Кэннон

Глава 6

Хендрикс

Шесть лет и десять месяцев назад

— Что ты делаешь?

Я поднимаю взгляд и вижу идущую ко мне Эддисон. Я не могу решить, радует меня этот факт или раздражает, поскольку я приехал сюда специально, чтобы избежать встречи со своей семьёй из Нью-Степфорда, особенно с поющей блондинкой из этой семьи. За исключением того, что Эддисон выглядит чертовски сексуально, даже если на ней брюки цвета хаки и блузка цвета лосося, которая должна быть на женщине средних лет. И жемчуг. Жемчуг, чёрт возьми. Ей пятнадцать, но она одевается так, словно ей сорок лет.

Ей пятнадцать. Я напоминаю себе об этом факте. Может, мне и всего шестнадцать, но она моложе меня, слишком молода. Даже если она одевается как футбольная мамочка. Я пытаюсь не обращать внимания на то, насколько она чертовски великолепна, и усиливаю свой голос, когда она смотрит на меня.

— Какого черта я это делаю? — спрашиваю я. Для неё лучше ненавидеть меня, чем подружиться с пятнадцатилетней девочкой.

— Я не глупая, — говорит она.

— Идеальная малышка Эддисон когда-нибудь раньше видела настоящий косяк? — спрашиваю я, мой голос срывается. Я нервничаю теперь, когда она здесь. Эддисон так смотрит на меня, что я начинаю нервничать, как будто она знает меня лучше, чем на самом деле. Она смотрит на меня так, как будто видит насквозь меня и всю мою чушь собачью. Мне это не нравится. — Ты меня охуенно удивила.

Она закатывает глаза, что должно было бы сделать её ещё более раздражающей, но почему-то делает её ещё сексуальнее.

— Я уже видела такой косяк раньше, — говорит она. — Я также видела таких парней, как ты, с твоим непонятым эмо-дерьмом. Знаешь, оно не так уж уникально.

— Ну, черт, ты меня раскусила, — говорю я, и в моем голосе звучит раздражение, которое я не пытаюсь скрыть. Но это не потому, что я раздражён. Это потому, что я хочу прижаться к ней губами, а это плохая идея. По миллиону причин. И если есть что-то, что я понял за последние два месяца пребывания здесь, так это то, что Эддисон — это нечто другое. Она не валяет дурака, и она не из тех девушек, с которыми можно просто валять дурака. Я протягиваю косяк:

— Хочешь затянуться?

Эддисон качает головой, и я не могу удержаться, чтобы не подколоть её ещё раз:

— Да, я так и думал.

— Знаешь, у твоего отца, наверное, случился бы сердечный приступ, если бы он застал тебя здесь, — говорит она.

Мой отец. Она преподносит его так, как будто его мнение важно для меня больше всего на свете.

— Как ты думаешь, почему я здесь, у конюшни? — спрашиваю я. — И вообще, почему ты здесь? Настолько Сталкер?

Щёки Эддисон краснеют, и я замечаю её смущение. Её легко смутить, но по какой-то причине меня это не раздражает. Мне нравится выводить её из себя, что, вероятно, говорит обо мне как о чём-то ненормальном.

— Ты так самоуверен, Хендрикс, — отвечает она. — Я иногда прихожу сюда, чтобы отвлечься. Ты вторгаешься в моё личное пространство, придурок.

— Придурок, да? — я смеюсь. — Я не думал, что такая хорошая маленькая девочка, как ты, ругается. От чего, чёрт возьми, должен убегать любимому американскому кантри-музыканту? Личный шеф-повар сегодня утром приготовил тебе яйца не так, как ты любишь? — я шучу, но то, что говорится о личном шеф-поваре, чистая правда. У них в этом заведении есть личный шеф-повар. Чертовски смешно.

Она смотрит в землю и пожимает плечами.

— Ничего, — говорит она. — Неважно. Мне нужно вернуться в дом, — она поворачивается, чтобы посмотреть на меня, прежде чем уйти, заправляет прядь светлых волос за ухо. — Знаешь, мы можем быть друзьями. Ты не должен быть таким злым. Я знаю, ты расстроен из-за переезда сюда и всего такого, но было бы здорово быть друзьями.

Я долго смотрю на неё и делаю ещё одну затяжку. Она выглядит такой серьёзной и чертовски… милой… что на секунду я чуть не говорю ей, что было бы круто потусоваться с ней. Потом я вспоминаю, что мой отец — мудак и что я никогда не просил переезжать в Нэшвилл, штат Теннесси, и жить с деревенским любимцем Америки в этом степфордском особняке и в этом районе Степфорда.

И всё же я испытываю укол отвращения к самому себе, когда открываю рот, чтобы заговорить:

— Было бы здорово, если бы ты также отсосала у меня, милая.

Лицо Эддисон заливается краской, и она открывает рот, чтобы что-то сказать, но ничего не выходит.

— Точно, — говорю я. — Так что, если ты не собираешься быть полезной, тогда оставь меня, чёрт возьми, в покое.

На её лице мелькает обиженное выражение, затем она сжимает челюсть и, прищурившись, смотрит на меня:

— Я бы отсосала у тебя, но боюсь, что не смогу найти твой член.

Я собираюсь возразить, что рад помочь ей в этом, но она уже разворачивается, и я наблюдаю, как она отступает, её конский хвост подпрыгивает, когда она уходит. Я хихикаю. Может быть, в конце концов, у маленькой мисс Совершенство есть небольшое преимущество. Это не то, чего я ожидал. Возможно, в ней есть нечто большее, чем я думал.

Наши дни

Эддисон по большей части игнорирует меня, уткнувшись носом в свой чёртов сотовый телефон, отправляя сообщения или проверяя свои аккаунты в социальных сетях, или что там, чёрт возьми, она делает. Я понятия не имею, в чём проблема с этой девушкой, почему у неё в заднице огромная палка. Конечно, я обращался с ней как с дерьмом, когда мы были подростками. Но она должна знать, что я был обычным придурковатым подростком. Виноваты в этом гормоны.

Прошла неделя с тех пор, как я переехал, а она почти не сказала мне ни слова, а когда и говорит, то немногословна, только по делу. Закономерно. Мы говорим о расписании, о том, где она должна быть и что ей нужно делать. Ничего больше. Я говорю себе, что, наверное, это к лучшему, на самом деле.

Проблема в том, что, когда она ходит по дому в этих коротких шортах и майках, я, блядь, едва могу дышать. И когда она проходит мимо меня в коридоре, от запаха её шампуня у меня встаёт.

Её грёбанный шампунь.

Возможно, со мной что-то не так.

Её холодность хороша. Она должна продолжать ненавидеть меня. Мне нужно, чтобы она продолжала ненавидеть меня. Так будет лучше для неё. Это то, что лучше для меня.

Раздаётся стук во входную дверь, и дверная ручка дёргается. Когда я открываю её, сестра Эдди Грейс, наклонившись, завязывает шнурок на детской туфле. Она говорит, не поднимая глаз.

— О боже, Эддисон, почему дверь заперта? Ты всегда…

— Грейс?

Она оборачивается:

— Хендрикс!

— Как ты, Грейс?

— Хендрикс, посмотри на себя! — визжит она, притягивая меня в объятия. — Ты совсем взрослый! Мама сказала, что ты вернулся помогать Эддисон, но я действительно не ожидала, что ты будешь здесь. Это Брэйди.

— Привет, Брейди, — я присаживаюсь на корточки, но он прячет лицо в ноге Грейс. — Ему сколько, три?

— Через пару месяцев, — говорит она. — Он застенчив с незнакомцами. Давай, детка, пойдём навестим тётю Эдди.

Эддисон уже стоит у меня за спиной.

— Где мой любимый племянник? — спрашивает она, и Брейди смотрит на неё, сначала робко, затем расплывается в широкой улыбке и бежит сломя голову, врезаясь в неё. Она подхватывает его на руки, поворачивается, чтобы пройти мимо меня, не глядя в глаза, и воркует с ребёнком. — Угадай, что у меня есть для тебя, крошка? На днях я была в магазине, и там был потрясающий грузовик, на котором было написано твоё имя. Ты хочешь его увидеть?

Грейс стоит в дверях, на плече у неё сумка для подгузников, и она тяжело выдыхает, прежде чем бросить сумку на диван в гостиной:

— Чёрт возьми, Хендрикс, посмотри на себя.

— Посмотреть на меня? — спрашиваю я, ухмыляясь. — Посмотри на себя. У тебя есть ребёнок. Охренеть. Когда ты успела стать взрослой?

— Знаю, — отвечает она, смеясь. — Ты когда-нибудь думал, что я стану миссис мамой?

Брейди врывается обратно в гостиную с грузовиком в руке, издавая звуки «вжум», когда он водит грузовиком по подлокотникам дивана, а затем забирается на него в ботинках. Эддисон следует за ним по пятам.

— Ты замечательная мама, Грейси, — говорит она.

— Брейди, сними обувь, — Грейс стаскивает с него ботинки, а Брэди продолжает топтаться на диване, оставляя грязные следы на ткани, но Эддисон только смеётся.

— Это всего лишь грязь, — говорит она. — Оставь его в покое.

— Он должен усвоить, что не может полностью разрушить твой дом, Эддисон, даже если он совсем малыш, — говорит Грейс. — Она абсолютно счастлива быть классной тётей, позволяющей ему полностью разгуляться, когда он здесь.

Эддисон улыбается, и впервые за последние несколько дней я вижу её по-настоящему счастливой.

— Это часть того, что значит быть тётей, — отвечает она. — Я могу дать ему игрушки и сахар, а потом отправить его обратно к тебе.

Грейс смеётся:

— Видишь, с какой ерундой мне приходится мириться?

Эддисон пожимает плечами.

— Бесплатная няня, Грейси, — говорит она. — Ты собираешься на свою съёмку?

Грейс кивает.

— Разве это плохо, что я так сильно нервничаю? Я нервничаю. Я сто лет не устраивала фотосессий, — она поворачивается ко мне. — Модельный бизнес.

— Я как раз собирался спросить, работаешь ли ты сейчас моделью, — говорю я, имея в виду именно это. У Грейс всегда был такой взгляд.

— Это совсем не смешно, — говорит Грейс. — Я выгляжу как горячая штучка. Вот что делает с тобой материнство.

— Ты не должна появляться на съёмках в великолепном виде. Они переделают тебя, — говорит Эддисон.

— Я дура, что делаю это, — произносит Грейс. — Я слишком стара. И я мама. У меня точно есть обвисший живот прямо здесь, — она хватается за плоть на своём животе.

— Я тебя не слушаю, — говорит Эддисон, демонстративно затыкая уши пальцами. — Ла-ла-ла-ла-ла. А теперь убирайся отсюда, или ты опоздаешь. Хендрикс может отвезти тебя.

— Что? Нет. У меня в машине есть GPS. Мне не нужна няня. Я имею в виду, без обид, Хендрикс.

Эддисон фыркает:

— Но мне, по-видимому, нужна.

— Что? — Грейси переводит взгляд с неё на меня и открывает глаза шире. — О-о-о-о… Мама сказала, что Хендрикс будет твоим ассистентом.

Эддисон хмурится:

— Ага, ассистент.

— Вообще-то, — перебиваю я, — вот почему меня наняли. Твоя мама заставила Эддисон взять меня из милосердия. Я потерял работу, и Эдди просто слишком мила, чтобы сказать тебе об этом.

— О, Хендрикс, это отстой, — говорит Грейси. — Для тебя, очевидно. Я бы тоже не хотела, чтобы Эддисон была моим боссом, — она показывает язык Эддисон, которая корчит ей рожу, но по-прежнему избегает смотреть на меня. — Мне нужно бежать, но я хочу наверстать упущенное позже. И не корми его сахаром, Эддисон. Хендрикс, ты должен убедиться, что она этого не сделает. В последний раз, когда Эдди была с ним нянькой, она угостила его кексом, и мне практически пришлось отдирать Брэйди от стен, когда мы вернулись домой.

— Понял тебя, — говорю я.

— О, милый, ты всё ещё такой военный, — произносит Грейси, целуя Брэди в макушку, прежде чем направиться к двери. — Хорошо, увидимся сегодня позже. Я не знаю, сколько времени это займёт, поэтому я не уверена, как долго я там пробуду. Ты абсолютно уверена, что у тебя это получится, Эдди?

— О Боже мой. Ты ведешь себя так, будто я никогда раньше не нянчилась с Брэйди. Убирайся отсюда, — возмущается Эддисон. Несколько секунд она занята тем, что играет с Брэйди, прежде чем поднять на меня глаза. — Ты сказал Грейс, что ты мой телохранитель.

Я пожимаю плечами:

— Да, и что? Это то, в качестве кого меня наняли.

Брейди выхватывает свой грузовик из рук Эддисон и соскакивает с дивана, чтобы «проехать» им вдоль её кофейного столика, и она поворачивается ко мне лицом:

— Итак, ты знаешь, что это не совсем так. Ты сказал так, будто я решила нанять тебя по доброте душевной.

— И что?

— Так почему ты это сказал?

Я пожимаю плечами:

— В то время мне казалось, что именно это нужно было сказать.

Она долго смотрит на меня, прежде чем заговорить:

— Тебя действительно уволили?

— Я уволился, но они собирались уволить меня, так что это одно и то же.

— Почему они тебя уволили?

— Чёрт возьми, какая же ты любопытная.

— Ты мой сотрудник, не так ли? Предполагается, что я должна знать такие вещи, — говорит она. Но уголки её рта приподнимаются, и я знаю, что она шутит.

— Неужели? — спрашиваю я. — Я думал, что я твой телохранитель.

— Это значит, что ты работаешь на меня, — произносит Эдди.

— Да, я должен охранять твоё тело.

Эддисон прищуривается, глядя на меня.

— Очень смешно, — говорит она. — Не в том смысле, который ты, очевидно, имеешь в виду.

— Откуда ты знаешь, что я имею в виду, девочка Эдди? — спрашиваю я. — У тебя пошлые мысли.

Брейди бежит к Эдди, врезаясь ей в ногу со всей силой почти трёхлетнего мальчика, а она смотрит на него сверху вниз и смеётся:

— Что ты хочешь сделать, Брейдмен? Ты хочешь пойти в парк?

— Да! В парк! В парк! — кричит Брейди.

Эддисон поднимает на меня взгляд и улыбается:

— Ну, поскольку ты мой сотрудник, ты можешь отвечать за сумку для подгузников.

Я должен был бы злиться, неся сумку с подгузниками и следуя за Эддисон и Брейди по тротуару к парку. Но это не так. Мы по очереди качаем Брэйди на качелях и следуем за ним, когда он бежит по траве, и почти ни о чём не разговариваем.

Только я смотрю, как сияет лицо Эддисон, когда она играет с племянником, и как она заправляет волосы за ухо, когда оглядывается на меня через плечо, когда гоняется за Брэйди по траве, и я чувствую… как-то легче, не так остро, как я обычно себя чувствую. Я ловлю себя на том, что смеюсь, когда Брэйди пытается поймать резиновый мяч, который я ему бросаю.

На обратном пути в квартиру, когда мы останавливаемся поесть мороженого, я подталкиваю Эддисон локтем.

— Знаешь, ты плохая тётя, — говорю я, когда Брэйди отправляет в рот полную ложку. — Грейс убьёт тебя.

Она улыбается мне.

— Я великолепная тётя, — говорит она. — И, кроме того, он всё равно выбегается, прежде чем мы вернём его Грейс. Или поплавает. В многоквартирном доме есть бассейн.

Образ Эддисон в купальнике вспыхивает у меня в голове, и мой член возбуждается прямо здесь, в грёбаном кафе-мороженом. Я заставляю себя, чёрт возьми, отвлечься от мыслей об Эддисон.

— Брэйди любит плавать, — говорит она. — Хочешь поплавать, Брейди?

— Пойдём купаться! — мороженое стекает у него по щекам, и он ударяет кулаком по столу.

— Плавать, — отвечаю я. Проклятье. Последнее, чего я хочу — увидеть Эддисон в купальнике у бассейна.

Конечно, я лгу себе. Это единственное, чего я хочу.