В книге заместителя начальника разведки В.А. Кирпиченко «Разведка: лица и личности» приводятся запомнившиеся автору слова Бакатина, которые он произнес 23 августа на первой встрече с руководящим составом КГБ СССР.
«У меня есть один недостаток — я излишне многословен и, я, очевидно, буду вас перебивать», — процитировал Кирпиченко слова нового хозяина Лубянки.
Присмотревшись к нему, Кирпиченко сделал остроумное заключение: «Другие начальники тоже имеют привычку перебивать подчиненных, когда им что-нибудь непонятно или когда они хотят что-то сказать по существу вопроса. Этот же просто говорил, не переставая, по поводу и без повода, и сам процесс говорения его возбуждал и вдохновлял. Слушать других ему было абсолютно не интересно».
Когда Крючков узнал о том, кто пришел вместо него на Лубянку, тоже был поражен. И открыто написал об этом в своей книге «Личное дело»: «Изумился я не выбору Горбачева — он-то все сделал “правильно”. Мне была совершенно непонятна позиция Ельцина в этом вопросе. Ведь тогда фактически власть была уже у него, и без его согласия, уверен, назначение Бакатина состояться не могло. Неужели Ельцин не понимал, что, отдавая безопасность и разведку в руки “людей Горбачева”, он лишает себя и своих единомышленников важнейших источников информации? Значит, у Ельцина была более высокая заинтересованность — он нуждался в человеке, который разрушил бы комитет. Для этого Бакатин вполне подходил… Бакатин не скрывал поставленной перед ним задачи — разгромить органы безопасности».
Действительно, достаточно раскрыть книгу Бакатина «Избавление от КГБ», чтобы убедиться в правоте слов Крючкова.
В книге прямо утверждалось, что КГБ — это носитель бесчисленного количества зол и источник недобрых дел, «составлял основу тоталитарного режима, без которого этот режим просто не мог существовать».
В интервью газете «Вечерняя Москва» (8.07.1997) на вопрос, что он почувствовал, впервые войдя в здание на Лубянке, Бакатин ответил:
— Ничего я не почувствовал. Вспомните ту обстановку: вчера провалился путч, личный состав был полностью деморализован. Толпы далеко не демократов рвались в здание, раскачивали памятники, со всех сторон «подбрасывали» информацию… Работа захлестнула сразу.
Новый курс Бакатин провозгласил в своем выступлении на совещании руководящего состава КГБ СССР 5 сентября 1991 года (тезисы по записям Л.В. Шебаршина).
Ситуация крайне нестабильна.
Победа демократии — прорыв зашедшей в тупик революции.
Было сопротивление реформам центральных структур власти — результат: развал и хаос.
Оно не устранено, а ослаблено. Появилась реальная перспектива политики действия, а не приверженности «измам».
Гпавное препятствие не устранено — речь идет о сохранении Союза. Путчисты сорвали новоогаревский Союзный договор. Их действия активизировали процесс распада Союза. Идиотизм идеологов сохранения Союза силой.
Прежнего Союза нет. Сверху не восстановить. Есть лишь один путь — добровольный Союз.
Съезд должен прорваться через сопротивляющуюся часть депутатов и принять правильное решение.
Оценить степень нарушения законности, но в то же время не спускаться слишком далеко вниз. Не искать виноватых среди подчиненных.
Должны решить взаимные вопросы. Не должны, а с другой стороны должны очиститься. Сохранить профессионалов. Реорганизовать структуру, очиститься, но не потерять кадры, продолжать выполнять задачи. (Они продолжают усложняться! Как и все прошлые годы…) При этом соблюдать законность, работая в правовом вакууме.
Из ведомства, которое снискало себе печальную славу пресечением политического инакомыслия, перестроиться в систему, где обеспечивается безопасность Союза республик на основе и в условиях демократического и т. п. общества.
Архивы. Не допустить раскрытия агентуры. Никогда такие архивы на агентуру не раскрывать, но ничего не жечь. Не надо в панику бросаться. Пока есть время для цивилизованных решений. Калиниченко с Эстонией все решили.
Нечего каждой республике создавать свою внешнюю разведку. Не должно быть никакого двойного подчинения. Надо сохранить, но, м.б., пересмотреть идеологию, структуру, расходы и т. п. Но сохранить единой.
Первое интервью нового председателя КГБ появилось в «Московских новостях» 8 сентября — спустя две недели после назначения. Добавил он некоторые подробности о событиях 19-21 августа.
Узнав о создании ГКЧП, отправился к Янаеву и передал ему написанное от руки заявление: так, мол, и так, в связи с тем, что не может согласиться с антиконституционным отстранением президента от власти, не считает возможным исполнять обязанности члена Совета безопасности СССР и просит принять это к сведению.
О поездке в Форос: «Чуть не опоздали. Когда мы примчались, трап был убран и техник уже стоял с наушниками. Я их вырвал у него и начал летчикам кричать, чтобы они заглушили двигатели и позвали Силаева. Подогнали трап, и мы с Примаковым туда ввалились. Ну, а там — это была радость. Я ничего не могу сказать… Это был такой счастливый день! Я, честно говоря, до сих пор не понимаю, как вообще можно так делать государственный переворот».
О своем назначении на пост председателя КГБ СССР: «Для меня очень неожиданно. Хотя, если искренне, я помню, что после того, как была атака на Горбачева и Павлов запросил чрезвычайных полномочий, я слышал несколько раз разговоры: Крючков подает в отставку, и меня прочат сюда. Но это на уровне слухов, думал — болтовня. Поэтому к такой перемене я оказался не готов, конечно, и программы не было. Еще до назначения я стал как член Совета безопасности заниматься “Альфой” (ко мне домой пришли ребята из “Альфы” с подробной исповедью об этих трех днях). Я в результате Горбачеву сказал, что надо забрать это подразделение из КГБ, пока не поздно, и передать непосредственно в подчинение Башкина — коменданта Кремля.
Он говорит: готовь немедленно такое распоряжение и встречу с этими ребятами, а командира “Альфы” Карпухина уволить. Я этим занимался, а мне все время звонили из приемной президента и говорили: вас ждут, вас ждут… Я сидел час, не реагировал на звонки, пока не подготовил документ, думал, зовут для разговора именно об “Альфе”. Прихожу, а там сидят в “ореховой комнате” все — Горбачев плюс “девятка”. И с ходу: мы все решили тебе предложить быть председателем КГБ. Я им, конечно, сразу сказал, что у меня есть другая кандидатура — Юрий Рыжов. Он человек гражданский, а я все-таки в какой-то мере полугенерал. Во-вторых, он все-таки теоретик, разработчик концепции безопасности. Я знаю, что он этим занимается, и знаю людей, которые с ним работают. Что касается меня, то я неоднократно выступал просто за ликвидацию Комитета госбезопасности. В решении Совета федерации Горбачев вторым пунктом записал: поручить Бакатину внести предложение по коренной реорганизации Комитета государственной безопасности. В этот же день в 3 часа решили проводить коллегию, и я провел ее по инерции. Потом только понял, что никакой коллегии быть не должно в принципе, потому что коллегию надо обновлять полностью».
Горбачев принял предложение Бакатина о передаче войск КГБ Министерству обороны. Это коснулось 103-й Витебской воздушно-десантной, 75-й Нахичеванской, 48-й мотострелковой дивизий и 27-й отдельной мотострелковой бригады. Ранее они находились в составе Вооруженных сил СССР, но Крючков добился перевода их в свое ведомство.
Бакатин отдал назад и, по его словам, почувствовал себя счастливым:
— Сейчас я не обладаю никакой возможностью «двинуть» какие-либо войска куда бы то ни было. Их просто у меня нет, и даже если бы я захотел, я уже не смогу этого сделать…
Служба охраны, «девятка», находившаяся в подчинении председателя КГБ, была переподчинена непосредственно президенту СССР. Она получила новое название: Управление охраны при аппарате президента СССР.
Придал самостоятельный статус Пограничным войскам: «В КГБ они ни к чему». Был создан самостоятельный Комитет по охране государственной границы. После распада СССР и ухода Бакатина с Лубянки пограничники вернулись, правда на короткое время, в свое материнское лоно — в состав Министерства безопасности России. Однако в 1993 году они опять получили самостоятельность — была образована Федеральная пограничная служба.
Из состава КГБ выделили комплекс управлений, отвечавших за правительственную связь, шифровку и радиоэлектронную разведку, и объединили в новое ведомство — Комитет правительственной связи при президенте СССР. Он подчинялся напрямую президенту, минуя председателя КГБ, который уже не мог ни у кого отключить связь своим решением. С 1993 года это ведомство получило название Федерального агентства правительственной связи и информации при президенте России (ФАПСИ).
Бакатин упразднил бывшее 5-е управление: «Слежка, или политический сыск, или надзор по политическим мотивам, прекращены полностью — за это я могу ручаться».
Службу, которая занималась коррупцией в органах МВД, из КГБ переместил в МВД: «Пусть сами отвечают за себя и имеют инструменты внутренней контрразведки».
Из состава КГБ вывел внешнюю разведку. Возмущался «информационным мусором из ПГУ, который зачастую имел не большую ценность, чем вырезки из газет».
Из центрального аппарата выделил Управление по Москве и Московской области, которое переходило под юрисдикцию российского руководства и стало называться УКГБ РСФСР по Москве и Московской области. По рекомендации мэра Москвы Г. Попова начальником был назначен гражданский человек — Е.В. Савостьянов, отличившийся в августе при выдворении сотрудников аппарата ЦК КПСС из помещений на Старой площади.
Как и пообещал в первый день своего назначения на должность председателя КГБ, встретился с каждым из членов коллегии. Они приходили к нему с рапортами, где излагали свои действия в августовские дни и в конце выносили себе вердикт.
В основном это были прошения об отставке. Некоторых Бакатин отправлял сам по причине того, что они не справлялись с работой.
Уже в первые недели от занимаемых должностей освободил заместителей председателя КГБ генералов Грушко, Агеева, Петроваса, Прилукова, Лебедева; руководителей управлений генералов Плеханова, Генералова, Дардецкого, Жижина, Кал-гина, Беду, Глущенко, Расщепова; начальника группы «Альфа» генерала Карпухина. Подчеркивал: «И еще будут уволены довольно многие. По стране, может быть, это будут сотни, тысячи, но это те, которые действительно запятнали себя государственным преступлением — участием в заговоре».
Кого Бакатин назначил вместо ушедших? Кадровое, ключевое управление возглавил недавний преподаватель Военно-воздушной академии полковник авиации Н.С. Столяров, отличавшийся своими реформистскими взглядами и удостоенный должности председателя Центральной контрольной комиссии Компартии РСФСР. Памятные августовские дни он провел в «Белом доме». «Правда, ему мешало отсутствие опыта административной и кадровой работы… В чем-то, видимо, мешал и мой, зачастую субъективный, подход», — самокритично признавал новый шеф Лубянки.
Первым заместителем Бакатина стал А. Олейников. Он служил в московском и пермском управлениях, был заместителем начальника Управления по борьбе с организованной преступностью. Бакатин хвалил его — исключительно трудоспособный, без амбиций, опытный и доброжелательный. «Об этом выборе я никогда не жалел», — с теплотой говорил о нем Бакатин.
Заместителями были назначены Н. Шам — с должности первого заместителя начальника 6-го управления и Ф. Мясников, работавший заместителем начальника Инспекторского управления. Обоим Бакатин давал блестящую характеристику. Внешняя разведка выделялась в самостоятельную структуру, возглавить которую надлежало кому-либо из крупных политиков. Бакатин предложил кандидатуру академика Е.М. Примакова, и Ельцин дал согласие. Сначала Примаков возглавлял ПГУ на правах первого заместителя председателя КГБ.
Бакатин считал, что главное в изменении концепции работы разведки — отказ от образа врага, от взгляда на империализм, на Запад только как на источник возможных бед и напряжений. «Знаменитая формула Уильяма Гладстона об отсутствии у его страны постоянных врагов и наличии только постоянных интересов была созвучна и моим мыслям», — отмечал он.
Обновил руководство секретариата КГБ, аналитического управления, 10-го (архивного) отдела.
Бакатин вынашивал и идею отказа КГБ от военного принципа работы и особенно от присвоения воинских званий. По его мнению, такая милитаризованность приводила к жесткой иерархичности, погоне за «звездами», поиску высоких «потолков», к насаждению своего рода «духа казармы». Не случайно во многих странах мира спецслужбы не строятся по армейскому принципу.
Но он понимал, что старую практику сразу отменить нельзя.
Звания многое значили для кадровых сотрудников, и не только в моральном плане. От количества звезд на погонах зависело и денежное содержание.
Попытался было зачислить в штат центрального аппарата КГБ гражданских лиц, ранее не имевших никакого отношения к Лубянке. Но этот эксперимент не мог назвать удачным: политологи и университетские преподаватели чувствовали себя инородным телом там, где многое определялось званием.
Впоследствии он говорил, что одна из его главных ошибок заключалась в том, что он пришел в КГБ без своей команды, без большой группы преданных делу единомышленников. «Я переоценил свои силы», — признавался он.
1 сентября Бакатин издал приказ, которым новым председателем комиссии по расследованию действий должностных лиц КГБ в период 19–21 августа назначался первый заместитель председателя КГБ А. Олейников. Его заместителем — начальник инспекторского управления И. Межаков.
Помимо ведомственной комиссии, работала и Государственная комиссия во главе с депутатом С. Степашиным. Горбачев поручил ей в срок до 26 октября 1991 года представить заключение о роли органов государственной безопасности в попытке переворота.
Ведомственная комиссия во главе с А. Олейниковым закончила свою работу 25 сентября. По результатам служебного расследования Бакатин подписал приказ.
Оценивая принятые меры, он признал, что проявил «известный либерализм». В чем он заключался?
«Комиссия предлагала уволить большее количество людей, чем я реально уволил, — читаем в его мемуарах “Дорога в прошедшем времени”. — Тринадцать человек, в их числе Калиниченко, Егоров, начальник юридического отдела Алексеев, ограничились указаниями на “проявленную политическую незрелость и недальновидность в действиях по выполнению распоряжений вышестоящих начальников, способствовавших деятельности путчистов”. Руководствовался я при этом вовсе не стремлением выгородить “заговорщиков”, а желанием избежать формального подхода, индивидуально, внимательно разобраться с каждым человеком, кто, как мне казалось, в большей степени был жертвой обстоятельств, а не собственных убеждений». Как почти у всех реформаторов того времени, у Бакатина не было стройной, законченной концепции реформы Лубянского ведомства. Он неоднократно признавался в этом. По его словам, детали отшлифовывались постепенно, в том числе и в разговорах «с представителями спецслужб зарубежных стран».
«Мой вариант был вариантом реформ, а не разрушения», — убеждал он. Объяснял, что хотел «сделать так, чтобы КГБ не представлял угрозы для общества, не допуская при этом развала системы государственной безопасности». Ну как тут не вспомнить бессмертные слова В.С. Черномырдина: «Хотели, как лучше, а получилось, как всегда»!
Итак, как хотел Бакатин? Вот семь основополагающих принципов его реформы.
«1. Дезинтеграция. Раздробление КГБ на ряд самостоятельных ведомств и лишение его монополии на все виды деятельности, связанные с обеспечением безопасности. Разорвать комитет на части, которые, находясь в прямом подчинении главе государства, уравновешивали бы друг друга, конкурировали друг с другом — это уже значило усилить общественную безопасность, ликвидировать КГБ как КГБ.
2. Децентрализация или вертикальная дезинтеграция. Предоставление полной самостоятельности республиканским органам безопасности в сочетании с главным образом координирующей и в относительно небольшой степени оперативной работой межреспубликанских структур. Это определялось не столько моей волей, сколько вовсю идущими процессами “размежевания” республик Союза. (Неужели кто-то мог надеяться, что Л. Кравчук потерпит у себя в Киеве подчиненный Центру КГБ Украины?)
3. Обеспечение законности и безусловное соблюдение прав и свобод человека в деятельности спецслужб. (Комментарии здесь, наверное, не нужны.)
4. Деидеологизация, преодоление традиций чекизма. Избавление от сомнительной славы ведомства как карающего меча партии, организации всеобщего политического сыска и тотальной слежки.
5. Эффективность. Поворот от шпиономании и борьбы с инакомыслием к реальным потребностям общества в условиях кардинально изменившейся политической окружающей среды — к безопасности на основе сотрудничества и доверия. Главное внимание — внешнему криминальному влиянию на наши внутренние дела, борьба с организованной преступностью, представляющей угрозу безопасности страны.
6. Открытость, насколько это возможно в деятельности спец служб. Действия спецслужб должны быть понятны обществу, поддерживаться обществом, а для этого — служить обществу.
7. Ненанесение своими действиями ущерба безопасности страны».
Свое «семипунктие» Бакатин закончил словами: «После формулирования принципов дело оставалось за “малым” — реализовать их на практике». Слово «малым» закавычивает. Вот тут вспоминается знаменитый черномырдинский афоризм.
22 октября по докладу Бакатина Госсовет СССР с участием Горбачева и глав республик рассмотрел вопрос о реорганизации КГБ. По итогам обсуждения приняли постановление. В первом пункте было сказано: «Считать необходимым упразднить Комитет государственной безопасности СССР, Комитеты государственной безопасности республик и подчиненные им органы считать находящимися исключительно в юрисдикции суверенных государств».
Второй пункт обязывал создать на базе КГБ СССР на правах центральных органов государственного управления СССР Центральную службу разведки, Межреспубликанскую службу безопасности и Комитет по охране государственной границы СССР с объединенным командованием Пограничных войск.
Однако Верховный Совет СССР, куда Горбачев направил на утверждение решение Госсовета об упразднении КГБ и о создании новых органов госбезопасности, отверг присланный проект и направил его на проработку в комитеты. Проработка длилась полтора месяца.
27 ноября Совет Республик Верховного Совета приступил к повторному рассмотрению проекта закона «О реорганизации органов госбезопасности». Его снова не утвердили: не было кворума.
Утвердили с третьего захода — 3 декабря. В 13 часов 13 минут КГБ СССР официально прекратил свое существование.
В начале сентября совместным указом президентов СССР и РСФСР Горбачева и Ельцина была создана Государственная комиссия по расследованию деятельности органов госбезопасности в период с 19 по 21 августа.
Главная задача комиссии — выработка предложений по реорганизации КГБ. Выявление конкретных участников попытки переворота — дело суда.
Комиссию возглавлял председатель Комитета Верховного Совета РСФСР по обороне и безопасности С.В. Степашин. В декабре 1989 года коллектив Ленинградского высшего политического училища МВД СССР, где он был заместителем начальника одной из кафедр, выдвинул его кандидатом в народные депутаты РСФСР. Будучи подполковником МВД, он победил на выборах начальника УКГБ по Ленинградской области.
Во время августовских событий находился в Доме Советов, принимал участие в организации сопротивления ГКЧП. Рассказывал, что в те дни у него была растянута связка и он вышел к «Белому дому» на костылях.
Комиссия по расследованию деятельности органов ГКЧП во время «путча» работала в кабинете, который до ареста занимал первый заместитель председателя КГБ СССР В.Ф. Грушко. По словам Степашина, он ночевал в комнате отдыха кабинета Грушко, там же обедал и ужинал.
К каким выводам пришла комиссия?
У большинства сформировалось мнение, что определенная часть бывшего руководства КГБ СССР во главе с Крючковым была инициатором переворота. Некоторые службы и управления комитета нарушали не только Конституцию, но и собственные инструкции. Прослушивали телефонные разговоры народных депутатов, руководства России, в том числе и Б. Ельцина — в бытность того председателем Верховного Совета РСФСР и потом на посту президента. Управление по защите конституционного строя защищало не Конституцию, а определенные, прежде всего партийные, интересы.
Комиссия приняла решение и отправила соответствующее предложение в Госсовет о необходимости принятия политического акта, связанного с прекращением деятельности КГБ СССР в его тогдашнем виде, и создании на его базе полноценного Комитета госбезопасности России.
По мнению Степашина, Комитет госбезопасности должен сменить название, к примеру, стать министерством или службой федеральной безопасности. Аббревиатура КГБ морально устарела полностью. Произойдет не смена вывески, а принципиальное изменение функций и задач.
Из заключения комиссии, направленного на имя Горбачева и Ельцина:
«Длительное функционирование Комитета госбезопасности в условиях фактического отсутствия правовой базы, сколько-нибудь регулирующей его деятельность, привело к тому, что он, по существу, стал сверхцентрализованной структурой, осуществляющей контроль всех сторон жизни общества, и под предлогом наиболее эффективного обеспечения безопасности страны сосредоточил в своих руках огромную политическую и военную силу.
Не выполнил своих конституционных обязанностей Верховный Совет СССР, поскольку не были разработаны необходимые нормативные акты и не был обеспечен контроль за деятельностью КГБ СССР. За работой органов госбезопасности не осуществлялся и действенный прокурорский надзор со стороны Прокуратуры СССР.
В результате Комитет госбезопасности стал самостоятельной политической силой с собственными интересами и объективно превратился в надгосударственный институт, стоящий над органами высшей власти и управления Союза ССР и республик».
Комиссия Степашина отметила, что даже и после отмены 6-й статьи Конституции СССР Комитетом госбезопасности напрямую руководил ЦК КПСС. В вину КГБ было поставлено и то, что вплоть до августа 1991 года его руководители направляли в адрес ЦК КПСС материалы секретного и особо секретного содержания.
Общесоюзная централизованная структура госбезопасности начала распадаться на республиканские комитеты, подчинявшиеся не союзному комитету, а своим региональным властям. Первыми пример показали КГБ и МВД России, руководители которых сразу же после победы над ГКЧП заявили о переходе всех своих территориальных органов под контроль республиканских властей. Председатель КГБ СССР В.В. Бакатин издал приказ о подчинении КГБ РСФСР всех краевых и областных управлений России, заявив, что сам будет заниматься координацией работы КГБ союзных республик.
В системе Минобороны тоже были созданы и работали две комиссии, которые расследовали деятельность руководящего состава Вооруженных сил СССР в период с 19 по 21 августа.
Одну возглавлял генерал армии К.И. Кобец — госсоветник по делам обороны. Его заместителем был генерал-полковник А.Н. Клейменов. Члены комиссии — В.В. Селезнев, народный депутат СССР В.Н. Лопатин.
Объяснительные записки представили заместители министра обороны, главкомы видов Вооруженных сил, командующие войсками военных округов. По итогам некоторые известные военачальники оказались не у дел.
Вторую комиссию возглавил генерал-полковник Д.А. Волкогонов. Он занимался проблемами реформирования политорганов.
Была еще и комиссия Верховного Совета СССР. Ее возглавлял депутат Александр Оболенский. Спустя месяц, 3 ноября, он провел пресс-конференцию, на которой сообщил: комиссия провела пять заседаний, на них рассматривалось около полутора десятка вопросов.
2 сентября открылся V (внеочередной) Съезд народных депутатов СССР. Накануне всю ночь Горбачев и руководители 10 суверенных республик провели в Ново-Огареве. Под утро подготовили экстренное совместное заявление, названное «10+1» (десять республик и Горбачев).
Съезд открыл И.Д. Лаптев. Слово для оглашения заявления было предоставлено президенту Казахстана Н. Назарбаеву. Он выступил от имени Горбачева и руководителей РСФСР, Украины, Белоруссии, Узбекистана, Казахстана, Азербайджана, Киргизии, Таджикистана, Армении и Туркменистана. Предложил распустить съезд. Он больше не нужен.
Не успели делегаты осознать эту неожиданную информацию, как председательствующий тут же объявил перерыв для рассмотрения заявления по группам. После окончания перерыва началось голосование. Для принятия решения требовалось две трети голосов. Необходимого количества не набралось.
Тогда слово взял Горбачев. Пригрозил изменить Конституцию, но съезд будет распущен. По итогам второго голосования решение прошло. Съезд народных депутатов СССР прекратил свое существование. В новой системе власти ему уже не нашлось места. Так вытекало из принятого Закона об органах государственной власти и управления СССР в переходный период.
Верховный Совет оставался, но должность председателя упразднялась. У него новая структура. Совет Союза становился нижней палатой парламента. Решения должен принимать Совет Республик. Формировать его будут парламенты республик — по 20 депутатов от каждой (от РСФСР — 52).
Что еще решили?
Незамедлительно подписать договор о Союзе Суверенных Государств, предполагающий разные формы соучастия. То есть речь шла о конфедерации. Разработать экономическую конвенцию для всех бывших союзных республик. Органом оперативного управления страной становился Государственный Совет. В него входили президент СССР и высшие должностные лица союзных республик. В ведении Госсовета — общесоюзные органы, занимающиеся обороной, международными делами, госбезопасностью и правопорядком.
Разработать и утвердить в кратчайший срок Конституцию Союза Суверенных Государств (ССГ). Заключить соглашение о принципах коллективной безопасности в области обороны, в целях сохранения единства Вооруженных сил, КГБ, МВД и Прокуратуры СССР.
Упразднялся пост вице-президента СССР. Причина — недавний «путч», роль в нем Янаева. Горбачев хотел застраховаться от любых неожиданностей. Теперь в случае экстремальных ситуаций (болезнь, недееспособность) обязанности президента будет исполнять избранный Госсоветом из числа своих членов председатель.
Функции управления экономикой возлагались на Межреспубликанский экономический комитет, создающийся на паритетных началах.
Принята, почти без обсуждения, Декларация прав и свобод человека — некий прообраз новой Конституции нового государства. Говорили, что декларация сильно смахивает на американский «Билль о правах» почти двухсотлетней давности.
Над съездом незримо витал дух ГКЧП. КГБ РСФСР предоставил депутатам важный документ — рабочие записи журнала Управления правительственной связи КГБ СССР.
18 августа 1991 года
17 часов 55 минут. По команде товарища Беды (передал Подгорное) каналы связи на Ялту и Форос из Киева, Симферополя и Севастополя перевести на ручное обслуживание.
20 часов 00 минут. Все каналы связи переведены на ручное обслуживание.
19 августа 1991 года
15 часов 14 минут. Команда Беды. Выключить телефонные аппараты СК, ССК во всех точках у т. Ельцина.
15 часов 29 минут. Телефонные аппараты… в Кремле, на Красной Пресне, в квартире, в резиденции, на даче выключены. Доложено т. Беде.
22 часа 02 минуты. Поступил заказ из Вашингтона на связь Буша с Горбачевым. Доложено т. Волкову.
22 часа 17 минут. От т. Волкова: предлагается соединение с исполняющим обязанности т. Янаевым.
22 часа 21 минута. Американская сторона от разговора с Янаевым отказалась. Нужен только Горбачев. Доложено т. Волкову.
20 августа 1991 года
От Нилова Б.А. («Форос»)
В работе только один СК в административно-служебном корпусе у т. Глущенко.
1. Работает внутренняя АТС без выхода в город.
2. Работает Центральное телевидение (выключалось 18, 19.08).
3. Выключена спутниковая станция.
4. Станция в Бельбеке находится в ждущем режиме.
13 часов 42 минуты. Поступил заказ из Вашингтона по каналу… на связь Буша с т. Ельциным. Доложено т. Волкову. 14 часов 07 минут. От т. Волкова: соединение не производить.
14 часов 17 минут. Вашингтону повторно объяснено, что разыскиваем телефонный аппарат Ельцина и его самого.
16 часов 55 минут. Повторный заказ из Вашингтона н т. Ельцина. Доложено т. Волкову.
13 часов 44 минуты. От МПТС-1 т. Салеховой.
Г-н Миттеран из Парижа хотел бы переговорить с т. Горбачевым. Доложено т. Волкову.
14 часов 07 минут. От т. Волкова: предложить соединить с Янаевым. Передано т. Салеховой.
14 часов 40 минут. От т. Салеховой. Миттеран сам вышел на телефонистку АМТС и поинтересовался, есть ли у нее какие-либо сведения о Горбачеве. Получив отрицательный ответ, отбился. Доложено т. Волкову.
21 августа 1991 года
13 часов 04 минуты. Аппарат т. Ельцина включен по указанию Беды.
(Через несколько минут по приказанию А.Г. Беды были блокированы телефоны у Язова, Крючкова, Янаева.)
Съезд освободил А.И. Лукьянова от обязанностей председателя Верховного Совета СССР, а Г.И. Янаева — от поста вице-президента СССР. Попытка отправить в отставку Генерального прокурора СССР Н.С. Трубина успехом не увенчалась. Предложение Собчака о захоронении тела Ленина в Ленинграде вызвало всеобщее возмущение.
Первым актом Госсовета СССР — нового высшего органа власти, пришедшего на смену Съезду народных депутатов СССР, — стало официальное признание государственной независимости Литвы, Латвии и Эстонии.
Общественность возмущалась: это что, согласие на расчленение страны? Мол, Горбачев выносить этот вопрос на рассмотрение съезда не решался.
В Латвии остались два незамерзающих порта — Вентспилс и Лиепая. В Лиепае была военная гавань. Сельское хозяйство этой страны базировалось на модели, привнесенной немцами, промышленность — Россией.
Многие и сейчас говорят, что акты Госсовета СССР приняты в нарушение Конституции СССР и Закона СССР от 3 апреля 1990 года «О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из СССР», органом, неправомочным решать такие вопросы, и поэтому являются юридически недействительными.
Интересная деталь: накануне, 5 сентября, президент США Джордж Буш заявил о признании независимости Литвы, Латвии и Эстонии. Горбачев решил не отставать от него? Или это случайное совпадение?
В СМИ мелькают интересные подробности провала «путча». Его исход, как полагали уже тогда, решался не только в российском «Белом доме».
19 августа Брент Скоукрофт, помощник президента США по национальной безопасности, передал находившемуся на отдыхе в штате Мэн Дж. Бушу первые сообщения, подготовленные в Агентстве национальной безопасности на основе данных, полученных со спутников. Брент Скоукрофт докладывал, что путч в Москве кажется ему «неотрегулированным», «спонтанным»: «Четкий план действий отсутствует. Приказы войскам отдаются с явной медлительностью. В большинстве частей и соединений техника остается в казармах. Нет каких-либо признаков массовых арестов».
Через несколько часов на пресс-конференции в Мэне Буш произнес загадочную фразу: «Не все перевороты удаются». Париж, Лондон, Токио, занимавшие выжидательную позицию, намек поняли.
Между тем доклады секретных служб становились все более конкретными: «В московской “восьмерке” нет единства: не ясно, кто среди них лидер. Павлов слег с гипертоническим кризом. Язову не удается добиться стопроцентного подчинения от Генштаба, начальник которого Михаил Моисеев обязан карьерой Горбачеву и, кажется, не склонен его предавать».
Буша информировали: гвардейская Таманская дивизия, расквартированная в 75 км от Москвы, тоже расколота. Молодые офицеры не восприимчивы к передаваемым по радио приказам Язова.
По каналу Си-эн-эн, который Буш предпочитал другим, он видит Ельцина на танке, в окружении толпы, зачитывающего обращение к народу. Буш слышит голос журналиста Си-эн-эн: «В эпоху глобальных коммуникаций каждое выдающееся событие имеет свой кадр-символ. Ельцин на танке Т072 Таманской дивизии — это символ разворачивающейся на наших глазах августовской революции в России».
Буш принял решение вернуться в Вашингтон. По прибытии заявляет журналистам: «Я только что разговаривал по телефону с Ельциным. Я сам позвонил ему по обычной связи. Я спросил его: вам нужно, чтобы мы заявили о своей позиции? Вам поможет это? Вам поможет, если мы скажем, что остаемся на стороне Горбачева? Ельцин ответил мне: “Да, да, да”. Поэтому я заявляю, что американский народ не признает новую власть».
В ночь с 19 на 20 августа Буш смотрел интервью Ельцина, которое тот дал журналистке Си-эн-эн Дайан Сэвайр в российском «Белом доме»: «Вы сможете выстоять? — Это во многом зависит от того, насколько вы верите в нас, насколько сможете поддержать нас. Путчисты ждут вашего сигнала. Если вы, Запад, воспримете путч как свершившийся факт, как это не раз бывало в прошлом, тогда — конец».
Утром 20-го Буш выступил с заявлением, в котором осудил переворот в Москве. В Белом доме начали обдумывать меры давления на новый советский режим. Было принято решение о свертывании экономической помощи, об отмене ряда визитов в СССР. Советскому послу в США Виктору Комплектову не удалось убедить американских официальных лиц в том, что новая власть в Кремле стремится к деловому сотрудничеству с Вашингтоном.
21 августа в программе Си-эн-эн выступил Збигнев Бжезинский: «Мы начинаем понимать, что кремлевская хунта, вероятно, не ожидала твердого американского “нет”. Она ожидала от Америки, как всегда, реализма и здравого смысла, но получила нечто обратное. Без сомнения, президент играл так, как это ему отнюдь не свойственно — с азартом, ва-банк. Он сыграл исключительно на оптимизме. И, если не ошибаюсь, он победил!»
Как откликнулись на события 19–21 августа бывшие советские диссиденты, нашедшие пристанище на Западе? «Комсомолка» опубликовала статью Владимира Максимова из Парижа. Максимов — главный редактор антисоветского журнала «Континент». Статья называлась «Из жалости я должен быть суровым…».
Сомневался в правомерности предъявленных гекачепистам обвинений по расстрельной 64-й статье Уголовного кодекса РСФСР. Измена Родине. Но измена Родине предполагает врага, в интересах которого эту самую измену совершают. «Это мы уже проходили. В одна тысяча девятьсот тридцать седьмом, а также и ранее, и позднее. И людей моего поколения на этой кровавой мякине уже не проведешь… Юристы и следователи тех яростных, но далеко не прекрасных лет, вроде Крыленки и Вышинского, не утруждали себя долгими поисками такового. К их услугам был весь список иностранных разведок от японской до перуанской включительно».
Дальше, Максимову непонятна та радикальная мстительность, которую проявляли иные прогрессисты, еще вчера осыпанные всеми милостями и наградами времен застоя. «С какой это стати любимец всех современных ему вождей Евгений Евтушенко, чуть ли не до последнего дня похвалявшийся своей личной дружбой с Фиделем Кастро или марксисткой Ванессой Редгрейв, превращается сегодня в этакого отечественного Маккарти и устраивает охоту за ведьмами в Союзе писателей? С какой это стати другой писатель, которого я очень высоко ценю как прозаика, проживший одну из самых благополучнейших жизней в советской литературе, вдруг призывает народ выращивать пеньку, чтобы вить из нее веревки для коммунистов? Мыслимо ли было, чтобы Виктор Гюго, возвратившийся из почти 20-летней ссылки, где он пробыл по милости путчиста Наполеона III, стал бы сводить счеты с братьями Гонкур, которые все эти годы процветали при императорском дворе? Мыслимо ли было, чтобы участник французского Сопротивления Андрэ Мальро мстил Франсуа Мориаку, занимавшему в оккупированной Франции весьма сомнительную позицию?.. А у нас некоторые борцы за свободу и демократию от литературы, едва прорвавшись к власти, спешат опечатать Союз писателей своих оппонентов. Господи, да когда же мы все-таки повзрослеем?» Максимов считал, что странно присваивать звание Героя Советского Союза погибшим у «Белого дома» юношам. К тому же нелепо: Союза практически не существует, а герои множатся.
«Вспомним-ка лучше мудрые слова Томаса Манна: “Несчастна страна, которая нуждается в героях”. Неужели окружающие Бориса Ельцина интеллектуалы не могли или не захотели указать ему на оскорбительную для погибших фальшь этой акции?»
Владимир Максимов предупреждал всех, кто требовал мщения и крови: если вы запустите этот карательный перпетуум-мобиле, то завтра окажетесь там же, где сидят сейчас его первые клиенты. «В таком случае, когда придет ваша очередь, не кричите перед закланием, что вас обманули. Нет, вы хотели быть обманутыми. И пенять вам будет не на кого, только на самих себя».
Статья заканчивалась предупреждением из «Гамлета» в переводе Бориса Пастернака: «Из жалости я должен быть суровым. Несчастья начались, готовьтесь к новым…»
Численность объединенной следственной группы по делу ГКЧП, созданной 25 августа, — 97 человек. 53 из них из союзной прокуратуры, в том числе 30 следователей — из Управления по расследованию дел особой важности, 23 — из Главной военной прокуратуры.
Прокуратура РСФСР представлена 12 следователями из центрального аппарата и 15 — из различных областей РСФСР. В следственных действиях принимают также участие 11 представителей прокуратур Украины, 4 — Белоруссии и 2 — из Узбекистана.
Начальник отдела следственных изоляторов и тюрем ГУИД МВД СССР подполковник Э. Боготоба дал интервью, в котором утверждал, что пребывание под стражей 14 арестованных по делу о государственном заговоре ничем не отличается от жизни подследственных других камер изолятора «Матросская Тишина».
Согласно тюремному рациону, им положено в сутки: хлеба ржаного или пшеничного — 550 г, муки 2-го сорта — 10 г, круп - 90 г, макаронных изделий — 10 г, мяса — 40 г, рыбы — 70 г, масла — 50 г, сала — 5 г, сахара — 20 г, чая — 0,3 г, соли — 25 г, картофеля — 550 г, овощей — 250 г, а также немного томатной пасты и лаврового листа.
Разумеется, точно расчет не велся. Все зависело от общего рациона тюремной кухни и приготавливаемых блюд. Общая стоимость рациона — около 90 копеек в сутки.
Подследственным разрешены передачи до 10 кг в месяц. Учитывая возраст арестованных, их ежедневно посещали врачи. На каждого была заведена медицинская карта.
В ноябре арестованных, с учетом их возраста и хронических заболеваний, перевели на норму питания, установленную для лиц рядового и начальствующего состава органов МВД.
28 сентября на прошедшей в Доме журналистов пресс-конференции адвокатов, защищающих арестованных по делу ГКЧП, стали известны некоторые подробности.
От адвокатов требовали допуск. Журналисты предположили: значит, процесс будет закрытым? Иначе зачем возрождать то, что было в годы преследования диссидентов?
Ответы на вопросы представителей прессы давались обтекаемые, общие. В общем-то, это и было понятно: адвокатская тайна, подписка о неразглашении, незнание материалов дела в полном объеме.
Здоровье у бывших руководителей страны, оказавшихся в следственном изоляторе, не самое лучшее. В камеру к В. Павлову поместили «подсадную утку», которую сразу же убрали, как только у экс-премьера изъяли личные бумаги. Ю. Иванов, адвокат В. Крючкова, назвал сумму своего гонорара — три тысячи рублей. Если процесс затянется, последует доплата.
Отношение журналистов к адвокатам гэкачепистов — самое благожелательное. В отличие от тональности газетных статей и телесюжетов в адрес «путчистов». Там правили бал редакторы, которые чутко прислушивались к сигналам из Кремля и «Белого дома».
20 сентября французская телекомпания ТФ-1 передала интервью, которое ее московский корреспондент взял у супруги бывшего вице-президента СССР Геннадия Янаева.
По словам Розы Алексеевны, с которой журналист беседовал в ее квартире, ей ничего не было известно о готовившемся государственном перевороте. Впрочем, она вообще отвергала подобную интерпретацию событий 19–21 августа.
«Я не верю, что мой муж был организатором путча, — сказала Роза Алексеевна. — Он был человеком чести, и я не понимаю, как его можно обвинить в предательстве. Эти люди действовали в интересах нашего народа, которому грозит катастрофа, они выступили, как выступили в свое время декабристы. История еще покажет, кто кого предал».
В репортаже было показано здание с решетками на окнах на московской улице Матросская Тишина, где содержался Яна-ев. Корреспондент ТФ-1 отметил, что жена бывшего вице-президента вынуждена простаивать в общей очереди вместе с родственниками находившихся там уголовников для того, чтобы передать мужу продукты. Она также пожаловалась, что не имела никаких сведений о супруге, в том числе и о состоянии его здоровья.