Кисло-сладкое

7 глава. Лазурный Март

Лазурной медузы укус,

Ярости горький вкус

Сапфировый крик,

Бешенства пик,

Побитый шестёркою туз.

Соня не представляла, как отблагодарить Тоню за билеты для Юли. Удалось достать хорошие места, еще и не за астрономическую сумму. Соня приостановилась на светофоре, взяла телефон в твердой решимости прямо сейчас позвонить и поблагодарить, а потом еще раз уже лично. В этом году все хлопоты с организацией праздника обошли Соню стороной. Ей доверили только торт. Из-за него-то она сейчас и опаздывала на работу. Торт оказался выше, чем предполагала Соня, и в холодильник в массажном кабинете влез бы только по частям. Пилить такую красоту Соня не рискнула, пришлось заезжать домой и оставлять именинный десерт в большом холодильнике.

За несколько кварталов до работы такси застряло в пробке, Соня расплатилась и решила добраться пешком. Так действительно было быстрее. Она ненавидела опаздывать, собственная непунктуальность раздражала ее даже больше, чем чужая. А ведь когда-то она намеренно заставляла себя ждать. Считала это основным королевским правилом. Какая же эгоистичная глупость!

Совершеннолетие Юли планировали отмечать в воскресенье в клубе Нади. Предложила сама владелица Jazz-cafe, а все остальное взял на себя Кирилл. Клятвенно заверил, что подросткам ничего, кроме картошки-фри и шаурмы, не нужно. А этого добра у него навалом. В клубе Нади он пока еще не был, но от Юльки знал, что это музыкальный рай и центр вселенной. Её вселенной точно.

Соня пообещала Юле, что утром в воскресенье устроит ей сеанс красоты: наконец-то сделают педикюр-маникюр, стрижку, маску и всё, что она захочет. Благо всё это есть в одном месте и подруги согласились подстроить под них свои графики.

Включив экран, Соня по привычке сначала заглянула в инстаграм. Мессенджер пестрел непрочитанными сообщениями от Марка. Она открыла чат и быстро пробежалась глазами по строчкам. За последние десять минут Марк успел отправить пять сообщений. Даже не дождался её ответа. Волновался и не пытался это скрыть.

«Ничего не изменилось? Завтра в восемь?»

«Я плохо знаю Анапу. Где там нормально можно поесть?»

«Слушай, ты же на вечер встречи выпускников едешь, неужели совсем пить не будешь?»

«Ты точно уедешь в тот же день?»

«Ладно, когда перезвонишь, все обсудим».

Соня записала голосовое, на улице так было проще, хотя шум машин порой заглушал слова, да и не все скажешь при посторонних. В этот раз ей повезло. Невольных слушателей поблизости не было.

«Ничего не изменилось. Я буду за рулем, поэтому пить не буду, да и не хочу. С одноклассниками мы договорились встретиться в четыре, до восьми, думаю, успею с ними наговориться. Встретимся на набережной, там, где странный незнакомец подарил мне ракушечный браслет. Я хочу к морю. Какую-нибудь кафешку там и найдем. Если ты вдруг будешь голоден. Я-то вряд ли».

Соня не помнила момента, когда передумала. Это случилось не сразу, постепенно. Сначала она была категорически против этой затеи, не хотела даже обсуждать и несколько раз грубо оборвала беседу. Потом допустила эту мысль, приняла ее как безопасную и обыденную. Привыкла к ней. Встреча с одноклассниками тесно сплавилась с желанием увидеть Марка. Она убедила саму себя, что в этом нет ничего предосудительного. Просто прогулка по набережной на глазах у людей, моря и чаек. Действительно, странно не увидеться, будучи в одном городе в один и тот же день. В своем роде еще одна встреча с одноклассником.

Завтра ей предстоит много встреч с прошлым, плюс одна – самая тяжелая. Пока Соня боялась об этом думать, сосредоточилась на групповом сабантуе с анапскими друзьями.

Выйдя из чата, Соня не успела закрыть инстаграм, увидела в ленте свежий пост Тони. Почти весь экран занимало фото её мужа, того самого изменника, с которым она недавно поквиталась, не без помощи Зарины организовавшей месть. Поверх фото пылали красные буквы: «Пожалуйста, не будьте равнодушными!» Соня прочитала крик о помощи до последней строчки. У мужа Тони обнаружили рак на последней стадии. Требовалась операция. Ниже был указан номер, на который необходимо переводить деньги.

Соня застыла, забыла про светофор, давно сигналящий зеленым человечком. Господи! У человека такое горе, а она тут со своими билетами на концерт. И Тоня ничего не сказала, сама вызвалась их раздобыть и даже улыбалась. Вот это выдержка!

Соня перешла дорогу, решила поговорить с Тоней лично и лично отдать сумму, которая покроет хотя бы часть стоимости операции. Хорошо, что на карте есть денежная подушка для отпуска и других незапланированных трат. Телефон настойчиво завибрировал, на экране высветилось имя «Зарина». Соня вскинула руку с часами, убедилась, что все еще опаздывает, и приняла вызов практически на бегу.

– Алло.

– Сонь, не вздумай переводить деньги! Тонькину страницу взломали!

– Что?

– Уже перевела?

– Хотела лично отдать.

– Не вздумай, тебе говорю. Это мошенники. Шурик ее вообще в шоке был, когда про свой рак прочитал, чуть сам себе деньги не перевел на лечение. Тонькин телефон разрывается от звонков. Я звоню тем, кого знаю, уже человек десять помогли и немаленькими суммами.

– Чёрт! Вот же гады.

– Да вообще. Тоня тут половину шевелюры от нервов выдрала, буду ей шиньон на лысину клеить. Повезло еще, что большинство решили сначала позвонить, а только потом раскошелиться.

– Хорошо, что ты предупредила. Я через минуту уже буду.

– А, ну давай, лети.

Соня добежала до работы, проигнорировала двери в свой кабинет и сразу открыла двери с табличкой «Бровист». Тоня стояла у окна и громко орала в трубку.

– Да блин! Не могу я вернуть тебе эти деньги! Спасибо, конечно, за щедрость, но это ты мошенникам оплатила Таиланд. Не мне.

Соня переглянулась с Зариной.

– Заблокировали страницу?

– Ага. Но теперь самые добрые хотят денюжки обратно.

Соня поправила пучок на затылке.

– Самое главное, они откликнулись и помогли. Это же важно.

Зарина ухмыльнулась.

– Теперь Тонька знает, кому мохнатые коромысла бесплатно делать по доброте душевной, а кому шиш с маслом.

Соня отработала два сеанса, остальную часть дня посвятила себе. Обновила маникюр и педикюр, позволила Зарине немного поколдовать с волосами и наконец-то их заламинировать. Когда Зарина уже заканчивала чудодейственные процедуры, заглянула Лера. Обняла Тоню, за компанию повозмущалась, что мошенники совсем обнаглели, и бросила на Соню задумчивый взгляд.

– А тут у нас что? Еще одно прелюбодейство намечается?

Соня вспыхнула, будто ее поймали с поличным. Хорошо, что на лице была маска из белой глины, она скрыла пылающие щеки.

За Соню ответила Наташа.

– Собирается на вечер встречи выпускников.

– А-а-а, – расстроилась Лера, – не так весело, конечно.

Зарина расправила ухоженные волосы по плечам Сони.

– Ещё как весело. Встреча бывших одноклассников – это же ярмарка тщеславия. Там такой выпендреж будет, мама не горюй. Все заморыши будут хвастаться и пыжиться перед бывшими королевами школы, доказывать, что их зря продинамили, они ого-го какие важные пердуны. Тут нельзя ударить в грязь лицом. Если ты многодетная мама с оттакенными мешками под глазами, срочно должна предстать самой счастливой родительницей, а все разведенки и одиночки переквалифицируются в особей в активном поиске. Когда читаю этот статус, всегда представляю себе суетливую псину или кошака, которому задницу горчицей намазали.

Наташа рассмеялась.

– Тогда Соньке повезло. У нее все как нужно, как положено. Муж, дом, работа, двое детей и внешность.

Зарина хмыкнула.

– Да вообще, завидую ей лютой завистью. Если бы она была моей одноклассницей, придушила бы пригожую гадюку. Не обижайся, Сонь, но такие, как ты, меня в школе всегда вымораживали. Глянцевая картинка с гонором и замашками принцессы.

Соня предпочла промолчать. Хотя не могла не согласиться. Любому постороннему наблюдателю она казалась образцом жены и матери. Всё у нее действительно «как положено».

Она часто спорила с Зариной, но тут, пожалуй, была согласна. Ярмарка тщеславия. Еще какая. С анапскими одноклассниками, запомнившими её во всем блеске и сиянии, она охотно встречалась, а вот с краснодарскими – ни разу. Знала, что некоторые из них остались в городе, и жизнь вполне могла свести с ними внезапно, но пока Бог миловал. Только вот Надя вернулась в ее жизнь, вошла не с парадного входа и даже не с черного, а прокралась в незапертое окно вместе с февральской промозглостью. И теперь ненамеренно, но успешно отбирала у нее любовь Юльки. С той встречи в клубе они не виделись и по телефону не общались, хотя номер Нади появился в списке контактов. Соня не могла себя пересилить. Слишком много всего стояло между ними, в первую очередь, вина и обида, причем с обеих сторон.

В субботу Кирилл проверил машину Сони, поцеловал и отпустил в Анапу. Соня любила ходить пешком, но и за рулем чувствовала себя вполне комфортно, а если позволяла дорога – могла и погонять. Скорость будоражила и оголяла нервные окончания. В жизни Сони осталось не так много адреналина. Периодически она ходила на карусели с Тимуром, обожала колесо обозрения, но быт чаще всего пожирал любые всплески эмоций. Если, конечно, Юлька не начинала играть на нервах вместо своей гитары.

Последнее время их отношения наладились. Всё чаще Юля делилась переживаниями, связанными с Игнатом. Соня сильно сомневалась, что дочка еще не ввела его в мир секса, несмотря на все обещания остановиться на поцелуях. Запретный налет их отношений подогревал страсть и подталкивал к всевозможным безумствам, торопил использовать каждую минуту, каждый миг.

Только оказавшись в Анапе, Соня позволила себе подумать, что сегодня ее ждет встреча не только с одноклассниками. Она увидит Марка. От одной только мысли об этом сердце заходилось в рваном ритме, а кровь шумела в ушах. Соня не могла не думать об этой встрече, проигрывала в голове тысячи сценариев, взгляды, улыбки, даже касания. Нет, только не касания. Она согласилась на эту авантюру, сто раз напомнив Марку о своем муже и семье. Это напоминание нужно было ей самой, он, кажется, и не забывал. Постоянно расспрашивал ее о детях.

Перебирая гардероб, Соня умышленно выбрала не красивое элегантное платье, а удобные джинсы, белый лёгкий свитер, ботинки на устойчивом каблуке и неприталенную куртку. Во-первых, за рулем в этом удобнее, во-вторых, им предстоит гулять по ветреной набережной Анапы, а в-третьих… снимать это все долго и несоблазнительно.

С той беседы, когда он признался, что когда-то любил Соню, прошло почти два месяца, Марк не намекал на особенное отношение, не флиртовал, общался с ней действительно дружески. Ему Соня доверяла, она не доверяла себе.

Машину пришлось оставить на платной парковке недалеко от ресторана «Ковчег», где и была запланирована встреча. Можно было припарковаться во дворе дома, где на девятом этаже ютилась её родная квартира, но оттуда еще предстояло добираться в центр города. Между сезонами она не пустовала, ее сдавали студентам, в мае же и не самое комфортное жилье превращалось в золотоносную жилу. Желающих отдохнуть в Анапе всегда было достаточно.

До ресторана Соня добралась пешком. Уже пятый год они собирались именно в «Ковчеге», превратили это в часть традиции. Красивый необычный зал, стилизованный под корабль, распластался на площадке, выходящей прямо к морю. А со второго этажа открывался потрясающий вид с полным ощущением полета над морской гладью.

Первые четыре встречи Соня пропустила. Боялась показаться одноклассникам неудачницей. Ей пророчили большое будущее, карьеру в столице, мужа-миллиардера или на худой конец актера-певца, она же выскочила замуж и родила после школы, никуда не уехала, осталась в провинциальной Анапе, отучилась в институте, в котором ее золотая медаль превратилась в ненужную побрякушку, туда и так поступали без проблем.

Кирилл вправил ей мозги. Видел, как она реагирует на приглашения на праздник и как год за годом отказывается.

– Ты же хочешь пойти? В чем дело?

– Юля еще маленькая, неудобно.

Кирилл хмыкнул.

– Не такая уж она и маленькая, и причина другая. Ты трусишь.

Соня ощетинилась. Но все же признала:

– Кир, пойми. Я была королевой класса, лучшей ученицей, ведущей на всех мероприятиях. Все ждали от меня великих свершений, а я вышла замуж, родила Юльку, дураку понятно, что по залету, и вообще никуда не уехала. Представляю, как они злорадствовали и перемывали мне кости.

Кирилл покачал головой.

– Это всё у тебя в голове. Прошло уже четыре года. Они давно тебя обсудили, есть сплетни и актуальнее, чем твоя несостоявшаяся карьера великой ученой. Тем более тебя беременной видели не раз. Ни для кого не секрет ни замужество, ни Юля. А теперь у тебя работа, семья, дочка, ты стала еще красивее. Тебе есть что предъявить, можешь сама позлорадствовать, если хочешь.

Соня прошлась по комнате, нервно сжала пальцы.

– Беременная я была страшная.

– Вот-вот.

Соня резко развернулась, удивлённо вскинула брови.

– Ты сейчас должен был сказать, что материнство меня красило, и я светилась изнутри.

Кирилл обнял Соню, чмокнул в висок.

– Еще как светилась, и этот внутренний свет периодически извергался из тебя. Ты еще это токсикозом называла, – он ободряюще улыбнулся, – теперь ты другая. Вот такой они тебя не видели. Покажись им.

Соня показалась, с тех пор делала это регулярно, даже когда переехала в Краснодар. Пропустила только год, когда носила Тимура – беременность сыном её тоже не украсила, вернулся извергающийся внутренний свет.

Поднявшись на второй этаж, Соня толкнула двери и позволила себя заметить.

Её встретили тепло, для вида повозмущались, что она редко звонит и неактивна в чате одноклассников. А дальше все пошло по проверенному годами сценарию: демонстрация фотографий, чуть приукрашенное настоящее, общие воспоминания, которые почему-то со временем стали сильно разниться, развесёлые танцы и заверения, что теперь они будут встречаться гораздо чаще.

Олег, влюбленный в Соню с первого класса, пытался выдавить из неё признание, что нравился ей, только она это тщательно скрывала. Видимо, даже от самой себя. Подруга, с которой они вместе ходили на легкую атлетику, припоминала тренера и его несколько садистские методы воспитания, а хохотушка Полина начала танцевать уже после второго бокала шампанского.

Соня беспрестанно поглядывала на часы, волнение нарастало с каждой минутой, словно гул приближающегося поезда. Шумело в ушах, напряжение бродило током по поверхности кожи. Прошло только полчаса, а она уже не могла усидеть на месте. Где-то там, на набережной, бродил Марк. Почему они договорились встретиться в восемь? Это же почти ночь, и еще целых три с половиной часа здесь, в ресторане. Словно подслушав ее мысли, Марк прислал фото. Судя по ракурсу и деревянным потемневшим доскам, он находился на пирсе.

Соня не ответила, перевернула телефон экраном вниз и попыталась влиться в беседу. Вроде шутила, отвечала и спрашивала, но чувствовала себя роботом, который выдает заученные реплики по алгоритму. Мысленно она уже шла по набережной, дышала солоноватым воздухом и наслаждалась видом мартовского моря.

Олег звал её танцевать, но Соня отказывалась. Для танцев она оделась непразднично и слишком тепло. Её и так трясло и бросало то в жар, то в холод, а после танцев свитер можно будет выжимать. Марк периодически слал фотографии, словно отчитывался о своих передвижениях по городу, и коротко их подписывал. Не хотел отвлекать от праздника, но не мог не поделиться эмоциями. Он тоже нервничал.

Еще через час Соня осознала, что уже наговорилась и даже устала, одноклассники постоянно вспоминали выпускной класс, а этот год их жизни прошел параллельными несоприкасающимися курсами. У Сони было свое прошлое, и оно ждало ее где-то у моря. Она не выдержала, объявила, что ей срочно нужно бежать, и схватила куртку. Возмутился только Олег, он все еще не потерял надежду выжать из Сони признание, а желательно и поцелуй. Прошло восемнадцать лет, но он так и не смог забыть свою первую маниакальную влюбленность. Ему было бы гораздо легче побороть чувства, если бы Соня подурнела или приехала с мужем. Но она не облегчила его страдания. Даже в простой одежде выглядела привлекательно, а мужа не показала ни разу.

Соня просто сбежала. До встречи с Марком оставалось целых два часа, но лучше она пройдется по улицам, поздоровается с морем, чем будет сидеть и нервничать, изображая радость и воодушевление. Не сегодня. На притворство нет сил.

Выйдя из ресторана, она глубоко вдохнула и направилась к набережной. Благо ресторан был расположен на площадке у моря, и идти было недалеко. Соня не стала застегивать куртку, ветер дул теплый, хотя солнце подрумянило бока и перестало напоминать шарик мороженого, растворяющийся в молоке. Мартовское море потеряло краски, будто в него плеснули отбеливатель. Вдоль линии прибоя носились неугомонные крикливые чайки, бродили редкие отдыхающие, некоторые купались. Соня вздрогнула: она не рискнула бы лезть в такую студёную воду.

У кораблика с алыми потрепанными парусами Соня приостановилась. Надо же, ему столько лет, а он все стоит, непотопляемый и неубиваемый непогодой. Как символично: не Ассоль ждет корабль, а корабль ждёт свою Ассоль.

Соня шла медленно, рассматривала знакомые достопримечательности, дышала морским воздухом и пыталась унять колотящееся сердце. Впереди ступени уходили вниз, еще немного, и спуск выведет ее к пляжу, а там недалеко и до пирса. Её блуждающий взгляд случайно выцепил среди людей высокого мужчину в черной куртке и синих джинсах. Он слегка прихрамывал и периодически останавливался, опускал взгляд в телефон. Соня сначала застыла, потом двинулась следом за ним. Рассматривала его со спины, почему-то пытаясь убедить саму себя, что это кто угодно, но не Марк. Хотя все кричало о том, что это именно он. Эту куртку она уже видела в его ролике, в этих джинсах он был на фото, которое прислал два дня назад. На снимке он сидел на отремонтированной «Ямахе», довольный и важный, будто починил космолёт за секунду до взлета. Всё говорило о том, что это он: цвет волос, осанка, походка и окончательно взбесившееся сердце. Соня прошла за Марком почти два квартала. Не пыталась прятаться, но и не окликала, а он не поворачивался.

Марк дошел до открытой площадки с биноскопами и остановился у перил. Навел камеру телефона на солнечную дорожку на воде и несколько раз сфотографировал. Когда он отправил снимки, Соня стояла за его спиной. Ее мобильный отреагировал чередой сигналов, прозвучавших как нота ми на тонкой гитарной струне. Марк резко опустил руку и замер. Соня видела, как напряглась его спина, свободная рука сжалась в кулак, а потом медленно расслабилась.

Соня просмотрела присланные фото, будто до сих пор не верила, что перед ней Марк. На экране увидела ту же панораму, которая раскинулась чуть ниже и дальше.

Марк медленно повернулся.

– Соня?

Она кивнула и чуть качнулась вперёд. Он тоже качнулся. Так и замерли в стремительном движении друг к другу.

– Привет, Марк.

Он сделал шаг вперёд, она не шелохнулась, смотрела на него и не могла моргнуть. Марк преодолел последний метр пространства и обнял неподвижную Соню. Она чуть повернула голову, вскинула руки, но не обняла в ответ, так и застыла на середине действия. Это был Марк. Не запись, не фото и не бесплотный голос из телефона. Реальный человек. Рецепторы в смятении собирали информацию и анализировали детали: куртка слегка царапнула молнией щеку, свитер шершаво потерся о скулу, теплый и колючий подбородок коснулся ее лба, запах… запах Марка ударил сразу по первобытному участку мозга, отключающему рациональность и запускающему лихорадку. Зря Соня думала, что готова к этому.

Марк прижал ее теснее, шумно выдохнул прямо в макушку и нехотя отстранился.

– Ты вроде должна быть сейчас в ресторане?

– Освободилась раньше, хотела погулять.

Марк отступил на шаг и поспешно отвернулся, будто хотел спрятать взгляд.

– Пойдем к морю?

Соня кивнула.

– Пойдем.

– Ты не поверишь, кого я видел на набережной. Того самого чудика с браслетами. Их стало еще больше, а вот он не изменился.

Соня хмыкнула.

– Он и тогда был словно вне возраста. Странный.

Марк бросил на нее короткий взгляд.

– Ты больше не похожа на акулу.

– Значит, всё-таки была, – неловко усмехнулась Соня.

Несколько минут шли молча, глядя куда-то в сторону моря, Соня пыталась подстроиться под его неровный шаг, теребила замок на куртке. Когда вышли к кромке прибоя, она заметила, что Марк тоже нервничает и беспрестанно вертит в пальцах брелок с ключами.

Поймав ее взгляд, он неуверенно улыбнулся.

– Сигарета мне бы сейчас не помешала.

– Ты все ещё куришь?

– Когда нервничаю.

Он ступил на пирс и подал Соне руку. Она вложила свои пальцы в его ладонь и не попыталась убрать, даже когда поравнялась с Марком. Он сжал её руку крепче и едва заметно вздохнул. Соня поглядывала на него мельком, боясь показаться слишком любопытной. Веснушек стало больше, волосы на двухдневной щетине выглядели светлее, чем на макушке, взгляд остался такой же, как бетонная плита – тяжелый и обездвиживающий.

– Почему ты тогда курил? Тоже нервничал?

Марк не стал уточнять, какой момент имеет в виду Соня, сразу понял.

– Ещё как. В тот день мой идеальный мир рассыпался колючими осколками. Причем я сам его разбил, придумал больше, чем было на самом деле.

Привычка общаться каждый день без ритуальных прощаний и приветствий подтолкнула их к откровенности и сейчас. Соня боялась, что не сможет связать и двух слов в его присутствии или снова вернется в образ Кайлы, но случилось по-другому. Ей хотелось обрести в нем свидетеля своей жизни. Марк чувствовал то же самое.

– Как это? – она чуть развернулась, попыталась поймать его задумчивый взгляд.

– Я случайно услышал ссору родителей, подумал, что мама изменяет. Разозлился жутко, у меня крышу сорвало тогда нехило. Как вспомню, становится стыдно за свою несдержанность. Позже я узнал, что папа приревновал маму к ее первому мужу. Они периодически общались по работе, но измены не было. Мама бы так никогда не поступила. Но в тот день я готов был ее заклеймить и возненавидеть. А тебе тогда досталось от моего плохого настроения. Прости.

Соня тяжело сглотнула. Вытянула руку из пальцев Марка и подошла к самому краю пирса.

– Представляю, как тебе было тяжело. Ты же всегда носил на себе янтарные отпечатки их любви, а тут такое предательство.

Марк приблизился сзади, но не коснулся.

– В смысле «отпечатки»?

Соня тряхнула головой.

– Чёрт. Я не это имела в виду. Я хотела сказать…

Марк не торопил, ждал, когда Соня закончит предложение, но она замолкла и опустила взгляд.

– А ты уже снялся в ролике, из-за которого приехал в Анапу?

– Ролике? – недоуменно переспросил Марк. – А ролике! Еще днем.

Соня недоверчиво нахмурилась.

– Нет ведь никакого ролика?

– Нет, – Марк отошел от Сони на шаг, намеренно показывая свою безобидность. – Сонь, я обещал, что не трону тебя, не буду ни к чему принуждать, не поцелую, не перейду черту. Я же говорил, всё в прошлом. Мы можем быть друзьями. Не бойся меня.

Соня судорожно вздохнула.

– Я тебе верю. – Чуть не добавила: «А себе нет».

Марк улыбнулся.

– Так что за отпечатки? Ты меня заинтриговала. Почему янтарные?

Соня растерялась. Тридцать пять лет прожила со своим чудным даром, только в детстве пыталась о нем рассказать, а потом просто сроднилась с ним. Как люди привыкают к обонянию или слуху, так она привыкла к разноцветному миру.

– Сначала скажи, ты веришь во всякие странные вещи?

– Какие? НЛО? Барабашек? Колбасу из мяса? Честных политиков?

Соня подошла к Марку, взяла его руку и переплела пальцы со своими. Почти сразу на его коже появилось бледно-бордовое сияние, а на ее – пятнышки с похожим, но все же другим оттенком, гранатовым. Он замер, молча посмотрел на их сплетенные руки, большим пальцем погладил тыльную сторону кисти Сони и крепко сжал.

Она печально улыбнулась.

– Не видишь?

– Что?

– У каждой эмоции есть свой цвет. Родительская любовь, безусловная и тёплая, всегда жёлтого цвета. В школе ты каждое утро приносил свежие отпечатки на щеках, иногда на лбу.

– Это мама. Без поцелуя не выпускала из дома, как без шапки зимой. А сейчас какой цвет ты видишь?

Соня выпутала свои пальцы, снова отвернулась.

– Бордовый.

– Это плохо?

Соня промолчала, хотя едва не крикнула: «Это катастрофа». Даже прикосновение к руке отзывалось в палитре эмоций, словно виноватое запретное счастье, как измена.

– Плохо.

– Я сам должен догадаться, что это значит? Или объяснишь?

Соня развернулась к берегу, зябко передернула плечами.

– Темнеет и похолодало, давай вернемся в город.

Снова вышли на набережную. Оба почти синхронно спрятали руки в карманы. День угасал постепенно, плавал клочьями на море, цеплялся за линию горизонта. Включилась ночная иллюминация, гуляющих стало больше. Среди всего этого почти новогоднего великолепия вдалеке яркими гранями светился куб, в недрах которого спрятался зеркальный лабиринт.

Соня приблизилась к кубу и запрокинула голову. Марк встал рядом и кивнул в сторону входа.

– Пойдём?

Соня на секунду задумалась, а потом решительно шагнула вперед.

– Пойдём.

От улицы вход отделяла занавесь из блестящих лент, сразу же под ногами начиналась подсветка, она же люминесцентными змейками скользила по краям зеркал и по потолку. Зеркала были и там, потолок терялся где-то в высоте, словно его и вовсе не существовало. Соня чуть не врезалась в собственное отражение, дальше шла, выставив руку вперёд, и осторожно ощупывала пространство. Зеркальный лабиринт извивался, неожиданно выдвигая преграды и разбивая пространство на сотни отражений.

Марк вроде бы находился сзади, но одновременно везде, окружал её, смотрел с разных ракурсов и улыбался.

– Мозг в шоке.

Соня засмеялась, ей казалось, что по аналогии с отражениями смех тоже должен разбиться на сотни звуков и прозвучать как хохот толпы, но этого не произошло. Сони смеялись беззвучно, все, кроме одной. Марк завернул за угол, исчез в следующей комнате. Соня прошла дальше и замерла перед очередной иллюзией. Отражения не было. Это выглядело непривычно жутко, будто ее просто не существует.

– Марк!

– Иди сюда, – донеслось откуда-то из глубины, – тут любопытно.

Соня поторопилась уйти от зеркала без отражения, прошла по коридору, похожему на фасеточные глаза стрекозы, и остановилась посередине сверкающего куба. Под ногами исчез пол, Соня едва не подпрыгнула, очередная иллюзия вполне могла вызвать внезапный инфаркт.

– Чёрт!

– Сюда.

Соня оглянулась и растерялась. Кто-то из этой толпы был настоящим Марком, но кто?

– Кто из них ты?

– Угадай.

Соня пожала плечами и прошла дальше, тут лабиринт не вытворял с сознанием таких беспощадных фокусов, просто рассеивал отражение на несколько штук и менял их оттенок. Марк приблизился сзади и замер напротив зеркальной Сони. Посмотрел на неё внимательно, не мигая, вскинул руку и медленно провел пальцем вдоль лица. Соня наблюдала за ним, затаив дыхание, будто он касался не ее двойника, а ее самой.

– Это не я.

Марк не отстранился и не шелохнулся.

– Я знаю.

Выбравшись на улицу, они скинули волшебный морок и заметили, что окончательно стемнело.

Долго гуляли по набережной, разглядывая город. Марк прихрамывал, а Соня делала вид, что не замечает этого, боялась, что жалость или любопытство будут ему одинаково неприятны.

Марк увидел, что Соня кутается в куртку.

– Замерзла?

– Нет.

– Ты дрожишь, – он поймал ее руку и, развернув Соню к себе лицом, приложил ладонь к её лбу, – вроде нормально. Слушай, ты как будто меньше стала, раньше доставала макушкой до носа, а сейчас… не достаёшь.

Марк сам отстранился, вспомнил, насколько удобной была эта разница в росте для поцелуев, и невольно смутился.

Соня улыбнулась.

– Я как раз не изменилась, а вот ты как будто кормом для бройлеров питался.

Из спортивного юноши Марк превратился в высокого мужчину, даже в такой плотной одежде легко угадывались впечатляющие результаты тренировок.

В ответ из его живота раздалось тривиальное бурчание.

– Кстати о питании. Я бы перекусил. С утра сижу на кофе и музыке.

– Я бы тоже.

Зашли в первое попавшееся кафе с уютным, но стандартным дизайном. Марк не мелочился, заказал еды как для четырёх Сонь. Явно проголодался.

Пока ждали заказ, Соня увлеченно рассматривала меню, Марк сидел напротив, и теперь избежать его взгляда было практически невозможно.

– А ты на чем приехал? На своем скремблере или нейкеде?

– Ого, да ты запомнила названия, – похвалил Марк, – вообще-то, на машине. Для мотоциклов холодновато, да и это не крузер, чтобы так далеко ехать. Его у меня, кстати, нет. Зато есть «Сузуки» эндуро 2001 года выпуска.

– Эн дура?

– Почти. Он крутой, правда, пока раздолбанный в хлам. Но я его приведу в порядок. Раздобыл его у бывшего гонщика – чемпиона мира в мотокроссе.

– И что ты с ним будешь делать?

Марк удивленно выгнул бровь, он и не задумывался.

– Сначала чинить, а потом ездить. Может, даже в кроссе поучаствую. У байка чемпионская родословная.

– А у тебя неугомонная натура.

После ужина снова бродили по городу, болтали ни о чем, как в переписке, смеялись и не прикасались друг к другу. Соня заметила, что Марк стал всё больше замедляться и сильнее прихрамывать. Случайно обратила внимание, как он сморщился, когда перенес вес тела на здоровую ногу, и заволновалась.

– Больно?

– Немного.

Соня огляделась, усадила его на скамейку-качели рядом со стеклянным гостиничным комплексом.

– Ты почему молчал? Я тебя таскаю по городу уже, – она вскинула запястье, – уже пять часов!

– Сонь, не ори. Значит, терпимо было. Немного посижу и пройдет, – он вытянул обе ноги и, опершись на руки, отклонился назад.

В сумке Сони завибрировал телефон, она нащупала его и включила экран, несколько секунд пялилась на сообщение. Она совершенно забыла про Кирилла. За весь вечер ни разу о нем не вспомнила, словно ее выбросило в другое измерение, где никогда не существовало Сони Барановой. А теперь реальность пребольно лягнула в лоб копытом.

Кирилл волновался.

«Сонь, не могу до тебя дозвониться. Наверное, на вашем сабантуе музыка орет. Не вздумай ехать на ночь глядя. Переночуй в Анапе. Жаль, что квартира сейчас занята. Обещай, что не поедешь, у тебя есть деньги на гостиницу?»

Марк молча наблюдал за Соней. Видел, как она побелела и застыла.

– Всё в порядке?

Она вздрогнула.

– Кирилл пишет. Не хочет, чтобы я в ночь ехала. Переживает.

– Я тоже против.

Соня опустила взгляд на телефон.

– Я нормально вожу, – она замялась, – ну, иногда гоняю.

– Ты? – удивился Марк.

– Это случайно получается.

– Ты же мотоциклов боишься?

– Мотоциклы – это другое. Они слишком живые и с характером, чтобы ими управлять, – Соня задумчиво постучала ногтем по экрану, потом оглянулась. – Нужно найти гостиницу, пока ещё можно снять номер. Я в этом не очень понимаю. Круглосуточные, но такие, чтобы не притоны, наверняка есть в Анапе. Тебе далеко идти до твоей? Можно такси вызвать.

Марк пошевелил ногой, снова поморщился.

– Я нигде не остановился. Припарковал машину недалеко от набережной и сразу пошел к морю. А потом тебя встретил.

Соня набрала ответ Кириллу, чувствуя себя жутко неловко и из-за забывчивости, и из-за ситуации в целом.

«Переночую в гостинице, не переживай, все нормально, действительно не слышала твой звонок».

Марк поднялся.

– Сзади нас отель. На вид не притон. Пойдём?

Соня резко дернулась.

– Марк, я… я не пойду.

Он поймал ее испуганный взгляд и покачал головой.

– Твои чары на меня не действуют. Возьмем два отдельных номера, я замкну двери и подопру шваброй. На всякий случай.

Соня вспыхнула, тряхнула головой и двинулась к освещенному холлу отеля.

– Извини, я… в общем, не то подумала.

Марк обернулся и посмотрел на нее серьёзным чуть примороженным взглядом.

– Я тебе обещал, ты можешь меня не бояться.

Номера в отеле оказались дорогими. Марк хотел заплатить за оба, но Соня возмутилась, свой оплатила самостоятельно. Взяв ключи, они поднялись на лифте на самый последний этаж и прошли по коридору к торцевой стене с одинаковыми дверьми. Их номера выходили к морю и располагались стенка к стенке.

Марк прижал ключ-карту к электронному замку, открыл двери, но сразу не ушел. Смотрел на Соню, словно чего-то ждал.

– Спокойной ночи.

– И тебе.

Соня кивнула и торопливо скрылась за дверью. Зайдя в номер, сразу отправилась в ванную. Умылась, стерла косметику и, распустив тугой пучок волос, помассировала пальцами голову. Прошлась по комнате, разглядывая необычную обстановку. Обошелся номер недешево, но он того стоил, напоминал нечто среднее между бунгало и королевским люксом, и все это с морским антуражем. Сдвинув шторы, Соня нащупала ручку и вышла на балкон. Вид на ночное море околдовывал и обездвиживал. Перед ней расстилалась черная бездна с плавающими отражениями звезд. Ни конца, ни края, просто бесконечная колышущаяся тьма.

– Завораживает, правда?

Соня вздрогнула и прижала ладонь к груди. Марк стоял за ажурной перегородкой на соседнем балконе и смотрел на море. Он тоже не переоделся, снял свитер и теперь остался в обычной белой майке, хотя погода явно не располагала к такой легкой одежде. Спрятав руки в карманах джинсов, замер неподвижной статуей, сам как часть ночи.

Соня шумно выдохнула.

– Ты меня напугал. Три инфаркта за один вечер многовато. Как твоя нога?

– Болит. Пройдёт, – он устало потёр шею и едва заметно скривился.

– Можно я посмотрю?

– У меня, конечно, проблемы с ногой, но я не могу ее отстегнуть и кинуть на твой балкон, чтобы ты посмотрела. Она со мной в комплекте идет.

Соня развернулась к двери.

– Я сейчас к тебе зайду.

– Я уже подпер шваброй двери, не получится.

– Значит, разбаррикадируешься.

– Не надо, Сонь.

Его слова услышал только опустевший балкон.

Марк встретил Соню и, распахнув двери, отошел в сторону.

– Чай будешь? Раз уж не спится.

– Буду, только я сама сделаю. Сядь.

– Я не инвалид, – возмутился он, но опустился в кресло и махнул рукой в сторону встроенного бара, – там все есть.

Пока Соня заваривала чай, он молча наблюдал за ней, когда она села на соседнее кресло, скрестил руки на груди. Чувствовал себя неудобно и скованно.

– Давай просто попьем чай.

– Покажи.

– У меня носки с дыркой.

Соня придвинулась ближе и коснулась его коленки.

– Видела и похуже. Не забывай, у меня сын. Дырок у него на носках примерно столько же, сколько пальцев. Не знаю, как он это делает. Уничтожитель носков какой-то.

Марк усмехнулся. Пассажем о носках Соня умудрилась снять напряжение. Её горячая ладонь прожигала сквозь ткань, не двигаясь, обездвиживала его. Выпрямив ногу, он наклонился вперёд. Медленно закатал штанину вверх, до самого колена, а потом чуть-чуть повернул стопу. Голень выглядела непривычно узкой, на месте икроножной мышцы зияла впадина, прикрытая шрамированной кожей. Светлые неровные линии пересекали ногу, уходили под колено и охватывали щиколотку.

– Безобразно, да?

Соня опустилась на пол и осторожно коснулась стянутой рубцами кожи, чуть помедлив, положила ладонь на углубление, которое не было задумано природой.

– Что случилось? Почему она так выглядит?

Марк не шевелился, смотрел на Соню сверху вниз, на ее пальцы, скользящие по его изуродованной ноге.

– Пока носил гипс, началось воспаление, осколок кости остался в мышце, когда его сняли, уже начался некроз ткани. Камбалавидную удалили почти полностью, икроножную частично в несколько заходов, до последнего надеялись спасти. Один знакомый каноист посоветовал реабилитационный центр для спортсменов в Италии. Они сделали что смогли. Я хотя бы не инвалид, правда, двери в спорт мне давно закрыты. Сейчас я свободно об этом говорю, давно смирился, но тогда это было равносильно концу света. После реабилитации трепыхался целый год, пытался вернуться в легкую атлетику и приблизиться к прошлым результатам. Как ты понимаешь, нога не позволила мне этого сделать.

– Не представляю, через что ты прошел.

Марк чуть склонился, уперся локтями в колени.

– На самом деле случаются вещи и похуже, но тогда я считал себя самым несчастным человеком. Я лишился мечты.

– Это больно.

– Скорее безысходно. Меня сестра встряхнула. Вырвала из лап зарождающегося алкоголизма и депрессии.

– Мне очень жаль.

– Я знаю.

Соня не прекращала гладить голень Марка, но на него не смотрела, сосредоточилась на малахитовых полосах, которые оставляли её пальцы.

– Болит?

Марк прислушался к ощущениям.

– Намного меньше. Как ты это делаешь?

– Я же массажистка. Это моя работа.

Соня посмотрела на него в упор, продолжая поглаживать гладкие и тугие валики шрамов. Марк вздрогнул, отведя ногу в сторону, уклонился от обезболивающей ласки и резко встал.

– Чай остынет.

Он не поправил джинсы, прошёл по комнате с одной закатанной штаниной. Будто нарочно бравировал, выставлял голень напоказ, рассчитывая вызвать отвращение. Поставив чашки на столик, он снова сел. Соня вернулась в кресло и, потянувшись за кружкой, невольно скользнула взглядом по спине Марка. Заметив у воротника черные крылья ласточек, указала на них пальцем.

– Может, теперь скажешь, что они значат?

Марк развернулся полубоком и, стянув с плеча майку, продемонстрировал тату полностью. Соня видела птиц на фото, но в реальности это выглядело ошеломляюще. В первую очередь, потому что эти рисунки были частью Марка, распластались на его шее и лопатке, двигались на коже, присыпанной мелкими веснушками.

– Красивые.

– Ты же говорила, девчачья татуха.

– Я до сих пор так думаю. Тебе идёт.

– Сонька-злючка.

Она коснулась крыла ласточки на его плече.

– Почему они?

Марк накрыл Сонину кисть своей ладонью и крепко сжал.

– Ласточки моногамны. Выбирают пару на всю жизнь, они выносливые и терпеливые, всё время в движении, все время в полете, – он отвел руку Сони в сторону и продолжил: – А еще у них слабые ноги. Это теперь про меня.

Соня выдернула руку и резко встала. Прошлась по комнате, будто изучала обстановку, хотя номер зеркально отражал её собственный, толкнула двери на балкон. Ночь давно растеряла остатки тепла, воздух насытился влажной туманной взвесью. Марк вышел следом, обнял Соню за плечи и, прижав к груди, опустил подбородок на её макушку. Соня лопатками ощущала, как он дышит и как подрагивают его пальцы на ее плечах.

Оба молчали целую вечность. Еще через вечность Марк нарушил тишину.

– Ты опять меня боишься.

Соня резко развернулась и, толкнув к стеклянной перегородке, уперлась ладонью в его грудь.

– Я себя боюсь.

– Трусиха, я же сказал, ничего не будет, но можешь попробовать меня уговорить.

Соня вскинула вторую руку и обхватила ладонями его лицо. Пальцы щекотно зарылись в колючую щетину и сдвинулись к вискам, левый мизинец качнул серёжку в ухе.

– У тебя красивые уши.

– Потрясающий комплимент, – улыбнулся Марк, – нужно ли думать, что все остальное не очень?

– Веснушки прикольные.

– Рекламщикам не нравятся.

– Я заметила.

Соня провела пальцами по его шее и медленно спустилась на грудь. Прямо под ее рукой стучало сердце Марка, будто она держала его в своей ладони. Билось быстро и гулко. Марк не шевелился, и эта неподвижность странно контрастировала с рваным пульсом и судорожным дыханием.

Привстав на носочки, Соня потянула его за воротник майки и поцеловала.

Он до последнего не верил, что она решится, парализующий страх на дне ее глаз никуда не делся. Она до сих пор его боялась. Этот страх он победить не мог. Марк обнял ее и слегка приподнял, чтобы выровняться в росте, и Соне не пришлось неудобно запрокидывать голову. Поцеловал в ответ и сам же отстранился. Оглядел ее смущенное и виноватое лицо и снова прижался к губам. Старался быть нежным, но разве может быть нежным высоковольтный кабель, смертельно бьющий током? Он целовал её щеки, глаза, возвращался к губам, пока не заметил, что у поцелуев соленый привкус. Отстранился, провел пальцами по мокрым стрелкам ресниц.

– Ты замерзла, пойдем в комнату.

Соня дёрнулась назад.

– Марк, нет!

Он взялся за ручку двери и печально пообещал.

– Ничего не будет, я же говорил: попробуй меня уговорить. Ты была неубедительна.

Он снова заварил чай, включил телевизор и удобно устроился на кровати. Всем своим видом показывал, что на балконе ничего не произошло.

Соня села рядом и взяла свою кружку. Повернулась к экрану, но сосредоточиться не смогла, постоянно натыкалась взглядом на ногу Марка и сдерживала порывы снова ее погладить, облегчить боль, пожалеть. Почему ее вообще так зациклило на этой части тела? Это же мужская голень! Мохнатая, неизящная, еще и изуродованная.

Она и не заметила, как задремала. Вроде минуту назад пила чай, медленно моргала, а распахнув глаза, обнаружила, что свет уже не горит, телевизор не работает, и Марк лежит рядом. Точнее, не рядом, а вплотную, обхватив ее со спины рукой и зарывшись носом в ее распущенные волосы. Сквозь пелену сна Соня нащупала его руку на своем животе и накрыла ладонью.

Марк не сдержал свое обещание. Было всё. Было всё и гораздо больше. Для этого не пришлось даже обнажаться и заниматься любовью. Лучше бы случился секс, чем эта близость, прокравшаяся в кровь словно неизлечимый, но пока дремлющий вирус, притворившийся обычной простудой.

Соня проснулась рано, комната еще плавала в предрассветной дымке, скрывая очертания мебели. Марк размеренно дышал, согревая ее спину телом, а затылок дыханием. Соня осторожно приподняла его руку и соскользнула с постели. На секунду замерла у кровати. Каким же трогательными и беззащитным выглядел спящий Марк, несмотря на внушительные расслабленные мышцы и гранатовые оттиски на лице – отпечатки Сониных пальцев.

На цыпочках Соня покинула номер и зашла в соседний. Не тратя время на макияж, быстро оделась, схватила сумочку и выбежала в коридор. До парковки неслась как угорелая и постоянно оглядывалась. С пятой попытки завела машину и вырулила на дорогу. Только отъехав от Анапы на несколько километров, немного успокоилась и сразу же вырулила на обочину. Руки на руле дрожали, глаза щипало от непрекращающихся слёз. Стараясь дышать глубоко и ровно, Соня нащупала в сумке телефон и набрала сообщение:

«Ничего уже не будет как раньше. Нужно было прекратить еще в октябре. Не звони мне, пожалуйста, и не пиши. Мне нужно время и тишина. Я не могу тебя видеть, не могу слышать, не могу думать о тебе. Это зашло слишком далеко. Прости, я не хотела, чтобы снова было больно».

Уже отправив, обнаружила несколько опечаток, но удалять или переписывать не стала. Хотела отписаться от профиля Марка, но и на это не хватило сил. Отключила телефон, чтобы избежать соблазна взять трубку.

До Краснодара добиралась, постоянно останавливаясь на обочине. Ее колотило в ознобе, пейзаж за окном расплывался и терял связь с реальностью. Соня непроизвольно ускорялась и замечала это, только когда бросала взгляд на спидометр. В таком состоянии ей и пешком не стоило ходить, не то что передвигаться на машине. Чудом добралась, не устроив автокатастрофу.

Уже в городе вспомнила, что хотела купить Юле персональный подарок. Билеты, торт и организация вечеринки – это замечательно, но её Юлька обожала сюрпризы. Кирилл купил ей кольцо с янтарем. Похвастался еще два дня назад, а Соня надеялась найти подарок в Анапе, но забыла. Вообще забыла обо всем на свете. Остановившись у ювелирного магазина, Соня с помощью пудры и помады кое-как привела себя в порядок. В принципе, ее помятый вид очень походил на банальное похмелье и недосып, только вот Соня не пила и спала всю ночь.

Подарок нашелся быстро и неожиданно – серёжка для пирсинга в пупок со скрипичным ключом. Юля ценила символизм и всякие милые мелочи, намекающие на увлечения или памятные даты, а значит, такое украшение оценит. Но вручить его Соня не смогла. Когда она вернулась домой, Юли уже не было. Её встретил Кирилл, запыхавшийся и взволнованный.

– Сонь, опять телефон не зарядила? Уже обед, а ты только добралась. Я тебе зарядку на лоб приклею.

– Прости, – она выглянула в коридор, – Юля дома?

Кирилл обнял, привычно чмокнул в губы и помог снять куртку.

– Нет. Вы с ней разминулись. Убежала минут десять назад. Наверное, опять к Игнату.

– Его не будет в клубе?

Кирилл печально вздохнул и развел руками.

– Не будет. Игнат уже был тут, и они успели поссориться. Чай будешь?

Соня разулась и прошла на кухню, усевшись в кресло-качалку, укрылась пледом.

– Опять подбивает его на войну с мамой?

– Похоже на то. Юлька максималистка. У нее все просто: если ты не со мной, значит, против меня. А Игнат не хочет ссориться с родителями, пытается как-то все сгладить, договориться с ними. Ему же всего шестнадцать лет, он от них полностью зависит, да и любит их. Я его, в принципе, понимаю.

– Но ты против своих пошел.

– Я был старше, Сонь. Он еще ребенок.

Соня обхватила кружку пальцами, вдохнула аромат чая и задумалась.

– Громко ссорились?

Кирилл хмыкнул.

– Весь дом слушал от подвала до чердака и чуть-чуть соседи. Юлька не умеет тихо воевать, только с кровавыми жертвами и взрывами. Она его в итоге послала. А теперь сама к нему побежала. Любовь-война.

Соня вздохнула.

– Когда она это перерастет? Кипятковая натура.

– Если она в тебя, то никогда, – он сел напротив, обильно подсластил чай, – как прошла встреча?

– Утомительно. Спать хочу, – Соня откинула голову на спинку кресла и прикрыла веки. Смотреть в глаза Кириллу оказалось непосильной задачей.

К вечеру Юля так и не появилась. Кирилл переживал, что она и в клуб не придет, и гости будут праздновать день рождения без именинницы. Но когда они приехали в Jazz-cafe, Юля уже была там: насупленная и нервная. Надя встретила их и проводила на второй этаж, где для гостей специально выделили зону. Ожидались крестные, бабушка с дедушкой и одноклассники. Не такая уж и большая толпа для празднования совершеннолетия, но Юля не хотела и этого. Она бы с большим удовольствием провела этот день с Игнатом, но выбора ей не дали.

Весь вечер Соня просидела как в тумане, постоянно выпадала из реальности, возвращалась мыслями к Марку. Он не писал и не звонил, хотя сообщение прочитал. Значит, принял её просьбу, не оспорил и не попытался вернуть общение в прежнее русло. Видимо, и сам понимал, что по-прежнему быть уже не может.

Гости веселились, шумели, восхищались обстановкой, завороженно слушали исполнение песен, Юля тоже выступила на сцене. Всего за одну песню успела обзавестись несколькими тайными поклонниками и даже не заметила этого. Вела себя на удивление миролюбиво, не дерзила бабушке и дедушке, не цеплялась к друзьям, но Соня слишком хорошо знала свою дочку, чтобы поверить в ее улыбку и притворное спокойствие. Внутри Юли клокотала тьма. Она явно находилась на грани взрыва, и с каждой секундой он приближался.

Соня несколько раз пыталась поздравить Юлю и вручить подарок, но та постоянно увиливала и уходила к другим гостям. Поговорить получилось, только когда стрелки приблизились к десяти и самые возрастные приглашенные засобирались домой. Соня поймала Юлю в коридорчике, ведущем в туалетные комнаты, и, дёрнув за руку, заставила остановиться.

– Юль, стой, весь вечер не могу тебя поздравить, – она достала коробочку и протянула на ладони, – это тебе. С днём рождения.

Юля высвободилась, оглядела подношение с недоверием.

– Вы же билеты подарили, а папа утром кольцо.

– Это от меня.

Юля настороженно открыла крышку и коснулась блестящего камушка на пирсинге.

– Мам, ты в своем уме? У меня нет сережки в пупке.

Соня пожала плечами.

– Если сделаешь, я не против.

– Себе прицепи, раз тебя потянуло на приключения.

Соня опешила.

– Что?

– Что-что? Почему ты не приехала вчера? Встреча выпускников затянулась.

Соня качнулась, чуть не выронила коробочку.

– Я… поздно было ехать, папа настоял, чтобы я переночевала в Анапе.

Юля недоверчиво хмыкнула.

– Конечно. Как удачно. Могла бы утром приехать пораньше, а не к обеду. У всех есть дела поважнее, чем я. Мне не нужен твой подарок!

– Юль, да что на тебя нашло? Если это из-за Игната…

– Да пошел он к черту! Трус. Если хочешь знать, мне просто прикольно было соблазнить девственника. А теперь он мне неинтересен. Видеть его не хочу!

– Юль…

– И тебя тоже!

Юля обошла Соню, толкнув напоследок руку с коробочкой, и выбежала в зал. Сверкающая серёжка упала на пол, отдельно от упаковки. На камне осталось четкое синее пятнышко. Такой красивый цвет для такой гадкой эмоции – Юлина злость горела насыщенным кобальтовым оттенком.

Соня развернулась, хотела броситься следом, но Кирилл, увидевший конец ссоры, поймал её на лету.

– Оставь, ей нужно остыть. Если ты сейчас ее догонишь, вы обе взорветесь и наговорите кучу гадостей.

Соня поникла.

– И что мне теперь делать?

– Пока ничего. Гости уже разошлись, отвезу Веру Андреевну домой и буду ждать Юлю. Ты оставайся в клубе, может, она сюда вернется.

– Хорошо. Только ты сразу звони, если она появится.

Соня успокоилась, но ненадолго. Юлин телефон молчал. Клуб шумел и жил своей воскресной жизнью, время перевалило за полночь, а Юля не появилась ни здесь, ни дома. Волнение нарастало с каждой секундой. Соня обзвонила Юлиных подруг, пришлось некоторых разбудить, но никто ее не видел.

Надя закончила выступление и приблизилась к Соне.

– Не нашлась пропажа?

– Нет.

– Может, она у Игната?

Соня вздохнула.

– Я звонила ему первому. Не там. Нужно еще позвонить.

Соня встрепенулась, пролистала список вызовов и снова нашла нужный контакт.

Надя нахмурилась.

– Первый час уже, спит, наверное.

Но Игнат не спал, взял трубку после первого гудка.

– Пришла Юля?

– Нет.

– Я буду ее искать.

– Погоди, где ты будешь ее искать? Да тебя родители не пустят, а потом и вовсе посадят под домашний арест. Ты на время смотрел?

Игнат замялся.

– С сегодняшнего дня я уже под арестом. Давайте так, если она не вернется через полчаса, я все равно уйду из дома. Может, она в городском парке или на Затоне. Это ее любимые места.

Соня снова звонила Юле, но в ответ слышала только мерзкий писк и бездушный голос, раз за разом сообщающий, что телефон абонента временно недоступен. Кирилл давно покинул «дворянскую усадьбу», оставив Тима приглядывать за бабушкой, вояжировал по Юлькиным любимым местам для прогулок.

Соня прошлась по улице туда и обратно, Надя наблюдала за ней, стоя у дверей клуба, трогать или успокаивать опасалась. Соня была на взводе, волны страха расходились от неё, как круги на воде.

Звонок мобильного заставил Соню подпрыгнуть. Увидев незнакомый номер, она заволновалась еще до того, как услышала уставший и почти равнодушный голос.

– Баранова Софья Николаевна?

– Да.

– Ваша дочь у нас.

Соня тяжело сглотнула, развернулась к Наде. Та увидела белое, как мел, лицо Сони и подошла.

– Где это, у вас?

– В отделении полиции.

– Что случилось?

Надя склонилась к Сониному плечу и прислушалась к разговору.

– Она разбила витрину магазина. Гитарой. Ударила охранника, который пытался ее задержать.

– Что?

Полицейский снова начал перечислять Юлины прегрешения.

– Она разбила…

– Она порезалась? С ней все в порядке?

– С ней все в порядке, а вот у охранника ушиб.

– Куда ехать?

Узнав адрес, Соня сразу же отключилась. Пока звонила Кириллу, Надя вызвала такси. В пути Соня вспомнила про Игната, предупредила и его, что Юля нашлась. Он даже не удивился, но в его голосе явно прозвучало разочарование, кажется, Юлькины выкрутасы начали его утомлять.

Пока Соня и Надя тряслись на улице от волнения, Кирилл умудрился замять вопрос и вызволить Юлю. Соня не спрашивала, во сколько обошлась свобода дочери и амнезия охранника, догадывалась, что недешево. Разбитую витрину, естественно, оплатили полностью, еще и с излишком.

Домой ехали в гробовом молчании. Юля и Соня едва ли не тикали, словно бомбы на грани взрыва, из последних сил удерживались на краю скандала. Надя и Кирилл переглядывались, ожидая нападения с обеих сторон, готовились разнимать.

Когда подъехали к «дворянской усадьбе», Юля схватила Надю за руку и тесно прижалась к ее плечу.

Кирилл открыл входные двери и изобразил приглашающий жест.

– Ну, давайте, что ли, чаю попьем, согреемся.

Юля покачала головой и потянула Надю в свою комнату. Соня дернулась в их сторону, но, почувствовав на запястье цепкие пальцы, оглянулась. Кирилл покачал головой.

– Не надо, Соня.

– Я хочу поговорить с ней.

– Она не хочет.

Она выдернула руку и все-таки приблизилась к распахнутой двери спальни. Там и застыла: на пороге комнаты, на пороге Юлиной жизни. Дальше дочь ее не пускала. Настольная лампа слабо освещала силуэты на кровати. Надя обнимала Юлю и гладила по волосам, чуть покачивая и шепча слова утешения. Юля мелко вздрагивала и всхлипывала, хваталась за тонкую ткань Надиного платья, словно за края осыпающейся ямы.

Соня отошла от двери и медленно сползла по стенке на пол. Бездумно нащупала теплый бок вязаного шарфа и, уложив на колени, погладила, словно живое существо. Кирилл сел рядом и обнял Соню за плечи.

– Больно, – слово повисло меду ними без вопросительной интонации. Он точно знал, что больно.

– Очень. Почему ты меня остановил? Она же моя дочь? Не Надина. Моя.

Кирилл вздохнул.

– Ты бы сейчас за гитару ее ругала, за испорченный праздник, за полицию. Вы бы поссорились еще сильнее.

Соня хотела поспорить, даже рот открыла, но не смогла произнести ни слова. Кирилл знал её слишком хорошо. Когда схлынул страх, пришла злость, и эта злость сейчас раскрашивала полосатый шарф в однотонный лазурный цвет.

– Она выбрала Надю. Не меня.

– А ты выбрала одноклассников, а не ее.

Соня резко развернулась.

– Что? Что за глупость? Я приехала на ее день рождения.

– Только забыла, что утром вы планировали поход за красотой. Педикюры-маникюры.

Соня замерла.

– О Господи. Я действительно забыла. А ты? Ты сам мне сказал ночевать в Анапе.

– Я не знал про ваши планы, Юлька сказала уже в клубе.

Соня закрыла ладонями лицо, сдавила виски.

– Я худшая мать на свете. Я чудовище.

Кирилл притянул к себе Соню.

— Вот не нужно себе присваивать лавры монстров. Юлька чуть остынет, и вы сможете нормально поговорить. Она тебя любит, просто забыла об этом.

Соня покачала головой. Сейчас ей в это абсолютно не верилось. Синего цвета стало в ее жизни слишком много, своей интенсивностью он перекрыл бордовый и абсолютно закрасил янтарный.

Встреча с Марком потускнела и отодвинулась на задворки памяти, будто это было в другой жизни, а может, даже и не с ней. Образ Марка утонул в синих волнах злости.

– У вас к моему роялю какие-то счеты, достопочтимый Феодосий Аристархович?

— Нет, что вы, к роялю претензий нет.

Ольга Станиславовна приподняла руки над клавиатурой.

– Тогда извольте не стучать по клавишам, словно вы пытаетесь сделать из них отбивные.

Феодосий Аристархович тряхнул головой.

– Не могли бы вы не терзать педали так яростно, будто давите таракана?

– Я полагала, что давлю на вашу ногу. С педалями я обращаюсь нежнее.

Соня наблюдала эту беседу, стоя у дверей гостиной, ждала, когда возникнет пауза, и она сможет вмешаться. Бабушка и ее гость музицировали почти час. Сначала даже не ссорились, действительно играли в четыре руки. Соня не слишком хорошо разбиралась в классической музыке, но «К Элизе» Бетховена, естественно, узнала. Заслушалась и застыла. Надо же, как красиво лилась музыка, рожденная двумя парами рук. Бабушка частенько играла эту пьесу среди ночи, но сейчас она звучала объемнее и ярче. Может, потому что Соня не прятала голову под подушкой, чтобы заглушить полуночный концерт.

Препирательства начались с небольшой отсрочкой. Музыка обрывалась. Рояль то и дело замолкал, Ольга Станиславовна и сосед обменивались колкими репликами, спорили, кому переворачивать ноты и кому давить на педали.

Соня устало закатила глаза. Вошла в гостиную и поздоровалась:

– Добрый день.

Феодосий Аристархович отвлекся от клавиатуры.

– Доброго дня, барышня.

– Ольга Станиславовна, мне нужно идти, а сантехник так и не пришел, мама просила его дождаться.

– И какой реакции на эту новость ты от меня ждешь? – бабушка вздернула одну бровь, выражая одновременно презрение и досаду.

– Да никакой. Просто предупреждаю, что ухожу. Кому-то нужно быть дома.

– Я тут, если ты меня не заметила. И куда ты опять уходишь? Ты же дома практически не бываешь.

– На тренировку. Ладно, мне пора. Просто предупредила.

Соня развернулась, услышала шепот, коснувшийся ее затылка, словно сквозняк.

– Симпатичная барышня.

– Не дворянка. Абсолютно плебейская натура. Даже не знаю, что с этим можно сделать, разве что новую внучку завести… Продолжим, теперь я владею педалями.

Соня хмыкнула, так и хотелось всё высказать бабушке о «плебейской натуре», но она действительно торопилась на тренировку.

Как только установилась теплая погода, а лужи подсохли, Валентина Гертрудовна частично перенесла тренировки на улицу. Теперь раз в неделю их группа занималась кроссовой подготовкой. Соня знала, что на Затоне бывает и Марк, но пока еще ни разу с ним не сталкивалась. Сейчас их тренировки отличались, словно учеба первоклассника от подготовки абитуриента. Он занимался каждый день, приходил раньше и уходил позже. Конвой исчез, но Соня пока еще не поняла, радоваться этому или огорчаться. С одной стороны, она не отвлекалась на группу Палыча и улучшила результаты, с другой – ей не хватало общества Марка. Но признать это было выше ее сил, поэтому она, как обычно, злилась.

После восьмого марта резко потеплело, вдоль тротуаров проклюнулись цветы, небо поднялось выше и прогнулось куполом, исчезло ощущение, что оно вот-вот рухнет на головы. Под окнами флигеля голосили коты, орали так, что на их фоне бабушкины ночные музицирования звучали тихой колыбельной. Когда вопли начинали напоминать вызов дьявола, Соня открывала окно и кидалась в котов прищепками и карандашами.

На тренировку она опоздала. Приехала на Затон, когда все уже убежали на кросс. Еще издалека она увидела высокое дерево, завешенное цветными куртками и рюкзаками, словно экзотическими плодами, сегодня их было в два раза больше, чем обычно. На солнечном пятачке ее ждало тренерское возмездие. Двойная порция. Рядом с Валентиной Гертрудовной на складном стульчике расположился Палыч. Они громко переговаривались, делились впечатлениями о своих подопечных. Соня была почти уверена, что они обсуждали Марка. Недавно на тренировке в прыжках в высоту он показал результат кандидата в мастера спорта. Тренер на три минуты потерял дар речи, а потом отругал Абросимова, что тот неважно оттолкнулся, мог бы и до мастера допрыгнуть.

Соня стянула куртку, повесила рюкзак на свободную ветку.

– Извините, я опоздала.

– Да уж. Давай беги. Ребята по второму кругу пошли, – Валентина Гертрудовна достала тетрадку и ручку, приготовилась записывать время старта, – у вас сегодня пять кругов, потом специально беговые в подъем и прыжковая на песке. Хоп!

Соня побежала. Уже на ходу натянула наушники, но музыку включила едва слышно. На первом круге обогнала нескольких человек, ее тоже обгоняли, в основном мальчишки из группы Палыча. Она кивала в качестве приветствия, но не отвлекалась на разговоры, хотя дважды ее одергивали и даже делали комплименты. Соня указывала на наушники и бежала дальше. Марк всё не показывался. Пробегая мимо тренеров, она послушала время своего первого круга и включила на часах таймер, чтобы все последующие получились в этом же темпе. Кросс никогда не был ее сильной стороной. Слишком длительное мучение, лучше бегать спринт или хотя бы прыгать, а в идеале вообще танцевать. Неужели кто-то реально получает удовольствие от бега? Для Сони это был просто утомительный путь к возможности постоять на пьедестале, а тренировки – необходимое зло, плата за медаль и восхищение толпы.

Где-то там, среди деревьев, бежал Марк, по идее, он должен был уже ее догнать. Соня повернула на петляющую дорожку и окинула взглядом парк, впереди промелькнули и снова затерялись цветные олимпийки бегунов. Она хотела обернуться, но не успела. Спиной почувствовала знакомый тяжелый взгляд, услышала шелест ветровки и дыхание. Шаги становились громче и приближались. С каждой секундой волнение нарастало. Адреналин запустил реакцию «бей или беги», Соня невольно ускорилась, ее накрыло тревожно-удушающей волной паники, будто за ней действительно гнался маньяк.

Когда волнение достигло своего пика, Марк поравнялся с Соней и, дёрнув за руку, резко развернул. Без приветствия и объяснений, обхватил пальцами за шею и поцеловал. Оба задыхались от бега, раскраснелись и вспотели, пульс колотился в висках и расходился волнами по всему телу, словно вибрации от взрыва глубинной бомбы. Поцелуй получился рваным и суматошным, будто они тонули и из последних сил обменивались воздухом.

Соня хотела оттолкнуть Марка, но он отстранился раньше и снова вернулся на протоптанную дорожку. Сделав пару шагов, оглянулся.

– Бедро поднимай выше, голень захлёстывай меньше и вытягивай шаг, – выдав инструкцию, убежал, на ходу надевая наушники.

Соня несколько секунд стояла неподвижно, ощущая, как горят губы, а вместе с ними всё лицо, словно пылающая огненная головешка. Бросив взгляд на часы, она встряхнулась и снова побежала. Что это, блин, такое было?

В школе они не общались. Не только Соня игнорировала Марка, но и он ее избегал. После истории с «корнишоном» репутация Абросимова сильно пошатнулась, он лишился доступа в элиту школы, но девчонки из младших классов продолжали на него заинтригованно поглядывать. Кристина следила за каждым его движением и явно на что-то надеялась. Больше Монашки Соню раздражала только симпатия Нади. Рядом с ней Марк сбрасывал крапивную рубашку, улыбался и делался дружелюбным. С Соней он никогда таким не был.

На переменах Марк все чаще беседовал с Бубликом. Недавно Соня случайно подслушала их разговор.

– Давай с тренером поговорю, он тебя сразу же возьмет, еще на кроссе обратил на тебя внимание, сказал, шаг у тебя хороший, как у Болтаcontentnotes0.html#note_13, нужно мясо нарастить и технику.

Бублик запахнул куцую курточку, слишком легкую даже для марта, и покачал головой.

– Не могу, после школы я работаю.

– А где?

Бублик недоверчиво сощурился:

– Тебе деньги, что ли, нужны?

– Кому они не нужны?

– Шабашу в студенческой бригаде. Всякая фигня типа вскопать, разгрузить, перенести. Если что, говори, и тебя устрою.

Соня не стала дальше слушать, на горизонте показался Сергей. Накануне утром Соня в который раз убедилась, что быть его девушкой не только приятно, но и удобно. Когда она шла по тротуару, за ней пристроилась толпа мальчишек не самого культурного вида. Сначала они свистели и закидывали ее комплиментами, но, не получив реакции, перешли к пошлым шуточкам. Соня рассердилась, бросила на них уничижающий злой взгляд и ускорилась.

В толпе преследователей случилось замешательство.

– Ты дебил? Это Серёгина девушка!

– Кайла?

– Блин, он нам яйца открутит, если узнает.

Продолжения Соня не узнала, они отстали, а она перешла на быстрый шаг. Соня слышала от Олеси, что Сергей не просто так слывет хулиганом, силен не только в легкой атлетике, но и в боксе, точнее, в уличных драках. Пару раз Соня видела на нем синяки, замечала и сбитые костяшки, но эта сторона его жизни была скрытой, Соня и не расспрашивала, подозревала, что он отшутится и все равно не расскажет. У Сергея существовало четкое разделение на женское и мужское. А эти знания точно не предназначались для девушек.

Про утренних незадачливых преследователей он заговорил сам.

– Если эти придурки еще раз откроют рты, дай мне знать, котик. Обидели?

Соня покачала головой.

– Да нет. Даже комплиментами закидали.

– Догадываюсь. Сзади вид шикарный.

Соня шлепнула Сергея по ладони, спускающейся к ягодице.

– Мы в школе, вообще-то.

Он чмокнул Соню в губы.

– Идем сегодня в кино? На последний сеанс и последний ряд.

Соня нахмурилась.

– Завтра рано вставать. Ты ведь тоже едешь в Шапсугу?

– Еду. Больше тебя одну не отпущу, а то Абросимов рядом ошивается, – злость и ревность в его голосе цеплялись, как колючки репейника.

– У меня ничего с ним нет, – оправдалась Соня с досадой, заметив, что голос дрогнул.

– Это у тебя с ним ничего нет. А у него с тобой точно есть. Извини, котик, но для куртизанки ты маловато знаешь о мужской похоти.

Соня вспыхнула. Сергей был прав. Марк ее пугал.

– Только я завтра не на автобусе. Мой папа поедет.

– А-а-а. Сочувствую.

Соня не могла не согласиться, она сама себе сочувствовала, с того момента как папа вызвался быть в числе взрослых, собравшихся в Шапсугу. В этот раз Маруська Игоревна подстраховалась компанией родителей и еще двумя педагогами. В станице Шапсугской их ждала база отдыха с пейнтболом, канатной тарзанкой, прокатом лошадей и просто красивыми видами. Родители организовали все в рекордные сроки, собрали деньги, разделили обязанности и запаслись алкоголем. Они тоже планировали как следует отдохнуть.

Николай Николаевич заверил, что готовит лучший в мире шашлык, разжигает костер с одной спички и вообще веселый парень. Этого Соня и боялась. На первой стадии знакомства папа всегда стремился со всеми подружиться, вываливал на новичков все свои умения, знания и обожал хорошенько прихвастнуть. Соня не горела желанием видеть этот позор. Уж лучше брюзжащий отец, чем развесёлый и молодящийся.

Накануне поездки Соня долго не могла уснуть, а когда это получилось, проснулись коты, получили свою порцию прищепок и перенесли концерт под другое окно. После котов в комнату ворвалась бабушка.

Распахнув двери, застыла на пороге гневной богиней возмездия.

– Где умывальный кувшин и тазик?

– Кто?

– Фаянсовая пара с бледными розами. Они были тут, – она ткнула пальцем в пустоту, которую раньше занимал умывальный столик с кронштейном для полотенца. С тех пор как в усадьбе появился водопровод, столик переехал в одну из закрытых комнат. Ольга Станиславовна об этом, естественно, забыла.

Соня натянула одеяло до подбородка и замотала головой.

– Понятия не имею.

– Ты их продала?

– Я их в глаза не видела.

Бабушка вскинула подбородок.

– Лучше бы я тебя в глаза не видела, – приподняв подол длинной плотной сорочки, развернулась и хлопнула дверью.

Соня прислушалась к шуршаще-стонущей тишине. Дом не спал. Как и бабушка, предпочитал бодрствовать ночами, вскоре включил радио и заскрипел половицами. Соня накрыла подушкой голову и попыталась уснуть. В голову снова просочились мысли о Марке. Зачем он ее поцеловал? Он прекрасно знает, что у нее есть Сергей. Почему она ответила на поцелуй? Она прекрасно знает, что у нее есть Сергей.

Марк неудобный, и чувства к нему такие же неудобные. Слишком нервирует и слишком будоражит. Пугает. С Сергеем совсем не так: спокойно и интересно. Они вместе гуляют в одной компании, он не унижает ее и не заставляет чувствовать себя ущербной и плохой. С ним Соне не стыдно за свою одержимость внешностью, он не считает ее зубрилой и восхищается стремлением быть лучшей. С ним можно быть на виду и не прятаться. Марк – минное поле, эпилептический припадок, инфаркт, инсульт и столбняк одновременно, и самое главное, рядом с ним Соне все время кажется, что она не дотягивает до его идеалов. Ощущать себя ничтожной и отвратительной – мало приятного. А Марк не стеснялся в выражениях, унижал ее не единожды.

Соня и не заметила, как, завернувшись в тяжелые мысли, погрузилась в сон. Пробудилась от дробного стука капель по жестяному навесу. Подскочила и прилипла к стеклу. Дождь! А как же поездка? Классный чат сразу же взорвался сообщениями. Отдых на базе решили не отменять, в конце концов, пересидят в беседках и угостятся шашлыком. У станицы Шапсугской дождь прекратился, но оставил после себя мутные лужи и подпорченное настроение.

Пока взрослые суетились у стола, раскладывали привезенный с собой провиант и возбужденно переговаривались, ученики разбрелись по базе. Фотографировались, изучали беседки и приставали к инструкторам в надежде узнать, откроются ли сегодня пейнтбол и канатная тарзанка.

Николай Николаевич колдовал у мангала, весело и суматошно нанизывал мясо на шампуры, беспрестанно острил. Соня оценила масштаб бедствия, как только папа произнес в одном предложении сразу два запрещенных слова:

– Сейчас будет ништяк, полюбэ понравится.

Соня закрыла лицо ладонью и отошла подальше. «Полюбэ» и «ништяк» – эти слова считались модными еще во времена рабовладельческого строя. Какой позор! Почему другие родители сидят себе мирно и втихаря выпивают, перемывая косточки молодой биологичке, а ее отец пытается сдружиться с одноклассниками? Хуже и быть не может. Хотя нет, может. Если папа попросит учеников обращаться к нему по имени, она сгорит со стыда, застрелится из пейнтбольного маркера.

Ближе к обеду распогодилось. Сизые тучи все еще висели на небе, но в прорехи между ними выглядывало застенчивое солнце. Как только открыли пейнтбольную площадку и прокат лошадей, беседка тут же опустела. Сергей чмокнул Соню в нос и виновато развел руками.

– Прости, котик, я стреляться. Не скучай.

Соня прошлась по территории базы, стараясь не отклоняться от плиточных дорожек. Ее белые кроссовки потеряли свежий вид, а джинсы снизу присыпало грязными веснушками. Ощущение неопрятности усиливалось с каждым новым пятнышком. Сделав несколько снимков у озера и в гамаке, она подняла взгляд вверх. Прямо над ней трос тарзанки пересекал небо и терялся где-то в кроне деревьев. Такие же струны, только длиннее, пролегали прямо над беседками, пейнтбольным полем и соединялись вышками разной высоты.

Соня, не раздумывая, купила билет, решив, что это лучше, чем выслушивать разговоры подвыпивших родителей или краснеть рядом с папой. Из административного домика ее отправили к месту старта. На поляне уже толпились желающие пощекотать нервишки. Помимо двух инструкторов, группа состояла из братьев-футболистов – ее одноклассников, – трех учеников из параллельного класса и семьи с девчушкой лет десяти. Чуть в стороне стоял Марк, уже в обвязке. Соня покачала головой. Ну конечно! Куда без него. Он не удивился, увидев Соню, только хмыкнул.

Натянув каски, они двинулись к высокому дереву. Именно на его стволе расположилась первая площадка. Деревянный настил нещадно скрипел, раскачивался вместе с кроной и выглядел слишком хлипким, чтобы удержать на себе такую толпу. Соня невольно съежилась, вцепилась во влажные после дождя перила и оценила расстояние до земли. Падать было далеко.

Мужчина прижал к перилам жену и дочку.

– Мы не свалимся отсюда, как спелые груши?

Инструктор безразлично пожал плечами.

– Пока не поздно, можете спуститься. Потом никак. На второй вышке нет лестницы.

Соня и сама задумалась. Ветер усилился, а солнце скрылось за серой тучей, по пластиковым каскам застучали редкие, крупные капли.

Инструкторы переглянулись, втайне надеясь, что найдутся желающие спуститься, но никто не шелохнулся. Парень, который выглядел старше и опытнее, поднялся на ступеньку, закрепил карабин и отправился в полет. Именно так со стороны выглядел его стремительный спуск. Он даже руки раскинул, словно крылья. Другой инструктор дождался, когда трос завибрирует, обозначив освободившийся путь.

– Теперь подходим. Кто первый?

Марк бросил на Соню короткий взгляд и залез на выступ. Он был выше инструктора, ему пришлось пригнуться и скорчиться, чтобы достать карабином до троса и при этом не треснуться о ветку головой. Когда и он улетел, Соня решительно шагнула вперед.

– Теперь я.

Она едва не соскользнула с мокрой и склизкой ступеньки, уцепилась за ствол и всерьез заволновалась. Если она рухнет вниз, лепешка из нее получится некрасивая – клякса в дурацкой каске и грязных кроссовках. Инструктор закрутил карабин и вытолкнул ее, словно птенца из гнезда. Соня не зажмурилась, хотя в глаза ударил поток ветра, пронизанный каплями дождя. Ощущение полета с лихвой перекрывало все неудобства. Соня раскинула руки. В животе похолодело и затрепетало от восторга. Жаль, полет закончился слишком быстро. Инструктор мягко поймал ее и, приподняв, отцепил от троса. Соня нащупала ногами твердую поверхность и наконец выдохнула.

Марк стоял у края и озабоченно разглядывал небо. Дождь усилился, над ними висела самая настоящая снежная туча. На этой площадке не было не только ступеней, но и крыши. Квадратный подиум ограждали невысокие перила, даже на вид непрочные. Пока переправлялась вся группа, моросил дождь, но когда прибыл второй инструктор, капли сменились градом.

Это стало для всех неожиданностью. Инструкторы, обычные мальчишки сами немного старше Сони, растерялись, принялись звонить начальству и спрашивать, что им делать. По технике безопасности запускать людей на мокрый трос категорически запрещалось, но спуститься можно было только с четвертой и пятой точки. Они же стояли посреди пустыря, незащищенные и открытые непогоде со всех сторон.

Как только начался град, Марк стянул куртку и накинул на плечи Соне, надел капюшон прямо поверх каски и прижал ее к себе. Её нос уперся в складки толстовки на его груди. Она сначала вдохнула, а потом попыталась выпутаться из его объятий.

– Ты сам сейчас промокнешь насквозь.

Марк не шелохнулся.

– Ничего со мной не случится. У меня шикарная каска, почти сомбреро.

– Если ты заболеешь, Палыч меня закопает в прыжковой яме, разровняет граблями и позволит вам прыгать на мои косточки.

Марк хмыкнул, но руки не опустил, наоборот, прижал еще крепче, окутывая и защищая собой.

– Скорее всего, так и сделает.

Она пошевелилась, перевела взгляд на доски настила. Крупные градины отскакивали от них, как мячики, и рассыпались тусклыми бриллиантами.

– Ого, вот это град. Больно?

Марк чуть сморщился.

– Неприятно.

Другие тоже как могли укрывались от града. Опустившись на корточки, сгрудились и вжали головы в плечи. Через десять минут от тучи не осталось и следа, словно и не было мартовского катаклизма. Так как сойти вниз не представлялось возможным, решили переправиться на третью точку и уже там решить, как быть дальше.

Вода с мокрого троса летела прямо в лицо, вещи украсились ржавчиной и вымазались разводами грязи. Семья с ребенком спустилась сразу же, как только переправилась на вышку со ступеньками, остальная группа рискнула дойти до конца. Дождь прекратился, с каждой струной тарзанки вышки становились меньше – пятая, последняя, ждала их на поляне недалеко от беседки.

Спустившись на землю, Соня оглядела промокшую грязную одежду. Куртку она вернула Марку еще на вышке, не хватало еще в таком облачении попасться на глаза Сергею. Зря волновалась. Сергей вернулся с пейнтбола еще позже. Увидев Соню в беседке, дрожащую и грязную, обнял и включил чайник.

– Ну, котик, ты даёшь! Я видел на вышке трясущихся зайцев, еще позлорадствовал, что им досталось по полной, а там, оказывается, была ты.

– И все равно было круто.

Сергей налил в кружки чай, одну придвинул к Соне. На другой стороне стола Олеся со своей свитой приставала к Кристине. Та оглядывалась, видимо, в поисках Марка, вжимала голову в плечи и молчала.

Сергей поймал Сонин напряженный взгляд.

– Олеська никак не простит Монашку.

– За что? Что им вообще делить?

Сергей придвинулся ближе к Соне и растер ладонью ее спину.

– Это давняя история. Мы в садик в одну группу ходили. Кристя и Олеська были лучшими подругами. Знаешь, вот это все сопливое «ты моя сердечная подружка до самой смерти», клятвы верности и обмен колготками.

Соня заинтригованно притихла.

– Что случилось?

– Мать Монашки увела отца из семьи Олеси. Это в пятом классе было. Мамка Олеси запретила отцу видеться с детьми и, естественно, каждый день рассказывала, кто в этом виноват. Олеська выросла с этой ненавистью, она у них подавалась на завтрак, обед и ужин. Я сам пару раз слышал, как ее мать кроет матом бывшего мужа, а вместе с ним и разлучницу.

– А Кристина при чем? Она матери лишилась, между прочим.

Сергей покачал головой.

– Как это при чем? Она ее дочь. Олеське нужно кого-то ненавидеть. Правда, она заигралась в месть. Пойду ее одерну.

Сергей действительно подошел к Олесе и что-то сказал ей на ухо. Она фыркнула, дёрнула плечом, но от Монашки отстала. Соня зябко поёжилась, но не от холода. Перехватила затравленный взгляд Кристины и резко отвернулась. Надо же, как живуча ненависть, и как едко отравляет того, кто ненавидит, даже больше, чем объект этого разрушающего чувства.

После поездки Соня начала ловить на себе взгляды Марка гораздо чаще. Таилось в них что-то странное, похожее на ожидание и тоску. Это заметила даже Олеся, но пока воздерживалась от шуточек. Подозревала, что в случае ссоры Сергей встанет на сторону Кайлы, а это будет окончательным крахом ее царствования. Недавно она распустила слухи, что Сергей до сих пор тайно влюблен именно в нее, а Кайла – это просто временное утешение и способ заставить ревновать. Это добавило Олесе очков в гонке за школьное лидерство, но ситуацию не изменило. Соня планомерно и уверено отбирала у нее корону.

Последние дни марта Соня провела словно в трёх измерениях. Едва справлялась со своим перегруженным режимом дня, разрывалась между репетиторами, тренировками, танцами, уроками и подготовкой к ЕГЭ. Ситуацию осложняла проснувшаяся на душе и в организме весна. Тело бунтовало, требовало счастья, отдыха и чего-то еще неясного, но смутно ожидаемого.

Коты орали реже, нашли свою кошачью радость и успокоились. Соня им даже завидовала. Как у них все просто. Любовь приравнивалась к инстинкту размножения.

Соня отвернулась от мокрого окна и, отложив учебник, потянулась. Стрелки выстроились в вертикальную линию, дом на время затих, приготовился к ночной жизни. Переодевшись в спальный топ и шорты, Соня выключила свет и устроилась под одеялом. Она обожала это дремотное состояние на грани сна и яви, когда тело засыпает раньше мозга, а перед глазами плавают обрывки впечатлений, тягучие, чуть-чуть приукрашенные воображением. Веки тяжелые-тяжелые, слипаются постепенно, и какое-то время мир видится сквозь ресницы, звуки размываются и отступают…

Стук по стеклу выбросил Соню из блаженной дрёмы. Она приподнялась на локтях, оглядела комнату.

И снова дробный стук.

Соня встала, подошла к окну и резко отпрянула. За мутным от дождя стеклом стоял Марк. Соня сдвинула прищепки в сторону, повернула ручку и толкнула створку.

– Ты? Что ты тут делаешь?

– Гуляю, – Марк подтянулся на руках и, перекинув ноги через подоконник, спрыгнул на пол.

Соня растерянно отступила.

– Там дождь.

Марк тряхнул мокрыми волосами и снял куртку.

– Я знаю. Поэтому пришел погреться.

Соня, как заторможенная, взяла влажную куртку из его рук и повесила на спинку стула. Словно не осознавала, что Марк в ее комнате, будто сон не закончился, просто немного изменился. Ей часто снился бред, в котором она пыталась воткнуть вилку от фена в лимон, куда-то опаздывала и бежала в одном ботинке за енотом, чтобы добиться от него правды: брал ли он ее гаечный ключ семь на восемь?

Но этот бред был самый бредовый.

– У тебя что, друзей нет? Почему ко мне пришел? – она бросила взгляд на часы. – В полночь.

Марк аккуратно разулся, оставил ботинки у окна и разгладил намокшую футболку.

– Есть, но я хотел к тебе. Тем более у вас резиденция Дракулы, вам положено ночью не спать.

Соня расправила распущенные волосы, скрывая тонкую ткань топа, и зябко поджала босые пальцы.

– Чай будешь?

– Буду.

Закрыв двери, Соня вышла в коридор и застыла. Какой чай? У нее галлюцинация? Но тарахтящее сердце и дрожь подсказывали, что нет.

Когда она вернулась с двумя дымящимися кружками, Марк сидел на кровати и листал учебник физики. Увидев Соню, отложил книгу и поднял взгляд вверх.

– Кажется, у вас на потолке кого-то расплющило или на крыше валяется забытый труп, истекающий черной кровью.

Соня тоже задрала голову.

– А… это. Это легендарное пятно, оставшееся после выстрела пробкой шампанского.

– И никого не волнует, что оно похоже очертаниями на человека?

– Давно уже не волнует.

Соня протянула одну кружку Марку и отошла к комоду. Только сейчас до нее начала доходить абсурдность ситуации. В ее комнате, на ее кровати сидит промокший Абросимов, пьет чай, будто это обыденное явление и не первое ночное чаепитие.

Марк поднял взгляд над краем чашки, осмотрел Соню от макушки до пальцев ног и снова опустил глаза.

– Вкусный чай.

Соня обхватила пальцами свою чашку, уперлась поясницей в острый край комода.

– Бабушкин рецепт. Не спрашивай, что там. Понятия не имею. Наверняка что-то полезное для суставов и почек.

Марк хмыкнул и напряженно вслушался. Размыто и нечетко, будто через слой ваты звучала мелодия. Спросить он не успел, Соня сама объяснила.

– Это радио.

– Кто его ночью слушает?

– Призраки, наверное. Не знаю, я уже почти привыкла к этому странному дому.

Марк поднялся, поставил полупустую свою чашку на подоконник и медленно приблизился к Соне. Она затаилась, сжала кружку пальцами и чуть отклонилась назад. От Марка пахло Марком и дождем, а теперь еще и чаем на травах. Он разжал пальцы Сони, забрал у нее кружку и, не глядя, поставил на комод где-то за ее спиной.

– Я тебя сейчас поцелую.

Соня нервно ухмыльнулась.

– Зачем предупреждаешь?

– Чтобы ты не сбежала.

Соня выставила вперед ладонь, но вместо того, чтобы оттолкнуть, положила ее на мокрую футболку Мака и чуть сжала ткань, царапнув ногтями кожу. Он резко вдохнул и отвел ее руку в сторону. Приблизившись вплотную, запустил пальцы в её волосы и поцеловал. Соня вскинула руки вверх и, обняв Марка за шею, ответила на поцелуй. На фоне прохладной кожи губы, согретые чаем, казались горячими, а язык и вовсе обжигал.

Марк целовал нежно и тягуче, но его руки вели совсем другую игру. Несколько раз его ладони словно невзначай задели Сонину грудь, сместились на поясницу и смяли ткань шортиков. Ему не терпелось добраться до кожи Сони. Забравшись под топ, его пальцы тронули нижний край обнаженной груди, смело поднялись выше и накрыли грудь полностью. Соня на мгновенье застыла, пытаясь свыкнуться с новыми ощущениями. Марк почувствовал ее смятение и выждал несколько секунд: руку оставил неподвижной, но поцелуй не прервал.

Соня дрожала, понимала, что с ней происходит, но это знание не умаляло опьяняющую слабость, а как будто усиливало её. Он держал ее сердце в ладони и то, что добрался до него через грудь, казалось вполне закономерным. Соня припомнила Надину убежденность в том, что Марк девственник, и чуть не засмеялась. Вел он себя слишком нагло и уверено, явно знал, как целовать и как дотрагиваться. Почувствовав, что Соня прижимается к нему, окончательно осмелел, забрался пальцами под резинку шортиков и погладил обнаженную ягодицу.

Поцелуй все не прекращался, Марк использовал его словно парализующий яд и отвлекающий манёвр. Не отрываясь от губ Сони, приподнял ее под бедра и перенес на кровать.

Соня зажмурилась. Ей казалось, если она не видит Марка, значит, его не существует, он часть ее бесстыжего сна. А во сне можно все. Марк целовал ее лицо, шею, ключицы, продолжая скользить руками по телу. Чуть спустил шорты и поцеловал живот, лизнув пупок, отстранился и на мгновенье застыл. Соня обеими руками вцепилась в изголовье кровати, будто боялась прикоснуться к Марку. Стянув футболку через голову, он отбросил ее в сторону и снова склонился над Соней. Осторожно приподнял топ и, оголив грудь полностью, щекотно коснулся дыханием, а потом и губами. Соня выгнулась ему навстречу и стиснула зубы. Её трясло мелкой дрожью, кожа покрылась мурашками от пяток до затылка.

Марк, разжав ее пальцы, заставил выпустить спинку и положил ладонь Сони на свой живот. Нарочно толкнул ниже и сверху накрыл своею рукой. Соня распахнула глаза и увидела его неподвижное лицо. Он слегка отстранился и, глядя в упор, наблюдал за ее реакцией. Пусть через одежду, но она все почувствовала. Ей еще не приходилось ощущать чужое желание так явственно и остро. Марк хотел, чтобы она это поняла. Она дёрнула рукой, но не смогла избавиться от его цепких пальцев. Опустив взгляд, увидела, что Марк уже без футболки. На его шее болтался тонкий шнурок с крестиком, и этот самый крестик сейчас лежал на ее груди, обжигая прохладным металлом.

Марк отпустил руку Сони и, разведя коленом ее ноги, плотно прижался бедрами. Она шумно выдохнула: уж лучше бы он оставил там руку. Чувствовать его так близко оголенной и влажной после поцелуев кожей было сродни боли.

Она испуганно сжалась.

– Марк, нет.

Но он не остановился. Нащупал резинку на шортах Сони и потянул ее вниз. Губами скользнул по шее и прикусил мочку уха.

Соня уперлась ладонями в грудь Марка и попыталась оттолкнуть. Дурман схлынул, теперь она ясно осознала, к чему ведут эти ласки, и струсила. Испугалась его настойчивости и опьяненного тяжелого взгляда, своей растерянности и слабости перед силой чувств. Её знобило от возбуждения и страха. Опять накрыло волной сковывающего ужаса, будто она стоит у пропасти, ее несет к самому краю, и она не в силах сопротивляться.

Соня перестала вырываться и просто застыла.

– Марк, пожалуйста.

Её неподвижность подействовала лучше борьбы и просьб. Марк отстранился, тряхнул головой и сел на край постели.

– Прости, я… – он взлохматил волосы, подобрал футболку и перекинул через плечо, – не хотел тебя напугать.

Соня одернула топ и поправила частично спущенные шорты. Хотела наорать на Марка, даль пощечину, но замерла, услышав практически за дверью шаги и громкое бормотание. Она вскочила и заметалась по комнате.

– Прячься, это бабушка.

Марк тоже встал, оглядел полукруглый флигель.

– Куда?

– В шкаф.

Соня схватила ботинки, куртку, всучила в руки Марку и толкнула спиной в недра шифоньера. Едва успела закрыть дверцу, как в комнату вошла Ольга Станиславовна.

– Где мои керамические зайцы?

– Какие ещё зайцы?

Бабушка просканировала взглядом флигель, немного приостановилась на смятых простынях и кружках с чаем.

– Особенные, керамические, полученные в дар после охоты на русаков в угодьях вдовы Потёмкиной.

Соня устало потерла лоб.

– Понятия не имею. Я хочу спать.

– Почему тогда не спишь?

Ольга Станиславовна обошла комнату, убедилась, что статуэток нет, и направилась к двери. Взявшись за ручку, оглянулась.

– Окно закрой, плесень портит обивку на кресле. Эта ткань старше тебя, между прочим. Поразительная беспечность, но вполне в твоем духе.

Выпроводив бабушку, Соня несколько минут простояла, прижавшись спиной к двери. Убедившись, что Ольга Станиславовна ушла, приблизилась к шкафу и распахнула дверцу.

Марк выбрался, натянул футболку, а сразу за ней и куртку.

– Вот это бабуля. Круче графа Дракулы.

Соня сложила руки на груди и отвернулась.

– Уходи.

– Сонь, ты обиделась?

– А как ты думаешь?

Марк приблизился, положил ладонь на ее плечо, но она дернулась и ускользнула от попытки обнять.

Он отступил.

– Я не хочу догадываться, я хочу знать. То, что сейчас произошло, для меня очень важно.

Соня развернулась, в три шага добралась до окна и распахнула створку.

– Я просила тебя остановиться.

– Я остановился, – он надел ботинки и принялся шнуровать.

Соня наткнулась взглядом на комод и, вспомнив, как сама целовала Марка, вспыхнула от смущения: он видел ее грудь! И не только видел: трогал и целовал. А она… она тоже его трогала.

– У меня есть Сергей, – выпалила она и сама удивилась, что сейчас о нем вспомнила.

– Я помню, – глаза Марка сощурились, зрачки превратились в колющие точки. Он выпрямился и приблизился к окну: – Его ты не отталкиваешь и не останавливаешь, да, Соня?

– Он такого себе не позволяет!

– Ну конечно. С другими спит, а тебя не касается.

Соня подавилась воздухом, часто и поверхностно задышала.

– А знаешь что? Его бы я не остановила. Он нежный и внимательный. Идеальный вариант, чтобы расстаться с девственностью.

Марк приблизился почти вплотную, навис над Соней, но не коснулся.

– Вот и иди к своему Сергею.

– Вот и пойду!

Он сел на подоконник и поднял воротник. Пошатнулся, хотел что-то сказать, но вместо этого плотно сжал губы и спрыгнул на землю.

До утра Соня не могла уснуть. Во сне она не оттолкнула Марка, не было страха, не было злости, была ночь упоительной нежности. А потом Соня снова бегала за енотом и требовала вернуть ее гаечный ключ семь на восемь.