Клуб патриотов

9

Когда Томас Болден покинул полицейский участок тридцать четыре, на улице все еще было темно. В шесть часов утра небо было мрачным и темным, до рассвета, похоже, ждать оставалось еще час. Сидя в полицейской машине рядом с водителем, он опустил стекло. Ледяной порыв ветра хлестнул по щекам, и тут же стало холодно. Пока он давал показания в участке, на улице резко похолодало. Мимо пролетали редкие снежинки. Давно обещанный ураган приближался.

Они ехали по Коламбас-авеню, затем у 95-й улицы срезали угол через парк. Болден потянулся и поплотнее запахнул куртку. Все тело болело после драки, мышцы ныли. Мысленно он снова и снова лихорадочно перебирал события этой ночи: допрос в полицейском участке, драка на 145-й улице, странные вопросы, которые задавал Гилфойл, поездка с Волком и Ирландцем и, конечно, собственно нападение, с которого все и началось. Миллион лет назад он стоял на подиуме в бальной зале в окружении огромного количества людей и принимал самую почетную и престижную награду в своей жизни. Закрыв глаза, он чувствовал аплодисменты — не слышал, а именно чувствовал. Триста пар рук. Прилив одобрения.

Ничего не бывает просто так, думал Болден.

В клубе «Гарлемские парни» он проработал шесть лет. За это время он провел там множество вечеров и суббот. Через его руки прошло больше миллиона долларов пожертвований. Он придумал успешную программу по профилактике преступности. И если отбросить ложную скромность, нет ничего удивительного, что его выдвинули на «Человека года».

Болден давно усвоил, что ничто не происходит само по себе. Если что-то случается, значит, это должно случиться. И здесь ни при чем ни судьба, ни предназначение, ни карма — все дело в причине и следствии. Третий закон Ньютона применительно к реальному миру. Не бывает действия без последствия.

И наоборот, не бывает последствия без действия.

Если сейчас он попал в беду, значит, он это заслужил.

И тем не менее ему не удавалось вспомнить ничего такого, что могло бы привлечь к нему внимание Гилфойла и организации, которая стояла за ним. Контрактники из гражданских, предположил детектив Франсискас. Более активные виды деятельности.

Несколько клиентов Болдена действительно заняты в оборонной промышленности, но вряд ли они стали бы отстаивать свои интересы с помощью вооруженных громил. Это большие транснациональные инвестиционные компании, в которых работают суперзвезды финансового мира. Корпорации, в чьи советы директоров входят и бывшие главы государств, и нобелевские лауреаты, и лидеры таких компаний, как «IВМ», «Дженерал электрик», «Проктер энд Гэмбл», — компаний, которые функционируют как государства в государстве. За шесть лет знакомства с ними он мог бы охарактеризовать их стиль ведения дел, самое меньшее, как чрезвычайно добросовестный. Никто из них не владел фирмами, в которых бы служили такие контрактники.

Ну, давай же, думай!

Болден вздохнул. Они явно взяли не того. Ничего другого не придумывалось.

Он сел прямо. Усталость уже немного прошла, но появилось какое-то странное возбуждение. На глаза попался компьютер, установленный под приборной доской автомобиля, — с клавиатурой, сенсорным экраном, рацией. На вид довольно мощный: наверное, можно связаться даже с полицией Рейкьявика.

— Похоже, классная штука, — заметил он водителю, сержанту Шарплину. — А что это?

— «Трайтон пять-пятьдесят». В работе — зверь. По сути, мобильный терминал, через который можно подключиться к любой полицейской базе данных. Вводишь имя, и программа выдает, просрочены ли у человека документы. А если номер автомобиля, гак узнаешь, в угоне машина или нет.

— А масштаб местный или по всей стране?

— Можно выйти и на федеральный уровень. Да это как терминал Интернета. У нас есть допуск к базе министерства финансов, к базе Управления по борьбе с наркотиками и даже к базе Национального центра информации по преступлениям. Если есть допуск, можно и в базу ФБР зайти.

— Вот так прямо из автомобиля?

Давненько он не ездил в полицейской машине. Но в любом случае тогда он все наблюдал с заднего сиденья.

— Конечно.

Было бы интересно пробить по этой системе Гилфойла. Хотя какой смысл? Гилфойл, Волк, Ирландец — наверняка это все псевдонимы. Болден зевнул и снова принялся смотреть в окно.

Ничего не бывает просто так.

Его мысли из настоящего унеслись в прошлое.

Было десять часов, и звонок на второй урок уже прозвенел, но Томми Болден, подросток пятнадцати лет, ученик десятого класса школы имени Оливера Уэнделла Холмса, находился довольно далеко от своего учебного заведения. Сидя за столиком в «Бургер Кинг», он быстро проглотил бургер — с двойным сыром и большой порцией лука — и залил его кока-колой. Его на три дня отстранили от занятий; сегодня четверг — день второй.

Один за другим он пересчитал на поверхности стола отметины от сигаретных окурков. Правый кулак был весь покрыт ссадинами, нижняя губа распухла после драки. «В следующий раз, — решил он, — надо сразу бить по коленям. Глупо лупить парня, который на пятьдесят фунтов тяжелее тебя».

«Эй, дубина, ты уселся на нашу скамейку. Проваливай!»

Тогда они привязались к скамейке. До этого был шкафчик для вещей. У каждого своя сфера влияния, и новому ученику следует преподать урок. «Да пошли они все, — думал Томми Болден. — Я буду сидеть там, где считаю нужным. И пользоваться тем шкафчиком, какой мне отвели. Хотят драки — их проблема». Мысль о поверженном на землю Кузяке — круглая, остриженная под машинку голова, студенистое брюхо, — о том, как он ныл, держась за разбитое колено, разозлила Болдена еще больше. Правильно он навешал этому поляку. Но отстранили от занятий все же Болдена, потому что он не удрал после драки.

Он стукнул кулаком по столу. Подошел управляющий, и Томми смотрел на него в упор, пока тот не отправился восвояси.

Ребенка можно было бы обучить счету, перечисляя все школы, в которых учился Том. Восемнадцать школ со второго по девятый класс! До второго класса мать учила его сама. Каждое утро он сидел за кухонным столом и занимался чтением, письмом и арифметикой. Раз в полчаса мама приходила проверять. Они были только вдвоем, и ему это очень нравилось. Как и ее внимание. Нравилось быть мужчиной в доме. Еще ему нравилось, как она щекотала ему пятки, когда они вместе лежали на диване и смотрели телевизор. Он не хотел делить ее ни с кем.

Они постоянно переезжали, и не из округа в округ, что не редкость, но из штата в штат. Калифорния, Арканзас, Миссури, Нью-Йорк. Часто они уезжали в спешке — сматывали удочки прямо посреди ночи. Однажды им даже не хватило времени собрать его игрушки, взять хотя бы его любимого десантника Джо.

Мысль о матери разволновала его. Больше всего он запомнил ее энергичность. Она постоянно находилась в движении. А вот как она выглядела, Томас помнил смутно, разве что длинные золотисто-каштановые волосы и бледную кожу, которой было приятно касаться. Он потерял все ее фотографии вместе со своей одеждой, комиксами и карточками знаменитых хоккеистов во время поспешного бегства от одного из приемных отцов — автомеханика Майка, слишком большого любителя побороться, чтобы это понравилось десятилетнему мальчишке. Он не помнил цвет ее глаз, или как она улыбалась, или звук ее смеха. Годы оставили лишь расплывчатое пятно, зыбкую тень.

Дожевав бургер, Болден оставил на столике обертку и недопитую колу и вышел на улицу. Все, со школой покончено. А также и со всей этой приемной заботой. Хватит с него ссор и драк. Он устал от жирных мужиков, у которых трещат штаны, когда они тискают игроков другой команды, отбирая мяч. Худенький Фил Грабовски ждал на углу.

— Привет, Томми!

Болден дал ему пять, потом обхватил рукой за шею и пригнул его голову к груди.

— Привет, дурашка, привет, — приговаривал Томас, ероша его волосы.

— Ну хватит, старик. — Филли высвободился из его объятий. — Обнимаешь тут меня…

Фил Грабовски — невысокий угрюмый подросток, худой и всегда какой-то испуганный — на вид был еще маловат, чтобы иметь столько прыщей, однако его лицо напоминало одну большую болячку. А вообще он ничем не выделялся. Чаще всего бубнил что-то о разводе своих родителей или мечтал о том, что будет есть, когда ему снимут брекеты. И тем не менее он был здесь, а не в школе, где ему, вообще-то, полагалось находиться, что и делало Фила Грабовски другом Томаса.

— Мы реально пойдем на это? — спрашивал Филли. — Не, правда, ты серьезно? Дельце-то непростое, даже для тебя.

— А как ты по-другому собираешься заработать сотню баксов? Концерт в пятницу. Лично я железно пойду на «Роллингов».

Болден изобразил руками, что играет на гитаре, и пропел несколько строчек из песни «Коричневый сахар». На нем были ливайсы и футболка с изображением группы «Роллинг Стоунз», та самая — с кроваво-красным ртом, ставшим логотипом их турне по Северной Америке в 1974 году. Джинсы он отгладил. Футболка была старенькая, тесноватая, но чистая. Болден сам стирал свою одежду, сам готовил себе еду и вообще заботился о себе сам. Его последняя приемная мамаша с самого начала заявила, что она «не собирается ни на кого ишачить».

Ну конечно, думал Болден, она просто собирается получать от государства свои четыреста долларов в месяц за то, что дает Томми койку в одной комнате с еще шестерыми детьми. Вот дрянь! Ну ничего, скоро она промелькнет и исчезнет, как фигура пешехода в его зеркале заднего вида. Она, да и кто угодно в этой незабвенной Земле Линкольна. Ему нужны деньги не чтобы посмотреть на «Роллингов», а чтобы убраться ко всем чертям. Все, с Чикаго покончено раз и навсегда!

Кивая в такт своим мыслям, он пошел по Брукхерст. Дождевые тучи нависли над головой. Холодный ветер гнал по тротуару скомканную пачку сигарет. Болден подхватил ее посмотреть, есть ли что внутри.

— Пусто, — произнес он и бросил пачку через плечо.

Впереди маячили сложенные из красного кирпича башни Кабрини-Грин. Он хорошо усвоил, что пересекать бульвар Мартина Лютера Кинга нельзя. Если ты белый, к северу тебе ходу нет. Квартал, где он жил, тоже не отличался особым благополучием. По обеим сторонам улицы тянулись обшарпанные деревянные дома на разных стадиях аварийности: в одном на фасаде выбито окно, в другом в крыше зияла дыра, в третьем на крыльце не хватало ступенек. Но все они были одного цвета — цвета полного запустения.

Стояла середина апреля. Три дня назад выпал последний снег. Его остатки, перемешанные с грязью и сажей, виднелись то тут, то там на тротуаре. Болден принялся играючи перескакивать с одного снежного островка на другой, выкрикивая названия островов: Мидуэй, Уэйк, Гуадалканал, Тулаги. Затем перешел на центральные провинции Вьетнама: Куангчи, Биньдинь, Дананг. Одно время он мечтал пойти в морскую пехоту.

— Меня мать убьет, если узнает, что я опять закосил школу, — говорил Филли Грабовски, прыгая вслед за ним.

— Ты что, матери боишься? — ответил ему Болден. — Тебе уже пятнадцать, и ты сам должен говорить ей, что делать.

— Да что ты про это знаешь!

— Все знаю. У меня таких мамаш тридцать было.

— Так они ж не настоящие.

— Очень даже настоящие — все болтали, как твоя.

— Она просто переживает за меня.

— Тогда не ной, — сердито оборвал его Болден и, остановившись, повернулся к другу. — Может, она не такая уж и плохая.

— Может, — согласился Филли. — Во всяком случае, она не бросила меня.

— Моя мама меня тоже не бросила.

— Чего ж она тогда свалила? Ты никогда не рассказывал мне.

— У нее были дела.

— Например?

— Не знаю, но она сказала, что это важно.

— Откуда ты можешь знать? Тебе было-то шесть лет.

— А вот и знаю.

— Может, ты для нее стал обычным геморроем. Так моя мать говорит.

Томми задумался над этим замечанием. Не проходило и дня, чтобы он не спрашивал себя, что он должен был сделать, чтобы мать осталась. Наверное, надо было быть нежнее, послушнее, веселее, умнее, выше, быстрее, красивее, надежнее — да что угодно, только бы она не уходила.

В ответ он пожал плечами:

— Может быть.

Болден засунул руки в карманы, и они молча шли еще минут двадцать. Когда они почти добрались до места, он сбавил шаг и выложил свой план.

— Каждый день ровно в одиннадцать этот чувак приезжает сюда, в дом, а в одиннадцать ноль пять уезжает. Времени как раз хватает, чтобы забежать внутрь, взять наличные и смыться.

— Один?

— Всегда один.

— Откуда знаешь?

— А вот знаю. По-твоему, я просто так сижу и ни хрена не делаю целый день?

— И у него есть деньги?

— Он за ними и приезжает: собирает их с нарков, которые тусуются в доме всю ночь.

Человек, которого Болден хотел ограбить, был торговцем наркотиками, а дом, в который он забегал на пять минут, — притоном. А еще — вечной темой ужастиков в школе. Кто-то говорил, что это гнусная ночлежка. Другие — что без колдовства здесь не обошлось. Болден следил за домом около недели и пришел к гораздо менее ужасному выводу: каждую ночь сюда приходило от тридцати до пятидесяти человек. Некоторые покупали дозу прямо в дверях, другие исчезали внутри. Доза крэка стоила десять баксов. Болден прикинул, что каждый покупатель брал от десяти до двадцати доз. Как ни крути, даже по самым скромным подсчетам к утру набиралось не меньше трех тысяч баксов.

— А с чем мы пойдем? — спросил Фил.

— С боевыми шестами, — ответил Болден.

— С шестами? Ты чё, издеваешься? У любого дилера есть пушка. Всем известно.

— С шестами, — повторил Болден. — Когда знаешь, как ими пользоваться, больше ничего не нужно.

В последнее время у Болдена появился особый интерес к своей личности. Частично потому, что он не вписывался ни в одну компанию в школе, а частично из-за вывода, который сделал относительно своего происхождения. Он не был чернокожим, латиноамериканцем, китайцем, евреем или поляком. Во всяком случае, фамилия у него английская. В Чикаго, где каждый был откуда-нибудь, ближайшей этнической группой, к какой он мог себя причислить, оставались ирландцы.

Покопавшись в недрах соседней публичной библиотеки, он наткнулся на книжку по ирландской борьбе с применением боевых шестов. Книга убедила его, что шесты не менее смертоносны, чем огнестрельное оружие, если знать, как с ними обращаться. Понятное дело, не стоило забывать, что сей трактат писался сто лет назад, но неожиданность нападения должна была компенсировать недостаток опыта.

Он вытащил из-за ремня за спиной пару палок сантиметров по двадцать. Вырезанные из дуба, они были твердые и тяжелые, словно чугун.

— Бьешь его по шее или по почкам, и он тут же камнем рухнет.

— Этой штуковиной? — спросил Филли.

— Смотри, как я делаю, и просто повторяй за мной.

Дом они отыскали легко: он выделялся даже среди омерзительных соседних домов — одноэтажное старое здание с ободранной обшивкой, окна заколочены досками, вокруг забор из жердей. К двери вела разбитая дорожка.

Болден подвел Филли к обочине на пару домов дальше.

— Красный «БМВ», — сказал он, усаживаясь на поребрик тротуара, и стал смотреть на дорогу. — Следи внимательно.

— Но он нас заметит, — возразил Филли.

— Ну и?.. Мы что, похожи на мистера Ти и Халка Хогана?[3]

— А что, если у него пушка?

Болден не стал утруждать себя ответом.

Ровно в одиннадцать красный «БМВ» остановился у притона, и из него вышел лохматый мужчина в джинсах и кожаной куртке. На вид ему было лет тридцать. Он шел, подавшись вперед, словно навстречу сильному ветру. Дождавшись, когда он исчезнет в недрах дома, Болден и Филли перебежали улицу и спрятались за батареей из шести мусорных бачков — в четверг всегда вывозили мусор.

Дилер показался через несколько минут. Болден подпустил его поближе к машине и, выпрыгнув из своего укрытия, бросился к нему. Вряд ли у того было время заметить высокого нескладного подростка, налетевшего на него, как обезумевший индеец. И вот уже палка Болдена начала энергично колошматить его по плечам и шее. При каждом ударе Томми напоминал себе, что это единственный путь к свободе.

Чуть живой, мужчина скрючился на тротуаре.

— Филли, давай!

Но Фил Грабовски словно приклеился к своему укрытию за мусорными бачками.

— Я н-н-не мог-г-гу.

Болден ударил торговца по почкам, затем пнул в живот. Опустившись на колено, обыскал карманы.

— Отлично! — произнес он, вытащив пачку чумазых банкнот. В другом кармане он нашел трубку для курения гашиша, ключи от машины и пистолет — тот самый, который, как утверждал Филли, носит каждый уважающий себя дилер. Это был мелкокалиберный пистолет размером с ладонь. Болден положил его себе в карман.

— Давай сюда! — заорал он, поднимаясь и махая Филли. — Уходим!

Обежав машину, Томми скользнул на сиденье водителя.

— Подожди! — крикнул Филли. — Я с тобой.

Избитый наркоторговец лежал между ним и машиной.

Когда Филли перепрыгивал через него, тот поднял руку и схватил мальчишку за ногу.

— Ты куда это?

— Томми!

Болден выглянул в окно: опираясь на Филли, дилер пытался подняться.

Томас опустил стекло.

— Бей его! Ударь сильнее!

Филли со всего размаха ударил палкой.

— Он не отпускает! Томми!

В это мгновение входная дверь распахнулась и на крыльцо, привлеченные криками на улице, выбежали трое мужчин. Болден тут же оценил ситуацию. У него были деньги, машина и оружие. Через минуту он без труда мог оказаться уже далеко, а через десять — покинуть этот город.

— Сильнее! — заорал Болден. — По голове!

Филли сам вляпался. Подбежал бы, когда его звали, ничего такого не случилось бы.

— Томми!

В следующую секунду Болден выскочил из машины. Перелетел через капот, как коп из «Убойной парочки», и приземлился обеими ногами на тротуар. В руке блеснул небольшой серебристый пистолет.

— Всем стоять! — заорал он. — Отпустите его!

Трое мужчин замерли на месте. Двое из них подняли руки.

— Филли, давай в машину!

— Он не отпускает!

— А ну, пусти!

Дилер крепко держал Филли за ногу.

— Зажигалка! — прищурившись, бросил он Болдену. — Сувенир этот твой пистолет. Облажались вы, вонючки.

Болден сделал шаг в сторону торговца. Никогда раньше ему не приходилось держать в руках оружие. Он внимательно посмотрел на перламутровую рукоятку, затем на точеный ствол. Все выглядело по-настоящему. И вес был тоже как у настоящего пистолета. Рукоять удобно лежала в руке. И эта штука всего лишь зажигалка? Сувенир? Он вдруг почувствовал, что его обманывают. Направив дуло на торговца, он нажал на спусковой крючок. Пистолет глухо пролаял. Звук был похож на удар хлыста.

— Меня застрелили! Боже, меня застрелили!

От дыры на плече, образовавшейся на кожаной куртке, поднялся небольшой дымок.

Филли завизжал. Те трое бросились в разные стороны.

— Беги, — спокойно произнес Болден. — Убирайся отсюда.

Филли словно прирос к месту.

— А ты как же?

Болден не сводил глаз с раненого. Струйка крови змейкой сбегала по спине на тротуар. Она становилась все больше и больше.

— Я остаюсь.

— Но… — Филли заморгал как сумасшедший и заплакал. — Но…

— Уходи. Я не скажу твоей маме. Давай иди. — Затем он подскочил к нему и рявкнул: — Вали отсюда живо!

Филли развернулся и побежал.

Болден опустился на колени рядом с торговцем. Окоченевшими пальцами он засунул ему деньги обратно в карман. Было холодно. Он распахнул куртку на раненом, а затем стянул с себя футболку с «Роллингами», скомкал ее и крепко зажал рану.

— Зачем ты трепал, что это зажигалка?

— Парень, ты ненормальный.

Через минуту завыла первая сирена. Прошла секунда, к ней присоединилась вторая, и вскоре все кругом орали, требуя арестовать Томми Болдена. Его била дрожь. Он вдруг понял, что сменил одну тюрьму на другую и эта новая тюрьма будет гораздо хуже предыдущей. Ее прозвали «Застенок» — исправительная колония для мальчиков штата Иллинойс.

Томас перенесся обратно в настоящее.

Зачем Гилфойлу охотиться за ним?

Ничего не бывает просто так.