Кисло-сладкое

8 глава. Изумрудный апрель

Цвет жизни и цвет возрожденья,

Малахитовых линий свеченье

Зеленая дымка,

Мятная льдинка,

От ноющей боли спасенье.

Юля отдернула шторку и замерла в модельной позе.

– Я же говорила, мне не идет бледно-голубой. Вообще не мой цвет.

Соня сделала вид, что задумалась, хотя и сама видела, что Юля права.

– Попробуй пудрово-розовое.

Юля фыркнула и снова скрылась в примерочной.

– Будет еще хуже, – донеслось из-за шторки, – не идут мне все эти припыленные нежные цвета. Нет во мне ничего нежного.

С этим тяжело было спорить.

Уже второй час они бродили по магазинам в поисках особенного платья на выпускной. Юля предпочла бы провести это время по-другому, но Соня была непреклонна – наряд требовалось выбрать заранее, так же, как и все аксессуары. Соня предлагала женственные легкие платья, Юля же выбирала алые, черные и больше похожие на нижнее бельё.

После приключения с полицейским участком их отношения долго напоминали вынужденное перемирие с припрятанным под ковром ядерным оружием. Лёд тронулся недавно. Соня подозревала, что случилось это с подачи Нади, только она могла достучаться до Юли. Дочка все так же легко раздражалась и могла вскипеть из-за пустяка, но не грубила так отчаянно рьяно. Та доверительность, что была в феврале, исчезла без следа, Соня переживала, что ее уже не вернуть, Юле есть кому изливать душу, и это, к сожалению, не она.

Соня прошлась вдоль вешалок, выбрала плечики с серебряным платьем.

– Попробуй это.

Юля выглянула, оценила предложенный наряд и замотала головой.

– Черный давай.

– Ну почему черный?

Юля натянула свои вещи и вышла из примерочной.

– Во-первых, потому что люблю этот цвет, а во-вторых, потому что ты была в белом. Назло тебе, конечно же.

– Ладно, пусть будет чёрный, – нехотя согласилась Соня.

Следующим посетили магазин нижнего белья. Юля сразу же схватила кружевной комплект любимого битумного цвета и приложила к груди.

– Такой. Игнату точно понравится.

Соня заалела от неловкости вместо Юли. Сделала вид, что не расслышала.

Прошлась по магазину, разглядывая, но не планируя ничего покупать. Телефон просигналил сообщением, Соня приостановилась, но к мобильному не потянулась, догадывалась, кто пишет. Прошел уже двадцать один день после поездки в Анапу. Насколько Соня помнила, именно столько нужно, чтобы закрепилось привыкание к чему-то новому, но у нее почему-то никак не вырабатывалась привычка не общаться с Марком. Так же тянуло отправить ему снимок, впечатления от песни, мысли или просто пожелать хорошего дня. Марк не пытался с ней общаться, просто присылал снимки и не подписывал. На каждом были его питомцы: смешные, нелепые и игривые. Генри Купер с разодранным в клочья мячом, коты, свисающие с самого верха шкафа, и Люська с котятами. Счастливым отцом семейства могли стать в равной степени и Малик, и Лопух, все детеныши были трехцветными. Соня не отвечала, просматривала и выходила из чата, не оставляя даже смайл. Изо всех сил держалась, чтобы не сорваться, чувствовала себя самым настоящим наркоманом в ломке.

Но сегодня была особенная дата – день рождения Марка. И бороться с тягой написать ему и поздравить было равносильно удерживанию руки над горящей свечой. Не просто невозможно, болезненно. Соня открыла его профиль в инстаграме и, не давая себе возможности передумать, написала лаконично: «С днем рождения, Марк».

– Ма, возьми этот, – Юля подлетела сзади и всучила белый комплект, состоящий сплошь из кружев, – вам с папой не помешает разнообразить сексуальную жизнь.

Соня поспешно спрятала телефон.

– Юля!

– Ну а чё? Мужики такое любят.

Забрав вешалку из рук Юли, Соня покачала головой.

– Я в твоем возрасте даже представить не могла, что родители этим занимаются.

Юля ухмыльнулась.

– Ну да, мы с Тимом ведь сами по себе появились, от вашей сильной любви зародился волшебный свет, и он оформился в новую жизнь… как там еще пишут? Семечка папы попала в животик мамы, и случилось чудо.

Соня невольно усмехнулась.

– Какая ты циничная.

Юля встала рядом, оглядела себя в отражении.

– Неправда, я просто реалистка, а секс – это чудесно, – она приподняла два комплекта нижнего белья, черный и белый, – берем эти?

– Берём, – кивнула Соня.

После магазинов немного погуляли по парку. Город проснулся от спячки, вздрогнул, ощетинился клейкими листьями, ореховыми серёжками и свечками каштана. В воздухе витала самая настоящая весна: ароматная и освежающая, как глоток березового сока. Город цвел. Плакучие ивы, алыча, абрикосы гудели от пчел, трава на фоне серого асфальта казалась неестественно изумрудной.

Даже колючая Юлька притихла, впитывая весну всей поверхностью ежовой натуры, несмотря на свою напускную циничность, она остро чувствовала красоту и пыталась зарифмовать ее в песнях. Погуляв по городу, они забрали Тимура из школы и отправились обедать в одну из закусочных Кирилла.

Недавно Тим выразил желание заниматься лёгкой атлетикой, Соня согласилась не сразу, слишком много болезненных воспоминаний было связано с этим видом спорта, но Тим отличался удивительным упрямством, если что-то решил, никто не мог сбить его с намеченного пути. А он задумал стать олимпийским чемпионом.

Соня обещала после школы отвезти его в спортивный комплекс. Если уж заниматься легкой атлетикой, то у лучшего тренера. Она позвонила заранее и убедилась, что Палыч все еще тренирует. Вот ему-то она и собиралась доверить спортивное будущее сына.

В закусочной их встретил Кирилл, взлохматил идеальную прическу Тима и обнял Юлю.

– Выбрали платье?

– Ага, – невесело подтвердила Соня, – выбрали.

Кирилл улыбнулся.

– Черное.

Юля воздела большой палец вверх и подмигнула папе.

– Естественно.

Соня помогла Тиму снять стотонный школьный рюкзак, кое-как примостила у стола. В кармане вновь ожил телефон, тренькнул серией сигналов. Соня прижала его к бедру, пытаясь заглушить.

– Мы сейчас в спорткомплекс, рюкзак оставим у тебя. И еще не забудь про раковину на кухне. Опять забилась.

Кирилл кивнул, сделал зарубку в памяти насчет раковины, но ухватился за другую интересную новость.

– Туда, где ты занималась?

Юля удивлённо вскинула брови, отвлеклась от меню.

– Ма, ты легкой атлетикой занималась?

– Вообще-то, в альбоме есть мои фотки на пьедестале.

– Да, но это из анапского прошлого до переезда в Краснодар.

– Давно это было, из меня не очень-то хорошая спортсменка получилась. Я больше танцы любила.

Тим и Юля переглянулись.

– Помнишь, мы нашли скользкие блестящие тряпочки с бусинами? Это был костюм для танцев?

Соня усмехнулась.

– Он самый.

Юля выпрямилась и сложила руки на груди.

– Если ты еще раз отругаешь меня за вызывающую одежду, я тебе этот костюмчик припомню. А почему ты теперь не занимаешься танцами, если тебе это так нравилось?

Соня вымученно улыбнулась. Этот костюм был для нее особенным. Как для бабули ее керамические слоники или латунные подсвечники – ценен не стоимостью, а воспоминаниями.

– Студия Эльвиры Даниловны давно закрылась.

– Она ж единственная во всем мире беллиданс танцевала, – съязвила Юля, – хотя тебе и трясти-то нечем.

– Мне и в юности нечем было.

Кирилл поставил тарелки с шаурмой.

– Юля права, почему бы тебе не вернуться к танцам, если ты этого так хочешь.

– Посмотрим, – всерьез задумалась Соня. Эта мысль посещала и ее, с тех пор как Марк вернулся в ее жизнь. Почему бы и нет. Танцы ей действительно нравились.

После обеда они сели на трамвай и добрались до спортивного комплекса. Тимур пытался идти спокойно, но то и дело от нетерпения подпрыгивал, Юля скучающе выдувала пузыри из жвачки и нудила, что замучилась таскаться по всему городу. Правда, стоило Соне предложить вернуться домой, сразу затихла. Ей самой было любопытно увидеть легкоатлетический манеж.

На проходной Соня убедилась, что тренер в зале и готов принять в свою группу новенького. Она отправила Тима в раздевалку, несколько раз напомнила, чтобы хорошо завязал шнурки, и вышла в коридор, ведущий в манеж.

Юля опередила ее и толкнула двери первая.

– Ого, здоровенный какой, – охнула она.

Соня хотела сказать совсем другое. Ей показалось, зал стал меньше.

Балки под потолком выгнулись дугами и напоминали скелет огромной рыбины изнутри, на перекрытиях висели большущие прожекторы, но сейчас было достаточно солнечного света, проникающего в высокие окна. В секторе для прыжков разминались спортсмены, из колодок стартовали спринтеры. Манеж жил своею жизнью, словно ничего не изменилось, разве что маты выглядели новее, и поверхность дорожек покрылась непривычно красным тартаном.

На скамье в паре метров от них сидел парень, активно втирающий в бедро «Капсикам». Соня невольно вдохнула знакомый запах. Надо же, когда-то эта мазь была частью ее спортивного прошлого, и сейчас её запах показался ароматнее самых изысканных духов.

Юля толкнула Соню плечом и заговорщически прошептала.

– Там у старта такие спортсменчики. Пойду, поглазею.

– Юль, я ненадолго, переговорю с тренером, и мы уйдем.

– Да понятно. Я только посмотрю, руками трогать не буду.

Соня прошла вдоль кресел для зрителей, пытаясь разглядеть среди спортсменов тренера. Надеялась, что он изменился не слишком сильно, и она его легко узнает. Засмотревшись, споткнулась о ногу мужчины, сидящего на нижнем ряду кресел.

– Извините.

– Кайла? – прилетело ей в спину.

Соня резко развернулась, давно никто не называл ее этим прозвищем. Мужчина, чья нога стала препятствием, смотрел на нее с напряженной улыбкой и любопытством. Если бы не татуировка на шее, Соня вряд ли узнала бы Сергея. Он изменился. Набрал вес, но на фигуре это отразилось не так заметно, как на лице. Появились щеки и подбородок. Сергей и раньше носил короткую стрижку, теперь же и вовсе щеголял блестящей головой. Судя по всему, такая прическа была вынужденной.

– Сергей? Ты что тут делаешь?

– Я? Работаю, – он указал на секундомер, висящий на шее, – тренером. А ты?

– Сына привела к Палычу на занятия.

– А почему не ко мне?

Соня села на соседнее кресло.

– Вообще-то, я даже не знала, что ты тут работаешь, – честно призналась она, так и подмывало добавить: «Все равно к тебе бы не привела».

– Лет десять уже, после ИНФИЗcontentnotes0.html#note_14а. Я же тогда кандидата на сотке выполнил. Легко поступил.

Соня отвела взгляд и сделала вид, что увлеченно разглядывает манеж. Не знала, о чем и как говорить с бывшим парнем. Слишком много всего было, в том числе болезненного. Это сейчас, с высоты прожитых лет, она на многое смотрела по-другому и винила в первую очередь себя, но ее до сих пор мучил один вопрос. Тогда, в апреле, она не рискнула его задать, наверное, боялась ответа, сейчас же, спустя восемнадцать лет, решилась:

– Сергей, это был ты?

– В смысле я? – он замялся. – Ты же знаешь, где я был в тот вечер. Лучше всех знаешь.

– Знаю. Не сам. Было кому поручить.

Сергей опустил голову, нахмурился, Соне показалось он готов что-то рассказать, но момент был упущен, он тряхнул головой, отгоняя морок прошлого.

– Это все поросло столетней травой. Я ни при чем, не нужно навешивать на меня чужие грехи.

Соня и не надеялась на откровенность и уже пожалела, что спросила. Она перевела взгляд на беговые дорожки и увидела свою Юлю. Та потеряла интерес к спортсменам и шла в их сторону.

Сергей тоже ее увидел, с любопытством посмотрел на Соню.

– Твоя?

– Моя Юлька.

– Она мне кого-то напоминает.

– Меня. Она очень похожа на меня, – заволновалась Соня.

Юля встала напротив, приложила ладонь козырьком ко лбу.

– Здасьте.

– Привет.

– Вы тренер Тимура?

Сергей хмыкнул, подмигнул Соне.

– Нет. Я знакомый твоей мамы.

Юля мгновенно ощетинилась, улыбка на ее лице растаяла без следа.

– Мама замужем, между прочим, – холодно напомнила она.

Соня покачала головой.

– С Сергеем мы учились в одной школе и не виделись восемнадцать лет. Оказывается, он теперь работает тренером.

– А-а-а, – Юля снова стала почти дружелюбной, – так вы с мамой ровесники? Ого, как вас жизнь потрепала.

Сергей засмеялся.

– В школе мы с твоей мамой были самой красивой парой.

Юля села рядом, выдула большой пузырь жвачки.

– Ну что тут скажешь, время никого не щадит.

Сергей снова засмеялся, в этот раз дольше и заливистей, даже похлопал себя по коленке.

– Ну, доча у тебя, акулёныш, конечно.

Соня увидела Палыча в секторе для прыжков и торопливо поднялась.

– Юль, посиди тут, я сейчас переговорю с тренером. А потом поедем домой.

Из раздевалки вышел Тим, испуганно и растерянно оглядел манеж, приготовился сбежать обратно, но, увидев Соню, успокоился и направился в ее сторону. К Палычу они подошли одновременно. Тренер смотрел на них, слегка сощурившись, а потом неожиданно расплылся в улыбке.

– Соня?

– Здравствуйте.

Она качнулась вперед, вроде как хотела обнять, но смутилась. Палыч сам ее обнял. Отстранившись, вытер чуть заслезившиеся глаза.

– Надо же, сколько лет прошло. Это твой сын?

Соня кивнула.

– Тимур.

Он внимательно оглядел мальчика.

– Сколько ему?

– Десять.

– Высокий. И данные есть, явно в родителей-спортсменов.

Соня растерялась.

– Спортсменка из меня была не очень, если честно.

– А отец…

Теперь растерялся Палыч, и Соня догадывалась почему. Поторопилась корректно и мягко развеять недоразумение.

– Кирилл не занимался спортом, разве что недолго.

– Тимур Кириллович?

– Да. Баранов.

Палыч подтолкнул Тима в спину.

– Ну, беги, Тимур Кириллович, четыре круга для разминки, а потом я тебя познакомлю с группой.

Несколько секунд тренер смотрел вслед убегающему мальчику, потом тряхнул головой.

– Никогда раньше не бегал? Ногу ставит правильно и даже бедро выносит. Молодец. Врожденные данные. Хорошо, что ты его привела.

Соня улыбнулась. Только став матерью, она поняла: когда хвалят детей, радуешься больше, чем когда замечают твои собственные достижения.

Оба замолчали, одновременно вспомнив Марка. Вот у кого были врожденные данные.

– Так странно, вроде недавно я сама тут бегала, а теперь привела сына.

– Ну да, странно.

Соня замялась, рядом с Палычем чувствовала себя неловко и как-то неуютно.

– Ладно, не буду отвлекать, заберу Тима поле тренировки.

– А, ну давай. Зайди в секретариат, там скажут, какие документы принести, и выдадут форму для справки.

– Хорошо. Рада была вас увидеть.

– Я тоже рад.

Соня забрала Юлю, торопливо и холодно попрощалась с Сергеем, но манеж сразу не покинула, сделала несколько снимков, даже Палыча сфотографировала, правда, издалека. Собиралась отправить Марку, но передумала. Захочет ли он получить такое напоминание? Вряд ли. С ее стороны это выглядит как садизм, откровенная демонстрация того, чего он лишился.

Хлопок лопнувшего пузыря жвачки вырвал Соню из раздумий. Юля отлепила от щеки клейкую жвачку, запихала ее обратно в рот.

– Ма, пойдем со мной послезавтра в клуб? Я петь буду.

– С удовольствием, – обрадовалась Соня, наконец-то она дождалась приглашения. Планировала сама напроситься, но так намного лучше. Теперь это не ее просьба, а Юлино желание.

Они вместе вышли на улицу и сощурились от солнца, бьющего в глаза.

– Я сейчас на допы, буду поздно, – Юля сделала шаг в сторону остановки.

– Пока. Я тебя люблю.

– Я знаю… – Юля замялась, – и я тебя.

Испугавшись собственной говорливости, развернулась и почти убежала. По тому, как она прощалась, можно было легко определить настроение. Лгать она не умела и не любила. Если урезала до «я тебя тоже» – случилось потепление, если молчала – лучше не трогать. А если выдавала полную фразу с редким словом «люблю» – нужно ловить момент, тискать и говорить по душам.

Проводив Юлю взглядом, Соня открыла чат с Марком. Он прочитал ее поздравление и ответил. В этот раз не снимком Генри Купера и не аудиосообщением, а предупреждением:

«Позвоню через десять минут».

Соня даже не успела подумать. Сразу за сообщением раздался звонок видеочата, видимо, десять минут истекли. Она смотрела на сигналящий телефон, мысленно возвращаясь к прогулке по набережной, поцелую, ночи рядом с Марком. Воспоминания еще горели, тревожили и ни капли не побледнели.

Нельзя! Нельзя. Нельзя?

Соня протяжно и обреченно вздохнула. Ну почему она такая слабая?

Приняв вызов, она попыталась улыбнуться.

– Привет.

– Привет.

Марк мельком оглядел ее лицо, будто пытался понять, чего ждать от Сони: слёз, истерики или показного равнодушия.

Соня тоже его рассматривала. Позади него виднелось сиденье с ярким пледом и часть потолка. Судя по ракурсу, он расположился на полу. По спинке дивана прошлись детские ноги в желтых носках, послышался смех. Марк мельком оглянулся и снова вернулся к Соне.

– Спасибо за поздравление. А теперь давай пожелание.

Она растерялась.

– Я не умею желать вот так по заказу. Э-э-э, здоровья, наверное.

– А еще счастья в семейной и личной жизни.

– И это, – согласилась Соня.

Марк хмыкнул.

– И чтобы эти жизни совпадали.

В кадре снова мелькнули чужие ноги, потом и чья-то макушка. Соня заволновалась.

– Ты не дома?

Марк оглянулся и ответил кому-то в комнате:

– Мне сюда принесите с чаем, – снова повернулся к Соне, – у родителей в Туапсе, сестра тут с детьми и немного гостей.

– Давай потом поговорим.

– Это ведь я позвонил, значит, мне удобно.

Ноги в цветных носках остановились за плечами Марка. Камера чуть сместилась, и Соня увидела девочку лет пяти. В одной руке та держала расческу, в другой – цветные резинки и заколки. Усевшись за спиной Марка, она принялась его расчесывать, безжалостно терзая волосы. Он чуть скривился, но не отогнал юную парикмахершу.

– Это моя будущая невеста, соседка Катюха.

– Нет еще. Ты пока некрасивый, – отреагировала невеста.

Марк засмеялся.

– Ты это исправишь. Если лысым не оставишь, конечно.

Соня нервно усмехнулась. После той мартовской ночи не получалось у нее так просто и беззаботно вернуться к шутливой манере общения. Так странно было видеть большого Марка, поверженным рукой ребенка, выглядело это непривычно, даже немного притворно.

Марк сощурился, всмотрелся в панораму, мелькнувшую за спиной Сони.

– Стой, это что, спорткомплекс?

– Где?

– У тебя сзади.

Соня на секунду застыла. Надо же так оплошать! Она покинула манеж, но громоздкое здание все равно попало в кадр.

– Тимур решил заняться легкой атлетикой.

– А Палыч еще тренирует?

Когда Катюха затянула на его макушке хвостик, он чуть сморщился, но терпеливо промолчал.

– Да. Тима к нему в группу отвела.

– Правильно. Он хороший тренер.

Соня замялась.

– У меня теперь есть его номер телефона. Если хочешь, могу прислать.

Марк подставил Катюхе висок, позволил прикрепить заколки.

– Не надо. Вряд ли он меня вообще помнит. Сколько я у него тренировался? Меньше года.

Соня возмутилась.

– Помнит. Я уверена, – чуть не добавила: «Тебя забудешь».

Марк привстал, взял из чьих-то рук тарелку с тортом и снова сел.

– Я бы тебя угостил, но сама понимаешь, просто смотри и захлебывайся слюной.

– Выглядит и правда аппетитно. Что это? «Красный бархат»?

Улыбка Марка стала напряженнее, на вопрос он не ответил.

– Сонь, не пропадай больше. Пожалуйста.

Она опустила телефон. Обещать было сложно, но еще сложнее не обещать.

– Не буду. С днем рождения тебя, еще раз.

– Спасибо.

Соня первой нажала отбой. Несколько минут стояла неподвижно, вспоминая увиденную только что картинку: Марк с хвостиком на макушке, заколками на висках и красным тортом в руке.

Она опять сломалась. Даже месяца не продержалась без него.

Два дня Соня провела в ожидании вечера в Jazz-cafe, боялась, что Юля неожиданно передумает, поссорится с Игнатом и, как следствие, возненавидит весь мир. Но препятствия не появились, судьба временно оставила Соню в покое и отвлеклась на возведение преград для других людей. Соня тщательно подготовилась: надела новые джинсы, топ с открытыми плечами и накинула укороченную куртку. Она обязана выглядеть не хуже Нади. Быть такой же яркой, впечатляющей и вызывать у Юли желание подражать. В конце концов, она ее мама, а не Надя.

Юля была взвинчена, сегодня ожидался чуть ли ни ее бенефис. Усадив Соню на свое любимое место на балконе, она убежала в гримерку, по совместительству кабинет хозяйки. Вернулась с Надей, посадила ее и снова исчезла.

Надя не торопилась нарушать тишину, заказала вино и, придвинувшись к перилам, оглядела сцену.

– Волнуется Юлька.

– Ещё бы. Жаль, Игната нет. Кажется, он действует на нее как валерьянка.

– Как валерьянка. Разве что на кошку. Там опять война с родителями.

Соня нахмурилась.

– Ну почему она не выбрала себе ровесника?

Они одновременно вздохнули и обменялись взглядами. Дождались, когда официантка расставит бокалы и уйдет, только потом продолжили беседу.

– Потому что это Юля. Ценит только то, что нужно отвоевывать и выгрызать у судьбы, – Надя кивнула, указывая на сцену.

Соня тоже придвинулась вплотную к ограждению. Юля уже вышла на середину цветастого ковра и села на высокий табурет. Несколько минут аккуратно и бережно пощипывала струны, не столько проверяя настройку инструмента, сколько привыкая к зрителям. По первым же аккордам Соня узнала композицию Агаты Кристи «Я на тебе как на войне». Очередная песня из плеера Марка, любителя нафталиновой музыки.

Надя поймала затуманенный взгляд Сони.

– Любимая песня Марка.

Соня вздрогнула, не ожидала сейчас услышать его имя и не успела надеть безразличную маску, и Надя прекрасно увидела ее реакцию.

– Вообще-то, нет. Его любимая «Твой звонок».

– Да? Неправильно запомнила. У него день рождения недавно был.

– Два дня назад, вообще-то, – уточнила Соня, откровенно упирая на то, что только ей положено помнить эту дату. – Поздравляла?

Надя откинулась на спинку стула, задумчиво вздохнула.

– Мы не общаемся. С тех пор как он уехал, не виделись и не созванивались. Хотя я иногда натыкаюсь на его снимки в ленте и даже в журнале видела. Какой он стал… заметный. Хотя он всегда такой был. Странно, что до сих пор не женился.

Соня заволновалась. Бросила взгляд на Юлю, снова повернулась к Наде.

– Сейчас многие мужчины поздно создают семьи, – размыто ответила она.

– А может, он по мальчикам? – Надя разлила вино по бокалам и многозначительно приподняла брови. – Я читала о нем как-то в одной статье. Там даже фотки были подтверждающие.

Соня ухмыльнулась. Уж Наде ли не знать, что у Марка с ориентацией все в порядке. Сидит и делает вид, что не в курсе. Она ведь и «корнишон» его наверняка щупала! И не через джинсы. Соню словно окатило кипятком. Она и не подозревала, что её снова накроет девятибалльная волна жгучей ревности. Да она даже к воспоминаниям о Марке ревновала. Будто Надя не имела права о нем думать и говорить. Соня стиснула пальцами ножку бокала, постаралась выровнять дыхание. Её разрывали полярные желания: бесконечно говорить о Марке и никогда больше не произносить его имя.

Прослушав несколько строчек песни, она наконец-то ответила.

– Сомневаюсь.

Надя несколько секунд молча пила вино, пытливо разглядывая Соню.

– А вы общаетесь?

– Нет. Но в инстаграме его видела, – она выдержала паузу, втайне надеясь, что ее ложь прозвучала убедительно. Как ей сейчас не хватало непробиваемой маски Кайлы. – Он тебе ведь нравился тогда? Хотя ты говорила, что готова быть его врагом номер один и всегда оставаться на моей стороне.

– Он мне нравился, не скрою. Он из тех, в кого можно влюбиться. Но я не могла себе этого позволить. Я видела, что между вами творится.

– Что?

– Ну, любовь.

Соня снова замолчала. Посмотрела на Юлю, но не увидела ее из-за подступивших слёз, только услышала строчку, прозвучавшую почти пророчески: «И не осталось ничего…»

– Я никогда не говорила, что любила его.

Надя печально улыбнулась.

– И он не говорил. Но иногда и говорить не нужно. Это просто видно.

Соне хотелось закричать: «Почему же ты влезла тогда, если все видела?» Но она промолчала. Марк ей не принадлежал ни тогда, ни сейчас. Никто ни в чем не виноват, только бескомпромиссная горячая юность и она сама. А то, что ей было больно, – это только ее драма. Она сама вырыла могилу для первой любви, а закапывали яму в четыре руки. Лучше бы она тогда просто поверила не Олесе, а Марку. Но почему-то в плохое верить проще. Почему хорошее требует доказательств, а все гадкое и мерзкое пробирается с мысли и оплетает их повиликой?

Она молчала до начала следующей песни, пыталась унять волнение и злость. Вроде справилась, голос уже не звенел.

– К чему ворошить прошлое. У меня семья, дети, совсем другая жизнь.

Юля начала играть следующую композицию. Надя шепотом подпевала, покачивая в такт ногой, перед припевом обернулась к Соне.

– Юлька прикольная. А Тим вылитый Кирилл.

– Почему ты Мия? – неожиданно спросила Соня.

Надя задумчиво простучала ногтями по столу.

– Одиночка?

– Да.

– Так получилось. Я не выбирала эту судьбу. Отношения у меня и сейчас случаются, но какие-то легковесные, недолгие. Было время, даже замуж чуть не вышла. Одумалась. Сейчас понимаю, что к счастью. И детей никогда не хотела… пока твою Юлю не встретила.

Соня уперлась локтями в стол, провела по волосам и неожиданно призналась:

– А я иногда думаю, что было бы, если бы я не родила её, а потом и Тима? В материнстве не все безоблачно. Первый год я вообще не понимала, где это счастье, о котором все говорят? Почему мне его не выдали в роддоме? Почему я все время хочу спать и плакать? Иногда хотелось просто убежать. Бросить все и убежать, туда, где я принадлежу сама себе, где меня не отвлекают от любимой книги, не переключают фильм на мультики, не вытаскивают прогуляться на самую жаркую площадку, потому что на ней новые качели, где я не трясусь каждую секунду за здоровье и жизнь моих детей. Я так устала бояться. С тех пор как появились Юля и Тим, не было ни дня, чтобы я не думала о них. Они теперь все время со мной, даже когда их нет рядом. И самое страшное – я не чувствую себя счастливой, если он несчастливы. Это зависимость. Причем односторонняя, они без меня прекрасно обходятся.

Надя не перебивала, внимательно слушала, продолжая смотреть на сцену. Соня опустила взгляд на столешницу, сжала пальцы.

– С рождения Юльки моя жизнь измеряется зубными вехами. Сначала зубы режутся. Какая радость – первый зуб! Потом выпадают, и снова радость – первый коренной. Потом появляются скобы, а вместе с ними и выматывающая регулярность вешек – посещения ортодонта, – она печально усмехнулась, – звучит не слишком весело, правда? Но стоит Тиму сказать: «Мам, я тебя люблю», – а Юльке и того меньше, достаточно просто искренне улыбнуться – и я уже ни о чем не жалею.

Надя молча встала и просто обняла Соню. Прижав ее голову к своему животу, погладила по волосам.

– Юлька очень на тебя похожа и любит тебя, очень любит. А ты к себе слишком строга. Рано стала мамой, просто не была к этому готова, и все равно справилась.

Соня шмыгнула носом, но не заплакала. Хотя, когда ее жалели, обычно расклеивалась окончательно. Надя не произнесла этого, но не могла не заметить, что Юля изо всех сил копирует ее: татуировки, прическа, стиль в одежде, игра на гитаре. Планомерно перекраивает все, что делает ее похожей на Соню, скоро никто и не догадается, что они мать и дочь.

Эта война за любовь и внимание Юли натягивала и без того сложные отношения. Соня хотела бы доверять Наде, открыться ей, рассказать о Марке, но между ними все еще стояла обида, прогорклая, перебродившая за восемнадцать лет, настоявшаяся. Почти ядовитая.

На следующий день Соне было стыдно за собственные откровения. Хорошо, что она не поддалась желанию рассказать о Марке. Это только ее тайна. На работе она периодически соскальзывала в воспоминания о вечере в клубе и каждый раз злилась. Даже лимерики не помогали и получались едко-нравоучительными.

Постепенно переписка с Марком вернулась в прежнее русло: обмен фотографиями, мыслями, иногда видеочат, обычно по пути на работу. Словно ничего не произошло, и не было мартовской встречи в Анапе.

Массируя клиентку с остеохондрозом, Соня старательно располосовывала ее спину изумрудными линиями, стирала боль, возвращая свободу движений. Руки механически скользили по коже, мяли, растирали, а перед глазами стояла изуродованная голень Марка.

Последнее время Соня все чаще подумывала пройти еще один курс массажа, в этот раз висцерального, просматривала в интернете информацию. С одним из специалистов она была знакома лично, несколько лет назад обучалась лимфодренажному массажу у Каримова Таира. Не последнюю роль сыграла личная симпатия. С ним было легко и приятно, он не пытался заигрывать, общался с ней на равных без многозначительных реплик и намеков.

Останавливало только место проведения курсов – Железноводск. В первый раз, чтобы добиться встречи, Марк не поленился придумать легенду о сьемках, в этот раз ему и придумывать не нужно. Стоит ему только узнать, где она будет в конце мая, и он захочет встретиться. Правда, она ведь может не говорить ему о курсах. Они будут длиться всего пять дней. Съездит, получит сертификат и вернется обратно.

Еще одни занятия отправляли ее в Геленджик, а последние – снова в Анапу, везде на базе санаториев. Соня подумывала об Анапе, все-таки родной город, но там предстояло обучаться у незнакомого специалиста с подозрительным количеством кричащих дипломов.

Прикидывая все за и против, Соня склонялась то к одному, то к другому варианту. Ее злило, что она может пропустить курсы хорошего специалиста из-за того, что где-то в Железноводске обитает Марк. Колебалась бы она, если бы не он? Нет, поехала бы, не раздумывая. А сейчас она отказывается именно из-за него. Разве это правильно? Вдобавок Марк часто пропадает на съёмках, и в эти дни его вполне может не оказаться в городе. Значит, Железноводск.

Стоило решиться на поездку, как ее накрыла новая волна сомнений: а вдруг она выбрала эти курсы, руководствуясь подсознательным желанием увидеть Марка? Она ведь твёрдо решила: никаких личных встреч! Тем более это в каком-то смысле его территория, получается, она добровольно стремится в его логово.

Так и не найдя выхода, Соня отложила принятие решения. До конца мая почти месяц, еще есть время подумать. В любом случае нужно обсудить с Кириллом и так распланировать поездку, чтобы мама не осталась одна. С приходом апреля ее рассеянность приобрела катастрофический характер. Выпадения из реальности участились. Пришло время подумать о сиделке. Вера Андреевна не признавала проблем с памятью, большую часть времени вела себя как обычно, оттого катаклизмы в ее исполнении случались каждый раз непредсказуемо.

Из-за Тони Соня немного задержалась на работе, той срочно понадобился массаж шейно-воротниковой зоны – действенное средство против головной боли. Теперь Соня опаздывала домой. Пришлось отложить возрождающую прогулку по цветущим улицам и поехать на автобусе.

Открыв двери, Соня сразу поняла, что сильно опоздала. Коридор по щиколотку заливала вода. Полосатый шарф как никогда напоминал сытого питона, плавал на поверхности, чуть-чуть извиваясь разбухшим телом. Не разуваясь, Соня прошла на кухню и обнаружила льющуюся из крана воду. Раковина на кухне снова стала причиной домашнего цунами. Соня раздраженно хлопнула ладонью по столешнице. Их усадьба давно печально знаменита у коммунальщиков, наверняка сантехники тянут жребий, а потом доплачивают несчастному, обреченному чинить их древние трубы.

– Кирилл! – она перекрыла вентиль и огляделась. – Мам!

Дом ответил привычными скрипами, стонами и голосами радио. Насколько Соня помнила, Юля поехала за Тимуром в манеж, Кирилл должен был присмотреть за Верой Андреевной. И присмотрел из рук вон плохо. Соня разозлилась. Он же прекрасно знает, на что способна мама! Полы теперь точно придется менять, на кухне только недавно постелили новый ламинат.

Соня вышла на улицу, обойдя дом, застыла у цветущих абрикосов. Вера Андреевна как ни в чем не бывало читала книжку, сидя на деревянных качелях. Соня устало покачала головой и промолчала. Мама, естественно, не помнила про включенную воду и не подозревала, что устроила очередной потоп.

Соня достала телефон, пролистала список контактов и ткнула в имя мужа. Пока ждала соединения, накрутила себя еще больше. Что за безответственность? Ремонт теперь обойдётся не в одну зарплату, еще неизвестно, проникла ли вода в закрытые комнаты, может, масштабы катастрофы еще больше, чем показалось с первого раза.

Кирилл не взял трубку. Соня вернулась в дом, переоделась и принялась разгребать последствия маминой небрежности. Постоянно звонила Кириллу, злясь с каждой минутой еще больше, теперь еще и на то, что он игнорирует ее звонки. Когда вернулись Юля с Тимуром, дело пошло быстрее. Втроем они собрали воду и вынесли ковры, распахнули настежь окна.

Вера Андреевна открыла двери и удивленно вскинула тонкие брови:

– Что вы тут натворили? Персидская дорожка маман! Мой шарф!

Соня поднялась с колен и устало вытерла лоб.

– Мы натворили? Мам…

Соня хотела все высказать, но не смогла, злость ушла в другое русло. Ругать маму было все равно что отчитывать ребенка. Потоп она устроила неумышленно, теперь больше всех будет расстраиваться из-за испорченных вещей и мебели.

Телефон в кармане Сони завибрировал, увидев имя абонента, она снова вскипела – а вот и Кирилл! Приняв вызов, без приветствия накинулась:

– Куда ты пропал?!

– Сонь, я…

– Ты же знаешь, что маму нельзя оставлять одну! Опять устроила потоп. Еще какой!

– Чёрт! Я надеялся, что Вера Андреевна для разнообразия ничего не натворит.

– Ты где?

– В больнице.

Соня застыла, гнев схлынул в одну секунду.

– В больнице?

– Пока ты не начала придумывать себе ужасы один мрачнее другого, просто выслушай. Мне вырезали аппендицит. Все прошло нормально, обошлось лапароскопией, вовремя привезли. Скоро буду как огурец.

Соня только сейчас заметила, что голос Кирилла звучит глухо и устало, видимо, после наркоза.

– Как ты себя чувствуешь?

– Ну, нормально, я на обезболивающем.

– Я сейчас к тебе приеду.

– Не надо.

Соня оглядела напряженные лица детей, прислушивающихся к разговору.

– Как это не надо?

– Сегодня я все равно не смогу тебя увидеть. Мне пока нельзя вставать. А вот завтра приезжай. Привези вещи, у меня тут ничего нет. Зарядку, зубную щетку, сменку, книжку положи, еще тапочки.

Соня прижалась спиной к стене.

– А из еды?

Кирилл усмехнулся.

– Сутки мне вообще есть нельзя, а потом ждет месяц без шаурмы, только мерзопакостная полезная пища, еще и жидкая.

– Сейчас все соберу и приеду.

– Подпиши пакет, я в… – он запнулся, услышал, как ему подсказали, и озвучил: – В пятнадцатой палате. В хирургическом отделении. И не переживай, успокой детей. Пустяк на самом деле. Не волнуйся.

Соня опустила телефон и принялась отбиваться от расспросов Юли и Тимура. Постаралась преподнести новость так же беззаботно, как это сделал Кирилл. Юля облегченно выдохнула: услышав слово «больница», она себе представила кое-что похуже.

– А, фигня. Игнату год назад вырезали. У него три шрамика. Один под пупком и два почти в паху. Едва незаметные.

Соня невольно покраснела, но шрамы в паху не прокомментировала.

Утром она собрала вещи и сразу же отправилась в клинику. Всю ночь мучилась угрызениями совести из-за гнева, ещё вчера кипевшего в ней подобно Попакатепетлюcontentnotes0.html#note_15. Пока она мысленно ругала Кирилла за безалаберность, он лежал на операционном столе. Не мог ни оправдаться, ни защитить себя от потока ее разрушительных эмоций.

До палаты Соня не дошла, встретила Кирилла в коридоре, держащегося за стенку. Хотела обнять, но, вспомнив, что ему сейчас не до того, резко остановилась. Поцеловала в пересохшие губы и погладила по щеке.

– Ты уже ходишь?

– Врач – садюга, сказал, нужно уже вставать. А так бы я еще повалялся. Пойдем в палату.

Он осторожно лег на кровать, когда опускался, едва заметно скривился. Соня заволновалась:

– Больно?

– Скорее неприятно. Я реально везунчик, – он обвел взглядом палату, намекая на занятые соседние койки, – если не случится ничего непредвиденного, на седьмой день снимут швы и выпишут.

Соня старалась не смотреть на другие кровати, боясь увидеть страшные прогнозы. Мало ли с чем тут лежат. Она потянулась к животу Кирилла.

– Можно посмотреть?

– Кишки не видно. – Но футболку приподнял.

Соня провела рукой над верхним пластырем, практически не касаясь. Между проколами как раз помещалась ее ладонь, туда-то она ее и положила. Слегка погладила и удовлетворенно заметила распыляющееся под рукой нефритовое пятно.

– Кир, прости, что я на тебя накричала.

– Да нормально, ты же не знала. Хотя я чуть-чуть офигел от твоего наезда. Что там, совсем плохо с полами, дыбом встали?

– Частично. Сегодня хочу посмотреть, что в закрытых комнатах.

Кирилл прикрыл глаза.

– Там пороги высокие, мы же ремонт не делали, вода не должна была попасть, – он блаженно улыбнулся. – Сонька-волшебная ручка. Реально помогает.

– А как теперь быть с поездкой, мы же летом планировали на море в отпуск?

– До лета еще хренова туча времени. Тем более я уже забронировал номера на август. Тебе понравится. В Крыму. Хотел сюрприз сделать.

– Уже сделал. Блин, – Соня всхлипнула.

Кирилл открыл глаза:

– Сонь, ты чего? Со мной все хорошо, это всего лишь аппендицит.

– Ага, – промычала Соня, сдерживаясь, чтобы не заплакать.

Муж погладил ее по голове и улыбнулся.

– Иди домой и не пугай детей своими красными глазищами.

– Я завтра приеду.

– Приезжай. Юльку захвати, она тут всю палату взбодрит.

– Она будет только рада прогулять школу.

Соня наклонилась и поцеловала Кирилла в губы. Он улыбнулся и прошептал:

– Сексом почти месяц нельзя заниматься, – чмокнул и отстранился, – пока.

– Кир, – покачала головой Соня, – нашел, о чем думать. Ладно, до завтра.

Когда вышла из больницы, на телефон пришло сообщение от абонента «муж».

«Ты только ушла, и мужики такие: вах, какая у тебя жена красивенная!»

Соня улыбнулась. Комплимент даже от посторонних мужиков был чертовски приятен, и Кирилл знал, как она на них реагирует, потому и поторопился написать.

Добравшись до усадьбы, Соня переоделась, отправила маму на прогулку с Тимуром и достала ключи от закрытых комнат. К счастью, Кирилл оказался прав, высокие пороги помешали воде перелиться из коридорного русла, и основной удар приняли на себя кухня и прихожая. Правда, угловой комнате все же не повезло. Соня толкнула двери и прошлепала на середину мутной лужи. Оглядев подмоченную мебель, вздохнула, приподняла края покрывала, свисающего с зеркала. Придется все выносить на просушку, а ковер проще выкинуть. Он и раньше страшил узором, похожим на жуткие морды, а в мутной воде эти рожи оскалились и помрачнели.

Соня стянула покрывало полностью и изумленно замерла. Прямо за зеркалом обнаружилась бабушкина шкатулка, та самая, найденная после реставрации флигеля. Соня искала ее на чердаке, а она, оказывается, переехала сюда. Отряхнув ее от воды, Соня осторожно подняла крышку и оглядела содержимое. Несмотря на разбухшее дерево, письма и дневники не промокли. Соня невольно прочитала адрес на конверте: послания приходили не бабушке, а маме, причем из Анапы.

Влезать в корреспонденцию мамы Соня не решилась, а вот дневник открыла. Бабули давно не было в живых, кому станет хуже, если ее секретов станет немножко меньше? От ощущения, будто она прикасается к замурованной тайне, в груди зашевелилось зудящее любопытство, а кончики пальцев начало покалывать.

Страницы чуть склеились и поддались не сразу, хрустнул древний корешок, в воздух взвилась пыль, чуть сладковатая, как миндальный порошок. Соня задумчиво пролистала тетрадь и вернулась к началу. Привычной дневниковости в записях не было, скорее короткие наблюдения и цитаты. Даты стояли на каждой странице, по ним можно было отследить дни, когда Ольга Станиславовна открывала тетрадь.

Соня читала, стоя в мутной луже, и словно слышала бабушкин спокойный и приглушенный голос. Она и не думала, что строгая Ольга Станиславовна способна хоть на какие-то чувства, кроме надменности и самодовольства, пребывала в уверенности, что страсть в бабушке могли разбудить только коллекция слоников, новогодние игрушки и легендарное пятно на потолке.

Соня ошибалась. Оказывается, можно испытывать нежность к «изысканному папиллярному узору, к алебастровым манжетам, к манере гортанно произносить букву «р» и обыкновению до блеска натирать каблуки». В одном Соня оказалась права, любовь, пронесенная Ольгой Станиславовной сквозь годы, касалась не мужа, а соседа. Еще в юности, наблюдая за их совместной игрой на рояле и шахматными баталиями, Соня заподозрила чувства сильнее дружеских. Но в дневнике вскрылась не совсем любовь. Маниакальная нежность. Между ними никогда ничего не было, даже поцелуя, и бабушка об этом не жалела, втайне надеялась, что их чувства спасла полная оторванность от плоти.

На странице с датой смерти мужа Ольга Станиславовна написала всего одну строчку:

«Андрей нашел дневник».

Следующую запись она сделала почти через год, и потом они продолжились с такой же странной регулярностью, Соня предположила, что они совпадали с посещениями Феодосия Аристарховича. Их любовь пережила мужа бабушки и продолжилась до самой смерти Ольги Станиславовны. Теперь же ее помнила только соседка, до сих пор ревнующая покойного уже супруга ко всем Колоницким. И, как оказалось, не зря.

Добравшись до последней страницы, Соня прочитала запись, сделанную за неделю до смерти бабушки.

«Феодосий подарил орхидею, цвета лживой фуксии. Ненавижу эти цветы, корни наружу, как внутренности. Надеюсь, она сама скончается. Как предыдущие. Поставлю-ка ее в гостиной на рояле».

Соня отложила дневник и потёрла виски. Не было никакой горничной, дедушка вообще не изменял, он не простил предательства и не смог с этим жить. Предательства души, а не тела. Спрятав дневник в шкатулку, Соня плотно закрыла крышку, сожалея, что вообще потревожила прошлое. Зачем ей это знание? Как же тяжело воображать эту неслучившуюся любовь, нераспустившуюся, задавленную, в чем-то уродливую, как орхидея с кишками наружу.

Выйдя из комнаты, Соня глубоко вдохнула, открыла чат и на всякий случай очистила историю переписки с Марком. У нее другая ситуация, абсолютно другая. Ни капли не похоже. Просто небо и земля.

Для наблюдения за Надей Соне пришлось найти себе новое незаметное и удобное место. А самое главное – скрывающее ее от других. Широкий подоконник облюбовал Марк. Первое желание – уйти – она поборола, а потом разозлилась. Почему она вообще должна уходить? Пусть Абросимов уходит! Она первой познакомилась с Надей, первой нашла этот музыкальный оазис. А он пришелец, захватчик, тот самый, «который хуже татарина».

Соня протиснулась сквозь слушателей, присела на пуф рядом с большой, к счастью, неработающей колонкой. Надя увидела ее, петь не перестала, но кивнула и почти сразу посмотрела на Марка. Соня непроизвольно повторила за ней и тут же напоролась на его внимательный взгляд. Он стоял, сложив руки на груди, и, вторя ритму песни, слегка постукивал пальцами по плечу. Соня четко и заторможенно отмечала детали: пальцы, ладони, губы… и внезапно покраснела. Чёрт! Чёрт! Чёрт! Он трогал ее грудь! Горячая волна тут же прокатилась по телу, опрокидывая в воспоминания. Соня торопливо отвернулась.

Как теперь смотреть на Марка и не думать о том, что случилось во флигеле? Позорище! Почему она вообще это допустила? Соня вздохнула. Знала почему. Она дура. Дурейшая дура. Всегда поддавалась эмоциям, а Марк вызывал их больше, чем она могла переварить и осознать. От воспоминаний её до сих пор колотило, как после вируса или кишечной инфекции. Как же это было… сладко, остро и горячо. Разве могут прикосновения вызывать такие ощущения, такой дурман?

Пока Соня пыталась с собой совладать, Надя скомкано и поспешно доиграла песню. Прижав ладонью струны, прокашлялась.

– Новое. В подарок другу. Буду заикаться и сбиваться. Не торопите.

Зрители затихли, Соня тоже прислушалась. Надя прошлась по струнам, закусила губу и повторила проигрыш еще раз. Запела как-то неожиданно.

Словами-пулями прошита,

Ты проиграл, а я убита.

И кислой быть обречена

Любовь-война.

Окутал нежностью рассвета,

Губами наглыми согрета

И сладкой быть обречена

Любовь-война.

Разбитых судеб перезвон,

А наша жизнь – оксюморон.

Кисло-сладкая волна.

Любовь-война.

Закончила так же внезапно, как и начала, просто придавила пальцами струны, и последние слова повисли в воздухе вместе с заключительной нотой, прозвучавшей протяжным стоном.

Соня не успела даже поймать привычное минорное настроение, разнежиться и пустить в себя музыку, как песня закончилась. И уже потом догнала с опозданием, шарахнула со всей силы. Соня, покачнувшись, обхватила себя руками, стараясь не развалиться на кусочки. Словно в тумане наблюдала, как расходятся зрители, пустеет помещение. Сразу стало светлее и прохладнее, но все это было снаружи, за пределами ее органов чувств.

Надя приблизилась, щелкнула пальцами.

– Сонь? Ау! Ты идешь?

Она вздрогнула.

– Дурацкая песня.

– Ну спасибо, вообще-то, я ее написала, – усмехнулась Надя, – совсем не понравилась?

Соня покачала головой.

– Музыка хорошая. Слова – нет.

Надя повесила гитару на стену, накинула клетчатую рубашку поверх футболки и снова подошла к Соне.

– Ты идёшь?

Соня нехотя встала, мельком заметила, что и Марк не ушел, так и стоит у подоконника, гипнотизирует взглядом свое отражение в стекле.

– Иду, – она надела джинсовую куртку и только потом спросила, – куда?

– Мороженое есть. У Марка день рождения. Обещал угостить.

Соня хотела отказаться, сослаться на занятость. Тем более сочинять не требовалось. Подготовка к ЕГЭ и соревнованиям высасывали последние силы и забирали все свободное время, с Сергеем они почти не виделись, разве что в школе.

Из-за этого у них заметно испортились отношения. Сергей звонил, постоянно звал в кино, в кафе и просто погулять по городу, но Соня отказывалась, упирая то на занятия с репетитором, то на тренировки. Сергей злился, коротких встреч на переменах ему было мало. Последний раз из-за Сониного отказа идти на вечеринку к его другу они чуть не поссорились.

– Всего пара часов, даже не весь вечер!

– Завтра контрольная.

– И что? – с нарочитым равнодушием фыркнул Сергей.

– Как это что? Карина Давидовна терпеть меня не может, с большим удовольствием влепит двойку.

Сергей обнял Соню, покровительственно чмокнул в лоб.

– Двойку не влепит. Тройку, возможно.

– Соня неловко отстранилась. Всё чаще в объятиях официального парня вспоминала нескромные прикосновения совсем другого человека.

– Она постоянно думает, что я списываю. Будет рада доказать, что так и есть. Я не могу в конце года бросить все, к чему я шла одиннадцать лет.

– И у кого ты списываешь? – хмыкнул Сергей, поведение Сони не осталось незамеченным. Она явно его избегала.

– Я не списываю! – возмутилась Соня.

– У Абросимова, что ли?

Соня толкнула Сергея в грудь. Получилось неожиданно сильно, она и не думала, что так вскипит.

– Хватит, ты хоть меня им не доставай! Везде этот Абросимов.

– Тише, ты чего взбесилась?

– Ничего, – Соня отвернулась, – я никуда не пойду.

Сергей задумался, не стал спорить. Заметил даже больше того, что осознавала Соня.

– На выходных оставь мне пару часов в своем плотном графике. Посмотрим фильм. Надеюсь, мне не нужно получать письменное разрешение, чтобы побыть наедине со своей девушкой?

– Ладно, – нехотя уступила она, – в субботу.

А теперь она собирается в кафе с этим самым бесящим Абросимовым и Надей. Зачем? Это ведь может все испортить. Всё, к чему она шла с начала года. Наконец-то завоевала школьный трон и Сергея в придачу. Олеся потеснилась до звания королевы в изгнании и тихо кипела от злости. МариВика все чаще обращались за советом именно к Соне, а не к свергнутой королеве, Костя иногда забывался и одаривал комплиментами чаще, чем Олесю.

Удивительно, что близость соревнований немного изменила отношение к Марку. Олеся понимала, что с ним полезнее помириться. Даже Сергей признавал в нем не просто соперника, а возможного чемпиона. Злился, но признавал. В классе Абросимова больше не игнорировали, насмешки и излишки яда снова достались Кристине. Теперь только ей.

Бублик и раньше мало подходил на роль козла отпущения. Не выглядел побитым, наоборот, производил впечатление стойкого оловянного солдатика. Соня с удивлением заметила, что одеваться он стал лучше, из его гардероба исчезли подстреленные брюки и куцые курточки, он подстригся и растерял то, за что его раньше покусывала Олесина компания. Видимо, работа, о которой он рассказывал Марку, наконец-то отразилась на его внешности. Без светлых вихров стало видно уши, которые сразу же оценила Соня. Чистые уши, еще и красивой формы.

Соню так и тянуло озвучить, что внешность все же имеет значение, и не нужно уповать на то, что кто-то обнаружит глубокий внутренний мир под несуразным тряпьем и лохматой прической. Но она оставила эти мысли при себе. Почему-то стало за них стыдно. Получается, она настолько поверхностная, что считает внешность определяющей.

Олеся тоже перестала трогать Бублика, почуяла в нем изменения. Все чаще срывала злость на Косте, внезапно впавшем в немилость. Соня наблюдала за этими переменами со стороны, удивляясь влиянию Олеси. Она ловко направляла потоки эмоций и решала, кого унижать, а с кем дружить, и сейчас все еще была способна отобрать корону. С ней следовало держать ухо востро и ни в коем случае не расслабляться.

Только Марка это абсолютно не трогало, общаться с Олесей он не планировал, когда она обратилась к нему с завуалированным флиртом, сделал вид, что ее не существует. Олеся удивленно отшатнулась и растерялась, она пребывала в непоколебимой уверенности, что любой будет счастлив вернуть ее расположение, тем более униженный ею же парень. Своим безразличием Марк словно дал понять, что отношения разорвал он. К великому сожалению Олеси, это поняли и одноклассники.

Соня шла между Надей и Марком, но в разговоре не участвовала. Сосредоточилась на переживаниях. Раз за разом прокручивала в голове сцену во флигеле и заливалась румянцем. Когда эти воспоминания побледнеют, а еще лучше сотрутся окончательно? Сколько можно об этом думать? Раскладывать на кадры по секундам, а еще хуже – домысливать все, чего не случилось.

Надя и Марк смеялись, снова обсуждали музыку и планы на послешкольное будущее. Кто бы сомневался – Марк метил в большой спорт, а Надя мечтала о собственном музыкальном клубе. Обходя толпу на тротуаре, Соня выдвинулась немного вперед и увидела чуть вдалеке знакомое лицо. Навстречу им шёл Стас. Он тоже заметил Соню и уже растянул губы в улыбке. Поравнявшись, увидел всю компанию и пожал руку Марку.

– Привет.

Соню он поцеловал в щеку, потом перевел взгляд на Надю и сдержанно кивнул.

– Привет, Надя.

Она кивнула в ответ и отвернулась.

Соня и Марк переглянулись, но промолчали, только когда Стас ушел, оба вопросительно вскинули брови.

Надя пожала плечами.

– Бывший одноклассник. До десятого класса вместе учились, – она запнулась, – потом я уехала, школу заканчивала не здесь.

Марк задумался.

– Странно, он не сказал, что вы знакомы, когда узнал, что мы с тобой дружим. Тогда, в январе.

Надя нервно одернула край рубашки.

– А мы с ним не дружили.

Соня заинтересовалась.

– Любопытно.

– Ничего любопытного. Просто не дружили, – она обернулась, увидела вывеску знакомой кондитерской «Рогалик и булочка», – а теперь обещанное мороженое.

Надя выбрала порцию орехово-шоколадного, Соня взяла вишневое, Марк заказал себе что-то невообразимое из несочетаемых вкусов: сырного, арбузного и мятного и все это под слоем карамельного сиропа с шоколадной крошкой. Когда официантка поставила их разноцветные креманки на стол, Надя прислонила телефон к салфетнице и потребовала тишины:

– Погодите, не ешьте, сделаем фотку на память. Марку восемнадцать все-таки. Теперь можно пить и заниматься сексом.

Марк хмыкнул.

– Соне еще нельзя.

Надя отвлеклась от экрана своего телефона, где выставляла кадр. Хитро сощурилась.

– А когда тебе можно?

Соня поймала насмешливый взгляд Марка и рассердилась.

– Никогда. Когда замуж выйду. Понятно?

– Я знаю, когда у нее день рождения. Видел в журнале дату. Двадцать седьмого мая.

– Придется терпеть до конца мая, – заключила Надя.

Соня вспыхнула.

– Вы нормальные вообще? Меня почему-то никто не спрашивает. Не нужен мне ни Марк, ни секс с ним. Что за бред?

Надя настроила камеру и села на стул. Странно, но Марк при всей нелюбви к фотографированию, не стал спорить, послушно растянул губы в улыбке и обнял девушек за плечи. Почувствовав его пальцы, Соня сжалась и затихла.

– Сонь, на счет три целуем Марка в щеки, – скомандовала Надя и во время вспышки чмокнула его куда-то скулу. Отклонившись, поймала озлобленный взгляд Сони. Та, естественно, заметила поцелуй и команду не выполнила.

– Сонь, испортила кадр, давай еще раз.

– Не хочу.

Марк бросил на нее взгляд.

– Могла бы хоть поздравить.

– Поздравляю, – откликнулась Соня, – мне нужно домой. Опаздываю к репетитору по математике.

Надя вонзила ложку в шарик мороженого.

– Мы тебя проводим.

Не пошутили, покинув кафе, действительно проводили до самого дома. Увидев усадьбу, распластавшуюся в объятиях цветущих абрикосов, Надя изумленно охнула.

– Ого! Сколько раз я тут проходила, не подозревала, что это жилой дом. Думала, музей какой-то или школа искусств.

– Насчет музея ты не сильно ошиблась.

– Круто, наверное, – Надя вытянула шею, пытаясь заглянуть за забор.

Соня неотрывно смотрела на открытое окно флигеля. Почувствовав прикосновение к запястью, вздрогнула и поймала рассеянный взгляд Марка. Он взял ее за руку и смотрел туда же – в дождливую ночь.

– Не могу пригласить. Мне уже нужно бежать на занятие. Пока.

Соня вырвала руку и толкнула калитку. С опозданием услышала, как Марк и Надя попрощались практически хором.

Утром Соня увидела Марка еще издалека. Он замер у входных дверей школы и смотрел куда-то вверх. Рядом стояла Кристина, жестикулировала, указывая на что-то подвижное в небе. Приблизившись, Соня поняла, что привлекло их внимание. Под жестяным подоконником ласточки свили гнездо, судя по основательности, давно, и сейчас птицы вернулись, суетливо кружили над головами и звонко щебетали.

Марк проводил их взглядом.

– Странно, что никто их отсюда не выгнал.

Кристина улыбнулась.

– Сторож за ними присматривает. Они каждый год прилетают. Даже учителя не против.

Соня хмыкнула:

– И Карина Давидовна? Ей же все человеческое чуждо. Хотя ласточки парами, а это по-математически верно.

Упомянутая учительница грубо растолкала их компанию и молча открыла двери. Ничего не сказала, но, естественно, всё слышала. Соня сморщилась и закусила губу. Кто ее вообще тянул за язык?

Кристина вжала голову в плечи.

– Она не всегда такая была. После смерти мужа озлобилась. Он в школе работал водителем автобуса.

Соня вздохнула, теперь ей стало совсем совестно. Еще и ласточки эти дурацкие парами, как напоминание о том, чего математичка лишилась, став вдовой. Зачем вообще было произносить эту гадость? Вот уж точно язык мой – враг мой. Жестокая шутка получилась.

– Чёрт. Сегодня контрольная.

Марк удивленно вскинул брови.

– Так ты за это переживаешь?

Соня озвучила не все свои мысли, и получилось, что ее действительно волнует только оценка, но оправдываться не стала.

Как ни странно, строгая учительница не припомнила Соне ее слова и не отыгралась на отметке. Военные действия начались там, где меньше всего ожидалось – на уроке биологии. Маруська Игоревна тоже не подготовилась к такому событию и растерялась. Не подозревала, что тема естественного отбора вызовет жаркий спор между ее лучшими учениками.

Соня отвечала у доски, воодушевленно рассказывая о двух направлениях отбора: движущем и стабилизирующем.

– Ярким примером движущего отбора является индустриальный меланизм английских бабочек. Когда изменилась их среда обитания, в живых остались те, которых не смогли обнаружить птицы на потемневших стволах деревьев. Получается, выживают те особи, которые лучше приспосабливаются к меняющимся условиям.

– А стабилизирующий тогда зачем? – подал голос Марк.

Соня не растерялась, за дополнительный вопрос наградила его ехидной улыбкой. Он ведь даже руку не поднял. Просто влез.

– Стабилизирующий отсекает тех особей, которые наиболее отклоняются от средней нормы. Это происходит при постоянных условиях среды.

Марк откинулся на спинку стула, сложил руки на груди.

– Интересно, почему же тогда некоторые особи даже при постоянных условиях стремятся выделиться из толпы?

– Потому что всегда будут те, чья личность определяют движение всего общества вперед. Да, они отличаются от средних значений, но именно за счет них происходит эволюция.

Костя засмеялся.

– А чего бабы тогда в фиолетовый или зеленый красятся, под какие деревья они маскируются?

Олеся покачала головой. Не оценила плоскую шутку арлекина. Жестом показала ему закрыть рот.

Маруська Игоревна встрепенулась.

– У позвоночных эволюция растягивается на тысячи лет. Еще и межвидовая борьба включается.

– Типа хищник-жертва? – подсказала Олеся.

– И это тоже, – согласилась учительница, смутно осознавая, что они давно вышли за рамки биологии.

Марк снова развернулся к Соне.

– А мне еще любопытно, почему некоторые безобидные особи мимикрируют под опасных. Например, те же бабочки, раз уж мы о них заговорили. У бабочек африканского парусника возникло целых три формы, подражающие трем разным видам ядовитых насекомых.

Соня поймала взгляд Марка.

– Потому что так безопаснее.

– Для кого?

– Для всех, – размыто ответила Соня, с трудом выдержав его распинающий взгляд.

Марк хмыкнул.

– То есть, получается, движущий фактор эволюции – трусость?

Маруська Игоревна вскочила.

– Что-то мы от темы отвлеклись, – она бросила взгляд на часы, – да и звонок сейчас будет, а мы еще домашнее задание не записали.

Соня вернулась на свое место, на Марка больше не смотрела, но ощущала его присутствие горящей щекой и алеющим ухом.

Когда после уроков Олеся предложила пойти в «Грильяж», Соня согласилась не раздумывая, хотелось сбежать от Абросимова подальше, а что может быть дальше, чем компания Олеси? Это другой полюс. Соня снова злилась. Трусость, значит? Вот как он думает. А сам, конечно, смелый: пробирается во флигель и под покровом ночи распускает руки. Ждет чего-то. Чего? Что она расстанется с Сергеем? А он? Сам ходит с Надей и делает вид, что ничего не происходит. И опять, опять унизил ее при всех!

Олеся заметила состояние Сони, но не прокомментировала. Ей даже понравилось, когда Марк прилюдно покусал выскочку Кайлу. Вслух же она сказала совсем другое.

– Утомил уже всех Абросимов. Его стало слишком много.

Соня бы не так сформулировала эту проблему. Много его было еще в сентябре, сейчас же он заслонил собой весь мир.

Марина и Вика одновременно вздохнули.

– Осталось каких-то полтора месяца – и все. Грустно.

– Печально. Я не хочу расставаться со всеми вами.

Олеся нервно дернула бровью.

– Школьные годы чудесные. Еще ЕГЭ впереди.

Марина порывисто сцапала руку Олеси и Вики.

– Обещайте, что будете звонить и не потеряетесь.

– Ага, обещаю, – откликнулась Олеся, только забыла вложить в слова искренность.

Костя принес булочки, заказанные Олесей, и бухнулся на стул.

– А что насчет выпускного? Там же типа парами идут, не?

Марина фыркнула.

– Это в американских фильмах, у нас такого нет.

– Я с Сергеем, – подтвердила Соня и с опозданием прикусила язык. Среди них пар больше не было. Зачем было напоминать и снова злить Олесю и Марину? Одна одинока, другая до сих пор страдает, что Сергей достался не ей.

– А Марк, наверное, с Монашкой. То-то они дружны стали последнее время.

Вика подозвала всех, заставляя склониться над столом.

– А может, он ее уже оприходовал своим корнишоном?

Костя громко загоготал.

– Возможно, – воздел палец кверху, оценил жест и снова засмеялся, – несколько раз он ее домой провожал. Я же недалеко от Монашки живу. Абросимов там периодически ошивается.

Соня застыла с чашкой в руках. Но никто не заметил ее окаменевшего лица, продолжили перебрасываться шутками.

Олеся покачала головой.

– Нет. Он с этой девкой, что тогда на остановке стояла. С короткой стрижкой. Вот они частенько на глаза попадаются, пару раз видела целующимися, а однажды они вместе заходили в гостиницу. Такого, знаете, советского типа, с тараканами и клетчатыми одеялами. Для перепихона сойдет.

Снова засмеялись, Марина зажала рот ладонями и покосилась на соседние столики.

– Бедная девушка, он же грубиян.

– Так они наверняка достойны друг друга, – хмыкнула Олеся, – сомневаюсь, что там приличная девушка.

Соня старалась не слушать, но информация продолжала вливаться в уши с разных сторон. Все сказанное можно было смело делить надвое, но даже в том, то осталось, проглядывала горькая правда. Она сама подозревала, что между Надей и Марком отношения серьезнее дружеских. И то, что он давно не девственник, тоже было ясно как божий день. Слишком уж наглый и самоуверенный. Хорошо, что у нее есть Сергей. Он не скрывает своего прежнего опыта, но и не давит на нее, вынуждая к сексу. На завтра Соня обещала ему просмотр фильма. Нужно только пережить сегодняшнюю тренировку, а после конвоирование Марком. А еще постараться не убить Абросимова. Очень уж хотелось как следует его поколотить. Пусть у него тоже сверкает в глазах от ревности и злости. Хотя какой ревности? Только злости!

Сергей заехал за Соней около семи. Права он получил давно, но вот машину отца брал нечасто. Около часа они бороздили вечерний Краснодар, успели постоять в трех пробках. В салоне играла музыка, Сергей что-то рассказывал, но Соня слушала вполуха, чудом умудрялась к месту отвечать. Особой радости от вечера с Сергеем она не испытывала, абсолютно четко осознала это именно сейчас, когда он находился рядом и требовал внимания.

Сергей привез ее к девятиэтажкам – в район недалеко от дома Олеси.

У подъезда Соня заволновалась.

– Я думала, мы в кинотеатр?

– Вот так ты меня слушаешь, я несколько раз говорил, что у меня дома проектор, – он присмотрелся к Соне, заметил конвульсивно сжатые пальцы, – ты чего такая напряженная? Ничего не будет. Насиловать не буду. Я же не Абросимов.

Соня вздохнула, ответить не успела. Сергей подмигнул и добавил:

– Если сама не захочешь.

Молча поднялись на лифте. Пропустив Соню вперёд, Сергей закрыл двери и развел руки в пригласительном жесте.

– Проходи. Моя спальня налево. Если нужна ванная комната, далеко ходить не нужно, при каждой спальне своя.

Соня растерялась, не ожидала, что квартира Сергея такая большая и такая… новая, что ли. Будто выставочный макет. Обычно жилые помещения носят на себе отпечатки хозяев, часто едва заметные: следы когтей домашних питомцев, поблекший около дивана ковер, чуть поцарапанные ножки стульев. Здесь же все было кричаще новым и красивым.

Соня пересекла просторную прихожую и толкнула двери в спальню Сергея. Он улыбнулся немного скованно, Соня впервые была тут, и это заметно его волновало.

– Я на кухню за киношной жрачкой. Вино будешь?

Она замотала головой.

– Нет.

– Пиво?

– Нет.

– Ладно, попкорн и чипсы. Уговорила. Будем тебя откармливать, котик.

Соня зашла в комнату и сразу же остановилась у «Стены славы». Назвать эту выставку по-другому язык не поворачивался. На стеклянных полках стояли кубки за призовые места в соревнованиях, тут же висели грамоты и медали. Она тронула серебряную с городского кросса и чуть качнула.

Сергей увидел, как Соня рассматривает его награды, и хмыкнул.

– Мамина идея. Типа гордость семьи.

– Я не думала, что у тебя так все серьезно со спортом.

– Почему?

– Просто не думала. Ты же учишься в параллельном классе, занимаешься в другом комплексе, ну и я новенькая, о тебе не так уж много знаю. Олеся говорила, что ты каждый год участвуешь в соревнованиях по легкой атлетике, но я же не видела это своими глазами.

– Теперь видишь.

– Впечатляет.

Соня прошла вдоль стены, на одной из полок обнаружила распакованную пачку презервативов. Оглянулась на Сергея, но он не смутился.

– На всякий случай. Пойдем уже фильм смотреть. Какой выбираешь? Комедию, фантастику, что-то из новинок?

Соня пожала плечами. Ей действительно было все равно, с каждой минутой желание убежать усиливалось, она пыталась его подавить, убедить себя расслабиться. Просто кино, вечер в компании не постороннего человека, а ее парня.

Почти час послушно и внимательно таращились в экран, Сергей одной рукой обнимал Соню, другой закидывал в рот попкорн. Иногда поглядывал на нее и улыбался. Его кисть, свободно болтающаяся на плече, словно невзначай зацепила её грудь, а когда началась любовная сцена, он просто развернулся и поцеловал Соню. Ладонью скользнул по коленке и чуть приподнял подол. Несколько секунд Соня позволяла себя целовать, руку не убрала, разрешила ей подняться выше, но потом накрыла своею ладонью и отстранилась.

– Я не вижу экран.

– Ты серьёзно? – он чуть отодвинулся. – Экран?

Она нервно кивнула.

– Экран.

– Хочешь смотреть, как они занимаются любовью?

Соня снова кивнула.

– Хочу.

– А сама не хочешь попробовать?

Сергей снова поцеловал, прижался теснее и пробормотал куда-то в шею Сони.

– Котик, мужчинам вредно столько терпеть. Я тебя с декабря дожидаюсь. У меня уже этот – спермотоксикоз. Это очень вредно, кстати. Потом будут проблемы со здоровьем. Я все сделаю осторожно. Тебе даже понравится. Поверь, я знаю, как доставить удовольствие.

Соня высвободилась из объятий и немного отползла. Ей даже страшно не было. Скорее досадно, что она сама допустила эту ситуацию и до последнего надеялась, что обойдется без приставаний.

– Я верю, что ты знаешь. Но я не готова.

Сергей снова предпринял попытку добиться секса. Коснулся Сониной коленки, слегка погладив, поднялся выше.

– Пора нам переходить к следующей стадии, не по двенадцать лет все-таки. Ты не представляешь, чего себя лишаешь.

Соня внимательно рассматривала руку Сергея, лежащую на ее бедре, и пыталась понять, почему ничего не чувствует. Он красивый, смешной, внимательный, задаривает ее подарками, с ним не бывает скучно, он популярный и вообще мечта всех девчонок в школе. В конце концов, он ее парень! Именно он. Она сама его выбрала. Чего ей еще нужно? Почему тело не вибрирует, а сердце не лихорадит, почему она вообще сейчас об этом думает, вместо того чтобы, сгорая от желания, целовать Сергея? Ответ пришел быстро и прозвучал в голове голосом Нади: потому что он не Марк.

Сергей слегка ущипнул ее, привлекая внимание.

– Котик? Ау.

Соня вздрогнула и отодвинулась.

– Не хочу. Ты же обещал, что ничего не будет.

Сергей резко поднялся, провел рукой по короткому ежику волос. Несколько минут стоял, отвернувшись к окну, успокаивал злость и возбуждение. Бросив короткий взгляд через плечо, сердито сощурился.

– Сказал, но рассчитывал, вообще-то, на другое.

Соня тоже встала.

– Я не могу. Прости, – она схватила сумку, – лучше мне пойти домой.

– Куда ты пойдешь в десять часов? Я тебя отвезу. Может, фильм хотя бы досмотрим?

Соня бы предпочла не досматривать. Атмосфера явно не располагала к приятному вечеру, но пришлось досидеть до титров. Сергей отвез ее домой, коротко и жестко клюнул в губы и молча уехал.

Соня несколько минут стояла у калитки, вглядываясь в темноту. Кажется, она только что подпилила ножки на своем королевском троне. Завтра же нужно как-то исправлять ситуацию. Нет, не завтра, в понедельник. На выпускной они с Сергеем собирались идти парой, а теперь он явно обиделся. Зачем только она согласилась на этот вечер? Нужно просто его убедить, что она не готова к таким отношениям, а он торопится, ей ведь еще нет восемнадцати! Раньше он это вполне понимал и терпел, потерпит еще. Спермотоксикоз еще этот приплел… а вдруг правда это и вредно, и больно, и вообще ведет к импотенции?

Еще день Соня промаялась, пытаясь понять, как без вреда для своей репутации разрешить проблему с Сергеем. Очень удобно было держать его «школьным» приручённым парнем, к большему она оказалась не готова.

А в понедельник все ее мелочные волнения и переживания исчезли без следа, растворились на молекулы, поглощенные другой новостью – на выходных Абросимов попал в больницу. Деталей никто не знал, обсуждали только то, что его ограбили, избили и в таком состоянии оставили на улице.

Соня сначала не поверила и даже отмахнулась от сплетен, но для розыгрыша это звучало слишком жестоко. Слухи не затихали, клубились и обрастали подробностями одна страшнее другой. Никто ничего не знал, на звонки Марк не отвечал, Маруська Игоревна, чуть ли не плача, бегала по школе, собирая ведомые только ей справки и документы. Одноклассники перешептывались, строили предположения. Соня не могла понять, как реагировать на эту новость, она и поверить-то в нее не могла. Словно ей сообщили, что в далекой неизвестной стране произошло землетрясение, теперь собирают безликую гуманитарную помощь.

На перемене Соня столкнулась с Сергеем. Он виновато улыбнулся, чуть приобнял за плечи.

– Котик, по поводу субботы. Я был неправ. Насел на тебя. Забудем, ладно?

Соня рассеянно кивнула. Последнее, о чем она сейчас думала, – это поведение Сергея.

– Ты слышал, что с Абросимовым?

– Слышал. Ничего не понятно. Даже не знаю, верить ли слухам. А ваша Маруська не в курсе? Все-таки классуха.

– Ничего не говорит.

– Тогда не вижу смысла строить предположения. Скоро все будет ясно.

В коридор вышла Олеся, увидев Сергея, кивнула, но он ей не ответил и отвернулся. Обычно Олеся подходила и включалась в беседу, но в этот раз продефилировала мимо.

Соня еле дождалась конца учебного дня и поймала на выходе из школы Кристину.

– Что с Марком?

Кристина выдернула руку.

– Не знаю. Он не берет трубку.

– У кого можно узнать?

– Да откуда я знаю?! – воскликнула Монашка, выдавая волнение. – Может, Бублик в курсе.

Соня покачала головой, если Бублик и знал, искать его поздно, он уже ушел. Сегодня он вообще вел себя странно, если обычно взволнованно признавался в любви взглядом, то сегодня сердито и хмуро смотрел матом.

Соня на секунду задумалась и, напугав порывистостью ласточек над входом, сорвалась с места. Есть тот, кто точно знает, где Марк и что с ним произошло. Соня все еще не верила, не подпускала беспощадную мысль. Это нелепость, ошибка, жестокие слухи, и Палыч ей это обязательно подтвердит.

Придя в манеж раньше времени, она переоделась, но занималась скорее для видимости. Постоянно отвлеклась и ждала тренера другой группы. Среди его ребят творилось то же самое, что сегодня наблюдалось в школе: напряженный шепот, гнетущая атмосфера, готовность к худшему и обмен версиями.

Палыч объявился с опозданием, поникший и нахмуренный. Подопечные его сразу же обступили и закидали вопросами. Соня не отпросилась, не предупредила Валентину Гертрудовну, просто сошла с дистанции и направилась к взволнованной толпе ребят. Растолкав их, она вышла вперед и уставилась на тренера.

Увидев Соню, Палыч замер в нерешительности. Глубоко вдохнув, выдал информацию одной горькой пилюлей.

– Марк в больнице. На него действительно напали какие-то выродки. Сотрясения, слава богу, нет, внутренние органы в порядке, ушиб ребер – он приостановился, последнюю фразу произнес почти шепотом: – Но перелом ноги.

Соня пошатнулась. Только сейчас она поняла, что это правда. Не просто слухи и неблагополучные новости из далекой страны. Марк действительно в больнице.

Палыч увидел, что Соня вот-вот упадет в обморок, подхватил ее под руку и повел в тренерскую. На ходу оглянулся, выдал задание застывшим в онемении ребятам:

– Разминайтесь, я сейчас подойду.

– Мы давно размялись.

– Делайте специально-беговые.

Как только дверь захлопнулась, Соня громко всхлипнула и неожиданно заплакала. Палыч растерялся и, растопырив руки, застыл. Не знал, как справляться с истериками и женскими слезами. С опаской приблизился и погладил Соню по голове.

– Ну ты чего? За Марка боишься?

Она кивнула и заревела в голос. Да так горько и громко, что испугалась собственного надрывного крика.

Палыч оглянулся на двери, вздохнул и обнял Соню.

– Ну будет, будет. Не реви. Живой твой Марк, самое главное, живой.

Соня судорожно втянула воздух, хотела выспросить подробности, но слезы не давали произнести даже слово, вырывался только жуткий вой с икотой.

Палыч ждал окончания истерики, продолжая поглаживать Соню по голове и даже чуть-чуть покачивая.

– Всё будет хорошо. Марк поправится. Все будет хорошо.

Соня с трудом подавила плач и неловко отстранилась.

– Как он?

– Вот теперь знаю. В аптечке должна быть валерьянка, – нарочно перевел тему Палыч. – А ее нет. Капсикамы всякие, зеленки и бинты.

Соня шмыгнула носом, растерла пальцами тушь.

– Как Марк? Вы его видели?

Палыч щелкнул кнопкой на чайнике, усадил Соню на диван.

– Видел. Он в палате. Синячище под глазом знатный, конечно. Ты, пожалуй, испугаешься. Но это мелочь на самом деле. С ногой невезуха. Соревнования пропустит точно. Да и весь сезон, – он приостановился и ободряюще улыбнулся, – перелом не сложный. Зарастет на раз-два, и будет твой Марк еще скакать как кузнечик. Ну, не в этом году, так в другом. Вот увидишь, в следующем апреле уже мастера выполнит. Всё будет хорошо. И не с такими переломами восстанавливались. Я вот знаю одного со стальной лопаткой, в совок неудачно упал, еще одному сустав собирали. А тут всего лишь перелом голени.

Соня снова судорожно вдохнула. Волнение все не утихало и прорывалось всхлипами.

– А сам он как?

– Ну что ты заладила, как-как. Расстроен, конечно. Больше разозлен. Его в конце недели уже домой отпустят. Будет ходить с костылями. Гипс на десять недель ориентировочно. А потом лечебная физкультура, восстановление.

Соня отказалась от чая, встала и побрела к двери, но Палыч ее остановил.

– Лучше тут посиди. На тебе лица нет. Ну и косметики. Умойся, в шкафу есть полотенца. Печенье, если что, на подоконнике. С Гертрудовной я поговорю. Какая тебе сейчас тренировка, ты сама как покалеченная.

Соня послушно села и сложила руки. В голове образовался гулкий вакуум. Она и не представляла, что мысль о случившемся с Марком так ее напугает. Все остальное на фоне этого события поблекло, отодвинулось в тень, потеряло значимость. Почему вообще это произошло? Это нечестно, жестоко и совершенно точно невовремя. За две недели до соревнований по легкой атлетике.

С тем, что это случилось не просто невовремя, а нарочно невовремя был согласен и Бублик. В среду он первый озвучил догадку, что попадание Марка в больницу выгоднее всего Сергею. Соня возмутилась, попыталась защитить парня от домыслов, но Бублик был непреклонен, его поддержала Кристина, а Олеся не стала спорить, сделала вид, что задумалась.

– Сергей, конечно, в выигрыше. Кроме Абросимова, у него на спринте и прыжках соперников нет.

Вика заговорщически понизила голос до шепота.

– У Сергея после выходных костяшки были сбиты, заметили?

Костя часто закивал.

– На выходных он часто дерется. Кто его знает, где был в этот раз. Марка он недолюбливает. Все знают.

Марина подскочила, бросила гневный взгляд на подругу.

– При чем тут вообще Сергей?! Устроили тут кружок Шерлока Холмса. Пусть полиция ищет виновных. Это, между прочим, ограбление было.

– Или подстроено под ограбление, – предположил Бублик.

Эту тему больше не поднимали, но подозрения тенью легли на Сергея.

До конца недели Соня провела в липком сером тумане, исчезли отпечатки эмоций, мир побледнел. Она ходила, разговаривала, делала уроки, кажется, что-то ела, но на самом деле ждала возвращения Марка. В школе на нее странно поглядывали и шептались за спиной, несколько раз пошло и двусмысленно пошутили. Раньше Соня бы возмутилась и призвала Сергея на помощь, но сейчас эти реплики доносились до нее приглушенно, словно музыка из замурованного в усадьбе радио. Сергей затаился, после той субботы чувствовал за собой вину и не требовал особенного внимания. Иногда приходил на перемене, но замечал, что Соня растеряна и витает в облаках. Она упорно называла причиной подготовку к ЕГЭ и тренировки. Он же подозревал другое, но молчал.

Выходные Соня провела в муторном дремотном состоянии. Вера Андреевна заволновалась, пощупала Сонин лоб. Убедившись, что температуры нет, многозначительно вздохнула.

– Весна.

В понедельник Соня подслушала разговор Монашки и Бублика и узнала, что Марка выписали из больницы. В школу он не пришел, решил отлежаться дома, пока не сойдут синяки. Одноклассники его уже успели проведать и напряженным шепотом делились мрачными прогнозами и злобными версиями. Увидев Соню, Кристина и Бублик одновременно отвернулись, а потом отошли подальше, словно от прокаженной.

В голове у Сони тут же зажглась идея. Она тоже навестит Марка. Просто пойдет к нему домой и своими глазами увидит, так ли все плохо, как нарисовало ее воспаленное воображение. Но лучше завтра, без свидетелей, сегодня Бублик снова собирался к нему в гости.

На следующий день Соня нарисовала на глазах аккуратные стрелки, уложила волосы и надела любимую короткую юбку и гетры. Приготовления оказались кстати. На фоне последних событий у нее вылетело из головы, что именно во вторник их класс будут снимать для выпускного альбома. Все пришли нарядные и важные. Все-таки последние фотографии, те самые, которые показывают детям со словами «вот в наше время» и вставляют в слайды на вечерах встреч выпускников.

О Марке словно забыли. Подумаешь, перелом. Эта новость уже потеряла актуальность. На горизонте появились дела поважнее: ЕГЭ и выпускной. После общих кадров Соня сфотографировалась одной из первых и сбежала. Еще днем узнала адрес Марка и на каком автобусе туда удобнее добраться. Торопилась, волновалась и прокручивала в голове предстоящую беседу, но когда дошла до нужной квартиры, замерла перед дверью с поднятой рукой. А вдруг он вообще не захочет ее видеть? Или ей не откроют?

Вдавив кнопку звонка, отступила и растянула губы в дежурной улыбке. Раздался щелчок поворачиваемого замка, двери приоткрылись. На пороге показалась девушка, похожая и одновременно не похожая на Марка. Ростом гораздо ниже, но цвет волос и глаз один в один как у него, а ее скулы расцвечивали такие же светлые веснушки.

– Привет. К Марку, наверное?

Соня кивнула.

– Да. Одноклассница.

– Соня, что ли?

Соня растерялась. Неужели Марк о ней что-то говорил? Значит, ее не пустят и захлопнут двери перед носом. Ничего хорошего он бы точно не рассказал. Но девушка распахнула двери и предложила войти.

– Разувайся.

Соня сняла туфли, повесила рюкзак на вешалку и прошла за девушкой по коридору, глядя прямо ей в спину. Из кухни пахнуло ароматом жареной картошки, из гостиной послышался голос хоккейного комментатора. Соня отмечала посторонние звуки и запахи краем сознания, смотрела прямо и вслушивалась в пульс, звучащий в ушах сплошным гулом.

Девушка остановилась в дверном проеме.

– Марк, к тебе, – отступив в сторону, пропустила Соню вперед и закрыла двери.

Соня сделала шаг, еще шаг и замерла, глядя на Марка. Он полулежал на кровати, обложившись учебниками и тетрадями. В складках покрывала виднелась нога в гипсе.

Марк тоже посмотрел на Соню долгим немигающим взглядом. Молча сдвинул учебники в сторону, освобождая место рядом с собой.

– Привет, Соня.

Она оглянулась, заметила стул, видимо, для посетителей, но все равно села на край постели. Таким она Марка еще не видела. Не столько поверженный, сколько домашний. В майке и в шортах, взлохмаченный, беззащитный и… живой. Какие только ужасы не просачивались в Сонино воображение, она даже боялась, что не узнает его или упадет в обморок, увидев кровавые осколки костей.

Опустив взгляд на его ногу, она, не спрашивая разрешения, положила ладонь на колено Марка, подержав несколько секунд, сместила ниже и уткнулась в гипс мизинцем.

– Больно?

Марк тяжело сглотнул, неловко шевельнул ступней.

– Чешется.

Соня осторожно пробежалась пальцами по гипсу и коснулась подъема стопы.

– А тут?

– Ноет. А сейчас еще и щекотно.

Соня вернула руку на колено. Увидела, как под ладонью зародилось изумрудное пятно, вытянув щупальца, оно поползло в противоположные стороны: под гипс и на бедро. Зеленый цвет появлялся и раньше, когда она пыталась унять головную боль или растирала уставшие после тренировок мышцы. Чудодейственное мгновенное исцеление не происходило, но боль становилось терпимее.

Соня придвинулась ближе и подняла на Марка глаза. Не убирая ладонь с колена, заглянула в его лицо. Левую мочку уха на месте вырванного колечка охватывал пластырь. Синяк на щеке насытился лилово-желтоватым цветом, отек спал, но склеру покрывали полопавшиеся капилляры. Из-за них взгляд Марка обрел кровавую пронзительность. Соня нежно погладила его по щеке, оставив нефритовые отпечатки на скуле и виске. Коснувшись кончиками пальцев его губ, почувствовала слабую улыбку и прошептала:

– Страшно.

Марк перехватил ее руку и отвел в сторону.

– Я страшный?

Соня не ответила, порывисто обняв, уткнулась носом в его шею и судорожно всхлипнула. Марк крепко стиснул ее обеими руками и затих. Молча слушал сдержанные всхлипы, а она касалась его ресницами и оставляла влажное дыхание на коже. Соня боролась со слезами и доверчиво прижималась к нему, словно это ей требовалось утешение и поддержка.

Марк неожиданно усмехнулся.

– Стоило сломать ногу, чтобы ты сама ко мне пришла.

Она нехотя отстранилась и выровняла дыхание.

– Как это произошло?

Марк нахмурился. Он бы предпочел не обсуждать тот вечер и не вспоминать, тем более уже раз десять озвучил все полиции.

– Я был на силовой в тренажерном зале, возвращался привычным маршрутом. Ничего необычного. Никто не приставал, не просил прикурить и тому подобное. Сразу вырубили. Я даже понять ничего не успел. Очнулся уже на тротуаре с гудящей башкой, ногу, кстати, и не заметил, болели ребра и лицо, глаз заплыл, а когда попытался встать, понял, что с ногой что-то не то, словно в пятку спицу вогнали. Ни денег, ни телефона в кармане не нашел. Сережку с уха тоже сорвали. О том, что это перелом, узнал в больнице. Естественно, был в шоке, но Палыч успокоил, сказал, что ничего страшного. Быстро восстановлюсь, и это никак не скажется на результатах. Но год я в любом случае пропущу.

– Похоже на ограбление.

– Полиция рассматривает именно эту версию. Но я так не думаю.

Соня нахмурилась.

– А как ты думаешь?

– Я не видел нападавших, но слышал голос. Кажется, это был Сергей.

– Ты тоже винишь его? – Соня покачала головой. – Думаешь, это он?

Марк кивнул.

– Проигрыша в городском кроссе он мне не простил, были и другие причины меня недолюбливать. Вот и решил избавиться от соперника перед соревнованиями. Скорее всего, рассчитывал напугать и временно вывести из строя. А вышло вот так.

Соня сжала край юбки, опустила взгляд на свои колени.

– Это не Сергей. Ты не мог слышать его голос.

Марк приподнялся.

– Почему ты в этом так уверена?

– Это же было в субботу вечером? Во сколько ты шел с тренировки?

– После восьми.

– Мы кино смотрели в это время, – пробормотала Соня, не поднимая взгляда.

Марк несколько секунд рассматривал ее склоненную макушку.

– Почему ты его покрываешь?

Соня вскинула подбородок.

– Я его не покрываю!

– Кто еще может подтвердить, что он был с тобой в кино?

– Никто, – коротко ответила Соня и отвернулась к окну. Её сковало ощущение начавшейся катастрофы. Словно она увидела вдалеке гриб ядерного взрыва. Он еще не приблизился и не снес волной, пока еще выглядел как великолепный огненный фонтан, но все уже случилось. Никому не спастись, это просто вопрос времени.

– Как это никто? – возмутился Марк. – Вы в кинотеатре вдвоем были?

– Нет. Мы смотрели фильм у него дома.

Повисла тишина. Еще секунда, еще мгновение. Взрыв докатился до Сони. Она словно услышала, как между ними треснула земля, вверх взвились языки пламени.

Марк отодвинулся от Сони, насколько позволяла спинка кровати.

– Ты была у него дома в субботу вечером? Наедине?

– Ничего не было.

– Конечно. Ничего не было, – торопливо согласился Марк, не скрывая в голосе насмешку.

Соня посмотрела в упор на Марка. Тяжелый ненавидяще-алый взгляд приколотил ее к месту, словно нож иллюзиониста, по трагичной случайности пригвоздивший партнершу к мишени. Марк не моргал, дышал рывками.

– А я ведь не верил Бублику. Чуть не ударил его.

– При чем тут Бублик? – опешила Соня.

– Вся школа теперь знает, что Кайла больше не целка, – горько усмехнулся Марк, – Кайла шлюха.

Соня не поняла, как это случилась, словно врожденная реакция на оскорбительное слово. Уже отвесив пощёчину, испугалась, что попала как раз по фиолетовому кровоподтёку. Неосознанно потянулась к щеке, но Марк зло оттолкнул ее руку и дернул головой.

– Уходи.

Соня вскочила. Её раздирали гнев и обида, вцепились, словно бешеные псы, рвали на части и рычали. Она понимала, что ее оправдания звучат жалко и неубедительно, но все равно повторила:

– У нас ничего не было!

– Мне плевать. Переспи хоть с половиной города!

Соня отступила к двери.

– Я не собиралась тебе говорить про Сергея. Это тебя абсолютно не касается. Но не могла позволить обвинять его в том, чего он не делал. Это был не он!

Марк схватил книгу и бросил в стену.

– Я сказал, уходи!

Едва не зацепив Соню дверью, в комнату влетела сестра Марка.

– Что за крики? Что у вас тут случилось?

– Таня, проводи Кайлу к выходу и больше никогда ей не открывай.

Соня развернулась.

– Катись к черту!

– Сама катись ко всем чертям и своему Сергею!

Соня не помнила, как добралась до дома. Её трясло и качало из стороны в сторону, словно пьяную, больную и потерявшуюся. Марк даже слушать ее не захотел. Твердолобый, ограниченный придурок! Он так решил, а значит, это правда! Но почему же так больно от того, что он ее считает шлюхой? Какое обидное слово. Будто приколотил её к позорному столбу.

Не дойдя пары метров до ворот «дворянской усадьбы», Соня неожиданно столкнулась с Сергеем. Он ждал у машины с букетом белых роз в руках. Увидев ее, встрепенулся, вышел навстречу.

– Привет, котик.

Соня качнулась, опустила взгляд на цветы и оттолкнула букет.

– Нам нужно расстаться.

– Что?

– Нам нужно расстаться, – так же тихо и безэмоционально повторила Соня.

Сергей бросил букет прямо в дорожную пыль и молча ушел. Хлопнула дверца, взвизгнули тормоза. Его машина пронеслась мимо, обдав горячим потоком воздуха.

Соня наклонилась, подняла испачканные и примятые розы и бережно расправила лепестки. Не должны цветы валяться в грязи. Им там не место. Зайдя в дом, поставила букет в воду и отнесла в гостиную. На рояле появился новый цветок – очередной подарок Феодосия Аристарховича. Рядом с ее прощальными помятыми розами вишневая орхидея выглядела празднично. Соня опустилась на стул и, уткнувшись локтями в клавиатуру, обхватила голову руками. Клавиши коротко взвизгнули и затихли.

В комнату заглянула Ольга Станиславовна, оценила обреченную позу Сони у рояля и вздохнула.

– Какая вульгарная предсказуемость – розы. Другое дело орхидеи. Никогда не влюбляйся в мужчину, который дарит розы и не называет тебя по имени.

– Это слишком просто. Я, кажется, влюбилась в того, кто называет меня шлюхой и вообще не дарит цветов.