Кисло-сладкое

9 глава. Алебастровый май

Слушай звуки тишины,

Счастью краски не нужны

Нежности цвет,

Опаловый свет,

Сиянье чистой белизны.

Соня и не надеялась, что тело вспомнит движения. Смотрела на себя в отражении как на незнакомку. Это она? Снова танцует, снова поглощает музыку кожей? Эх, жаль, и правда трясти нечем, даже грудь стала меньше. Пора переходить на «шаурмячную» диету и немного нарастить объемы. Несмотря на худобу, руки двигались плавно, а позвоночник не потерял гибкости. Как говорил Кирилл, «талант не пропьёшь», да и йогу она посещала не зря. Другие женщины смотрели на нее с явным недоумением. Что она вообще тут делает? Пришла похвастаться или унизить преподавательницу? Соня не называлась новенькой, честно сказала, что последний раз танцевала в семнадцать лет, Ксения Олеговна сделала выводы самостоятельно.

– Не переживай, у нас тут в основном новички и те, кто танцует для себя.

– Я «для себя» и хотела. Выступать и участвовать в конкурсах не планирую.

Преподавательница снисходительно улыбнулась.

– Про это и говорить-то рано. Пока познакомимся.

Вот и познакомились. Соня не ожидала, что ее накроет такой сладкой волной эмоций, почти белоснежной, словно пуховое одеяло. Почему она не танцевала? Это ведь то самое, что она сама выбрала, еще в детстве. Её любимым развлечением было включать музыкальные каналы и повторять за танцорами. Одной из ее фантазий, помимо облачного замка и волшебной пыльцы для полетов, долгое время оставались именно танцы.

Так почему же она лишила себя источника счастья? На этот вопрос Соня знала ответ, но призналась в этом только сейчас. Она намеренно оставила бэллиданс в прошлом. Замуровала там всё, что напоминало о Марке, о школе… обо всем. Только вот двери в прошлое закрыла неплотно, сначала оно просачивалось подобно ручейку, а теперь хлынуло лавиной, грозясь смыть настоящее. Есть только два выхода: оседлать эту волну или построить дамбу и надеяться, что новое заграждение выдержит.

Переодевшись после танцев, Соня вышла на улицу и глубоко вдохнула. Сквозь душный воздух города и какофонию ароматов уловила один самый важный запах – предощущение счастья. Для нее май всегда был сродни Новому году. В школьные годы – ожидание каникул и отдыха, сейчас – поездок, отпуска и новых впечатлений. Порой мысль о пирожном слаще самого пирожного. А еще в конце месяца Соня отмечала день рождения, и это тоже внесло свою лепту в медовое настроение мая.

Соня бросила взгляд на часы, припомнила план на сегодняшний день: отвезти Тимура на тренировку и не столкнуться с Сергеем, узнать, как дела у Юли с Игнатом и выделить два часа на обдумывание поездки в Железноводск. Хотя бы два часа, вчера ей понадобилось гораздо больше. Курсы она оплатила еще неделю назад, как только в переписке с Марком узнала, что до конца мая его не будет в городе. Со смесью горечи и облегчения забронировала номер в санатории. А за ужином о поездке рассказала семье.

Кирилл согласился, он сам отправлял ее на большую часть таких курсов.

– Сонь, только не на машине, это далеко. На автобусе. Водишь ты слишком лихо, а дороги там незнакомые.

Юля оттолкнулась от пола ногой, запуская раскачивание кресла.

– Так тебя неделю не будет? – она беззастенчиво обрадовалась ослаблению контроля.

– Пять дней.

– А-а-а, – протянула Юля.

Соня словно воочию увидела, как она планирует эти дни свободы, пытаясь успеть все и еще немного, пока ее не будет.

Тимур насупился.

– А на день рождения ты успеешь вернуться?

Соня знала, что он приготовил подарок, поэтому поспешила успокоить.

– Даже раньше.

– Я новую песню разучила на рояле, – Вера Андреевна бросила взгляд в окно. С ее места виднелась часть соседского абрикосового сада, – думаю, Феодосий Аристархович не откажется мне аккомпанировать.

Юля закатила глаза.

– Надеюсь, мы не дома будем праздновать?

Соня и Кирилл переглянулись. Она вообще не планировала отмечать. Максимум пицца на дом. Кирилл все еще соблюдал диету и не злоупотреблял тем, что продавал в своих закусочных. Вынужденные ограничения превратили его в пищевого маньяка. Он кормился запахами и видом вкусных блюд. Теперь часто готовил дома и с большим удовольствием потчевал свою семью, при этом пристально наблюдая за процессом поглощения пищи.

– Про билеты узнай заранее, хорошо? – Он придвинул к Соне тарелку с бутербродом, без слов намекая, что она плохо позавтракала.

– Хорошо. Обычная рабочая поездка. Странно, что в Железноводске я раньше не была. Там прямо эпицентр массажной жизни.

Узнав, что встреча с Марком ей не грозит, Соня расслабилась, а потом и расстроилась. В подсознании лелеяла надежду с ним увидеться, тем более так удачно сложились обстоятельства, будто сама судьба их сводила. А его не будет. Правда, и Марку она о поездке не сказала. Так и металась между двумя опасениями: признаться и выглядеть трусихой и не признаться и чувствовать себя таковой еще острее.

Пройдя немного по людной улице, она свернула в парк, купила большой стакан черного кофе и вышла в инстаграм. Судя по зеленому кругляшу, Марк находился в сети. Через секунду, словно он караулил, раздался вызов видеочата. Соня уже привычно огляделась вокруг и приняла звонок. На половине экрана появилось улыбающееся лицо Марка с патчами для глаз и вставшей дыбом челкой.

– Привет.

Соня сделала глоток и обожглась. Вместо приветствия чертыхнулась и высунула кончик языка. Марк хмыкнул.

– Ты ещё дулю мне покажи.

Соня скрутила фигу.

– На.

– Спасибо, – усмехнулся Марк.

Соня сняла крышку со стаканчика и аккуратно отпила. Язык тут же защипало.

– Ты в курсе, что у тебя на лице патчи?

Марк печально вздохнул.

– В курсе, мне еще веснушки сейчас замажут. Хорошо хоть, грудь в этот раз не побрили.

– А что снимают?

Марк чуть отклонился, махнул рукой, заставляя кого-то покинуть комнату, его губы сложились в слово «выйди». Вернув взгляд на экран, он снова улыбнулся.

– Сеть тренажерных залов. Заодно и рекламу спортивной одежды. Лучше бы сейчас на море, конечно. У вас тоже душно?

Соня оглядела ажурную листву берёзы, навела камеру и продемонстрировала парк Марку.

– Нет, тепло, свежо даже.

Он нахмурился.

– Хочу обратно в лес. Ненавижу столицу. Тут душно не столько от погоды, сколько от количества людей.

Соня спряталась за стаканом с кофе и будто невзначай обронила:

– Посмотрю хоть на твой Железноводск на днях.

Марк резко выпрямился.

– Когда?

– Двадцатого еду на курсы висцерального массажа на базе «Изумрудного».

Марк несколько секунд рассматривал лицо Сони, словно видел сквозь картонный стаканчик.

– Почему не сказала?

– Какая разница? – она нервно дернула плечом. – Тебя все равно в эти дни не будет в городе. Ты сам говорил, что до конца мая проторчишь в Москве.

Марк содрал патчи, пригладил волосы.

– И сколько продлятся твои курсы?

– Пять дней, – шепотом призналась Соня.

– Бл… Черт! – Марк явно хотел сказать другое, в последний момент поменял слово. – Сонь, скажи честно, искренне, прямо, ты хочешь меня увидеть?

Соня заволновалась, опустила телефон, и какое-то время Марк наблюдал тень узорчатой листвы на асфальте.

– Ты все равно в Москве, – договаривая, она снова посмотрела на экран. Марк словно и не шелохнулся. Смотрел на нее немигающим застывшим взглядом.

– Ответь.

– Хочу, – призналась Соня и сжала губы.

– Я что-нибудь придумаю, – он перевел взгляд на двери, – иду. – И снова Соне: – Пока.

– Пока.

Вот теперь Соня заволновалась по-настоящему. И два часа ей не хватит, чтобы успокоиться и стать обычной Соней без нервного тика, расширенных зрачков и суматошливых жестов. Она увидит Марка! И самое страшное, ей ужасно этого хотелось до звона в ушах и замирания в груди. Мысль о встрече с ним она перекатывала в голове, будто карамельку на языке, пробуя эмоции, словно оттенки вкусов. Страх, стыд, паника и предвкушение. Пора признать: ничего не прошло. Стало только хуже, глубже и сильнее. Теперь это не просто первая любовь, это какая-то мания, неотступная болезнь. В семнадцать ее разрывало от эмоций, но она списывала это на буйство гормонов. То, что она чувствовала сейчас, напоминало неконтролируемое сумасшествие. Она все понимала, но не могла остановить. Сопротивляться любви – это как противостоять цунами или смерчу. Слишком неравные силы. И эта стихия не знала пощады.

Соня обреченно приняла свои чувства. И снова это случилось в мае. Как же надоело бороться с собой. Идти против ветра и плыть против течения. Соня ясно осознавала, что встреча с Марком в Железноводске закончится не только поцелуем. Даже если он не тронет ее и сдержит слово, она не справится. Это будет ее шаг в бездну. Она устала падать. Может, так и нужно? Чтобы избавиться от наваждения по имени Марк, нужно достичь дна, оттолкнуться от него и выплыть из пучины, в которой она барахтается уже полгода. Как там говорят: избавиться от искушения можно, только уступив ему. Так тому и быть. Если он действительно приедет, она сама его соблазнит.

На автовокзал пришла только Юля. Видимо, хотела убедиться, что ее личный надзиратель действительно уезжает и дарит почти неделю свободы. Игнат стоял немного в стороне, делал вид, что разглядывает витрину с канцтоварами.

Соня обняла Юлю и обратилась к Игнату.

– Проследи, чтобы она готовилась к ЕГЭ.

Он удивился. Не ожидал заполучить такую ответственность.

– Прослежу.

Юля громко цокнула языком.

– Ну ма, ты мне свинью подложила. Этот точно проследит.

Соня отстранилась. Бросила взгляд на автобус и снова повернулась к Юле.

– А ты проследи за Тимуром.

– Сопли подотру, не переживай.

– Юль…

– Да ладно. Все нормально будет. Езжай уже.

Соня торопливо чмокнула дочку в щеку и зашла в автобус. Глядя в окно, махала рукой, пока автовокзал не скрылся из виду.

Железноводск произвел на Соню сильное впечатление. Город в лесу. Так и хотелось сказать – город Марка. Тут же вспомнился чудак на набережной, обозвавший Марка оленем. И правда, было в Марке что-то такое – лесное и дикое, но при этом не хищное.

Дома и улицы утопали в цветах и деревьях. А пахло, как ни странно, ванилью, оказалось, этому аромату город обязан цветущим магнолиям. После курсов Соня бродила по городу, изучая достопримечательности, представляла, как Марк поднимался по бесконечным ступеням каскадной лестницы, как бродил по тенистым дорожкам терренкура и посещал Лермонтовский бювет. Она не сомневалась, что он там был, а также в Пушкинской галере и культурном центре имени Льва Толстого. С его любовью к литературе он бы точно не упустил эти места.

Больше всего Соне понравилось Курортное озеро с ажурным мостиком, перекинувшимся на рукотворный островок. Один из участников курса был местным и охотно рассказывал о городе. Провел ее по Курортному парку и обещал экскурсию на гору Железную – главную достопримечательность Железноводска. Соня не могла избавиться от ощущения, что смотрит на город глазами Марка, и он сам видится везде, словно призрак, словно дух этого места. Утром он мелькнул на верхних ступенях лестницы, в обед – в музыкальной беседке, а чуть позже – среди глазеющих на скульптуру «Горный козел». Соня каждый раз с трудом успокаивала пульс. Она знала, что Марка нет в городе, но он чувствовался везде.

В первый же день Соня сфотографировалась около орла с распахнутыми крыльями, прошлась по площади элементов. Передвигаясь по городу, отправляла снимки Марку, словно отчет о перемещениях, как он когда-то в марте, когда бродил по ее родной Анапе. Они беззаботно перебрасывались фотографиями, о возможной встрече никто не упоминал. Соня боялась спросить и получить отрицательный ответ. Пока Марк молчал, сохранялась надежда, что он все же успеет.

До полудня Соня обучалась тонкостям висцерального массажа, потом обедала в столовой санатория с другими участниками курсов и оставшуюся часть дня проводила, как ей вздумается. Тот самый местный провожатый – Олег – сначала вел себя вполне по-дружески, но уже на третий день взял быка за рога и пригласил в кафе на ужин. Соня отказалась. Три раза. Олег словно не слышал отказа, пребывал в твердой уверенности, что красивая женщина скучает одна и ей срочно нужна компания. А Соня не скучала. Ей нравилось гулять в одиночестве. Кто бы знал, какая это ценность – остаться наедине со своими мыслями. Когда у тебя есть семья и дети это почти так же нереально, как самой съесть всё пирожное.

Не Анапа и не Краснодар, а именно Железноводск подарили ей некую гармонию с внутренним миром. Она окончательно приняла свои чувства, словно признала, что смертельно больна, и теперь осталось только смириться и как-то с этим жить. Даже как-то символично, что лечиться от сердечной хвори она поехала на Кавказские минеральные воды. Даже не лечиться, а снять симптомы, чтобы продлить существование. Спастись всё равно невозможно.

В пятницу Соня собиралась на курсы с мыслью, что завтра последний день. Утром им вручат сертификаты, они сфотографируются, возможно, вместе позавтракают и даже отметят окончание обучения. Она уже взяла билет на автобус и сложила часть вещей. В душе поселилось тревожное ощущение скорого расставания с городом. Марк не писал со вчерашнего дня. Соня заглядывала в его инстаграм и даже искала снимки с новой фотосессии. Ничего. Он даже не заходил в свой профиль.

Обед затянулся, обсуждали новые веяния в массаже, делились опытом и наперебой приглашали в другие города. Каримов намекнул, что следующие курсы он проведет в Геленджике и будет рад увидеть уже знакомые лица, в том числе Сонино. Она рассеянно кивнула, мыслями витая далеко от темы массажа. Сегодня она планировала посетить пещеру вечной мерзлоты и подняться на гору Медовую, не на сам пик, а хотя бы к подножью, куда можно добраться без специального оборудования, не боясь свернуть шею. Утром оделась для прогулки: джинсы, кроссовки, футболка, а волосы собрала в тугую косу. Юлька всегда ругала ее за такую прическу, называла ее «колхозный шик» и пребывала в твердой уверенности, что любые косы уместны только до десяти лет.

Соня не стала ждать конца затянувшегося обеда, иначе могла не успеть осуществить все, что задумала. Попрощавшись, накинула рюкзак на плечи и вышла на улицу. Щурясь от яркого солнца, прошла несколько шагов и увидела припаркованный у тротуара мотоцикл. Марк хорошо ее натаскал по части этого опасного транспорта. Сначала она поняла, что это, безусловно, скремблер, да еще и «Дукати». Сердце тут же ёкнуло и упало в желудок. Не просто скремблер «Дукати», а единственный в своем роде – кастомный мотоцикл Марка.

Соня замерла, вцепившись в лямки рюкзака. Марк здесь! Оглянуться она не успела, на ее плечи легли тяжелые ладони.

– Я успел.

Соня повернулась и снова растерялась, а ведь ехала сюда с неприличными смелыми планами. На деле ей не хватило храбрости обнять Марка.

– Привет.

Он сам обнял, крепко стиснул, обхватив вместе с рюкзаком, и даже чуть-чуть приподнял над землёй.

– Я скучал.

Соня пискнула и заелозила.

– Задушишь, отпусти. А у меня столько задумано на сегодня.

Марк нехотя ослабил объятия, приблизился к мотоциклу и протянул Соне шлем.

– Надеюсь, мне можно поучаствовать?

Она повертела шлем в руках, заметила, что пальцы дрожат, бессовестно выдавая страх. Ни разу в жизни она не ездила на мотоциклах, но заранее боялась.

– Хотела попасть в пещеру вечной мерзлоты и на гору Медовую.

Марк заметил волнение Сони, сам надел на нее шлем и опустил визор.

– Тогда я буду твоим проводником. Только учти, в пещере очень холодно, она неслучайно так называется, да и на Медовую мы не заберемся, подойдем к ее подножью, но и там вид потрясающий.

Он сел на мотоцикл, похлопал по сиденью сзади. Соня забралась на байк и придвинулась к Марку, но не вплотную. Он взял обе ее руки и положил на свой живот, заставляя буквально впечататься в его спину.

– Держись крепко, иначе улетишь где-нибудь на повороте и станешь очередной достопримечательностью Железноводска. Появится новый мыс Улетучившейся Сони.

Она распластала ладони на тонкой ткани футболки, каждым пальцем ощущая напряжение мышц пресса Марка, сжала коленями его бедра и замерла. Он надел шлем и завел мотоцикл. «Дукати» зарычал, завибрировал и ринулся вперед. Соня сначала зажмурилась и сильнее сцепила руки, от рывка ее немного отбросило назад, а потом, наоборот, прижало к Марку вплотную, она от неожиданности прикусила нижнюю губу и ударилась о его лопатку. Вряд ли скорость была запредельной, но, в отличие от машины, движение ощущалось слишком явно, оголенные руки облизывал ветер, он же пробирался и сквозь джинсы. На скорости не казался теплым и приятным, скорее плотным и колючим, как холодное мартовское море.

Ехали недолго, Соня только начала привыкать к реву скремблера и размеренной дрожи под ягодицами, как Марк остановился. Когда мотор утомленно затих, ощущение, что она оседлала живое существо, усилилось. Оно дышало, а в раме, похожей на птичью клетку, билось мощное сердце. Марк стянул шлем, дождался, когда его снимет Соня и объяснил причину остановки.

– Мотоцикл оставим во дворе кафе, дальше пешком.

Она слезла с сиденья и вручила шлем.

– А потом опять на нем поедем?

– Пещера в другой горе – Развалке.

– А туда пешком нельзя?

Марк загнал мотоцикл во двор кафе, огляделся, только потом ответил Соне.

– Можно, если через город идти, но так дольше. Все равно ко мне на мотоцикле поедем. Так что смирись с этим.

– К тебе домой? – Соня отвела взгляд. – Я в санатории остановилась, а завтра последний день курсов.

Марк увидел, что им навстречу идет владелец кафе, и поспешил ответить:

– Я отвезу тебя утром.

Соня не успела ничего сказать. К ним подошёл мужчина. Как оказалось, с Марком они были знакомы. Мужчины договорились, что байк останется во дворе, пока они будут бродить у подножья Медовой. Марк повесил джинсовую куртку на руль и взял Соню за руку.

– Пойдём. Тебе понравится, там красивый вид.

Вид, скорее всего, был не просто красивый, а сногсшибательный, краем сознания Соня все отмечала и даже кивала в нужных местах, когда Марк воодушевленно рассказывал о горе, но чувствовала только его теплые пальцы, а в голове вертелись слова: «Я отвезу тебя утром».

Марк если и заметил ее растерянность, то не показал этого. Вел ее по тропинке, придерживая хлесткие ветки и предупреждая, если попадались камни. Едва заметно хромал, но не замедлялся.

– Знаешь, почему Медовая?

Соня пожала плечами.

– Из-за цвета?

Марк подтянул Соню за руку.

– Когда подойдем ближе, увидишь, уже немного осталось. С одной стороны вся поверхность в мелких дырочках, чем-то похожих на соты. Есть легенда, что давно в этих углублениях водились пчелы и мед стекал по стене чуть ли не потёками.

Соня хмыкнула.

– А может, все-таки из-за цвета?

– Возможно, но версия с медом мне больше нравится. Из Медовой добывали бештаунит, его как раз использовали для строительства города. У горы такая странная форма благодаря людям.

Соня подняла взгляд вверх.

– Похоже на акулий плавник.

– Обычно с зубом сравнивают, – хмыкнул Марк, – но от тебя я другого сравнения не ожидал.

Чем выше поднимались, тем сильнее завывал ветер, на самом плато он не казался теплым и толкал недружелюбно, прогоняя обратно. Марк окаменел, разглядывая панораму. Кудрявые макушки деревьев сплелись в сплошной ковер, прерывающийся местами крышами самых высоких домов. Особняком выделялось высокое здание, утонувшее в массиве Бештугорского леса. Соня замерла и глубоко вдохнула. Совсем другой воздух, не морской, не городской. Насыщенный кислородом настолько, что закружилась голова, и зазвенело в ушах.

Марк стоял немного в стороне и вглядывался вдаль, приложив ладонь ко лбу. Красивый вид зеленого моря больше не захватывал Соню, она смотрела на Марка. Насколько же органично он вписывался в природу. Абсолютно счастливый и свободный. Он ведь не просто так выбрал этот город, видимо, на интуитивном уровне нашел свое место.

Почувствовав Сонин взгляд, обернулся и, раскинув руки, широко улыбнулся.

– Так и хочется кричать: я люблю жизнь!

Соня встала рядом, подняла лицо к солнцу и зажмурилась.

– Жизнь любит тебя.

– Это у нас взаимно.

Соня задумчиво вздохнула.

– Тебе словно никто не нужен. Поразительная самодостаточность. Ты всегда такой был. Сам по себе. Одиночка.

Марк присмотрелся к ней внимательнее, снова взял за руку.

– Неправда, Сонь, человеку всегда нужен человек, – он снова улыбнулся, прогоняя печальное настроение, – едем обратно? Еще в пещеру нужно успеть.

Соня кивнула. Пусть будет пещера. Ей было совестно признаться, но сейчас она бы охотнее просто посидела и поговорила с Марком, и чтобы его ничто не отвлекало. Оказывается, соперничать с его любимым лесом и городом практически невозможно. На обратном пути он снова что-то рассказывал, хромал заметнее, видимо, устал, а Соня сосредоточилась на его пальцах, держащих ее руку. Большего Марк не предпринимал. Не пытался поцеловать или поймать ее долгий взгляд. Его вполне устраивала дружеская прогулка.

К пещере добрались на мотоцикле. Тропинка оказалась хорошо утоптанной и комфортной даже для машины. Недалеко от входа обнаружился чужой джип. Марк повесил шлем на ручку мотоцикла и помог Соне слезть с сиденья.

– Тут часто бывают туристы, место знаменитое.

Соня сняла шлем и зябко передернула плечами.

– А там очень холодно?

– Минус восемь, – Марк снял свою джинсовую куртку и укутал в нее Соню. – Пещера рукотворная. Раньше их было три, точнее, не пещеры, а штольни. Одна осыпалась, а две оставшиеся соединили. Развалку можно было пройти насквозь. Но потом снова был обвал, и в итоге осталась одна штольня. Пойдем?

Соня достала из рюкзака фонарик, проверила батарейки.

– Пойдем.

У темного провала ощутимо веяло холодом, клубился ледяной воздух, тут же превращающийся на жаре в пар. Марк растер плечи ладонями, вытянув шею, заглянул в темноту.

– Не передумала? Все еще хочешь стать достопримечательностью Железноводска? Будешь Окоченевшей Соней.

Она покачала головой и включила фонарик.

– Надеюсь, замерзну в красивой элегантной позе. Пойдем.

Правда, пройдя совсем немного, Соня растеряла решительность. Было не просто холодно, а чертовски холодно, влажно и неуютно. Луч фонарика выхватывал под ногами огромные валуны, где-то в глубине капала вода и осыпались камни. Тут же полезли вспоминания про обрушение двух штолен.

– А нас не завалит?

Марк поймал ее руку с фонариком и остановил истерично бегающий по стенам луч.

– Не могу обещать. Все возможно. Не свети так ярко. Ослепишь летучих мышей.

Соня дернулась.

– Кого? Тут мыши живут?

– Живут. Скорее всего, дальше, но, может, и тут.

Соня оглянулась, вход в пещеру уже потерялся из вида, зубы стучали настолько явно, что вплелись в естественные звуки пещеры.

– Пойдем обратно.

– Замерзла?

Соня ожидала, что после этого он ее обнимет, но Марк не приблизился. Она обиженно насупилась. Не так она себе представляла встречу в Железноводске.

– Нет. Мне просто тут не нравится.

Марк, как ни странно, согласился и не кинулся защищать любимый город.

– Мне тоже. Рукотворная пещера, не природная, нет в ней души, что ли. Пошли, не будем пугать мышек. Тем более уже темнеет, лучше добраться засветло.

Снова сели на скремблер. Сумерки уплотнились и приобрели сапфировый оттенок, воздух насытился влагой. Когда мотоцикл выбрался на асфальтовую дорогу, Марк прибавил скорость, Соня вцепилась в него и зажмурилась. От мельтешения панорамы рябило в глазах, казалось, что они не быстро едут, а низко летят.

На одном из поворотов, входя в вираж, байк опасно накренился, Соня увидела мелькнувшую отвесную скалу и отвернулась, но и с другой стороны вид не успокаивал. Там расположилась небольшая площадка, а за ней обрыв, чуть прикрытый шапками деревьев, словно каменная западня, присыпанная обманчиво мягкой травой. Именно на этот выступ свернул Марк. Заглушив мотор, он стянул шлем и растрепал волосы.

– Хотел показать тебе это место.

Соня тоже сняла шлем и приблизилась к краю. Снизу поднимался туман, вытягивал молочно-белые щупальца, облизывал верхушки деревьев. Тянуло сыростью, словно от реки.

– Красивое? – неуверенно предположила Соня.

– Сильное. Тут энергия такая сногсшибательная. Чувствуешь?

Соня прислушалась к себе, ее знобило и трясло, но она сильно сомневалась, что дело в этом скальном выступе и вираже дороги. Раньше она бы сделала вид, что чувствует, но лгать и притворяться не хотелось. Не сейчас и не с Марком. Она вдохнула тяжелый мокрый воздух и задумалась.

– Меня все еще колотит от поездки на твоем монстре. Страшно.

Марк хмыкнул.

– Только это чувствуешь?

– А знаешь, у страха и у счастья очень похожий цвет.

– Они же такие разные, – удивился. Марк.

– Но ослепляют силой эмоций, выбеливают все другие чувства. Да и оттенки не совсем одинаковые. У страха более резкий, холодный цвет, а у счастья теплый.

Марк развернул Соню, обхватив за плечи, намеренно придвинул ее к самому краю обрыва и чуть наклонил.

– А еще говорят, страх обостряет ощущения.

Соня обняла его за шею.

– Я не боюсь высоты.

Марк склонил еще ниже, заставляя почувствовать лопатками дыхание бездны.

– А меня?

– Нет.

В этот раз поцеловал Марк. Продолжая удерживать почти на весу, коснулся губ Сони сначала легко, словно погладил, а потом углубил поцелуй и, прижав к себе, наконец-то отошел от края. Она вцепилась в воротник футболки и притиснулась вплотную. Он не торопился, целовал намеренно тягуче и неторопливо, но Соне этого было мало, слишком много в ней скопилось эмоций, неспешной нежности среди них не нашлось. Поездка на мотоцикле взбудоражила адреналином, наэлектризовала, как гроза воздух. Ей хотелось Марка всего, ближе, сейчас.

Он с трудом отстранил от себя Соню и, удерживая на вытянутых руках, кивнул в сторону мотоцикла.

– Садись за руль.

– Что? – она еще не пришла в себя после поцелуя.

– Садись за руль. Я буду сзади. Не бойся.

Соня замотала головой, но к мотоциклу подошла.

– Я не умею.

– И не нужно, вести буду я, – он перекинул ногу через сиденье и отодвинулся назад, – садись.

Соня приподняла лямки рюкзака.

– А его куда?

– Мне на спину, – Марк ослабил ремешки и накинул на плечи дамский рюкзачок, на его спине показавшийся игрушечным, – ну?

Тяжело вздохнув, Соня протиснулась между Марком и рулем, уперлась лопатками в его грудь.

– У меня будет инфаркт.

– Возможно, – он чмокнул ее в макушку и протянул шлем. – Надевай. В шлеме главное не блевать.

Соня покачала головой.

– Вот теперь точно будет тошнить. Спасибо, что напомнил.

Когда мотоцикл вырулил на дорогу, сумерки расцветились багровым закатом. Свет фары освещал дорогу, но и он же создавал ощущение надвигающейся со всех сторон ночи. Соня не хотела смотреть вперед. Сначала ехала, закрыв глаза и просто прислушиваясь к себе. Тепло Марка окутало ее спину. И эта надежная опора контрастировала с потоком ветра, бьющим в грудь и покусывающим обнаженные руки.

Соня стиснула губы и открыла глаза. Лес и дорога неслись ей навстречу на бешеной скорости, а она летела к ним, словно падала, только не вниз, а вперёд. Может, когда-нибудь она и сможет получить удовольствие от подобной поездки, но сейчас ей было страшно, и она надеялась, что ощущение падения закончится как можно скорее.

Марк свернул с трассы в лес и принялся петлять по грунтовой дороге, довольно широкой, явно проложенной машиной. Прежде чем мотоцикл вырулил на площадку перед домом, Соня услышала шелест воды и собачий лай. Заглушив мотор, Марк снял шлем и помог Соне слезть с сиденья, только потом стянул шлем и с нее.

– Приехали.

Соня видела логово Марка на фотографиях и даже на видео, знала, чего ожидать, но все равно восхищенно охнула. Дом выглядел как продолжение леса, втиснувшись между деревьями так, будто вырос из земли одновременно с ними. Широкая площадка выходила к небольшому озеру и врезалась в стеклянную стену на первом этаже. В комнатах горел приглушенный свет, а на подъездной дорожке светились шарообразные фонари.

Марк толкнул мотоцикл и кивнул Соне.

– Поставлю его в гараж, и пойдем в дом.

Соня сделала пару шагов и застыла, навстречу ей кинулась быстрая темная тень, но Марк перехватил ее за ошейник.

– Генри – дурак. Напугаешь.

Пес встал как вкопанный и, глядя на гостью, недоверчиво зарычал. Соня прижала к груди шлем и испугано ойкнула.

– Укусит?

Марк цокнул языком, глядя на собаку, погладил Соню по голове.

– Сонька хорошая, мы с ней дружим. Понятно?

Пес завилял хвостом и кинулся облизывать хозяина. Так интенсивно радовался, что ходуном ходила вся задняя часть вместе с лапами. Марк присел на колено и потрепал его по загривку.

– Хороший Генрик, соскучился малыш.

Соня наблюдала за Марком и псом напряжено, боясь, что веселый Генри передумает и ей достанутся не только лобызания, но и кое-что ощутимее. Но пес доверился хозяину и к ней тоже кинулся с приветливым влажным языком.

Марк хмыкнул.

– Хорош охранник, залижет до смерти. Подожди меня на веранде. Я сейчас поставлю мотоцикл и приду. Генрик составит тебе компанию.

Соня проводила Марка взглядом. Он обошел дом и скрылся в темноте, остался только звук колес, шуршащих по гравию. Пес чуть утихомирил хвост, стучащий по плитке, словно дятел по древесине, и двинулся в дом. Соня последовала за ним, как за провожатым. Поднялась по ступеням на просторную площадку и заглянула сквозь стеклянную стену. В глубине дома мелькали тени. Соня насчитала целых четыре. Одного из подросших котят Марк оставил, а двух отдал. Кошки бродили по дому как полноправные хозяева, в отличие от пса, встречать не кинулись.

Марк приблизился на удивление тихо и отпер двери.

– Заходи.

Соня подняла взгляд вверх и, заинтригованно рассматривая обстановку, прошла вперед.

– А можно я прогуляюсь по дому?

– Иди, конечно, туалет, если что, за кухней налево, – Марк стянул джинсовую куртку и бросил на ручку кресла, – голодная?

– Ага.

– Я буду на кухне, не заблудишься, двери выходят на веранду, там и поужинаем в окружении леса.

Соня кивнула. Обход начала с ванной комнаты. Проверила, не размазалась ли косметика, и капнула на запястья духами, пригладила вздыбленные шлемом волосы. Пока она бродила по комнатам, Марк переоделся и принес дрова. На веранде в широкой каменной чаше разжег огонь, вынес подушки и плед для кресел, больше похожих на деревянные лежаки со спинками.

Когда Соня дошла до кухни, он нанизывал сосиски на шампуры.

– Займись овощами, устроим барбекю. О еде я вообще не подумал, прости. Сразу к тебе поехал.

– Сосиски – это хорошо. – Соня сделала вид, что фразу «сразу к тебе поехал» не услышала, просто не знала, как на нее реагировать, чтобы не выглядеть слишком обрадованной. Молча нарезав помидоры и огурцы, разложила на блюде.

Взяв пустые тарелки и столовые приборы, она вынесла посуду на веранду. Марк устроился на кресле и протянул ей один шампур.

– Держи, обугливай свою сосиску.

Соня села напротив Марка и вытянула руку с шампуром над чашей с костром. Языки пламени нехотя лизали поленья, словно пробовали на вкус. Огонь разгорался медленно, но от него уже тянуло приятным теплом. Дом обступил темный непроглядный лес, наполненный жизнью: шелестом листвы, журчанием воды, уханьем совы и скрипом веток. Если бы рядом не было Марка, Соня спряталась бы за стеклянной стеной. Лес влажно дышал в спину, недоверчиво наблюдал и окутывал своей близостью. Море даже в шторм не пугало так сильно, как молчаливая громада колышущихся деревьев.

Сумерки принесли с собой прохладу и росу. Соня накинула на плечи плед и, стянув края, придвинулась к огню. Сосиска потрескивала и пахла умопомрачительно вкусно. Еще минуту назад Соня чувствовала голод, живот начал урчать еще в пещере, но сейчас она смотрела на Марка и злилась, что он больше не пытается ее поцеловать или обнять. Словно и не было того сближения на вираже дороги. Какая может быть еда, когда кусок в горло не лезет?

Марк поднял взгляд и улыбнулся:

– Всё в порядке?

Соня с наигранным безразличием повела плечами.

– Нормально.

– Да? У тебя сосиска горит.

– Чёрт! – Соня увела шампур в сторону от огня, но было уже поздно, сосиска почернела.

Марк протянул свой шампур.

– Возьми, эту Генрик слопает. – Он снял румяную сосиску на тарелку, нанизал новую и снова протянул к огню.

Ели практически молча, прислушиваясь к звукам ночного леса. Каждый раз, как ухала сова или раздавался всплеск под настилом, Соня вздрагивала, а Марк снисходительно улыбался.

Закончив с ужином, он встал и собрал грязную посуду.

– Чай будешь?

Соня тоже привстала, но он покачал головой.

– Сиди, я сам принесу, грейся у огня.

Он вернулся с чайником и двумя кружками, поставил на столик и сел в этот раз не напротив, а рядом. На пол поставил небольшую колонку и настроил радио. Оно для приличия немного пошумело, пару раз взвизгнуло резко прорвавшимися нотами и выдало знакомую мелодию: музыкальные переливы в исполнении дуэта Шакиры и Бейонсе, под которые когда-то танцевала Соня.

Марк прислушался и поднял взгляд.

– Эта песня.

Она стянула полы пледа и присмотрелась к Марку. Он слегка откинулся на спинку, несмотря на легкую футболку, явно не мерз и чувствовал себя вполне комфортно и расслаблено, только нервно постукивающие по коленке пальцы выдавали волнение.

Она повела плечами в такт мелодии и улыбнулась.

– Помнишь?

– Такое забудешь, – хмыкнул Марк, – в тот день я себя впервые почувствовал озабоченным приматом. Я, конечно, знал, откуда берутся дети, и давно уже познакомился с творчеством Тинто Брассаcontentnotes0.html#note_16, но меня это как-то обходило стороной. Никогда еще желание не было направлено на конкретного человека.

– На меня? – смущенно уточнила Соня. Вспоминать о прошлом было странно, словно это случилось с дальними знакомыми или персонажами прочитанной книги.

– На тебя, – согласился Марк.

Соня еле удержала улыбку, торопливо перевела взгляд на огонь. Неосознанно потерла пальцами затылок, разминая мышцы шеи.

– В предыдущей школе у тебя была девушка?

Марк потянулся вперед, разворошил угли и подкинул еще одно полено.

– Была. Но ты – другое. Не планировал ни влюбляться, ни сходить с ума. И тем более не ожидал, что придется испытать самое сильное в жизни возбуждение, сидя в полном зале людей. На тот момент, во всяком случае. Ты же потом показала, что бывает и острее.

Соня снова растерялась. Марк так легко говорил о прошлом и о своих чувствах, она же предпочитала отмалчиваться и носить все в себе.

– Я не подумала, что у тебя кто-то был, словно жизни до Краснодара не существовало, – замялась Соня, – хотя ты производил впечатление такого взрослого, всезнающего, даже опытного.

Марк налил чай, одну кружку поставил рядом с Соней и снова откинулся на спинку кресла.

– Не знаю, какое впечатление я производил, но был просто пацаном, который впервые влюбился. Да так, что крышу снесло напрочь вместе с мозгами.

– Как же обманчиво впечатление. А как звали твою девушку? – Соня понятия не имела, почему это спросила. Из какой-то затаенной ревности, не иначе. Зачем ей это имя?

Судя по выражению лица Марка, он тоже так подумал, но ответил:

– Оля. Наша семья переехала в Краснодар еще летом, расставались мы тяжело. Я обещал, что вернусь, и мы снова будем вместе. Отношения у нас были типа «кино-цветы». Всё очень бестелесно. Я звонил первое время, скучал, а потом увидел тебя. Удивительно, вы чем-то похожи. Она тоже темноволосая и черноглазая. Это, в принципе, все, что вас объединяло. Характер совсем другой. Оля была безобидной, доброй, даже трогательной. Всех жалела и всего стеснялась. А ты…

– А я акула, – перебила Соня, – неумная, жестокая и голодная. Как вспомню все, что говорила и творила, стыдно и мерзко.

Марк хмыкнул, потер переносицу.

– Ты была подростком. Зубастым – да, большую часть времени только себя и кусала. Пыталась выглядеть высокомерной злючкой и саму же себя за это ненавидела. Еще и способности твои странные. Не представляю, как ты с ними живёшь. А вот мне реально стыдно. Я ведь столько гадостей тебе наговорил и вообще вел себя как последний ушлёпок. Все могло сложиться по-другому, если бы я не тормозил. Легко сейчас рассуждать, когда все позади. Хотя нет, нелегко. Горько.

Несколько минут оба молчали. Марк ворошил угли, расцвечивая воздух алыми искрами, Соня куталась в плед и пила чай. Бросив вороватый взгляд на Марка, она снова отвернулась и спросила куда-то в пустоту:

– А тогда, во флигеле, ты был девственником?

– По-моему, это было очевидно, – Марк закинул руки за голову и потянулся.

Несколько секунд Соня зачарованно глядела на обтянувшую его тело футболку. Моргнула и затрясла головой, прогоняя неуместные мысли.

– Нет, наоборот. Ты был такой смелый, напористый. Точно не девственник.

Марк засмеялся.

– Да ты что, Сонь! Какой там смелый и опытный. Комок оголенных эмоций. Да я тогда грудь женскую впервые увидел. И не просто грудь, твою грудь. Вообще повело, как наркомана. Помню, что трясло, будто в лихорадке, и в паху ныло до боли. Как ненормальный на тебя набросился, неудивительно, что напугал.

Соня протяжно вздохнула и призналась.

– Напугал. Но не совсем так. Я саму себя напугала тем, как на тебя отреагировала.

Марк заинтересованно придвинулся, уперся локтями в колени.

– Ты тоже была девственницей?

– А ты сомневался? – возмутилась Соня.

– Ты же с Сергеем встречалась, – он намеренно отвернулся. – А он это быстро исправлял. В мужском туалете постоянно писали о его похождениях, да и он сам имел хобби очень специфическое – коллекционировал девственниц. Причем собирал не элементы нижнего белья, что было бы для него банально, он фотографировал всех, с кем спал, причем в таком виде, что не оставалось сомнений: случилось гораздо больше поцелуев и объятий. О тебе, правда, долго не писал, только в апреле появилась та самая надпись.

Соня застыла.

– И что было написано?

Марк нервно взлохматил волосы.

– Сонь, не хочу это вспоминать. Я поверил тогда и озвучил тебе дословно, когда ты приходила ко мне домой. Это было грубо. Представляю, как я тебя обидел.

Соня вздрогнула.

– Я помню: «Кайла уже не целка».

Марк опустил взгляд.

– Думал, я его убью, забью своим костылём или отпинаю гипсом. Я тогда был вооружен и опасен, – горько пошутил он.

Соня выпрямилась, снова потерла шею. Это движение не укрылось от Марка.

– Спина болит.

– Шея немного ноет. Бывает.

Марк удивленно вскинул брови.

– Ты же массажистка.

– И это, между прочим, профессиональная болезнь массажистов. Болит спина, шея и пальцы.

Марк придвинулся, забрал у Сони кружку и не глядя поставил на пол. Взяв за руку, поцеловал костяшки пальцев, запястье и уткнулся носом в ладонь.

Соня растрепала его склоненную макушку и улыбнулась.

– Ты не поверишь, зеленые.

– Кто? – Марк поднял взгляд.

– Твои отпечатки на моей руке зеленые.

– Это хорошо?

– Это помогает, – улыбнулась Соня, – просто странно, что зеленые.

Соня умела расцвечивать малахитом намеренно, что и делала на работе, но и другие люди оставляли подобные оттиски на тех, кто был им дорог. Изумрудные всполохи не были редкостью, тут прослеживалась скорее избирательность. Они появлялись от искреннего желания помочь и забрать себе боль родного человека.

Марк отстранился, на секунду задумался.

– Повернись спиной, попробую размять твою шею.

Соня колебалась недолго. Покорно повернувшись, спустила до пояса плед и склонила голову.

– Попробуй.

Марк высвободил из складок пледа косу Сони и принялся расплетать, аккуратно касаясь пальцами то спины, то шеи. Расправил высвобожденные пряди по плечам и, оголив затылок, поцеловал в выпирающий позвонок. Соня вздрогнула, но промолчала. Прикосновения к волосам и затылку всегда вызывали у Сони томительное мурашечное удовольствие. С Марком эти ощущения обострились в сотню раз.

Он положил ладони на ее плечи и спустил до талии.

– Ты в одежде людей массируешь?

Соня хмыкнула.

– Нет.

– Так в чем дело?

Она послушно подняла руки. Марк поддел край футболки пальцами и потянул вверх, воротник чуть зацепился за нос Сони и застопорился, но она сама выбралась из ткани и повесила одежду на спинку кресла. Опустив взгляд, увидела трикотажный полуспортивный топ, тут же пожалела, что не подготовилась как следует. А ведь в чемодане у нее лежал кружевной комплект, купленный по совету Юли.

Подтянув края пледа, Соня прижала его к груди и застыла в ожидании следующего прикосновения Марка. Он не торопился, рассматривал ее обнаженную спину, провел пальцами вдоль белых бретелек топа, чуть оттянул застежку, но не тронул крючки, поднялся выше и снова коснулся затылка.

Почувствовав его дыхание на шее, Соня съежилась.

– Ты не массируешь.

– Если честно, не умею, – откликнулся Марк над самым ухом и коснулся губами ее плеча, – что делать-то?

– Сначала поглаживания.

– Это я могу.

Он положил ладони на плечи и симметрично сдвинулся к лопаткам, потом снова вверх и, охватив шею, запустил пальцы в волосы. Приостановившись на пару секунд, снова скользнул ладонями по плечам, а потом неожиданно сместился вперед и одновременно двумя руками накрыл ее грудь. Соня резко выдохнула и тут же прикусила губу. Марк услышал вырвавшийся стон, увидел выступившие на коже Сони мурашки и слегка сжал пальцы, желая вызвать еще парочку таких стонов.

– Кажется, я все делаю правильно.

Соня покачала головой.

– Все неправильно. Если бы я так трогала клиентов…

– Они бы приходили чаще, – перебил Марк.

– Тогда слухи о массажистках оказались бы правдой, – откинув плед, Соня резко развернулась.

Марк опустил взгляд на тонкий белый топ и хитро сощурился.

– Зачем скинула плед? Тебе холодно.

Соня поймала его взгляд. Потянувшись вперед, смело положила ладонь на его бедро и сразу же сдвинула к паху. Марк дёрнулся, но не попытался остановить или, наоборот, обнять, молча ждал продолжения. Соня выдохнула, будто получив отмашку к старту, принялась торопливо расстёгивать ремень на его джинсах.

Он покачал головой и накрыл ее пальцы рукой.

– Стой, стой. Куда ты так торопишься?

Соня застыла. Не ожидала, что Марк ее остановит, и жутко смутилась, будто он ее отверг. Вскочив, огляделась и, не придумав ничего лучше, захотела уйти в дом, но Марк схватил ее за руку и, потянув на себя, заставил сесть на свои колени. Развернув спиной, плотно прижал и обездвижил объятиями.

– Тсс. Ты куда собралась?

Соня уперлась руками в его бедра и попыталась встать.

– Не знаю. Просто. Куда-нибудь. В дом.

Марк откинулся на спинку кресла и потянул вместе с собой Соню. Убрав ее волосы в сторону, снова поцеловал в шею и, накрыв ладонями ее грудь, пробрался под топ.

– Так себе идея. Лучше посмотри наверх.

Соня подняла лицо и замерла. Ночное небо усыпали звезды, яркие, начищенные пятаки, соединённые в созвездия лучами. Марк дышал в шею, не переставая бродить руками по ее животу, плечам. Обрисовав ключицы, щекотно прошелся по ребрам. Спустившись к бедрам, провоцирующее провел пальцами по внутреннему шву джинсов и снова вернулся к груди. Сдвинул ткань топа ниже и коснулся обнаженной кожи. Соня выгнулась, пальцами вцепилась в мягкое сиденье, с трудом нашла в себе силы произнести:

– Красивое небо.

– О да. Сказочное. Смотри на звезды, Соня, сейчас их станет больше.

Одну руку Марк оставил на груди Сони, другую неотрывным движением опустил ниже, подцепив бегунок на ее джинсах, расстегнул молнию. Выждав несколько секунд, скользнул пальцами сразу под белье. Соня снова выгнулась, вздрогнула и дернулась вперед, но Марк не позволил ей отодвинуться.

– Не пущу, Сонь. Поздно. Ты знала, куда ехала.

Она двумя руками вцепилась в его предплечье, заставляя остановиться.

– Я не хочу так.

Марк чуть шевельнулся и укусил Соню за мочку уха.

– А я хочу так и не только так.

Он ждал почти минуту. Наконец Соня медленно опустила руки, позволяя ему продолжить начатое. Схватившись пальцами за бедра Марка, ощутила напряжение его мышц и выгнулась, упираясь затылком в его плечо. Он прав, она знала, куда едет, сама этого хотела, почему же ей снова стало страшно? Паника и восторг – словно прыжок с парашютом, погружение на глубину – прикосновения Марка.

Когда по телу пронеслась волна дрожи, Соня зажмурилась, но, как ни странно, звезд действительно стало больше и пульсировали они на ее веках.

Марк не шевелился, слушал дыхание Сони, чувствовал, как ее тело постепенно расслабляется, становится податливым и мягким. Сдвинув руку выше, он распластал ладонь на ее животе и поцеловал в висок.

– Всех енотов в округе напугала своими криками.

Соня выпрямилась, но не встала. Вернув топ на грудь, смахнула с лица влажные волосы. Марк провел пальцем вдоль ее позвоночника и, приподняв, пересадил на кресло. Мягко толкнув в плечо, заставил опуститься на спину. Соня наблюдала за его движениями молча и не сопротивлялась.

Чуть сдвинувшись назад, Марк принялся снимать с нее джинсы. Стягивал медленно, целуя бедра, острые коленки, щиколотки. Каждый раз, когда Соня тянулась к его одежде, останавливал ее руки и качал головой.

– Ты почему такая нетерпеливая?

– Это нечестно. Ты ничего с себя не снял.

– Так и ты еще в одежде. Вон, топ снова зачем-то надела.

Соня приподнялась на локтях. Марк сидел между ее разведённых коленей, полностью одетый, водил пальцами от стоп до бедер и наблюдал за ее реакцией на ласку. Стоило ему приблизиться к белеющему в темноте треугольнику трусов, она невольно сводила ноги. В очередной раз поймав его руку на пути к тонким перемычкам, цепко сжала пальцы на запястье.

– Почему ты не даешь к тебе прикоснуться?

– Почему не даю? – хмыкнул Марк. – Трогай.

Соня выпрямилась, подцепила его футболку за край и стянула одним движением, Марк только успел подставить руки. Джинсы он снял сам, вместе с нижним бельем и снова втиснулся между коленей Сони.

– Теперь на тебе больше одежды, – укоризненно заметил он.

Соня рассматривала Марка, не скрывая восхищения. Отблески затухающего костра обрисовывали рельеф мышц и выделяли ярче, чем лучи солнца. Почему-то в голову полезли воспоминания о стикерах, оставленных под его фотографиями в интернете: все эти языки пламени, перчинки и смайлы с сердечками в глазах. Пожалуй, они и на сотую часть не отражали того впечатления, которое производил Марк. Соня провела рукой вверх по его животу, подушечками пальцев ощутила мягкие волоски на груди и ухмыльнулась.

– Так мне больше нравится. Еще бы веснушки не гримировали.

Марк поймал ее ладонь и поцеловал.

– Тебе нравятся веснушки?

– Ага.

– Ну, это же не круто.

– Еще как круто, мимимишно даже, – Соня хотела снять топ и потянулась к бретелькам, но Марк убрал ее руки в стороны.

– Я сам. Ты слишком торопливая.

Соня насупилась.

– Хватит меня пытать.

– Не хватит. Ты меня долго пытала. Моя очередь.

Марк чуть приподнял Соню, расцепил крючки и медленно снял топ, а потом и последнюю деталь одежды, разделявшую их обнаженные тела. Снова началась сладкая мука. Влажные, обжигающие поцелуи, дрожь и невесомые прикосновения. Соня извивалась, тянула Марка на себя, бесстыдно приподнимала бёдра, но он не торопился, изучал ее с тщательностью исследователя. Замечал, когда она зажмуривалась, вздрагивала или прогибалась, когда менялось ее дыхание, а ногти впивались в кожу. Отмечал, запоминал и чередовал по-новому. Соня хорошо знала свое тело и как к нему нужно прикасаться, но Марк явно знал лучше.

Она обхватила его лицо ладонями и поймала взгляд.

– Марк, пожалуйста.

Он улыбнулся и поцеловал в губы.

– Ну, раз пожалуйста, тогда ладно.

Соня вскрикнула и обхватила его бедра ногами. Зря она думала, что пытка закончилась. Она только началась. Марк старался быть нежным, но то и дело проваливался в исступленную страсть. Соня догадалась, почему он не торопился – отпустив эмоции, больше не мог себя контролировать, напоминал сорвавшийся в штопор самолет. Теперь она изучала его тело, скользила ладонями, целовала везде, где могла дотянуться, и кусала плечо с тату-ласточкой.

Костер едва тлел, но в дом они не ушли. Подкинув в угли поленьев, Марк снова лег рядом с Соней и накрылся одним пледом. Она поерзала, устраиваясь удобней, прижалась лопатками к его груди, а ягодицами к бедрам.

– Может, в спальню?

– Не-а, – Марк уткнулся носом в ее затылок, сгреб в охапку, – я буду, как доисторический самец, поддерживать огонь в очаге и греть женщину своим телом.

– Утром Генри Купер найдет наши окоченевшие останки и покусает пятки.

– Да пофиг, утром может меня даже съесть, – зевая, протянул Марк.

Соня немного поменяла положение и подняла взгляд вверх.

– Всё-таки красивое небо. И звёзды.

– Да, звезды… блин, засыпаю, – сонно прошептал Марк, – звёзды будут еще завтра. Потерпи.

– Да я не об этом.

– Ага…

Соня выбралась из-под его тяжелой руки, нащупала телефон и проверила выставленный на завтра будильник. Снова вернулась в объятия, но не уснула. Смотрела в ночь, поглаживая ногу Марка, лежащую на ее бедре. Его сонное тело потяжелело и придавило ее, словно мокрое ватное одеяло. Звёзды смотрели на нее с укором. Еще минуту назад Соня не помнила и не думала ни о чем, а сейчас ее накрыло раскаянием. Она упала на самое дно. Но почему-то не оттолкнулась от него и не выбралась на поверхность. Оказывается, бывает и хуже. Ноги сковало зыбучим илом, тянуло дальше и глубже. Теперь это полноценная измена, а Марк – любовник. Нет, неправда. Не любовник, любимый.

Засыпая, Соня смотрела на звёзды, они больше не сверкали, потускнели и поблекли, скрылись за пеленой слез. Что она наделала?

Утром собирались в спешке. Соня оделась, до того как проснулся Марк, умылась, кое-как привела себя в порядок и собрала волосы. Растолкала его и даже заварила чай.

– Мне нужно ехать. Ты же обещал меня отвезти утром.

Марк потянулся. Пригладил лохматую макушку и, не стесняясь наготы, побрел в дом.

– Дай мне десять минут.

Соня вспыхнула и отвернулась. То, что ночью казалось естественным, утром смущало и заливало щеки горячим румянцем. Обнаженный Марк – картинка не для впечатлительных особ.

Он принял прохладный душ, но все равно выглядел невыспавшимся. От чая отказался, натянул свежие вещи и выкатил из гаража мотоцикл. В этот раз нейкед «Ямаху».

– Может, пропустишь сегодня курсы?

Соня накинула на плечи лямки рюкзака.

– Сегодня последний день, вручают сертификаты.

– Ладно, поехали, – он протянул Соне шлем и надел свой, – щипай меня, чтобы не уснул в дороге.

Соня приняла шутку за искренне предупреждение и на самом деле несколько раз ущипнула Марка. Приехали за полчаса до начала курсов. Вручив ему шлем, Соня ринулась к ступеням, но на нижней застопорилась.

– В обед у меня автобус.

– Я буду в городе. Подожду тебя. Позвони, как закончится.

– Хорошо.

Соня развернулась и вбежала по ступенькам в холл, зал, где должно было состояться вручение сертификатов, проигнорировала и направилась к своему номеру. На последнее занятие она все равно опоздала. Сначала принимала душ, красилась, а потом бездумно таращилась в окно, прокручивая в голове ночь с Марком. Он снова заслонил собой весь мир и пробрался в каждую клетку тела. Почему она вообще думала, что после физической близости станет легче? Это как лечить мозоль ампутацией ноги. Что теперь делать? Как стереть все, что было, из памяти и жить дальше? Теперь она не сможет смотреть на Кирилла, тем более не позволит к себе прикоснуться. Кирилл… он не простит ее, а если и простит, то не забудет. Это навсегда встанет между ними, разрушит семью. А Юля? Вот она точно не поймет и не простит.

Надев тот самый кружевной комплект нижнего белья, Соня натянула легкий топ и свободную хлопковую юбку. Несмотря на мрачное настроение, выбрала белый цвет. Вчера она была счастлива, именно счастлива, без условий и оговорок. Это действительно было похоже на вспышку белого света, ослепляющего и сверкающего подобно звездам. Но это было ночью, а сегодня на фоне жемчужной белизны воспоминаний почернела действительность.

На занятии она не записала ни строчки, так и просидела с пустым блокнотом, не видела и не слышала, проживала свое падение секунда за секундой снова и снова. Забрав сертификат, на автомате попрощалась с коллегами, с ведущим курсов и снов побрела в свой номер. Несмотря на бессонную ночь, спать не хотелось, тело накрыло пеленой затормаживающих эмоций. Окружающий мир вклинивался в сознание размытыми отдаленными звуками, никак не мог достучаться и вернуть ее внимание.

Марк звонил и писал, но Соня выключила звук на телефоне и обреченно смотрела на имя абонента. Когда мобильный в очередной раз завибрировал входящим, Соня прочитала «Юля» и приняла вызов.

– Алло, – голос немного дрогнул.

– Привет, ма. Ты же сегодня приедешь?

– Сегодня, поздно, почти ночью.

– Папа будет тебя встречать?

Соня застыла, подавившись воздухом. Ей же придется смотреть в глаза Кириллу, в глаза Юльке! Вот кто считывает любые эмоции по лицу не хуже Марка.

– Я возьму такси, не знаю, когда точно приеду. Это же автобусы, да и путь неблизкий.

– То есть ночью тебя не будет? – осторожно поинтересовалась Юля.

– Юль? Что ты задумала?

– Ничего.

– Юль!

Трубка шумно выдохнула.

– Игнат с родителями поссорился и сбежал из дома. Сейчас у нас. Папа не знает.

– Юля, ему всего шестнадцать, ему нужно окончить школу и думать о будущем.

– Что ты имеешь в виду? – холодно поинтересовалась Юля. Волнение в ее голосе сменилось стальной резкостью. – Ты на стороне его родителей?

– Я на стороне здравого смысла. Не заставляй его выбирать.

Юля отключилась, не попрощавшись. Несколько секунд Соня стояла с телефоном, прижатым к уху, и слушала короткие гудки. Какая же она лицемерка! Она на стороне здравого смысла? Где же он был вчера, где же он был в сентябре, когда она нажала на аватарку с ласточкой?

Собрав чемодан, Соня оставила его возле кровати, сверху положила рюкзак и вышла на улицу, не взяв телефон. Вокруг санатория раскинулся сад ванильных магнолий, наполняя воздух сладким ароматом. Небольшое озеро обступили ивы, в просветах между деревьями у самой воды стояли широкие деревянные качели. Еще в первый день Соня выбрала себе одни и назвала их закатными, с них открывался потрясающий вид на заходящее солнце. Сейчас же, днем, несмотря на полдень, от озера веяло прохладой. В Железноводске вообще дневная жара воспринималась как-то по-другому, мягче и легче.

Соня села на качели и оттолкнувшись ногой от земли, слегка раскачалась. Ветер шевелил завитки волос на висках, ласкался к ногам подолом юбки, каждый вдох ощущался сладостью, но на языке горчило.

Шагов Соня не заметила, услышав голос Марка, вздрогнула и ойкнула.

– Марк…

– Опять убегаешь? – он приблизился, сел на качели с другой стороны, спиной к озеру и боком к Соне. – Подозревал, что так и будет.

Соня опустила голову, хотела бы занавеситься распущенными волосами, но еще утром собрала их в тугой пучок.

– Это неправильно.

– Правильно. Как раз это правильно, – он накрыл ее пальцы ладонью и ощутил ответное шевеление.

Соня вздохнула и покачала головой.

– Нет. Мне нужно ехать домой.

Марк чуть отклонился назад, чтобы увидеть ее лицо.

– Я не буду на тебя давить, хочу, чтобы ты все обдумала.

Соня встала.

– Я обдумала, – она бросила взгляд на часы, – через час отходит автобус.

– Я тебя отвезу.

Она не ответила, отошла от озера и побрела по дорожке, выложенной желтым песчаником. Марк догнал ее и подстроился под размеренный шаг, сегодня он хромал сильнее. Шли молча, разглядывая бледно-розовые лепестки на цветущих деревьях. Соня мысленно готовилась к расставанию. Марк же обдумывал другую мысль.

У одной из беседок, густо оплетенных темно-зеленым плющом, он резко остановился и втолкнул туда Соню. Не дав ей возможности опомниться, прижал к стене и поцеловал. Соня сначала сопротивлялась, отталкивала, но слабо и нехотя. Сама не верила в борьбу, слишком уж жарко отвечала на поцелуи и вжималась в него всем телом, а пальцы запустила под его футболку и вонзилась ногтями в поясницу.

Не разрывая поцелуя, Марк забрался руками под юбку, стиснул оголенные ягодицы и, нащупав кружевную ткань, сдвинул в сторону. Соня сама толкнула его на скамейку, заставляя сесть. Торопливо расстегнула ремень на его джинсах и слегка спустила ниже. В этот раз Марк не возмущался, что она спешит, принял правила игры и сам охотно включился в спринт. Посадил Соню на свои бедра, разведя ее колени в стороны, и плотно прижал.

Все случилось быстро и остро, в этот раз не было звездного тумана, скорее вспышка молнии. Их одновременно оглушило и выбросило из реальности. Приходили в себя, уткнувшись лбами, глядя в размытые от близкого расстояния лица.

Соня встала, поправила одежду и опустила юбку. Вот теперь это было похоже на торопливую импульсивную измену. Без нежности и душевного единения, хотелось бы сказать, непристойную, запретную и грязную, но с Марком это не работало. Он оставлял на ней все оттенки красного: от карминного до бледно-кораллового и много-много белоснежных узоров, похожих на перламутровые оттиски. А Соня наградила Марка насыщенными гранатовыми отпечатками и сейчас они горели на его коже как приговор. Её приговор. Она могла назвать это как угодно, но считала изменой – расцветка не лгала.

Поспешный секс немного притупил воспоминания о ночной близости, но не избавил от наваждения, скорее закрепил и поставил жирную точку.

Марк застегнул джинсы и пригладил растрепанные волосы.

– Сонь, мы же без презерватива. И вчера тоже.

Она дернулась.

– Я здорова.

– Да я не об этом, – откликнулся Марк.

Соня не прокомментировала его странный ответ. Приблизилась к проему беседки.

– Я опаздываю.

– Поехали.

– У меня чемодан. На мотоцикле не увезти. К тому же я вызвала такси. Скорее всего, стоит у входа, – не поворачиваясь, ответила Соня.

– Ты не хочешь, чтобы я тебя провожал?

– Не хочу.

– Соня… – Марк встал, но не приблизился.

– Давай оставим это здесь, в беседке.

– Неужели ты не понимаешь, уже ничего не будет как раньше. И в беседке это не поместится.

– Марк…

Он взмахнул рукой, заставляя замолчать.

– Сейчас ничего не говори. Все, что ты делаешь на эмоциях, потом аукается трагедией. Подумай. У тебя будет время.

Соня горько усмехнулась.

– Все равно не провожай. Пожалуйста, останься тут.

Марк подошел ближе, обхватил ее за плечи и поцеловал в макушку.

– Сонь, я…

– А вот этого нет говори.

– Какая разница, если ты и так это знаешь, произнесу я вслух или нет?

– Потому что я тебя не люблю.

Марк не ответил, но по тому, как напряглись его руки, Соня поняла, что сделала ему больно.

– Врешь. Себе в первую очередь. Я не буду тебя провожать. Уходи, – он расцепил руки и отступил назад.

Соня не оглянулась, выбежала на дорожку и ринулась к санаторию, все еще надеясь, что вместе с Марком ей удастся оставить и чувства, которые не только в беседке не помещались, но и в ее теле.

Вернулась Соня ночью, а утром успела поссориться Юлькой. Размолвка получилась тихой и незаметной, как смерть от угарного газа. Не было привычного эмоционального взрыва, только полное игнорирование и штилевая злость. Юля не кричала и не возмущалась, демонстративно хлопнула дверью прямо перед ее носом.

Соня переступила шарф и постучала по косяку.

– Юль, давай поговорим.

– Уходи, не хочу тебя видеть, – раздалось из глубины спальни.

Соня пожала плечами.

– Юль, да что случилось? Может, я могу помочь?

– Не можешь, уходи.

Из кухни выглянул Кирилл и поманил пальцем.

– Иди сюда.

Соня нехотя отошла от дверей, обойдя Кирилла, опустилась в кресло-качалку. Едва не села на спицы и моток шерсти, видимо, мама увлеклась оттенками синего, новый метр шарфа состоял из сапфировых и лазурных полос. Соня переложила вязаную кишку и спряталась за кружкой с чаем.

– Опять Игнат?

– Как обычно. В этот раз она объявила его слабаком, сосунком и послала к мамочке за подгузниками.

Соня устало вздохнула.

– Кажется, этому не будет конца. Но почему она на меня так злится? Я-то при чем?

Кирилл пожал плечами.

– Не знаю, – он отставил чашку в сторону, – ладно, я на работу, к вечеру вернусь. Что там по поводу дня рождения?

– Дома с пиццей.

– Точно?

– Точно.

Кирилл потянулся к Соне, но она как раз откусила от яблока и принялась жевать. Ему пришлось ограничиться целомудренным поцелуем в щеку.

– До вечера.

– Ага.

Соня не думала, что изображать примерную жену окажется так сложно. Она ненавидела себя за лицемерие, особенно когда ложь получалась гладкой, словно правда, а улыбка искренней. Чем лучше получалось лгать, тем гаже становилось на душе. Кирилл скучал и радовался ее возвращению, а она сделала вид, что смертельно устала. Ей нужно было время. Не могла она позволить Кириллу дотрагиваться до нее, пока прикосновения Марка не выцвели и горели подобно ожогам. Каждое узорчатое пятнышко она лелеяла и рассматривала с особой нежностью, вспоминая момент, когда оно появилось на коже.

В понедельник Соня проснулась поздно. От неожиданности чуть не вскрикнула: комнату заполняли разноцветные воздушные шары. Они лежали на постели, в несколько слоев на полу и даже на шкафу.

Она приподнялась на локтях и встретилась взглядом с Тимуром.

– С днем рождения, ма! – разбрасывая шары во все стороны, он ринулся с объятиями к Соне, в комнату тут же зашел Кирилл с букетом розовых пионов, Вера Андреевна с именинным тортом и Юля с плохим настроением.

Праздновали на кухне, украшенной такими же шарами, и завтракали тортом, который приготовили все вместе. Тимур ерзал, ожидая вердикта их совместному кулинарному шедевру.

– Ну как? А крем чувствуешь, кислит? Это малина.

Кирилл подлил чай Вере Андреевне и довольно улыбнулся.

– Все вместе готовили.

– Неправда, я не участвовала, – откликнулась Юля.

– Ты купила муку и какао, – напомнил Тимур, – шары всю ночь дули, боялся, что лопну.

Юля изобразила руками взрыв.

– Пуф!

– Спасибо большое, приятно очень. И за шары, и за торт.

– А вечером еще подарок будет, – выпалил Тим и сам же закрыл рот ладонью, – то есть ничего не будет. Все, уже поздравили.

Соня сделала вид, что поверила, боясь испортить сюрприз и расстроить Тима, он явно подготовился и ждал этого праздника больше неё.

После завтрака Соня отправилась на работу. По ощущениям – сбежала. Никак не могла вернуть себе спокойствие и перестать прокручивать в голове последний день в Железноводске. Она постоянно выпадала из реальности и замирала с распахнутыми глазами. Дети наверняка уже придумали симптомы страшной болезни, а Кирилл на всякий случай записал на компьютерную томографию мозга. И ведь не ошиблись. Болезнь и есть. Соне все казалось, что Кирилл видит ее насквозь, и улыбка у него не такая радостная, и объятия не такие крепкие, и сам он как никогда задумчивый.

Спрятавшись в своем кабинете, Соня достала телефон и проверила входящие звонки. Марк не напоминал о себе уже второй день. Не писал и не выкладывал фото. Давал ей время на раздумья, как и обещал. Только как и о чем тут раздумывать, когда голова разламывается на куски, а сердце колотится с перебоями? А всем кажется, что она просто устала и не выспалась, и ее спасет вкусный чай в сочетании с мягкой подушкой.

Как в тумане, Соня провела сеанс косметического массажа, проводила клиентку и уже собралась уходить, когда в кабинет протиснулся посыльный с букетом белых пионов.

– Баранова София?

Соня кивнула, увидела за спиной мужчины заинтригованные лица Зарины и Тони.

– Вам букет и подарок, – мужчина протянул цветы и небольшую коробочку.

– Спасибо, – она перехватила толстую связку пионов.

Как только посыльный ушел, Зарина втолкнула Соню обратно в кабинет и крикнула на весь коридор:

– Натах, Лер, идите Соньку поздравлять!

Тоня вытянула шею, пытаясь разглядеть визитку.

– Это кто?

Соня пожала плечами. Догадывалась кто, но озвучивать это точно не стоило.

Зарина скептически оглядела букет.

– Н-да, пионы. Не ахти какая щедрость. Муж, что ли?

– Наверное, Кирилл, – подхватила версию Соня, – я люблю пионы, и он это знает.

Лера и Наташа принесли торт и бутылку шампанского. Поспешно вскрыли, разлили по чайным кружками и принялись наперебой произносить тосты. Соня не пила, поглаживала запакованный подарок, сгорая от нетерпения его вскрыть.

Зарина приосанилась, подняла кружку и невольно бросила взгляд на пионы.

– А вообще нормально, если это твои любимые цветы, а не следствие жмотства. Ладно, я не об этом. Сонька, мы тебе приготовили подарок, – она протянула конверт, – помнишь, мы говорили о поездке в Сочи? В общем, это, мы уже все забронировали и оплатили твою часть. В июле нас ждет девичник в шикарном месте. Грешить будем без стопов и ручников. А, каково?

Соня улыбнулась, неловко приняла подарок.

– Спасибо, девочки.

Лера кивнула на коробочку в руках Сони.

– Походу ювелирка. Почему не открываешь?

Тоня и Наташа заинтригованно притихли. Соня нехотя сняла упаковочную бумагу и открыла картонную крышку. На бордовой подложке лежала серебряная ласточка-брошка.

Зарина удивленно вскинула бровь.

– Капец, конечно, пионы и серебро. Жмот всё-таки. Вот и нашли мы недостаток у твоего Кирилла.

Соня зачаровано смотрела на тонкие блестящие крылья и острый хвост, ласково гладила пальцем овальное тело птицы. Слезы подступили к глазам и повисли на ресницах, готовясь хлынуть потоком. Только не сейчас!

Соня поднялась.

– Девочки, спасибо вам огромное за поздравление, но мне нужно бежать.

Наташа вскочила первая и начала выталкивать коллег. Она всегда лучше других распознавала настроения и умудрялась гасить зарождающиеся конфликты. Уходя, Соня бросила прощальный взгляд на пионы и сжала в ладони ласточку. Не дожидаясь, когда двери соседних кабинетов закроются, спустилась по ступенькам и выбежала на улицу. Брошка угольком жгла руку и будоражила воспоминания.

Почти час Соня бродила по городу бесцельно, натыкалась на прохожих и разглядывала в витринах свое потерянное лицо. Не заметила, как пришла к пятиэтажке, в которой когда-то жила Надя. Возможно, она давно переехала, и в квартире поселились новые жильцы, Соня не знала, Юля ни разу не назвала адрес.

Поднявшись на третий этаж, Соня растерянно оглядела лестничную площадку. В ее памяти осталась дверь, обитая старым дерматином, здесь же такой не было, на ее месте обнаружилось добротное деревянное полотно со сверкающим глазком, похожим на линзу подзорной трубы.

Соня вдавила кнопку звонка и отступила. За дверью что-то щелкнуло, ручка дернулась – и створка распахнулась. В проеме показалась взлохмаченная голова Нади.

– Соня?

– Привет, – Соня пошатнулась и внезапно разревелась.

Надя втянула ее в квартиру и, захлопнув двери, обняла.

– Ты чего? – усадив Соню на пуф, сняла с нее босоножки, словно незрячую, провела на кухню и кинулась к крану. – Вода, чай… коньяк?

Соня замотала головой, опустилась на стул и, закрыв лицо руками, заплакала горько и безутешно, как умеют только дети, которым запретили есть грязь и улиток. Надя растерянно смотрела на вздрагивающие плечи Сони, гладила по волосам и шептала успокаивающие заученные фразы. Уловив перерыв между всхлипами, поставила на стол стакан с водой.

– Юлька?

Соня отрицательно дернула головой.

– Кирилл?

– Нет.

Надя нахмурилась.

– Господи, не пугай меня. Все живы? Мама?

– Живы, – Соня попыталась сделать глоток, закашлялась и отставила стакан в сторону.

Надя отодвинула стул и села напротив.

– Марк?

Соня вздрогнула, медленно подняла взгляд.

– Откуда? – она на секунду замялась. – Вы общаетесь?

– Нет. Просто симптомы знакомые, – печально произнесла Надя, – значит, Марк?

Соня положила на стол руку и раскрыла ладонь. Она так крепко сжимала ласточку, что та вдавилась в кожу чуть ли не до крови.

– Марк.

Надя вздохнула, взяла брошку и переложила на стол.

– На курсах массажа ты не была.

– Была, – эхом отозвалась Соня. – В его городе.

– И у вас что-то было? – осторожно поинтересовалась Надя.

Соня ответила не сразу, снова схватилась за стакан, в этот раз осушила его залпом.

– Всё было. Всё.

Надя встала, прошлась по комнате из угла в угол. Соня только сейчас обратила внимание, что кухня выглядит по-другому. Исчезла стенка, отделяющая ее от соседней комнаты, получилась просторная гостиная, ни капли не похожая на бедненькую, но идеально чистую комнату из прошлого. Теперь это было полупустое современное помещение в стиле лофт.

Надя резко остановилась.

– Вас опять притянуло друг к другу.

Соня всхлипнула и промолчала.

Надя снова села, но тут же вскочила.

– Если бы не дети, я бы посоветовала тебе не раздумывая выбрать Марка. Такая любовь, как у вас, встречается редко, если вообще встречается. Вы больны друг другом. Но… Юля никогда тебя не простит, да и Тим. Насчет Кирилла точно не знаю. Он тебя сильно любит, но именно поэтому, скорее всего, простит.

Соня потерла виски и снова опустила лицо в ладони.

– Насколько было бы проще, если бы Кирилл был алкоголиком или импотентом, поколачивал меня и пугал своей агрессией детей, или просто был бы редкостным придурком с завышенным самомнением и мерзкими привычками.

– То есть не был бы Кириллом, – подсказала Надя.

– Да! – воскликнула Соня и тут же перешла на шепот: – Мы с ним столько пережили, давно вросли друг в друга. Мыслями, чувствами, общим прошлым. Он заботливый и добрый. Очень нежный. А ещё хороший отец.

Надя взлохматила короткий ежик волос на затылке.

– Но не Марк.

Соня вскочила, теперь она принялась нервно мерить комнату шагами.

– Выбор не между Марком и Кириллом, а между Марком и семьей. Ни Юля, ни Тим не простят мне измены. Я лишусь их всех навсегда.

Соня тяжело опустилась прямо на пол и снова заплакала. Надя села рядом, обняла ее за плечи и погладила по спине.

– Юля точно не простит. Своего отца она боготворит.

Соня сжала пальцами голову.

– Вот такая я хреновая мать. Хуже меня только кукушки и гастролирующие актеры.

– Да не в этом дело. Тебя она тоже любит. Просто, это же ты изменила. Юлька максималистка. У нее не просто всё черное и белое, а вантаблэкcontentnotes0.html#note_17 и чистая белизна. Я не представляю, как тебе из этого выбраться. Это невозможный выбор.

Соня рывком втянула воздух, горло пережало спазмом, даже дышать было больно, не то что говорить.

– Я его люблю.

– Я знаю, Сонь.

– Что мне делать?

Надя замялась, как можно давать советы в такой ситуации?

Соня судорожно икнула.

– Ты меня осуждаешь, да?

– Господи, Сонь! – возмутилась она. – Вообще не думай об этом. Не осуждаю и никогда не буду. А если ты кого-то убьешь, помогу закопать. Да, я плохой человек, абсолютно безнравственный и грешный, и всегда буду на твоей стороне.

Соня вздрогнула. Эти слова она уже слышала. И всё же Надя ее обманула. В одном не солгала – безнравственная и грешная – это про нее.

Соня поднялась, тяжело, как старуха, оперлась на полку у стены. Выпрямившись, наткнулась взглядом на фото в рамке. День рождения Марка, тот самый кадр в кафе. Он сидит в центре, Надя целует его в щеку, а Соня вообще отвернулась. Он взяла рамочку и провела пальцем по холодной поверхности снимка.

– Надо же. Ты ее сохранила.

– Хороший был день, – печально откликнулась Надя. Помнишь, какие мы строили грандиозные планы?

Соня поставила рамку на место.

– Марк мечтал стать спортсменом, а сейчас у него покалечена нога и он сбежал от людей в лес. У тебя все сбылось.

– А ты о чем мечтала?

– О Марке. Я мечтала о Москве, гитаре и Марке, – Соня развернулась, – давно это фото тут стоит?

Надя недоуменно нахмурилась.

– Давно, распечатала через день, после того как ели мороженое в кафе.

Соня снова бросила взгляд на рамочку. Юля ведь была здесь, не могла не видеть этот снимок, наверняка узнала Марка в семейном альбоме. Очень уж у него внешность яркая и запоминающаяся.

– Юля спрашивала о нем?

– Не так давно, кстати, спрашивала. Там не видно твоего лица, она и не знала, что на фото ты. Я сказала, это друзья юности.

Соня снова села на стул и, опустив голову на сложенные руки, заплакала, но уже не так громко, скорее беззвучно и обреченно.

– Прости меня.

Надя нажала кнопку на чайнике и оглянулась.

– За что?

Соня не подняла головы, пробормотала куда-то в стол:

– За то, что я трусиха, подлая, мерзкая трусиха и предательница. Я ненавижу себя за тот день и за то, что так и не попросила у тебя прощения. Мне было жутко стыдно. Да и сейчас не меньше.

– За какой «тот день»? – хмыкнула Надя. – Не понимаю. Я не веду счет черным дням, отмеряю жизнь удачными.

Соня подняла лохматую голову, на лбу отпечатался узорчатый рисунок скатерти.

– За то, что не пригласила тебя на день рождения.

Надя встрепенулась.

– Блин, Сонь, ты же сегодня именинница! Из головы вылетело. Я тебе подарок приготовила еще восемнадцать лет назад. Я ведь тогда пришла, видела, что у тебя празднуют и… ушла. Тогда немного обиделась.

Соня застонала в голос, несмотря на легкость, с которой призналась Надя, в ее голосе чувствовалась задавленная боль.

– Какая я тварь! Ты еще и с подарком приходила. А я даже трубку не взяла.

Надя улыбнулась.

– Всё, хватит уже убиваться, это было сто лет назад. Погоди, сейчас принесу.

Надя вышла из комнаты, вернулась с небольшим свертком и положила перед Соней на стол.

– Вот. Мелочь. Я ее случайно сохранила, хотела преподнести с какой-нибудь веселой иносказательной историей, чтобы ты наконец-то взялась за гитару.

Соня развернула пожелтевшую бумагу и увидела небольшой предмет. Не сразу поняла, что это такое, задумчиво покрутила в пальцах, подняла взгляд на Надю.

– Медиатор?

– Медиатор из ракушки.

– Красивый. Только я так и не научилась играть, – она уронила руку на стол, медиатор шлепнулся рядом с блестящей ласточкой. – Надь, что с нами стало, с нашими мечтами, с нашей жизнью? Почему все так сложилось? – Соня больше не плакала в голос, слезы тихо и беззвучно текли по щекам, она их не стирала, словно не чувствовала.

– Ты так говоришь, как будто ничего хорошего в ней не было, и она уже закончилась. Ещё все впереди. И не смей больше просить у меня прощения. Я тебя давно простила.

Соня отвернулась к окну. Не смогла произнести такую же фразу. Она Надю не простила и вряд ли когда-нибудь простит. И эта обида уже восемнадцать лет стоит между ними стеной, отравляет ей жизнь и заставляет задумываться: а что, если бы?

Соня сидела на качелях, разглядывая абрикосовый сад, деревья уже отцвели, но на смену им пришла липа, заполнившая воздух приторным ароматом. Одно-единственное дерево за домом пахло сильнее, чем целый сад. Вдоль забора благоухали пышные пионы. Вот и нашлось у них с бабушкой общее – любовь к этим цветам. Соня тоже любила пионы, особенно розовые.

В сад вышла, чтобы подготовится к ЕГЭ, учебник лежал на ее коленях, но страницы листал ветер, а читали пчелы. Уже час она таращилась то на небо, то на цветы, то на прохожих, мелькающих за пределами усадьбы. Соня ощущала себя наблюдателем жизни, потерявшим связь с действительностью. Зачем ЕГЭ? Зачем вообще все это, когда весна душит эмоциями и невозможно зацепиться хоть за какую-то приземленную мысль. Ею овладело утомительное ватное безразличие ко всему, кроме того, что происходило внутри нее.

У забора шла оживленная беседа между бабушкой и соседом.

– И что это за фрукт?

Феодосий Аристархович протянул миску с крупной, как яблоки, клубникой.

– Ягода, между прочим. Сорт «Мальвина». Какой чудовищный пробел в вашем образовании, уважаемая Ольга Станиславовна.

– «Мальвине» не положено плодоносить в мае.

– Она тепличная.

Ольга Станиславовна взяла одну ягоду за хвостик и скептически скривилась.

– Ей не время сейчас спеть. Нельзя форсировать созревание. Суррогат это. Вы торопите события.

Феодосий Аристархович забрал клубнику и, положив в миску, отошел на шаг от забора.

– Иногда полезно форсировать.

– Порой недопустимо.

– Необходимо.

– Опасно.

– Эта клубника спелая, ее можно смело есть.

Бабушка едва заметно пожала плечами.

– Не приму не вызревшую естественным путем ягоду. Подделанную и ненатуральную несите своей жене.

– Вот и понесу, соседка, уважаемая сегодня меньше, чем вчера.

Соня наблюдала, не вслушиваясь, все что нужно она разглядела и без слов. С таким же успехом они могли обсуждать состав машинного масла, каждая фраза содержала другое значение, понятное только им двоим. Тетрадь упала с коленей Сони вверх обложкой, голоса притихли, природа затаилась. Соню пригвоздило потрясающим по своей ясности озарением – она любит Марка. Словно кирпич упал на незащищенную каской голову. Только что ей делать с этими чувствами? Он-то ее ненавидит. Вспомнив, как он выгнал ее из своей комнаты, Соня поморщилась. Она тоже ненавидит Марка, но это не мешает его любить.

Соня подняла тетрадку и побрела в дом. Не прочитала ни строчки, только немного успокоила совесть, познакомившись с темой завтрашней контрольной. Больше недели Соня пребывала в туманном состоянии. Впервые жизнь внутри нее значила больше, чем окружающий мир. Мысли клубились, как предгрозовое небо, отгораживали от действительности туманной стеной. Соня ходила в школу, как обычно, беседовала с Олесей и ее компанией, оказывается, это можно делать на автомате, так же, как и выдавать улыбки. Только учиться на автомате она не смогла. Всё чаще сдавала в лучшем случае незаконченные работы, в худшем – пустые листы. Карина Давидовна с большим удовольствием влепила две двойки подряд, Петр Петрович взволнованно присматривался к Соне и не вызывал к доске, а под неправильно решенными задачами выводил несмелую четверку.

Соня потеряла способность вникать и понимать, витала в облаках. С тех пор как Марк вернулся в школу, каждый день прислушивалась к его шагам. Их легко было узнать, только он перемещался словно трехногий конь с одним неподкованным копытом. Они больше не спорили на уроках, не разговаривали и не переглядывались. Это была другая война, хуже холодной, хуже ледяной: если их не существовало друг для друга, то не существовало вообще в этом мире. Соня с удивлением поняла, что давно не слышала голоса Марка, к доске он не выходил, просто отказывался, даже не пытаясь прикрыться травмой, просто отвечал: «Не готов».

Почти три недели прошли в молчаливом игнорировании и посещении школы для галочки. Соня просиживала уроки в праздном отупении, отсчитывая минуты до звонка. Приближался день ее рождения, Олеся все чаще напоминала о вечеринке и о приглашениях, розданных еще месяц назад. Ее интересовал список получивших заветный прямоугольник. Составлять его помогала Олеся, и теперь она переживала, что Соня могла добавить неугодных персон, в первую очередь, Сергея. Размолвку между главным красавчиком школы и свергнутой королевой не обсуждали только завхоз и гардеробщица. Не было громкой ссоры, но то, что они перестали общаться, заметили все. После того как распалась самая красивая пара школы, Олеся приняла сторону Сони. Это стало большой неожиданностью, в первую очередь для самой Сони.

Насчет списка Олеся могла бы не переживать, Соне даже в голову не пришло позвать бывшего парня. Её вообще сейчас мало что волновало, даже косые и откровенно глумливые взгляды некоторых школьников, которые еще недавно замирали от восхищения, когда она проходила мимо.

После трех контрольных: по биологии, физики и химии, – проплывших, как грозовое облако, где-то на горизонте, Тихомирову и Абросимова попросили пройти к директору. Класс затаился, предвкушая сенсацию. Оставшиеся учебные недели к доске вызывали мало, больше писали самостоятельные и готовились к ЕГЭ, причину, по который будущих медалистов требуют на ковер, разгадать не смогли, придумали свои, пикантные и ужасные.

Как только прозвенел звонок, Марк принялся собирать рюкзак. Соня не стала его дожидаться, пошла первой. На костылях он все равно придет позже. Толкнув дверь в приемную, она поздоровалась с секретарем.

– Добрый день.

– Тихомирова? Садись, жди.

Едва Соня примостилась на краешек кресла и сложила руки, как двери распахнулись, и вошел Марк. Секретарь подняла взгляд, кивнула на свободное кресло у стены.

– Абросимов тоже жди, пока вызовут.

Марк прошел мимо Сони, сложив костыли, прислонил их к стене и, опираясь на ручку кресла, опустился на сиденье. Между ними повисло напряженное молчание, оба смотрели прямо, ни взглядом, ни движением не показывали, что замечают друг друга. Чувства обострились, звуки стали звонче. Жужжание мухи над кофейной кружкой, щелчки клавиш под пальцами секретаря, голоса за окном – всё казалось оглушительно громким. Соня затаилась, ощущая тепло от локтя Марка даже через тридцать сантиметров пространства и джинсовую куртку. Боковым зрением видела размытый абрис его лица, подсвеченный солнцем. Невольно чуть придвинулась и вдохнула.

Дверь резко распахнулась. В приемную влетели Петр Петрович и Маруська Игоревна. Оба возбуждённые и взлохмаченные. Они переглянулись, но сказать ничего не успели, из кабинета вышел директор.

– Явились. Заходите. Все.

Петр Петрович подал Марку костыли и помог встать. Соня и учительница прошли первыми. На предложение сесть синхронно замотали головами. Кабинет не пустовал, тут уже находилась Карина Давидовна, которая рассматривала вновь прибывших. Петр Петрович тоже отказался от стула, а Марк, естественно, сел.

Борис Константинович обошел стол и, упершись костяшками пальцев в столешницу, приступил к допросу:

– Любопытно, почему я вызывал Абросимова и Тихомирову, а пришло столько адвокатов?

– Я хотел объяснить, – начал Петр Петрович.

– Что объяснить? Почему ваш лучший ученик разгромил полстены в мужском туалете и устроил драку?

Соня вздрогнула, перевела взгляд на Марка, он же не шелохнулся, смотрел прямо на директора и ждал приговора.

– Это произошло за пределами школы, – пугливо вмешалась классная руководительница.

– Слава богу хоть не в школе. Вылетели бы оба, несмотря на все заслуги. Замешан другой наш ученик, Стоянов Сергей. Ему, между прочим, меньше чем через неделю вести последний звонок, а у него фингал на пол-лица.

– За пределами школы же, – снова напомнила Маруська Игоревна, – и ремонт Марк уже оплатил.

– Хорошо, – протянул директор тоном, явно означающим, что ничего хорошего в этом нет, – а что по поводу оценок? У Тихомировой три двойки по математике, почему-то пропуски вместо оценок по биологии и забор из четверок по физике. Шаткий карандашный забор. У Абросимова ситуация не лучше. И это медалисты. Будущие. В чем я теперь сильно сомневаюсь.

Петр Петрович нахмурился.

– Ребята загружены по самую макушку, немного нервы сдали, а с оценками я перепутал. Моя вина. Абросимов не подписал контрольную, поэтому я не выставил ему оценку, сегодня хозяин работы нашелся.

Маруська Игоревна тоже встрепенулась.

– Я перепутала работу Сони с другой ученицей. Ошиблась. Сегодня выставлю все оценки. Поверьте мне, никто лучше нее не знает биологию. Даже Абросимов, но он тоже молодец.

Карина Давидовна резко встала, едва не свалив стул.

– Тихомирову явно перехваливают. Не глупая, но на отлично математику не знает. Уж простите за честность. Недостойна. У Марка ситуация сложная, – она кивнула на загипсованную ногу, – мозг у него работает как часы, просто мальчик выбит из колеи. Могли бы понять.

Соня даже не почувствовала привычного возмущения, а ведь ее сейчас унизили и даже немного притоптали в грязи. Она больше переживала, что медали может лишиться Марк. А вот он явно не волновался, так же безразлично и вызывающе таращился на директора, а ее игнорировал.

Борис Константинович чуть смутился.

– Понимаю. Сочувствую. Но в журнале творится неразбериха. Исправьте.

– Обязательно, сегодня же выставлю все оценки и разберусь, – пообещала классная руководительница.

– Свободны, – махнул директор рукой и перевёл взгляд на математичку, – Карина Давидовна, задержитесь.

Уйти домой Соне сразу не удалось. Петр Петрович загнал всех в свой класс, поставил чайник, разложил на тарелке подсохшее печенье, будто пригласил на праздник, а не на выговор, и только потом возмущено воскликнул:

– Что с вами происходит? Осталась-то неделя, а вы весь май запороли.

Маруська Игоревна осуждающе покачала головой.

– Соня, ты сегодня вообще сдала тест с ответами по литературе. Абросимов, как обычно, преподнес пустой лист.

Петр Петрович налил чай и придвинул чашки к молчаливым ученикам.

– Ну, чего вы молчите? Я могу помочь?

Соня покачала головой, к чаю не притронулась.

– Всё хорошо.

– Ага, оно и видно. Оценки мы вам нарисуем. Мозги у вас есть, и того, что вы уже знаете, достаточно, чтобы написать ЕГЭ на отлично, но теперешнее отношение к учебе лишит вас будущего. Соберитесь! Сейчас можете мне хоть топографические карты сдавать, но на ЕГЭ чтобы не было этой расхлябанности и витания в облаках.

Марк поднялся и взял костыли.

– Хорошо.

Петр Петрович удивился, не ожидал, что ученик так просто согласится, заготовил целую речь о том, куда попадают неучи, и кто на фермах крутит коровам хвосты.

– Хорошо?

– Мне нужно идти.

Соня тоже встала.

– И мне.

– А чай? – растерянно пробормотала учительница.

Чай учителя пили вдвоем. Соня шла домой пешком, прокручивая в голове беседу у директора, а потом и в классе. Почему Маруська Игоревна защитила их? Её? Не воспользовалась такой шикарной возможностью наказать неблагодарных учеников. Весь год их класс не просто трепал ей нервы, а откровенно издевался. Соня молчаливо участвовала, хотя могла возмутиться, поставить на место, как это делал Марк, если видел, что кто-то перегибает палку. А Соня просто не вмешивалась. Гадко. Почему добро порой сложнее сделать, чем гадость? Почему оно такое беззащитное и хлипкое, а всё плохое вооружено кулаками, наглое и смелое?

На следующий день на уроке биологии Соня смотрела на суетливую учительницу с жалостью. Её никто не слушал, уроки давно превратились в фарс, а близость последнего звонка стерла последний налет воспитанности с зубоскалов и хулиганов. На первых партах еще делали вид, что пытаются вникнуть в тему, а на последних говорили чуть ли не в полный голос. Соня выплыла из тумана влюбленности и обиды на волне злости. Именно ярость вытянула её на поверхность и заставила заметить окружающую действительность.

Маруська Игоревна бросила взгляд на часы.

– Запишите домашнее задание: вторичная сукцессия и ее причины.

Костя громко засмеялся.

– Мы еще первичную не поняли. Сук… чё?

– Сукцессия, – повторила она, сделав вид, что не распознала провокацию, – смена биоценоза. Один превращается в другой. Например, озеро становится болотом, а лес – лугом.

– Любопытно. Превращение толстожопой зубрилы в учительницу – тоже сукцессия?

Учительница замерла с мелом у доски. Не повернулась, но и не продолжила писать. Её рука застыла, а шея снова покраснела. Соня резко встала, прошла по ряду до последней парты и с размаху отвесила Косте пощечину. Запястье прострелило болью до самого локтя. Она не подумала, что ей будет больно, просто вложила в удар всю злость, что скопилась в ней за последний месяц. Пощечина получилась знатная. На фоне притихшего класса хлопок прозвучал как звук лопнувшей покрышки. Костя рефлекторно дернулся и замахнулся, но успел остановить руку и не ударил в ответ. Прозвенел долгожданный звонок, ученики закопошились. Соня вернулась к своей парте, взяла рюкзак, но прежде чем выйти из класса оглянулась и поймала взгляд Марка. Он смотрел на нее. Впервые за этот бесконечно длинный месяц он смотрел прямо на нее, немигающе и пристально, с толикой удивления и, кажется, уважения.

На улице Соню догнала Олеся со свитой.

– Ну ты даешь! Это было круто. Костя и правда перегнул палку. Совсем уже охамел, так что ты ему правильно звезданула.

Соня приостановилась, потерла онемевшее запястье.

– Больно.

– Еще бы, у него аж зубы клацнули.

Вика и Марина закивали.

– Думала, у него башка отлетит.

– А след какой остался! Мне его даже жалко. Ты вроде худая, а рука тяжелая.

Олеся приобняла Соню за плечи, они как раз прошли мимо Сергея, разглядывающего их со смесью превосходства и жалости. Только сейчас она обратила внимание, что на щеке бывшего парня расплылся здоровенный синяк.

Олеся ускорилась.

– Пойдем в «Грильяж», обсудим твою вечеринку.

Заказав кофе, они расселись за столиком. Олеся сразу же приступила к расспросам.

– Бабка разрешила в усадьбе?

Соня поморщилась от слова «бабка», Ольга Станиславовна никак не ассоциировалась с этим простецким словом.

– Стол накроем на улице. Папа будет жарить на мангале шашлык, все остальное покупное: пицца, ролы, чипсы.

Олеся задумалась.

– Ну ладно, пойдет, в принципе, сейчас жара такая, что на улице даже лучше.

– Все будут?

Соня вздохнула.

– Все, кто получил приглашения.

Марина сощурилась.

– Сергей?

Соня поставила чашку на стол, кофе чуть расплескался.

– Я его не приглашала.

– Марин? – вмешалась Олеся. – Ты забыла? Мы с ним не дружим сейчас. Он Кайлу бросил.

– Вообще-то, я его бросила, – напомнила Соня, но ее никто не слушал. Олеся решила, что было именно так, и постановила жалеть несчастную Кайлу.

В кафе вошел Костя, сразу же направился к их столику, переглянулся с Олесей и, упав на колени перед Соней, схватил ее за руку.

– Прости! Я правда как урод себя повел. Виноват, правильно мне влепила, – он погладил опухшую щеку и сморщился.

Соня отклонилась назад, окинула его брезгливым взглядом.

Олеся кивнула.

– Простим? Он же правда раскаивается.

– Раскаиваюсь, – подтвердил Костя и свел могучие брови домиком.

– Не у меня должен прощения просить. – Соня выдернула ладонь из его лап. – У биологички. Завтра же.

– Завтра, обещаю! – Костя взял свободный стул из-за соседнего столика и включился в беседу. – Что обсуждаем?

– Праздник у Кайлы. Это ж на выходных уже будет. Проверяем список приглашенных.

Вика задумалась.

– Абросимов будет?

Соня вздрогнула.

– Нет.

Олеся задумалась, нервно постучала ноготком по столу.

– После драки с Сергеем его акции поползли вверх. Жаль, конечно, что с соревнованиями такое случилось. Стоянов взял первые места и в спринте, и в прыжках в длину. Но тебя бросил, зараза. Минус ему в карму.

Соня покачала головой, она устала спорить и доказывать, что ее никто не бросал. Снова повторила:

– Это я его бросила. Абросимова не будет.

– Хотя ты права, – задумчиво протянула Олеся, – он ведь мог с собой эту притащить. Подруженьку-уголовницу.

Марина и Вика изумлено приоткрыли рты.

– Кого?

– Ну эта девка, которую он таскает по гостиницам и имеет в интересных позах с костылями. Она же сидела два года в колонии. Мне Стас сказал. Он с ней учился до десятого. Вот как раз в десятом эта Надя грабанула ларек и чуть не прибила его хозяина. Мужик в больничку попал с сотрясением мозга. А ведь Стас ее, кажется, к нам домой один раз приводил, потом еще его печатка пропала, – она повернулась к Соне, – к вам ее точно нельзя. Вынесет ваши фамильные драгоценности.

Соня не знала, как реагировать на эту новость, хлопала глазами и пыталась приладить на место нижнюю челюсть. Надя сидела в колонии за воровство и нападение на человека? Уголовница? Воровка? Обманщица. Это даже хорошо, что Соня не успела позвать ее на праздник, а ведь собиралась, долго думала, колебалась и решила, что сегодня позвонит. Но теперь Наде точно не стоит приходить, и будет лучше, если никто не узнает, что они вообще поддерживают отношения. Надо же, как обманчива внешность! Теперь понятно, откуда шрамы на костяшках пальцев и виртуозное владение матом. Надя сидела в колонии и чуть не убила человека!

Организовать праздник на улице помог папа. Соня молча наблюдала, как он добыл деревянный стол, договорился об аренде стульев и выпросил мангал у соседа. Первым гостем стал именно Феодосий Аристархович. Принес три пышных букета пионов: для каждой женщины в «дворянской усадьбе». Соне достались розовые – ее любимые.

Вера Андреевна проверила приготовления, чмокнула Соню в лоб.

– Буду завтра утром.

– Ты куда?

– Сонь, я же говорила, в Анапу, по работе.

Соня растерялась.

– Я забыла. Но сегодня же мой день рождения!

– Так тем более, зачем тебе старики на вечеринке?

Насчет этого Соня была согласна, но все равно почувствовала укол обиды. В ее праздник мама нашла себе занятие поважнее.

– Тогда и папу забирай, – холодно предложила она.

– А кто вам шашлык будет жарить и за бабушкой присмотрит?

– Никто. Не очень-то и хотелось.

– Сонь, не веди себя как маленькая. Подарок понравился?

Соня кивнула. Утром обнаружила в спальне вешалку с белым укороченным платьем. Бесспорно, красивым, летним и даже недешевым. Но было одно «но». Вера Андреевна убила двух зайцев и сэкономила, подарив на день рождения дочери платье, которое та просила на выпускной.

– Понравился. Спасибо.

– Не скучай и никому не позволяй заходить в дом. Бабушка прибьет.

– Да я уже поняла. Пока.

Весь день Соня маялась и ждала, сама не зная чего. Сегодня ей восемнадцать, она совершеннолетняя, как сказала Надя, теперь можно пить алкоголь и заниматься сексом. От воспоминаний о поцелуях Марка тут же загорелись щеки. Каково это, подпустить его ближе? Он ведь тоже уже совершеннолетний, правда, свое право грешить направо и налево давно уже использует на всю катушку. С той же уголовницей-подружкой! Мысли тут же перескочили на Надю. Та звонила уже четыре раза, оставила сообщение с поздравлением и спрашивала, когда можно будет увидеться. Соня не брала трубку, а потом написала ей, что сегодня занята и вообще праздновать не собирается.

Вечером Соня надела голубой сарафан, уложила волосы и вышла во двор встречать гостей. Принимая поздравления, натянуто улыбалась и все время чего-то ждала. Тягучая маята не оставляла ее, преследовала, словно неотступное ощущение, что она забыла хороший сон или какое-то важное событие и теперь бродит по краю, пытаясь балансировать между действительностью и фантазией. Появление Олеси спасло Соню от необходимости изображать гостеприимную хозяйку. Говорливая одноклассница взяла это на себя. Кажется, ее вдохновляла мысль о том, что она владелица усадьбы и дворянского титула.

Девочки из секции легкой атлетики подарили Соне напульсники, а от Гертрудовны передали огромное, разбухшее от попранных надежд осуждение. Сразу после соревнований Соня бросила занятия. Не вошла в тройку и оказалась далеко за пределами пьедестала. Ей просто было наплевать. Глубоко, абсолютно и полностью. Без Марка эти соревнования не имели смысла. С опозданием Соня призналась самой себе, что ходила на ненавистную легкую атлетику, только чтобы видеть его. Без Марка манеж опустел и слишком сильно напоминал о том, что случилось.

Бабушка заперлась в гостиной и нарочно громко стучала по клавишам рояля, но заглушить магнитофон не могла. Во дворе гремела музыка, гости танцевали на выложенной плиткой площадке, периодически подходили к мангалу. У огня колдовал Николай Николаевич. Сониных одноклассников он встретил словно давних друзей, всем напоминал, что они вместе были в Шапсуге и круто тогда отдохнули.

Соня поморщилась. Папино стремление быть с ее гостями на короткой ноге и казаться современным читалось слишком явно и выглядело смешным. Сбросив очередной звонок Нади, Соня метнула недовольный взгляд в сторону мангала. Костя и еще какой-то парень, которого потребовала пригласить Олеся, общались с ее отцом. Переглядывались и посмеивались, но Николай Николаевич не замечал подвоха, искренне пытался подружиться.

– Реально ништячно было. Никто и не понял, что в пачках из-под сока водка.

Костя усмехнулся.

– Может, вы и нам поможете пронести алкоголь на выпускной?

Николай Николаевич действительно задумался.

– Посмотрим, – подмигнул, – как дело пойдет.

Соня покачала головой и закрыла ладонью лицо. Какой позор! Дальше стало еще хуже. Папа не просто вел себя неестественно дружелюбно, но и вворачивал в речь странные словечки, которых она у него никогда раньше не слышала: «обоснуй, бычковать, объясни популярно, кто тебе доктор?»

Вечеринка была в самом разгаре, когда Соня зашла в дом за салфетками и столкнулась с Марком. Он стоял в темноте, прислонившись к стене. Терялся в лиловом мраке, словно часть дома, один из ее таинственных духов, запертых в пыльных комнатах.

– Ты? – Соня дернулась назад.

– С днем рождения, Соня.

– Ч-что тут д-делаешь? – заикаясь, проговорила она.

– Твоя бабушка впустила меня.

Соня оглянулась на входные двери.

– Празднуют на улице. Все там.

– Я хотел увидеть тебя. Их видеть не хочу.

Она опустила взгляд на белеющий в темноте гипс.

– Пойдем на кухню, там стулья.

Марк прошел за ней в комнату, огляделся, но не сел, хотя Соня отодвинула стул. Продолжил балансировать на костылях. Он изумленно осмотрел комнату, заставленную вазами.

– Ого, сколько пионов.

– Я их люблю.

– А почему не бархатные алые розы на длинных ножках по тысячу рублей за штуку?

– Потому что алый – нехороший цвет, – Соня оперлась руками о столешницу. – Не лепи на меня ярлыки.

– Ты сама с этим прекрасно справляешься.

– Ты пришел меня оскорблять? – она стиснула пальцами края сарафана. Никак не могла осознать, что Марк стоит здесь в полутемной кухне и разговаривает с ней, после того как послал, а потом игнорировал целый месяц.

Марк не ответил. Из открытой форточки доносился смех, внезапно сменившийся музыкой.

– Ты оставила Надю среди этих пираний?

Соня тоже прислушалась и сморщилась. Судя по мотиву, до магнитофона добрался папа. Еще один повод для стыда! Что за арестантские напевы! Можно подумать, ей не хватило его лексики из девяностых.

Марк ждал ответа, Соня протяжно вздохнула.

– Нади там нет.

– Ты ее не приглашала?

– А должна была? – искренне удивилась она. – Воровку, которая едва не убила человека во время ограбления? Преступницу, отсидевшую в колонии с другими такими же зечками? Надю, притворявшуюся моей подругой?

Марк сощурился.

– Она не притворялась.

– Еще как, – Соня пригляделась к Марку, – ты знал?

– Знал. Она сама мне рассказала. Её младшая сестра Неллиcontentnotes0.html#note_18 сотворила глупость, полезла в этот дурацкий ларек на спор, а там оказался хозяин. Он ее поймал. Надя пытались вытащить ее оттуда, не планировала никого калечить. Не рассчитала силу, мужчина получил сотрясение мозга. А потом Надя прикрыла сестру и всю компанию, взяла вину на себя. Среди них был совершеннолетний, им всем грозил срок за групповое ограбление, ее сестру ждала постановка на учет. Школу Надя окончила в колонии два года назад. Не любит об этом вспоминать, стесняется и скрывает, что, в принципе, понятно. Таким не хвастают.

– Почему же мне не рассказала?

– Догадывалась, как ты отреагируешь. И она не ошиблась.

– Зачем от меня скрывала, если все было так, как ты рассказал?

– Дорожила твоим расположением, твоей дружбой. Что-то разглядела под оболочкой циничной Кайлы, что-то важное, близкое ей, – он замолчал на несколько секунд, – то, из-за чего и я не могу тебя ненавидеть. Каждый раз, когда готов подписать тебе приговор, ты делаешь что-то, дающее надежду, что ты другая. Почему ты так упорно пытаешься быть хуже, чем есть?

– Такая и есть! А если тебе так нравится Надя, женись на ней, заведите детишек, живите долго и счастливо в убогом домишке, – Соня и не заметила, как ею снова овладела горячая ревность.

Марк не отреагировал на ее грубый выпад.

– Если бы я влюбился в Надю, все было бы проще. Но, к сожалению, я влюбился… не в неё.

Сложив руки на груди, Соня оперлась бедрами о столешницу.

– Зачем ты пришел, Марк?

– Я же сказал, поздравить с днем рождения.

– И где же мой подарок?

Марк развел руками.

– Забыл.

– Тебе никто не говорил, что невоспитанно являться на чужой праздник без приглашения?

– Говорил. А еще папа говорил, что это дурной тон, приходить без цветов. Но я не знал, какие у тебя любимые. Никогда бы не подумал, что пионы. – Марк приблизился, чуть зашатался на костылях. – Папа слышал, как я тебе нагрубил, и отвесил мне пощечину, не посмотрел, что я покалеченный.

– Хороший у тебя папа, – холодно проговорила Соня, – я не спала с Сергеем, хотя это тебя не касается, и оправдываться перед тобой не собираюсь.

– Я хочу тебе верить.

– Ты уже все решил.

Марк приблизился вплотную, продолжая балансировать, посмотрел в глаза.

– Ты циничная и самовлюбленная, но я не могу уйти.

– Самовлюбленная, – подтвердила Соня, – и да, я циничная. Ненавижу себя и тебя за то, что ты заставил это чувствовать. Ненавижу.

Оказалось, ощущать себя гадкой больнее, чем позволить так думать другим. Лопнул защитный пузырь, ограждавший ее самолюбие, и виноват в этом был Марк. Ей нечем было обелить свою слабость и предательство. Надю она предала, предала их дружбу и ее отношение. И дело даже не в том, что Надя провела два года в колонии, а в том, что мнение окружающих, даже не друзей, для Сони оказалось важнее. Марк в который раз растоптал Сонино эго, заставил почувствовать себя ничтожной и отвратительной.

Она ринулась к выходу, но он перехватил ее и крепко стиснул в объятиях. В темноте раздался грохот упавших костылей и шумное дыхание Сони, пытающейся оттолкнуть Марка.

– Уходи.

– Нет.

Она чуть шевельнулась, несколько раз дернулась и, уткнувшись носом в его шею, всхлипнула.

– Я плохая.

– Просто чудовище, – согласился Марк и чуть отстранившись, поцеловал в губы.

– И гадкая.

– Скорее высокомерная, – откликнулся Марк и снова поцеловал.

– Жестокая.

Тут Марк задумался, не стал переделывать слово и просто повторил:

– Жестокая. Это так.

Соня потянулась к нему и сама поцеловала. Марк стоял неуверенно, стараясь не наступать на гипс, обнимал Соню, используя её как опору. Её качало и штормило от эмоций, но маята и ощущение бесконечного ожидания исчезли без следа. Где-то в третьем слое подсознания сверкнула мысль: ей теперь восемнадцать, можно всё, и, если Марк проявит упорство, а еще вернее – нежность, она его не остановит.