Практически невозможно адекватно описать, понять и представить русско-ордынские отношения, да и всю историю европейского, в том числе русского, Средневековья, без учета и анализа деятельности существовавших на тот момент религиозных институтов. Церковные связи пронизывали все социальные уровни европейских обществ и государств, к которым, несомненно, относилась Древняя Русь. В профессиональной научной среде хорошо осознали данное обстоятельство. Действительно, с приходом на Русь христианства, по мере формирования более или менее «стройной» системы церковного управления древнерусские элиты и, прежде всего, представители правящей династии Рюриковичей оказались под сильным влиянием христианских доктрин и представлений. Новые идейные концепции стремились охватить едва ли ни все стороны жизни восточнославянского мира, начиная с организации быта «рядового» горожанина или жителя села и завершая представлениями об устройстве мира и о высоте служения верховной политической власти.
С известной долей условности можно считать, что к моменту монгольского вторжения Русь являлась христианским государством[1]. Ключевыми фигурами в сложившейся на ее просторах церковно-политической иерархии выступали носители великокняжеского титула и митрополичьего сана. При этом, если в первое столетие существования церковной организации положение митрополита было крайне неоднозначным, то к началу монголо-татарского нашествия значимость митрополита в социально-политической иерархии уже не вызывала существенных сомнений ни у современников, ни у исследователей.
В научной литературе монгольское вторжение на Русь традиционно рассматривается в качестве своего рода рубежа, в след за которым в жизни Руси наступает новый этап, принципиально отличный от предшествующих двух столетий. При том, что в последние годы эта категорическая оценка, хорошо известная из курса образовательных программ, подверглась существенному пересмотру, отказ от устоявшейся периодизации еще преждевременен[2]. Тем не менее, именно в первые десятилетия власти Орды над Русью положение церкви и ее иерарха существенно изменилась. Наглядно эти различия прослеживаются в деятельности киевских митрополитов, в том числе в месте русского первосвятителя в системе русско-ордынских связей.
Период с конца 30-х по 80-е гг. XIII в. отмечен самыми драматическими процессами: русско-монгольской войной и последовавшими за нею изменениями внутреннего административно-политического устройства и внешнеполитического положения Руси. Монгольское нашествие существенно изменило направление вектора развития древнерусского государства. Эти перемены затронули и Русскую церковь, иерархия которой была тесно связана с жизнью Византии и от части Западной Европы. После падения Константинополя и дробления церковно-политических элит, формировавшихся вокруг императорского трона и патриаршей кафедры Царьграда, оказались нарушенными устоявшиеся и казавшиеся незыблемыми принципы церковного и политического управления. Все это в полной мере сказалось на жизни Киевской митрополии. Правда, на фоне бедствий, постигших Византию, положение дел на Руси до конца 30-х годов XIII в. виделось более устойчивым и даже благоприятным. Однако с монгольским вторжением и последовавшим за ним противостоянием и учреждением ордынского господства, произошло еще большее осложнение внутридинастических отношений на Руси. В итоге, на рубеже XIV–XV вв. это привело к фактическому разделу южнорусских земель между Золотой Ордой, Литвой, Польшей и Венгрией. Церковная жизнь всегда была тесно связана с властными элитами и обусловлена политическими процессами. В результате, все перечисленное сказалось на положении дел в русской церкви, что обнаруживается уже в первые десятилетия монгольского господства на Руси.
Во-первых, видоизменились связи церкви с княжеской властью и патриархом Византии. Местные церковные власти в лице обладателей первосвятительской кафедры Киева стали менее зависеть от «греков». Во-вторых, изменилось место церкви в политической и социальной структуре общества. В целом можно уверенно утверждать, что в данный период произошло существенное усиление роли церковных иерархов в жизни древнерусских политических элит. Если прежде, княжеская власть и городская верхушка стремились поставить церковь под свой контроль и максимально вовлечь ее в круг социально-политических забот княжеских центров, то в XIII–XIV вв. положение дел уже видится иным. Статус и положение церкви, особенно ее первосвятителей в древнерусском обществе возросли. Причины произошедшего следует искать не столько в религиозно-политических концепциях, сколько в обстоятельствах времени, в интересах Золотой Орды, а также в личных амбициях церковных первоиерархов.
В связи с этим предпринята попытка анализа деятельности, а также каноническо-правовых, административных и иных возможностей института киевских митрополитов до монгольского нашествия и во второй половине XIII в., а также установления места киевского первоиерарха в сложных церковно- и русско-ордынских отношениях обозначенного периода. Разрешение этих проблем позволяет не только уточнить многообразные стороны деятельности русской первосвятительской кафедры в первой трети — конце XIII вв., но и выявить истоки того высокого социально-политического статуса, который усваивала себе церковная иерархия в последующие столетия. При этом процессы, позволившие достигнуть церкви определенных результатов, хоть и показательны, но нуждаются в некотором пояснении.
Годы святительства митрополита Кирилла II отмечены принципиальными изменениями, произошедшими в системе церковного управления на Руси. В обозначенные десятилетия церковь обрела широкую автономию от княжеской власти и почти на два столетия превратилась в независимый, почти неподконтрольный местным властям институт. Запущенные митрополитом административно — экономические процессы внутри церкви и протекавшие в эти годы изменения в церковно-княжеских отношениях привели к превращению института Киевских митрополитов в самостоятельную и влиятельную политическую силу, сыгравшую важную роль в дальнейшей истории Древней Руси.
Вместе с тем в исследуемый период действия митрополитов и местных иерархов в целом соответствовали каноническим практикам, сформировавшимся в XI — пер. пол. XIII вв. В связи с этим возникла необходимость в анализе форм влияния церкви на общерусские политические процессы накануне нашествия. Данное обстоятельство привело к несколько значительно расширенному изучению домонгольского периода, что нашло свое отражение в первой главе данного труда[3]. Отчасти эти же обстоятельства, но по отношению к перспективе церковно-ордынских отношений, вынудили рассмотреть некоторые сюжеты церковной истории XIV в., выйдя за рамки второй половины XIII в.
Благодаря использованию специальных исторических методов: историко-генетического, историко-сравнительного, и источниковедческого анализа и синтеза, в некоторой степени разрешена проблема «нехватки» источников, что позволило реконструировать деятельность митрополита Кирилла по сохранению церкви и выстраиванию отношений первосвятительской кафедры с церковными иерархами, Золотой Ордой и княжеской властью.
Первый из вышеназванных методов, историко-генетический, предоставил возможность выявить причины роста влияния первосвятительской кафедры в условиях первых десятилетий монгольского господства на Руси. Казалось бы, в условиях существенного разорения городов, гибели князей и обеднения большинства ктиторов церковь должна была утратить свой авторитет и прийти в упадок. Однако этого не произошло. Причины произошедшего открываются не только в обстоятельствах времени и в личности митрополита Кирилла II, но и в том, что ко времени монгольского вторжения церковные институты уже обладали вполне ясной административно-канонической структурой, существенными источниками доходов, и располагали значительным опытом участия в межкняжеских конфликтах, межгосударственных и межцерковных отношениях.
Не менее положительный результат принесло использование историко-сравнительного метода. Примером этого может служить сопоставительный анализ летописных сообщений, принадлежащих различным сводам, о драматических событиях 1223, 1237–1240 гг. Сличение известий Галицко-Волынского, Новгородского и Суздальского летописаний обнаружило в оценках современников принципиальные отличия в отношении монголов. Если для книжников и заказчиков свода Южной Руси монголы безусловный враг, с которым можно и необходимо бороться, то для суздальцев и новгородцев — это «бич Божий», кара свыше, сопротивление которой не только бесполезно, но и едва ли не греховно. Именно поэтому в южнорусском летописании сопротивляющиеся князья — герои, в то время как в Новгороде и в Суздале все иначе. Лица, не способные смиренно принять ниспосланное им свыше испытание, сами становятся виновниками будущих бед. Особенно отчетливо эта идея прослеживается в известиях о битве на Калке и предсмертной речи Владимирского святителя Митрофана. Примененный метод источниковедческого анализа и синтеза при работе над постановлениями Владимирского собора 1274 г. позволил определить структуру епископских доходов и степень влияния митрополита на подчиненный ему епископат. При этом в данном исследовании критически осмыслены исторические концепции и взгляды, сложившиеся в гражданской и церковной отечественной историографии по интерпретации сообщений различных источников о ключевых моментах изучаемой эпохи.
Подводя некоторый итог, стоит отметить, что в данном труде впервые представлен анализ места киевских митрополитов в церковно-ордынских и русско-ордынских связях: исследованы динамика, основные цели, направления, методы и результаты церковной дипломатии в отношении Золотой Орды. Значительно уточнен комплекс каноническо-правовых возможностей киевских митрополитов и системе организации высшей церковной власти в начальный период монгольского господства. Существенно конкретизирована роль митрополитов в установлении монгольского господства над Русью и трансформации церковной организации в целостный и в значительной мере независимый от княжеской власти институт.
Результаты данного исследования могут использоваться при дальнейшем изучении истории древнерусских церковных институтов и истории международной политики Европейского Средневековья. Кроме этого материалы представленной работы могут оказаться полезными при разработке спецкурсов по истории Русской Церкви, отечественной истории и историко-религиоведческим дисциплинам.
Безусловно, данная работа обязана своим появлением не только ее автору, но и целому ряду тех, чьи мысли, замечания и моральная поддержка оказывали самое значительное влияние, как на качество проведенного исследования, так и на его издание. Особую благодарность хотелось бы выразить своему первому научному руководителю Павлу Ивановичу Гайденко, и Игорю Николаевичу Данилевскому. Несомненно, стоит отметить большую роль редакторов, корректоров, и всех, кому была не безразлична судьба данного труда, в том числе сотрудников Института истории им. Ш. Марджани АН РТ, в целом, и Центра исследований Золотой Орды и татарских ханств, в частности, а также руководителя центра, и одного из научных редакторов данного труда, Ильнура Мидхатовича Миргалеева.