Казанские "Тандерболты"

ГЛАВА 7 ОБРАТНЫЙ ПУТЬ

Вой сирен воздушной тревоги был внезапным, но вовсе не неожиданным. Вдоль всей вереницы машин и другой техники, скопившейся на восточном берегу Волги, люди разбегались по местам согласно боевому расписанию. Стволы зениток вздымались в небо. Немецкие истребители-бомбардировщики не первый раз налетали на войсковые колонны, и точно не последний. Но каждый раз они наталкивались на всё больший отпор, и их потери росли. Танки и грузовики несли крупнокалиберные пулемёты. Полугусеничные БТР пехотинцев порой и вовсе три. Опыт – великое дело.

Когда зазвучали сирены, вдоль длинной цепочки танков и грузовиков пробиралась небольшая колонна из пяти машин. В центре ехал разведывательный броневичок M-20168 с двумя генералами в нем – русским и американским. Перед ним и позади шли два полугусеничника, каждый со счетверённым крупнокалиберным пулемётом. Головным и замыкающим были броневики M-8169. Реакция войск на пути этого конвоя случалась разная. Кто-то считал, что эти машины привлекут внимание и оттянут огонь на себя, кто-то – что немецкий самолёт просто попадёт в генералов, а не в них.

Клубящиеся дымные облака, подсвеченные оранжево-красным, отметили первые разрывы. И войска на дороге понимали, что это означает. Немецкий самолёт поразил один из трех небольших пунктов погрузки. Там люди и техника собирались на плоскодонных паромах для переправы. Пока их не заменят, скорость прибытия пополнений ещё больше упадёт. Для кого-то, тем не менее, такое событие было в некотором смысле радостным – все знали, что немцы при атаке делают всего один заход и сразу убираются обратно на запад.

Тем временем, сквозь дым от пожарищ и разрывов бомб появилась шестёрка Bf.110. Четыре неслись над самой дорогой, обстреливая колонны из носовых установок. И ещё два держались выше и позади штурмовиков, очевидно, прикрывая их от атаки с воздуха. Казалось, их опутывает конус оранжевых вспышек и искр – по самолётам били крупнокалиберные пулемёты с каждой машины. Рядом со 110-ми лопались клубки бурого дыма от разрывов снарядов тяжёлых зениток. На восточном берегу Волги располагалось шесть американских дивизионов, расставивших свои орудия вокруг портов Казани. У русских там тоже стояли собственные подразделения, сейчас добавлявшие заградительного огня в и так потемневшее от разрывов небо.

И зенитки уже взяли свою дань. Изначально 110-х было восемь, но двоих сбили, а за третьим потянулись жирные чёрные следы масляного дыма от двигателей. Пилот определённо терял управление, но для прыжка высоты уже не хватало, и всё что ему оставалось – убраться подальше от дороги и отыскать место, где можно шлёпнуться на брюхо. Никто в здравом уме не станет садиться поблизости от войск, которые только что бомбил и обстреливал. Подбитый самолёт уполз довольно далеко вдоль Волги и скрылся из виду, хотя на том участке западного берега немцев не было.

Другие три штурмовика стремительно приближались. Грохот крупнокалиберных пулемётов нарастал и достиг пика, когда они пронеслись над головами в рёве двигателей и выстрелов. Раздались взрывы 50-кг бомб, сброшенных на колонну. Затем всё прекратилось, самолёты ушли, и над дорогой повисла тишина. Её нарушало только потрескивание пламени горящих грузовиков и перекличка людей, которые выносили раненых к санитарам.

— Где, блядь, наша авиация? — вызверился американский генерал на замеченного полковника ВВС.

— Сэр, погода проясняется с запада. Это означает, что авиабазы колбасников уже работают, а над нашими обстановка ещё сложная. Через три или четыре часа развиднеется окончательно, то есть как раз к сумеркам. Темнота будут идти с востока, то есть могла бы сработать на нас, но не сегодня. Самый близкий аэродром, на который мы можем рассчитывать, 108-й здесь в Казани, а "Тандерболты", базирующиеся там, сейчас возвращаются от Москвы.

— Они должны поддерживать наши войска на линии фронта, — генерал был более чем уверен в этом.

— Поэтому сейчас идёт реорганизация. Тактическая авиация, B-26, A-20 и P-39, переходит в 9-ю авиадивизию. Они будут заниматься поддержкой. Два бомбардировочных крыла B-17 и истребительная группа P-47 объединяются в 8-ю авиадивизию. Это стратегическая авиация. P-38 и F-5 делятся между ними поровну.

Офицер связи ВВС понимал, что под ковром продолжалась борьба за то, как должны развиваться воздушные силы армии. Разделение на две дивизии всегда предполагалось, так или иначе, но делёжка ресурсов в какой-то момент привела к практическому результату.

Слушая этот разговор, генерал-полковник Конев поражался тому, как щедро американцы вливают средства в войну. Казалось, их национальный девиз – "Зачем выбирать?". Столкнувшись с необходимостью выбора между фронтовой и стратегической авиацией, они обеспечили и ту, и другую. Наземная армия, встреченная на пути, была ещё одним примером. Когда американцы начали выводить силы на Волжский фронт, рассчитывалось, что их подразделения будут по размеру такими же как русские или немецкие. Поэтому транспорт и средства обеспечения запланировали исходя из этого.

Однако сегодняшняя поездка показала ему, что они ошибались, и результатом были постоянно задерживающиеся конвои. Американские подразделения оказались втрое больше своих русских эквивалентов и вдвое – немецких. Еще более поразительным стала полная механизация. В американской пехотной дивизии танков насчитывалось больше, чем в немецкой танковой, и больше артиллерии, чем в немецком корпусе. Дать орудия командованию дивизии или корпуса? К чему выбирать? Дайте обеим, да побольше! Как только американцы разберутся в собственной системе управления, расстреляют нескольких идиотов и наберут практический опыт, всё у них пойдёт как надо.

К таким размышлениям Конев пришёл в итоге событий и новостей последнего часа. Партизаны передали первые доклады о результатах воздушного налета на Москву. Радиопередачи с оккупированной территории были чрезвычайно рискованным делом. Их устраивали только когда требовалось сообщить по-настоящему важные сведения. Немцы слишком быстро перехватывали сигнал и пеленговали рацию. Но передача дошла, и Конев задумался, сколько партизан погибло, чтобы обеспечить её.

Бомбардировщики полностью разрушили две сортировочных станции в Москве и разнесли самый большой паровозостроительный завод в стране. Пройдёт не один день, когда немцы смогут восстановить взорванные пути – а Москва была единственным железнодорожным узлом, через который снабжается армия, атакующая Чувашский плацдарм. Как только фашисты израсходуют наличные боеприпасы и сожгут топливо, окажутся на бобах. Замечательно. Американцы вывели из игры целый армейский корпус гитлеровцев, не стронув с места ни одного наземного подразделения. Ценой всего семи "Летающих Крепостей" и части их экипажей они накинули петлю на шею значительной части фашистской армии.

M-20 ехал дальше вдоль длинных цепочек грузовиков и танков, остановившихся на дороге. Конев смотрел на своего напарника, отмечая его угрюмый вид, доходящий до состояния грозовой тучи. Гнев буквально искрился вокруг него. Очень интересно. Я ещё не видал, как выходит из себя американский генерал. Он найдёт тех, кто, по его мнению, саботируют обеспечение боевых действий, или придумает что-то более дельное? Зачем выбирать? Возможно, он сначала придумает, а потом расстреляет тех, кого найдёт.

Переправа перед ними могла обрабатывать только один паром за раз, и он уже был занят одним из четырёх танков, готовых к погрузке. Экипаж перемещал ещё два по замысловатой траектории, явно намереваясь запихнуть и пятый. Их усилия осложнялись нервной лошадью, которая танцевала и вставала на дыбы в самом начале погрузочного пандуса. Трое солдат пытались успокоить её, но безуспешно. Американский генерал вылез из броневика и поднялся к грузовым мосткам.

— Кто здесь главный?

Простой вопрос был задан настолько лютым и ядовитым тоном, что у повидавшего всё тридцатилетнего унтера подогнулись ноги и ему пришлось сесть.

— Я, сэр, — ответил молодой офицер, новенький, явно ещё не понимающий, кто перед ним и почему так рычит.

— Тогда объясни мне, что, блядь, здесь творится?..

Голос генерала был чуть тише настоящего рёва, но совсем ненамного. Офицер побледнел и отступил, но это не сильно ему помогло.

— …и что эта ёбаная лошадь делает на пароме?

— Приказ генерала Фредендаля, сэр. Он потребовал, чтобы его лошадь перевезли прямо на следующем пароме.

— У нас здесь тридцатикилометровая колонна танков, техники и людей, которых обстреляли из-за этой ёбаной лошади!

На этот раз генерал взревел в полный голос.

— Там на дороге есть чьи-то дети, погибшие из-за тебя. Ты пойдёшь рассказывать их родителям, что их сын умер из-за лошади? Я покажу сейчас, как решаются такие вопросы.

Генерал выдернул из кобуры армейский "Кольт", тщательно прицелился в звёздочку на лбу лошади и выстрелил. Она рухнула замертво, но по наблюдавшим за этим людям прошелестел одобрительный ропот.

— Разделай её и раздай мясо гражданским, всем кто захочет. И почему паром ещё здесь?

Офицер, отвечающий за погрузку, смертельно побледнел и очень захотел очутиться подальше отсюда.

— Сэр, генерал Фредендаль прочитал, что паромы рассчитаны на пять танков, и приказал, чтобы ни один не отправлялся без полной нагрузки. Требуется десять минут, чтобы закатить первые четыре, и час или больше, чтобы устроить место для пятого.

Генерал посмотрел на реку. Кроме верениц техники, ждущей погрузки, впустую простаивали и паромы. Во время последнего налёта утонули два, и ещё три были повреждены.

— С этого времени ни один паром не задержится под погрузкой дольше десяти минут. Если он не будет полностью загружен, отправляй как есть.

— Но приказ генерала Фредендаля… Он сказал, что отдаст меня под трибунал… — офицер замер, уставившись на ствол револьвера, указывающего точно на его лоб. Он никогда раньше не представлял, насколько велик 45-й калибр170, и к нему пришло внезапное понимание, что могла чувствовать лошадь.

— У тебя есть выбор. Трибунал от имени Фредендаля, или на корм осетрам. Отправляй, блядь, паром!

Офицер сошёл с палубы и дал отмашку. Следующий паром переместился под погрузку, принял четвёрку "Шерманов", и всего через восемь минут отбыл. Его место занял другой, на который поползли полугусеничники. Американский генерал отошёл к броневику под ликование, раздающееся от длинной колонны, которая наконец-то начала двигаться, так как паромы шевелились всё быстрее.

Генерал-полковник Конев посмотрел на своего попутчика с новым интересом.

— Похоже, товарищ Георгий, вы преуспеете на Волжском фронте.

За время полёта над западным берегом Волги гнев Эдвардса переродился в ледяную ярость. Теперь, сидя напротив инструкторов, он даже не осознавал, что в третий раз рассказывает историю гибели Джексона, случившейся одновременно с тем, как сам он меньше чем за минуту сбил двух немцев. Тем не менее, инструкторы тщательно отмечали каждую подробность и сравнивали детали рассказов. Они не искали противоречивости, просто незначительные различия лишний раз подтверждали уже услышанное. Доказательств искомого хватало, и теперь можно было вернуться к предмету разговора.

— Лейтенант, у нас есть подобные отчеты 4-й и 56-й групп. Сейчас мы анализируем записи всех фотопулемётов171.

— Я более чем уверен, что они есть на моём.

— Надеюсь, так и есть, но тем не менее. Какие особенности были у тех 190-х, которых вы перехватили?

— Другой окрас. Обычно у 190-х зелёные либо тёмно-серые крылья, а фюзеляж светло-серый и покрыт круглыми тёмно-зелёными пятнами. Эти были целиком тёмно-серыми, со светло-серыми кляксами на фюзеляже. Ещё по сравнению с предыдущими они более вялые.

— Точно "Вепри", версия 190-го в виде ночных истребителей. Их оснастили подавителями выхлопа, чтобы не было пламени, радиооборудованием для слепого полета и усиленным вооружением. 13.2-мм пулемёты в носу и четыре 20-мм пушки MG151172. Первого вы и Андерсон сбили вместе? Ваш рассказ в точности описывает это.

— Так и было. Половина сбитого моя.

— Не вопрос. Второго вы сбили, используя метод наживки. В нём было что-нибудь необычное?

Эдвардс покачал головой.

— Совершенно ничего. Способ очень хорошо работает. Если колбасник клюёт, то умирает. Но я заметил кое-что ещё. Когда 190-й взорвался, сначала оторвалось крыло. Был яркий взрыв с белыми искрами, он и оторвал. А потом взорвался весь самолёт.

Инструктор кивнул.

— И это подтверждается другими. Некая особенность постройки немецких истребителей, которая к этому приводит173. Русские нашли кое-какие обломки, пригодные к изучению, так что до сути мы доберёмся. А пилот третьего 190-го как раз и расстрелял Джексона, верно?

— Да. Я не назвал бы его человеком, — Эдвардс руками показал ход схватки, изображая последовательность своих манёвров, — я хорошо всё видел. Машина взорвалась вместе с ним. Это должно быть снято.

— Не думаю, что понадобится. Мой напарник участвовал в бою и видел все ваши выкрутасы. Считалось, между прочим, что выполнить такой манёвр невозможно. Так что подтверждаем два с половиной сбитых. Ваш общий счёт теперь равен пяти, и вы становитесь первым пилотом-асом "Тандерболта". Ну всё, разговор окончен, можно выпить за победу.

Эдвардс ушёл, но ярость до сих пор не покинула его. Он зашёл в свой кубрик вылезти из пропитавшегося потом лётного костюма и переодеться в простую полевую форму. Задержался только чтобы взять небольшой пакет и направился в офицерский клуб. Дождь прекратился, и солнце пыталось разогнать остатки жидких облаков. В баре пилоты Яков сидели без дела, завидуя, что B-17 и "Тандерболты" бьют фашистов, а они вынужденно сидят на земле, скованные погодой.

— О, Миша! Как успехи?

Эдвардс ответил в тон вопросу.

— Потеряли три "Кувшина" в бою со 190-ми. Сбили одиннадцать. И ещё неизвестно, что у бомбардировщиков и двух других истребительных групп.

— И сколько фашистов сбил ты? — Колдунов явно радовался достижениям 356-й на свободной охоте.

— Два с половиной. Я наконец собрал целый самолёт, — Эдвардс обнаружил, что грубоватая теплота русских постепенно согревает его сердце.

— Поздравляю, братишка! — воскликнул Колдунов. — Значит, у тебя пять сбитых, и тебе полагается орден Отечественной войны174.

— Пять мёртвых фрицев – уже достаточная награда.

Лейтенант оттаивал, но память о его комэске, расстрелянном на парашюте, не отпускала.

Лиля Литвяк, сидевшая рядом, пристально посмотрела на него. Поначалу она подумала, что Эдвардс дразнит русских пилотов своими достижениями, но это не продлилось и секунды. Одного взгляда в глаза хватило.

— Что случилось?

Её голос впервые был наполнен сочувствием вместо обычной мимолётной вежливости или учтивого безразличия.

— Фашисты убили Джексона. Схватка изначально была честной, он атаковал 190-го и так увлёкся, что забыл оглянуться. Ещё один "Фокке-Вульф" зашёл сзади и подбил его. Том прыгнул, но тот урод расстрелял его под парашютом.

Эдвардс снова показал ход боя, двигая ладонями. Когда он описал, как использовал крутящий момент от двигателя, чтобы развернуть "5х5" на хвосте, в баре раздались одобрительные выкрики, от которых вздрогнули стёкла.

— Тот совет, товарищ Лиля, что вы дали, оказался очень полезным. Дополнительное зеркало спасло меня. Возможно, если бы Джексон поставил такое и себе, то был бы жив. Позвольте мне сделать маленький подарок. От одного лётчика другому.

Он вынул пакет и вручил под аккомпанемент одобрительных возгласов. Лиля смущённо порозовела, но открыла его и вынул белый шёлковый шарф. Её глаза широко распахнулись – два метра лучшего американского авиационного шёлка, в тридцать сантиметров шириной. Её собственный, синий в горошек шарф, был сделан из искусственного и порядком истрепался за долгие часы полётов на Як-9175. Она сняла его и обернула новый вокруг шеи, наслаждаясь ощущением гладкой мягкой ткани. В стране, где третий год идёт война, это был поистине царский подарок.

— Выпьем за американцев, которые погибли сегодня, сражаясь за Родину.

Её голос эхом отозвался в клубе. Русские лётчики-истребители встали и молча осушили стаканы, с силой поставив их на столы и стойку.

— Однажды мы их разобьём от всей души, — объяснил Колдунов. — Но сейчас мы не можем позволить себе пожертвовать даже обычным дешёвым стеклом.

— Сапёры разгребли для нас проход, — сказал Кеннеди, направляя ПР-73 к просвету в руинах моста. Одно из преимуществ большого количества наших войск на восточном берегу – множество подразделений, которые можно направить на решение срочных задач. Сапёры подготовили нам фарватер, на поддержку выдвинуты два батальона самоходной артиллерии. Жаль, разведвзвод морпехов не удалось привлечь. Кастер даже извинился. Ему очень понравилась идея речного штурма, но у него появились другие приказы.

— Как колбасники собирались здесь пройти? — при свете дня Том нашёл вид обрушенного Ульяновского моста захватывающим. Он даже прихватил с собой фотоаппарат и снял длинный полузатопленный пролёт. — Шнельботы и, пожалуй, БДБ ещё пролезут, так же как и мы, но никак не пароход.

Лейтенант смотрел на проплывающий мимо берег.

— Или пароход останется здесь, пока меньшие суда пойдут дальше, или вообще все высадятся здесь, под Ульяновском. Определённый смысл в этом есть. Мы, по большому счёту, совершенно случайно заняли берег – так сложились обстоятельства. Колбасникам это не нравится. Они хотят думать, что владеют обстановкой. И этот плацдарм должен чертовски их раздражать.

— То есть мы готовимся начать бой, не зная что там происходит, — Том явно был не рад.

— Знаем. Благодаря партизанам и разведчикам ВВС мы хорошо осведомлены, чем занимаются немцы. Так что почему бы нам не справиться?

Кеннеди уже думал над подобными вещами. Считается, что замысел, предполагающий создание единого разведывательно-аналитического центра, должен сработать. Объедините политическую и военную разведку под одной крышей – и каждое направление закроет пробелы, оставленные другими. Только, если это правда, зачем вообще организовывать единое агентство? Если у нас будет несколько специализированных, изучающих ту или иную задачу с собственных точек зрения, разве они не сделают точно так же? Вот только это не даст моему отцу и Доновану той власти, к которой они стремятся. Они хотят управлять принятием решений, основываясь на данных, добытых под их собственным присмотром. Русские уже распознали опасность такого способа. Чёрт побери, у них, вероятно, случилось то же самое. Наверняка Берия нарвался именно на этом.

— Они у нас на радаре, шкипер, — Магуайр прервал размышления лейтенанта спустя несколько секунд после прохождения моста. — Километров пять, плюс-минус. Большая отметка с четырьмя меньшими перед ней и шестью позади. На мой взгляд, пароход, шнельботы спереди и десантные баржи сзади.

— Уверен? — голос Кеннеди, несмотря на то, что он едва расслышал доклад, был весел. — Ну, пора нарушить их планы. Связь с БК-116 и БК-119. "Товарищи, орудия к бою, крепче кулаки. Для нас есть настоящая работа".

Том перевёл сообщение дословно.

— Шкипер совсем обрусел, — расслышал Кеннеди чьё-то замечание.

— Ну ладно. Достаньте самый большой звёздно-полосатый флаг и поднимите его. Нам не нужен беспорядок. То есть, на самом деле, нужен, но не среди здесь. Или между тут?

— Так точно, шкипер!

Тома за считанные секунды прицепил на растяжку радарной мачты огромный флаг. Рев двигателей, выходящих на полную мощность, прорвался сквозь подводный выхлоп, ПР-73 вырвался вперёд. БК-116 и 119 устремились за ним. Потоки дождя ослабевали на глазах, следом улучшалась видимость. Первые два немецких корабля, проглянувших через туман, оказались лёгкими шнельботами176. Первоначально их разработали для действий со вспомогательных крейсеров, но это оказалось непрактичным, и их отправили на Волгу. Здесь они могли работать на мелководьях, в отличие от своих мореходных собратьев. Они маленькие, верно, и оснащены единственной 20-мм пушкой. На них должны были стоять торпедные аппараты, но вместо них установили оборудование для постановки мин. Вот зачем они здесь – чтобы перекрыть проход у моста, засыпав фарватер.

Первым огонь по ним открыл БК-116. У него были два 45-мм орудия в танковых башнях, 37-мм зенитка и два спаренных 14.5-мм пулемёта в башенках на миделе. Сорокапятка стреляла более лёгкими снарядами, чем трёхдюймовка ПР-73 – два килограмма вместо шести – но намного быстрее, к тому же их две. Кроме того, расчёты прикрывала танковая броня. Когда катер начал стрелять в ответ, Кеннеди успел увидеть алые росчерки рикошетов, прежде чем их перебила вспышка орудийного залпа. Два первых снаряда пролетели мимо, но третий попал точно в мостик. Так как единственная скорострелка шнельбота стояла там же, попадание сразу вывело катер из боя. БК-116, немного довернув, чтобы открыть сектор стрельбы для кормовой башни, в два ствола быстро превратил немца в груду пылающего мусора на воде.

Первая кровь за нами, подумал Кеннеди, и так легко. На малых шнельботах просто негде разместить оружие для достойного ответа. Судьбу первого катера стремительно разделил второй – БК-119 разделал его под аккомпанемент 28-мм скорострелок.

— А это ещё что? — Том, услышав завывание снарядов, бросил взгляд на реку и увидел большие всплески от снарядов. — Точно не 88.

Кеннеди высказал простое предположение.

— 150-мм гаубицы, стреляющие по радарному наведению. Кажется, мы нашли, куда вывели орудия из-под Сенгилея.

— Наш вспомогательный крейсер стреляет.

Оберлейтенант цур зее Оскар Вупперман подумал, что, учитывая завывание снарядов над головой, комментарий несколько излишен. Речной пароход, идущий сейчас за ними, переоборудовали дальше на юге, куда американские бомбардировщики ещё не долетели, затем перегнали в Мордово. Теперь на нём было четыре 150-мм орудия, две 88-миллиметровых зенитки и две счетверённых 20-мм скорострельных пушки. Три орудия установили перед мостиком, чтобы можно было обстреливать цели вдогон. Вдобавок, непосредственно перед включением в конвой, смонтировали систему радарного управления огнём. Вупперман всерьёз рассчитывал, что теперь ему есть чем удивить американские и русские бронекатера.

— LS-9 и LS-12 докладывают – обширные повреждения. LS-9 тонет, команда покидает борт. LS-12 пытается доползти до западного берега и выброситься.

Так, американцы нанесли нам первые потери. На западном берегу LS-12 не спасётся, на этом участке он за русскими. Я так и знал, что от маленьких катеров толку не будет. Но по крайней мере, они вынудили противника раскрыть силы.

— Приготовиться открыть огонь.

Прямо впереди маневрировали три вражеских бронекатера, стараясь увернуться от первых попаданий. По правому борту S-67 уже выстраивал курс для атаки на самый крупный из них, поднявший здоровенный американский флаг. Два БК поменьше подняли "Серп и молот". Впервые вижу иванов и амеров, сражающихся вместе, но это ненадолго – скоро их союз потонет так же, как и LS-9.

Лёгкий шнельбот уже задрал вверх нос и на глазах погружался. LS-12 полз через реку, выбрасывая из повреждённого корпуса клочковатый чёрный дым. Ближе к восточному берегу S-67 вышел в атаку. Он описал дугу, отказавшись от схватки с американским бронекатером, и выпустил из 20-мм пушек несколько очередей по БК-119. Вупперман видел, как рикошетят снаряды. Конечно, теоретически они могли пробить броню. Но на Волге оказалось, что большие углы наклона и постоянное движение цели делает скорострелки шнельботов почти бессильными. А 37- и 45-мм снаряды бронекатеров не встречали препятствий, поражая деревянные кораблики. S-67 мог попасть в незащищённое место БК-119, но вот как раз времени на это у него не было.

В этот момент Вупперман увидел то, чего опасался больше всего. ПР-73 вернулся от стрежня и помог своему русскому товарищу. Из S-67 после прямого попадания выплеснулся клубок пламени. Трёхдюймовый снаряд легко пробил деревянную обшивку и разорвался внутри. Снова броня доказала, что для речного боевого корабля она важнее, чем скорость или торпеды. Американский бронекатер пошёл параллельно S-67, стегая его огнём счетверённых пушек и крупнокалиберных пулемётов. Шнельбот покачнулся от ещё одного сильного взрыва и потерял ход. Очевидно, осколки перебили топливные магистрали дизелей. S-67 вспыхнул по всей длине, и экипаж поспешно покинул его.

Каждая беда даёт новую возможность. Вупперман мрачно подумал, что в этом высказывании есть доля истины. ПР-73, вернувшийся, чтобы отбить БК-119, оставил БК-166 без прикрытия. S-38 мог догнать его, подавить огнём и вывести из строя раньше, чем ПР-73 сможет прийти на помощь. Вупперман глянул на 37-мм пушки, упрятанные в гнёзда на скулах. Теперь на S-38 стояли три таких скорострелки, и корабль прибавил огневой мощи. Оберлейтенант ощутил вибрацию от двигателей, разгоняющих шнельбот.

Само собой, на БК-116 знать не знали об этих доработках. Русский бронекатер развернулся, чтобы встретить S-38, и открыл по приближающемуся противнику огонь из носового 45-мм орудия. Шнельбот накренился и выписал дугу, как будто уворачиваясь от попаданий, но на самом деле – открывая себе удобный ракурс. Как только стрелки смогли прицелиться, русский бронекатер оказался под градом 37-мм снарядов. На них его защита не была рассчитана. Орудия БК-116 замолчали, через многочисленные пробоины вдоль ватерлинии хлынула вода. Когда S-38 закончила разворот, бронекатер уже лёг набок и тонул.

Но радоваться Вупперману было некогда. В самый разгар сражения появилось ещё три БК. Один, самый большой, нёс две длинноствольных трехдюймовки и стрелял из них куда-то в туман, покрывающий реку. Оберлейтенант предположил, что на нём стоит собственная система радарного наведения, и он старается накрыть всё ещё невидимый пароход, превращённый во вспомогательный речной крейсер. 150-мм снаряды то и дело вздымали столбы воды в районе боя. Два других бронекатера были похожи на американские, подобные ПР-73, но иного типа, с короткоствольными крупнокалиберными орудиями. Расчёты ловко управлялись с ними, и первые снаряды уже рушились вокруг S-38. Уворачиваясь, шнельбот проскакивал прямо сквозь водяные всплески. К ним присоединился ПР-73, хотя из-за большого расстояния пока мазал.

Но не его трёхдюймовке было суждено поразить S-38. Шнельбот, идущий на полной скорости и постоянно маневрирующий, слишком близко подошёл к новым бронекатерам. На всех трёх стояли счетверённые 28-мм скорострелки, и они накрыли шнельбот перекрёстным огнём. Хрупкие борта разлетались щепками. S-38 потерял управление и скорость – почти все внутренности получили повреждения, а в экипаже многие были ранены. Катер понесло по течению. Самого Вуппермана посекло окалиной от брони мостика. Она выдержала удары 28-мм снарядов, но разрывы выбивали мелкую стальную крошку, которая летела дальше и нанесла куда больше вреда, чем сквозные пробития. Раны были небольшими, но многочисленными, от них оберлейтенант ослабел и едва смог осознать резкий крен. Он решил, что это ещё одно попадание. Но шнельбот вскоре вернулся на ровный киль, а по палубе стремительно затопотали. Вупперман понял, что команда сейчас в большей опасности, чем когда-либо, но мысли ворочались вяло, и он не мог отдать хоть какой-то приказ. Сил не хватило даже на то, чтобы вскрикнуть, когда люк мостика с силой вырвали с места.

Фигура в проёме красовалась сочетанием американского морского хаки и красной гавайской рубашки. Венчала всё это лихо заломленная офицерской флотская фуражка. Один из рулевых, кто ещё был в сознании, попытался выхватить пистолет, но фигура была вооружена "Томпсоном", и рулевой упал раньше, чем дотянулся до кобуры.

— Лучше бы вам приказать команде держать руки при себе, кэп, — голос человека звучал грохочуще. — Мы захватили палубы и технические отделения. У вас нет сил для сопротивления. Мы порядком обстреляли вашу лодку, прежде чем решили что хватит.

Вупперман чувствовал себя униженным и оскорблённым, но ему пришлось признать неизбежное.

— Оберлейтенант цур зее Оскар Вупперман, шнельбот № 38. Похоже, иного выбора, кроме сдачи, у меня нет…

— Лейтенант Куинтон МакХейл, ПР-109. Сдача принимается. Управление примет старшина177 Боргнайн и отведёт эту лохань в Старый Май. Эрнест, вспомни призовое право, пока будешь рулить.

— Хорошо мы их разделали! — ликовал Том. Но у успеха была и другая сторона. БК-116 затонул, БК-119, чтобы не последовать за ним, вылез на отмель у восточного берега. И только у ПР-73 повреждения оказались незначительными. В то же время, затонуло три шнельбота, а четвёртый захватили.

— Не до конца. Это просто свита. Теперь надо заняться пароходом и десантными баржами, а мы сильно растянулись.

Кеннеди выглянул с мостика. После начала боя видимость улучшилась, и ниже по реке хорошо было видно пароход и несколько БДБ. ПР-57 Дженнингса находился ближе всего, и постреливал по нему из трёхдюймовок. Пока без прямых попаданий, но накрытия уже случались. Напротив, 150-мм орудия, слишком неповоротливые для стрельбы по постоянно маневрирующей цели, напрасно глушили рыбу. Могу поспорить, что пароход вооружили для обстрела берега, а к этой операции привлекли "чтоб был".

— Радио Кауфману и МакХейлу. Приказ – подтянуться к нам, будем вместе атаковать баржи. Дженнингсу – продолжать обрабатывать пароход. Нам ничуть не хочется получить от него случайный снаряд.

Три американских бронекатера быстро выстроились в ряд – ПР-73 в центре, ПР-109 справа и ПР-84 слева. Из-за их спин ПР-57 загонял пароход под западный берег. Кеннеди догадывался, что он вот-вот сядет на мель. И снова русские оказались правы. Малая осадка очень важна для боёв на Волге. Переделка грузовых судов и паромов в канонерки – лишняя трата сил и времени. Даже если на них взгромоздить тяжёлые орудия, маневренность так ограничена, что они не смогут использовать их как следует.

— Шкипер, солнце выходит! — Магуайр указывал вверх. Солнце на самом деле ещё не вышло, но в облаках было яркое пятно. Ливень сменился моросью. Впервые после начала операции Кеннеди видел происходящее на реке своими глазами, а не полагаясь на картинку радиолокации. Его удивило, сколько времени прошло. Солнце ещё не садилось, но до заката оставалось не так уж и долго.

— Всем открыть огонь по ведущей БДБ в правой колонне.

Они шли в две колонны по три, и лейтенант был уверен, что командир десантной группы находится на первой левой барже. Соответственно, с их точки зрения она правая. Трехдюймовка немедленно бахнула, будто расчёт уже всё приготовил, и наводчик держал руку на спуске. ПР-84 выстрелил через долю секунды, и два снаряда легли поперечной вилкой у бортов БДБ.

— Так держать.

Матросы в орудийной выгородке перебрасывались язвительными шуточками, но на темп стрельбы это не влияло. Всплески быстро перешли в накрытия. ПР-109 МакХейла пока не мог вести огонь – на бронекатере стояло старое орудие со стволом в 23 калибра178. С ним легче обращаться, чем с обновлённым 50-калиберным, но короткий ствол сильно срезáл дальность и точность. Лучше бы вместо него всунули ещё одну 28-мм установку.

— Попали! — сквозь грохот орудия прорвался торжествующий вопль. Оранжево-красная искра воткнулась точно в БДБ, и десантное судно вспыхнуло.

— ПР-84 заявляет, что это их снаряд, — скривился Том. — А кто-нибудь видел наши попадания?

— Да какая, чёрт возьми, разница, — раздражённо рявкнул Кеннеди, — пока колбасники тонут, не имеет значения, кто попал.

Он направил бинокль на ПР-109. Бронекатера шли по течению, и сейчас речной пароход, загоревшийся от попаданий ПР-57, стоял к ним бортом. А по борту у него было два 88-мм орудия, для которых теперь открылся сектор стрельбы. Они куда лучше подходили для такого боя, чем 150-мм, и сейчас бодро лупили по ПР-109. Кеннеди видел, как в бронекатер воткнулись не менее двух снарядов. Двигательный отсек задымил, скорость упала.

Расчёт 150-мм тут же воспользовался долгожданным шансом. Уж по неподвижной цели они попадать умели. 45-килограммовый снаряд влетел в ПР-109, мощный взрыв скрыл бронекатер за развесистым фонтаном воды и дыма. Когда он опал, на поверхности не было ничего, кроме редких обломков.

— Вот же дерьмище!

Штабсшарфюрер Йоханнес Готтшальк от души выругался, но это ничуть не облегчило его раздражения от действий американцев. Они всё делали нелогично и неразумно. Почти мгновенное уничтожение одного из бронекатеров главным калибром вспомогательного крейсера должно было вынудить остальные отвлечься на его добивание. В это время десантные баржи проскользнули бы дальше и высадили дивизион на Ульяновском плацдарме. Вместо этого они перестали обращать внимание на тяжёлые орудия парохода и накинулись на караван барж.

Задержался только самый большой БК. Он подошёл почти вплотную, так, что мощные пушки не поспевали поворачиваться. Замысловато петляя, он принялся расстреливать пароход из орудия, пулемётов и многочисленных скорострелок. По надстройке и середине корпуса побежало пламя.

С десантными баржами дела обстояли ненамного лучше. Они бронировались от винтовочного и пулемётного огня, но на прямые попадания 28-мм пушек в упор рассчитаны не были. Их снаряды, заметно более мощные, чем у 20-мм зениток, пробивали БДБ прямо в лоб, там, где находился широкий высадочный трап, и ещё успевали несколько раз отрикошетить внутри перед взрывом.

Готтшальк обратил внимание, что трюм БДБ-253 уже превратился в подобие стока со скотобойни. На транспортной палубе на несколько сантиметров плескалась речная вода с красным оттенком. Их 75-мм орудие, старая, короткоствольная пехотная гаубица, молчала. Едва оно выстрелило первый раз, пулемёты обоих бронекатеров развернулись и свирепо расстреляли установку. Орудие просто скрылось в потоке трассеров. Сейчас оно свесилось на борт, безжизненно глядя стволом в серую гладь Волги. Рядом лежали тела расчёта – второго выстрела никто не успел сделать.

И этого Готтшальк тоже не мог понять. Общеизвестно, что лучший способ вывести корабль из строя – поразить мостик или боевую рубку, и уничтожить тех, кто способен управлять им. Как только это будет сделано, цель станет беспомощной и лёгкой добычей. Американцы же стремительно подавляли любую огневую точку на БДБ, и уже только после того, как баржи не могли отвечать, выбирали другие цели.

Четыре года назад штабсшарфюрер был на совещании, где приглашённые морские офицеры объясняли личному составу 502-го штурмового дивизиона суть и важность их задачи. Они рассказали, что эсминцы и корабли береговой обороны уничтожат любые силы вторжения раньше, чем они пройдут половину пути через Ла-Манш. А тогда у немецкого военно-морского флота ещё не было даже БДБ. Войска переправлялись бы на наспех переделанных речных баржах с надставленным бортом. Флотские мрачно заметили, что эсминцам не потребуется даже стрелять – достаточно пройти поближе и захлестнуть волной. Поэтому крайне важно захватить подходящие аэродромы в южной Англии, перед тем как начнётся морская фаза операции. Затем на эти аэродромы высадится десант, и атакует порты, чтобы корабли КВМФ не смогли выйти.

Тогда эсэсовцы насмешливо отмахнулись от моряков, заметив, что они ни черта не знают об их боевой выучке. Они полагали, будто смогут отбиться от британских эсминцев сами. И сейчас на Волге Готтшальк видел, насколько неправы они были. На бортах БДБ установили пулемёты, но 7.92-мм пули просто отскакивали от бронекатеров, а те в ответ выдавали настоящий шквал огня, и все стрелковые точки мгновенно замолкали. Десантные баржи стали беспомощными жертвами, стаей рыб, вокруг которой всё ближе кружились акулы. Обезоруженные баржи пытались уйти от погони, но у них не хватало ни скорости, ни маневренности.

— Герр штабсшарфюрер, нам нужно немедленно уходить к берегу. Иначе мы нахлебаемся воды посреди Волги и утонем. Тогда погибнут все ваши люди, ещё оставшиеся в живых. Мы к югу от плацдарма, занятого иванами, и западный берег здесь наш.

Готтшальк собирался прочитать моряку доходчивую лекцию о храбрости, однако… БДБ-253 медленно, но верно тонула. Его люди, все как один превосходные пловцы, были увешаны оружием и снаряжением, и с середины Волги никто из них добраться до берега не смог бы. Кроме того, он понимал, что капитан, беспокоясь за всех кто на борту, в первую очередь беспокоился за собственный экипаж. Между делом Готтшальк заметил – бронекатера перестали обстреливать баржи на проходе, легли в дрейф и принялись сосредоточенно топить их по очереди. У БДБ-253 оставался небольшой зазор времени, чтобы вырваться из западни.

— Герр капитан, я думаю, ни одно место в России не может действительно называться нашим. Правьте к берегу, будем высаживаться. Мы сопроводим вас и команду до ближайшей базы.

Двигатели вздрогнули, толкая десантную баржу к западному берегу.

И снова амеры меня победили, злился на себя Готтшальк, переживая горечь третьего поражения.

— Наши минометчики спрашивают, можно ли им попрактиковаться в стрельбе на выбросившейся на берег барже? А то им скучно и одиноко.

Голос Тома был шутливым, несмотря на мрачное выражение лица ниже повязки на оцарапанном осколком лбу. В основном ПР-73 насобирал обычных мелких повреждений от пулемётов и 20-мм пушек, и несколько ранений среди команды. Самым худшим оказался разрыв 75-мм снаряда в воде рядом с бортом. Осколки пробили броню и вызвали течь, но отделение боевой живучести как раз ею занималось. Расчёт миномёта, скорее всего, помогал им, но Кеннеди вполне понимал желание пострелять по настоящей цели. Лежащая на прибрежной мели БДБ – самая что ни на есть настоящая цель, и у нас есть новый тяжёлый миномёт.

— Добро. Я вижу, флаг ещё не спущен, значит можно добивать. Расчёт трёхдюймовки уходит помогать заделывать пробоины, а миномётчики тренируются. Разворотим баржу окончательно, чтобы не встречаться с ней потом.

— Значит, не встретимся. Пли!

Тяжелый хлопок 107-мм миномёта раздался всего через мгновение. Выстрел лёг с изрядным перелётом, на опушке леса позади пляжа. Следующий улетел после некоторой паузы. Уверен, у расчёта лежала мина наготове, но для снаряжения следующей требуется время и участие остальных. Когда стрельба возобновилась, разрывы упрямо возникали вокруг БДБ, отчего некоторые члены экипажа разочарованно вздохнули. Конечно, течение реки и наше собственное движение не добавляют точности, но их влияние не так велико, как кажется. Русские явно сняли эту модель с производства не только из-за малой дальности. Укороченный ствол и уменьшенный заряд приводят к избыточному рассеиванию. Для нас это, наверное, не важно, мы всё равно будем использовать его для освещения. По барже промазали, но хотя бы перепугали тех, кто высадился.

Лейтенант оглядел реку. ПР-109 и оба русских бронекатера затонули. ПР-57 был значительно повреждён двумя попаданиями 88-мм, а по его надстройке прошлась счетверённая 20-мм пушка. ПР-84 получил 75-мм в миномётную выгородку, и вся середина корабля почернела от копоти сгоревших зарядов. Но всё-таки перед ним открывалось лучшее зрелище на Волге с момента начала войны. На север шёл немецкий шнельбот, над собственным флагом которого гордо развевались "Звёзды и полосы". Его радио, видимо, тоже вышло из строя, и он сигналил ратьером.

— Сообщение для коммодора. Это, кстати, ты, Джек. Капитан Боргнайн просит помощи. Он говорит, у "МакХейла" поломка в двигателях. Дизеля отказали, и в Старую Майну его придётся тащить на привязи.

Кеннеди услышал радостные вопли, сопровождавшие название захваченного шнельбота.

— 57-й слишком сильно повреждён. Передай Боргнайну, что их возьмёт на буксир 84-й. Мы единственный бронекатер, сохранивший боеготовность, и нам нужна свобода действий. И примите наши соболезнования в связи с утратой капитана МакХейла.

— Никак нет, Джек. Есть морзянка фонарём, с песчаной отмели по правому борту. Там сидит экипаж БК-119 и нескольких уцелевших со 109-го. Если мы их оставим, колбасники наверняка накроют отмель из орудий.

— Ответь, что мы их подберём.

— Это может быть опасно, шкип. Мы не можем подойти достаточно близко. Там много раненых, они не доплывут.

Кеннеди посмотрел на песчаную отмель, едва проглядывающую из воды.

— Верно. Это сделаем мы. Я сплаваю туда с тросом. Мы натянем его между палубой и вон тем пнём посередине. Те, у кого есть силы, помогут раненым и ослабевшим.

Том собирался сказать что-то, но Кеннеди поднял руку.

— Ничего не говори. Все мы знаем, что я самый сильный пловец среди нас, и годы дуракаваляния на Лонг-Айленде кое-что да значат. Давайте мне конец, и я поплыл.

Лейтенант нырнул в Волгу, сразу прочувствовав холод воды, пронзающий его до костей. Он действительно был превосходным пловцом, и мощными гребками быстро преодолел течение. Но спину сразу начало крутить, и ощущение песка под пальцами ног стало облегчением. Оставшиеся в живых собрались вокруг него – два американца и десяток русских, один из которых молча протянул ему фляжку с водкой. Кеннеди сделал глоток, чувствуя, как по телу разливается тепло и из позвоночника уходит ноющая боль.

— Товарищи, сейчас каждый из вас по тросу переберётся на бронекатер. У кого сохранились силы, помогают раненым.

Оба американца получили ожоги и осколочные ранения. Да и половина русских выглядела не лучше.

— Капитан МакХейл не выбрался?

— Нет, сэр. Он был на мостике, когда в нас попал снаряд.

— Очень плохо. Без капитана вам обоим пока придётся присматривать друг за другом. Всё, пора уходить.

Немного в стороне ПР-73 подрабатывал моторами, удерживаясь против течения. Оно было не очень сильным, но неравномерным, а мелкие плавучие водовороты отклоняли бронекатер в разные стороны. Поэтому трос то натягивался, то провисал, затрудняя движение по нему даже для здоровых людей. Среди раненых были или потерявшие сознание, или просто неспособные самостоятельно двигаться. Их волокли на себе. Первая группа, двое и один раненый, быстро оказались в воде снова. Лейтенант нырнул обратно и помог им добраться до борта, где на сетях уже висели несколько человек из команды ПР-73. Они приняли спасённых, а Кеннеди уплыл на помощь другому русскому матросу. Несмотря осколочные ранения ног, он решил самостоятельно добраться до бронекатера. Резкий рывок троса сбросил его руки, и он ушёл в воду. Лейтенант вытащил его, подхватил за шею и подмышку, как делают спасатели на море. Затем толчками ног доставил к сетям и передал наверх.

Следующие двое были американцами, уцелевшими после взрыва ПР-109. Они вцепились в трос и едва двигались, опасаясь оторваться. Когда Кеннеди добрался до них, они почти потеряли сознание. Он заставил их забросить на трос локти и просто потащил к борту. На помощь ему приплыли ещё двое, совместными силами они доставили американских матросов на палубу. Лейтенант снова уплыл, чтобы вытащить ещё одного русского. Спасательная операция уже привлекла внимание немцев. Вокруг ПР-73 поднялись всплески от пуль и снарядов полевой артиллерии. Бронекатер прикрывал от попаданий тех, кто ещё в воде, но вскоре фрицы подтянут тяжёлое вооружении и пристреляются. Вопрос времени. Кеннеди уже с трудом держался на воде, но понимание, что их вот-вот накроют, добавило ему сил. Вскоре он услышал завывание крупнокалиберных снарядов, но от усталости даже не осознал, что это американские 105-мм, и летят они с востока на запад.

Затем до него дошло – отмель опустела. Все оставшиеся в живых были эвакуированы, ни одного не потеряли. Оставалось всего одно. Кеннеди отвязал конец от так к месту оказавшегося пня. Он слышал, что русские никогда не оставляли за собой ничего, что могло бы пригодиться фашистам, и был полон решимости последовать их примеру. Он обвязался тросом, намотал излишек на себя и поплыл к бронекатеру, понимая, что исчерпал почти все запасы сил. Но вода рядом с ним текла подозрительно быстро. Усилие на тросе подсказало ему, почему – ПР-73 буксировал его вверх по течению. Трёхдюймовка стреляла по западному берегу, а русские матросы прямо на ходу, напевая "Дубинушку", тянули трос, подтаскивая лейтенанта к борту. Их руки протянулись вниз, выдернули его на палубу, кто-то вновь протянул фляжку водки. От нескольких добрых глотков отпустило задубевшую спину.

Когда его уносили под палубу, он внезапно почувствовал гордость от того, что его признали настоящим волжским речником.

— Кто знает, зачем нас собрали? — сержант-канонир Кастер оглядел своих людей. — Речники звали на подмогу, но пришёл приказ явиться сюда.

— Если что, нам скажите, — в другом углу приёмной сидели Уинт и Кидд из аэродромной команды. Они, не тратя попусту времени, разбирались в схемах компоновки штурмовика A-20, и уже придумали способ, как быстро вытащить экипаж со стороны бортов. Недавно они начали передавать свой опыт другим служащим БАО.

— А ты, парень?

Вопрос был адресован молодому матросу. Он даже сидел по стойке смирно, крепко сжимая в руках шапку.

— Извините, сержант, я тоже не знаю. Я думал, что меня вызвали для назначения на один из бронекатеров.

— Господа, пожалуйста, сюда, — лейтенант, появившийся из кабинета генерала Бейкера, обратился к ним заметно теплее, чем обычно водилось за офицерами на его должности. Но опытный и послуживший солдат сразу почуял бы за таким тоном подвох. — Генерал готов вас принять.

Все, кто ждал в приёмной, зашли в зал для совещаний, намного более роскошный и лучше обставленный, чем привычные им. Прямо на столе сидел генерал Айра Икер, рядом с ним, в кожаном кресле, женщина, русский офицер.

— Господа, я Айра Икер, генерал, в настоящее время командир Восьмой авиагруппы. Это майор Татьяна Павлова, партизан. Вероятно, вы уже слышали, но мы недавно получили подтверждение того, о чём довольно давно подозревали. Колбасники убивают наших сбитых лётчиков всегда и всюду, где только находят. Кроме того, у нас теперь есть свидетельства, что их истребители заимели привычку убивать наших пилотов, покинувших подбитый самолёт. Мы поставили этот вопрос перед Красным Крестом, в Женеве, и они связались с немцами. Суть ответа такова: они считают экипажи наших бомбардировщиков и всех, кто им так или иначе помогает, воздушными бандитами. Преступниками, заслуживающими казни.

Икер подождал, пока уляжется возмущённый гул.

— Хватит. Красный Крест неспособен, или не желает что-либо сделать с этим вопиющим злоупотреблением международным правом. Так что мы можем рассчитывать только на собственные силы. На самом высшем уровне было решено создать службу, предназначенную для поиска и спасения экипажей сбитых самолётов. Само собой разумеется, что для этого необходимо работать вместе с партизанами. Майор Павлова будет обеспечивать связь с отрядами.

Сержант-канонир Кастер, ваши мужчины в высшей степени подходят для того, чем уже занимаются. Вы показали способность войти на вражескую территорию и вернуться без потерь. Все вы сведущи в диверсиях, разведке и других разнообразных делах.

Сержанты Уинт и Кидд, вы проявили необычные способности в спасении команд аварийных самолётов. Ваша самоотверженность в помощи коллегам- авиаторам вдохновляет и одновременно устрашает тех из нас, кто может только наблюдать за вашими действиями.

Матрос Джефф Томас – новичок на флоте, но он вошёл в горящий отсек своего корабля, заполненный дымом, и вывел оттуда троих товарищей, которые в ином случае несомненно погибли бы. Он произвел на своих командиров впечатление не только тем, что совершил, но и смекалкой, позволившей ему самому не пострадать в огне и дыму. Короче говоря, все вы обладаете навыками и умениями, которых потребует новая служба.

Генерал выдохнул и продолжил.

— Она будет формироваться из служащих всех родов войск, подобающе проявивших себя. Партизаны найдут, спасут и защитят наших пилотов, а вы будете уходить в рейды на вражескую территорию, и выводить их домой. Если вам потребуется какое-то особенное оснащение, его найдут. Все доступные ресурсы в вашем распоряжении ради единственной задачи – спасения экипажей. Если кто-либо другой попытается отменить оную… то какого бы звания он ни был, смело шлите нахрен. Рузвельт разрешил. В случае чего, можете так и сказать. У вас будут другие обязанности, но все они напрямую связаны с основной задачей. Одна из них – найти других мужчин…

Майор Павлова многозначительно хмыкнула. К тайному восхищению военных, генерал покраснел.

— И женщин, когда это необходимо… по вашему собственному разумению. Таких, кто готов присоединиться. Итак, можем ли мы, все лётчики Волжского фронта, рассчитывать на вас?

На самом деле, это наиболее трудный вопрос из когда-либо слышанных мной, подумал Кастер.

— Как будет называться новое подразделение, сэр?

Икер усмехнулся про себя, понимая, что ответ уже дан.

— Подразделение многозадачное, набирать в него станут представителей сухопутных сил, ВВС и ВМФ, так что быть вам "Морскими котиками"180.

— Сэр, они на подходе, — в кабинет командующего вбежал капитан II ранга Рэймонд Блэйк. Известие о бое южнее Ульяновского сужения распространялось всё дальше и быстрее, как и любой слух, для которого находятся легковерные слушатели.

— То, что от них осталось, — Фэрроу смотрел на устье затона, — три бронекатера на дне. Два повреждены настолько, что несколько недель проведут в доке, и только один более-менее цел. Это был наш первый настоящий бой на Волге, и мы понесли потери.

— Не настолько большие, как гитлеровцы, — Блэйк подсознательно использовал русское выражение. С тех пор, как разошлись новости об убитых лётчиках, прежнее отношение к немцам изменилось. — Они потеряли все четыре шнельбота и три БДБ. Одна из них выбросилась на берег, а ещё две и пароход потоплены к чертям. По всем меркам победа за нами. И, полюбуйтесь, захваченный шнельбот!

— Я знаю, — сухо сказал Фэрроу. — Спорю, завтра его фотография будет на первых полосах газет, прямо рядом с "Летающими крепостями", бомбящими Москву. А если присмотреться, то в подвале самым мелким шрифтом укажут примечание. "Американская 83-я пехотная дивизия под яростным натиском немецких атак сдала позиции".

— Нет, товарищи, я так не думаю. Зато думаю, сколько всяких дел можно будет провернуть с помощью этого катера.

Напалков, появившийся, казалось, прямо из воздуха, тоже смотрел на шнельбот, и в его уме уже строились многочисленные замыслы.

— О, товарищ чекист, с возвращением, — Фэрроу выглядел радостным. — Как ваше расследование?

Напалков с трудом удержался от улыбки. Он заметил, что американцы обычно приветствуют друг друга фразами вроде "с возвращением" или "рад тебя видеть", сейчас обычно неуместными. Мелочный человек, возможно, обиделся бы, но хороший чекист никогда ни на что не обижается, если это не сообразно интересам государства.

— Расследование успешно закончено. На здешнюю сортировку неподходящие боеприпасы попали из-за грубой ошибки. Она, в свою очередь, была вызвана глупостью и некачественным оборудованием. Всё уже исправлено. А вот как патроны приехали именно на эту базу – уже совсем другой вопрос. Вон там же ПР-73, верно? Как мой друг Джон?

— Он сильно застудил спину, плавая за ранеными матросами. Потребуется долгое лечение. Шкипером на это время побудет лейтенант Том.

— Я должен буду проведать его, — немного неуверенно сказал Напалков. — Товарищ командующий, могу я попросить вас об услуге? Расследование привело нас к выводу, что на здешнем участке железных дорог действительно мог быть саботаж. Джон знает эту кухню изнутри. Возможно, вы разрешите ему помогать мне советами, пока он будет лечиться?

Вот гадство. А я так надеялся, что этого не произойдет.

— Боюсь, лейтенант Кеннеди будет переправлен в госпиталь, как только его снимут с корабля. Его спина серьёзно повреждена – кроме переохлаждения и чрезмерных усилий при плавании, есть контузии от близких разрывов снарядов в воде. Так что, скорее всего, ему не разрешат вставать до окончания всех процедур. Теперь во власти врачей до самой выписки. Наверняка его прямо сейчас забирают медики, и вам нужно обратиться к ним. Если они разрешат, он сможет помочь. Всё равно в ближайшее время он к службе непригоден.

— Я вполне понимаю, товарищ командующий. Я всего лишь узнаю, сможет ли он прочитать кое-какие документы и высказать своё практическое мнение по ним. Тем более, скучающий пациент становится очень… трудным, а если у него будет что почитать, врачам это скорее понравится.

Фэрроу подождал, пока Напалков не уехал, и сразу схватил телефон.

— Срочно соедините меня с гарнизонным госпиталем. Главного хирурга. Привет, Джон. К вам очень скоро явится чекист, по фамилии Напалков. Он хочет, чтобы Джек помог ему с расследованием. Сможешь его окоротить? Да, никаких беспокойств, строгий постельный режим, то что надо. Рэй уже там? Здорово. Мы хотим, чтобы он как можно меньше имел дел с ЧК.

Фэрроу расслабился. Он понял, что Блэйк наверняка понял, что нужно сделать, и прямо за время разговора с Напалковым успел подготовить почву. Именно так и должен поступать предусмотрительный офицер.

Люди, оставшиеся от сил лейтенанта Гришэма, вновь защищали гребень. Никто не давал им такого приказа, просто это казалось самоочевидным. Невысокая гряда господствовала над местностью, а важность местность вокруг была явно видна всем, кто хоть что-то понимал в тактике. Не просто перекрёсток дорог и полторы улицы побитых временем домишек. Здесь проходила железнодорожная линия. Кроме того, участок, легко проходимый на подступах, у гряды резко сужался, стиснутый густым лесом. Через чащу можно было пробраться по единственной грунтовке, которая тоже утыкалась в дефиле182.

Однажды – то бишь чуть раньше, сегодняшним же днём, Гришэм решил, что деревенские дома можно превратить в укреплённые точки. Теперь он понимал, что они станут смертельными ловушками. С помощью танков и штурмовых орудий фашисты просто подавят любое сопротивление, а потом подойдёт пехота и добьёт выживших. Населённый пункт только тогда можно сделать крепостью, когда он достаточно велик, чтобы выдержать первый удар. Колвино чуть-чуть не дотягивало, Канаши вполне. Но деревня внизу ничуть для этого не годилась.

Вместо этого Гришэм устроил оборону на холмах за Яндобой. Они метров на сорок выдавались над прилегающей местностью. Перекрёсток и железная дорога на первый взгляд казались беззащитными, но на самом деле легко накрывались огнём. Танк откатили на обратный склон, чтобы он мог стрелять, высовываясь совсем ненамного. Там же поставили обе гаубицы. У них было по одному снаряду, но ведь немцы этого не знают. Они увидят надёжную, укреплённую позицию с артиллерийским усилением. Вот ещё бы заставить их подумать, что у меня больше танков, чем есть…

— Джейк, у вас получится переползать с места на место за холмами и выглядывать то тут, то там? Пусть колбасники подумают, что тебя много.

Фуллер с шумом втянул воздух сквозь зубы. Его "Шерман" уже окопали и устроили в надёжной норке.

— Получится. Я тут вот что ещё подумал. Нам загрузили много осколочно-фугасных снарядов и совсем немного бронебойных. Мы даже из них расстреляли всего половину, а ОФ не трогали. Ты надеешься надуть колбасников полевыми орудиями с одним снарядом? Так почему бы мне не пострелять тоже? Наши 75-мм в своей основе тоже были полевыми пушками, французского образца. Если по кому-то прилетит три снаряда одновременно, вряд ли он заметит, что один был немного меньше. Мы можем стрелять через неровные промежутки с разных мест, создавая видимость целой батареи.

Лейтенант обдумал предложение танкиста.

— Было бы здорово, Джейк. Как мы сможем корректировать огонь?

— Справа сзади на корпусе разъём для полевого телефона. Посади туда кого-нибудь с рацией. Корректировщик будет говорить ему, а он – нам. — Фуллер решил, что не помешает дополнительный довод.

— Ирвин, не парься. Мы обучены такой работе. Поддержка пехоты огнём на прямой наводке это как раз то, чем должны заниматься танки. Вот почему у нас главный калибр сделан на базе полевой пушки. Выбивать вражеские танки – дело для ПТО.

— В двадцати километрах западнее мы как раз и были истребителями танков. 90-мм орудия. Их пехота снесла нас с ходу, мы не успели сделать ни единого выстрела.

— Ага. И мы, как предполагалось, должны поддерживать пехоту, только её не было. По крайне мере, нашей. Вместо этого мы столкнулись с танками колбасников, и они нас раскатали.

Гришэм кивнул.

— Тот ещё был денёк. По крайней мере, ливень прекратился.

— Верно. А что это за странный свет?

— Солнце светит под облака и отражается от них. Скоро сумерки. Они могут сыграть нам на руку.

— Что ты имеешь в виду? — заинтересованно посмотрел Фуллер. У него появилось чувство, что у Гришэма на уме какая-то авантюра.

— Ну ты же говорил, что вас всё время учили взаимодействию с пехотой? Меня весь день колбасники гоняют, как хотят. Каждый раз, когда мы сталкивались, всё заканчивалось одинаково. Мы искали, как бы вырваться из их лап с меньшими потерями. Надоело плясать под чужую дудку. Почему бы, для разнообразия, не заставить их сделать то, что надо нам?

- Продолжай, — так я и знал, подумал Фуллер. Мой папаня, когда узнал, что мы отправляемся за океан, усадил меня и дал совет. "Закрой пасть и никогда ни на что не вызывайся добровольцем". Надо было его послушать.

— Фрицы делают всё однообразно. Впереди у них идёт маневренная разведгруппа. Немного пехоты на полгусеничниках и броневиках. Они находят нас и замечают наши позиции. Как только эта группа развернётся на соединение с основными силами, мы должны уничтожить её. Накрываем артиллерией, и атакуем при поддержке твоего танка. К тому времени опустятся сумерки, и они не смогут разглядеть всё как следует. Солнце позади них, а этот странный жёлтый свет всё искажает. Получается, что мы будем почти в темноте. Немного удачи, и колбасники решат, будто нас намного больше. К тому же они не рассмотрят нас и не смогут опознать. Вместо ночной контратаки неизвестно на кого, они отойдут и дождутся утра.

Танкисту показалось, будто он услышал голос отца, долетевший через все Штаты, Тихий океан и почти всю Россию. Не делай этого, сын! Закрой пасть и никогда ни на что не вызывайся добровольцем. Но, по правде говоря, Фуллеру тоже надоело убегать от немцев.

— В этом есть смысл. А что мы будем делать, когда они откатятся?

— Не знаю, Джейк, ей-богу, не знаю. Но мы выиграем примерно десять часов, дадим парням возможность поесть и выспаться. Возможно, разъярим колбасников. Кто знает? Командование вспомнит о нас, или русские придут на помощь. Чего попусту гадать? Но если сейчас не сделать хоть что-нибудь, этих десяти часов у нас точно не будет.

Гришэм вздохнул и увидел кивок Фуллера. Ну, по крайней мере, мы готовый действовать.

— Надо поднимать народ и быть наготове.

— Если мы проверили деревню, то стоит проверить и гребень, — майор Максимилиан Хильдебранд показал в сторону темнеющей массы за окраиной. — Не хочу оставлять за спиной такую неизвестность.

— Всё, о чём говорят наши приказы – оборонять деревню. Этот перекрёсток замыкает на себя все дороги в округе, — капитан Мориц Кнайб тоже поглядывал на гребень настороженно. Его шесть тяжелых восьмиколёсных бронеавтомобилей SdKfz.231183 должны были идти впереди, а это не та задача, которую легко решить в темноте. Ходят слухи, что американцы с помощью ракетной установки могут вынести даже самый тяжелый из наших танков. А у моих бронеавтомобилей шкурка куда тоньше.

— Что скажете, Клем?

Лейтенант Клеменс Гюнтер командовал отделением разведки мотопехотной роты, хотя ротой это называлось только на бумаге. При уставных пяти офицерах и более чем двух сотнях солдат в ней было два офицера – он сам и командир взвода усиления. Тремя пехотными взводами руководили унтеры, у каждого из сорока двух списочных солдат оставалось всего по двадцать четыре. Пехотные части сильно поредели в предыдущих боях и потеряли столько людей, что сохранить удалось всего одну миномётную команду и два звена пулемётчиков. Тяжёлое вооружение было становым хребтом любого пехотного подразделения, это знали все.

— Деревня слишком маленькая, чтобы устроить в ней правильную оборону. Нужно занять высоты. Но уже почти ночь, и мы не можем воевать в темноте как следует, даже если придётся. Думаю, стоит дождаться утра. Приказы генерала были совершенно ясны: взять и удержать деревню. Он ничего не говорил о выходе за её пределы.

— Никто и не говорит, что мы должны воевать по уставу. Сегодняшний день показал, что американцы воевать не умеют, — Кнайб всё ещё взвешивал, стоит ли рваться на гребень. — Они отступили быстрее иванов, почти не обороняясь. Если мы ударим, они свалят с холмов. Кстати, они вообще до сих пор там?

Ответ на этот вопрос прозвучал внезапно и потрясающе. Рёв артиллерийского огня был хорошо знаком немцам, но воя снарядов они не успели расслышать – слишком малые расстояние отделяло их от позиций американцев. Прошла целая секунда, прежде чем они поняли, что стреляют действительно по ним.

Три взрыва вспыхнули посреди деревни, где находился взвод огневой поддержки. Он и так был порядком потрёпан, а сейчас Хильдебранд понял, что стал ещё меньше. Уцелевшие хаотично разбегались в стороны в поисках укрытия за бронемашинами или под ними. А ведь там четверо наших механиков. Обоз и барахло не столь важны, как они. Потеряв их, мы окажемся в глубокой заднице. Механики постоянно нужны, без них вся армия скоро встанет – столько техники нуждается в ремонте.

Следом за взрывами крики и другие зловещие звуки возвестили о первых раненых. Следующий снаряд прилетел туда же всего через несколько секунд.

— Танк! Там танк! — выкрикнул капитан Кнайб, как только пролетело эхо от взрыва.

Хильдебранд видел, что так и есть. Американский "Шерман" выехал из-за гребня ровно настолько, чтобы выставить башню. Полыхнула вспышка выстрела, алая искра промелькнула в сторону ближайшего немецкого бронеавтомобиля. Выстрел ушёл "в молоко". На расстоянии более километра это неудивительно, но тем не менее результат был. Водитель SdKfz.222184 с перепугу надумал отъехать, но двигатель именно в этот момент решил отказать. Жужжал стартер, но мотор не схватывал. Танк подался немного вперёд и выстрелил второй раз. Промазал и этот снаряд, но лёг намного ближе. Кнайб расслышал стук каменной крошки и комьев земли по броне. Стрелок попытался выстрелить в ответ из 20-мм пушки. Белые брызги рикошетов бессильно рассеялись от наклонной лобовой плиты "Шермана".

Хильдебранд так пристально наблюдал за попытками броневика убраться из-под обстрела, что пропустил момент попаданий в танк. А когда обратил внимание на гребень, увидел то, чего вовсе не хотел. По обе стороны от "Шермана" двигались американские пехотинцы. Он видел выстрелы их винтовок, вспышки более яркие, чем у Kar.98k его солдат, и знал, что у наступающего врага самозарядное оружие. Позади него прямо возле броневика разорвался третий снаряд, покачнувший его ударной волной и едва не опрокинувший. Экипаж определённо решил, что с них хватит, бросил попытки завестись и покинул машину. Следом блеснула четвёртая искра, она превратила броневик в пылающую груду металлолома.

— Там не меньше батальона пехоты, — настороженно сказал Гюнтер. Он был опытным разведчиком, начавшим ещё три года назад во Франции. — Холмы слишком важны, амеры не отправят сюда все наличные силы. Большинство останется на месте, чтобы удерживать высоту. И взвод танков, пожалуй?

— Вероятно. Американский танковый взвод – пять машин. Один мы видим, он обеспечивает наблюдение, другие пойдут на поддержку пехоты. Остальных, скорее всего, выбили наши танкисты, — прикинул Кнайб. — И артиллерийская батарея, но вряд ли с боеприпасами. Участок, который они сейчас заняли, останется за ними вплоть до нашей контратаки.

— На что они тогда надеются?

Гюнтер видел, как американская пехота залегла, явно укрываясь от обстрела броневиков. Но танк на них внимания не обращал. Он подполз метров на шестьсот, сделав за это время три выстрела и развалив на пылающие куски одну восьмиколёсную бронемашину. Тем временем по немецким отделениям начали пристреливаться американские пехотинцы. Надолго их не хватило – в ответ загрохотали MG42. Частые потоки трассеров прижали американцев, не давая им двигаться дальше, но танк… Гюнтер уловил момент, когда он отвлёкся от броневиков и переключился на пулемётчиков. Выстрел, взрыв, и гнездо замолчало.

— Они собираются сидеть на месте, пока их танк расстреливает нашу технику и тяжёлое вооружение, — Хильдебранд наблюдал за "Шерманом", ползущим на другую позицию, откуда удобнее расстрелять ещё один броневик. — И никуда не пойдут, пока не лишат нас огневой поддержки.

— Или же у них есть ещё танки, и прямо сейчас они обходят нас с флангов. Их атака – просто способ удержать нас, пока не захлопнется капкан, — криво усмехнулся Кнайб. — Мы сделали бы точно так же. Кто там говорил, что они ничему не учатся?

Гюнтер взволнованно сказал:

— Я уже понял. Отходим за деревню, чтобы она была между нами и ими, прикрывая от лобовой атаки. А если они решатся на фланговый удар, у нас останется место для манёвра и прорыва.

— Ложись! — раздался крик под узнаваемое завывание немецких снарядов. Канаш находился у самого предела дальности 170-мм орудий185. Сюда залетало редко и с большим рассеиванием, но мощные снаряды наносили заметный урон, если куда-нибудь попадали. Такой редкий обстрел "куда долетит" хорошо подходил для постоянного беспокойства частей, накапливающихся у Канаша. Его ещё называли домогательским. Старший лейтенант Дороти Хопкинс так себя и чувствовала – ни минуты покоя. Она и три других медсестры оборудовали в Канаше пункт экстренной помощи. Изначально в нём предполагалось принимать редких раненых, пострадавших от случайных обстрелов города. Известие об этом разнеслось стремительно, раненые и больные стали приходить отовсюду. Медсёстры делали всё что могли и даже больше. Дороти уже была на грани отчаяния, когда свершилось чудо. Хвала небесам, нашлось несколько настоящих врачей. Наш лазарет превратился в небольшой госпиталь, где раненых можно лечить под наблюдением, а не просто уложить поудобнее.

— Ещё поступили, — сказала медсестра. Хопкинс надеялась, что всё-таки не из-под артобстрела. Её приводили в ужас ранения от осколков. И даже винтовочная пуля может нанести большой ущерб.

— Откуда они?

Санитары, которые принесли бойца, молча пожали плечами.

— Под навес его.

Как только раненого переложили, она подошла к новоприбывшему с профессиональной лучистой улыбкой. Дороти выработала её для приветствия пациентов – чтобы они немного расслабились и не думали, как впечатляет её вид ранений.

— Ваше имя, рядовой?

— Ньюман, мэм. Рядовой Рональд Ньюман.

— Всё в порядке, Ронни. Что произошло?

— Колбасники накрыли нас из миномётов. Один разрыв лёг рядом и зацепил меня. Осколок попал в ногу. Лейтенант Гришэм отправил меня сюда.

— Хорошо. Теперь уберём ваши штаны и посмотрим.

Она обнаружила, что её особенная медицинская улыбка заодно является хорошим способом не засмеяться в ответ на разные реакции пациентов. Например, на слова, что женщина сейчас снимет с него штаны. Дороти так погрузилась в подготовку к обследованию, что не расслышала ни звук двигателей снаружи, ни внезапного изменения обстановки.

— Что с ним, лейтенант?

Голос был едким и звучал с бесспорными командными нотками. Хопкинс оглянулась и вытянулась по стойке смирно. У неё, на самом деле, никогда не было военной подготовки – медсёстры её не проходили – так что звание было скорее титулом учтивости. Официально для того, чтобы военнослужащие подчинялись её приказам. Солдаты же полагали, что так военврачу проще работать.

Она посмотрела на вошедшего. Генерал, в возрасте, с таким выражением на лице, будто учуял что-то неподобающее, а потом увидел, и понял, что выглядит оно ещё хуже чем пахнет. Из-под каски с тремя тусклыми звёздочками виднелись седые волосы. Он пристально смотрел на Дороти.

— Ранение в ногу, осколок от мины. Рассечение мышечных тканей, видны нижележащие сосуды. Необходимо прочистить всё, обработать и зашить.

Генерал фыркнул и всмотрелся в рану. В его взгляде странным образом смешивались любопытство и подозрительность.

— Как по мне, выглядит не настолько плохо.

— Ну, как по мне, то и это сражение тоже выглядит не настолько плохо, — Дороти была в бешенстве от того, как вежливо проигнорировали её мнение.

— Вы же не солдат, так откуда вам знать?

Хопкинс указала на рану.

— Вы же не доктор, так откуда вам знать?

Генерал уставился в её сузившиеся от ярости глаза. Дороти внезапно осознала, что у него на бёдрах висят два пистолета, и насколько близко к ним его руки. Затем, к её повторному изумлению, генерал широко улыбнулся.

— Знаете ли, я достаточно насмотрелся на рваные кишки. Поэтому рад встретить того, у кого они на месте. Итак, сынок, где тебя зацепило?

Ньюман даже рот открыл от такой неожиданной перемены настроения.

— Мы, сэр, были с лейтенантами Гришэмом и Фуллером на гребне, который над городом. Там сборная солянка получилась. Они приняли всех, кого только смогли найти. Пехота, водители грузовиков, танк и несколько орудий. Артиллерия всё равно была без снарядов, и расчёты присоединились к остальным. Я вот водитель. В общем, колбасники сидели в деревне, ниже нас. Лейтенант Гришэм решил, что с ними надо что-то делать. И мы напали на них прямо в сумерках. Выбили из деревни и уничтожили несколько броневиков. Они очень хорошо горели. Немцы дали по нам из пулемётов и миномётов и откатились. Деревню они покинули. Так что, наверное, выиграли мы.

Генерал кивнул.

— Думаю, да. За ранение ты получишь "Пурпурное сердце". Сейчас у меня нет с собой медали, но я отдам колодку.

Он снял наградную планку с собственного кителя и вложил её в ладонь Ньюмана.

— Выздоравливай. Армии нужны люди, умеющие воевать. А вы, лейтенант, собирайте своих медсестёр и сворачивайте госпиталь. Мы забираем вас с собой. Здесь скоро будет пекло.

— Нет, сэр. Мы нужны людям здесь, — Хопкинс быстро нашла убедительный аргумент. — Если мы останемся, то сможем возвращать раненых в строй намного быстрее.

Генерал снова кивнул. Не то чтобы он был готов принять такой довод, но всё же согласился с ним.

— Хорошо, тогда отберите тех, кто не может сражаться, мы хотя бы их вывезем.

— Сэр, мы хотим остаться и победить. Если медсёстры на это готовы, то мы просто обязаны.

Слова Ньюмана вызвали явное одобрение в шатре. Дороти покраснела. Генерал наклонился и сжал плечо рядового.

— Речь истинного американского солдата, — потом обошёл палатку, тихо переговорив со всеми из десятка раненых, и вышел. Снаружи была та всё та же колонна бронеавтомобилей и полугусеничников, которая пересекла реку ранее. Так что поездка от Казанской паромной переправы до Канаша стала нелёгким испытанием.

— От нашего командования пришли новости, — генерал-полковник Конев широко улыбнулся. Обычно такая щедрая улыбка обещала кому-то большие неприятности. — В Тугаево выдвинулись две пехотных дивизии и отдельная танковая бригада. Они смогут удержать южный фланг выступа, продавленного фашистами.

Американский генерал запрыгнул в штабной M-20, взял маленькую коробочку из ниши и прикрепил к форме "Пурпурное сердце"186. Всё что нужно для очередного посещения полевого госпиталя. Итак, две русских пехотных дивизии и отдельная танковая бригада, что примерно равносильно американской пехотной дивизии. Эти люди – ветераны, они своё дело знают, обдумал он известие.

— Первая бригада Первой танковой находится в Калиновке, вторая бригада подтягивается к ним. Одна из бригад Второй танковой усиливает их и подпирает. Они удержат северный фланг. Как только все выйдут на позиции, мы сожмём капкан.

— А 83-я выдержит? Они разбиты.

— Нет, Иван. Побеждены, но не разбиты. Первое потрясение прошло, и они всерьёз рассердились. Им не нравится, что колбасники выставили их на посмешище. Они, очень рассердились, и удержат эту деревню достаточно долго, чтобы усадить нацистов в самую глубокую говняную лужу, в которой кто-либо бывал.

— Если генерал Фредендаль не наделает очередных ошибок.

— Ах да, Ветреный Фредди… — Джордж выразительно посмотрел в темноту, освещённую только оранжевым пламенем горящих зданий и машин. Выражение на его окрашенном огнём лице пробрало холодом даже Конева, твёрдость и решительность которого стали в армии легендарными187. Теперь он мог только пожалеть Фредендаля.

Постепенно на холмах накапливалась ощутимая сила. Подошли ещё два "Шермана", оставшихся от 746-го. Получился слабый, но боеспособный взвод. Сюда пробрались защитники деревни и рассказали, как они вышибли оттуда немцев и выбили их бронеавтомобили. Другие поведали про рядового Сирли, который наловчился уничтожать танки базукой. Обе истории очень вовремя поддержали боевой дух новоприбывших.

Прибыли не только люди и танки. Из Канаша подъехала небольшая группа грузовиков и привезла полный боекомплект для двух 105-мм гаубиц. Они же доставили немного 75-мм снарядов для танков, еду, винтовки, пулемётные патроны и, к всеобщему удивлению, ещё две базуки. Рассказы о том, как удобно с ними жечь немецкую бронетехнику, быстро распространялись среди пехоты. Люди оживлялись на глазах. Лейтенант Гришэм следил, как приближается ещё одна машина. Она пробиралась по заднему скату гряды и привлекла его внимание узкими лучиками света из замаскированных фар. Вблизи она превратилась в джип, на бортах которого сидели двое. Возле позиции Гришэма они остановили машину и спрыгнули.

— Лейтенант Гришэм, сэр?

Он кивнул.

— Лейтенант Гарольд Ричардс и сержант Адам Дойл. Нас отправили к вам на выручку. Приказ генерала Хармона. Он сейчас главный. Ветреный Фредди в душевном расстройстве и сныкался в своём бункере. Хотя ему это не поможет. С востока идёт великая буря, и он первый в списке на божественную пиздюлину.

Гришэм зафыркал, рассмеявшись.

— Ааатлично. Добро пожаловать на фронт. И чем вы нас выручите? Крупняк188 привезли?

— Вовсе нет, — сержант Дойл, казалось, удивился такому предположению. — Нечто посерьёзнее обычных пулемётов. Лейтенант взял радиостанции, носимую и вот, на джипе.

— Ага, — просиял Ирвин.

— Всё верно, сэр. Мы артиллерийские наводчики. Нам придан батальон 155-мм и два батальона 105-мм. Генерал Хармон хочет удержать город. Для этого, соответственно, надо удержать гребень. Вы говорите нам, куда положить снаряды, а мы это обеспечиваем.

Гришэм внезапно поверил в Санта Клауса.

— Мы весь день не видели дружественной артиллерии.

— Генерал Хармон знает об этом, и очень недоволен. Проблема была в том, что никто толком не знал, где какие подразделения находятся, и любой обстрел мог поразить наши же части. Ваш бой в сумерках чётко обозначил позицию. По крайней мере, здесь мы можем быть уверены. Теперь, лейтенант…

— Просто Ирвин. А наш командир танка – Джейк.

— Я Гарри. Покажите нам, как устроена оборона, и я выберу место для корректировщика. Думаю, колбасники даже не представляют, на что способна наша артиллерия.

— Любой может однажды ошибиться. Две ошибки подряд можно списать на невезение. Но три уже ставят под сомнение компетентность исполнителя.

Бригадефюрер190 СС Отто Скорцени не был ни приветлив, ни участлив. Он смотрел на штабсшарфюрера Готтшалька с едва скрываемым раздражением.

— У меня на вас были большие надежды, Йоханнес, но теперь я вынужден задаться вопросом – есть ли у вас какие-нибудь перспективны в нашем дивизионе?

Готтшальк с трудом сдержался, чтобы не заорать на непосредственного командира.

— Мы, на баржах, были просто беспомощны. Винтовочный и пулемётный огонь ничего не мог поделать против артиллерийских бронекатеров. Как только они расправились со шнельботами, наш успех стал сомнительным. Мы хотя бы смогли вернуться на нашу территорию, и обезопасили матросов.

Скорцени признал про себя, что тут Готтшальк прав. Первоначальный план нападения на базу бронекатеров в Старой Майне принадлежал ему, но был совсем другим. По его замыслу, следовало ночью сбросить десант на восточном берегу и ударить по затону с тыла, по суше. Только у Люфтваффе не было столько транспортных самолётов, чтобы обеспечить высадку. А постоянно растущая численность авиации противника делала эту затею более чем опасной. Поэтом командование изменило схему в пользу десанта с воды, и вместо Старой Майны назначили целью Ульяновский плацдарм. Усиление в виде вооружённого парохода ничем не помогло. После двух предыдущих провалов репутация 502-го дивизиона повисла на волоске. Для подразделения с репутацией это был чрезвычайно серьёзный удар. Скорцени очень не хотел попасть непосредственно на фронт в роли командира обычной пехотной бригады – очень уж велика там была убыль.

— Для бойцов нашего подразделения вполне естественно сталкиваться с неожиданными и неблагоприятными ситуациями. Более того, это зачастую ожидается. И их надо поворачивать в собственных интересах. Вам это не удалось трижды. Против американцев, крайне неопытных и неорганизованных вояк. На поле боя они дошкольники, но, тем не менее, все три раза превзошли вас.

Готтшальк ничего не сказал. Всё было истиной, не имеющей оправданий. Любые его слова прозвучали бы нытьём ребёнка, пытающегося отговориться за нечто непростительное. Грузовики, у которых оказалось мощное пулемётное вооружение; бронекатер, который появился не в то время и в не том месте; в конце концов, просто несоответствие роли подразделения и поставленных задач. Он не видел никаких способов изменить то, что произошло.

Скорцени старался подобрать формулировку, хотя на самом деле всё уже было ясно. Штабсшарфюрер раз за разом приносил неудачу. Он в проигрыше. Такому человеку нельзя разрешить остаться в 502-м дивизионе СС, иначе он и остальных командиров заразит своей неудачливостью.

— Готтшальк, я перевожу вас. Вас назначат в пехотный полк СС "Германия", приданный 5-й бронетанковой дивизии СС "Викинг". Поскольку это подразделение сформировано главным образом из добровольцев Норвегии, Швеции и Финляндии, опытные немецкие войска обеспечат боевую устойчивость и качественное руководство. Ваше конкретное назначение – передача этим добровольцам своих навыков.

Готтшальк понял – пути назад нет. Одно то, что Скорцени назвал его по фамилии и на "вы", исключало его из семьи 502-го дивизона. Чужой. Он резко козырнул и ушёл.

Как обычно, слухи распространялись быстрее, чем можно объяснить законами физики. Все его прежние товарищи, с которыми он раньше обменялся бы несколькими колкостями, избегали его. Те, кого он раньше воспринимал как друзей, сейчас просто сворачивали в сторону, едва завидев его – и даже не старались этого скрыть. Хуже всего, он замечал надменные ухмылки на лицах женщин из вспомогательных сил, когда они смотрели на него из кабинетов и из-за пишущих машинок. От таких взглядов гнев, кипевший в нём, превратился в нечто невыразимое.

Чтобы собрать вещи в расположении, ему потребовались всего несколько минут. В 502-м дивизионе он прослужил более четырёх лет, с момента его создания. Он захватил аэродромы в Великобритании – с чего началось овладение всей страной. В начале "Барбароссы" он захватил жизненно важные мосты, открывшие путь вглубь России. Готтшальк усмехнулся, вспомнив, как они переоделись в русскую форму, подошли вплотную и перестреляли караулы. Это было настолько просто!

Теперь всё исчезло. Об успехах забыли, все от него отвернулись. Казалось, даже сам воздух смердит желчью.