Карибы

7

Во время одной из поездок на Кубу его превосходительство адмирала, вице-короля Индий, поразила странная болезнь, неизвестная даже непревзойденному доктору Чанке, штатному врачу экспедиции. Колумб, казалось, погрузился в глубокий беспробудный сон, ничего не чувствуя и никого не узнавая, что весьма нежелательным образом отразилось на строительстве новоиспеченной столицы Нового Света.

Колумба препроводили в спальню его каменного дворца, где он продолжал спать под неусыпной охраной брата и нескольких самых преданных царедворцев, а помещенный на церковной колокольне колокол с «Санта-Марии» снова и снова отбивал время — к величайшей радости туземцев, которые приходили из самых отдаленных мест с одной лишь целью: послушать мелодичные и совершенно новые для них звуки.

Необычно долгий и нелепый сон адмирала в конце концов привел к тому, что город охватило уныние, а мелкие группы дезертиров на свой страх и риск отправлялись исследовать новые земли, не полагаясь больше на исчезнувшего из виду вице-короля, и даже всегда преданный и бодрый Алонсо де Охеда решил предпринять ознакомительный поход, в полном соответствии с логикой военного.

Отобрав пятнадцать самых храбрых людей, он организовал разведывательную экспедицию вглубь загадочного Сибао, или «Страны золотых гор». О ней ходило множество легенд — якобы там столько золота, что оно валяется прямо под ногами. Экспедиция увенчалась тем, что спустя несколько дней они обнаружили высокое плато, посреди которого лежала благодатная долина с мягким климатом, глубокими чистыми озерами, густыми рощами, дружелюбными людьми и множеством ручьев с искрящимися на дне и посверкивающими на солнце золотыми песчинками.

Таким образом, подтвердилось то, что золото в Новом Свете действительно есть. Тем не менее, не подлежало сомнению — для того, чтобы его добыча начала приносить доход, а также окупила все колоссальные расходы, которые повлекла за собой столь далекая и сложная экспедиция, потребуется вложить немало труда и средств. Когда Охеда вернулся, чтобы уведомить об этом тяжело больного и изрядно разуверившегося в успехе адмирала, тот был глубоко разочарован тем, что не сможет переправить в Испанию огромные богатства, на которые так рассчитывали его благодетели.

Тем не менее, он приказал погрузить всех недовольных на одиннадцать кораблей, чтобы вернуть в Испанию и отвезти Их Католическим величествам письма, в которых адмирал умолял прислать провизию, лекарства и новых людей, более мужественных, чем вернувшиеся домой. В этом земном раю, самом прекрасном, какой только мог существовать на земле, предстояло наладить новую жизнь и добыть все сказочные богатства, несомненно таящиеся в его недрах.

В качестве компенсации того, что золота оказалось не так много, как ожидалось, адмирал послал их величествам кое-каких местных животных, а также предлагал развернуть охоту на карибов, поскольку ему слабо верилось, что эти племена когда-либо смогут избавиться от своих каннибальских привычек, но зато их можно выгодно продать в рабство, добыв таким образом для колонии средства к существованию.

А в это время Луис де Торрес, смотревший на ситуацию со свойственным ему скепсисом, с каждым днем все больше и больше убеждался, что у города Изабелла нет никакого будущего, а потому всеми силами старался убедить бывшую виконтессу де Тегисе вернуться в Испанию на одном из кораблей, поскольку даже ребенку ясно, что они никогда не найдут Сьенфуэгоса.

— Прошло слишком много времени, — заметил он. — А остров все же не настолько велик, чтобы Сьенфуэгос не мог нас найти. Все до последнего туземца знают, что мы здесь, а кое-кто из перебежчиков уже добрался до западных берегов, где нога европейца еще не ступала, — вздохнул он, и стало ясно, как искренен он в своем горе. — Я сам весьма сожалею, ибо люблю его, как сына, но все больше склоняюсь к мысли, что глупо тешить себя надеждами.

— Однажды я уже поверила, что он мертв, — прозвучал в ответ нежный голос немки. — И боль, которую я при этом пережила, была настолько глубокой, что я предпочту умереть, чем снова пройти через этот ад, — она улыбнулась своей безмятежной улыбкой, делавшей ее столь непохожей на всех остальных женщин. — Пусть пройдет хоть сто лет — каждый день я буду просыпаться в надежде, что наконец-то встречу его, прежде чем лягу спать, поскольку надежда мне необходима больше, чем воздух, вода и пища.

— Но это же нелепо!

— Нелепо было выбросить за борт мой брак, имя, честь и удачу, а теперь и иллюзии. Поймите же наконец, даже на смертном одре я буду надеяться, что он появится, возьмет меня за руку и поцелует.

Луис долго смотрел на Ингрид и наконец закрыл глаза и кивнул.

— Я вам верю! — сказал он. — Клянусь Богом, что верю вам, как бы нелепо это ни было! Я часто задаю себе вопрос: кто он, этот чертов Сьенфуэгос — самый везучий человек на земле, потому что вы его любите, или самый несчастный, потому что не может насладиться этой любовью.

— Безусловно, и то, и другое, — улыбнулась она. — Я знаю это по собственному опыту — иногда я ощущаю себя самой счастливой женщиной во всем свете, потому что так его люблю, но и самой несчастной оттого, что его нет рядом. Но не беспокойтесь, я не собираюсь делать из этого трагедию, я научусь жить полной жизнью.

— Давайте сменим тему, эта сбивает меня с толку, — иронично попросил Луис. — Как там ваши свиньи?

— Толстые и лоснятся. Вот уж кто превратится в подлинный золотой рудник, Охеда явно ищет не в том месте. Обещаю, что не пройдет и года, как я стану самой богатой помещицей на острове.

— Только не в Изабелле, — предупредил ее Луис, слегка покачал указательным пальцем. — Вспомните мой совет и уезжайте из этого проклятого города как можно раньше. Если, как уверяет Охеда, земли на возвышенности более плодородные, а воздух более свежий и здоровый, устройтесь там и забудьте об этой грязной дыре.

Донья Мариана Монтенегро раскинула руки, показывая на окружающий пейзаж.

— Посмотрите на мои владения! — сказала она. — Помимо животных, у меня нет ничего, что нельзя было бы перевезти на муле или лошади. Рано или поздно адмиралу не останется ничего другого, кроме как двинуться вглубь острова, и будьте уверены — вы увидите меня в авангарде.

Но несмотря на то, что дону Христофору Колумбу удалось полностью поправиться после долгой болезни, он по-прежнему пребывал в нерешительности, и когда одиннадцать кораблей снялись с якоря, неся непосильный груз разочарования и неудач, он ждал еще несколько недель, прежде чем отдать нетерпеливому Охеде приказ двинуться в необходимый и долгожданный поход вглубь долины.

К несчастью, отряды дезертиров активно сеяли смуту среди некогда мирных туземцев, создавая атмосферу растущего день ото дня враждебного недоверия, чем успешно пользовался могучий вождь Каноабо — тот самый, что разрушил форт Рождества — для того, чтобы, встав во главе множества объединенных племен, начать своего рода священную войну против жестоких чужаков, решивших, похоже, любой ценой поработить местных жителей.

Вице-король не хотел рисковать, ввязываясь в неравный бой с дикарями, а потому решил покинуть город во главе лучших своих людей, отменно вооруженных. Его сопровождал также большой кавалерийский отряд и даже несколько пушек, кои должны были произвести впечатление на простодушных местных жителей, никогда прежде не сталкивавшихся со столь устрашающей военной силой.

Исполнять обязанности губернатора в свое отсутствие он поручил своему брату Диего — самому робкому и нерешительному человеку, какого только можно было выбрать на столь ответственный пост. После тяжелого изнурительного перехода через горы Колумб достиг, наконец, высокого плато, где основал маленькую крепость, которую решил назвать именем святого Фомы, и оставил в ней гарнизон в пятьдесят человек.

Это дало Каноабо повод убедить последних вождей, которые еще отказывались принять участие в восстании, что чужеземцы намерены их уничтожить. А между тем, пока индейцы готовились к войне, в Изабелле тоже день ото дня зрело недовольство, что люди едва ли не умирают от голода, пока присланные королями припасы гниют под замком в амбарах братьев Колумбов.

На возмущение адмирал всегда реагировал одинаково: он приказал силой установить закон и порядок, казнив самых отъявленных бунтовщиков, чтобы подавить остальных, и это стоило ему испорченных отношений с влиятельным падре Биулом, личным советником королевы, который со своей кафедры осудил излишнюю жестокость наказания.

На следующий день вице-король приказал уменьшить паек для священника и его помощников.

Положение становилось трагикомичным: высшие светские и духовные власти острова изо всех сил боролись друг с другом, а тем временем десятки людей голодали, туземцы же готовили оружие, чтобы без промедления начать войну.

В некотором смысле, только в большем масштабе, повторялись события, положившие конец бывшему форту Рождества.

Дон Луис де Торрес не переставал удивляться, и во время собраний в доме Ингрид Грасс постоянно обсуждал эту тему с мастером Хуаном де ла Косой.

— Вы знаете адмирала так же хорошо, как и я, — сказал он. — И знаете, насколько он неспособен признавать даже самые очевидные свои ошибки. Я соглашусь, что мало кто может с ним соперничать в морском деле, но когда доходит до вопросов командования на земле, он превращается в настоящую катастрофу.

— Но и его способности как моряка тоже сомнительны, — ответил капитан. — Он ведь уверял, что от берегов Испании до Сипанго не более трех тысяч миль, а по моим расчетам — не меньше десяти тысяч.

— Хотите заставить меня поверить, будто мы проделали всего лишь треть пути?

— Примерно так.

— И где, в таком случае, мы оказались? — осведомилась смущенная донья Мариана Монтенегро. — На неизвестном доселе архипелаге, как шепчутся некоторые?

— Именно так, хоть вице-король и грозится повесить на мачте любого, кто так заявляет. Вскоре мы отплываем на Кубу, и хотя многие знают, что это всего лишь остров, он продолжает утверждать, будто это восточная оконечность Азии. Готов поставить бочку рома на то, что, не успеем мы достичь последнего мыса, как он велит развернуться, лишь бы не признавать, что совершил ошибку, — громко вздохнул Хуан де ла Коса. Просто в голове не умещается, как такой умный человек может слепо отрицать очевидное, это противоречит всему, что он делает в другое время и при других обстоятельствах.

— Быть может, благодаря этому упрямству он и стал адмиралом Моря-Океана и вице-королем Индий? — заметила немка. — Более разумному человеку это вряд ли бы удалось.

— Хотите сказать, что следует соглашаться с тем, кто не прав, и отвергать того, кто говорит разумно?

— Обычно нет, — признала Ингрид с легкой улыбкой, ласково похлопав собеседника по руке. — Я лишь хочу сказать, что пути гения неисповедимы. Часто клубок ошибок приводит к успеху, а других уверенные действия приводят лишь к полнейшему провалу. Такова жизнь, и нужно это принять.

— В этом есть свое грустное обаяние, — пробормотал капитан. — Учитывая, сколько на кону стоит жизней.

— История никогда не помнит погибших, если они не добились славы, — заметил Луис. — А Колумб, помимо богатства и власти, ищет славы.

— Не многовато ли для одного, вам не кажется?

— Мое мнение в расчет всё равно не принимается. А ему нужно всё — быть адмиралом Моря-Океана, вице-королем Индий и владельцем десяти процентов всего, что найдется на этих берегах. Таких привилегий не удостаивался до сих пор ни один человек. И всё это — в обмен на то, что он привез нас почти за семь тысяч миль от того места, куда обещал доставить, — дон Луис де Торрес озадаченно почесал нос, не сводя проницательного взгляда со своего старого друга Хуана де ла Косы. — Я часто спрашиваю себя, почему наши монархи согласились заключить подобный договор, ведь любой хороший моряк достиг бы того же самого, и без стольких ошибок.

— Наверное, потому, что король с королевой никогда не предполагали, что им придется выполнить свою часть сделки, поскольку все географы и ученые твердили в один голос, что экспедиция обречена на провал.

— Да ведь, похоже, что это действительно так. Авантюра провалилась, и мы находимся совсем даже не в Азии — тогда чего стоят все эти назначения?

На этот вопрос никто так и не нашел ответа на протяжении следующих столетий, но в то время, похоже, никого не волновало, что столько людей страдает от катастрофических последствий бесчисленных ошибок, все думали лишь о том, как спасти свою жизнь и не умереть с голода, от лихорадки или нападения индейцев.

Последние уже начали открыто бунтовать, и пока миролюбивые племена, населяющие окрестности недавно заложенного форта Святого Фомы, спешно покидали свои хижины и земли, уходя вглубь острова, грозный вождь Каноабо и его красавица жена Анакаона собрали для нападения больше десяти тысяч воинов.

Так разразилась первая колониальная война.