С запада и юго-запада Санкт-Петербург окружали летние и зимние императорские резиденции.
Русские императоры, как и монархи Европы, боялись и избегали шумных волнующих и волнующихся столиц. По временам их увлекала идиллическая жажда сельского «эрмитажа» (уединения). Они строили большие каменные дворцы и легкие игрушечные особняки и виллы для интимных утех. На месте болотистых низменностей разбивались роскошные парки с террасами и гротами; искусственные каналы, ряды фонтанов придавали паркам сказочный вид.
Созидались великолепные усадьбы с собственными церквами, оранжереями и разными службами — «мыльнями», скотными дворами, молочными фермами, конюшнями. Около резиденций вырастали городки, где селились приближенные ко двору люди с семьями и родными.
Прекрасные шоссейные дороги связывали такие резиденции со столицей. Золоченые кареты, пышные экипажи, кавалькады кавалеров и дам, курьеры, скачущие с разными поручениями, заполняли дороги днем и ночью. Дороги обстраивались дворцами-станциями, беседками, фонтанами. Строили даже декоративные деревни.
Настоящие деревни находились тут же неподалеку. Жалкие лачуги утопали в бездорожье пустых равнин с чахлой растительностью.
В 1777 году, в день рождения своего первого внука, впоследствии императора Александра I, Екатерина подарила Павлу участок земли по берегу речки Славянки (недалеко от Царского села) для постройки виллы.
Сначала на возвышенном берегу Славянки были построены два дома: «Паульлуст» (Павлова утеха) — в честь самого Павла, и «Мариенталь» (долина Марии) — в честь его жены Марии Федоровны. «Паульлуст» — скромная помещичья усадьба — скоро перестал удовлетворять своего хозяина. В 1781 году Павел уехал в долгое заграничное путешествие. Перед от'ездом он поручил Чарльзу Камерону построить новый дом-дворец, более обширный. Хозяин присылал из-за границы своему архитектору инструкции, закупал там сокровища для украшения дворца.
Камероновский дворец в Павловске не долго сохранял первоначальный вид. Дождавшись власти и получив возможность неограниченно распоряжаться государственной казной, Павел захотел расширить дворец. Работа была поручена известному нам Винчепту Бренне, учителю Карло Росси. Бренна придал Павловскому дворцу современный вид, пристроив к Камероновскому корпусу два боковых крыла.
Одновременно с постройкой Павловского дворца Камерон приступил к разбивке парка. По мере расширения дворца вырастал и парк.
После смерти Павла I Павловск сделался достоянием Марии Федоровны, владевшей им до своей смерти в 1828 году.
Мария Федоровна знала Росси еще со времен Бренны. В 1814 году умер ее любимый зодчий Л. Н. Воронихин. С этого года Росси привлекают к работе во дворце и парке. Он, вероятно, работал там и при Бренне, когда мальчиком-рисовальщиком бегал по строящемуся дворцу и по парку. Теперь Росси уже крупный мастер, которому поручают ответственные работы.
Его недавняя практика в провинции — оформление фасадов питейных заведений и магазинов — отходит для него в прошлое. Теперь он, наконец, добрался до тонкой, ажурной, чисто художественной работы. Проекты беседок, решоток, лестниц дают яркую картину расцвета своеобразного художественного дарования Росси. Но главное дело его творчества еще впереди.
В 1815 году ему поручают перепланировку деревни Глазово, около Павловска. В Глазове архитектор применяет известные ему формы деревянного зодчества к современной ему деревне. В проекте девять изб деревни, украшенные резьбой, расположены по кругу.
В Павловском парке между «Розовым павильоном» (работы Воронихина) и Константиновским дворцом (перенесен в 1797 году Бренной из Царского села) расположен большой пруд. Посредине пруда — остров. Он носил имя графини Ливен, воспитательницы детей Павла I и Марии Федоровны. До конца XIX века тут стоял деревянный павильон-беседка — памятник Анне Павловне, дочери Павла I. Иногда его называли «храмом любви». Росси, главный мастер ампира, спроектировал эту постройку совсем не в ампирном духе. Вид арки на восьми колоннах — странное сочетание замыслов в стиле барокко и классических деталей. Строил ее архитектор Пильников. Интересен также чугунный мостик, построенный Росси около «Храма дружбы» Камерона (1780). Это лучшая постройка в Павловском парке в стиле классицизма. Она удивительно гармонирует со всем ансамблем «Храма дружбы» и речки Славянки.
В проекте Павловского парка проявляется одна из способностей Росси — удивительное чутье природы, уменье пользоваться ее средствами для выявления связи ее с архитектурными сооружениями. Здесь Росси проявил себя выдающимся мастером паркового ансамбля.
Самая крупная постройка Росси в Павловском дворце — библиотека. Она относится уже к более позднему периоду его деятельности, к 1822 году.
Росси надстраивает над прежней «Галлереей Гонзаго» (построенной Камероном) помещение для книг. Задача очень трудная. С одной стороны, нужно дать постройку, не нарушающую воздушного стиля галлереи, с другой — над легким зданием возвести сравнительно тяжелую надстройку.
Росси вполне справился со всем этим.
Плоскость стены надстройки «разрушена» широкими окнами, которые в точности соответствуют пролетам нижнего яруса — этим одновременно облегчается тяжесть верха и создается связь с низом.
Вся скульптурная обработка надстройки — плоская. Этим также облегчается тяжесть надстройки и достигается соответствие ее изящной нижней галлерее.
Внутри библиотека — большой, слегка изогнутый по кругу зал с пятью большими полуциркульными окнами на одной стене и книжными шкафами вдоль трех других. Шкафы для книг, три стола посредине зала (один — овальный, два другие — длинные прямоугольные со шкафчиками), витрины под окнами и стулья — все из волнистой березы с резьбой, окрашенной под бронзу. Удивительно уменье мастера связать своеобразный план помещения с особенностями интерьера.
Книжное собрание Павловского дворца довольно обширно. Оно заключало в себе чуть ли не все, что было напечатано на Западе и в России по художественной литературе, историческим и другим наукам (путешествия, мемуары) за вторую половину XVIII века и первые тридцать лет XIX века. В основание ее легла дорожная библиотечка Екатерины II, подаренная ею Павлу.
1816 год — дата величайшего перелома в жизни и творчестве Росси. Его переводят на службу в Санкт-Петербург, во вновь организованный «Комитет для строений и гидравлических работ».
Вигель пишет в своих «Записках»: «Счастливо окончив все войны, государь захотел отдаться вновь некоторым из прерванных любимых своих мирных занятий. Петербург захотелось ему сделать красивее всех посещенных им столиц Европы. Для того придумал он учредить особый архитектурный комитет под председательством Бетанкура. Ни законность прав на владение домами, ни прочность строения казенных и частных зданий не должны были входить в число занятий сего Комитета: он должен был просто рассматривать проекты новых фасадов, утверждать их, отвергать или изменять, также заниматься регулированием улиц и площадей, проектированием каналов, мостов и лучшим устройством отдаленных частей города, одним словом — одною только его наружной красотой».
Председателем Комитета был назначен известный военный инженер александровской эпохи — Августин Августинович Бетанкур.
Вигель был назначен чиновником особых поручений при Бетанкуре и в своих «Записках» дает о нем наиболее полные сведения: «По многим отношениям он был лицо весьма примечательное, особенно же как выражение духа времени, смешение аристократических предрассудков с плебейскими промышленными наклонностями. Заботясь о благе государства своего, Карл III[6] устраивал тогда славные покойные дороги, строил мосты, рыл канавы и чистил Гвадалквивир, одним словом создавал в Гишпании все то, чего ей недоставало. Ему нужны были инженеры и архитекторы; для них он заводил школы и, подобно Петру Великому, подданных своих посылал учиться за границу. Отправленный им в Англию Бетанкур[7] провел там молодость свою. Возвратясь в отечество, сделался он нечто вроде начальника сухопутных и водяных сообщений; полагать надо не выше того, что у нас директоры департаментов».
Русский посол в Испании Иван Матвеевич Муравцев-Апостол, отец декабристов Сергея и Матвея Ивановичей, подговорил его приехать в Россию. Из контракта видно, что Бетанкур приехал в Петербург осенью 1807 года.
«В жилах старика пылал еще жар раскаленного неба, под которым он родился, — пишет Вигель. — Ума у него было пропасть, и разговор его был занимателен. Аристократическое чувство, правда, никогда не покидало его, даже за станком, за которым всегда трудился он, когда не было у него другого дела».
Бетанкур много писал по вопросам механики и гидравлики. Его инженерно-строительные работы в России— замечательны. Он преобразовал Тульский оружейный завод, во многих его мастерских установил паровые машины, построил в Казани новый пушечный завод, ввел новые машины на Александровской мануфактуре (под Петербургом), где, в поучение дворянам, было заведено механическое льнопрядение и ткачество (там же вырабатывали игральные карты). По особой арочной системе Бетанкур построил мосты в Туле, Ижоре, Петергофе и Санкт-Петербурге. В Экспедиции заготовления государственных бумаг, где печатались бумажные деньги и заготовлялась гербовая бумага для документов, он поставил новые усовершенствованные по его рисункам машины. Он перенес ежегодную ярмарку из Макарьева в Нижний-Новгород, где построил Гостиный двор. По его инициативе, наконец, был организован в Петербурге первый институт инженеров путей сообщения.
Членами Комитета для строений и гидравлических работ были назначены известные архитекторы эпохи.
Вигель характеризует дух и работы Комитета так. «В императоре Александре был вкус артиста, но в то же время — пристрастие военного начальника к точности размеров и правильности линий. Дабы регулярному Петербургу дать еще более однообразия, утомительного для глаз, учредил он этот Комитет.
Члены добросовестно выполняли его намерения; план всякого новостроящегося домика на Песках или на Петербургской стороне, представленный их рассмотрению, подвергался строгим правилам архитектуры.
Один только Бетанкур вздыхал, видя невозможность в этом деле не сообразоваться с волею царя. Мальчиком любовался он прелестями Альгамбры и фантастическими украшениями мавританских замков в Севилье и всегда оставался поборником кудрявой постройки.
Кроме одного Росси, никто из наших членов не мог тогда назвать публичного памятника, который был созданием его творческой мысли. Другие занимались дотоле одними частными строениями, которые, доставляя им небольшую прибыль, мало умножали их известность».
Восторжествовавшее после крушения империи Наполеона самодержавие поставило целью придать Санкт-Петербургу строгий, единообразный вид, подчиняя этой идее интересы города и всех его жителей. По существу был поставлен вопрос о постройке и оформлении целого города, столицы обширного бюрократического государства.
Увлечение перепланировкой городов стало тогда модным по всей России, особенно там, где пожары истребляли деревянные городские постройки. Наиболее прогрессивная группа феодалов, связанная с буржуазией, содействовала созданию декоративного ампира. Здесь и сыграл свою историческую роль Росси, в котором оформитель-декоратор сочетался с блестящим планировщиком.
Карло Росси начал свою новую работу в Санкт-Петербурге реставрацией Аничкова дворца.
Аничков дворец — ранняя дворцовая постройка (1741–1747). Проектировал и начал ее «городовой архитектор» М. Г. Земцев. Но он умер, едва только успели заложить фундамент.
Елизавета передала эту постройку своему любимцу Растрелли. Растрелли был несколько связан планами своего предшественника; к тому же из-за более поздних переделок здание Аничкова дворца потеряло вид, характерный для стиля Растрелли.
В 1750 году Елизавета подарила дворец своему мужу Алексею Григорьевичу Разумовскому. Здесь Разумовский запросто принимал царицу в уютных апартаментах.
В начале семидесятых годов Екатерина II купила дворец у брата Разумовского, Кирилла Григорьевича, и в 1776 году подарила его главному своему фавориту, впоследствии светлейшему князю Потемкину-Таврическому. Скоро он продал дворец купцу Никите Шемякину. Екатерина перекупила дворец и снова подарила Потемкину. Хозяин так и не жил в нем никогда. Только иногда давал в садовом павильоне великосветские праздники, стоившие баснословных денег.
В 1785 году Потемкин снова продал дворец, на тот раз в казну. Дворец был заброшен и пришел в полный упадок. В 1801 году был сломан дворцовый павильон. Вместо него Бренна выстроил театр. В 1832 году на этом месте был открыт выстроенный Росси Александринский театр.
Аничков дворец был отремонтирован архитектором Е. Соколовым, строителем здания Публичной библиотеки, и подарен сестре Александра I Екатерине Наймите. В 1816 году она продала его за миллион рублей министерству двора и уделов.
Александр I подарил дворец своему младшему брату, впоследствии Николаю I. Было решено реконструировать здание; все работы по перестройке дворца были поручены Карло Росси.
Росси заново оформил дворец внутри и снаружи, добавил решетку и два небольших павильона со стороны Невского проспекта и площади.
Работы по реставрации интерьера дворца ярко описывает Росси в рапорте 4 января 1817 года своему начальству, министру двора и уделов, уже известному нам Гурьеву.
«Честь имею донести Вашему Высокопревосходительству, что потребно подрядить для начатия работ в Николаевском дворце мастеровых людей, а именно:
плотника — на сделание перегородок и переделки простых полов;
штукатура — для внутренней работы, поправок и перетирок;
мраморщика — на починку старого и на накладку вновь фальшивого мрамора;
печника — на переделку и починку старых и на сделание вновь печей, каминов и очагов;
каменщика — на переделку внутри лестниц;
столяра — на починку, чистку и настилку вновь штучных полов и поправок дверей;
обойщика — на снятие со стен и окон материи для чищения и мытья;
резчика и золотильщика — на снятие с дверей позолоты, для починок и поправок багетов, карнизов и прочего и поправки золоченых мебелей;
лаковщика — для крашения и лакирования дверей;
слесаря — для замков и проч.;
живописца — на расписание комнат;
лепщика — на поправку лепной работы;
бронзовщика — на отделку мраморной вазы и двух мраморных канделябров».
Как дирижер должен знать в совершенстве все музыкальные инструменты своего оркестра, так и зодчий должен охватывать все многообразие художественных и ремесленных работ в своем строительном ансамбле.
Остров Елагин — самый северный в устье Невы. С него открывается чудесный вид на Финский залив. Исстари это было любимое место для прогулок феодальной знати. При Петре I остров назывался Мишиным. Здесь была дача вице-канцлера барона Шафирова. При Екатерине II на острове отдыхал, гулял и угощал аристократию видный богач А. П. Мельгунов. Мельгуновское празднество 1776 года воспел Державин. Остров так и называли Мельгуновым. Потом остров перешел к гофмаршалу Елагину, одному из дельцов времен Екатерины. Остров стал называться Елагиным.
Елагин был большой барин и известный хлебосол. Знатная публика пользовалась у него самым широким гостеприимством. В праздничные дни в саду играла музыка, выступали клоуны, пускались «потешные огни».
Последним владельцем острова был граф Орлов. В 1817 году Александр I купил остров вместе с постройками и поручил Росси перестроить дворец для (поен матери, Марии Федоровны.
Здание было построено в стиле строгого классицизма и совершенно не соответствовало ни эпохе, ни творческим наклонностям Росси. В кубическом, покрытом куполом дворце преобладает мотив выступаю-круглой башни. Этот мотив любили Кваренги и Камерон.
Александр I поставил перед зодчим нелегкую задачу: приспособить внутренний и внешний облик старинного, немного тяжелого барского дома прошлого (XVIII) столетия к вкусам новой эпохи, сохранив общий вид дворца. Затруднения для Росси были немалые и, возможно, он не во всем удачно справился с задачей.
Южанин по происхождению, он глубоко чувствовал красоту северного пейзажа петербургских островов. В соответствии с пейзажем он придал службам, оранжереям, павильонам, разбросанным в парке, зданиям утилитарного назначения законченную красоту, создав удивительный парковый ансамбль.
Для парковых работ был приглашен знаменитый французский мастер — садовод Жозеф Буш.
На все строительство дворца было ассигновано 1 587 632 рубля. Из них Жозеф Буш затребовал в своей смете для себя целых 19 процентов — почти пятую часть всей суммы.
По докладу Д. А. Гурьева, Александр I велел «ко всему оному приступить, но не вдруг, а по мере имеющихся в Кабинете сумм». К работам было приступлено в 1818 году.
Двадцать второго июня 1822 года А. Я. Булгаков писал своему брату о Елагином дворце: «Я его видел, но тогда интерьер не был еще отделан. Но снаружи он представлял прекрасную декорацию. Мысль убрать все произведениями русских фабрик и заводов также очень хороша. C’est comme une exposition nationaie[8]».
Во время перестройки Елагина дворца Росси был очень занят работами над двумя ансамблями — Михайловского дворца и площади Зимнего дворца, — но первого своего детища все же не бросал и довел до конца.
Со стороны сада фасад Елагина дворца имеет трехчастное членение: два крайних с фронтонами и средний в виде колоннады. Над колоннадой возвышается аттик. Возможно, что боковые части здания, украшенные четырьмя сдвоенными в стиле барокко колоннами, принадлежат творчеству Росси.
Противоположный фасад, обращенный к реке, так же разделен на три части, со средней в виде полуротонды. Вокруг дворца расположена красивая терраса, служащая для него стилобитом.
Кружевная чугунная, в стиле выдержанного ампир, решотка обрамляет всю террасу. Широкая полукруглая парадная лестница двумя маршами спускается к реке.
Среди газонов раскинулись клумбы, живописно пьются дорожки. По бокам парадной лестницы — четыре громадных вазы из белого мрамора. На вазах— барельефные группы нереид и тритонов. Вазы, чередуясь с плоскими корзинами для цветов, создают естественный переход к саду.
Главные украшения вестибюля — горельефные фигуры женщин с бронзовыми светильниками работы известного скульптора той эпохи, академика Пименова, и интересные по композиции лепные карниз и плафон.
Пройдем через главные комнаты дворца. Белый овальный зал с ионическими полуколоннами, на которых покоится богато украшенный антаблемент. Над ним — кессонированный купол в форме эллипса. В середине купола висит замечательная по общим линиям и тончайшим деталям ампирная бронзовая люстра работы мастера Шрейбера, сделанная по рисунку самого Карло Росси. Паддуга, украшенная кариатидами и двумя женскими фигурами со светильниками, является естественным переходом к кессонированному куполу. С белизной зала гармонирует и мебель из карельской березы работы мастера Баумана, сделанная также по рисункам Росси.
Малиновая гостиная называется так по цвету штофных обоев и мебели красного дерева с бронзой. Двери работы искусного столяра Гроссе соединяют овальный зал со столовой.
Столовая — длинная комната, выдержанная в белых и желтых тонах искусственного мрамора — стюка, мебели, дверей и бронзы, и залитая светом ряда окон. Зеркала противоположной стены отражают живописный Елагин сад.
Синяя гостиная служит переходом из овального зала в кабинет Марии Федоровны. Богато украшенные двери, живописный плафон, камин с зеркалом, бронзовые канделябры, вазы и большие жардиньеры придают комнате, заставленной зеленью и цветами, тот своеобразный уют, которым славились интимные комнаты крупных феодалов начала ХIХ века.
Но общий ансамбль комнаты портит мебель и, в особенности, яркосиний штоф, которым обтянуты стены.
Кабинет Марии Федоровны — самая красивая комната Елагина дворца. Расписана она профессором Академии художеств Виги, вызванным в Россию еще при Павле I.
Приведем любопытную «строительную меморию» за март 1822 года. «Условия с профессором Академии художеств Виги, обязавшимся расписать к пятнадцатому числу мая же месяца в угольном, фальшивого мрамора кабинете масляными красками: во-первых — потолок четырьмя сюжетами; во-вторых — фриз купидонами; в-третьих — простенки двенадцатью фигурами — по данным от главного архитектора[9] рисунками».
Если изысканность внутреннего убранства говорила о богатстве творческой фантазии Росси как архитектора, то не меньше труда потратил он на создание скомпанованных садовых павильонов дворца. Одним из наиболее обширных по размерам является павильон-гауптвахта, по своему виду несколько напоминающий главный фасад дворца. Сзади он имеет полукруглый выступ, с лестницей, спускающейся к одному из прудов. Со своими фронтонами, с десятью колоннами серого мрамора, с цветочными вазами в форме жертвенников из белого мрамора, весь белый, как сам дворец, этот павильон в саду был чудесным пятном па фоне бледно-холодного северного неба.
По воскресеньям и праздникам дворец и парк оживлялись оркестром кавалергардов в живописных мундирах; сюда же собиралась коротать свой досуг пет грая толпа дворцовых слуг со своими родными.
Кухонный корпус — большое полукруглое здание— поставлен по изгибу дороги, ведущей ко дворцу. Здание это оформляет внешнее пространство. Единственный вход — ворота; ни одного наружного окна. Здание украшено двумя дорическими шестиколонными портиками, расположенными по главной оси, и нишами со статуями и вазами. Павильон-кухня по совершенству своих форм, сочетавшихся с функциональным назначением здания, является одной из наиболее удачных работ Росси.
Современники, знатные баре-гурманы, отмечали, что здесь сочеталось «искусство хорошо и красиво строить с искусством хорошо и красиво есть!»
Елагин дворец и после перестройки сохранил тип усадебного ансамбля.
Постройка в стиле классицизма сильно стесняла Росси, к тому же для сколько-нибудь решительной переработки здания в его распоряжении не было достаточных средств. Инициативу художника и свое мастерство он смог проявить только в создании усадебных служб и в разбивке парка.
Здание самого дворца не характерно поэтому для стиля и таланта Росси. Наоборот, в службах виден четкий мастер ампира, хотя службы не могли, конечно, претендовать на монументальность.
Интерьеры дворца — работа выдающегося мастера. Все здесь — от росписи плафонов до дверей, мебели, люстр — сделано по рисункам Росси. Способности Росси, как художника-декоратора, его исключительное уменье рисовать проявились здесь во всем своем блеске.
Комнатный ансамбль давался не всякому мастеру. Нужно было близкое знакомство с роскошными апартаментами вельмож, глубокое изучение богатства и разнообразия барской обстановки. У Росси были все предпосылки, чтобы стать прославленным мастером интерьеров. Комнатный, усадебный, парковый ансамбли, созданные Росси, полностью демонстрировали это мастерство.
Только с 1819 года, на пятом десятке своей жизни, Карло Росси приступает, наконец, к строительству законченных городских ансамблей.
Здесь уже никто из современников не мог сравниться с ним. Недаром в «Пояснительной записке» к проекту соединения Дворцовой и Галерной набережных в Петербурге Росси писал: «Размеры предлагаемого мною проекта превосходят те, которые римляне считали достаточными для своих памятников. Неужели мы[10] побоимся сравняться с ними в великолепии? Цель — не в обилии украшений, а в величии форм, в благородстве пропорций, нерушимости. Этот памятник должен стать вечным».
Четырнадцать лет, с 1818 по 1832 год, Росси работал над осуществлением этих задач.