Милла
Hальцион: период времени в прошлом, который был идиллически счастливым и мирным.
Мысли о моем детстве всегда вызывали на моем лице довольную улыбку, но они также приносили и меланхолию, которая искажала счастливые воспоминания. Это подавляло их. Когда я оглянулась назад, мне показалось, что я смотрела в зеркало, но с другой точки зрения.
Никто не мог предсказать будущее, что было прискорбно, поскольку я бы с радостью отдала свой трастовый фонд человеку, который мог бы составить карту взрывчатых веществ, которых мне пришлось бы избегать на моих надвигающихся минных полях. У меня всегда были минные поля, и как бы я ни училась уклоняться от бомб, насколько это было возможно, это никогда не было надежным или безопасным. Постоянно получать порезы от осколков, от ответного удара — это было неизбежно. Я не ожидала, что это прекратилось бы в ближайшее время.
Я не жила действительно настоящим. Я была ходячей тушей, выносливой и скользящей по течению повседневной жизни, изучая степень ради будущего, которое, я не была уверена, что дожила бы, чтобы увидеть. Это казалось душераздирающе бессмысленным, и я уже не в первый раз задавалась вопросом, действительно ли я вообще хотела учиться, тратить все эти годы впустую.
Но, возможно, это не напрасно, — сказал мне тихий голос в моей голове. Надежда была сложной эмоцией, которая играла в моем сознании и иногда брала верх над рациональностью.
За последние несколько недель в кампусе я часто видела мельком парней, которые когда-то были людьми, вокруг которых вращался весь мой мир. У них не было недостатка в друзьях или поклонниках; меня это нисколько не удивило. Дело было не только в том, кем они были, но и в том, какими они были, как они действовали, и в ауре опасной энергии вокруг них, привлекающей людей. Люди хотели быть ими или быть с ними. Незнакомые люди, вероятно, пожертвовали бы своими близкими ради возможности побыть в их присутствии.
Я зашла в одну из больших общих комнат, на мгновение забыв, что это их основное место для тусовок. Обычно я старалась избегать этого места, как будто от этого зависела моя жизнь. Быстро остановившись, я заметила Техаса и главную дрянную девчонку Барби, которые практически насухо трахали друг друга на одном из самых больших диванов, причем в непосредственной близости никто не сидел. Я чувствовала, как между ними разгорался жар, и я только что вошла. Господи.
Окинув взглядом остальную часть зала, я увидела, что другие отвернулись от премьерного шоу, явно либо привыкнув к нему, либо не желая обращаться к нему. Хотя я видела, как несколько парней быстро переводили взгляд туда-сюда, стараясь не быть слишком заметными, демонстрируя очевидные стояки, упирающиеся в штаны. Это заставило меня фыркнуть, потому что это были просто типичные парни. Я зажала рот рукой, чтобы не издать ни звука, не желая привлекать к себе внимание.
Я сердито посмотрела в их сторону, наблюдая, как она терлась у него на коленях, оседлав его, исполняя приватный танец, целуя его так, словно от прикосновения ее губ к его губам зависело ее выживание. И он возвращал это в десятикратном размере, схватив одной рукой ее бедро, побуждая ее снова прижаться к нему, а другой зарылся в ее волосы, направляя движение ее головы для поцелуя.
Пока я продолжала смотреть в том направлении, нежеланная эмоция охватила меня, поползла по моим венам. Ревность. Черт возьми, нет. Я отогнала это прочь, с силой запихнув на задворки своего сознания. Я не ревновала. Да, точно.
Я могла признаться себе, что в идеальном мире те трое мужчин, которые преследовали меня во снах, были бы моими, и не нужно было бы выбирать между ними. Но сказок не существовало, и я предпочитала не лгать себе слишком часто. Это была просто нереальная фантазия, как в кинофильме время от времени. Не то чтобы я могла сказать, что меня волновало, чем все закончилось бы. Но мое зрение оставалось прикованным, наряду с тысячью других предметов, которые лежали там, чтобы их нельзя было разглядеть при свете дня.
Отвернувшись от очевидного происходящего публичного секс-шоу, я краем глаза уловила понимающую ухмылку на губах Техаса, и я просто знала, что он видел эмоции, отразившиеся на моем лице. Мысленно проклиная себя за то, что сбросила маску, я вышла из комнаты, не зная, куда шла, но понимая, что мне нужно убраться подальше от него и сцены, которую он устроил.
Поспешив по коридорам, я добралась до одного из внешних двориков, толком не помня, каким путем я вообще сюда добралась, что было не очень хорошо. Мне нужно было быть настороже, и я не могла этого упустить. Здесь меня не окружали союзники; я была в логове волков, а они кружили вокруг меня, ожидая момента, когда я поскользнулась бы, чтобы наброситься.
Я села на холодную металлическую скамью в одиночестве и улучила момент. Я закрыла глаза, чтобы отогнать все эти ненужные мысли прочь, и сосредоточилась на себе. Прошло совсем немного времени, прежде чем поняла, что кто-то наблюдал за мной, и сел на мою скамейку, когда было явно много свободных мест. Это вывело меня из себя. Личное пространство, чувак.
Склонив голову влево и закинув ногу на ногу, я обнаружила, что пара мутных карих глаз уже сосредоточилась на мне. Он повернулся ко мне всем телом, уделяя мне все свое внимание и не делая секрета из того, что оценивал меня. Я приподняла бровь в безмолвном вопросе, получив в ответ озорную улыбку.
— Это тебя заводит? — спросил Престон, пытаясь заглянуть правде в мои глаза.
Но я снова натянула маску безразличия, когда комментарии легко соскальзывали с меня, так что он был эффективно заблокирован.
— Что? — пробормотала я, совершенно сбитая с толку его вопросом, пока до меня не дошло, что, вот дерьмо, он наблюдал за мной. Наблюдал за ними.
И он увидел, как я сбежала оттуда, как подросток, ведомый своими гормонами, которого застукали за тем, чего она не должна была делать. Как неловко. Не то чтобы я хотела показать ему, что его слова повлияли на меня. Он продолжал ухмыляться мне, как гаденыш, как будто мог заглянуть прямо в мой разум и пролистать мои мысли, и мне это совсем не нравилось.
— Давай, — медленно протянул он, уводя меня в то особое русло разговора, которого он явно хотел придерживаться. — Ты была возбуждена или ревновала, наблюдая за ними?
Он снова посмотрел на меня. Несмотря на то, что я совершенствовала свою маску, не посвящая его ни на дюйм в свои мысли, он сказал мне:
— И то, и другое, определенно, и то, и другое.
Пошел он к черту, вуайерист. Думаю, теперь ты мог бы отнести и меня к этой категории.
— Не знала, что я подписалась на допрос, — нахально ответила я, для пущей убедительности натягивая на лицо ухмылку. — Ревную? Пожалуйста… Я бы предпочла выцарапать себе глаза тупыми ногтями, чем когда-либо снова увидеть жалкую попытку этого сексуального представления. Это было все равно что наблюдать, как Барби и Джи Джо занимаются этим в стиле PG, но при этом нервничают, ожидая, что Кен вернется, поймает их на месте преступления и вышвырнет из Дома Грез.
Я содрогнулась от притворного отвращения, сдерживая улыбку, когда Престон разразился неосторожным смехом.
Было довольно удивительно снова услышать его искренний смех, особенно зная, что именно я была его создателем. Я всегда отличала его натянутый смех от искреннего. Раньше я гордилась этим, что знала его достаточно хорошо, чтобы заметить контраст. Хотя все остальное изменилось, я была рада, что этого не произошло.
Он встал, приглашающе протягивая свою большую руку.
— Пойдем куда-нибудь.
Мне потребовалось мгновение, чтобы обдумать это как вариант, прежде чем решить, почему, черт возьми, нет. Схватив его за руку, я скрестила ноги, и он поднял меня со скамейки, чтобы я села прямо на него. Мое тело прижалось к его. Слишком близко.
Я отступила назад, отпуская его руку, пытаясь игнорировать легкую вспышку уныния в его взгляде, украдкой оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что никто не видел — я не могла допустить, чтобы поползли слухи о том, что я вернулась не к тем людям. Оно того просто не стоило, и даже так сильно, как мне этого хотелось.
— Прости. Просто привычка, — попыталась я объяснить.
Мне было больно от того, что я причинила ему боль, и я ненавидела это.
— Я понимаю, — проворчал он.
Но он не понимал, он действительно не понимал.
Я просто не могла поправить его и объяснить, что промелькнуло у меня в голове, поэтому вместо этого сменила тему, на время отбросив все негативные мысли.
— Куда ты меня ведешь? — спросила я, гадая, о чем он думал, когда предлагал.
— Увидишь, — он ухмыльнулся, глаза загорелись какими-то эмоциями, которые я не смогла расшифровать.
Пожав плечами в ответ, я последовала за ним обратно в здание, петляя по коридорам, пока мы направлялись к одной из автомобильных стоянок.
— Автостоянка для персонала? — небрежно спросила я, следуя за ним, как собака на поводке, понятия не имеющая, куда мы направлялись.
Обернувшись через плечо, он сказал мне.
— Наши машины всегда припаркованы здесь.
— Конечно. "Королям наследия" можно все, — передразнила я, в моем тоне звучал смех, ясный как день.
Престон развернулся и пошел назад, раскинув руки, посмеиваясь над моим ответом, прежде чем заявил серьезным тоном.
— Ты одна из нас, малышка.
Он намекал на мой статус наследника, но я чувствовала, что в этом был двойной смысл. Он развернулся, чтобы проигнорировать мой ответ, когда я собралась открыть рот в отместку, но я заставила себя не произносить эти слова. Прямо сейчас нам не нужен был тяжелый разговор; у меня возникло ощущение, что он просто хотел потусоваться со мной, и я не могла этого отрицать, зная, что мне понравилось бы наше совместное времяпрепровождение.
Мы оказались перед ярко-кроваво-красной машиной, кузовные работы которой явно были выполнены профессионально, а деньги с любовью вложены в это дело. Я нежно погладила капот машины, чувствуя, что за мной наблюдали, гадая, что я делала. Я любила машины, и не только дорогие, которые моя семья могла себе позволить.
Мне нравились машины типа "плохой парень", с тонированными стеклами, которые скрывали твою личность, оставляя людей гадать, кому могла принадлежать такая красавица. Я мечтала о своей собственной. Это было то, что я хотела обсудить теперь, когда вернулась. Езда по городу способствовала тому, что я еще даже не получила водительские права, что было неловко для моего возраста и заставляло меня чувствовать себя сестрой Кардашьян пятидесяти оттенков.
— Потрясающе, — пробормотала я.
Престон подошел и встал рядом со мной, оценивая свою машину, уставившись на нее так, словно пытался впервые увидеть ее моими глазами.
— Заплатил за нее сам, надрывал задницу, чтобы накопить. Стоит каждого цента, который мне потребовался, чтобы ею владеть, — признался он, заставив мои брови инстинктивно удивленно приподняться, прежде чем я смогла подавить мгновенную реакцию. Он был богат; у него был доступ к богатству своей семьи.
Он ответил на вопрос, написанный у меня на лице, который я решила проигнорировать и спрятать под ковер. Он буркнул:
— Неа.
Одно грубое слово. И теперь, когда он заговорил об этом таким тоном, я захотела знать.
Я подняла руки вверх с притворной невинностью.
— Не хочу показаться любопытной богатой сучкой, которая не ценит деньги, но… почему ты просто не воспользовалась богатством своей семьи?
Всем было известно, сколько денег было у его отца и семьи в чистом виде. Как и у всех нас, унаследовавших наследие, деньги были главной темой, и ими до отвращения хвастались.
— Мне на них наплевать.
Тогда отлично. У меня всегда было ощущение, что он по собственному выбору дистанцировался от своего отца и брата, и он только что подтвердил это.
— Как же так? — я пробежала языком по губам, прежде чем подумала, мысленно проклиная себя за вопрос.
Отступив назад, чтобы посмотреть на меня, он скрестил руки на груди, как будто держал меня на расстоянии.
— Почему ты сбежала два года назад?
Я отвела глаза от пронзительного взгляда, направленного на меня, и провела рукой по волосам, чтобы отвлечься, прежде чем не подумав выпалила правду, твердо придерживаясь своего молчания.
— Я так и думал, — мрачно усмехнулся он, качая головой и прекрасно зная, что я не собиралась отвечать.
Точно так же, как он не ответил бы на мои вопросы. Справедливо. Через несколько секунд его тело, казалось, утратило свою напряженную позу, напряженное выражение лица сменилось ухмылкой. Клянусь, в нем сочеталось множество личностей.
Он открыл передо мной пассажирскую дверцу, легонько подталкивая меня, заставляя двигаться, и я слегка хихикнула. Бросив сумку на пол и убедившись, что двери закрылись, прежде чем пристегнуться, я повернулась к Престону, наблюдая, как он заводил машину и выбирал варианты музыки. Он включил в плейлист The Weeknd, когда текст песен и ритмы Blinding Lights полились из динамиков достаточно громко, чтобы мы могли слышать, но достаточно тихо, чтобы при желании можно было разговаривать. Он тронулся с места и направился прочь из кампуса, свободно подпевая музыке.
Я отвернулась к окну, пряча грустную улыбку, появившуюся на моем лице. Мне нужно было время, чтобы взять себя в руки. Запри это, Милла.
По правде говоря, я скучала по нему, и мне было больно находиться так близко к нему. Мы были так близки, что я могла протянуть руку и дотронуться до него, но мысленно мы оба стояли по разные стороны моста; мы оба не хотели переходить на другую сторону или встречаться ровно посередине. И я поняла это. У каждого из нас были свои причины держать свои карты при себе.
Мое сердце колотилось, и, могла поклясться, оно стало достаточно громким, чтобы быть услышанным сквозь музыку. Наши сердца были чудовищами, вот почему наши ребра были клетками, чтобы держать их крепко запертыми.
Вторая половина дня, проведенная за отстранением от обязанностей и совместных смехом, когда мы играли в глупые аркадные игры, была очень нужна. Мы пропустили лекции, чтобы просто веселиться и жить настоящим моментом.
Престон, казалось, нуждался в этом не меньше меня, и это заставило меня задуматься, что же происходило за кулисами его жизни, раз он нуждался в этом так сильно, как я. Мы не говорили ни о чем глубоком, просто обменивались поверхностными сплетнями, которые упустили, не общаясь последние несколько лет.
Мы стояли бок о бок, соревнуясь на баскетбольных тренажерах, пока выкатывались мячи и таймер отсчитывал время. Счет Престона увеличился слишком быстро, когда я попыталась сравнять счет со своим. Я на мгновение замерла, не заботясь об игре, наблюдая за его ударом с невероятной точностью.
— Как, черт возьми, ты это делаешь? — спросила я.
— У меня хороший прицел и точность, — небрежно прокомментировал он. Я сохранила этот маленький кусочек информации в своем любопытном мозгу, пытаясь — и безуспешно — забить побольше мячей.
Вскоре после этого мы сели за стол для аэрохоккея, собрав небольшую группу подростков, которые смеялись, когда мой счет пополз вверх, пробираясь мимо защиты Престона и забрасывая шайбу. Я оттолкнула нападающего, когда игра стремительно закончилась.
— Черт возьми, да!
Я показала язык Престону, оставив нападающего на столе, когда мы отошли, чтобы дать возможность кому-то другому отыграться.
У него вырвался тихий стон. Мое тело согрелось от этого тихого звука.
— Спрячь язык, если не хочешь, чтобы я им воспользовался, — его голос был хриплым. А, ладно, ладно.
Я чувствовала себя позитивно-довольной. Обычно именно в этот момент пузырь, который мы создали, должен был пробит. Его телефон загудел, сопровождаемый нелепо звучащей мелодией звонка, заставив меня громко рассмеяться. Шум влился в его телефонный разговор, когда он прислонился к бильярдному столу рядом со мной. Я не могла расслышать, кто был на другом конце линии, но по тому, как крепко он сжал телефон, я поняла, что это был не положительный ответ.
— Да, — пробормотал он, черты его лица напряглись, когда он посмотрел на меня, прежде чем отвернулся и посмотрел прямо перед собой, ни на что конкретно. Он повесил трубку, когда сообщил, кому бы то ни было, что я с ним, и еще несколько коротких ответов.
Убрав телефон в карман, он повернулся ко мне.
— Это был Холлис. Посоветовал мне быстро избавиться от тебя, пока ты не сделала это со мной снова.
Ах, удар.
— О, — ответила я, не особо защищаясь на это.
В каком-то смысле, я думала, я это заслужила. Они были его друзьями и просто присматривали за ним. Осознание того, что они не хотели, чтобы я проводила время с Престоном или даже с ними, болезненно обожгло мою грудь. Я тяжело сглотнула, горло сжалось. Я попыталась скрыть вспышку боли на своем лице, но один взгляд на него убедил меня, что он уже увидел это. Он неловко засунул руки в карманы, явно не зная, как вести себя со мной дальше.
Прочистив горло, я мысленно отмахнулась от неловкости, которая навалилась на нас.
— Нам нужно идти, — решительно пробормотала я. Он кивнул головой в знак согласия. — Ты можешь подбросить меня до моего дома?
Тяжесть легла мне на грудь, появилось желание просто наброситься на что-нибудь, на что угодно.
— Теперь я твой личный шофер? — он пошутил, пытаясь поднять нам настроение.
Я одарила его легкой вежливой улыбкой, надеясь успокоить его. Он прищурился, изучая меня; я чувствовала себя так, словно находилась под микроскопом, прежде чем он кивнул головой в сторону выхода, и мы молча направились обратно к его машине.
Тридцать минут спустя мы подъехали к зданию моего общежития и зашли внутрь. Престон последовал моему примеру. Смех и момент, которые мы разделили ранее, были стерты и омрачены неловкостью.
Я нажала кнопку четвертого уровня, и двери закрылись, когда лифт понес нас вверх. Я сняла свою сумку с плеча в коридоре и расстегнула несколько отделений, прежде чем нашла ключи, пока Престон наблюдал за мной.
— Хочешь зайти? — пробормотала я, жалея, что не могла подобрать слов.
Какого хрена, Милла? Напряжение такое, что его можно резать ножом. Зачем затягивать?
Изучая меня с озадаченным выражением лица и явно думая о том же, он кивнул.
— Просто позволь мне проверить твою комнату. Я возьму что-нибудь выпить, а потом пойду.
Не знаю, зачем ему понадобилось проверять каждую комнату в моем общежитии, но он это сделал. Переходя из комнаты в комнату и проверяя, нет ли там чего-нибудь или кого-нибудь, я не спрашивала. Это было странно, но я сделала глубокий вдох, который, как мне показалось, застрял у меня в легких, как будто он только что освободил что-то глубоко внутри меня, что, как я не понимала, нуждалось в утешении.
— Милое местечко, — заметил он, доставая две банки лимонада из холодильника, точно зная, где они находились, и протягивая одну мне.
Я присела на диван напротив того, который он выбрал для себя. Напиток зашипел, когда он поднял голову, выпил половину, затем поставил банку на кофейный столик и уставился на меня.
— Что? — пробормотала я, чувствуя себя неловко из-за того, что он направил на меня луч прожектора.
Я сделала глоток из банки, и холодный ароматный напиток обволок мой язык, развеяв опасения.
— Как получилось, что ты сняла одну из этих комнат? — я пожала плечами, игнорируя его слова. — Держу пари, он тебя подцепил. Ты же знаешь, что он неравнодушен к тебе, верно? Всегда так было.
Он ухмыльнулся, но в его улыбке не было и намека на веселье; он просто констатировал факты, в которые верил.
Точно зная, о ком он говорил, я прервала его до того, как было произнесено имя, не желая, чтобы эта дискуссия или подобные мысли крутились вокруг меня прямо сейчас. Не все было таким, каким казалось.
— Неа, — заявила я, рубанув рукой по воздуху. — Он друг, твой друг, если быть точным. Я не хочу этого слышать.
Я добавила смеха в свой голос, натянув улыбку.
— Не распространяй слухи обо мне, — пошутила я, поднимая настроение, когда он присоединился. Это сократило разговор, за что я была благодарна.
Я наблюдала за ним, пока он стоял, допивая остатки из банки. Поставив ее на столик, он направился к двери, чтобы уйти, заявив, что наше совместное времяпрепровождение подошло к концу. Открыв дверь, он повернулся, наполовину повернувшись ко мне.
— Ты сломала часть меня, когда ушла, не попрощавшись. Нам с тобой потребуется время, чтобы найти наш ритм, если мы сможем.
У меня сжалось сердце в груди.
— Мне нужно, чтобы ты сказала мне, почему ты ушла… пожалуйста, — его рука крепко держалась за дверную ручку, а другая свисала вдоль тела, сгибаясь.
— Я хочу, — сказала я ему открыто, надеясь, что он увидит мою честность.
— Но ты этого не сделаешь? — с горечью подтвердил он, твердо придерживая часть своего негодования по отношению ко мне.
Скорее, я не могла. Он не вчитывался в очевидные строки, и я не была уверена, зачем я вообще подводила его к этому. Не дожидаясь ответа, который мне даже не нужно было ему давать, он вышел и хлопнул тяжелой деревянной дверью.
Я покачала головой. Какая запутанная история.