожащую и заплаканную Полли. Одной рукой она держалась за руку Анны, а второй прижимала к груди хнычущего, с покрасневшим личиком младенца, да так крепко, словно тот находился на самом краю пропасти.

Не говоря ни слова, Хеллман аккуратно отобрал ребенка у матери, разложил на столе и внимательно прослушал с помощью стетоскопа. Дыхание и сердцебиение оказались в норме, миниатюрная кислородная маска плотно прилегала к носу, и было совершенно непонятно, чем вызвано такое состояние малыша. Теряясь в догадках, доктор вернул новорожденного на прежнее место и сурово спросил, обращаясь к обеим женщинам:

— Что произошло?

— Извини, мне надо кое-что сделать, — уклонилась от ответа Анна и поспешно выскользнула из палаты.

— Я что-то видела, — прошептала Полли, глядя на врача расширенными, безумными от пережитого ужаса глазами.

Тони присел на краешек койки и взялся за руку пациентки, ту самую, которую только что держала Анна. Рука была холодной как лед.

— И что же ты такое страшное увидела, Полли? — ласково спросил он. Какие-нибудь пятна на теле малыша? Или это была простая сыпь?

Женщина резко выдернула руку и указала на окно, расположенное прямо напротив кровати на расстоянии пары метров.

— Я видела гнома! И я точно знаю, что он хотел украсть моего ребенка! Она еще крепче прижала к себе маленькое тельце и задрожала, не сводя, однако, глаз со злополучного окна.

В иное время Тони просто посмеялся бы про себя и оставил идиотское заявление пациентки без внимания, но сегодня у него выдался тяжелый день, и он почувствовал, что сейчас просто взорвется. Над всей колонией нависла страшная угроза, а она тут морочит голову, рассказывая бабьи сказки о том, что ей мерещатся какие-то марсианские гномы!

— Тебе это, наверное, приснилось, девочка, — сказал он, далеко не так строго, как намеревался. — Ничего страшного, обычный кошмар. Твое прошлое влияет на подсознание. Естественно, что ты боишься потерять ребенка. Должно быть, ты когда-то слышала эти глупые истории о злобных карликах, ворующих маленьких детей, и они отложились на задворках твоей памяти. А сегодня подсознание сыграло с тобой скверную шутку, наслав вполне реалистичный сон. Такое случается сплошь и рядом, но ты не должна этого бояться. Повторяю, это был только сон!

Полли упрямо покачала головой и заговорила бесцветным, монотонным голосом:

— Я вовсе не спала, доктор! Со мной была Глэдис. Потом она ушла в Лабораторию проводить какой-то тест, но обещала сразу же прислать кого-нибудь из девочек, кто уже освободился. Не успела за ней захлопнуться дверь, как я увидала за окном это жуткое лицо. Это было лицо эльфа, какими их рисуют в детских книжках с картинками. У него были большие тонкие остроконечные ушки, огромные круглые глаза с редкими ресницами и абсолютно лысый череп, покрытый темной, в складках кожей.

Он посмотрел сначала на меня, потом перевел взгляд на малыша. Я кричала и кричала, но он меня как будто даже не слышал и только все смотрел на маленького. Тогда я поняла, что он пришел за моим ребенком! Тут появилась Анна, и он сразу исчез. Анна принесла мне младенца и начала успокаивать, но я до сих пор дрожу, доктор Тони.

Теперь уже Хеллман рассердился по-настоящему.

— Да ты хоть понимаешь, как неправдоподобно звучит твой рассказ?! Тебя же засмеют, если ты станешь направо и налево расписывать, как тебя посетили мифические гномы, похожие на эльфов из детских сказок. С другой стороны, стоит только признать, что тебе просто привиделось во сне, как все становится на свои места и получает вполне логическое объяснение.

Полли заплакала и принялась укачивать попискивающего ребенка, твердя сквозь слезы:

— Я видела! Видела! Видела! Мне страшно!

Тони позволил себе немного расслабиться. По его глубокому убеждению, слезы были лучшим лекарством от стресса. Чтобы усилить их целебное действие, он поднялся, достал из аптечки снотворное, нацедил полстакана воды и снова подошел к кровати.

— Вот, выпей это, — сказал он, поднеся к ее рту таблетку.

— Я не хочу спать, — слабо запротестовала Полли, но таблетку все же проглотила, полежала пару минут и полезла под подушку за носовым платком.

— Я могу доказать, что это был только сон, — негромко сказал Хеллман, дождавшись, пока она вытрет заплаканные глаза и высморкается. — Дело в том, что злобные марсианские гномы и прочая нечисть существуют только в сказках и воображении выживших из ума первопроходцев, выдумавших массу страшилок, чтобы пугать непослушных детей и легковерных собратьев. Немудрено, что телевизионщики обеими руками вцепились в эти дурацкие мифы и легенды. Но ты уже не маленькая девочка и должна понимать, что, с научной точки зрения, это невозможно. Хотя бы по той простой причине, что на Марсе вообще нет никакой фауны.

За сорок лет мы облазили эту планету вдоль и поперек. Мы нашли растения, из которых можно делать наркотики, гнать спирт и извлекать многое другое. Мы нашли множество рудных и минеральных залежей. Но еще никто и никогда не находил на Марсе следов существования животного мира, не говоря уже о разумной жизни. Подумай об этом, Полли. Сорок лет непрерывных поисков — и никаких следов. Ни единого!

Она все-таки попыталась возразить, хотя язык ей плохо повиновался из-за выпитого снотворного:

— А может так быть, доктор, что эти гномики все сорок лет прятались от людей? Если они разумные, не так уж это и трудно.

— Полностью стобой согласен. Но сразу возникает второй вопрос: от кого в таком случае они произошли? Ты же знаешь, что высшие формы жизни могут появиться только за счет эволюционного развития низших форм. Это аксиома. И где же, по-твоему, те низшие формы, которые эволюционировали в гномов? Их просто не существует в природе. Ничего нет, даже жалких одноклеточных типа амебы. Отсюда однозначный вывод: раз гномам неоткуда было взяться, значит, никаких гномов нет и никогда не было.

Лицо молодой женщины слегка порозовело и расслабилось, а доктор упрямо гнул свою линию, находя все новые и новые аргументы в подкрепление своей логически безупречной теории:

— Я знаю, ты пережила сильное потрясение, но корни его следует искать в твоем подсознании, точнее говоря, в старых марсианских легендах, которых ты в свое время наслушалась и насмотрелась по телевизору. — В голову ему внезапно стукнула свежая идея, но Тони отложил ее на потом и продолжал: — В глубине души ты всегда боялась — да и сейчас продолжаешь бояться, — что ваши неудачи в попытках завести ребенка на Земле повторятся и на новом месте. Поэтому подсознательно тебе кажется, что кто-то хочет украсть твоего малыша или причинить ему вред. Ты искренне считаешь, что действительно видела в окне живого марсианина, но на самом деле ты просто когда-то видела похожую картинку в книжке или комиксах, и теперь она странным образом преломилась в твоем подсознании и воплотилась в обычном кошмаре.

Полли сонно улыбнулась и пробормотала:

— Простите меня, доктор, конечно же мне все приснилось.

Тони решил, что он свое дело сделал честно и может в дальнейшем не очень волноваться за состояние психики миссис Кен-дро. Теперь можно было вернуться к мелькнувшей у него во время лекции идее. Как же звали ту фермерскую чету? Талеры? Теллеры? Как бы то ни было, эта пожилая пара обитала на полуразвалившейся ферме, расположенной в нескольких милях к югу от Сан-Лейк-Сити. Он вспомнил наконец фамилию: Толлеры. Последний раз доктор навещал их больше года назад и почти забыл об их существовании, но сегодня он был намерен как можно быстрее исправить это упущение.

Анну он нашел в столовой.

— Думаю, я ее все-таки убедил, — весело сказал Тони, потирая руки. — Ты сможешь подежурить до вечера?

— Если надо, конечно. А куда это ты собрался? — спросила она, с удивлением глядя, как доктор выносит на улицу тяжелый ящик энцефалографа.

— К Толлерам. Раньше я их частенько навещал, но как в колонии населения прибавилось, совсем не стало времени мотаться по окрестностям. Скажу, что приехал провести медосмотр. Вряд ли они меня заподозрят, если я предложу снять энцефалограмму. Дай Бог, чтобы этот визит помог мне раскрыть кражу!

Он надежно закрепил аппарат на багажнике своего велосипеда, вскочил в седло и энергично налег на педали.

Семейство Толлеров принадлежало совсем к другой категории первопоселенцев, в отличие от старого бродяги Лероя, и на эмиграцию их подвигли в корне иные причины. Лерой и его друзья представляли собой ярко выраженный тип искателей приключений, вольных старателей, ставивших на кон жизнь и здоровье в надежде сорвать куш и разом разбогатеть. Их похождения и подвиги были овеяны романтикой и давно превратились в легенду.

Вольные фермеры, в числе которых были и Толлеры, мыслили в совершенно ином ключе, подобно поколениям своих предков-крестьян.

К сожалению, рассчитанные на много лет вперед планы Толлеров так и остались неосуществленными. Не поднималась в цене земля, не улучшались удобренные навозом от тучных стад почвы, не трудились бок о бок с родителями дюжина сыновей и дочерей, не росла вокруг фермы цветущая деревня, постепенно превращаясь в город…

Ничего этого не было и не предвиделось. Зато в избытке хватало тяжкого труда, способного обеспечить лишь полуголодное существование, и массы других проблем. С потомством тоже не повезло: у Толлеров родился всего один сын, после чего оба родителя малость свихнулись, должно быть от натуги. Само собой, у обоих были «марсианские» легкие, что существенно облегчало борьбу за существование. Тони подозревал, однако, что миссис Толлер в любом случав несла бы свой крест молчаливо и безропотно и носила кислородную маску с тем же тупым покорством судьбе, с каким ее прапрапрабабушка носила, не снимая, тугой, накрахмаленный чепец.

Муж ее давно ослеп. Хеллману приходилось сталкиваться, пряма или косвенно, с сотнями подобных случаев. История болезни старика Толлера послужила, наряду с прочими, основой для разработки универсальной вакцины, нейтрализующей влияние ультрафиолетового излучения на зрение. Производство вакцины, в свою очередь, стало одним из кирпичиков в фундаментальном здании комплексных исследований и разработок, без которых массовая колонизация Марса никогда бы не смогла начаться.

Тони постучался в дверь хижины и вошел, не дожидаясь приглашения. Черный ящик он прихватил с собой. Миссис Толлер неподвижно сидела на единственном стуле в крохотной темной комнатушке, сложив на коленях руки. Ее супруг лежал на кровати.

— Господи, да это же доктор Тони! — воскликнула старушка, поворачиваясь к мужу. — Просыпайся, Терон, и поздоровайся с доктором. Он, наверное, привез нам почту.

Хеллман мысленно подивился памяти миссис Толлер. Сам он, стыдно признаться, начисто позабыл их христианские имена, да и фамилию припомнил не сразу.

— Боюсь огорчить вас, но я не привез никакой почты, — начал он.

— Наш мальчик прислал письмо? — раздался скрипучий голос вынырнувшего из дремы старика. — Скорей прочитай мне, что он пишет?

— У меня нет никакого письма, — повторил Тони. — Почта прибудет вместе с кораблем только недели через две.

— Малыш пришлет нам письмо через две недели, Терон, — пояснила миссис Толлер, склонившись над ухом мужа. — А вот это наши письма сыночку! — гордо похвалилась она, демонстрируя три одинаковых конверта межпланетного образца, которые она, похоже, постоянно носила на груди.

Хеллман хотел что-то возразить, но вовремя передумал. Вместо этого он внимательно пригляделся к конвертам. Все три были похожи, как однояйцевые близнецы. Миссис Толлер не воспротивилась, когда доктор мягко вытащил из одного из них исписанный убористым почерком листок папиросной бумаги.

«Дорогой наш сыночек!

С нетерпением ждем от тебя весточки. У нас все хорошо. Надеемся, что у тебя тоже все в порядке. Дел на ферме много, и нам тебя очень не хватает. Мы так мечтаем, что в один прекрасный день ты заявишься домой, и не один, а вдвоем с симпатичной работящей девушкой. Не забывай, что, когда нас не станет, все это перейдет к тебе. Со временем наша земля обязательно возрастет в цене, и ты и твои дети будут владельцами прекрасного участка в процветающем и быстро развивающемся регионе. Пожалуйста, напиши нам, как твое здоровье и каковы планы на будущее. Мы очень по тебе скучаем, сынок!

Твои любящие родители».

На лицевой стороне конверта Хеллман обнаружил несколько проштемпелеванных пятидесятидолларовых марок и адрес: Терону Погу Толлеру-младшему, 6-й ракетный дивизион, Тексаркана, штат Техас, Соединенные Штаты Америки, Земля. Обратный адрес гласил: мистеру и миссис Т. П. Толлер, п/о Сан-Лейк-Сити, Марс. На оборотной и лицевой сторонах конверта большими красными буквами было проштамповано:

АДРЕСАТ НЕ ОБНАРУЖЕН. ПИСЬМО ВОЗВРАЩЕНО ОТПРАВИТЕЛЮ.

— Что пишет наш мальчик? — снова прокаркал из своего угла Толлер-старший.

— Я пришел провести медицинское обследование, — громко объявил Тони, порядком удрученный неприглядной картиной убогого жилища и очевидным прогрессирующим маразмом его обитателей.

— Большое спасибо, доктор, — закивала миссис Толлер, убирая обратно письма. — Как приятно, Терон, что о нас не забывают, — обратилась она к супругу, но тот успел уже снова задремать и ничего не ответил.

Хеллман не стал больше ничего объяснять, быстро прилепил электроды к вискам спящего, потряс за плечо, чтобы разбудить, и включил аппарат. Отрицательная реакция. Проклятье!

— Мы прилетели на Марс на таком чудесном маленьком корабле, доктор, пустилась в воспоминания миссис Толлер, пока Тони производил с ней ту же процедуру. — Это было настоящее приключение, не правда ли, Терон? Мы были еще совсем молодыми — мне двадцать три, ему двадцать четыре, — но мы приняли твердое решение, продали свою ферму в Миссури и отправились сюда. Это был такой симпатичный кораблик, изящный, маленький — не то что нынешние монстры. Но тогда на Марсе и народу было много меньше. А как мы напугались, когда Марс был уже близко, почти как Луна, и вдруг вышла из строя одна из тормозных дюз! До сих пор помню, как все забегали, стали надевать скафандры для выхода в космос… Да, отличное было приключение, скажи, Терон? — Не дождавшись ответа, старушка возобновила монолог, обращаясь уже непосредственно к Тони. — Я вот часто думаю, доктор, довелось нашему сыночку хоть однажды побывать в Миссури и навестить нашу старую ферму? Он ведь родился уже здесь, через год после того, как мы обосновались на этом месте. Сейчас ему должно быть четырнадцать. Вы знаете, доктор, мальчик так хотел увидеть Землю и познакомиться с родственниками, что мы дали себя уговорить, сами отвезли его в Map-сопорт и посадили на корабль. Ему тогда только стукнуло двенадцать,1 и его тоже ожидало замечательное приключение. А этот адрес он прислал нам сразу же по прибытии. Он всегда был такой обязательный, наш мальчик!

И опять негативная реакция на маркаин!

Тони испытывал такое глубокое разочарование, что перестал даже вслушиваться в неумолчный щебет хозяйки. Он наотрез отказался задержаться перекусить, наскоро распрощался, сел на велосипед и уже через пять минут катил обратно.

Ему было о чем поразмыслить по пути назад. Толлеры катастрофически деградировали за прошедший с момента его последнего визита год с небольшим. А ведь они еще и шестой десяток разменять не успели. Их состояние подтверждало наблюдения доктора и служило косвенным доказательством порочности задуманного Ником плана в самое ближайшее время превратить колонию в самообеспечиваемое и независимое поселение. Человек не имел шансов жить на Марсе полноценной жизнью, не подвергаясь регулярной медицинской обработке и не пользуясь импортируемой с Земли продукцией. Спроси сейчас тот же. самый Ник Кантрелла мнение Хеллмана по этому поводу, как специалиста-медика, он получил бы однозначный ответ: если нам перекроют доступ к земным товарам, нам останется только как можно скорее вернуться на Землю!

Порывшись в кармане, Тони нашарил трубку, сунул ее в рот и крепко закусил, мрачно обдумывая невеселые перспективы. Легко сказать: «Вернуться на Землю!» С одной стороны, совсем неплохо вновь получить возможность пить по утрам настоящий кофе и не думать о том, сколько чашек ты выпил. А с другой стороны… Да и куда возвращаться? Снова в клинику где-нибудь в крупном городе? Опять сидеть в кабинете и вести дозированный по минутам прием безликой толпы пациентов — мужчин, женщин и детей, — страдающих от одних и тех же заболеваний, возникающих еще в утробе и проходящих только со смертью?

Или вновь завести частную практику, как когда-то в Нью-Йорке, где у него был роскошный кабинет в одном из престижных небоскребов? Обслуживать богатых клиентов по предварительной записи, плясать перед ними на задних лапках, терпеливо выслушивать долгие жалобы, не оглядываясь на часы… Честно говоря, богатых лечить легко, особенно когда научишься понимать владеющие ими страхи и проистекающие из них язвы, мигрени, ложные беременности и прочие недуги, перечисление которых заняло бы слишком много времени.

Так что же выходит? Возвращаться? Он прикусил пустую трубку аж до ломоты в зубах. Вдруг нестерпимо захотелось постоять на зеленой травке, набить трубку настоящим табаком, раскурить, глубоко затянуться и пускать колечки дыма, не задумываясь о том, что эта безумная, злобная, катастрофически перенаселенная планета в любое мгновение может взорваться и уничтожить все человечество, а заодно и его, доктора Тони Хеллмана.