Кисло-сладкое

12 глава. Прозрачный август

Дышит маревом в жару,

Дымкой стелет поутру,

Любовь детей

Крепче сетей

Залатает в сердце дыру.

Всю неделю после поездки в Сочи Соня бродила сама не своя и, чтобы не попадаться Кириллу на глаза, постоянно сбегала на работу. К счастью, он был занят открытием новой кофейни, с головой погрузился в оформление документов и покупку оборудования. Хотел все успеть до отдыха в Крыму. Соня надеялась, что километры между ней и Марком успокоят ее и вернут в берега расплескавшиеся эмоции. На деле же вышло еще хуже: в груди поселилась неотступная чёрная тоска. Она не спала и не делала скидку на сон, душила и оплетала ядовитым плющом, высасывая силы.

Юля взволновано присматривалась к матери, один раз даже проверила температуру и посоветовала навестить Надю. Соня отмахивалась. Ей хотелось, чтобы ее просто оставили в покое, не трогали и не разговаривали с ней. Позволили пережить это в одиночестве.

Марк не позволял о себе забыть. Снова присылал фото своих разбойных питомцев, пожелания доброго утра и пополнял ее плейлист новыми песнями. Соня с горечью признала, что у реальности без Марка тусклые краски и один день, о котором он просил, – это ничто. А такое общение – разновидность изощренной пытки. Она никак не могла понять и принять, что Марк согласен на такой вариант отношений: переписываться и видеться раз в год. Если даже он согласен, не согласна она. Это просто невозможно.

Утром, проводив Кирилла, Соня вернулась на кухню и опустилась в кресло. Едва не напоролась на торчащие из мотка спицы и воскликнула:

– Мам! Когда-нибудь на них окажется моя почка. Убирай, пожалуйста, свое вязание с кресла.

Переложив шарф на стол, присмотрелась к наращённым за последние дни полоскам: белые, коралловые, тонкие бирюзовые и толстые, подавляющие своей насыщенностью, бордовые. Надо же, почти спектр ее собственных эмоций. Телефон тренькнул и, вибрируя, чуть прополз по столу. Соня вздохнула и открыла переписку с Марком. В этот раз он прислал видеосообщение.

Ткнув пальцем в застывшее изображение, Соня чуть приглушила звук и вонзилась взглядом в экран. Картинка ожила. Камера прошлась по первому этажу, выхватила Генри Купера с высунутым языком и собачьей улыбкой. Марк потрепал его по загривку, через кухню вышел на террасу, прошел мимо каменной чаши и кресел. Несколько секунд телефон не двигался, демонстрируя сочную листву деревьев и лёгкую рябь на поверхности озера. Марк сел на край деревянного настила, в кадр попали его ноги с закатанными до коленей джинсами. Он снял воду и снующих в глубине маленьких рыбок, а вместе с ними и изуродованную голень. Раньше он стеснялся шрама, теперь же принял его как часть себя и словно не замечал. Весь ролик сопровождался его голосом. Он разговаривал с Генри, описывал дышащий лес и звенящий воздух, словно невзначай припомнил, какие вкусные были сосиски, обугленные на костре. А в конце, развернув камеру на себя, обратился к Соне:

«Сонька, не хандри, смотри, какая тут неземная красота! Сейчас в озере даже можно купаться, хотя источники бьют ледяные. Для загара вообще идеально, солнце сегодня ласковое. Правда, тебе бы купальник сменить. Тот, что ты недавно в инсте демонстрировала, явно мал. Но шляпа шикарная. Генри по тебе скучает, кстати. И я немного».

Запись закончилась. Соня прокрутила ее снова. И снова. Застонав, выключила телефон и спрятала в кармане. С этим нужно что-то делать. Так больше нельзя! Нужно прекратить эту муку! Хватит уже нарезать душу кусочками. Но сможет ли она прожить хотя бы день без его фотографий и голоса? Соня снова потянулась к телефону и решительно отключила звук. Теперь она не будет слышать сигналы мобильного, а увидев пропущенные звонки, не станет заглядывать.

Как удачно, что сейчас у нее отпуск, не придется лишний раз отвлекаться на общение с клиентами. А после поездки Кирилла за новым оборудованием они отправятся в Крым. Может, получится хотя бы на время унять эту иссушающую тоску, отвлечься новыми впечатлениями. Время же лечит? Нужно просто подождать, когда подействует лекарство.

Еще три дня Соня провела в борьбе с собой. Как только в памяти всплывали обрывки их последнего с Марком разговора, накатывала паника и истерика. Соню колотило и бросало то в жар, то в холод. Все труднее было держать перед семьёй лицо.

Перед отъездом Кирилл раздал всем поцелуи и рекомендации, как справиться без него, если вдруг срочно понадобятся мужские руки.

Тимур приосанился.

– Пап, я же остаюсь.

– Я на тебя рассчитываю, присмотри за нашими непутевыми женщинами.

– Обязательно.

Когда Кирилл уехал, Соня поняла, что ломка без Марка троекратно усилилась. Теперь уже не радовал отпуск. Слишком много свободного времени и слишком мало силы воли. Она выдержала еще день, правда, поссорилась с мамой и едва не повздорила из-за пустяка с дочкой. Зайдя во флигель, чтобы полить забытые цветы, увидела брошку-ласточку в руках Юли.

– Где ты ее взяла?

Юля вздрогнула и уронила украшение на пол.

– Ма, ты чего так вопишь? У меня чуть аорта не лопнула.

Соня кинулась к брошке, подняла ее, опередив Юлю, и сжала в ладони.

– Не трогай, я не хочу ее потерять.

Юля недоуменно вскинула брови.

– Сама же ее на подоконнике оставила и забыла. Так что радуйся, что я ее нашла.

Соня не ответила, прислушалась к звучащей из стены песне. С утра радио выдавало странный репертуар, практически современный по сравнению с ежедневными концертами.

Юля тоже затихла и пропела строчки:

– Я хочу быть с тобой, Я так хочу быть с тобой… Это же «Наутилус». Обожаю эту песню.

Соня вспомнила, что и Марку нравилась эта композиция, он даже присылал ее недавно в последней порции подборки. Все еще пытался исправить ее музыкальный вкус.

– Она жуткая.

– Охрененная она.

Эта песня преследовала Соню весь день. Радио и раньше не отличалось адекватностью, голосило, когда ему вздумается, в полночь могло разродиться юмористической передачей, а сегодня, видимо, выбрало себе любимую песню и гоняло ее по кругу.

Соня вышла на улицу и бродила во дворе, надеясь, что радио устанет от однообразия и наконец смолкнет. Но, едва переступила порог, поняла, что этого не случилось. Песня продолжала сочиться из стен. Соня прошлась по коридору, прислушиваясь к звукам за запертыми дверьми. Где-то в доме находилось это чертово радио!

Строчки летели в спину, давили на виски и проникали в мозг.

Соня толкнула двери в мамину спальню, не обращая внимания на ее возмущённый красноречивый вздох, распахнула створки шкафа.

– Где радио?

– Уж точно не тут.

– Я больше не могу это выносить.

Вера Андреевна поднялась, отложила спицы.

– Сколько себя помню, оно поет и разговаривает, и тебе раньше не сильно мешало.

Соня бросила взгляд на связку ключей и ринулась к комоду. Опередила маму всего на несколько секунд и сжала пальцы на холодном ободке.

– Я его найду.

– А ну отдай мои ключи! Не смей!

Соня не собиралась останавливаться, развернувшись, выбежала из комнаты, пересекла коридор и поднялась по лестнице к чердаку. Когда она повернула ключ, Вера Андреевна уже догнала ее и попыталась схватить за локоть.

– Ты не имеешь права ничего здесь трогать и менять! И радио в том числе. Оно всегда тут было, даже когда тебя не было.

Соня толкнула двери и вошла в темное пыльное прошлое, рассеченное лучами света на сегменты. Песня зазвучала громче. Соня ликующе воскликнула:

– И все-таки оно тут!

Вера Андреевна зашла следом, огляделась со страхом и волнением. Ее взгляд зацепился за обрывок веревки. Соня тоже посмотрела на балку.

– Я знаю, почему дедушка повесился. Не было никакой горничной.

Вера Андреевна вздрогнула, но убеждать в обратном не стала.

Не замечая взметнувшуюся пыль, Соня обошла помещение, прислушиваясь к звукам. Песня закончилась и началась снова.

У свалки из старой мебели Соня замерла и, обернувшись к маме, приложила палец к губам. Несколько секунд слушала музыку с напряженным вниманием.

– Кажется, тут.

Вера Андреевна подошла ближе, дернула Соню за руку.

– Не трогай! Это как отключить душу дома.

Соня вывернулась из цепких пальцев, принялась разгребать завал.

– Пора бы призракам заткнуться! Здесь прошлого больше, чем настоящего. Ты разве сама не чувствуешь? Это уже не дом, а настоящее кладбище.

– Какая ты упертая. Никогда меня не слушала! – Вера Андреевна звонко чихнула. – В кого ты только такая ослица.

Соня переставила сломанный стул и выпрямилась.

– В тебя, наверное.

– Вся в отца!

Соня уперлась руками в стенку тумбы, попыталась отодвинуть и тоже расчихалась от едкого пепельного тумана.

– Ты же говорила, что я на него абсолютно не похожа. Амебой его называла и вечным ребенком.

Вера Андреевна передернула плечами.

– На настоящего отца похожа, – выпалила она и тут же пожалела, что не сдержалась.

Соня опустила руки.

– Что?

– Ничего.

Соня несколько секунд смотрела не моргая. Еще в детстве у нее возникали подобные мысли, даже была фантазия, что она потерянный потомок царствующей в прошлом династии или дочь знаменитого актера. Но эти гипотезы остались там же, где трехколесный велосипед. О маминых похождениях она догадывалась, но почему-то не задумывалась, что они начались еще до ее рождения.

– Так вот к кому ты в Анапу ездила, и кто тебе письма писал.

– Кто бы говорил, – съязвила она. – Не тебе учить меня нравственности.

Соня отвернулась. А ведь мама права. Кириллу она досталась уже с ребенком. Да и сейчас идет дорогой, протоптанной бабушкой, мамой и еще неизвестно сколькими поколениями женщин Колоницких.

Песня снова зазвучала громче, Соня встряхнулась. Отодвинув старое кресло, наткнулась на рассохшуюся этажерку, прикрытую отрезом велюра мутного цвета. Сдернув ткань одним движением, уставилась на старый радиоприемник.

– Вот он где!

Деревянная панель сверкала зеленым огоньком, и, несмотря на близость к динамику, звук все равно казался приглушенным. Соня обследовала раритетный приемник со всех сторон, нашла кнопку и нажала на нее, но мелодия не оборвалась. Она покрутила ручки настройки, но станции не сменились, песня звучала как ни в чем не бывало. Соня с досадой ударила кулаком по деревянной панели, снова прошлась пальцами по пыльным стенкам радиоприёмника и нащупала тонкий провод. Брезгливо ведя по нему пальцами, прошлась вдоль стены, пытаясь найти вилку. Переступила сундук, отодвинув ажурную и ржавую подставку, снова взялась за шнур. Прошла еще пару метров и уперлась в стену. У провода не было вилки, он оканчивался разлохмаченной проволокой и пластиковым огрызком, будто безжалостно оторванным, судя по слою пыли, сто лет тому назад.

Вера Андреевна приблизилась сзади и заглянула через плечо.

– Приемник давно сломан.

Соня выпустила шнур из руки, оглянулась. Песня продолжала звучать:

Соня тряхнула головой и попятилась в сторону двери. На лестнице остановилась, бросила взгляд на маму.

– Ты знала, да?

Вера Андреевна пожала плечами и промолчала. Соня спустилась вниз, на кухне вымыла руки и тщательно вытерла полотенцем. Странно, но изумления не было. Скорее ощущение, что подтвердилось то, о чем она всегда знала. Это странный дом, полный призраков, пыли и свинцовых эмоций. Больной и страдающий, пропитанный обреченностью и виной. И Соня его ненавидела, теперь еще больше, чем когда-либо.

Она вышла на улицу, села на качели и оттолкнулась ногой от земли. Покачиваясь, достала телефон. Без Марка несколько дней показались вечностью, прошли в тумане и непрерывной тоске. Он оказался прав: она не может жить без этой «болезни». Перед глазами стояло его лицо, умоляющий взгляд, когда он просил у нее один день. Как это было не похоже на самоуверенного максималиста Марка, непривычно и немного страшно. Видимо, эта «болезнь» источила и его.

Решительно выдохнув, Соня зашла в инстаграм. В углу экрана горел значок, уведомляющий о сообщении, но она не открыла переписку, сразу же зашла в профиль Марка. Невольно улыбаясь, пролистала фото его питомцев и вернулась к самым свежим фотографиям. Надо же, новых постов не было. Последний он разместил четыре дня назад, почти в то же время прислал ей ролик, а потом выложил снимок с видом на озеро. Видимо, он тоже решил пару дней провести в режиме тишины. Отдохнуть, обдумать, а может, просто предпочел уехать к семье, их фото он никогда не выкладывал в сеть.

Соня зашла в одну из групп фанаток Марка, там регулярно появлялись самые свежие снимки с фотосессий и ссылки на статьи о нем. Лента оканчивалась фотографией мотоциклиста, уезжающего куда-то вдаль. Размытый силуэт с раскинутыми в стороны руками. Ниже часть текста: «Марк мы тебя не забудем». А в комментариях непривычные стикеры с цветами и плачущими смайлами. Ни перчинок, ни мордочек с сердечками в глазах, ни воздетых вверх больших пальцев. Соня нажала на пост и открыла весь текст. Пробежала глазами, вернулась к началу. Никак не могла понять, что прочитала. Как это разбился на мотоцикле? Это, наверное, ошибка, может, фейк, а ещё вернее – взлом страницы с целью собрать деньги, как было с мужем Тони.

Щекам стало жарко, в груди похолодело и замерло в дурном предчувствии.

Соня зашла в другую группу фанаток Марка, не такую большую, зато у них попадались не постановочные фото. Их последний пост сообщал о том же, только тут был другой снимок – улыбающийся Марк крупным планом, с не замазанными рекламщиками веснушками. Соня пролистала комментарии, пытаясь найти тот самый, в котором кто-то сообщает, что это слухи или очередной развод мошенников. Руки дрожали и не попадали на нужные строчки, перед глазами плавали чёрные пятна, Соня коснулась экрана и почувствовала влагу – ее слезы расплывались кляксами и, словно линзы, увеличивали буквы.

Сердце колотилось в ушах, заглушая все посторонние звуки. В висках бухало, отдаваясь головной болью на каждом ударе пульса.

– Мам?

Соня не услышала и не увидела, как во двор вошла Юля. Почувствовала, как ее локоть тронули теплые пальцы, и вздрогнула. Подняла взгляд, но не смогла вымолвить ни слова. Горло пережало спазмом, не позволяя не то что говорить – вдохнуть. Юля осторожно вытянула телефон из ее рук, посмотрела на экран. Покачнулась, тяжело опустилась на качели.

– Мама…

– Это неправда. – Соня медленно моргнула. Резко вскочив, выхватила телефон из рук Юли и набрала номер Марка. Сейчас он ответит, и она убедится, что это неправда. Какая страшная, жуткая ложь. А ведь это увидели и его родители, и сестра. Марк, наверное, сам в шоке, звонит сейчас всем, пытаясь объяснить, что его взломали.

Неправда!

Неправда!

Неправда!

Эта мысль не помещалась в голове, мозг настойчиво ее отвергал, словно старый процессор, которому просто не хватает памяти, чтобы загрузить новую программу. Соня набирала номер раз за разом, но гудков не было, только противный, протяжный писк, сообщающий, что абонент не доступен. Слезы тут же высохли, Соня решительно двинулась к дому. Она поедет в Железноводск и сама убедится, что с Марком все в порядке.

Юля не пыталась остановить или помешать поездке, наоборот. Сама договорилась с Надей, что та присмотрит за мамой и Тимом. Соня с удивительным спокойствием позвонила Кириллу и объяснила, что решила посетить курсы аппаратного массажа у Каримова Таира.

Он удивился.

– Ты же недавно там была.

– Была, – подтвердила Соня, – теперь со мной едет Юля.

– Неужели она почувствовала тягу хоть к чему-то, кроме гитары? – воодушевился Кирилл. – Может, уговорим ее поступить в этом году.

Соня безразлично согласилась.

– Может.

– Сонь? – Кирилл заволновался, явно что-то почувствовал. – Всё хорошо? У тебя голос странный.

– Тороплюсь. Надя уже приехала, нужно дать ей указания.

– Ну ладно, – протянул Кирилл, – звони, если что. Я тебя люблю.

Соня вздрогнула и отключилась, забыв, как обычно, поблагодарить за любовь.

Юля кое-как собрала самое необходимое в рюкзак, взяла деньги, документы и попыталась успокоить Тима. Он не оценил спонтанность путешествия, просился с ними. Остаться уговорила Надя.

– Завтра полетаем в аэротрубе, а потом пойдем в «Город мастеров», попробуешь себя в профессии ювелира или технолога на фабрике, – она обернулась к Юле. – Проверь, как там бабушка.

Тим восторженно воскликнул и побежал в дом. Юля кивнула, поняла намек на просьбу оставить их наедине и пошла следом за братом.

Надя с тревогой всмотрелась в застывшее лицо Сони.

– Давай я поеду с тобой, – ее голос дрогнул, она сама держалась из последних сил и не верила в жуткую новость.

– Не нужно. Потом, когда все разрешится, обязательно увидишь Марка. Он будет рад. Очень. Я так виновата перед вами обоими. Думала, что вы меня предали. Прости. Кажется, я судила людей по себе. Я могла так поступить, а ты – нет.

Надя обняла Соню, провела ладонями по щекам.

– Прекрати. Давно за все простила, – она прикусила губу, стараясь не расплакаться. – Я бы тоже хотела поехать…

– Ты нужна тут. Маму нельзя оставлять без присмотра, ну и Тима.

– Хорошо. Я буду с ними.

У тротуара остановилось такси, из дома вышла Юля.

– Я уже заказала билеты. Поехали.

На автовокзале обошлось без сутолоки и даже без ожидания. Они приехали как раз за несколько минут до отправки автобуса. Всю дорогу Соня крепко спала, и сон этот больше напоминал обморок. Юля поглядывала на нее с тревогой, щупала лоб и проверяла пульс.

В Железноводск приехали после обеда, помятые и измученные вынужденным длительным сидением.

Соня вышла из автобуса, обвела взглядом раскинувшийся перед ней город.

– Чувствуешь?

Юля с опаской покосилась на маму.

– Что?

– Тут воздух другой.

– А… это. Да, свежо и красиво.

Соня пересекла широкую площадку и направилась к такси, припаркованным у тротуара. Деловито поторговалась с водителем и кивнула Юле.

– Садись.

Юля опустилась на кресло и снова покосилась на маму. Ее странное спокойствие пугало сильнее всего. Истерика выглядела бы естественней, чем этот холодный взгляд и блуждающая улыбка. Пока автомобиль ехал по городу, Юля восхищенно разглядывала улицы, утопающие в деревьях. Высоких зданий почти не было, и пахло действительно по-другому. Соня сидела ровно, сложив руки на коленях, смотрела прямо, не отвлекаясь на красивые виды. У нее была цель.

Машина попетляла между деревьями и вывернула на дорогу, по которой чуть больше двух месяцев назад Соня проезжала за спиной Марка и жмурилась от страха. Тогда это было волнующе и остро. Она ехала к нему в надежде соблазнить. Предвкушала встречу и боялась ее. Переживала, что он не успеет вернуться, и заранее казнила себя за грехопадение.

А вот и скальная стена, и вираж. Соня распахнула глаза, взгляд выхватил на повороте, почти на краю обрыва, букет цветов у врытой в землю стойки руля. Ринувшись вперед, она вжалась ладонями в лобовое стекло.

– Остановите!

От неожиданности таксист дёрнулся и судорожно вдавил педаль тормоза в пол, автомобиль пошел юзом и резко развернулся.

– Господи, с ума сошла! Чуть в аварию не попали. Еще место такое, опасное. Сколько машин тут разбилось, – он заглушил мотор на площадке, недалеко от букета, и указал на него пальцем. – Вон один недавно улетел.

Соня распахнула двери, зацепилась ногой за порог машины, чуть не упала, кое-как выровнялась и направилась к импровизированному памятнику. Каждый шаг давался с трудом, ноги подкашивались и дрожали. Она ступала на следы, оставленные другими людьми, пепельные, слегка затертые и новые – битумно-черные – отпечатки свежего кричащего горя. Кислород снова пропал, дышать стало больно. Соня приблизилась к рулю, тронула повядшие незнакомые цветы, погладила холодную ручку мотоцикла с разорванной в клочья обмоткой и медленно опустилась на колени.

Правда.

Правда.

Правда.

Дышать уже было не просто больно – невозможно. Соня схватилась за грудь, натужно захрипела. Юля кинулась к ней, оттянула от края пропасти и встряхнула.

– Мам! Мам! Пожалуйста, мам!

Соня вырвалась из рук дочери, схватила букет и, с размаху швырнув в пропасть, закричала. Крик эхом пронесся над скальными верхушками и утонул где-то на дне глубокого оврага. В этот раз увести Соню от края оказалось сложнее, она сопротивлялась, пыталась разглядеть дно разлома и снова кричала, с каждым разом все глуше.

Таксист покачал головой, хотел покрутить пальцем у виска, но передумал, опустил руку и отошел в сторону. Такое обнаженное горе вызывало оторопь и страх. Хотелось не просто отойти, а сбежать подальше, словно оно могло поразить и его, как расползающаяся радиация.

Соня рухнула прямо на землю и, обхватив себя за плечи, беззвучно заплакала. Юля села рядом, обняла и прижала ее голову к груди. Молча покачивала, не представляла, что можно сказать и как утешить, сама с трудом сдерживала слезы, сжимала губы и часто моргала.

Зеленые верхушки деревьев покачивались, словно изумрудное море, шелестели листвой. Соня раскачивалась в одном ритме с ними и протяжно гудела. Голова кружилась, как и в первую поездку, но тогда от избытка кислорода, а сейчас от нехватки. Теперь она почувствовала ту энергию, о которой говорил Марк. Он сам стал частью её. Частью этого леса и ликующе-изумрудной жизни.

Соня отстранилась от Юли, медленно встала и побрела к машине. Прокашлявшись, хрипло проговорила:

– Отвезите нас еще в одно место.

Юля поймала взгляд таксиста и кивнула.

– Пожалуйста.

Соня хорошо помнила дорогу к дому Марка, ведь тогда за рулем была она, а он сидел сзади и согревал ее своим телом, а ей все равно было жутко, но больше волнительно. Ведь всё еще было впереди.

Таксист постоянно оглядывался и уточнял, куда поворачивать. Один раз возмутился.

– Заберутся непонятно куда. Необитаемый остров какой-то.

Перед последним поворотом Соня попросила остановить машину. Выбралась из салона и хлопнула дверцей. Юля, наоборот, прикрыла осторожно и взяла рюкзак.

– Подождите нас тут.

Соня оглянулась.

– Не ждите, не знаю, насколько задержусь. Потом вызову такси.

Она шла быстро, но так, словно недавно научилась ходить или восстановилась после травмы. Двигалась рывками, замирала и словно вспоминала, как ставить ногу.

Когда впереди показался дом, Юля восхищенно выдохнула.

– Вот это да!

Соня ускорилась, но, услышав собачий лай, наоборот, резко остановилась. Глаза взволнованно оглядели деревянную террасу, берег озера, пробежались по застекленным окнам здания. В груди дрогнула робкая бирюзовая надежда. Из-за дома выбежал Генри Купер, ринулся навстречу Соне, но, как и она, увидев не то, что ожидал, застыл. Понюхал носом воздух и пошел медленнее, тяжело переставляя лапы. Соня вытянула руку, пес приблизился к ней и, уткнувшись в ее ладонь мокрым носом, замер.

Юля настороженно выставила рюкзак вперед.

– Он не укусит.

Соня опустилась перед Генри на колени и, обняв его за шею, коснулась носом мохнатого лба.

– Его нет, да? Он ушел?

Генри заскулил. Он тоже еще не верил, что хозяин больше не придет. Ждал его и прислушивался к шагам. По привычке выбегал на дорогу и даже преследовал нескольких мотоциклистов. Юля опустила рюкзак, снова перевела взгляд на дом. По дорожке в их сторону шла женщина. Сначала смотрела на них недоверчиво, но увидев, что пес не набросился на незваных гостей и даже не лает, печально улыбнулась.

– Привет, Соня.

Генри снова заскулил, будто узнал ее имя. Соня поднялась, тяжело опираясь на колени, подошла к незнакомке и всмотрелась в ее лицо: веснушки, светло-голубые глаза, совсем как у Марка.

– Привет, Таня.

Обе замерли на несколько секунд и одновременно кинулись друг к дружке. Юля сначала решила, что они вцепятся в волосы и подерутся, настолько резким было их сближение. Но они развели руки в стороны и, крепко стиснув в объятия, застыли. Обе заплакали с тягостной и почти беззвучной обреченностью.

Таня отстранилась первой, с наигранной деловитостью заправила пряди за уши и нервно улыбнулась.

– Пойдемте в дом. Еды уже нет, а чай налью, если хотите.

На площадке Соня остановилась.

– Где мотоцикл?

Таня вздрогнула.

– «Дукати»? В гараже. Привезли то, что от него осталось. Тебе не нужно его видеть. Он… сразу. Врачи сказали, сразу. С такой высоты.

Соня качнулась, будто ее ударили под дых. Таня поддержала ее под локоть и отвернулась. В глазах Сони она увидела отражение собственной боли, только многократно концентрированной.

– Жаль, что ты позавчера не приехала. Хотя… наверное, так даже лучше. Точно лучше. – Таня бросила взгляд на пса. – Повезло, что ты меня застала. Я вернулась за котами Марка. Не представляю, что делать с Генри. Не квартирный он совсем. Свободу любит.

Соня стиснула губы, медленно выдохнула.

– Я его заберу.

– Хорошо. Ему тоже сейчас тоскливо.

Таня поднялась по лестнице к входным дверям, кивнула в сторону Юли.

– Твоя дочка?

Юля неловко протянула руку.

– Приятно познакомиться.

Соня вышла на террасу, повернулась лицом к лесу и, закрыв глаза, глубоко вдохнула. За последние сутки у нее впервые получился полноценный вдох, словно она выплыла на поверхность из глубины и выплюнула из себя тонну моря.

– Как же здесь красиво.

– Ага. Марк обожает этот дом, – Таня запнулась, – обожал.

Соня прошла мимо кресел, скользнула пальцем по каменной чаше и снова стиснула зубы. Солнце светило ярко, но перед ее глазами промелькнул звездопад. Оглянувшись, она встретилась глазами с Таней.

– Что будет с домом?

Таня нахмурилась.

– Не знаю, не думали еще. Не представляю. У Марка было завещание, но с нотариусом еще не связывались. Может, и думать не придется, он уже сам все решил.

– Я хочу его купить.

Юля удивленно охнула.

– Мам, это дом, а не велосипед. У тебя есть такие деньги?

Соня покачала головой.

– Всей суммы нет, возьму кредит. Неважно. Я что-нибудь придумаю.

Таня приблизилась, порывисто обняла Соню.

– Спасибо, – отстранилась и вытерла глаза, – я пойду чай поставлю, может, печенье где-то завалялось. Еду всю выбросили.

Соня приблизилась к краю деревянного настила и села, свесив ноги. Именно здесь Марк снял тот самый ролик, где уговаривал ее не хандрить и купить новый купальник. Соня достала телефон, открыла их переписку и снова включила воспроизведение. Юля села рядом, переплела свои пальцы с ее и тоже уставилась в экран. Когда картинка замерла, она стерла с мобильного мокрые кляксы и улыбнулась.

– Он прикольный.

Соня ласково погладила пальцем застывшее на экране улыбчивое лицо и поймала взгляд дочери.

– Ты меня, должно быть, ненавидишь. И никогда не простишь за Марка.

Юля тяжело сглотнула.

– Мам, мне не за что тебя прощать. Должна, наверное, ненавидеть, злиться. Так ведь и было. Совсем недавно я думала, что ненавижу тебя. А теперь… – она приостановилась и словно удивляясь собственным эмоциям, уверенно закончила: – нет.

– Но ведь Марк…

– Надя мне все рассказала. Все, что знала. Я сама к ней пристала. А еще раньше нашла его профиль, после того как увидела в альбоме фотографию, – она затихла, коснулась все еще ярких эмоциональных следов, оставленных Марком на руках Сони. – Я понимаю.

Соня перевернула ладонь, оглядела перламутровые разводы с гранатовыми точечками и бирюзовыми узорами. Поверх них Юля оставила лёгкие невесомые зигзаги, больше всего похожие на марево в летний зной.

– Но ведь это цвет измены.

Юля кивнула.

– Бордовый оттенок алого, но и у бордового есть оттенки. Этот – цвет любви. Тут столько надежды и нежности, а еще белый… ты была с ним счастлива, мам. Он был счастлив с тобой. С этим ничего не поделаешь. Это та самая любовь, которая больше нас самих, да и от нас не зависит.

Юля снова коснулась Сониной ладони и оставила эфемерный след другой любви, той самой, ускользающей, необходимой как воздух. Как долго Соня сражалась за чувства дочери и вот сейчас увидела эту неуловимую, как дымка, выпрошенную любовь. Невесомую и исцеляющую.

Соня судорожно вдохнула. Снова перевела взгляд на лес и озеро. Неудивительно, что Марк так любил это место. Здесь все дышало незамутненным счастьем и тихой радостью. Даже сейчас. Ни одного пыльно-серого призрака. Она неосознанно нащупала серебряную ласточку на воротнике и вздрогнула. Юля перевела взгляд на ее пальцы и неожиданно нахмурилась:

– Это все наше дурацкое семейное проклятие. Не быть нам, Колоницким, счастливыми в любви. Вот и у меня с Игнатом ничего не вышло.

Соня на секунду замерла, развернувшись к Юле, встряхнула ее за плечи.

– Не смей так говорить! Проклятие тут ни при чем. Легко сваливать на него неудачи, свои собственные ошибки, жестокие поступки и малодушие. Я оказалась слабой, а ты не такая. Ты сильная, ты все сможешь, даже отвоевать у судьбы свою любовь. Не сдавайся, Юль. За свою любовь нужно бороться, с обстоятельствами, с людьми, с самой собой. В первую очередь с собой. Не смей отступать. Если ты любишь Игната, не смей. Пусть это проклятье закончится на мне.

Юля изумленно распахнула глаза.

– Мам, я… я попробую.

На террасу вышла Таня.

– Юль, помоги мне с чаем.

Соня сжала ее пальцы и отпустила. Твёрдо повторила:

– Не смей отступать.

Поднявшись, Юля направилась к дверям на кухню. Там оглянулась, увидела на краю террасы склонённую фигуру, высвеченную по краям солнечным абрисом, окутанную прозрачной дымкой с ног до головы. Раньше она считала, что прозрачный цвет – вовсе не цвет. Так, заготовка к новой эмоции, ее предвестник.

Соня нащупала телефон и снова вошла в переписку. Сообщение от Марка так и осталось непрочитанным. Она боялась услышать его голос, живой, смешливый и полный надежды, а еще больше боялась услышать его слова. Ее не оставляло жуткое ощущение, что Марк подарил ей выход, сделал выбор за нее. Тот самый выбор, на который она не решилась в последнюю их встречу. Включив значок воспроизведения, приложила телефон к уху и застыла. Сначала раздался шум, отдаленный лай Генри Купера, шорох колес по гравию и только потом – голос.

«Привет. Сонь, я подумал, может, конечно, зря, и все это мое воображение, а точнее, моя мечта, но лучше я это скажу, чтобы потом не жалеть. Сонь, дом в Железноводске я записал на тебя, точнее, на своего ребенка. Он перейдет ему. Можешь пока ничего не говорить, знаю, начнешь отрицать. А я не хочу на тебя злиться. Я выбрал быть счастливым. Сейчас еду в город. Ко мне скоро приедут племянники, хотел купить им конструктор. Ты же говорила, твой Тим в них разбирается? Может, посоветуешь, какой лучше?»

Соня опустила телефон на колени и подняла взгляд на лес. Любимый лес Марка. Он шелестел, словно разговаривал с ней, блики на воде слепили глаза. Она зажмурилась и прижала ладонь к животу. Он просил один день. Один день! Сейчас она готова была отдать ему все дни, всю жизнь целиком. Лишь бы он был. Даже не с ней, просто где-то существовал, кому-то улыбался, с кем-то смеялся, главное – живой.

Прошлое снова потянулось за ней в настоящее и будущее. И снова она несла его не с собой, а в себе. В этот раз она не будет убегать от него, замалчивать и отворачиваться от последствий. Она примет его и перестанет бояться жить. Кириллу, конечно, будет больно. Он не заслужил этого. Остается только надеяться, что Надя в нем не ошиблась, и он сможет простить. Теперь у него нет соперника и никогда не будет. Не будет. Никогда.

Соня сняла с воротника ласточку, провела пальцем по ее гладкому крылу и судорожно вздохнула. Все-таки любовь – это великое счастье, даже когда трагедия.

Марк прав, у нас всегда есть выбор, и она выбирает быть счастливой.