Кисло-сладкое

11 глава. Бирюзовый июль

Бирюзовая надежда

Кляксами на волнах брезжит.

Чаянья аквамарин,

Синева морских глубин,

Пахнет солью, пеной нежной.

Соня высыпала в чашку собранную вишню и обтерла липкие руки.

– Смотрю, никто не хочет мне помочь?

Юля лежала на деревянных качелях, скрестив поднятые вверх ноги, и лениво листала журнал. Она не притворялась, вопроса действительно не слышала, отгородилась от мира наушниками. Узорчатая тень абрикоса пятнами бродила по ее коже, но иногда сквозь листву пробивалось солнце, и тогда Юля жмурилась.

Смахнув прилипшие ко лбу волосы, Соня взяла пустое ведерко и передвинулась туда, где в сочной листве сверкали хрустальные бордовые ягоды. В этом году вишня плодоносила обильно, нагнула ветви и обеспечила Соню работой на половину июля. Кирилл обожал вишню в любом виде: в варенье, выпечке, соке, желе. Несколько раз предлагал вместо старых абрикосов, цветущих в основном впустую, заполнить сад неприхотливой «Красавицей» или «Черной крупной». Пока дальше планов дело не сдвигалось, и Соню это радовало. Вишню она тоже любила, но уже без косточек и желательно в виде штруделя.

Юля болтала ногами и напевала знакомую мелодию, что-то из творчества Агузаровой. Надя и ее подсадила на странные песни. Почувствовав пристальный взгляд, Юля обернулась и стянула наушники.

– Ты что-то говорила?

Соня подвесила ведерко на крючок, а крючок на ветку. Нарочно тянула с ответом и гадала, как подступиться. Вчера она стала невольной свидетельницей ссоры дочки с Игнатом. Хотела бы поддержать Юлю, но рассудок твердил, что прав был парень.

– Игнат сегодня придет?

Юля нервно фыркнула.

– Нет. И завтра не придет, и никогда не придет.

Соня отвлеклась от сбора ягод, сдвинув ноги Юли, и села на качели.

– Ты же его любишь.

– Это вообще неважно, – она поднялась, схватила журнал. – Заколебал уже. Я решила одарить вниманием бармена из клуба Нади. Взрослый, красивый, не выносит мозг и не пытается меня воспитывать. А Игнат пусть найдет себе другой объект для приложения педагогических наклонностей. Молокосос, а взялся меня учить. То нельзя, это нельзя.

– Это как раз и важно. Ему не все равно, что с тобой будет. Игнат хороший.

Юля остановилась, шаркнула ногой по земле, вздымая облако сухой пыли.

– Слишком даже. Я на его фоне дьяволица. А это, знаешь ли, неприятное ощущение.

Спорить было бессмысленно. Когда-то такое же ощущение своего несовершенства в Соне вызывал Марк. И приятного в этом действительно не было.

На крыльце Юля столкнулась с Кириллом и Верой Андреевной. Они о чем-то быстро переговорили, Кирилл поймал взглядом Соню на качелях и помахал рукой.

– Сейчас подойду!

Соня откинулась на прогретые солнцем доски и прикрыла глаза. Вишневый сок на пальцах подсох и превратился в липкую плёнку. Склеив пальцы, она перевернула ладони вверх, чтобы не вымазать одежду.

Кирилл сел рядом, слегка качнул качели.

– Съездили наконец-то к терапевту. В общем, Вера Андреевна как терминатор. Еще всех нас переживет.

Соня улыбнулась.

– И это сказал бессмертный терапевт. Серьёзно, сколько ему лет? Он бабушку наблюдал, лечил горчицей и аскорбинкой. Я его помню только старым. Будет еще внуков Тима подорожником исцелять.

Кирилл потянулся к чашке, взял веточку вишни и повесил на Сонино ухо, словно сережку.

– Купальник купила?

– Купила. Даже два и шляпу. Старый мне и в прошлом году был тесен в груди, а в этом – по швам затрещал.

Кирилл загадочно ухмыльнулся, уткнулся взглядом в натянутую спереди футболку.

– О да.

Соня шлёпнула его по коленке.

– Кир.

– Какой, кстати, взяла? Покажешь?

– В августе в Крыму увидишь, – Соня убрала вишню с уха, сняла зубами с ветки, – лишь бы на солнце не выгорел. Сейчас такой красивый аквамариновый цвет.

Кирилл закинул горсть вишен в рот, принялся жевать. Соню всегда удивляла его фантастическая способность избавляться от косточек, перекатывая языком сразу несколько ягод.

Прожевав, он выплюнул в высокую траву мелкие гладкие косточки.

– На неделю едете?

– Чуть меньше.

– Чую, с Заринкой вы отдохнете. Скучно не будет.

Соня уловила в голосе Кирилла непривычную эмоцию – ревность, и растерялась. Кирилл ее не ревновал, давно не ревновал, последний раз это было в сентябре, когда они только поженились. Поторопилась успокоить.

– Там еще Тоня будет, Наташа и Лера.

– Что еще страшнее. Женская компания на отдыхе. Спорим, Зарина поведет вас на мужской стриптиз?

Соня засмеялась, в принципе, она тоже в этом не сомневалась.

Хлопнула калитка. Во двор вошел Тимур, обернулся к тротуару и махнул рукой.

– Пока, Дём!

– Стой, Бублик! А родаки тебя в пиццерию отпустят?

Тимур неуверенно кивнул. Соня и Кирилл переглянулись и одновременно засмеялись.

– Родаки не против, – крикнул Кирилл так, чтобы слышал и мальчишка на улице.

Тимур смутился, поспешил в дом.

Соня покачала головой.

– Надо же, Бублик!

– Кто это вообще был?

– Соседский внук, с Тимом теперь на легкую ходит.

– Тим сам ездил?

– Отвезла его Юля. А вот обратно он решил добираться самостоятельно на трамвае.

Кирилл многозначительно приподнял брови.

– Наш Тим вырос, – он нехотя поднялся, – ладно, мне нужно ехать, и так сегодня в больнице задержались.

Соня тоже встала, снова подошла к дереву. Кирилл обнял ее со спины и поцеловал в висок.

– Я тебя люблю.

– Спасибо.

– На здоровье, – усмехнулся Кирилл. Он давно не обижался, когда Соня отвечала подобными фразами – благодарила за любовь. Принимал как должное, что его чувства сильнее.

Проводив Кирилла взглядом, Соня продолжила обрывать вишню. В голове эхом звучало слово «Бублик». Сколько лет прошло с тех пор, когда Соня в последний раз называла так Кирилла? Она долго привыкала к его имени, первый год совместной жизни в разговорах то и дело выскакивало школьное прозвище. А теперь «Бублик» вернулся и прилепился к ее сыну.

Мысли снова свернули в прошлое восемнадцатилетней давности. Сделав Соне предложение, Кирилл уже на следующий день перевез вещи в ее квартиру. Первым делом починил сливной бачок и подкрутил провисшие дверцы. О том, что он носит новый статус и подарил свою фамилию избраннице, его родители узнали уже после росписи. Не было пышной церемонии, только кабинет и почему-то недовольная дама-регистраторша. Когда она объявила их мужем и женой, они не поцеловались. Кирилл так волновался, что ему было не до этого, а Соня втайне надеялась, что обойдутся без обязательного элемента церемонии. Так и получилось.

Бракосочетание отметили в кафе на набережной. Соня заказала себе три шарика мороженного: мятное, сырное и арбузное. Сверху десерт залили карамельным сиропом и посыпали шоколадной крошкой. Кирилл недоуменно уставился на креманку, решив, что это те самые вкусовые извращения беременных, о которых он раньше только слышал. Себе он взял обычный пломбир.

Поначалу ели молча, поглядывая на новенькие обручальные кольца. Кирилл рассматривал Соню, любовался ею, пытался утрамбовать в голове мысль, что она его жена. Соня переживала такое же изумленное состояние, никак не могла осознать, что она теперь замужем и не за кем-нибудь, а за Бубликом.

Добравшись до дна креманки, она подняла взгляд на Кирилла, он смотрел на ее живот, пристально, будто пытался разглядеть ребенка.

Соня невольно заволновалась.

– Боишься, что не сможешь его любить?

Кирилл выплыл из задумчивости.

– Бред. Вообще об этом не думал. Буду любить в любом случае. Я о другом думаю, – он постучал ложечкой о край креманки, – будешь ли ты любить меня?

Соня откинулась на спинку стула, сложила на груди руки, точнее, попыталась это сделать. С новым размером этот жест не получался.

– Бублик… прости, Кирилл, – она неловко улыбнулась, – мы это уже обсуждали.

– Я помню.

Снова замолчали. Кирилл отодвинул пустую посуду и наклонился над столом.

– Мне нужно знать, – взволновано и твёрдо принес он: – Отец ребенка – Марк?

Соня отвернулась к морю. Ответила не сразу, предпочла бы вообще не затевать этот разговор.

– Нет.

– Не Марк? – искренне удивился Кирилл.

– Нет.

Он облегченно выдохнул.

– Это хорошо. С ним я не смог бы соперничать. Наверное, никогда бы не избавился от страха, что однажды ты все бросишь и вернешься к нему. Это же Абросимов. И в ребенке ты бы видела его. А так проще. Не знаю, что у вас произошло, но это привело тебя ко мне, и я тебя не отпущу.

Соня стиснула пальцами край стола. До последнего надеялась, что эта тема никогда не всплывет.

– Кирилл…

– Я больше не буду об этом. Все. Ребенок мой. Я и родителям скажу, что мой. Про тебя они знают, не удивятся.

Тут Кирилл не ошибся. Они не удивились, а разозлились. Оказывается, еще в выпускном классе Кирилл показал Соню на школьном снимке и смело объявил: «Эту девушку я люблю». О его чувствах они знали, но не воспринимали всерьез. Надеялись, что эта блажь останется позади, стоит ему уехать на учебу. А вышло вот так. Им преподнесли версию, что жениться на Соне он давно задумал, потому и решил поступать в Анапский филиал, просто с ребенком получилось быстрее, чем они планировали.

Мама Кирилла ни слова не сказала об аборте, но в ее глазах и интонациях это читалось даже явственнее, чем у Веры Андреевны. На долгие годы Соня осталась для семейства Барановых вертихвосткой, лишившей их сына достойного будущего. Кирилл отреагировал бурно, рассорился с родителями и пообещал простить, только если они примут Соню в качестве его жены.

Наверное, будь Кирилл единственным сыном, они бы не разбрасывались так легко вниманием и любовью своих детей, но, помимо него, подрастали еще две девочки и два старших брата, уехавших на заработки в столицу. Там они и осели, больше не возвращались и родителям не помогали.

Когда немного остыл, Кирилл начал их навещать, если нужно, ремонтировал вечно скрипящие дверцы, оставлял на комоде деньги, но общался сквозь зубы. Ждал, когда они признают Соню. Чтобы прокормить свою новую семью, Кирилл устроился на две работы: помощником повара и грузчиком. Через год перевелся на заочное отделение. Как раз тогда заложил основы своего «шаурмячного» бизнеса и опробовал его на постоянно голодных студентах. Соня ничего не требовала, но Кирилл дал слово, что она никогда не будет нуждаться, у нее будет все, что она хочет и чего достойна. Лишь бы вернулась ее улыбка, и она перестала убегать от действительности. Соня изменилась. Сначала он видел причины в тяжелой беременности, а потом понял, что она словно под анестезией, нарочно избавилась от способности глубоко чувствовать. Отрешенная, задумчивая, даже заторможенная. Спокойная и непривычно добрая, но не та Соня, полная эмоций и энергии, которую он знал в школе. Словно дом, в котором отключили свет, выпотрошенное чучело.

Вера Андреевна поступила умнее родителей Кирилла. Прикрыла свое желание избавиться от ребенка состоянием аффекта и, как только Соня стала Барановой, попросила прощения и приняла новую ячейку общества с распростертыми объятиями. Бабушка не торопилась прощать и радоваться, отмерила несколько сдержанных улыбок Кириллу, одну неприязненную – Соне и сухо поздравила с бракосочетанием. Открыто и искренне радовался только Николай Николаевич. Уверил всех окружающих и в первую очередь себя, что Соня носит его внука, принялся строить планы на совместную рыбалку. Радовался, что теперь будет кому передать секретный рецепт шашлычного маринада.

Вера Андреевна часто приезжала в Анапу. Заметив, что Соню тошнит от запахов, взяла на себя готовку и помогала с учебой, практически вела за нее хозяйство. Учила отпаривать постельное белье и гладить воротники мужских рубашек. Выполняя нехитрые домашние дела, тяжело вздыхала и досадливо качала головой.

– Не научила я тебя быть хорошей женой. Ты даже борщ варить не умеешь.

Соня приподняла голову и безразлично согласилась.

– Не умею.

С утра ее стошнило уже несколько раз, о борще даже думать не хотелось. Пока позволяла погода, Соня много гуляла. Соленый морской воздух помогал лучше любых таблеток, дурнота отступала, но, к сожалению, временно. Крики чаек заглушали ее плач. Соня таяла на глазах, росли только живот и грудь. Гуляя в одиночестве, она постоянно возвращалась мыслями к последнему году учебы в школе. И хотела бы не вспоминать, но не могла. Внутри нее росло самое яркое напоминание. Как ни странно, к ребенку не от Марка ненависти она не испытывала, но постоянно придумывала себе альтернативную реальность, в которой носила фамилию Абросимова.

Домой Соня возвращалась с воспаленными красными глазами, Кириллу лгала, что ее опять тошнило, поэтому у нее такой потрепанный вид. Плакала только в одиночестве. И каждый раз клялась, что это в последний раз.

Когда Вера Андреевна находилась у них дома, Соня общалась с Кириллом свободно, даже кое-как шутила, неловкости не возникало, но стоило маме переступить порог, как ее тут же сковывало непривычным смущением. Да и Кирилл как-то сразу переставал подтрунивать, больше молчал. Разговаривал в основном телевизор или радио. Соня так привыкла к несмолкающему радиоприемнику «усадьбы», что завела себе привычку наполнять комнаты чужими голосами.

Меньше всего они походили на молодоженов или будущих родителей. Друг к другу практически не прикасались. Единственное, что позволял себе Кирилл, – погладить живот Сони. Постепенно это превратилось в своеобразный ритуал. После работы Кирилл ужинал, усаживался на диван и, глядя в телевизор, молча клал ладонь на живот Сони. Она тоже продолжала смотреть в экран и затихала в ожидании. К вечеру ребенок всегда превращался в мини-торнадо. Словно чувствовал, что нужно проявить активность, охотно толкался в ладонь, переворачивался и бомбардировал печень Сони.

Кирилл не пытался сблизиться физически, обнять или потребовать исполнения супружеского долга. Соня часто ловила его взгляды на своей груди, на губах, но, кроме этого, Бублик никак не показывал, что ждет чего-то большего. Спали они в разных комнатах и старательно избегали неловких ситуаций, которые бывают при близком соседстве.

Впервые они поцеловались в тот день, когда узнали, какого цвета одеяло покупать на выписку. До шестого месяца УЗИ показывало что угодно, кроме пола. Один раз отсутствие кишечника и еще раз – гидроцефалию. Соня дважды умирала от страха и дважды воскресала, когда спустя пару недель диагнозы снимались. В том, как был зачат ребенок, не было ничего нормального, и она с ужасом ожидала отклонений в здоровье. Это была ее вина и самый страшный кошмар.

В тот день Соня пошла в платную клинику, Кирилл ждал ее на улице, бродил по аллее, нервно теребя меховой воротник на куртке. Ждал и вытягивал шею, пытаясь заглянуть в окно. Соня вышла задумчивая и впервые за долгое время почти счастливая. Приблизилась к нему и сама обняла. Уткнувшись головой в плечо, засмеялась.

– Девочка, Кир. Будет дочка. Здоровая.

Кирилл осторожно обнял Соню, боялся прижать живот и ненароком сделать больно.

– Юлька. Почему будет? Уже есть. Моя Юлька.

Соня отстранилась, а потом привстала на цыпочки и поцеловала его в губы. Кирилл растерялся, выглядел настолько ошарашенным, что вполне мог от неожиданности оттолкнуть или упасть в обморок. Не ответил на поцелуй, но и не отпустил. Неловко шевельнул губами. Соня отстранилась и шуточно предположила.

– Можно подумать, ты раньше не целовался.

– Не целовался, – признался Кирилл.

Соня от удивления открыла рот.

– Бублик, прости.

Он пожал плечами.

– Да нормально. Просто некогда было и не с кем. Мне одно время Кристина нравилась, а потом ты. С кем бы я целовался?

Соня смутилась, поторопилась сменить тему.

– Нужно папе позвонить, он будет в шоке. Потребует переделать УЗИ или пришить Юльке причиндалы.

Кирилл засмеялся.

– У него были такие планы на рыбалку. Бедный тесть. Он уже имя придумал – Тимур.

А потом пришел пепельный декабрь. Дни до рождения Юли Соня проводила в самоистязаниях и угрызениях совести. Никак не могла смириться со смертью папы и казнила себя за каждое несказанное слово, а еще больше за сказанные – злые. Постоянно возвращалась к мысли, что он не увидит свою внучку и никогда не передаст ей рецепт дурацкого невкусного маринада для шашлыка.

Непоседливая и крикливая Юлька спасла Соню от депрессии и лишила спокойствия. Полгода превратились в бесконечный туман с непроходящим желанием выспаться. Кирилл был занят на двух работах, если бы не помощь мамы, Соня вполне могла бы по неосторожности обжечься кипятком или выйти на улицу из балкона на девятом этаже. С каждым месяцем Вера Андреевна приезжала все реже. Ольга Станиславовна уверилась, что она мешает молодой семье научиться жить самостоятельно, и пора бы оставить их в покое.

Кирилл так уставал, что ночью не просыпался ни от криков, ни от включенного света, ни от шума пылесоса, который, как ни странно, помогал утихомирить разбушевавшуюся Юлю. Она голосила сама и обожала, когда вокруг нее творится Армагеддон.

После того первого раза Кирилл заимел привычку целовать Соню утром, уходя на работу, и вечером, когда она его встречала. Каждый раз он говорил, что любит, не ожидая взаимности, приучал Соню и приучался сам. Вера Андреевна и Ольга Станиславовна смотрели на их брак недоверчиво, втайне ждали, что он неизбежно рухнет, как пирамида из шариков для пинг-понга. Но прошло еще несколько месяцев, а семейство Барановых не распалось. Они приспособились существовать в тесной квартирке. В первые месяцы, когда Соня пыталась кормить грудью, Кирилл тактично выходил из комнаты, да и Соня всегда накидывала на плечо пеленку. Никаких ночных рубашек или разгуливания после душа в трусах. Соседи и даже друзья, родители общего ребенка, но не супруги.

В один из приездов Вера Андреевна увидела, как Соня провожает Кирилла на работу. Он поцеловал ее и привычно признался в любви, а Соня в ответ поблагодарила. Когда двери за Кириллом захлопнулись, Вера Андреевна вручила Юле набор мягких кубиков и покачала головой.

– Кирилл тебя любит. Невозможно не откликнуться на такие чувства. Может, нет страстной лихорадки, но зато не придется жалеть о словах, сказанных на эмоциях и поступках, сделанных сгоряча.

Соня промолчала. Ей не нравилось, что мама и бабушка видят больше, чем нужно. С ролью образцовой жены она справлялась из рук вон плохо. Даже чувства не смогла изобразить. Но ведь они были. Крышу не сносило, не подкашивались ноги, но это, пожалуй, только радовало. Все, что было когда-то с Марком, напоминало всплеск адреналина, букет из фобий, предрассветный бред. Как когда-то он сам сказал: «После мороза даже холодная вода кажется теплой. Рецепторы – лгут. Чувствуешь больше, чем есть. Обман нервных окончаний». С ним так все и было – острее, горячее и страшнее.

Когда Юле исполнилось семь месяцев, Соня сама пришла к Кириллу. Прекрасно осознавала, что ею движет благодарность, а ещё нежность. Эта эмоция, удивила Соню больше других. Уложив ребенка, Соня расчесала волосы, переоделась из пижамы в ночную рубашку и подошла к дверям комнаты, за которой находился Кирилл. Не было страха, как с Марком, и отвратительного самоуничижения, как с Сергеем. Скорее решительная готовность.

Кирилл спал крепко, раскинувшись звездой, одеяло сползло на пол и накрывало только часть тела. Соня села на край дивана и оглядела спящего мужа. Никак не могла привыкнуть к этому слову. Супруг, муж, суженый – словно о ком-то другом, а не о Бублике. Стянув рубашку, Соня сдвинула одеяло и легла рядом с Кириллом. Прижавшись к нему оголенным телом, поцеловала в губы. Он сонно заморгал и попытался нащупать на стуле за головой штаны.

– Юлька проснулась? Сейчас.

Соня остановила его руку и снова поцеловала.

– Юля спит. Пока спит.

Кирилл протер глаза, зевнул и вздрогнул – почувствовал обнаженную кожу Сони. Она положила ладонь на его грудь и слегка погладила.

– Кирилл, я хочу заняться с тобой любовью, – сказала и сама удивилась, как по-взрослому это прозвучало. Будто она искушенная жизнью, опытная женщина. Пусть будет так. Кирилл не станет думать о ней хуже. В конце концов, он ее муж. Пришло время стереть воспоминания о болезненном опыте близости и заменить их новыми.

Несколько секунд он ошарашенно смотрел на нее, пытаясь осознать, сон это или реальность. Нащупал рукой ее голое бедро и провел от талии до плеча. Его дыхание сразу же изменилось, как и голос.

– Надеюсь, тебя не пугает то, что я девственник?

Соня покачала головой.

– Не думала, что скажу это: но мне нравится, что я у тебя первая.

Кирилл потянул Соню и уложил на себя.

– Единственная, Сонь. Первая и единственная.

С той ночи для Кирилла ничего не изменилось, и Соня это знала. Она до сих пор оставалась для него единственной. Были у них сложные периоды, были ссоры. Кирилл еще в школе отличался прямолинейностью и какой-то негибкостью. Лукавить не умел, и порой его безыскусность вызывала слезы, но с его стороны любовь не утихала, переплавлялась, меняла цвета, но не проходила. Вера Андреевна оказалась права – на такие чувства невозможно не откликнуться.

Соня называла свою любовь рассудочной, и это ее вполне устраивало, пока не появился Марк. Он перевернул все с ног на голову и расковырял затянувшиеся раны. Каждый его звонок – как гвоздь в крышку гроба ее брака. Соня это понимала, но шла по рельсам навстречу несущемуся составу и блаженно улыбалась.

На поездку в Сочи Марк отреагировал почти так же, как и Кирилл. Переключился с переписки на аудиосообщение и шутливо подытожил.

«Зарина в первый же день раздобудет себе нового писюндровича и поведет вас в стрип-клуб».

Соня засмеялась и набрала ответ:

«Я никогда не была в подобных местах. Наверное, нужно разменять деньги на мелкие купюры».

«Желательно монетами».

«Учту».

Соня выключила экран и отложила телефон. Каждый раз после общения с Марком оставалось ощущение недосказанности. Она ждала, что он потребует сделать выбор или встретиться лично, но он молчал, и молчание тяготило больше необходимости выбирать. Создавалось впечатление, что он готов быть любовником или другом по переписке. Это никак не вписывалось в характер Марка. Соня ждала и копила волнение, искрилась, как батарейка, и вздрагивала от сигнала телефона, а Марк как ни в чем не бывало говорил о съемках и погоде.

Собирая чемодан, еще раз померила купальник и, надев широкополую шляпу, покрутилась перед зеркалом. В комнату вошла Юля, завалилась на кровать и подперла ладонями подбородок.

– Шляпу бери. В ней будут крутые фотки. И купальник ничё такой, не старушечий.

Соня покрутилась, провела ладонями по эластичной ткани купальника, приподняла поля головного убора.

– Не очень удобная.

– Это пофиг, – Юля взяла короткие белые шорты, которые Соня приготовила для поездки. Оценила удовлетворительным цокотом. – Надеюсь, я так же буду выглядеть, родив двух спиногрызов.

Соня поймала в зеркале взгляд дочери и улыбнулась.

– Будешь еще лучше, – пытаясь утаить откровенную радость в глазах, снова закрылась шляпой. Юля не просто хоть в чем-то захотела на нее походить, она перестала отрицать саму идею материнства. Закралась тусклая и робкая надежда, что она не считает ее такой уж плохой матерью.

Соня попрощалась со всеми накануне вечером. Зарина должна была заехать рано утром, не хотелось никого будить. Кирилл все равно проснулся, помог вынести чемодан и взял с Наташи обещание, что она присмотрит за Соней.

Зарина услышала его слова и похлопала по плечу.

– Всё будет офигенно. Отдохнёте друг от друга.

Кирилл обнял Соню, бросил поверх ее плеча.

– Да я и не уставал, – чмокнул её в губы и отстранился, – не ешь чебуреки на пляже.

Соня кивнула.

– Обещаю. Только чурчхелу.

– И не эти собачьи какашки.

Соня снова кивнула.

– Всё будет хорошо. Я буду присылать фотки. А ты проконтролируй, чтобы Тим посещал тренировки, а Юля не задерживалась в клубе допоздна. И еще… она снова с Игнатом поссорилась.

– Я поговорю с ней. Или с ним. Там тоже парень с характером.

Соня села в машину и помахала рукой. Тоня сразу же оттянула ее от окна.

– Ну что, какие у нас планы?

Зарина не поворачиваясь, хохотнула.

– Даже если приедем поздно, все равно идем в стриптиз. Я уже все распланировала. Вас ждет отпадно-эротиццкая неделя.

Зарина ни капли не приуменьшила масштабов своих планов. Соня недооценила размах ее фантазии, иначе десять раз бы подумала, нужно ли ей это? Приехали поздно и заселились почти ночью. Все на одном этаже, но в разных номерах «для неприличных телодвижений, без свидетелей» – пояснила Зарина. Несмотря на усталость после дороги, она потащила их в клуб, и в первый же вечер отдельный номер себя оправдал, причем не у Зарины, а у Тони.

Дни проходили в странном чередовании контрастов: вставали они поздно, на пляже лежали, словно выброшенные на берег медузы, и прожаривались со всех сторон, не забывая про подмышки. А вечером начинался карнавал. С подачи Зарины посетили местную свадьбу, как они там очутились, осталось загадкой. Приняли их тепло и сразу втянули в круг танцующих. На следующий день спали до обеда, потом гуляли по городу и фотографировались, а после очередной пляжной прожарки отправились в клуб.

На четвертый день Соня взвыла. Ей хотелось просто отдохнуть на шезлонге в тени соломенного зонта с прохладным коктейлем в руке, без суматошной беготни по вечеринкам в поисках приключений. Наташа поддержала Соню, и на два дня их компания разделилась. Вместе они собирались только вечером в ресторане отеля.

После десерта Зарина по-детски топнула ногой.

– Пенсионерки, ёпт! Лерка была права. Такой отдых себе запороли.

Соня пожала плечами.

– Давайте лучше вечером сходим в какой-нибудь уютный бар, в котором можно попробовать местное вино.

Тоня и Лера переглянулись.

– Это уже звучит лучше.

Соня, как и обещала, постоянно фотографировала красивые места: дендрарий, море, себя на фоне заката и на набережной. Фотографии выкладывала в инстаграме, некоторые отправляла Кириллу, еще часть – Марку. Как и предсказала Юля, снимки в шляпе произвели фурор. В больших очках и в таком головном уборе Соня напоминала самую настоящую даму. Загадочную, стильную и теперь немного загоревшую.

В Сочи она бывала и раньше, но проездом или на пару дней. Не хватало времени исследовать город и проникнуться его духом. В этот раз времени было достаточно, но единения, как с Железноводском, не случилось. Было ярко, сочно и весело – отдых, карнавал, но не жизнь, а ее временная имитация.

Бар пришелся по душе всей компании. Зарина оценила подвыпитых и сговорчивых мужчин. В этом заведении цены на алкоголь и без фейс-контроля показывали, что тут можно поймать крупную рыбину. Интерьер навевал мысли об английском или ирландском пабе, ничего летнего или русского – дубовая основательность. Соня и здесь сделала пару снимков и выложила в инстаграме.

Их шумная разношерстная компания сразу же привлекала внимание завсегдатаев. К ним подсаживались, знакомились, оплачивали их коктейли, явственно напрашивались на продолжение банкета. Зарине было наплевать, что о ней подумают, она планировала развлечься и отрывалась по полной без тормозов и комплексов. Соня не запоминала имен «писюндровичей», их не знала и сама Зарина.

За день до отъезда большую часть времени они провели на пляже, впрок запаслись загаром. А вечером снова заглянули в полюбившийся паб. Соня надела легкий сарафан с глубоким декольте и уложила распущенные волосы. Пусть простушка, как говорила бабушка. Сегодня ей хотелось именно простоты и свободы. Несмотря на утомительно-кипучую энергию Зарины, поездка в Сочи себя оправдала и подействовала как перезагрузка. Вдали от «усадьбы» важность семьи и ощущалась отчётливее, так же, как и тоска по детям и Кириллу. Соня скучала, ей не терпелось похвастаться приобретениями и преподнести сувениры, выбранные отдельно для каждого: Юле – ракушечные браслеты, Тиму – иллюстрированную энциклопедию об обитателях Черного моря, маме – соломенную шляпу, а Кириллу – новые ласты и маску. О Марке она старалась не думать, он словно почувствовал ее настрой и писал реже, а позвонил всего один раз, когда она только заселилась в номер.

В пабе было многолюдно, у барной стойки расположились настроенные на приключения и легкие на подъем авантюристы, чаще всего именно там отыскивались «писюндровичи». Зарина немного покрутилась, позволяя себя заметить, перекинулась парой слов с барменом, а потом вернулась к столику.

Лера хмыкнула:

– Кто-нибудь предложил выпить?

Зарина плюхнулась на сиденье, расправила юбку.

– Жмоты. Сегодня там скучно, будем сканировать столики.

Соня сидела спиной к залу, как раз для того чтобы не натыкаться взглядом на людей. Наслаждалась атмосферой и музыкой, медленно потягивала ежевичное вино. Терпкое, чуть с горчинкой, приятно щиплющее язык.

Лера приподнялась и вытянула шею.

– У стены двое мужиков. Породистые. Только пришли, видимо, меню рассматривают.

Зарина проследила за ее взглядом.

– Вот это я понимаю, самцы. Везуха, что они сюда заглянули. Сезон охоты открыт, девочки. Чур мой тот, что в белой футболке, через которую соски видно.

Тоня засмеялась.

– Зарин, ты сама как самец, это мужчинам положено на грудь смотреть.

– Там такой мужик, шпилит, наверное, все, что движется. От него дочурки и пацаны, небось, как под копирку получаются. Эх, какой генофонд пропадает на безбабье. Нужно исправить эту ошибку.

Лера заинтриговано сощурилась.

– Девочки, отдайте его мне, у меня бзик на серёжки в ухе. А если еще и в сочетании с голубыми глазами и отросшей щетиной – это мой идеал.

Соня вздрогнула и резко обернулась.

Чутье ее не подвело. На другой стороне зала у стены сидел Марк. Не один, в компании незнакомого мужчины, но того Соня не разглядела. Видела только Марка. Пульс тут же захлебнулся в истерике, лоб заломило, будто она ухватила большой кусок холодного мороженого, а сразу за ним сделала глоток горячего чая. По телу прокатилась волна паники, стало трудно дышать. Марк тоже смотрел на нее, но без удивления. Знал, что она будет тут. Сквозь зал, гул голосов и толпу словно натянулась невидимая струна, звенящая высокой, пронзительной нотой.

Лера перевела взгляд с Сони на незнакомца.

– Блин! Он смотрит на Соню!

Тоня хмыкнула.

– А Соня на него.

Зарина раскатисто рассмеялась.

– Кажется, мы нашли курортный грех для нашей примерной женушки.

Соня встряхнулась, резко отвернулась и, схватившись за бокал, допила до дна.

– Нужно попросить еще этого вина. Необычный вкус.

Зарина цокнула языком.

– Сейчас попрошу у бармена, но ты тему-то не переводи. Понравился мужик, да? Стопроцентный кобель, поверьте моему опыту. Но это и к лучшему, знает, где и как нужно тронуть, чтобы бздынькнуло и распяло на кровати.

Соня с наигранным равнодушием пожала плечами.

– Он просто мне кое-кого напомнил.

Лера фыркнула: опять выбрали не ее! Потянувшись к телефону, она нервно пролистала ленту в инстаграме.

– Кажется, я знаю почему.

Лера развернула мобильный и продемонстрировала фото на экране. Соня отпрянула. На снимке Марк позировал для очередной фотосессии: гладкий, безвеснушчатый. В руках он держал гантели, взгляд устремил куда-то вдаль.

Зарина громко ойкнула.

– Ёпт. Реально похож.

Лера кивнула.

– Видите, у него на шее виднеется часть тату, а вот как она выглядит полностью, – она потыкала в экран и нашла другую фотографию: профиль Марка, обнаженная спина, и все это великолепие на фоне синего моря.

Тоня перевела взгляд на оригинал за столиком и сравнила.

– Точно он, хоть и зарос, как леший. Как его хоть зовут?

– Марк Абросимов, – и, глядя на Соню, с мстительным удовольствием добавила: – Он, кстати, гей.

– Да что ж такое! – скривилась Зарина. – Как только красивый мужик, так сразу «голубая луна». Заполонили, Педуарды! Не светит тебе, Сонька, раскупорить нравственность.

Наташа тяжело вздохнула.

– Вот реально обидно, – она присмотрелась к спутнику Марка, – а это, видимо, его парень. Или как у них это называется?

Соня резко встала. Обсуждать Марка и безучастно улыбаться становилось все сложнее.

– Я лучше пройдусь по набережной. Завтра мы уезжаем, а вместо того чтобы наслаждаться отдыхом, киснем в помещении.

– А как же ежевичное вино? Ты же хотела еще бокальчик, – удивилась Зарина.

– Пожалуй, хватит.

Наташа тоже поднялась.

– Я с тобой, – схватила сумочку, оглянулась на Тоню. – Идём?

– Мы пока попьянствуем, еще не вся рыба в этом пруду выловлена, – ответила за Тоню Зарина.

Соня сбежала из паба, правда, красоты светящейся огнями набережной не оценила. Перед глазами стояло лицо Марка. Наташа что-то говорила, кажется, про мужа и свою дочку, все еще надеялась, что Юля подружится с Майей и научит ту отстаивать свое мнение. Соня отвечала невпопад, улавливала только обрывки фраз, кивала, вставляла междометия в надежде, что где-то они прозвучали к месту. В голове же вертелась только одна мысль: Марк здесь.

Бросив взгляд на часы, Соня оборвала Наташу на середине предложения.

– Я хочу спать.

– Еще двенадцати нет, – удивилась Наташа.

– Устала. Нет ни сил, ни настроения.

– Ты и правда странная, рассеянная, – нахмурилась Наташа. – Пойду тогда к девчонкам в паб, если они еще там.

– Мы вроде рано уезжаем, – напомнила Соня.

– Сомневаюсь, что Зарина проснется раньше обеда. Ладно, спокойной ночи.

Соня проводила Наташу взглядом и направилась в сторону отеля. То и дело оглядывалась, будто опасалась преследования. Проигнорировав лифт, взбежала по ступенькам на третий этаж и влетела в свой номер. На несколько секунд прижалась спиной к двери и отдышалась. Уходя, она оставила включённой настольную лампу, и сейчас по комнате бродили тени. Не пугали, скорее настораживали. Соня прошлась по затемненной комнате, хотела выйти на балкон, но сигнал сообщения заставил вздрогнуть и замереть у окна. Она нащупала в сумке телефон, уже догадываясь, чьё имя покажется на экране, и открыла переписку.

«В каком ты номере?»

Соня отпрянула от стекла, будто Марк мог ее увидеть с улицы. Когда набирала ответ, её пальцы дрожали. Два коротких слова дались ей с трудом:

«Не приходи».

Тут же прилетела строчка.

«Нам нужно поговорить».

«Лучше напиши».

Снова замигал курсор, и появилось новое сообщение.

«Нужно лично поговорить. Я знаю, в каком ты отеле, и знаю этаж. Хочешь, чтобы я стучал во все двери, пока не найду твою?»

Соня замерла с телефоном в руке, словно в трансе вбила две цифры «47» и обронила на пол телефон. Отрезок времени от падения мобильного и до того, как раздался стук в дверь, ухнул в черную дыру. Соня так и стояла на середине комнаты, ощущая, как сама летит в пропасть, а в ушах гудит пульс.

Открыв двери, она отступила назад, пропуская Марка в комнату, и сразу же ринулась к нему с перекошенным от злости лицом.

– Мои подруги тебя видели! Зачем ты вообще приехал?! Ты понимаешь, что они могут все рассказать Кириллу? Юле!

Марк опешил, не ожидал нападения, защищаясь, выставил руку. Сейчас Соня напоминала разъяренную ведьму с горящими, как угли, глазами.

– Сонь, стой. Я и так долго ждал, когда ты решишься на разговор. Я не могу больше оттягивать этот момент.

Соня снова застыла. Этот переход от ярости к полной неподвижности выглядел неестественно и даже жутко, будто кто-то поставил её на паузу. Соня всмотрелась в лицо Марка. Только сейчас заметила, что он не просто зарос щетиной, а практически отрастил бороду, его глаза покраснели и выглядели воспаленными, лицо осунулось.

Он медленно и осторожно, боясь спугнуть Соню, приблизился на шаг.

– Они видели меня и только. Откуда им знать, что между нами что-то есть?

Она прижала пальцы к вискам и замотала головой.

– Да одного взгляда достаточно, чтобы понять! Я давно разучилась держать лицо. С тобой и вовсе не умела. Лера точно догадалась. Она расскажет, обязательно расскажет. Это катастрофа.

Марк приблизился к Соне, хотел обнять, но она оттолкнула его руку.

– Нет. Уходи, Марк. Я не могу. Не могу больше… это больше меня… не могу… – ее затрясло, по щекам потекли слезы. Реальность расплывалась и распадалась на куски. Дрожь переросла в истерику. Громкую и бесконтрольную.

Соня ринулась на балкон и схватилась за поручни. Марк догнал ее и, обняв, оттянул от ограждения.

– Ты с ума сошла! Стой!

Она дернулась в его руках, оттолкнула. Прыгать не хотела, вообще ни о чем не думала, просто бежала от него прочь, куда угодно. Пока могла убежать.

Марк шагнул вперед и, преодолевая сопротивление Сони, обнял ее, обездвижил руки. Она вырывалась и царапалась, билась лбом о его плечо и ревела навзрыд. Он ждал и не выпускал. Постепенно всхлипы стали реже, но дрожь не утихла, Соня обмякла в его руках и обхватила руками за талию. Замерла на секунду и сразу же перескочила на другие эмоции. Торопливо задрала на Марке футболку до самых лопаток, нащупала ремень и начала расстегивать пряжку.

Марк не пытался ее остановить, помог справиться с замком на джинсах, а потом стянул с ее плеч лямки сарафана. Нашел на боку молнию-невидимку и дернул до самого бедра. Ткань затрещала. Уведя Соню обратно в комнату, он высвободил ее из одежды и разделся сам. А дальше инициативу снова перехватила Соня. Упираясь в его грудь, вынудила попятиться к постели и грубо толкнула. Как только Марк поднялся выше и лег на спину, опустилась на него сверху.

Такой Соню Марк еще не видел. Черные волосы разметались по ее груди и спине, глаза лихорадочно горели, она смотрела на него в упор и не моргала. Двигалась резко и нервно, будто нарочно причиняла боль и себе, и ему, ногтями царапала его живот и кусала свои губы. Марк не мог оторвать от нее зачарованного взгляда. В голове промелькнула мысль, что не зря таких черноглазых ведьм сжигали на кострах. Ведьма и есть. Когда она вскрикнула и сжала коленями его бедра, он приподнялся и прижал ее к себе. Вместе с затухающим возбуждением ощутил, как дрожь Сони переходит в сдавленный плач, а потом в смех.

Впервые у Марка осталось стойкое впечатление, что его наказали любовью. Он ждал, когда Соня успокоится, убрав с лица влажные пряди, коснулся губами ее горячего лба.

– Ты меня пугаешь.

Она сползла на постель, оставив на его бедре ногу.

– Я саму себя пугаю. Ты меня сводишь с ума, и это не образное выражение.

Марк погладил ее коленку.

– Как у тебя все неожиданно. От вспышки гнева к истерике, от страсти к смеху и слезам.

– Это ненормальное состояние. Чувствую, что со мной происходит что-то нездоровое, я не могу это контролировать. Из-за тебя мне не просто антидепрессанты понадобятся, а транквилизаторы.

Марк погладил ее руку от плеча к кисти, нащупал кольцо на безымянном пальце и вздрогнул.

– Я тебя люблю.

Соня вжалась носом в его шею и глубоко вдохнула.

– Я вижу, чувствую, – лизнула его кожу, – и знаешь, у этого чувства есть не только цвет, но и вкус. Кисло-сладкий.

– Как вишня или гранат?

Соня задумалась, взяла руку Марка и положила на свою грудь, не требуя ласки, а предлагая послушать, как лихорадит ее сердце.

– Как ежевичное вино, даже горчит чуть-чуть. Пробовал?

– Нет.

– Я сегодня попробовала.

Марк приподнял кисть Сони и поцеловал каждый палец, не проигнорировал и обрученный.

– Кисло-сладкое – это, вообще-то, оксюморон.

– Вся наша жизнь – оксюморон, – Соня протяжно вздохнула. – Даже у счастья есть оттенки.

– Громкое молчание, звонкая тишина, – он усмехнулся, – страшно красивая, как ты десять минут назад. Какое это было зрелище.

Соня приподнялась на локте.

– Я есть хочу.

– Я бы тоже поел.

– У меня только чай, шоколадка и крекеры.

– Сойдет.

Соня привстала, вытянув из-под ноги Марка простыню, повязала ее на бедрах. Пройдя через комнату к столу, нажала на чайнике кнопку. Пока вода нагревалась, опустила в кружки чайные пакетики и достала крекеры. Марк перевернулся на живот и, обняв подушку, уперся в нее подбородком. Неотрывно и сосредоточенно наблюдал за Соней, ловил каждое движение, подмечая, когда сквозь пряди волос мелькала обнаженная грудь.

Соня перенесла на прикроватную тумбочку распакованную шоколадку и две кружки. Проходя мимо Марка, скользнула пальцами по его ягодице. Он попытался поймать ее руку, но не успел. Соня снова вернулась к столу за чайными ложками. Под окном отеля остановилась машина, хлопнула дверца и заиграла музыка. Через открытую створку на балконе выплеснулась мелодия. Соня приостановилась, а потом качнула бедрами, Марк заинтригованно приподнялся на локтях.

– Станцуй для меня.

Соня на секунду задумалась. Развернувшись к нему спиной, перекинула волосы на грудь и повела плечами. Волна прошла по ее позвоночнику вверх-вниз и обратно, медленно угасла в кончиках пальцев. Обернувшись, она повторила несколько связок из своего Осеннего танца, откровенно наслаждаясь восхищением в глазах Марка. Музыка уже затихла, но Соня продолжила танцевать, постепенно приближаясь к постели. Остановившись почти впритык, качнула бедрами вперед назад, сделала круг грудью и описала вертикальную восьмерку.

– Ну как?

Марк неотрывно смотрел на ее живот.

– А то ты не знаешь как, – он приподнялся, чуть сдвинулся, позволяя ей сесть рядом. – Еще круче, чем тогда, и действует безотказно.

Соня потянулась за кружками, одну вручила Марку, но он покачал головой.

– Пусть немного остынет, – снова лег на кровать и тукнулся лбом в подушку.

Соня сделала несколько глотков и тоже отставила кружку. Наклонившись, погладила подушечками пальцев лопатку Марка и поцеловала ласточку на плече. В голове всплыли слова Зарины о «потрясающем генофонде и умении Марка распять на кровати». Его спина выглядела впечатляюще, словно капюшон кобры, межреберные мышцы вырисовывали четкие ямки, а позвоночник терялся в длинных валиках мускулов. Соня редко массировала спортсменов, такие мышцы утомляли пальцы и отзывались болью в суставах. Но Марка хотелось изучать хотя бы на первых двух этапах: поглаживании и растирании. Она провела пальцами от шеи к пояснице и неожиданно больно ущипнула за ягодицу.

– Ай! – Марк приподнялся, обиженно посмотрел на Соню. Ему хватило и беглого взгляда, чтобы понять: она снова сменила настроение. Её нижняя губа слегка подрагивала, а в глазах стояли слёзы. Она обернулась к окну, но глядела внутрь себя.

– Все эти годы я пыталась понять, почему ты так поступил? Может, ты и раньше любил Надю, а со мной было вроде как развлечение, или это единичный случай, просто так совпало. Главное, потом ты все равно выбрал ее. Но я все равно не понимаю. За день до этого ты играл со мной в «Ласочку», и это было так… искренне.

Марк развернулся к Соне.

– Ты о чем? В смысле выбрал?

Соня тряхнула головой, смахнула слезы.

– Уже нет смысла юлить. Я все сама видела. Утром после дня рождения Нади. Видела вас. Просто хочу понять почему?

Марк недоуменно нахмурился, опустил голову и снова вскинул.

– Видела нас с Надей?

– В постели, – поникла Соня и окончательно занавесилась распущенными волосами.

– Стоп, – Марк выпрямился. – В день рождения Нади ничего не было. Да вообще никогда ничего у нас не было. Что за бред?!

– Я сама вас видела полуголых в одной постели, – обреченно повторила Соня.

Марк несколько минут молча прокручивал в голове кадры из прошлого, воскрешая в памяти, поднимая из пыли забвения.

– Я пришел к Наде поздно. Днем был в тренажерке, телефон разрядился. Не успел ей позвонить. Потом искал ее любимые цветы – люпины. А когда приехал, застал у нее безобразную картину. Мама Нади устроила пьянку. В квартире сновали незнакомые и малоприятные на вид люди. Алкаши, короче. Было накурено и грязно. Надю нашел в ее спальне, полураздетую и отбивающуюся от какого-то мужика. Она тоже оказалась пьяной и ревела навзрыд. Я психанул, разогнал гостей. С костылями это оказалось не так-то просто, еще и драка началась, соседи вызвали полицию. Когда все успокоилось, я отвел Надю в спальню и попытался хоть немного навести в квартире порядок. Надя сначала помогала, а потом снова расплакалась. Кухню я привел в божеский вид, правда, разлил на себя вино. Пришлось застирывать рубашку. Пятно так и не отмылось.

Тогда я впервые видел Надю плачущей. Представь, в ее день рождения о ней все забыли. Ты не позвонила, я не смог, а потом тянул до вечера. Её мама устроила вечеринку в честь Всемирного дня борьбы с засухой. О дне рождения родной дочери не вспомнила. И Нелли не позвонила. Но у ее сестры хотя бы была причина. Утром позвонил муж Нелли, Алексей, сказал, что она свалилась с омшаника и распорола себе голень. Они весь день провели в больнице. Все люди, которые для Нади много значили, просто забыли о ней. Я не мог ее оставить в таком состоянии. Успокаивал как мог. Даже сейчас помню ее искреннюю обиду. Как же сильно ее ранило равнодушие. Надя только казалась сильной. На самом деле тревожная надломленная душа. И при этом она пыталась найти каждому оправдание! Даже тебе, Сонь. Она на тебя никогда не злилась, даже когда ты откровенно пренебрегала ее обществом, как тогда, в мае. Мы с ней долго говорили, а потом уснули вместе.

Соня вскинула голову, смахнула волосы.

– Но я видела вас, вы обнимались, и ты был без одежды.

– Я был без рубашки, а не голый. Когда пришел, Надя уже ходила в таком виде – в старой футболке. Поверь, в тот момент ей было не до переодеваний. Я понимаю, после истории с Олесей ты мне не доверяла, но как ты могла такое подумать про Надю? Она бы никогда тебя не предала. Для нее дружба всегда была священна, как бы это пафосно ни звучало. Да она постоянно о тебе говорила, пыталась нас свести и помирить.

Соня застыла на несколько секунд, а потом уронила в ладони лицо и обреченно произнесла:

– Господи! Что я натворила.

Марк тронул ее за плечо, развернул и прижал к груди. Соня всхлипнула и отстранилась:

– Но почему? Почему ты тогда не позвонил и не написал?

– Почему? – Марк попытался улыбнуться, но лицо скривилось в болезненной судороге. – Ты еще спрашиваешь почему? Да потому что я ненавижу твои алые босоножки!

Голос Марка сочился болью и сдерживаемым гневом. Спустя восемнадцать лет воспоминания не побледнели и не стерлись. Соня испуганно отпрянула, хотела встать, но Марк схватил ее за руку и посадил обратно. Медленно и нарочито безразлично перечислил:

– Сергей прислал мне три фотографии. На первой – его рука на твоем бедре, сжимающая край сарафана. На второй – его пальцы, нагло сминающие твою голую грудь. На третьем – ноги в алых босоножках, разведённые в стороны, в окружении пустых бутылок из-под пива. И ты еще говоришь, что это я сделал выбор?

Соня стиснула губы, подняла взгляд на Марка и снова застыла. Слезы наполнили глаза, повисли на ресницах и заструились по щекам. Ни слова, ни крика. Тихое умирание. Соня не могла пошевелиться, а внутри все разрывалось на куски. Дыхание вибрировало в груди разбуженным ульем, каждый вдох с трудом пробивался в горло и царапал глотку раскаленным песком.

Марк обхватил лицо Сони ладонями, дрожащими пальцами вытер слезы и прижался лбом к ее лбу. Соня зажмурилась и снова прошептала:

– Что я натворила, Марк? Что я натворила.

Марк прижал ее, уткнулся носом в гладкие волосы.

– Уже неважно. Уже ничего не изменить. Это прошлое, Сонь.

Она и не подозревала, что в ней столько боли и слез, словно разверзлось бескрайнее море тоски и жгучего сожаления. Казалось, слезы никогда не закончатся. Марк обнимал ее, укачивал, нежно и осторожно целовал.

– Всё, хватит, Сонь. В конце концов, у тебя теперь есть Юля. Всё сложилось, как сложилось.

Соня всхлипнула и словно в обморок провалилась в короткий бредовый сон. Проснулась резко, как от кошмара, нащупала Марка и снова прижалась к нему всем телом.

– Я тебя люблю. Люблю. Не отпускай меня. Никогда, обещай, что больше не будет больно. Я больше не вынесу.

– Тш-ш-ш, – Марк поцеловал ее в лоб и крепко стиснул в объятиях. – Спи, не отпущу.

Проснулись оба еще до рассвета. Марк выпил давно остывший чай и снова лег на кровать сзади Сони. Придвинувшись, убрал ее волосы в сторону и поцеловал в шею. Она вздрогнула, нащупала его руку и сжала пальцы. Несколько минут смотрели на светлеющее небо. Солнце вставало постепенно, словно нехотя, окрашивая облака в карминово-коралловые оттенки.

Соня шевельнулась.

– Марк?

– М?

– А почему ты мне написал? Почему вообще нашел меня после стольких лет?

Он ответил с опозданием, сначала погладил обнаженное бедро Сони и, сместив руку на живот, обрисовал пальцем ямку пупка.

– Не поверишь, в инстаграме проходил флэш-моб. Я обычно в таком не участвую, но приглашение пришло от Кристины, а ей от кого-то еще. Там смысл такой, нужно сделать то, чего боишься и о чем мечтаешь. Название что-то вроде «Сделай это». Я сначала подумал – фигня какая-то, но сама мысль несколько дней не давала мне покоя. Я никогда не забывал боль, мучившую меня годами. Никак не мог смириться с тем, что наши пути разошлись, и мы даже не поговорили. Нашел тебя в инстаграме. На самом деле я не думал, что все зайдет так далеко. А потом ты сама написала. А дальше… Я не смог снова жить без тебя.

Соня не ответила и не повернулась. Она знала, кто запустил этот флэш-моб, и пыталась уложить эту мысль в своем перевернутом ночными открытиями сознании. Марк придвинулся вплотную к ее бедрам и поцеловал в затылок:

– Моя очередь наказывать любовью.

Она накрыла рукой его ладонь и распластала на своем животе.

– Мы и так друг друга достаточно наказали.

Они не покидали постель несколько часов, питались только чаем и поцелуями. Марк расцвечивал кожу Сони алебастрово-белыми, перламутровыми отпечатками, разрисовывал коралловыми всполохами и вплетал в эмоциональный узор бирюзовую надежду. Соню опять кидало на эмоциональных волнах от восторга к отчаянию, от любви к ярости. Марк уже не удивлялся, когда во время поцелуя она начинала плакать или неожиданно впадала в истерику сразу после тягучей нежности.

Утро давно перешло в день, за окном шумел жаркий город, в соседних номерах раздавались голоса. Жизнь продолжалась. Соня старательно гнала от себя мысли о скором расставании. А еще о необходимом разговоре. Самом важном разговоре.

Марк лежал на бедре Сони, она зарылась пальцами в его волосы и слегка царапала ногтями кожу. Прикрыв глаза и млея от удовольствия, он рисовал аквамариновые круги на ее коленке. Почувствовав в ней напряжение, приподнял голову.

– Я знаю, что ты скажешь.

– Откуда?

– Оттуда. За этим я сюда и приехал. Прежде чем ты все это произнесешь, просто подумай. Представь, если бы не было остальных обстоятельств, только мы, углы треугольника, ты бы ушла от мужа?

Соня вздрогнула.

– Ты ведь знаешь, кто мой муж?

– Догадался по фамилии. Да и среди фоток в твоем профиле есть семейные. Не так уж сильно он изменился. Я благодарен Бублику. Не знаю, смог бы я в восемнадцать лет поступить, как он. Он спас тебя, а меня не было рядом. А теперь я завидую ему и не могу с этим ничего поделать, – Марк вздохнул и продолжил другим тоном: – Но я не так великодушен, как Надя. Не отступлю. Теперь точно не отступлю.

Соня замерла.

– Зачем выдумывать альтернативную реальность? У меня не только Кирилл. Есть Юля, Тим. И я не могу их оставить. Не могу без них. Даже если бы я могла уйти от мужа, от них не могу.

Марк приподнялся.

– Ты меня любишь.

– Люблю и не отрицаю это, – Соня сжала пальцы, не осознанно сделала больно. – Уже не отрицаю. И эта любовь подобна болезни. Она меня пугает. Мне ее слишком много. Лучше бы она была маленькая и карманная, а потому живучая. А эта… страшная. Не вмещается и, боюсь, разрушит меня или саму себя от избытка чувств.

Марк тряхнул головой, встал. Пройдясь по комнате, собрал вещи и оделся. Соня наблюдала за ним, сидя на кровати, и даже не пыталась прикрыть наготу.

Он сел рядом.

– Ты не о том думаешь. Разве ты сможешь теперь жить как раньше? Без этой, как ты говоришь, болезни?

Соня почувствовала, что ее снова начинает трясти.

– Ты не понимаешь. Мы в разных обстоятельствах. У тебя нет жены и детей. Ты сам по себе, тебе никого не нужно предавать.

Положив ладони на плечи Сони, он грубо ее встряхнул.

– Ты предаешь саму себя!

Соня сжала пальцами простыню.

– Не заставляй меня делать выбор. Это невозможно. Юля никогда меня не простит. А я тебе этого не прощу и возненавижу.

Марк встал, несколько минут стоял, отвернувшись к окну.

– Я не смогу без тебя.

Она вскочила, заметалась по комнате в поисках одежды. Запуталась в простыне и, споткнувшись, упала на пол.

– Нет! Уходи! Или… Я сама уйду. Для меня это не выбор. Его просто нет. Я не могу потерять семью. Уходи!

Марк замер на секунду, точно его шарахнуло молнией. После всего, что произошло, Соня выбрала не его. Опять выбрала не его. Он подхватил ее под локти и приподнял, заставил посмотреть в лицо. Соня не представляла, что Марк при своей обездвиживающей красоте и самоуверенности может выглядеть таким умоляющим и опустошенным.

– Я… я согласен на один день в году. Лишь бы знать, что он у меня будет, позволь просто быть в твоей жизни, пусть в переписке, в фотографиях. Быть рядом и хотя бы иногда в твоем сердце. Только не уходи от меня совсем.

Соня медленно кивнула.

– Мне нужно уехать. Сейчас мне нужно уехать.