Казанские "Тандерболты"

ГЛАВА 13 ЖАЖДА МЕСТИ

— Сэр, тут к вам какой-то офицер рвётся, — у секретаря было такое ощущение, что лучше бы он сегодня сказался больным.

— Ему назначено? И кто это вообще?

— Капитан II ранга Ян Флеминг, с британского Королевского флота. Не назначено.

— Ну и гоните его в шею.

— Сэр, он настаивает, что это весьма срочно. Говорит, по вопросу лейтенанта Крэйга.

Секретарь расслышал, как у начальника перехватило дыхание.

— Вот как. Впустите.

— Благодарю, что нашли время для меня, сэр. Я прошу прощения за назойливость, но это на самом деле более чем безотлагательно. Я только что вернулся из Англии. Сведения, которые мне там передали, вы должны увидеть прямо сейчас.

— Англия? Кого вы там видели, Галифакса?

— Нет, сэр. Извините, но я связан клятвой. Могу только сказать, что эти люди знакомы вам по времени службы послом в Лондоне. Они попросили меня передать это вам.

Флеминг протянул папку. Она была в обычной обложке Аналитического управления флота. И обложку, и содержимое тщательно подобрали в штабе Свободного Королевского флота в Оттаве, пока Флеминг летал в Казань и обратно. Самой мякоткой являлся материал, переданный Джоном Кеннеди чекисту Напалкову в госпитале Старой Майны. Для сокрытия источника в него добавили воды и преднамеренных ошибок. Ян, наблюдая за Джозефом Кеннеди, подумал: а он очень патриотичен. Краснеет, белеет и синеет в надлежащем порядке, а теперь сдвигается в лиловый.

Когда Кеннеди наконец заговорил, его голос походил на карканье ворона.

— Как вы смеете использовать семейную трагедию подобным образом? Я должен вас убить за такое.

— Сэр, я всего лишь курьер. Суть вопроса вот в чём. Люди, попросившие меня доставить документы, не чувствуют, что вы придерживаетесь правил сделки. Безотносительного того, существует ли какая-то сделка вообще. В конце концов, они делали одну политическую и военную ошибку за другой три года подряд. Уверен, их деятельность, — он показал на стопку бумаг, — ещё одна грубая ошибка. Огромная и с далеко идущими последствиями. Я был бы рад помочь вам уменьшить ущерб от неё. Откровенно говоря, сэр, необходимость доставить эту папку вызывала у меня отвращение, а её авторов счесть за презреннейших из людей. После прикосновения к ней мне хочется вымыть руки карболовым мылом.

— Тогда почему же вы пошли на это? — голос Кеннеди дрожал от гнева, но в нём появился оттенок любопытства.

— Сэр, я офицер не Королевского флота, а Свободного Королевском флота. Ещё я член Сопротивления. Мой брат, Питер Флеминг, лидер сопротивления. Мы ориентированы на Содружество. Участие Британии в нём приостановилось июне 1940 и то, что было Британским Содружеством, теперь Содружество Наций. Могу честно сказать, что когда с этим ознакомились представители от каждой страны, они были точно так же потрясены. Индийский атташе в Оттаве вообще сказал: "Это как-то совсем бесчестно". Они, в любом случае, готовы вам помочь. Чем больше времени у них будет, тем больше они смогут сделать.

— Если вы член сопротивления и "Свободной Британии", почему для доставки этой мерзости выбрали вас?

Фламандец мысленно задержал дыхание. Это был ключевой момент встречи. Если он успешно преодолеет его, игра не закончится, но произойдёт существенная подвижка в нужную сторону.

— Всё верно, сэр, я член сопротивления. Мое выживание зависит от сокрытия этого факта. Для Лондона я – лояльный офицер Королевского флота. Если они пронюхают, мне конец.

— Но ведь это похоронит вас, — Кеннеди, похоже, сам не понял юмора в своём замечании. — Так чего хотят люди в Лондоне?

— Такие как я, не удостаиваются похорон, сэр. Неглубокая грязная дыра, в лучшем случае. Насчёт того, что хочет Лондон, всё довольно просто. Они хотят, чтобы вы использовали всю свою власть и влияние, чтобы устроить выход Америки из войны. Иначе это разлетится по страницам всех газет мира.

— Даже не рассматривается! Невозможно! — вновь взорвался Кеннеди. Флеминг наблюдал, как он опять меняет цвета. В итоге сенатор позеленел – до него дошли все последствия капкана, в который он влетел. Публикация содержимого этой папки уничтожит его, навсегда покончит со всем его авторитетом. Выполнить требования правительства Галифакса означает то же самое. Вывести США из войны сейчас просто невозможно. Никоим образом. Время размышлений прошло. Это была бы та же ошибка, которую совершила клика Галифакса в 1940-м. Приемлемое и где-то даже одобряемое в январе стало анафемой в июне. Флеминг подумал, что будь в закрученной им интриге вообще хоть капля правды, это был бы блестящий политический трюк для краха карьеры Кеннеди.

— Вы сказали, что Содружество готово помочь мне. Почему? И какова цена?

— Никакой цены, сэр. В целом, это вопрос общей благопристойности. И практичности, конечно. Если такой способ станет приемлемым дипломатическим поведением, то вся международная дипломатия будет спущена в сортир. Кроме того, считайте нашу помощь демонстрацией добросовестности.

Кеннеди немного расслабился. Он понимал, что его покупают, но не понимал, чем. Определённо он мог сказать только одно – ему предлагают выход из западни.

— Что вы задумали?

— Нам нужно сначала выяснить одну вещь, чтобы сорвать эту попытку. Найти её место в картине, так сказать. Аналитическому управлению тоже не понравился столь грубый шантаж. Честно говоря, сэр, мы сами не поняли, почему документы передали через них. Обычно это работа для СИС, или как их называют вовне, МИ-6. Объяснения мы пока не нашли. В Аналитическом управлении эти сведения готовы похоронить, а для прессы они подсунут переиначенную историю о вашей опрометчивой речи в 1940-м282. Газетчики прочитают её по диагонали, пометят как старьё и выбросят. И вопрос решён.

— И что же вы посоветуете? — Кеннеди снова успокоился.

— Мы должны что-то предложить взамен. Они будут сильно рисковать, поставив под удар множество людей, и риск необходимо компенсировать. Откровенно говоря, сэр, вы сами ничего для них не значите. Им требуется предложить нечто действительно стоящее. Единственное, что им пригодится, это разведданные. Они нужна для планирования антигерманских ударов в рамках движения Сопротивления. А здесь есть затруднение. План бригадного генерала Донована по созданию централизованной русско-американской разведслужбы выводит Содружество за скобки. Я думаю, что это совпадение – хотя могу ошибаться – такой шаг также лишит спецслужбы Содружества средств, которыми они смогут обезвредить данные документы.

Существует альтернативная схема под названием "Золотой глаз". Она предполагает создание комитета по разведке в составе представителей всех разведслужб союзников. И все службы подотчетны комитету. Эта схема даст доступ к механизмам, с помощью которых шантаж будет сделан невозможным. Как я уже говорил, сэр, это не требование или сделка. Содружество поможет вам в любом случае. Но это самый верный и быстрый способ вытащить вас из этой передряги. И все в выигрыше.

— Кроме бригадного генерала Донована.

— Он продемонстрировал вам добрую волю, сэр?

— Нет, отнюдь. Ограничился обещанием. Договорились. Я использую свое влияние, чтобы запустить работы по плану "Золотой глаз". Через месяц или около того вы должны увидеть первые результаты моих действий. Будет ли этого достаточно?

Флеминг кивнул.

Кеннеди нажал на кнопку селектора.

— Пожалуйста, сообщите сотрудникам приёмной, что капитан II ранга Флеминг имеет право прохода в любое время, с предварительной записью или без.

Когда он покидал кабинет, то с трудом сдерживал ухмылку. Когда война закончится, я начну писать шпионские романы. Если я смог продать эту кучу дерьма, то смогу продать что угодно.

Его ожидал лимузин. Забравшись на заднее сиденье, разведчик торжествующе поднял вверх большой палец.

Старший сержант Фредерик Мерримен вернулся на свое место в "Шермане". 746-й батальон пополнили новыми танками и в основном новыми экипажами. Ядро ветеранов распределили между экипажей новых машин.

— Внимание, частокол!

Предупреждение разнеслось по всему батальону и его прикрытию. Кто-то где-то заметил белую вешку на обочине и выкрикнул кодовое слово. Водитель тут же бросил танк назад и начал пятиться, как и все позади. Пехота выбралась из полугусеничников и броневиков, готовая выбить немцев из опорного пункта. Хотя колонна шла с приличной скоростью, реакция оказалась достаточно быстрой.

Мерримен мог поклясться, что в зазоре между стволом орудия и верхней частью корпуса промелькнула красная искра бронебойного снаряда.

— Дымовой, опушка на 11 часов, 300 метров, — позицию он угадал по траектории и дальности полёта, предположив, что противник вооружён 50-мм пушкой. M4 покачнулся. Мехвод развернул танк лбом к направлению обстрела, чтобы подставить самую толстую броню. Грохнуло 75-мм орудие. Донный трассер прочертил линию, закончившуюся вспухающим белым облаком дыма. Опушка, казалось, вспыхнула по всей длине – на неё обрушилось множество дымовых и фугасных снарядов. Танки и бронетранспортёры покатились вперёд. Раньше неопытные американские танкисты рванули бы на всей скорости, позабыв про пехоту. Те дни миновали, и опыт, заменивший старые привычки, обошёлся дорого. Они шли со скоростью пешехода, постоянно высматривая засаду. В промежутках двигались полугусеничники, постоянно стреляя из пулеметов на подавление. Пехота держалась позади. С места предполагаемой фашистской позиции тоже стреляли, но густые облака удушающего дыма исключали прицельный огонь. От брони рикошетили пули, редкие росчерки бронебойных снарядов в основном пролетали выше или между машин. Попали только в один танк, 50-мм болванка ушла в сторону. Потребовалось всего несколько минут, чтобы техника приблизилась на полсотни метров. Танки остановились и обрушили огонь на позиции фашистов. Пехота рывком набрала темп, пробежала между машинами и у опушки метнула гранаты. Последовала короткая, жестокая перестрелка из автоматов и пулемётов, прежде чем по радио прозвучало победное сообщение: "Позиция занята. Вражеские силы ликвидированы".

Доклад Мерримана был кратким. Вражеская позиция найдена, атакована и занята. Фашистские войска ликвидированы, уничтожено два противотанковых орудия, три пулемета, 15 человек. Свои потери: 12 убитых, 17 раненых, один танк получил попадание, но не поврежден. Фашисты все ещё наносят нам потери, но разница постоянно уменьшается. Слава богу, здесь не было ни одного из этих чудовищных "Тигров". Исчезли так же таинственно, как появились.

— Лазейка-5, это Новичок. Нам приказано продвигаться до следующего населённого пункта. Называется Кармамей. Его надо взять и удерживать.

Мерримен посмотрел на свою карту. До Кармамея оставалось чуть больше четырёх километров.

— Принято, лейтенант. Мы зайдём с северо-запада. Пусть потом колонна подтянется с западного ракурса и зайдёт с юго-запада, прямо в город.

В промежутке тишины старший сержант отчётливо слышал шелестение карт.

— Лазейка-5, Дача283 подтверждает. Делайте как сказали. Мушкет-3 последует за вами в качестве пехотной поддержки. Следите за вешками.

— Так точно, Новичок. Выдвигаемся.

Два танка в сопровождении трёх бронетранспортёров тронулись с места. Короткий просёлок вывел их на дорогу. По карте выходило, что она сначала идёт на северо-запад, потом загибается на запад и только после этого на юго-запад. Все смотрели по сторонам, чтобы не прозевать вешки или что-нибудь другое странное либо неуместное в пейзаже. Кто-то вслух предположил, что гитлеровцы вскоре догадаются – американцы знают о назначении белых столбиков, и придумают что-то ещё. Тем временем Мерримен, разглядывая длинный язык леса, уходящий на север, понял, что это южный фас "Колхозного прохода", промежутка, по которому отходила 83-я пехотная. Дорога лежала всего в полутора километрах севернее, а Яндобские высоты в пяти километрах на восток.

Когда Кармамей показался в виду, Мерримен приказал остановиться. Городок казался вполне мирным, но никогда не помешает проверить.

— Глянь, мы здесь, — водитель протянул карту. Его палец указывал на маленькую возвышенность прямо по курсу, у подножия господствующего холма.

— Вышли точно туда, куда собирались. Вот только там на поле… Что это за чёрный дым из-за холма? — он присмотрелся. Ничего подобного он раньше не видел. Это не было похоже на признаки разбитой техники или горящего топлива. Слишком редкая пелена. Внезапно вспомнив о бинокле, Мерримен поднял его к глазам, и понял, что он видит.

— Джо, это не дым. Это вóроны. Сотни и тысячи воронов.

Чтобы они в таком количестве куда-то слетелись, была всего одна извечная причина. Вóроны скапливались всюду, где случается беда и появилась пожива. Заряжающий Мерримена был из Техаса, и сразу заключил:

— Сержант, если дома мы видели, как кружат канюки, это означало что-то мёртвое. А такая туча… там очень много мертвецов.

Маленькая колонна снова тронулась и вскоре приблизилась к месту. Всего нескольких минут хватило понять, что никакого сопротивления они не встретят. Когда танк снова остановился, в ноздри Мерримена ударило зловоние. Он выглянул из башни, осмотрел ворота и весь остальной загон, и едва успел свеситься за борт. Его стошнило.

— Сержант?

— Это наши ребята. Фашистские скоты расстреляли их. Несколько сотен. Убили всех и бросили тела гнить.

Мерримена схватился за крупнокалиберный пулемёт, установленный на обечайке люка, и дал в небо длинную очередь. Вороны от испуга попытались разлететься, но некоторые так наелись, что не смогли взлететь и короткими прыжками поскакали прочь.

— Мушкет-3, высаживайтесь и оцепите район. Ничего не трогайте. Мы должны собрать все доказательства.

Мерримен повернулся, заметив выросшую возле танка фигуру.

— Сержант, я Роберт Капа, фронтовой фотограф. Скажите, что… ох ты ж, матерь божья.

— Снимайте всё, что можете. Общую картину и каждое тело. Делайте по несколько кадров, я достану вам плёнку. О, Иисусе, даже ада будет мало для расплаты за такое. Новичок, это Лазейка-5. Сэр, вы нужны здесь немедленно. Фашисты убили сотни наших пленных… Да, сотни… Нет, я не преувеличиваю, тела повсюду… Брошены как есть, их уже расклёвывают птицы… Тут рядом Роберт Капа, он уже занялся съёмкой. Погодите. Роберт, вам какая плёнка нужна?

— "Кодак". Если найдётся, новая "Кодаколор".

— Сэр, вы слышали? "Кодак" и всю цветную, что у нас найдётся. Пусть подъедет кто-то из командования. Санитарные машины, грузовики и всё такое. Нет, я не думаю, что кто-нибудь выжил, но всё равно проверю. Обязательно военную полицию. Когда об этом узнают, немцев никто в плен брать не будет.

Мерримен отпустил радио и вновь оглядел местность. Ночью, когда он ушёл в разведку, фашисты уже захватили центр американских позиций. Ему пришлось решать, куда идти, на восток или на соединение с силами в Канаше, чтобы помочь с обороной города. И пошёл на восток. Сейчас он однозначно был уверен, что имел все шансы лежать здесь же.

Столько бронекатеров южнее руин моста Кеннеди ещё ни разу не видел. Два 42-метровых "Хакинса", шесть "Элко" и больше десятка русских катеров. Среди них затесалась даже старинная паровая канонерка начала века, "Красный металлист" со 130-мм орудием. Ветеран обеспечивал силовую поддержку, забрасывая тяжёлые снаряды через гряду холмов, которая не позволяла накрыть цели огнём с восточного берега. Американские бронекатера сместились южнее, и из своих трёхдюймовок простреливали пространство вдоль гряды. И, ближе к западному берегу, русские корабли вели прицельный огонь из 45-мм пушек и крупнокалиберных пулемётов.

— Десантные суда на подходе, Джек.

Лейтенант Том, теперь официально назначенный капитаном ПР-73, смотрел, как по реке от Красного Яра284 поднимаются "Хиггинсы". Уничтожение гитлеровской агентурной сети на железной дороге обеспечило скрытность их переброски, и оперативная инициатива перешла к союзникам. Они собрали десантную группу из различных американских и русских подразделений морской пехоты. Объединение их на тактическом уровне оказалось непростым делом, пока кто-то из американцев не отметил, что русские пока ещё просто флотская пехота, но никак не морпехи. Когда неизбежный мордобой закончился – примерно через пять часов – и русские, и американские бойцы сошлись во взаимоуважении. И теперь этот дух единения предстояло проверить.

— Обстрел есть? — Кеннеди знал, что "Хиггинсам" потребуется более получаса, чтобы пересечь Волгу. Правильно расположенные орудия береговой обороны могут сорвать всю операцию. Именно поэтому бронекатера так старательно лупили по берегу. Одновременно, на их стороне было сочетание пологой равнины и двухсотметрового гребня вдоль западного яра. Рельеф создавал мёртвую зону, в которой десантные силы могли безопасно подойти и высадиться.

— Пока нет, — Том пристально наблюдал за любыми признаками сопротивления. Фашисты были слишком коварны, чтобы просто так отдать позиции. Поэтому большая часть огня велась как раз на подавление, чтобы не дать защитникам дёрнуться с места. Ну а попробуют – им же хуже.

— Самолёты по азимуту 190, предположительная численность 50, угол места 12285. Мичман Эд Мейер ещё не привык, что флот взял и повысил его до офицера. Желающим узнать причину её могла поведать любая русская газета. В них появились статьи, описавшие, как его бдительность при погрузке боеприпасов помогла вскрыть фашистскую агентурную сеть. Лично для него куда больше значило, что это спасло сотни русских и американских жизней. Эд отправил домой копии всех документов, вместе с точным англоязычным переводом – его передал сотрудник ЧК, проводивший расследование. Ответом было простое письмо, где говорилось: "Сынок, я и твоя мать, да и все в нашем городке гордимся тобой". Впервые его отец сказал эти слова.

— Это B-26. Точно в срок, — помощник боцмана Джо Палаццоло первым опознал приближающиеся средние бомбардировщики. Они появились, как и было запланировано последовательностью действий, чтобы занять гитлеровцев, пока не подойдут десантные суда. По сравнению с медленным движением "Хиггинсов" "Мародёры" стремительно покрывали расстояние. Бомбардировщики летели прямо, выдерживая высоту, очевидно, построившись ещё над дружественной территорией. Палаццоло ощутил некий контраст. Проводимая операция была самой сложной и опасной, которую когда-либо затевали прибрежные силы. А для проносящихся сверху самолётов – обычное полётное задание, чуть сложнее учений.

Вокруг бомбардировщиков захлопали чёрные облачка, будто напоминая, что это всё же не учения. Огонь был рассеян и неточен, но один из "Мародёров" внезапно потянул струю белого дыма из крыла. Его явно подбили, но он сохранил место в строю и продолжал полёт. Боевой порядок углубился за линию берега, а потом внезапно развернулся на восток, домой. Палаццоло увидел, как из-за холмов поднимается дым, и начал отсчитывать секунды. На пятнадцатой эхом докатился грохот взрывов. Пять километров, подумал он, у колбасников ещё одним аэродромом меньше.

Повреждённый B-26 теперь явно был в бедственном положении. Полоса белого дыма стала толще, шире, и перемежалась бурыми и чёрными пятнами. "Мародёр" покинул строй и пошёл к восточному берегу самым прямым путём. Ему помогал западный ветер. С точки зрения Палаццоло, теперь всё должно было быть в порядке. Подтверждая его вывод, позади снижающегося бомбардировщика распустились белые купола. Сосчитав их, он вздохнул. Экипаж "Мародёра" состоял из семи человек, а парашютов оказалось шесть. Джо не отводил глаз, пока после напряженной паузы не появился седьмой. Очевидно, пилот продолжал удерживать самолёт, чтобы команда спокойно его покинула. Затем рискнул доверить машину автопилоту и выпрыгнул сам. Риск оправдался, хотя и не для самого B-26. Он стал раскачиваться всё сильнее, начал терять высоту, лёг в спиральное снижение и скрылся из виду где-то за пригорком на восточном берегу. Через пару секунд вздыбился взрыв. "Хиггинсы" наконец пересекли Волгу и уткнулись в песок возле посёлка Карамзина286. Там и пригодилась помощь небольших бронекатеров. Они сопровождали десантные суда, постоянно обстреливая здания, стоящие вдоль набережной.

Кеннеди это не очень нравилось. Постройки были возведены ещё в XIX веке, и отличались прочностью, которой не хватало современной советской архитектуре. Он решил, что когда-то они являлись "курортным" местом Ульяновска, где богачи или люди со связями устраивали загородные дома. Теперь они наверняка принадлежали чиновникам коммунистической партии. Джон отбросил чувство вины, исходившей от понимания, что скоро здесь не останется ничего.

Русские бронекатера развернулись к берегу бортом. Их переоснастили для работы речными "Катюшами" – кормовые орудия заменили пусковыми установками на 16 направляющих. И ракеты оправдали все трудности переоборудования. Они с воем пересекли промежуток воды и строения, которыми Кеннеди только что восхищался, стали складываться в огненном шторме взрывов. Стены медленно оседали на землю. В это же самое время "Хиггинсы" высунули носы на пляж. Морские пехотинцы хлынули из них прямо через борта, и побежали к посёлку. Джон уже знал, что следующую серию "Хиггинсов" собирают с опускаемыми аппарелями для упрощения высадки.

— Господа, радиограмма от десанта, — Мейер всё ещё сохранял прежние привычки. — "В посёлке Карамзина сопротивления нет, несмотря на то, что его серьёзно укрепили. Морские пехотинцы начинают захват высот позади зданий".

— Артиллеристы постарались, — Том изучал зону высадки в бинокль. Он видел небольшие группы морпехов, пробирающихся наверх. — Они вынудили фашистов отказаться от него, разрушив укрытия. Думаю, до самого гребня серьёзного сопротивления не будет.

— Вы лучше это прочитайте, — Том оглянулся на Мейера. Тот побелел и мелко трясся. — Только что передано, шифр самый стойки. Мы перепроверили трижды. Всё точно.

Том взял распечатку и прочитал. Дойдя до конца, он побледнел точно так же. Дрожащей рукой он потянулся к системе оповещения.

— Внимание всем постам. Внимание всем постам. Только что получена передача из главного штаба экспедиционных войск в Канаше. Неподалёку от Кармамея были найдены тела 486 американских военнопленных, включая четырех армейских медсестёр. Свидетели бойни говорят, что их расстреляли эсэсовцы. Это все сведения, которые сейчас есть. Как только будут новости, я сообщу.

Лейтенант морской пехоты Евгений Брусилов провёл весь свой взвод через руины без потерь. Долгий опыт борьбы с фашистами всех научил, что любой предмет, вплоть до частей человеческого тела, может быть минной ловушкой. Ни к чему не прикасаясь, бойцы проверили все двери, окна, водосточные трубы и стоки на предмет подрывных зарядов. Отметив найденное, они передали схемы сапёрам из штрафных батальонов, чтобы они занялись обезвреживанием. На то, чтобы город вновь стал безопасен для вернувшихся жителей, могло уйти больше месяца.

Стометровый подъём на высотку тоже оказался сравнительно лёгким. Всего нескольких подстрелили снайперы, немного больше получили ранения от осколков мин, залетевших на обратный скат гребня, но русские и американские морские пехотинцы оседлали хребет и окапывались прямо на нём. Фашисты вполне могли ожидать, что следом они подтянут силы, и обрушатся с гребня на травяной аэродром у его подножия. Четырьмя километрами далее находился второй, довоенной постройки, с бетонированными взлетно-посадочными площадками. "Мародёры" бомбили именно его, и хотелось бы надеяться, нейтрализовали. Тем не менее, он оставался главной целью. Брусилов посмотрел на часы. Слабое сопротивление привело к опережению графика. Оставалось больше времени закрепиться и подготовиться к отражению контратаки. Он хорошо понимал – как только у фашистов появится возможность, они её обязательно устроят.

Стрелки указали 13:00, и восточный берег Волги озарился долгими молниями. Начался основной удар. Со всеми силами, вовлечёнными в организацию высадки на берег у посёлка, это была диверсия, нацеленная на отвлечение гитлеровцев на юг, подальше от направления основной атаки в центре Ульяновска. Брусилов подумал о том, что ни разу с начала войны не знал о предстоящей операции так много. Американцы задачу ставили столь подробно и продуманно, что русские офицеры, привычные к обеспечению безопасности, чувствовали себя неловко.

Однако, хорошо знать весь замысел и представлять своё место в нём. Легче принимать решения.

Грохот стрельбы из орудий катился по Волге, эхом отражаясь от берегов. Это сочеталось с устрашающей плотностью разрывов на длинном пологом склоне, ведущем от гребня к основному плацдарму. Этот склон почти целиком простреливался фашистами и оставался непреодолимым. Теперь он скрылся под градом снарядов, разносящих каждый квадратный сантиметр. Союзники собрали все орудия, которые смогли найти. Артиллерию Первого Казахстанского фронта, батальоны американских подразделений, ещё остававшихся на восточном берегу, и даже первые батальоны американской корпусной артиллерии. Были завезены целые составы боеприпасов и теперь их бодро выпускали по врагу. Русские наводчики устроили огневой вал, который прикроет наступающую пехоту – она уже начала атаку вниз по склону. Американские начали с обычного заградительного огня, а потом переключились на точечные удары по наводке корректировщика. Следующей их задачей назначили уничтожение внезапно вскрытых целей.

Над Ульяновском кружился маленький лёгкий самолётик. Догадываются ли фашисты о его связи с необычной точностью американских орудий?

— Артиллеристы пончиков своё дело знают, — сержант Пётр Лашков наблюдал за артподготовкой с некоторой долей страха. В русских войсках вошло в привычку называть американских солдат "пончиками", за их пристрастие к этой выпечке и её щедрую раздачу.

— Товарищ лейтенант, чувствуете?

Горячий ветер, поднятый свирепой бомбардировкой, начал подниматься вдоль склона над западным берегом. Артиллерия вела огонь почти четверть часа, и подходило время следующего этапа наступления. Пехота, в основном русская, но с приданным американским полком, должна атаковать берег, следуя за огневым валом. Когда они подойдут к гребню, отделяющему их от города, обстрел будет перенесён в сам Ульяновск, на сосредоточения обороны немцев. Брусилов и его люди уже столкнулись с таким после высадки. Склон до гребня был почти чист, но как только союзники пересекут его, их артиллерия станет бесполезной, и они окажутся под обстрелом. Но для Ульяновска решение нашлось. Двести B-17 держались наготове, чтобы обрушить туда более тысячи тонн бомб. Штабные назвали этот этап "Большой разгрузкой", в представлении американцев это было чем-то надрывно смешным. Лейтенант отметил, что американское чувство юмора иногда трудно поддаётся переводу.

Со своей позиции он отчётливо видел направление атаки. Возле Ульяновска береговой гребень был почти вдвое выше, чем у Карамзина, представляя собой отличное природное укрепление. Но наступая вслед за огневым валом, пехота быстро захватила ключевые позиции на высотах. Продвижение остановилось непосредственно у самой оси. Как и Брусилов, командиры союзных войск знали, что оборона на противоположном скате серьёзная.

— О, летят! — Лашков указал вверх, на белые следы инверсии, прочертившие небо по направлению к Ульяновску. Хорошо отличались прямые, жирные линии от "Летающих крепостей", и размашистые кривые от истребителей прикрытия. Лейтенант смотрел, как они надвигаются, выдерживая боевой курс сквозь плотный зенитный огонь. Со времени боя на Десятом острове он отметил, что B-17 улучшили свои умения и дисциплину. Каждый раз их строй выглядел всё более плотным, угрожающим и решительным. Он удивился, заметив, как группа из шести бомбардировщиков приотстала и поползла куда-то в сторону. Несмотря на это, вид мощных взрывов на пологой стороне пригородного хребта всё равно потрясал. Когда опали последние фонтаны земли, русско-американская пехота просто подошла и заняла его.

Выводы:

Данный доклад рассматривает события, которые привели к сбросу 96 250-кг бомб за пределами обозначенной цели одним подразделением нижнего боевого порядка 401-й бомбардировочной группы. В общей сложности, из-за этого несчастного случая погибло 36 офицеров и солдат 84-й пехотной дивизии, 70 ранено. Исключительно по удаче, промахнувшиеся бомбы упали далеко за фронтом союзного наступления, на относительно безлюдном участке, иначе жертв могло быть намного больше. На данном этапе необходимо подчеркнуть, что рассматриваемый воздушный налет прошёл исключительно успешно. Удар, нанесённый 41-м бомбардировочным крылом, проломил немецкую оборону непосредственно в Ульяновске. Далее, до самого центра города, не было никакого существенного сопротивления. В остальных частях города, велись упорные бои, но через три дня немцы сдались. Разрушения, вызванные бомбардировкой, протянулись южнее Ульяновска. Это позволило морским пехотинцам, высаженным в посёлке Карамзина первоначально как диверсионная группа, нанести удар в глубину, захватить два аэродрома и перерезать дороги, ведущие на запад. Считается весьма вероятным, что именно бросок морских пехотинцев, вышедших в итоге на западные окраины Ульяновска, заставил остатки немецких частей покинуть город. Численность жертв случайной бомбардировки несопоставимо меньше количества спасённых жизней союзников.

Это подводит нас к первому заключению. Тяжёлый бомбардировщик B-17 – разрушительное оружие непосредственной поддержки войск, от которого нельзя отмахиваться. Хотя B-17 теряет стратегическую роль по причине увеличения поставок самолёта B-29, мы рекомендуем сохранить B-17 на театре военных действий, тем более что работоспособных машин достаточно.

Второе заключение. Очевидно, что 401-я эскадрилья сформирована из новичков. Это был их второй боевой вылет. Тактические операции рассматриваются 8-й воздушной армией как учебные задания. В итоге многие экипажи не набирают необходимый для более важных вылетов опыт. Таким образом, мы рекомендуем отказаться от подобной практики.

Восстановлена последовательность событий, которые привели к ошибке сброса.

"Мадлен", ведущий бомбардировщик третьего звена нижнего боевого порядка, получила повреждения от зенитного огня в самом начале захода на курс сброса. Хотя самолёт не был серьёзно поврежден, его радиорубка вышла из строя, стрелок-радист ранен. Когда B-17 начали заход на цель, они столкнулись с неожиданным встречным ветром и, соответственно, потеряли относительную скорость. Это заставило перенести время сброса, о чём передали остальным самолётам. Из-за повреждения "Мадлен" сообщение не получила, и бомбардир руководствовался первичной схемой полёта. Также, из-за неопытности командира корабля и второго пилота, самолёт потерял место в строю. Машины нижнего боевого порядка производили сброс по лидеру. Два из трёх звеньев так и сделали. Бомбардир "Мадлен", ориентируясь на ранее назначенный срок, сбросил бомбы примерно на 90 секунд раньше, а за ним остальная часть его звена.

Отсюда проистекает наша третья рекомендация. Всю 401-ю эскадрилью стоит отправить на переобучение, чтобы они уяснили необходимость сбрасывать бомбы по ведущему, а не собственному разумению.

Наш окончательный вывод основан на потере самого старшего офицера, погибшего при этом. Генерал-майор Ллойд Фредендаль следовал за наступающими частями в штабном броневике M-3, получившем прямое попадание 250-кг бомбы. Считаем, что необходимо отыскать хоть какую-нибудь часть генерала Фредендаля для погребения на Арлингтонском кладбище.

— Сэр, вам нужно это видеть.

Генерал Хармон был рад поводу оторваться от чтения доклада о бойне в Кармамее. Одновременно, голос капитана заставил его ощутить очередную пакость.

— Что и где?

— На сортировочной станции, сэр. И в грузовиках рядом, — капитан Грир был поражён найденным и хотел поскорее донести это до командования.

— Лучше бы это было важным, не то отправлю убирать за лошадьми этак на полгода, — пробурчал Хармон.

Грир подвел генерала к автопарку, находящемуся в квадрате, образованном железнодорожной линией и шестью дорогами, которые сходились на Калинино. Благодаря этим дорогам город был очень важным, хотя станция в нём не отличалась размерами. Отсюда можно быстро развезти грузы. Калинино освободили прежде, чем фашисты успели эвакуировать технику, и автопарк выглядел скорее зоопарком. Немецкие "Опели" и "Хеншели", британские AEC, "Бедфорды" и "Скаммелсы", французские "Ситроены", "Панары", "Пежо" и "Рено". Нашёлся даже американский армейские трёхосный грузовик.

— Будьте осторожны, сэр. Мы до сих пор снимаем мины-ловушки. Проверили только эти, нет ли в них раненых.

"Этими" были "Опели" и AEC, выполненные как крытые фургоны. На тентах были поспешно нанесены большие белые круги с красным крестом – грубо и небрежно. Хармон подозрительно посмотрел на грузовики. Судя по тому, как подались рессоры, они набиты до отказа. Рядовой, охраняющий ближайшую машину, откинул задний полог.

— Сэр, эти раненые солдаты слишком похожи на бочки с топливом и ящики боеприпасов. Мы всё обыскали, но не нашли ни в одной машине ни раненых, ни даже медикаментов. И если тактические метки на грузовиках подлинные, они принадлежат просто сухопутным войскам, не СС.

— Проклятье. Капитан, вы слышали, что произошло в Кармамее?

— Только слухи, генерал. Ничего определённого.

— Считайте, всё подтвердилось. Там была кровавая баня. Красный Крест направил группу для фиксации деталей. Надо вызвать их сюда, это ещё хуже. Пусть грузовики поставят отдельно и надёжно охраняют.

Хармон повернулся к адъютанту.

— Отвезите меня в штаб экспедиционных сил. Если Паттон там, то прямо к нему.

— Твою ж мать, налёт! — ядовитый возглас Лили почти заглушил вопли сирен воздушной тревоги. Она и Эдвардс только что дошли до его комнаты, где увидели записку – трое других офицеров на весь вечер ушли в другое место. Но не оставалось даже шанса вылезти из комбинезонов.

— Надо отогнать истребители от площадки.

Лиля уже проходила через налёты на авиабазы, и знала, как действовать. Она схватила шлемофон, надевая его уже на бегу. Эдвардс рванул следом. РЛС выдала предупреждение, обнаружив немецкий строй ещё над западным берегом. На перехват поднялись P-39 Чувашского плацдарма. "Тандерболты" и "Яки" 108-го аэродрома должны взлететь немедленно. Американцы послушали русский совет на этот счёт – лучше взлететь и сражаться, чем сгореть на земле. Гитлеровцы следовали другой методике, растаскивая самолёты подальше и надеясь на зенитное прикрытие.

Когда Лиля добежала до своего "Яка", первые "Тандерболты" уже выруливали на взлёт. Другие окутались облаками черного дыма, проворачивая двигатели обогащённой смесью. Её собственный Як-9 облепила наземная команда. Она запрыгнула на крыло, потом в кабину, застегнула ремни, чувствуя знакомые объятия за плечи и талию. Самолёт вздрогнул, оживая.

— Колодки убрать!

Рулёжка была переполнена "Тандерболтами" и "Яками". Все стремились взлететь до того, как явятся гитлеровцы. Самолеты союзников двигались впритык, даже на разгоне. Чтобы случился завал, достаточно всего одного столкновения. Лиля облегчённо вздохнула, когда её "Як" взлетел, покинув это столпотворение. Она убрала шасси и приняла правее, освобождая пространство для медлительных "Тандерболтов". Началась свободная охота. Глаза Лили выискивали вражеские самолеты. Отблеск солнца от фонаря кабины далеко на Западе подсказал, что гитлеровцы прорвали заслон вдоль Волги и идут к аэродрому № 108.

Поднявшись на двести метров, Лиля бегло осмотрела надвигающуюся волну противника. Полётный ордер был нарушен, и она догадалась, что P-38 и P-39 успели перехватить их порядком потрепать. 190-е летели по два или по три самолёта, так же как и 109-е, пытающиеся прикрывать их. "Яки" уже неслись им в лоб. Лиля внимательно выбрала свою цель – того, что держался с правого края и вполне мог вовремя удрать, если атака пойдёт не так. "Худой" уже открыл огонь, но она держала пальцы наготове, не стреляя, пока расстояние не уменьшилось "до заклёпок". Тогда она и врезала из 20-мм пушки и крупнокалиберного пулемёта. Трассы казались жидкими по сравнению с густыми потоками от "Тандерболтов", но их хватило. Лиля видела сверкающие вспышки от ударов пулями по обтекателю двигателя и переднему бронестеклу кабины. 109-й дёрнулся в поворот. Литвяк, пользуясь манёвренностью "Яка", легко села на хвост немецкому истребителю и оказалась всего в 20 метрах от своей добычи. Короткими очередями она выгрызала куски обшивки.

Из двигателя "Мессершмита" тёк густой чёрный дым. Лиля не обращала на это внимание. Точно такой же возникает от переобогащённой смеси, если резко двинуть вперёд сектор газа. Тем более, целилась она по кабине. 109-й вспыхнул, но Лиля висела у него на хвосте, методично вгоняя выстрел за выстрелом. Внезапно он перевернулся, пилот выпрыгнул. Она бесстрастно проводила его взглядом, но парашют так и не раскрылся до самой земли. Ещё один хороший фашист287, мрачно подумала Лиля, поворачивая "Як" навстречу следующему звену Bf.109.

Эдвардс не был уверен, чему радоваться больше – ещё одному сбитому так быстро, или тому, что удалось вывернуться всего в паре ладоней от земли. Он набрал безопасную высоту и направился на перехват бомбардировщиков, обнаруженных станцией наземного наведения. Истребители завесы передали, что не менее двенадцати Ju.188 пытались пересечь Волгу, но пятерых сбили, а ещё два поползли домой. Уничтожение остальных выпадало на долю первых поднявшихся в воздух P-47, а остальные вместе с "Яками" займутся истребителями.

Впереди Эдвардс видел шесть черных точек – уцелевшие "Юнкерсы". Вряд ли стоило рассчитывать на целого сбитого. Четвёрка P-47 шла строем пеленга, 188-е образовали нечто, знакомое американским пилотам. Когда они приблизились, то распознали попытку повторить построение, используемое "Летающими крепостями". Рассчитывают ли они усилить оборону, подобно B-17, или что-то ещё, пока не было ясно.

— Ладно, ребята. Они копируют нашу тактику, мы используем их. Бьём сверху, с 12 часов. Выносим центральный и левый самолёт в каждом звене, разворачиваемся и добиваем остальных.

Услышав подтверждение приёма, он повел своё звено вверх. Когда они вышли на намеченную высоту, "Юнкерсы" заметно приблизились. Более лёгкие, чем B-17, они не могли сравниться с ними по плотности оборонительного огня. "Тандерболты" разделились на две пары, по одной на каждое звено 188-х. Эдвардс видел, как вырастает в коллиматоре выбранная им цель. Длинная, похожая на теплицу кабина с пулемётной турелью шишкой выдавалась на фюзеляже.

С трёхсот метров он открыл огонь. Остекление брызнуло во все стороны. Бомбардировщик под плотным обстрелом разваливался на части. Разматывая за собой рыжие хвосты пламени и чёрные – дыма, он упал. Высота не оставляла экипажу никаких шансов покинуть гибнущую машину. Крупные обломки рухнули на поле, подняв фонтан земли и мелких кусков.

Эдвардс вновь набрал высоту и осмотрелся в поисках уцелевших 188-х. Он заметил ещё три дымных костра, отметивших места падения сбитых "Юнкерсов", но ни одного в небе. Потом, догадавшись, что из-за резких манёвров курс изменился, и глянул прямо на запад. Пара двухмоторных самолётов пыталась скрыться, ещё не подозревая о приближающихся "Кобрах".

— Возвращайтесь. Их добьёт патруль, — строгим командным голосом приказал наземный наводчик.

— Выполняем.

"Фокке-Вульф" в прицеле определённо относился к штурмовой модификации, более бронированной по сравнению с обычными истребителями этого типа. Он был вооружён двумя 13-мм пулемётами в носу и двумя 20-мм пушками в корне крыльев. Места под вторую пару крыльевых пушек освободили, чтобы подвешивать бомбы или баки. 190-е пытались штурмовать аэродром, но судя по тому, что воронок не было, они взяли дополнительные баки ради увеличения дальности. Лиля очередной раз выплюнула проклятье, увидев, как вспышки попаданий позади кабины ничуть не повлияли на полёт фашиста. "Яки" недостаточно вооружены для такого противника.

Она глубоко вздохнула, успокоилась и перенесла прицел. Нажала спуск пушки. По левому крылу "Фокке-Вульфа" пробежали разрывы, оно отломилось у самого фюзеляжа, самолёт опрокинулся и отвесно воткнулся в землю.

Лилия расслабилась всего на мгновение и ощутила увесистые удары по бронезаголовнику. Одновременно в крыльях её "Яка" возникли множественные пробоины. Она оглянулась и яростно выматерилась. Надо же было попасться на самую старую уловку истребителей! Пока она увлечённо расковыривала 190-й, четвёрка "худых" взяла её в клещи, закрыв возможность снизиться до самой земли. И если бы не броня, её уже бы убили. Теперь не важно, как она повернётся – на любой манёвр один из 109-х позади неё способен ответить огнём. Лёгкие на подъём, они сразу нагонят её при попытке уйти на высоту. И не прижмёшься к земле, до неё едва ли семьдесят метров.

У нее был только один шанс, и он зависел от того, как долго продержится её "Як". Прямо по курсу стояла одна из зенитных батарей, прикрывающих аэродром. Она бросилась скольжением вправо, вырываясь из-под обстрела, потом влево, снова сбивая прицел. Это дало ей время, чтобы зайти прямо на батарею и увидеть, что командир расчёта указывает на неё. Товарищ капитан, только в меня не попадите. И так забот хватает. Фашисты прямо за мной. Делайте что должны.

"Яку" оставалось немного. Двигатель дымил, она безошибочно определила запах от тлеющего дерева и лака. Хуже того, управление теряло точность, так как пропало бортовое питание. На скольжении она ощутила, как самолёт всё хуже отзывается на движения ручки. Затем навстречу ей пронеслись алые полосы трасс. На мгновение показалось, что стреляют в неё, но оглянувшись, она убедилась, что всё правильно. Очереди разогнали 109-х, вынудив прервать атаки и разбежаться в стороны. Теперь им самим придётся выкручиваться – на помощь подошли два "Тандерболта" и три "Яка".

Лиля осмотрелась. "Белая роза" доживала последние минуты. Следом тянулся густой хвост чёрного дыма, рули слушались всё хуже. Она развернула умирающий истребитель на осевую линию ВПП. Рычаг управления шасси оказался бесполезен, он просто остался у неё в руке при попытке выпуска. Значит, садимся на брюхо. Всё лучше и лучше.

Полоса приближалась. Лобовое стекло почернело от сгоревшего моторного масла, запах пламени лез в ноздри. Двигатель потерял мощность, аварийная посадка стала неизбежной. Она привстала и попыталась сдвинуть фонарь, чтобы быть наготове и сразу выскочить как можно быстрее. Он не поддавался.

— Чёртовы фашисты! Ведь отлетали на сегодня! И я уже собиралась завалиться в постель!

Ее негодующий крик совпал с сотрясением от жесткой посадки. Истребитель плюхнулся на полосу и юзом поехал по ней. От удара Лиля почувствовала головокружение, потом её бросило на прицел. Осев в кресло, она почувствовала, как по лицу бежит кровь. "Як" замедлился достаточно, чтобы врыться законцовкой крыла в землю, самолёт развернуло.

Сделать она ничего не могла. Фонарь заклинен, не выбраться. От двигателя стремительно распространялся огонь. У деревянной конструкции были свои преимущества, но как только она загоралась, пламя быстро охватывало всё. Фашисты знали об этом, и применяли осколочно-зажигательные боеприпасы.

В конечном счете "Як" остановился, немного скособочившись с полосы. Дёрнулся, как будто собирался кувыркнуться, но осел обратно. Лиля услышала протяжный хлопок крыльевых баков. Они почти опустели, но остатков паров топлива в них хватило, чтобы по краям кабины встало пламя. Она оказалась в огненной ловушке и инстинктивно вздёрнула тяжёлый воротник кожаной куртки, хотя понимала, что положение безнадежно. Ей уже приходилось слышать крики заживо сгорающих в самолёте пилотов, и на этот случай с ней всегда был револьвер. В кабине становилось жарко, дым тёк из всех щелей, и она потянулась к нагану.

Но раньше, чем Лиля его достала, "Як" дёрнулся ещё раз и завалился набок. Дополнительные баки лопнули. Прости, Миша. Всё.

Затем кабина как будто взорвалась вокруг неё.

— О боже, посмотрите что там творится!

Картина вокруг аэродрома № 108 и правда была насколько неописуемой, настолько и незабываемой. Черные дымные столбы от сбитых самолётов окружали базу, несколько тянулись прямо с её территории. Замечание "Огнёвки" было ни чем иным, как самоочевидным ответом.

— Всем самолётам прикрытия – садиться. Смотрите под ноги. Повсюду обломки, в основном от фашистов. Сбито 26, наши потери один P-47 сбитым и один аварийный Як-9 слева от основной полосы. Рядом с ним машины техпомощи. "Живец", имейте в виду, это "Белая роза". Доклада с места крушения пока не поступало.

— "Живец", садись первым, мы за тобой, — в голосе майора Янга звучали сочувствие и настороженность. Он понимал, что такое – или нечто похожее – рано или поздно случится. И от того, как будут развиваться последующие события, зависело множество стратегических решений.

Эдвардс оглянулся и отметил, что два "Тандерболта" идут с дымом и явно повреждены.

— Сэр, со всем уважением, первыми должны сесть "Огнёвка" и "Развратница Люси?". Что бы там ни произошло.

Ответом послужила уважительная тишина. Янг про себя надеялся, что всё хорошо.

— Добро. "Огнёвка" и "Развратница Люси?", садитесь и сразу освобождайте полосу для "Живца".

Эдвардс тренированно притёр самолёт на три точки. Проносясь мимо места посадки "Белой розы", он рассмотрел только несколько техничек – оливково-серых и бурых, сгрудившихся вокруг бензинового костра. Пламя было буйным. Авиационное топливо жадно пожирало деревянные обломки. Его едва не стошнило, когда на ум пришло, что он может обнаружить, когда добежит туда. Почерневший скрюченный труп или опалённое, всё ещё живое и кричащее тело?

Он загнал истребитель на стоянку, выключил как положено двигатель и вылез из кабины. Рядом сразу же затормозил джип. За рулём американской машины сидел Колдунов.

— Прыгай, довезу.

Эдвардс даже не подозревал за капитаном такие умения. Джип промчался вдоль полосы, петляя прямо между садящимися "Тандерболтами", и боком притёрся возле горящего "Яка". Огонь уже утихал, и можно было рассмотреть двигатель и металлический каркас кабины. Пустой. То, чего он больше всего боялся, не случилось.

— Лейтенант, она в скорой. Мы вытащили её.

Возле помятого и закопчённого джипа стояли два сержанта. Они записывали на досочке свои замечания, сравнивая предположения и практику. Эдвардс обратил внимание на их форму, увидев непонятные нашивки на рукавах. Там был морской котик, удерживающий на носу мяч. Возле медкареты тесно стояло несколько человек, собравшихся у носилок. Он сунулся было к ним, но его перехватили.

— Подожди нескольких минут, лейтенант. Пусть врачи закончат, — гвардии майор Ганин говорил вполне убедительно.

— Как она?

— Проставься тем двум сержантам. Они протаранили джипом самолёт, оттолкнув его от разлитого горящего топлива. Потом один запрыгнул на капот и разбил кабину кувалдой. Они вытащили её, когда она ещё была в сознании. И так же через огонь проехали обратно. Уверен, что гвардии капитан Литвяк почти не пострадала, в отличие от машины. Вон и врачи руками машут. Иди.

— Лейтенант Эдвардс? Она зовёт вас.

— Что с ней, доктор?

— Надышалась дыма, мы подали ей кислород. Промыли глаза – туда попали частички сажи и есть подозрение, что роговица поцарапана. Надо будет ещё проверить. Незначительные ожоги на руках, но они хорошо лечатся. Я больше беспокоюсь за голову. Она сильно ударилась в кабине и повредила лоб. Шрамов там добавится. Похоже, раньше она уже разбивала "Яки". Есть серьёзное сотрясение, она вышла из строя не менее чем на неделю. Вы можете пойти к ней, но многого не ожидайте. Из-за сотрясения она несколько не в себе. Мы отвезём её в госпиталь и оставим там, пока не будем уверены, что ей не станет хуже. Сделаем рентген головы, чтобы проверить, нет ли повреждений костей черепа.

— Спасибо вам, доктор!

— Вон тех сержантов благодарите. Я не видел ничего столь же смелого, как их поступок. Теперь быстро поговорите со своей девушкой, и мы её забираем.

— Миша, я облажалась, — потом Лиля вспомнила, с кем говорит. — Ошиблась, то есть. Я собиралась застрелиться, чтобы не гореть заживо.

— Я знаю. Как ты думаешь, зачем мне пистолет? — он похлопал по "Кольту 1911" в подмышечной кобуре. — Явно не для того, чтобы расстрелять из него всю гитлеровскую армию.

Эдвардс присел и взял её за руку. Перчатки защитили пальцы, но на запястьях была несколько мелких ожогов.

— По крайней мере, ты в безопасности. Доктор говорит, у тебя сотрясение, но всё будет в порядке. Они оставят тебя в госпитале.

Он посмотрел, как её укладывают в машину и увозят в госпиталь авиабазы. Теоретически это было американское учреждение, но у русских, при некоторой примитивности медобслуживания, оказалось удивительно много людей, обученных оказанию первой помощи. Поэтому лёгкие травмы и первичная обработка сами собой перешли к русским, а американские госпитали принимали более тяжёлых пациентов. Как только скорая покинула полосу, Эдвардс вернулся к непонятным сержантам.

— Даже не знаю, ребята, что вам сказать. "Спасибо" кажется совершенно недостаточным.

— Это наша работа, сэр. Я сержант Кидд, а это сержант Уинт. Мы "Морские котики", наша часть задачи в том, чтобы найти и передать другим наилучшие способы спасения экипажей из аварийных самолётов. Сегодня мы поняли, что кто бы ни проектировал Як-9, он очень не любит лётчиков. Из него почти невозможно выбраться, не пострадав.

— Сегодня нам повезло, — Уинт поднял глаза от заметок. — У этой толстой лётной куртки с большим смешным воротником огнестойкость даже лучше, чем у наших рабочих комбезов. Гвардии капитану Литвяк хватило силы духа поднять воротник и прикрыть лицо. Мы это записали как первый совет. Второй – если подбит на "Яке", не жди и прыгай. А то с двумя баками по бокам и одним впереди очень быстро поджаришься.

— А ведь я вас знаю, — вспомнил Эдвардс. — Вы написали брошюру, "Как сбить "Тандерболт". Практическое пособие". Она спасла не одну жизнь.

— Рады слышать, — смутился Кидд. — Если вы хотите знать, как нас отблагодарить, то… в общем, это и так очень важная работа правительственного уровня. У нас есть всё что требуется. Но мне и Уинту нужно попасть в Железногорск. Мы должны были явиться туда ещё несколько дней назад. Люди, заведующие Воздушным Мостом, беспокоятся, что может произойти авария перегруженного C-54. Хотят заранее знать, что сделать, если это случится. А мы до сих пор тут сидим, но уже отвадили двоих от этого самолёта. Одного генерал-майора, и какого-то капитана второго ранга британского флота. Генерал с понятием, просто пожелал нам удачи. А британец взбесился. Вряд ли он нам такое простит.

— Дорогая, я дома, — Уильям Эдвардс бережно повесил уличный плащ. Когда появилось нормирование одежды, он сразу понял, что нового долго не увидит. За плащом последовала шляпа.

— Пришёл пакет из России, — Элис Эдвардс положила конверт прямо на столик прямо перед собой, чтобы они могли открыть его вместе. У неё было ощущение, что там есть фотографии новой девушки их сына. Персоны, к которой мать всегда будет относиться с подозрением. Она уже проверила заклейку. Её сердце перестало колотиться, едва она увидела пометку, что всё в порядке. Уильям открыл пакет и вытряхнул содержимое. На столик выпало длинное письмо. Они его внимательно прочтут, прежде чем положить к остальным. Между двумя тонкими дощечками было зажато несколько фотокарточек. Уильям, несостоявшийся плотник, сразу отметил красивый, причудливый рисунок и узнал превосходную сибирскую сосну.

— Ой, ну разве она не симпатяжка? — воскликнула Элис, взяв фотографию. На снимке Лиля выбиралась из кабины своего "Яка", смотря прямо в камеру.

— Кажется, хорошенькая.

Про себя Уильям в этом усомнился. Во всяком случае, под мерки американского среднего класса она не подходила. На войне женщина не может выжить, оставшись "хорошенькой". На другом фото, сделанным профессиональным фотографом крупным планом, она выглядела не просто симпатичной, а действительно красивой. Одновременно камера передала её безжалостный взгляд. Не хотел бы я, чтобы за мной такая охотилась.

— Хорошие снимки. А вот Монти в своём "Тандерболте". Пожалуй, я покрою эти дощечки лаком и сделаю из них рамки для снимков. Мы поставим их на камин, по бокам от часов.

— Отличная идея! Как думаешь, Билл, мы её увидим?

— Конечно. Он привезёт её, как только получит достаточно длинный отпуск, — Уильям сознательно лгал. Его захлестнули воспоминания об окопах Первой мировой. Мы никогда не увидим нашего сына и его девушку. Русский фронт поглотит их так же, как в 1917-м окопы поглотили детей моего возраста. Другое поколение, враг тот же. Во имя всего святого, давайте на этот раз добьём его! — Давай послушаем радио, пока ужинаем, а потом я сяду за верстак и сделаю рамки.

Жена улыбнулась и пошла готовить. Она ещё не совсем привыкла к нормированию, но обоснованно гордилась тем, что даже в таких условиях у неё получались вкусные и сытные блюда. С кухни было слышно, как повизгивает и хрипит настраиваемая радиола.

— …Мы прерываем эту программу для передачи спецвыпуска новостей. На русском фронте, германская армия убила четыреста восемьдесят шесть американских солдат, взятых в плен около города Канаш. Среди мёртвых есть четыре женщины, армейских медсестры. Президент Рузвельт объявил день траура по нашим соотечественникам. Американские войска, продвигающиеся на Калинино во время контрнаступления в Чувашии, обнаружили брошенные на поле тела. Передаём слово Вашингтону.

Заговорил другой диктор.

— Пока не известны подробности случившегося, но официальное заявление ожидается через несколько минут. Белый дом подготовил краткое изложение для репортёров, зачитанное Стивеном Эрли, пресс-секретарем президента. Пожалуйста, подождите… Нам только что сообщили, что части Экспедиционных войск во время наступления в Чувашии захватили большое количество немецких армейских грузовиков, замаскированных красными крестами, но загруженных топливом и боеприпасами. Передаем слово местным радиоузлам, но как только появятся новости, мы выйдем в эфир.

— Ох ничего себе… — Элис, услышав это, едва не выронила блюдо. — И что теперь, Билл?

— Теперь нам лучше бы закончить войну совсем. Не так, как в прошлый раз.

— Мы можем пересесть ближе к экрану? А то у меня глаза устали, — Энни Нельсон прибегла к обычной девичьей уловке, не желая оставаться на задних рядах.

Рэймонд Сирли мысленно поднял брови и покорился неизбежности. Может, на следующем свидании. Когда они уселись, свет потускнел, но фильм не начался. Вместо этого на сцену вышел управляющий.

— Дамы и господа, мы только что получили ленту кинохроники из России. Правительство просит, чтобы её показали немедленно. Мы сами ещё её не видели, но, учитывая недавнее объявление по радио, догадываемся, что там.

Проектор щелкнул и затрещал. На экране появилось изображение – участок поля с высоким каменным забором. Рядом стояли армейская техника, грузовики, танки. Русские и американцы сосредоточились у входа. Там же были видны и местные мирные жители. Голос комментатора звучал похоронно.

— Дамы и господа, я никогда не думал, что буду озвучивать такую новость. Мы находимся на Русском фронте, в Чувашии, в местности, называемой Колхозный проход. Здесь были обнаружены тела четырехсот восьмидесяти шести американских мужчин и женщин, взятых в плен в городе Канаш. Их расстреляли войска СС, — диктор заволновался. — Нет. Увы, но я не могу назвать их войсками. У солдат есть чувство благопристойности, чувство собственного достоинства. Они уважают своих противников даже во время боя. У тех, кто в ответе за эту резню, нет чести. Они не заслуживают звания солдата, и я сомневаюсь, можно ли их считать мужчинами. Здесь собрались настоящие мужчины, которые собирают тела в машины скорой. Здесь наши русские союзники: солдаты, партизаны и гражданские лица. Есть добровольцы из Красного Креста.

Комментатор отодвинулся в сторону от съёмочной группы. Они пошли ко входу. В объектив камеры попали груды тел на траве. В зале у всех перехватило дыхание от такого ужаса. Мёртвых осматривали медики, фотографировали, проверяли документы и жетоны, затем укладывали на носилки и укрывали одеялами. Когда первое тело выносили из ворот, из-под одеяла выпала рука, пальцы свесились в грязь, скользя по ней. Подбежала русская женщина и подняла руку. Зрители ожидали, что она просто уложит её обратно под одеяло, но вместо этого шла рядом до самого грузовика. Когда носилки загрузили она вернулась к воротам. Там уже образовалась цепочка, и каждое тело сопровождала кто-то из русских женщин, держа за руку до самой машины.

— Дамы и господа, у меня нет слов для того, что мы здесь видим. Я слышал о подобном, но воочию увидеть сотни убитых наших… Не знаю, что сказать. Теперь мы видим, что русские выносили два с половиной года. То есть, конечно, мы знали, но не понимали. Только сейчас, увидев это, поняли. Мы думали, что с нами такого не произойдёт, что с нами будет как-то по-другому. Оказывается, вовсе нет. Нацисты сделают то же самое и с нами. Простите, я не могу продолжать.

Вероятно, чтобы сгладить потерю самообладания комментатором, оператор объективом приблизил чьё-то тело, которое готовили к укладке на носилки. Человек лежал лицом вниз, прикрыв голову руками, и птицы до него не добрались. Когда санитары перевернули его, черты лица стали ясно видны.

— О боже, это же мой младший брат Джин!

— Точно, Рэй. В школе я играл с ним в одной футбольной команде. Несомненно, это Джин.

До этого хронику смотрели в мёртвой тишине, но она взорвалась гневом, когда одного из убитых опознали. По залу прокатилось рычание мужчин и плач женщин. Когда под конец фильма оператор заснял медсестёр, управляющий всерьёз опасался, что случится бунт.

— Прошу вас, тише. Мы собирались показать романтическую комедию "Небеса могут подождать" с Доном Амиче и Джиной Тирни. Но после такого… мы просто не можем. Управляющий запнулся и собрался с мыслями только через минуту.

— Мы вернём деньги за билеты.

— Купите на них облигации военного займа, поддержите американский легион. — сказал тот же голос, который подтвердил личность Юджина Сирли, и его поддержали дружным рёвом.

— Конечно, — управляющий повернулся к секретарю, которая как раз поднималась на сцену с листком бумаги. Бегло прочитав его, он сказал:

— Это от владельцев. Они говорят, что все сегодняшние сборы в сети их кинотеатров будут переданы в фонд военных облигаций. Копилки поставили в фойе.

Когда Рэй Сирли и Энни Нельсон вышли из зала, в фойе уже было полно людей, вытряхивающих свои кошельки в ёмкости для денег. Энни взяла мелочь, выданную матерью на такси – на тот случай, если свидание пойдёт не по плану – и добавил их в общий котёл. Большинство женщин сделали так же. Вдруг толчея прекратилась из-за раздавшегося завывания пожарной сирены. В кинотеатр вбежал командир добровольной дружины.

— Все наши на выход. Кто-то только что бросил три бутылки с бензином в "Бакалею Шрайнера".

Парни переглянулись. Хельмут Шрайнер был иммигрантом и видным членом Германо-американского союза288. Даже после того, как началась война, он продолжал высказываться, что большевики – враги, а американцы должны объединиться с Рейхом против них. Так что никто не удивился. Командир, поняв по лицам нежелание тушить пожар, вздохнул.

— Поехали уже. Огонь может перекинуться на другие дома.

Это подействовало. Через дорогу от горящего склада находился призывной пункт, открытый специально для многочисленной молодёжи, желающей пойти добровольцами на фронт. Рэй Сирли записался на лётную подготовку и через несколько минут вышел с готовыми документами в руках, чтобы проводить Энни домой. Они отдали все карманные деньги на облигации, и теперь придётся идти пешком.

Хельмут Шрайнер с женой и детьми сидели на тротуаре, слабо освещенном огнём пожара, пожирающего их бизнес. Они жили прямо над складом, и зажигалки уничтожили всё их имущество. Несколько парней с этой же улицы надвигались на них с бейсбольными битами и арматурой. Полицейский Натаниэль Мэлоун преградил им путь.

— Отойдите. Вы не можете так поступить.

— Нейт, ты сам видел, что сделали колбасники. Это расплата.

— Я не сказал, что вы не должны разбить им головы. Я сказал, что вы не можете. Убирайтесь.

На мгновение ему показалось, что они проигнорируют приказ и заодно отметелят его. К счастью, они отступили, бросив оружие и скрывшись в тени. Мэлоун огляделся. Обстановка, тем не менее, грозила бунтом. Он тяжело посмотрел на Шрайнеров, как никогда ощущая вес пистолета на одном бедре и дубинки на другом.

— Вам нельзя здесь оставаться. Я отведу вас в участок и закрою в предвариловке.

— За что нас арестовывать? Мы невиновны, — Шрайнер был в ярости.

Натаниэль придавил его взглядом.

— Вовсе нет.

Раннее утро было любимым временем рейхсмаршала Германа Геринга. Он мог в тишине обдумать беспокоящие его вопросы. С утра, в одиночестве, не заботясь о том, что неизбежные посетители используют его размышления в собственных целях. Самое главное, в покое его не тревожили старые раны, и не требовался оглушающий сознание наркотик290. Он слишком хорошо знал, что весь день так не продлится. При движении боль будет нарастать, и ему придётся принять морфий. Разум помутится, но боль всё равно станет сильнее, дозу потребуется увеличить. Вскоре он потеряет способность к осознанным действиям, и персонал пустится во все тяжкие, прикрываясь властью рейхсмаршала.

Одна из горничных бесшумно, чтобы не беспокоить его, вошла в комнату. Домашняя прислуга очень хорошо относилась к нему. Это поразило бы тех, кто знал только публичный образ Геринга как основателя Гестапо, организатора концентрационных лагерей, создателя системы рабского труда, не говоря уже о потрясающей тяге к собирательству предметов искусства. Но они никогда не видели другую его сторону. Рейхсмаршал был приветливым, внимательным и щедрым работодателем, который старался изо всех сил заботиться о своих людях. Родители одной из горничных пытались купить дом, и один особо въёдливый чиновник постоянно ставил им препоны. Геринг решил вопрос, собственноручно подписав документы на ссуду. Чиновник, увидав его подпись, обмочился.

— Ваш завтрак и газеты, герр рейхсмаршал, — она поставила возле него поднос, улыбнулась и быстро вышла.

Геринг не спешил начинать день. Он съел яичницу-болтунью, выпил чай, и только потом посмотрел на первую из его газет. Одна из самых крупных тайн Рейха была в том, что рейхсмаршал питал необыкновенную склонность к чтению Wall Street Journal. Добыча свежего экземпляра становилась настоящей военной операцией.

Через десять секунд после того, как он взял газету, на его лице отразилось такое, что никто из персонала не усомнился бы – Геринг узрел обвинение в самом ужасном из возможных преступлений. И ещё во многом сверх того. Об этом говорило всего одно слово, "УБИТЫ", напечатанное жирным шрифтом. Снимок под ним всего лишь добил недавнее утреннее спокойствие.

Почти всю газету занимал рассказ о случившемся, большая часть корпоративных и экономических новостей исчезла. Это его не удивляло. Промышленность перешла на военные рельсы, и почти все сведения попали под гриф. Геринг с ужасом читал подробности немецких злодеяний. Лётчики сознательно расстреливали тех, кто выпрыгнул с парашютом; спасшихся выслеживали и захватывали на земле, жестоко допрашивая и затем убивая. От расстрела отдельных попавших в плен солдат до уничтожения без разбора целых сдавшихся частей. Использование маркировки Красного креста для скрытного провоза боеприпасов, топлива и других военных грузов. Вовсе не это встревожило его. С первого дня "Барбароссы" это было нормальным состоянием дел в России. И не количество убийств. Его собственный личный счет уничтоженных политических врагов изрядно превышал названное в газете число. Рейхсмаршала подкосила откровенная глупость резни. Проклятье! Если я вижу, что это предельная глупость, почему они не увидели?

Когда-то давно, ещё до того, как его здоровье покатилось под откос, Геринг был увлечённым охотником. Однажды утром, сразу после рассвета, он шёл по лесу Шорфхайде. Сгустился необычно плотный туман. За несколько секунд погода изменилась от обычных сумерек, тёмных, но прозрачных, к непроглядной белой пелене. Можно было врезаться в дерево, не видя его до последнего момента. За несколько минут он безнадежно заблудился, рискуя сорваться с утёса или скатиться со склона. Он брёл через лес, собирая все сучья и коряги, и с трудом подавлял подступающую панику. И вдруг солнце прорвалось сквозь туман. Лес внезапно стал совершенно прозрачным. Можно было разглядеть отдельные капельки воды на листьях и крошечные радуги, возникающие вокруг каждой капли. Его бесконечно восхитили эти мгновения кристальной ясности, возникшие из пелены рассеивающегося туманного покрывала.

Теперь это случилось снова. Геринг почувствовал, что облака отпрянули от его разума, и он увидел все окружающее с безжалостной ясностью. Он понял, что происходит. Когда-то один из врачей сказал ему, что это рано или поздно произойдет. Его посетит момент совершенного прозрения, в котором он увидит всё вокруг, включая себя прошлого и настоящего в истинной сути. То же коснётся и людей рядом с ним. Он увидит и их, и отношение к нему самому. Безоблачное наркотическое видение позволило глубоко постичь истины, так долго ускользавшие от него. Доктор Эрхард Ветцель предупредил его, что однажды такой момент наступит. Он сказал, что это мозг в последний раз взывает о помощи, прежде чем разрушение примет необратимый характер.

Геринг внезапно почувствовал чьё-то присутствие в комнате. Это был молодой человек в старомодной форме пилотов Первой мировой. Его лицо было искажено презрением и брезгливостью. Рейхсмаршал понял, что видит самого себя, каким он когда-то был – молодого и успешного лётчика-истребителя на Западном фронте. И теперь смотрел на себя его глазами. Болезненно страдающий ожирением, напыщенный, высокомерный, некомпетентный хвастун, втайне презираемый профессиональными коллегами. Короче говоря, зрелище то ещё. Будь он сейчас тем самым молодым лётчиком, сделал бы из этой туши отбивную. Понимание этого заставило его принять решение.

— Найдите доктора Эрхарда Ветцеля и привезите его в Каринхалл.

Приказ по телефону прозвучал ясно и строго, чего оператор не слышал уже довольно давно.

— Он уже здесь, герр рейхсмаршал. Принимает домашнюю прислугу, гостей и местных жителей.

— Тогда отправьте его ко мне. Немедленно.

Несколько минут спустя доктор Ветцель почтительно постучал в дверь, и сразу услышал "Входите".

— Доктор, как вы однажды сказали, у меня настанет момент прозрения, и это будет моим последним шансом. И я хочу воспользоваться предупреждением. Мне нужна ваша помощь.

— Буду честен, герр рейхсмаршал. Ваше нынешнее состояние намного хуже, чем тогда. Мы можем опоздать. Но даже если это не так, нельзя впустую терять время. Чтобы устранить основную причину ваших проблем, нужна операция, которая исправит последствия ранений 23-го года. И надо знать, чем вас пичкал шарлатан Брайтбарт.

— Дигидрокодеин.

— И?.. Признаки, которые вы описали, подразумевают целый коктейль. Требуется выяснить, что там ещё было намешано.

— Это просто. Он скажет сам.

Десять минут спустя образец наркотической смеси отправился в лабораторию для анализа, Геринг – на ежедневное утреннее совещание, а доктор Брайтбарт – на Русский фронт.

Войдя в конференц-зал, рейхсмаршал посмотрел на собравшихся.

— На повестке у нас всего два пункта. Первый. Меня некоторое время не будет, из-за неурядиц со здоровьем. Вместо меня останется генерал-фельдмаршал Мильх291. Генерал истребительной авиации Галланд292 и генерал-полковник Йешоннек293 консультируют Мильха по вопросам, касающимся истребителей и бомбардировщиков соответственно. Генерал-лейтенант Херрик, ваш отчет насчёт системы ПВО Рейха весьма интересен. Составьте план по его внедрению и представьте генерал-фельдмаршалу Мильху. А теперь переходим ко второму, более важному вопросу. Какие оправдания вы найдёте этому?

Геринг бросил газету на стол.

— Дольфо, что сделали ли бы вы, получив приказ расстреливать пилотов, выпрыгнувших с парашютом? Или убивать их на земле потом?

Галланд вскочил, его голос окрасился негодованием.

— Я никогда бы не повиновался такому приказу. И сделал бы всё возможное, чтобы и другие ему не следовали.

Геринг коротко, но весомо кивнул.

— И я сделал бы так же. Поведение, описанное здесь, отвратительно и глупо. А что скажете на остальное?

Он долго слушал отговорки и оправдания. Некоторые из них оказались вполне убедительными, в том числе от СС и представителей армии. Слушая убежденных в своей правоте военачальников, он понял, что они совершенно не осознают природу их нового врага. Наконец, рейхсмаршал оглушительно хлопнул рукой по столу, заставив всех замолчать.

— Дольфо, вы займётесь искоренением такого… поведения. Расстреляйте несколько командиров эскадр, если в них бывали подобные случаи. И чтобы ни один из тех, кто балуется этим, не получил титул "эксперта".

Геринг обернулся и пошагал из конференц-зала, но у двери остановился, и прошипел:

— Вы проклятые тупицы! Я представить не могу, что привело бы американцев в большую ярость, чем выходка с массовым убийством невооруженных пленных и расстрел беспомощного экипажа, покинувшего машину. Они никогда нам этого не простят. Сейчас дремавший великан проснулся и полон жаждой мести.