Годы правления короля Фридериха

A{20} После смерти короля Конрада князья и епископы собрали во Франкенфорте блистательное собрание (5 марта). Здесь при всестороннем торжественном одобрении вышеназванный герцог Фридерих Швабский был избран королём[202], и он вступил в правление как 91-й властитель, начиная с Августа, в 1903 году от основания Рима. Незамедлительно он был помазан на царство в Лазарево воскресение[203]. 10 марта в Аахене архиепископом Арнольдом Кёльнским. В тот же день там получил посвящение в сан епископ Фридерих Мюнстерский.

Год 1153

Архиепископ Генрих из Майнца с ведома и согласия короля был смещён двумя кардиналами Григорием и Бернардом, а король назначил на его место своего канцлера Арнольда.

A{21} По приказу Папы Евгения был смещён также епископ Генрих Минденский, поскольку он не смог оправдаться за ослепление одного священника, но он остался до конца своей жизни в качестве монаха в том же островном монастыре[204] своего города, где когда-то был аббатом.

Скончался архиепископ Куоно[205] Магадабургский, и был выбран старший пастор собора Герхард; король же дал им в начальники епископа Вахманна из Цайца.

В Кёльне один еврей, отец которого уже крестился, получив на Пасху Тело Господне для причащения A{22}, после своего выхода из церкви зарыл его на кладбище. Священник же, подойдя и раскопав ямку, нашёл образ ребёнка и, когда он хотел принести его обратно в церковь, с небес появился яркий свет, при котором он выскользнул у него из рук и вознёсся на небо.

26 января около полудня произошло солнечное затмение.

10 сентября Аскалон был захвачен христианами[206].

Скончался блаженной памяти Папа Евгений; его преемником стал Анастасий[207], которго прежде звали Кунрад.

Год 1154

A{23} Король возвестил о своём походе в Италию, чтобы получить от апостольского господина благословение и императорскую корону. Скончался Папа Анастасий; его преемником был избран епископ Николай из Альбано[208], получивший по римскому обычаю имя Адриан[209].

Год 1155

Скончался архиепископ Альберо Трирский, его преемником стал Гиллин[210].

После своего вступления в Италию король подчинил сначала Плацентию[211], город в Эмилии[212], а за упрямство жителей Милана[213] уничтожил огнём несколько крепостей. Затем он принудил к сдаче очень укреплённый город Тердону[214], который осаждал целых семь недель. Сполет[215], виднейший город Умбрии, он спалил дотла[216], несмотря на то, что у него не было большого войска, и так совершал он свой поход к морю до Рима. Здесь 18 июня в присутствии кардиналов он был принят господином Папой Адрианом, при участии многих епископов коронован, помазан и его приветствовали в качестве императора. После завершения этого торжества на императора и его сподвижников внезапно набросились вооружённые граждане Рима; однако их смело встретили рыцари императора, вытеснили их через Тибр на Форум и устроили им здесь такую резню, что Тибр от крови убитых окрасился в кроваво-красный цвет[217]. Когда в результате этого жители Рима силой императора были призваны к спокойствию, он решил выступить в обратный путь. Ещё больше, чем по дороге туда, он услышал сейчас о заносчивости и высокомерии миланцев: они разрушили Лауду[218] и Куму[219], два епископских города, и повсюду все области и города отчасти поработили, отчасти разорили, за исключением Тицина называемого также Папиа.[220] Теперь они молили императора о помощи, будто находясь на последнем издыхании. Из-за такого положения дел император решительно выступил в путь, передав войску свое расположение духа; ход событий вскоре показал, какой он имел замысел.

Император вернулся из Италии, усмирив страхом своего прибытия возмутителей и нарушителей мира в империи.

25 ноября произошло необычайное наводнение.

Годы 1156 и 1157

1156. После изгнания своей первой супруги[221] император вступил в брак с госпожой Беатрисой Бургундской. Около праздника Всех Святых он прибыл в Кёльн (1 ноября) и был с почётом принят архиепископом и горожанами. По его приказу здесь был казнён рыцарь, именем Бернгард; он был обвинён герцогом Саксонии в убийстве графа Гериманна из Винцебурга[222].

1157.[223] A{24} Скончался господин архиепископ Арнольд[224]. Затем во время общего выбора духовенство и народ разошлись друг с другом в сильном расколе, одна часть избрала старшего пастора Герхарда из Бонна, а другая — старшего пастора Фридериха из Святого Георга. Обе стороны защищали законность своего выбора с величайшей страстностью, и за подтверждением и назначением избранников их представители отправились сначала в Нюрнберг, а затем в Регенсбург на аудиенцию у императора и князей. Поскольку стороны так и не примирились, здесь наконец волей и решением империи был утверждён Фридерих; он сразу же отправился со своими избирателями в Рим и был рукоположен в архиепископы господином Адрианом. Получив также паллий, он, к большой радости своих сторонников, вернулся в Кёльн, осадил и вскоре разрушил крепость Рандероде[225] к пользе Гоцвина из Хайнсберга, а также из-за вражды к Харперну, защищавшему эту крепость. Позднее она была вновь отстроена еще лучше и окружена более мощными валами.

Между Папой и господином императором разгорелся сильный раздор. Папа Иннокентий II некогда повелел нарисовать на одной из стен в Риме картину, на которой он восседает на папском троне, а император Лотарь, стоя перед ним на коленях со сложенными руками, принимает императорскую корону. Также был ещё другой повод, из-за которого вспыхнул раздор. Когда император со знатными людьми империи собрал в Бизунтии[226] в Бургундии имперский сейм, от Папы явились два кардинала, доставившие ему послание, в котором среди прочего содержалось следующее: "Мы оказали тебе Beneficium[227] короны, и мы не будем сокрушаться, если бы твоё высочество примет от нас ещё большее благодеяние". Это слово переводчик перевёл императору так, как будто бы оно означало наделение леном. Когда император услыхал такое, сильный гнев охватил его, а также всех князей и сторонников императора, это слово истолкованное слишком точно, привело к такому гневу, что они бы зверски убили обоих кардиналов, если бы те, избавленные с помощью и при сопровождении императора, не поспешили как можно быстрее убраться оттуда. Затем император сказал: "Разве то, что мы имеем только лишь от Бога, надо считать благодеянием лена ? Мы с этим никогда не согласимся; мы признаем, однако, первый голосо при выборе короля за майнцским архиепископом, право помазания короля за кёльнским епископом, а освящения императора — за Римским Папой; однако самой императорской короне мы обязаны только Богу. Эти картины должны быть разрушены, а документы исправлены; иначе между мной и им больше никогда не будет мира". Папа, все кардиналы и римляне в целом сильно испугались, услышав о гневе императора и о причине этого гнева, и с помощью отправленного ему и знати повторного письма, пытаясь смягчить ярость его чувства, сказали, что слово Beneficium было якобы истолковано неверно, поскольку Beneficium у них означает не лен, а благодеяние. Это также стало рассадником раздора между римлянами и императором.

Кроме этого нам передали, что господин Папа при известии о прибытии императора на праздник Вериг апостола Петра (1 августа), сбежал из Рима и держал совет со своими кардиналами в поле, дабы объявить императора вне закона; что однако, едва проведя это собрание, он ночью ушёл из жизни[228]; а также, что когда Папа был уже при смерти, очень много кардиналов дали обет, что никто не выберет его преемника, который не был бы проникнут таким же отношением к императору. Поэтому после смерти этого Папы возник большой разлад, а также печальный для всех сынов церкви раскол в церкви Божией, поскольку другие кардиналы не знали этого соглашения и того обета, и это состояние продолжается до сегодняшнего дня[229].

Император собрал имперский сейм с князьями и объявил о походе в Италию против Милана. Епископ Фридерих Кёльнский разрушил крепость Рандероде.

Год 1158

Собираясь вступить в Италию, император послал вперёд своего канцлера Райнольда[230], достойнейшего благодаря своей честности во всех отношениях человека, и пфальцграфа Отто[231]. Они прибыли в Болонью, привели здесь в порядок все дела и затем отправились в Равенну. Когда они туда прибыли их принял с великим почётом архиепископ этого города в сопровождении четырнадцати епископов, которых он созвал из почтения к императору. Когда же они хотели объявить обращение императора к горожанам, городской префект Виллегельм, всё дворянство и ополчение города отправились в Анкону, чтобы принять у греческого посланника обещанные им деньги и принести ему клятву верности. И они поклялись этому греку, который остановился в Анконе, что они обязуются охранять ото всех его самого и его имущество. Канцлер Райнольд и пфальцграф Отто между тем пребывали в Равенне и по просьбе епископа ждали их возвращения. Поскольку они так и не вернулись, то Райнольд и Отто, исполнившись гнева, последовали из города за ними, и вот, встретили их на обратном пути из Анконы с кучей денег, которую они получили от грека. Их было около трёхсот, а у Райнольда было не больше десятка рыцарей. И исполнился Райнольду духа доблести, и, полагаясь на Бога, он со своим небольшим числом людей атаковал их, имевших численное превосходство. Разгорелась битва; вскоре городской префект Виллегельм, сын его Петр и шестеро из знатнейших людей города были взяты в плен, остальные едва спаслись бегством. Затем приблизившись к Аримину[232], Райнольд и его сторонники отправили гонцов к консулам города, прося их, чтобы они вышли им навстречу и с ними приняли бы пленных. Те сразу же исполнили это с большим почтением. Днём позже они направились в Анкону. Все соседние города и крепости охватил такой страх, что люди восклицали: "После того как равеннцы, считавшиеся хозяевами этой земли, были пленены, кто сможет ускользнуть из рук этих посланников?" И проходя через все приморские города, такие как Пизаурум, Фанум, Сеногаллум[233], они были охвачены благоговением и страхом перед приближающимся императором. А жители Анконы, сохраняя верность грекам, не захотели идти им навстречу. Поэтому канцлер Райнольд и пфальцграф Отто собрали со всех сторон пешие и конные отряды и разбили лагерь у самого моря, намереваясь взять этот город приступом, а также разрушить всё, что находится вне городских укреплений. Когда горожане увидели, что им угрожает опасность, они просили грека, чтобы он позволил им выйти навстречу и унять их гнев. Он послал к ним только графа Алексия и попросил, чтобы они ради его любви и уступчивости пощадили город, а также позволили ему самому увидеть их и поговорить с ними. Так и произошло. Тот грек пришёл со своими наёмниками пред их лагерь, а они со своей стороны приняли их с литаврами (timpanis) и знамёнами, с конями в военном облачении. Всё это Райнальд сделал в честь императора. Теперь когда они таким образом проводили свою встречу, канцлер и пфальцграф стали упрекать грека в том, что им о нём было донесено. Он тут же извинился за все эти упрёки, как и подобает, заверяя, что он хотел бы себой и всеми деньгами своего господина, греческого короля[234], предоставить распоряжаться по усмотрению римского императора. Приведя таким образом это в порядок, они отказались от военного похода и сражения, но прежде велели жителям Анконы принести клятву верности. Появившийся же там архиепископ Равенны ходатайствовал за освобождение своих людей, добившись этой просьбой, чтобы освободили пленных со всем их имуществом, при условии, чтобы весь город поклялся императору в надлежащей верности; поскольку прошло двести лет с того времени, как Равенна не присягала в верности какому-либо императору[235]. Вот так действовал Райнольд, когда он был ещё канцлером императора.

Итак, император собрал очень большое войско из немцев и отважно и смело двинулся в Ломбардию. К нему присоединились многие имперские князья, важнейшими среди которых были король[236] Богемии, архиепископ Фридерих Кёльнский, герцог Генрих Саксонский[237], герцог Фридерих Аламаннский, герцог Бертхольф из Альсатии (Эльзаса)[238], герцог Генрих из Каринтии[239], ландграф Людвиг, пфальцграф Куонрад Прирейнский и многие другие носители римской доблести. После перехода через Альпы подошли к реке, называемой Адуа[240]. Однако миланцы разрушили все мосты через этот бурный поток, чтобы причинить препятствие императору в его продвижении; они оставили то высокомерие, с котороым прежде уведомляли императора: не стоит ему пытаться дойти до Милана, поскольку они бы преградили ему путь на реке Адуа. Поэтому теперь некоторые рыцари начали, полагаясь на свою отвагу, переплывать на сильных конях реку; однако многие в ней утонули, сметённые массой воды; только небольшая часть, лошади которых погрузились в воду, с трудом переправились и обратили в бегство некоторых миланцев, с которыми столкнулись на берегу. Богемцы же схватили одного из лангобардов и угрозами заставили его показать им брод через бурный поток. Когда он им его показал, они наперегонки проникли на ту сторону, навели мосты и добились того, что всё войско безопасно переправилось за три дня. Как только император достиг противоположного берега, он двинулся в область миланцев: к нему присоединились жители Папии[241] и Кремоны[242] с сильным войском, которые также были противниками миланцев. Недолго осаждая крепость именем Триттий[243], где находился отряд миланцев, они заняли её. Император послал вперёд на подступы к Милану своего маршала с пятьюдесятью рыцарями, чтобы выбрать место, где можно будет перед этим городом разбить лагерь императора. Однако за этим маршалом следовало более пятисот рыцарей, при которых находился австрийский граф именем Экеберт[244], выступивший с ними без приказа императора. Когда же они подошли к Милану, то увидели укреплённый со всех сторон город, все ворота сильно забаррикадированными, и никто не слышал оттуда никаких звуков. Они также спокойно и медленно расматривали город, рвы, улицы и места, где можно будет удобнее всего разбить лагерь и, не заметив, как говорится, по отношению к себе никаких военной активности из города, стали постепенно, быстрым ходом возвращаться к императору. Однако граф Экеберт, к своему несчастью, возвращался с немногими медленнее, не торопясь. Когда в городе увидели это, то из ворот вырвалось около двух тысяч человек, настигли тех и начали ожесточённую схватку. При этом отважный граф Экеберт с несколькими воинами были убиты, а другие взяты в плен. Узнав об этом во время ужина, император оплакивал графа в глубокой скорби, остальных отругал за их неповиновение, днём позже теперь уже он сам подошёл со всем войском к Милану и разбил свой лагерь перед воротами, называемыми римскими, в то время как остальные князья со всех сторон заняли другие ворота и благоприятные позиции, разрушив затем расположенные в окрестностях города виноградники. Итак, Милан был окружён войском со всех сторон. Однако мы не стали описывать, всё, что происходило во время этой осады, поскольку наши знания неполны; а тот, кто хотел бы описать подробности, вышел бы за рамки королевской хроники, хотя нам известно, что в некоторые оставили точное описание этого.

Находясь в такой осаде, в один из дней, когда императорские войска отдыхали, миланцы взялись за оружие и совершили дерзкую вылазку из трёх ворот, а именно: из первых, где был лагерь императора, из вторых, где дежурил король Богемии и из третьих, где стоял герцог Саксонии. Так завязалась жаркая битва, так как императорские войска сражались за славу, а миланцы — за своё спасение. В конце концов миланцы, будучи побеждёнными, были вынуждены отступить обратно в город. В нём собралось много крестьян, а поскольку миланцы там были заперты много дней и скот не мог выйти на пастбище, то в городе начал распространяться ужасный смрад. Поэтому миланцы решили, что они не смогут оказать сопротивление императорскому величеству, и решили покориться. В таком порядке: первыми епископ и духовенство, затем — военные, после всех следовал народ, они шествовали — прекрасное зрелище, — прямо к расположению императора, умоляя его о мире и жалости. После совета князей император удовлетворил побеждённых прощением и миром на приемлемом условии пр условии уплаты ежегодной дани. Мирный договор в результате этой победы был заключён в праздник Рождества Богоматери Марии (8 сентября). В тот же день увенчанный короной император вступил в Милан, въезд, в котором прежде было отказано многим императорам. После этого он победоносно отправился отсюда, и теперь когда после приёма пятисот заложников в отношении Милана стало спокойно, он уделил внимание другим делам. Некоторое время спустя он послал канцлера Райнольда[245] и пфальцграфа Куонрада[246] в Милан за данью, наложенную им на побеждённых. Однако миланцы, по своему врождённому коварству, решили убить посланников императора и возобновить войну. Когда об этом стало известно канцлеру и пфальцграфу, они, переодевшись, ночью сбежали из города, и, добрались до императора, сообщили ему обо всех подробностях случившегося. Узнав об этом, император в ярости разослал во все стороны гонцов, велел князьям и войску снова собираться, приказав вторично осаждать Милан. И теперь он постарался за три дня окружить и разорить не только город, но и прилегающую область.

A{25} В этом же году в Папии скончался епископ Фридерих Кёльнский.

Год 1159

Император отмечал праздник Рождества Господа в Ломбардии, в то время как войско занимало область миланцев.

A{26} По единодушному пожеланию и всеобщему выбору жители Кёльна избрали своим церковным князем канцлера Райнольда, который находился ещё в Италии при императоре. В это время император, собрав всё свое войско, осаждал очень укреплённый город Крему[247] в течение семи месяцев. Те же, кто были в городе, надеясь на укреплённость этого места, повесили двух пленных немецких рыцарей на глазах у императора. Когда это увидели император и войско, они предприняли ожесточённую атаку на город. Поскольку о мире или прощении речь не шла, то тот, кто с обеих сторон попал в плен, был сразу повешен. Тем временем герцог Саксонский приблизился к почти сорока рыцарям из области миланцев и увидел как они прилежно занимались земледелием и как за каждым плугом шёл вооружённый всадник. Найдя этот момент благоприятным, он бросился на них с воинственным криком. Они, побросав плуги, искали спасения бегством. А те, что были в городе, напротив, при виде герцога, заперли ворота, не давая своим бегущим согражданам войти в город. Поэтому некоторые были убиты рыцарями герцога, другие взяты в плен. Там же герцогом был пленён особенно красивый миланский рыцарь, облачённый в замечательные доспехи и шёлковые одежды, выдающийся своим телосложением. Затем герцог вернулся к Креме к императору. Тот же рыцарь обещал за свою жизнь двадцать тысяч марок; но всё же, мстительный сердцем император приказал его, так же как и остальных, повесить перед воротами города, несмотря на то, что даже многие немцы жалели его за его прекрасную фигуру. Наконец жители Кремы попросили пощады, и будучи не в состоянии дальше бороться с силой своего противника, предали себя и свой город императорской власти (26 января). Император позволил каждому взять с собой столько, сколько он мог унести на своих плечах; отчего одна женщина, презрев своё богатство, с разрешения императора посадила на плечи своего больного мужа и вынесла его из города. Так был побеждён и покорён город Крема, на который миланцы возлагали наибольшую надежду.

Тем временем в Италию прибыли посланники от жителей Кёльна и уговаривали канцлера Райнольда стать церковным князем. Император, обрадованный тем, что нашёл случай оказать тому почести, с благодарностью поручил ему кёльнское епископство и то, что относится к его привилегиям. Вскоре после этого Райнольд прибыл из Италии в Кёльн с полномочием императора доставить ему новую рать. Его приняли с почестями главные жители[248] и горожане кёльнской церкви. Он быстро привёл в порядок свои дела и вернулся в Ломбардию к императору с тремястами отборными рыцарями.

В те дни император, оставив лагерь, вьючных лошадей и всё снаряжение, беспрепятственно продвигаясь днём и ночью только с бойцами и оружием, поспешил в страну и в горы бриксианцев[249], разрушив при этом на разных водоёмах мосты и предмостные укрепления, по которым миланцы могли организовать снабжение, и разорив бесчисленные деревни во всей округе. Некий населённый пункт[250], сравнимый с городом, лежал окружённый озером, Альпами и болотом, будучи как очень крепким благодаря природе и местоположению, так и очень богатым всеми видами запасов, поэтому жители Бриксии возлагали свои надежды на него даже больше чем на саму Бриксию, как говорили, миланцы решили отступить туда, если бы их выгнали из Милана. Когда воины Бриксии и многочисленные жители того поселения приготовились к обороне, устроив рвы, свайные заграждения и различные промежуточные укрепления, они вдруг оказались в том месте, где оставался свободным очень узкий проход через болото, атакованными немецкими воинами, они были побеждены и обращены в бегство, а несчётное их число было зарублено и взято в плен, город захвачен и в нём найдена неслыханная добыча. Всё войско обогатилось бы несметным количеством этой добычи, если бы тайно зажжённый в тишине поздней ночи пожар не обратил тотчас в пепел добычу вместе с городом. К этому счастливому успеху прибавилось ещё и то, что перед праздником святого Лаврентия (10 августа) более пятисот миланцев были взяты в плен и несчётное количество убито. Кёльнские рыцари начали это сражение[251] и мужественно держали позицию с полудня до ночи, нанеся врагам большие потери, до тех пор пока только под вечер не пришёл к ним на помощь император со ста сорока рыцарями и битва продолжилась до самых ворот Милана. При этом под ним умер его лучший конь и даже остриё копья достигло его, угрожая ему между щитом и телом. Однако он перескочил на другого коня, оставаясь, с божьей милостью, нетронутым и полностью невредимым — бравый рыцарь, неосторожный император, счастливый в обоих этих ипостасях.

Год 1160

Император отмечал праздник Рождества Господа в Италии, поскольку Милан ещё не были покорен; а миланцы решили с коварным замыслом предложить своё подчинение. Они согласились засыпать часть рва, а также разрушить сорок локтей стены для входа и выхода, чтобы дать возможность пройти императору со своим войском, снести тридцать похожих на дома башен и, кроме того, особенно выдающуюся башню святой Марии, выдать триста заложников, заплатить десять тысяч марок и платить ежегодную дань с города и земли. Император, разгадав их вероломство, всё это отвергнул. Однако они стойко настаивали на договоре и обратились с просьбой и обещаниями к королю Богемии и ландграфу, чтобы с их помощью снова добиться пощады у императора; однако же из ненависти к ландграфу и богемцу остальные князья не допустили, чтобы император согласился на предложенный договор.

Когда в эти дни император собрал имперский сейм (рейхстаг) в итальянском городе Парме, появился Стефан, брат короля Венгрии[252] и добивался от императора получить власть, обещая ему ежегодно выплачивать три тысячи марок, но не имел успеха. Там же обратились к императору ещё и посланцы венецианцев, настоятельнейше просившие его о благосклонности; со своей стороны он отправил с ними (к ним) таких же почётных посланников. Там появился[253] также некий епископ Сардинии[254], который привёз послание от сардинского князя[255], могущественного и очень богатого человека. Этот князь обещал, получив из рук императора награду и корону своего государства Сардинии, платить ему ежегодно почётную дань. В этом лагере присутствовал также герцог Вельпо (Вельф), гордо и с угрозами требуя Сполетанское герцогство и маркграфство над всей Тусцией[256]. Но поскольку он слишком настойчиво желал так много всего и такое высокое звание, император ничего не дал ему из всего этого, отпустив его неудовлетворённым и в полном расстройстве[257].

В том же году архиепископ Арнольд из Майнца был убит своими горожанами (24 июня). Разбушевавшийся или скорее, одержимый бесом народ[258] осадил этого епископа в своём собственном городе, затем преследовал его, убегавшего в расположенный в верхней части города монастырь святого апостола Иакова, поджёг монастырь, и, поскольку епископ укрывался в нем, зверски лишил его жизни.

Год 1161

Скончался Папа Адриан и случилось то, о чём мы уже сообщали выше[259]. Затем, когда кардиналы приступили к выбору и большая часть их, будучи согласной на избрание Руоланда, канцлера предыдущего Папы, желала облачить его в плащ, то он упорно отклонил их, признав себя недостойным этой чести и обязанности. Когда такое услышали те, кто был благосклонно расположен к империи, то они выбрали кардинала Октавиана, одного благородного мужа, назвав его, после облачения в плащ по римскому обычаю, Виктором, и усадив под радостные крики на престол святого Петра; вскоре, 7 октября, он принял в Риме рукоположение[260]. В противовес этому, некоторые кардиналы собравшиеся на девятый день[261] после того выбора в крепости Цистема[262], вторично выбрали [из пристрастия к сикулам и тем, которые стремились посеять раздор между империей и священством][263] снова-таки вышеупомянутого Руоланда, там же облачили его, устроив ему рукоположение и назвав его Александром. Поэтому для устранения этого раскола святой церкви, император, занятый ещё осадой Милана, вызвал всех епископов и князей как со всей Германии, так и из Ломбардии, Тусции, Венгрии и Франции на восемь дней после Епифании (13 января) на имперский сейм и всеобщий церковный собор в Папии, и отправил епископов из Праги, Вердена и Мантуи, чтобы вызвать на суд церкви как избранных, так и избирателей. В соответствии с этим, Октавиан, также названный Виктором, почтительно предстал со своими приверженцами перед имперским сеймом и церковным собором.

A{27} Руоланд же, также звавшийся Александром, отказался явиться по посланию императора. И поэтому все епископы, присутствовавшие на этом церковном соборе, объявили Руоланда вне закона, признав Папой Октавиана. То же самое случилось на имперском сейме и синоде, которые император провёл в Кремоне в воскресный день перед Вознесением[264]. Тот, кто хотел бы узнать подробнее о ходе этих событий, может найти это в послании Папы Виктора, отправленном им кёльнскому архиепископу. Он написал там следующее:

"Мы несомненно считаем, дорогой брат, что твоя мудрость желает поздравить нас с нашим повышением в Господе и ты усерднейшим образом стараешься узнать, как это произошло. Поэтому мы хотим уведомить об этом тебя, которого мы любили до сих пор и собираемся любить впредь с ещё большим почтением. Когда наш господин и отец, блаженной памяти, Папа Адриан разделил участь всего земного, более мудрая часть наших братьев, епископов, пресвитеров, диаконов, кардиналов и всего римского духовенства, по просьбе всего римского народа и с одобрения почти всего сената и главных лиц, баронов, дворян, живущих как вне так и внутри города, постановили избрать нас на руководство апостольским господством и возвести на престол святого Петра, что, в чем мы никоим образом не сомневаемся, и свершилось не нашей заслугой, но божественным промыслом. Хотя на нас наседают полчища врагов, мы же имеем веру в Господа Иисуса, забота которого по попечению своего приверженца не приводит к стыду[265], что всё это свершается по велению его милосердия, поскольку отделены уже зёрна от плевел, агнцы от козлов, хорошая рыба от плохой, и таким образом из его царства в одну кучу выброшено много нечестивого. Твоей мудрости, любимый брат, достоверно известно, что за раздор вспыхнул между церковью и императорской властью, между империей и священством; однако на его разрешение мы питаем надежду, укрепляясь Тем, кто обеспечивает благо всех тех, которые в него верят. Господь наш свидетель, что в надежде на это мы переложили это бремя преимущественно на себя. Поэтому мы Господом увещеваем тебя, дорогой брат, что ты вместе с нами будешь неустанно взывать к виновнику всех дел и укажешь нашему возлюбленному сыну, прославленному римскому императору Фридриху, на то, что мы с его благой помощью одолеем всех врагов Христа и раскольников".

Подобным образом об этом деле написал Руоланд, также именем Александр, назвав раскольниками Виктора и его сторонников.

Поэтому император и те, которые состояли в Римской империи, считали Виктора за католическим Папой. Однако властители и народы других стран почитали за апостольского господина Александра, то ли из ненависти к императору, то ли ради справедливости.

A{28} В том же году скончался патриарх[266] Аквилейский[267], преемником которого был избран благородный юноша именем Уодальрик, родственник императора. Прибыв в Кремону ко двору, он[268] был пожалован императором регалиями, и, дав обещание быть послушным Папе Виктору, сразу же отправился к нему; однако затем он, сказавшись больным, пройдя на судне по Паду[269], спустился, оставив без внимания Папу, который в то время пребывал в Регии. Император же отправил с ним своего посланника[270], а также герцога Генриха из Каринтии. По пути в Аквилею они расстались, и патриарх поехал с посланником императора через болота в направлении на Тарвизий[271]. А герцог продолжал начатую поездку, и в то время как все его спутники остались на сильном корабле, один поплыл на барке с четырьмя венецианскими моряками. Когда он должен был проходить мимо речного устья, там, где река Талиамент[272] впадает в море и, встречая стремительное течение реки, вздымаются волны морского прибоя, светлейший герцог вместе с судёнышком был проглочен морем, найдя свою смерть. О прискорбное несчастье! того, кого, недавно посланного в Грецию, столько раз хранили далекие моря, погубила у себя дома река его родины; тот, кого с детства приближённые никогда не оставляли одним, встретил смерть на роковой барке вдали от своих спутников. Девять дней носило герцога по воде, на десятый он был найден венецианцами и похоронен в городе именем Каберлоге[273], однако затем деньгами и уговорами был выкуплен графом Аквилейским[274], вознесён над Аквилеей в стоящий на горе монастырь Розац[275] и погребён в могиле своего отца. Скорбели по нему вся страна и весь императорский двор.

Между тем миланцы, исчерпав уже все силы, решили покориться на самом деле. В городе все враждовали друг с другом: священник с монахом, монах со священником, старец с юношей, простой народ со знатью, так как они хотели сдать город императору. Все остальные короли земли также содрогнулись перед именем непобедимого императора, и те, которые всегда обычно пылали враждебностью друг к другу, теперь заключили обоюдный мир и объединились против их господина, римского императора, по убеждению, а не по борьбе, благодаря коварству, а не вооружённым силам; это зашло так далеко, что в том же году в одном месте встретились посланцы от пяти королей, чтобы заключить такой союз. Греки заключили перемирие с венграми на пять лет. Тот же греческий царь[276] написал также монархам Турции, Вавилонии, Персии и Комании[277], сообщив им, что римский император, покончив с Миланом, собирается завоевать его и их страны. Того же опасались короли Испании, Барселоны[278], Франции и Англии. Потому что так написал им Руоланд и его кардиналы, дабы вызвать ненависть к императору.

Год 1162

Милан был захвачен и разрушен. Необходимо кратко рассказать о том, как это случилось. Когда[279] зимой дороги стали непроезжими и миланцы должны были уже сильно ограничивать себя, они пытались хитрыми предложениями уповать на благородство князей, чтобы каким-нибудь способом внушить им, будто бы все уже достигнуто, а самим, тем временем, объединёнными усилиями получить припасы из Бриксии и Плацентии. Однако они ничего не добились, потеряв как решимость, так и силу. По прошествии долгого времени и после многочисленных козней, принуждённые сильным голодом и лишениями, они, после того как им был установлен крайний срок на среду первой недели Великого поста (21 февраля), выдвинули наконец два предложения: сдаваться без всяких условий или добиться пощады посредством договора. Договор был такой: они должны были засыпать все рвы, снести стены и все башни, выдать триста заложников, которых выберет император, и те должны будут три года содержаться в плену; кроме того, принять ту власть, которую поставит император, будь она немецкой или лангобардской; отказаться от всех регалий, выплатить деньги, построить за свой счёт императору дворец, там где он захочет, будь то внутри или вне города, и такой большой, как он пожелает; никогда в будущем не сооружать без разрешения императора ни рвов, ни стен, не вступать в союз или сговор ни с каким городом или народом, выслать из города три тысячи человек и содержать императора со своим войском в городе столько, сколько он захочет. Когда по этому вопросу держали совет, большая часть князей, во главе с кёльнским епископом, голосовала против принятия условий, так как при условии полной победы, император может мстить или миловать по своему усмотрению. Некоторые говорили, что и то, и другое почётно для империи. Напротив, большая часть, главой которых был граф из Бландрате, советовала принять договор[280], отчасти потому, что видно, как миланцы с величайшим усердием соглашаются на это, отчасти потому, что если они не смогут выполнить его, то император меньше погрешил бы относительно милосердия, вынужденный жестоко покарать их за неисполнение договора. В конце концов все, также и несогласные, одобрили договор. Поскольку вполне могло случиться так, что он не будет исполняться, то ни одна дорога для доставки провизии не должна быть свободна, до тех пор пока договор не будет выполнен полностью или большей частью. Когда прошло много дней с расторжения клятвы, которой миланцы были связаны с жителями Бриксии и Плацентии, они теперь осознали тяжесть договора и, обдумав результат, предпочли одурманенные, не принимая договора, покориться, полагаясь только на защиту милосердия. Таким образом, в первый день месяца марта консулы миланцев с другими знатными людьми числом около двадцати появились, стоя на коленях, с обнажёнными мечами на шее, перед всем двором, безо всякого коварства, которым они ввели в заблуждение при первом подчинении императору, без всяких условий предали себя и свой город с имуществом и людьми их господину, императору, и за себя, и за всех остальных миланцев дали предписанную им клятву. В свою очередь, в следующее воскресение (4 марта), когда очень кстати было пропето: "Помню о твоей доброте, О, Господи!"[281] пришли более чем триста отборных миланских рыцарей с выбранными консулами, пали на колени пред сидящем на своём троне господином императором, умоляя прекрасной, равно как и жалобной речью только о его сострадании, вручив ключи от города и от всех ворот, а также части главных знамён, которых было числом тридцать шесть, и дали ту же самую клятву, что и консулы. После этого во вторник пришёл народ с карроцием[282], который у нас называется штандарт, и остальным числом рыцарей, передав знамёна всех городских кварталов числом сто или немного больше. Поочерёдно они двигались к Нео-Лаудуму — жители из трёх привратных районов следовали перед повозкой[283], остальная толпа следовала за ними — до дворца императора. Как только он, сидящий высоко на своём троне, был замечен ими, музыканты, стоявшие на повозке, сильнее затрубили в медные трубы, будто бы устроив торжественные похороны своей гордости, которая теперь умерла и здесь должна была быть предана земле. Когда звук затих, трубы были поданы императору. За ними по одному, признавая себя виновными, подошли главы городских кварталов, передав поочерёдно свои знамёна от первого до последнего.

Кроме того, стояла повозка, отделанная несколькими слоями дубовых брусьев, достаточно оснащённая для ведения боя сверху вниз, и очень прочно обитая железом. Из её середины возвышался тонкий шест, сверху донизу очень плотно увитый металлом, ремнями и верёвками. На вершине этого шеста возвышался крест, на передней части которого был изображён святой Амвросий[284], смотрящий перед собой и посылающий благословение в ту сторону, куда поворачивала повозка. После передачи всех знаков отличия миланцев в последнюю очередь приблизилась эта повозка, чтобы также склонить свою голову. Её возница искусно опустил весь этот помост и шест до земли так, что мы[285], стоящие около трона императора, содрогнулись, боясь обрушения помоста. Однако опущенный шест не упал и не поднялся до тех пор, пока император не собрал бахрому знамени и вновь поднявшейся повозке, не позволил стоять, как порабощённой. Тут единодушно пред его лицом пали ниц воины и народ, жалуясь и умоляя о сострадании. Когда затем один из консулов произнёс надгробную речь, по окончании которой толпа снова бросилась на землю, подняла носимые ей кресты вверх и под сильные причитания умоляла во имя креста о пощаде. Все, кто это слышал, были сильно тронуты этим до слёз, однако лицо императора не дрогнуло. В третий раз выступил граф из Бландрате как защитник тех, своих бывших друзей, вынудив всех к слезам, в то время как он лично поднял крест и вся толпа, смиренно просящая вместе с ним, пала ниц, но император пребывал с лицом неподвижным, как камень. После этого кёльнским епископом была составлена простая формула их подчинения, а от них был получен ответ с откровенным признанием своей вины. Император возразил на их мольбу то, что ему подобает и обещал после основательного размышления при удобном случае проявить милость, и отпустив их, велел им всем собраться снова на следующий день. Однако они, в надежде на сострадание, бросили кресты, которые несли в руках, через ограждение на половину императрицы, поскольку они не могли предстать пред её лицом. Когда они появились днём позже и пожаловались, то император ответил им, что хотел бы начинать с пощады и суда; так как если действовать по правосудию, то всех их надо лишить жизни, однако теперь нужно уступить место пощаде. Они же подтвердили, что по закону это было бы верно, однако желали бы в расчёте на божественное милосердие, чтобы произошло последнее. И вот, император приказал, чтобы все консулы и бывшие консулы, главнейшие люди и рыцари, правоведы и судьи удерживались в заложниках, а народ, как менее виновный, был отправлен в город только после принесения присяги. Затем он послал в город доверенных лиц и приказал, чтобы все, кто старше двенадцати лет принели присягу на верность, что и произошло. Кроме того, приказал он, чтобы были разрушены отдельные городские ворота, а также рвы и стены около ворот, для того чтобы в каждые ворота был открыт вход одному воинскому отряду, идущему в ногу широким строем; так и случилось. Поскольку из двух тысяч крепостей им было оставлено всего только четыре, то они также должны были их передать, согласно решению суда. Но после того, как император победил Милан, над ним взяло верх сострадание, и поэтому он не согрешил, уподобившись преступникам, а исполнившись сострадания, вынес миланцам решение в их пользу, освободив их от императорской опалы. Затем городские стены, рвы и башни были постепенно разрушены, и, таким образом, весь город изо дня в день всё больше и больше приходил в упадок и запустение. Миланцы, получили приказ[286], по которому предписывалось возвращаться всем в деревни и в свои загородные дома, и, подобно крестьянам, заниматься земледелием. В самом же городе не разрешалось жить никому.

Император, увенчанный короной[287], отмечал праздник Пасхи (8 апреля) в Папии, к великой общей радости выдающийся и торжественный имперский сейм со всеми князьями, маркграфами, графами, баронами, правителями и консулами Ломбардии. Всех их император пред лицом своим велел богато угостить за королевский счёт. На второй день праздника императору поклялись в верности пизанцы, обещав ему предпринять поход на Апулию, Калабрию, Сицилию, Сардинию, Корсику, и против Константинополя. Император дал им для этого своё знамя. На третий день такую же клятву дали императору жители Бриксии. На восьмой день после Пасхи (15 апреля) в Тауринуме[288] был собран торжественный имперский сейм, и таким образом вся Ломбардия, Тусция и Романия склонились перед дланью императора.

В эти дни в Италию к императору прибыли посланники короля Франции, чтобы восстановить мир и единство в святой церкви — при них находился граф Генрих из Плуса[289] — они просили императора, чтобы он объявил всеобщий церковный собор и привлек со своей стороны Папу Виктора, и клятвенно обещали, что здесь же появится король Франции, приведя Папу Александра, для того, чтобы церковь узнала, что истинного в деле обоих Пап. Согласившись с этим, император после объявления всеобщего синода в городе именем Леона[290] на реке Саоне в бизонтинском епископстве в течение всего лета велел сооружать очень большое по длине и ширине здание. В день Усекновения Главы Иоанна Крестителя (29 августа) прибыл также император с Папой Виктором, вместе с ними на этом синоде появилось множество архиепископов, аббатов, герцогов и князей. Король же французский Люодових[291] днём раньше подошёл на другую сторону реки, однако уклонился от совещания, и последовав, как говорили, совету серых монахов[292], остался в близлежащей крепости, называющейся Дивион, и, так и не доставив сюда, как, однако, обещал, Папу Александра. При этом хофтаге присутствовал датский король Вальдимар[293], который получил здесь из рук императора корону, став его вассалом. Император и датский король вместе со всем тем множеством духовных и светских князей признали, так же как на первом и втором церковных соборах, Виктора — общепризнанным Папой, а Александра с его сторонниками — схизматиками. Вышеупомянутого же графа Генриха и других поручителей короля Франции император удержал в заложниках, пока они не получили лены, которые имели от короля, из руки императора и не дали ему клятву в вассальной верности, и затем император снова направил победоносных орлов в Италию[294].

Год 1163

Вернувшись из Италии, император собрал торжественный имперский сейм в Майнце в воскресение Милосердия Господа (7 апреля), наказал очень многих, которые были уличены в убийстве архиепископа, соответствующим возмездием и приказал для усмирения высокомерия горожан разрушить городские стены. Епископом для них он назначил своего родственника, именем Куонрад[295], однако вскоре после этого он встал на сторону Папы Александра против императора, и, самовольно покинув своё епископство, переехал к Руланду[296]. Поэтому теперь император поставил епископом своего канцлера Христиана[297].

A{29} В этом году в Кёльне также были схвачены несколько еретиков из секты катаров[298], которые прибыли туда из Фландрии и 5 августа около города их предали сожжению: четырёх мужчин и одну девушку, которая бросилась в костёр даже против воли народа. А пока во время их горения в городе шёл очень сильный дождь, так что всё духовенство, испугавшись дождя, осталось в городе, верою слабого народа ни одной капли такого сильного дождя не упало на место, где они были сожжены.

В том же году министериалами святого Руоберта был убит архиепископ Зальцбурга[299].

Год 1164

Император снова предпринял поход в Италию.

16 февраля океан вышел из своих берегов, и, разлившись почти на 12 миль, поглотил много тысяч человек разного рода и возраста, особенно в районе реки Визеры[300]. Когда в Страстную пятницу, 10 апреля, Руоланд проводил богослужение в Сансе, наступила ужасная тьма и когда кардинал читал историю страстей Господа, дойдя до места, где говорят: "Свершилось!", ударила страшная молния, после которой раздался такой удар грома, что Руоланд покинул алтарь, а дьякон — свою кафедру, и все присутствовавшие были вынуждены искать спасения в бегстве.

Папа Виктор скончался в Лукке и был там похоронен. На его место 22 апреля был назначен епископ Видо (Гвидо) из Кремы, рукоположенный 26 апреля епископом Генрихом из Люттиха и названный по римскому обычаю Пасхалием[301].

Когда в этом году пфальцграф Куонрад, брат императора, хотел по своему желанию проехать и разграбить кёльнское епископство и намеревался занять гору, называемую Райнек[302], об этом через посланника представителям кёльнской церкви сообщил Райнольд, избранный епископом Кёльна, находившийся в Италии у императора, велев заранее занять ту гору. Поскольку пфальцграф увидел, что его его опередили, он установил жителям Кёльна срок до понедельника после пятого воскресения от Пасхи (18 мая), вызвал их в этот день на битву на Антурнахском поле. Ревностными усилиями кёльнских прелатов против него там выставили такое большое войско из рыцарей, пехоты и свыше того — кораблей, что мы в наше время никогда не слышали, чтобы со стороны немцев было бы выведено на битву войско из стольких храбрых, известных и благородных мужей. А всех тех, входил в число бойцов, было более 125 000. Поэтому ни пфальцграф, ни один из его сторонников не отважился принять вызов, хотя их прибытия ожидали двенадцать дней. Тем временем господин Райнольд, находящийся в Италии у императора, служил с большей преданностью, яем все бывшие там князья. При известии о такой радостной победе он, добившись у императора отпуска, вернулся, удостоенный его милости и получив от него драгоценнейший подарок, а именно, останки трёх волхвов[303], которые преподнесли таинственные дары Господу в его младенчестве, и останки двух мучеников Феликса и Набора[304], до сих пор с почтением хранившиеся в Милане вместе с этими волхвами. С этими высокочтимыми дарами за день до праздника Святого Иакова (24 июля) он въехал в Кёльн, принятый с почётом и блеском, особенно из-за этих реликвий, которые он привёз в Кёльн для вечной славы Германии. 1 октября из Италии вернулся император и на восьмой день после праздника святого епископа Мартина (18 ноября) собрал в Бабинберге торжественный имперский сейм, где он довольно сурово высказался против кёльнских представителей в пользу своего брата, пфальцграфа, однако осторожность и мудрость этого мужа успокоили его негодование.

Год 1165

У императора в Новиомагусе[305] родился сын, названный Генрихом. На Троицу император собрал в Вирцибурге[306] торжественный имперский сейм, где он сам и все князья поклялись, никогда не оставлять Папу Пасхалия и никогда не становиться на сторону Руоланда; также в субботу после четырехдневного поста (29 мая) сначала был рукоположен в священники господин Райнольд, и с ним много других избранников. После этого 2 октября в Кёльне епископом Филиппом из Озенбрука[307] он был рукоположен в архиепископы в присутствии императора и императрицы.

[Скончался, блаженной памяти, господин аббат Вольберо. Его преемником стал Вихманн][308]

Год 1166

Император праздновал Рождество Господа в Ахене. Здесь он 29 декабря в присутствии многих церковных и светских князей и при большом ликовании духовенства велел извлечь из саркофага останки императора Карла Великого[309], где они покоились 352 года, и император вместе с императрицей преподнесли местной церкви королевские подарки в виде золотых сосудов и шёлковых одеяний, к которым они присоединили десять марок годового дохода. В том же году 2 мая архиепископ Райнольд и старший пастор Герхард из Бонна при неописуемом благоговении духовенства и скоплении огромной толпы народа подняли святых мучеников Кассия, Флорентина и Маллусия[310], обнаружив на них, хотя и сухую, но отчётливо видимую кровь, несмотря на то, что со времени их страданий прошло 773 года.

Император объявил о своём военном походе в Италию, отчасти чтобы поддержать своего Папу Пасхалия, отчасти из-за измены миланцев, которые без его разрешения снова отстроили свой город. Вскоре епископ Райнольд, взяв в Кёльне отпуск у духовенства и народа, двинулся через Альпы с сотней закованных в броню рыцарей ещё до выступления императора, без угрозы его личности и его снаряжению, и накануне праздника Всех Святых (31 октября) прибыл в Ипореа[311]. Оттуда он, возможно быстрее, двинулся навстречу императору, который подходил по другой стороне по Тридентской долине[312]. Также епископы и бароны со всей Ломбардии приняли императора с миром.

Год 1167

20 января среди ночи произошло землетрясение. 3 апреля выпал очень сильный град, такой что градина была размером с голубиное яйцо.

Император, который в четвёртый раз отправился в Италию, благодаря храбрости своей знати и особенно усердию епископа Райнольда за короткое время покорил всю Италию, Ломбардию и Апулию[313]. Тогда этот светлейший церковный деятель занял область Тусцию и после этого вернулся в Тускулум[314], жители которого ещё были верны императору. Когда об этом услышали римляне, они собрали войска, числом видимо около 42 000 человек, в день Троицы, а именно 27 мая, начали разорять посевы и виноградники тускуланцев и осаждать епископа Райнольда. Однако из-за благоговейного отношения к святому дню он держался внутри стен, поскольку с очень небольшим числом рыцарей он мог дать отпор такой огромной вооружённой массе только с божьей помощью. У него было всего не более 140 рыцарей. Лишь на 2 день праздника Троицы (29 мая) к нему пришли на помощь епископ Христиан из Майнца и Филипп, канцлер императора, с около 500-ми оруженосцами[315], измученные долгой и трудной дорогой, и разбили лагерь около Тускулума. Римляне сразу же напали на них и обратили в бегство. Увидев это, Райнольд возложил свою надежду на Господа, и после с краткой речи к своим сторонникам произвёл отважную вылазку из ворот, застал римлян врасплох, набросился и разбил их с исключительной храбростью и силой духа. В этом столкновении повсюду на поле было убито девять тысяч римлян, пять тысяч взято в плен, а тех, кто погиб в давке бегства, должно быть было ещё больше, чем тех, кто умер от меча. Позднее римляне посчитали, что из сорока двух тысяч[316] в город вернулось всего только две тысячи. После этой божественной не человеческой победы император с военной мощью совершил своё вступление в Рим, заставил обитателей Латерана выдать ему двести восемьдесят заложников и посадил Папу Пасхалия на трон Святого Петра, где этот Папа 30 июля, в воскресение перед праздником Вериг апостола Петра рупоположил пятнадцать избранников, одних — в патриархи, других — в архиепископы, и некоторых — в епископы. Тремя днями позднее в праздник святого апостола Петра (1 августа) он короновал в императрицы госпожу Беатрикс, супругу императора.

Договор, который римляне заключили с императором Фридрихом

Поклялись настоящие и поклянутся будушие сенаторы и весь римский народ в верности господину императору Фридриху; и воистину они обязуются поддерживать его, сохранять корону Римской империи и защищать от всех людей; они обязуются оказывать ему помощь, отстаивать его привилегии как внутри, так и вне города; они обязуются ни советом, ни действием никогда не участвовать в том, где их господин император путём злого обмана был бы взят в плен, потерял бы конечность, или был бы причинён ущерб его личности; они обязуются назначать в сенат не иначе, как через него или его уполномоченных; и всё это они обязуются соблюдать безо всякого коварства и дурных мыслей. Господин император будет постоянно всеми силами поддерживать сенат, в котором он сейчас находится, и будет стремиться возвысить его при условии, что сенат будет им назначен и ему починён; более того, он выдаст привилегии с золотой печатью, в которых должно содержаться следующее: император утверждает сенат и будет обеспечивать все объявленные вне закона владения римского народа, насколько подобает императору; он их этого не лишит, однако сохранит в силе хорошие обычаи города, арендные договоры и выданные на третье и четвёртое поколение налоговые документы[317]; в том же привилегии он отдаст приказ, чтобы по всей его империи от римлян не требовали ни дорожной, ни привратной, ни береговой пошлины и никаких других сборов; а тот, кто их попытается с них взять, будет наказан штрафом в сто фунтов золотом. Всё это будет заверено подписью князей двора.

После того, как это было так удачно и славно выполнено, разразилась страшная эпидемия, и чума, которая постоянно возникает в римских областях, как можно прочесть в книге Иезекииля[318], начавшись в святилище Божьем, скосила почти всех глав священнического сословия, а также унесла многих князей. Сначала умер епископ Даниил из Праги, а также епископ Александр из Люттиха в канун праздника Св. Лаврентия (9 августа); после этого в день Вознесения Марии (14 августа), торжественно совершив все церковные таинства: исповедь, причастие и помазание, достойным образом составив и оформив свое завещание, умер господин архиепископ Райнольд, замечательный мудростью и деяниями муж, которому император был обязан большей частью своей славы. Почти в то же время умер светлейший герцог Швабии, сын короля Куонрада, Фридерих, а далее – Вельф младший и с ним такое множество епископов, аббатов, князей, рыцарей и людей различных сословий, что их невозможно было счесть. Очень малое число из войска императора вернулось назад, и к тому же каждый из них едва спасался почти что бегством.

Уже до этого, 11 июля, умер герцог Генрих Лимбургский, которому император поручил свои дела по эту сторону Рейна, а архиепископ Райнольд передал Кельнское герцогство. Кельнская церковь избрала своей главой декана собора и канцлера императорского двора Филиппа в то время, как он еще находился в Италии.

A{30} В это время епископ Вихман Магедебургский, ландграф Луодевиг, маркграф Альберт и остальные восточносаксонские деятели напали на герцога Генриха Саксонского[319], предав его землю огню и разбою, использовав почти все свои средства, пока наконец император не отправил из Италии своих посланников, приказав до своего прибытия прекратить эту войну.

Год 1168

14 сентября скончался Папа Пасхалий, его преемником стал Каликст[320], с помощью которого возвысились сторонники империи. Император вернулся из Италии не так, как подобает его императорскому достоинству, а тайком с немногими спутниками, поскольку все итальянские города заключили против него союз[321]. 1 июля он собрал имперский сейм во Франкинфорте, на котором герцога и саксонских князей склонил к миру. Филипп, избранный архиепископом Кельна, не смог вернуться через Италию и через хребет Мон-Йовис, поэтому он, подвергая очень большой опасности себя и своих людей, отправился на кораблях по морю в Санкт Эгидий[322]; там они сели коней и в день Вознесения Марии (15 августа) торжественно въехали в Кельн. В праздник святого Михаила он был помазан в архиепископы в Кельне епископом Годефридом Утрехтским в присутствии восьми епископов. Вскоре после этого сопровождаемый архиепископом Майнца и герцогом Саксонским он отправился с императорским посольством в Ротомагус[323] к королю Англии[324], однако, что это было за посольство, для всех, кроме их самих и короля осталось тайной[325].

Год 1169

6 апреля император собрал очень выдающийся имперский сейм в Бавинберге, где по его приглашению из Франции перед ним предстали аббат Цистерцианского монастыря[326] и аббат монастыря Клерво, которых он ради восстановления единства церкви послал затем в Италию вместе с епископом[327] Бавенбергским. В день Вознесения Марии (15 августа) в Ахене старший пятилетний сын императора, Генрих, был помазан на царство кельнским архиепископом Филиппом.

[Скончался аббат Вихман, его преемником стал Генрих[328].]

Год 1170

После Троицы 8 июня император собрал имперский сейм (рейхстаг) в Фульде по вопросу о посольстве Бабинбергского епископа, отправившегося в Италию с двумя вышеназванными аббатами, но не смогшего достичь требуемого успеха в установлении мира и согласия, и так до конца и прошел тот сейм, не придя к миру и согласию. Здесь император, как и раньше, заявил, что он никогда не признает Руоланда апостольским Папой.

Из-за сильного шторма море, прорвав дамбы, 2 ноября очень сильно затопило землю фризов в районе Ставерна[329]. Землетрясение на Ближнем Востоке засыпало много городов, как христианских, так и языческих.

Год 1171

Император, получив от жителей Кельна незначительную сумму денег, позволил им снова частично обрести его милость и с большой роскошью при всеобщем мире среди всех жителей, совершил свой въезд в город Кельн, где он также принял посланников греческого короля[330], прибывших просить о бракосочетании его дочери с сыном императора. Затем он долго оставался в Ахене и на неделе после Вознесения Марии (15-22 августа) занял гору Беринштейн[331].

Скончался граф Луодевих.

Император послал архиепископа Майнца Христиана в Италию, где тот пробыл почти пять лет и совершил много полезного. В частности, он склонил на сторону императора приморский город Анкону, изгнав оттуда греков[332].

Год 1172

В середине поста (26 марта) император собрал выдающийся имперский сейм в Вормсе, где подал жалобу на итальянцев и тех, кто был на стороне Руоланда, что они хотели надеть корону римской империи на греческого короля, и после решения вопроса все князья объявили о новом походе в Италию, который предполагалось совершить через два года. Когда об этом военном походе через кельнского архиепископа узнали римляне, они ответили ему следующее: "Уважаемому господину и Отцу во Христе, Филиппу, Божьей милостью архиепископу святой Кельнской церкви и главному канцлеру всей Италии, сенаторы города городов обращаются с приветом и искренней любовью. Послание Вашей Мудрости мы прочли с надлежащим почтением и вот, узнали из него, что наш победоносный господин, светлейший император, и Вы с отеческой любовью преданы нам и римскому народу, мы также узнали и то, что первый с неизменной отвагой готов начать истребление врагов Бога и империи, что его замечательные князья и бароны поклялись поддержать военный поход, и что соседние королевства и народности выставили войска, поэтому мы исполнились несказанной радостью и вознесли наши сердца и руки к небесам за то, чтобы они дали королям благословение, чтобы император оставался долгое время невредимым и, как обычно, смог всех мятежников снова вернуть под свою власть. Какие бы славные дела не совершал повсюду на земле римский император, они также и наши, и совершались во имя Рима, как если бы отец делал это для своего сына. Поэтому мы умоляем Вашу Милость, чтобы Вы наилучшим образом способствовали славе Вашего города Рима и возвышению святого сената. Мы же и прославленный римский народ всегда готовы подчиниться каждому приказу и остаемся преданными Вашей воле."

Подобным образом тому же князю церкви написали и пизанцы: "Филиппу, архиепископу святой Кельнской церкви и уважаемому главному канцлеру Италии, консулы пизанцев, его последователи, передают привет и заверения в преданности. После получения и внимательного прочтения Вашего пламенно ожидаемого послания мы возликовали в наших сердцах и возрадовались, что священное императорское величество последовало почетнейшему совету по вопросу о вероломных изменниках империи, которым не будет никакого прощения. Он собрал все силы и всю мощь империи; торопясь привлечь разных королей и очень многие народы, включая и те, которые жили очень далеко, к участию в возмездии за то, что с ним поступили несправедливо. Он велел архиепископам, епископам, аббатам, герцогам, маркграфам, пфальцграфам, графам, свободным и вассалам, несчетному числу влиятельных людей принести присягу в том, что они поддержат решительный военный поход в Италию в самое ближайшее время. Поэтому мы, всегда являющиеся вернейшими сторонниками империи, испытываем величайшую радость, как и все остальные его последователи, поскольку мы хранили верность и любовь к императорской короне и всегда действуем к вящей славе империи." Из расположения к императору, или из страха перед ним были составлены эти послания римлян и пизанцев, — неизвестно.

Примерно в это же время в Атрабате случилось одно достойное упоминания происшествие. Один очень грамотный рыцарь имел достойное мнение о теле Господнем, считая, что не осквернено оно ни рвотой, ни естественными испражнениями. В беседе с ним заспорил некий священник именем Руберт, весьма глубоко, однако же бесполезно обученный муж, имевший противоположное, а потому, еретическое воззрение, и вот, вопрос был поставлен перед епископом. Тот же призвал архиепископа Реймса с несколькими священниками и при обсуждении этого вопроса многие обвинили того священника в том, что он не только сам еретик, но также пособничает и защищает и других еретиков. Когда же он тщетно пытался очистить испытанием каленым железом свою репутацию от вменяемой ему в вину ереси, то был поражен таким очевидным божественным чудотворством, что не только на правой, куда ему прикладывали железо, но также и на левой руке, на обеих ногах, на обоих боках и точно так же на груди и животе чудесно проступил след от ожога. Поэтому он был по приказу архиепископа ввергнут в костер и сожжен.

В том же году[333] 29 декабря стойкий и непоколебимый приверженец правосудия святой Фома[334], архиепископ Кантуарии[335] принял мученическую кончину от короля Англии Генриха и воссиял замечательным образом многими чудесными знамениями. Из-за этого мы сочли полезным рассказать об этом святом для того, чтобы известие о нем могли судить и другие. Некий слепец по данному им обету а также страстно желая исцелиться, свершал паломничество в церковь святого Николая в тот самый день, когда святой епископ должен был быть убит. Явился ему лик в человеческом образе и спросил, куда он идет. Тогда он ответил, что хочет вернуть себе зрение, и для этого идет к святому Николаю. Тот же сказал: "Ты должен сейчас пойти в другое место к новому мученику Христову, чтобы с его помощью вернуть себе зрение". И вот, к вечеру вошел он в дом Божий в тот самый час, когда святой мученик был убит в церкви перед алтарем телохранителями короля. Он попросил, чтобы подвели его к телу святого человека. Затем он помазал глаза его драгоценной кровью и тотчас же стал зрячим. До сих пор тело святого славится по всей Англии такими многочисленными чудесами.

Почти в это же время[336] Генрих, герцог Саксонский сочетался браком с дочерью короля Англии[337], изгнав свою первую жену[338] по настойчивому требованию близкой родни. А их дочь[339], прежде бывшую замужем за герцогом Фридерихом[340], умершем в Италии, взял в жены сын датского короля[341]. В этом году умерло много знатных людей: ландграф Луодевих, граф Хуго из Муозаля[342], граф Теодерих из Кливы, граф Гериманн из Заффинберга. Рассказывают, что в этом году в Ксантене одна женщина родила ребенка с двумя головами, тремя руками и тремя ногами. Еще в этом году на небе появилось нечто в виде змеи и, постепенно увеличиваясь, в конце концов превратилось в два целых круга. Кроме того, в Региомаге одному рыцарю показалось, что он видит свисающий из воздуха меч.

Год 1173

Император праздновал Пасху (8 апреля) в Вормсе, где состоялся многочисленное собрание князей.

В этом году герцог[343] Генрих Саксонский с почти что пятистами рыцарями отправился в Иерусалим, пройдя весь путь туда и обратно по суше благополучно и с почестями. По пути туда он не подвергался преследованиям турок, а король Константинополя оказал ему почетную встречу и торжественные проводы; на обратном пути один языческий король[344], принявший его с почетом, преподнес ему много роскошных подарков и по ходатайству герцога освободил всех пленных христиан, живших в изгнании под его властью.

В том же году[345] император с очень большим войском из Баварии, Швабии, Франконии и Саксонии предпринял поход против поляков, чтобы снова назначить на герцогство своих племянников[346]. Так велико было число его войска, что многие свидетельствовали, что не было императора, который бы наступал таким славным военным походом на Польшу. Сразу после его вторжения пришедшие в ужас поляки как можно быстрее постарались снова вернуть его милость уплатой императору и его сторонникам восьми тысяч марок, а также покорным подчинением его власти и исполнением каждого его приказа[347]. На обратном пути оттуда император отправился в Саксонию, где к нему почтительно вышли навстречу все князья земель, за исключением сыновей маркграфа Альберта, которые тем самым не подчинились ему, так как Альберт добивался для себя наследства графа Бернгарда[348] и господина епископа Мартина из Гальберштадта[349]. Собираясь поначалу развязать против них войну, император затем отложил ее благодаря посредничеству некоторых князей, обещавших добиться примирения[350].

В эти дни к императору прибыли посланники короля Вавилонии[351] и принесли ему редкие и дорогие подарки. Посольство сообщило просьбу этого короля, чтобы дочь императора связать узами брака с его сыном при условии, что сам король со своим сыном и всем его государством принял бы христианство и освободил всех пленных христиан. Император почти полгода с почетом держал у себя этих посланников и разрешил им тщательно со всеми подробностями осмотреть и изучить города, а также ознакомиться с обычаями.

В том же году около 1 декабря невыносимая и неслыханная эпидемия кашля охватила всю германскую империю и особенно Францию, обессилила стариков, а также подростков и детей, унеся многих в могилу. Жертвой этой заразы стал епископ Луодевих Мюнстерский; на его место император поставил брата графа Геримана из Кацинелинбоге.

Год 1174

Император праздновал Рождество Господа в Альдинбурге в Саксонии, а на Пасху (24 марта) собрал в Ахене торжественный имперский сейм; затем он прибыл в Новиомаг и, оставаясь там много дней, велел всем присягнуть для участии в объявленном два года назад военном походе. Троицу (12 мая) он праздновал в крепости, называемой Кохме[352]. Около праздника святых Прима и Фелициана (9 июня) по эту сторону Альп в Вивенлинбурге[353] он провел встречу, на которую к нему прибыли посланники князей с той стороны Альп, где обещали ему повиноваться и обеспечись безопасный переход через Альпы. После этого он на праздник св. Иоанна (24 июня) прибыл в Регенсбург, где посланники греческого короля снова обратились к нему с вопросом о бракосочетании дочери императора с сыном греческого короля.

Император отослал посланников короля Вавилонии с большой честью и многими дарами.

В том же году король Франции Лудевих, сын короля Англии[354] и граф Фландрии[355] совершили вооруженное нападение на отца, короля Англии Генриха. Однако последний, предварительно покаявшись в убийстве мученика Фомы, одержал победу, при которой очень много фландрийцев было взято в плен или убито при бегстве[356].

Все лето продолжались зимние ливни, из-за чего погибли посевы и виноградники.

В том же году в Антурнахе несколько человек нашли возле могилы тело императора Валентиниана[357], как прочитали в надписи на найденном вместе с ним денарии. На его голове была найдена корона, в ногах — урна, на боку — изъеденный ржавчиной меч с золотой рукоятью, а также победный камень. Этот меч доставили для осмотра императору.

Император, собрав очень сильное войско, снова двинулся в Италию. Когда он пешком подошел к Апеннинским Альпам, его встретили посланники иерусалимского короля[358] и принесли очень много подарков и золотые, наполненные мускусом яблоки, а также письмо этого короля, в котором он выразил императору свою благодарность, объявив при этом, что он уже давно был бы изгнан из империи, если бы языческих королей не держал у узде страх перед императором. После перехода через Альпы император подчинил несколько городов и осадил Ново-Александрию[359], получившую название по имени Папы Александра.

Произошел необычный и очень продолжительный разлив Рейна и его притоков.

Епископ[360] Камериха был убит местными жителями.

Год 1175

486-я Олимпиада. 1175. Император праздновал Рождество Господа в лагере перед Александрией. Этот город был замечательным образом укреплен снаружи опоясывающей стеной, а также очень глубокими рвами, за которыми сидели множество грабителей, разбойников, бежавших от своих господ слуг, и еще вооруженные силы лангобардов. Император по совету графа[361] Монферрата запер их в надежде на легкое покорение, однако ему пришлось здесь задержаться дольше, чем он предполагал. С большой храбростью с обеих сторон здесь бушевало сражение; при котором и той, и другой стороной были взяты пленные, причем некоторых из них убили и повесили. Император же совершил похвальный поступок. Когда к нему привели троих пленных он тотчас же приказал вырвать им глаза. После того как двое сразу же были ослеплены, он спросил третьего, который был моложе других, почему он восстал против империи. Тот ответил: "Не против тебя, о император, иль империи я сражаюсь; но поскольку у меня в городе господин, то я повинуюсь его приказам и верно служу ему; если он станет вместе с тобой сражаться против своих сограждан, то и я точно также буду ему служить; если ты тоже прикажешь вырвать мне глаза, то я все равно останусь таким же, вот так хорошо я могу служить моему господину". Смягченный этими словами, император не стал лишать его зрения и приказал, чтобы тех, кого он перед тем ослепил, отправили обратно в город.

Перед Пасхой во всей Лангобардии против императора и его сторонников был заключен скрепленный клятвой большой союз. Благодаря объединению миланцы, веронцы, новарийцы, бриксианцы и жители других городов Италии собрали неимоверно большое войско и предложили провести генеральное сражение с императором на полях Александрии. Узнав об этом, на Пасху (13 апреля) с первыми лучами солнца император снял осаду Александрии и с огромным воодушевлением двинулся со всеми войсками к ним навстречу и разбил свой лагерь на расстоянии полета стрелы до расположения неприятеля. Это испугало лангобардов, которым храбрость немцев всегда казалась чем-то загадочным. Вскоре, на четвертый день после Пасхи (16 апреля) их знаменосец побужденный своим сыном находившимся на службе у императора, добился аудиенции у кельнского епископа и нескольких князей, и добился своим советом и своими и уговорами, чтобы все лангобарды склонились скорее к миру и покорности, чем к развязыванию войны с императором. А потому вся та ужасная боевая шеренга неприятеля пала ниц перед лагерем императора, умоляя о мире и жалости, держа обнаженные мечи на затылке. Наперегонки бросившись к императору, они передали ему знамена всех городов, одни целовали его одежды, другие — его ноги, а третьи — его палатку, одновременно подтверждая под присягой свою верность. При их содействии император также предоставил жителям Александрии мир до конца мая месяца. После таких успехов он разрешил части своих рыцарей вернуться на родину, оставив при себе их основную часть. Из-за александрийцев лангобарды недолго сохраняли свое раскаяние, они пригрозили императору, что если он не включит александрийцев в этот мирный договор, то они нарушат свою клятву верности. А поскольку он это отвергнул, они объявили с присущим им вероломством, что снова разрывают союз. Таким образом, император был вынужден разослать своих посыльных по всей германской империи с приказом собирать новое войско[362].

Загрузка...