Клуб патриотов

16

Пятью этажами ниже замерзшего пейзажа Вирджинии сидел Гилфойл, слушая запись телефонного разговора Томаса Болдена с Дженнифер Дэнс, сделанную в 6:15 утра.

«— Не ходи, — говорила женщина, — Я тоже возьму выходной. Приезжай ко мне.

— Не могу, — ответил Болден.

— Ты мне нужен. Приезжай. Слышишь?

— Джен, это большая сделка. Люди прилетят из столицы. Ну как я могу не пойти?

— Ладно, тогда вместе обедаем. Мне тоже надо тебе кое-что сказать.

— Хоть намекни.

— Скажу при встрече. Но предупреждаю: я ведь потом могу тебя и похитить.

— Если с „Джефферсон партнерс“ все пройдет гладко, похищай. Итак, ровно в двенадцать, да?

— Где всегда?

— Конечно. Да ты-то как? Что с рукой? Всего десять швов?

— Откуда ты знаешь?»

Запись закончилась.

Гилфойл восседал за столом из нержавеющей стали на верхнем уровне оперативного центра Организации. Залитое тусклым голубоватым светом помещение напоминало университетский лекционный зал. На трех нисходящих уровнях установлены широкие пульты управления. Персонал — только мужчины и исключительно с докторской степенью. Элита университетов, чья специализация — компьютеры, электротехника и близкие к ним области. В прошлом все они работали в исследовательском центре компании «Белл телефон», в «Люсент», «Майкрософт» или фирмах того же уровня. Оплата была соответствующей. Их привлекала перспектива научных исследований на самом продвинутом и, разумеется, самом засекреченном оборудовании в мире.

От слабого гула содрогнулся пол: это включились кондиционеры. Наверху мог быть и минус один градус, но массивная цепь параллельно соединенных суперкомпьютеров в сочетании с нехваткой естественной вентиляции означала, что здесь температура намного выше.

— Хотите прослушать еще раз? — спросил со своего места оператор по фамилии Гувер.

— Спасибо, мистер Гувер, достаточно.

Гилфойл побарабанил пальцами по столу, не сводя взгляда с неумелого рисунка из квартиры Болдена. Вздохнув, он неохотно признал, что мистер Пендлтон прав: наверное, машина действительно знает лучше, чем он. Стену перед ним занимали три больших экрана. Сейчас один из них показывал карту Манхэттена, нижнюю часть которого покрывала, образуя силуэт, похожий на колокол, россыпь синих огоньков. Проходило несколько секунд, и огоньки, словно в новомодной компьютерной игре, перемещались вдоль четко обозначенных улиц. Под каждым огоньком высвечивалась трехбуквенная аббревиатура. Огонек обозначал одного из его людей, вернее, его местонахождение, — сигнал передавался с помощью специального чипа, имплантированного в плечо. Кроме имени носителя, чип также содержал информацию о группе крови и медицинскую историю.

Посреди синих огоньков одиноко мерцал красный.

И именно этот красный огонек, вспыхивавший на углу 5-й авеню и 32-й улицы, интересовал Гилфойла. Огонек неравномерными скачками продвигался от квартала к кварталу, затем на мгновение исчез и через несколько секунд появился опять на полквартала дальше. На Манхэттене много небоскребов, да и объем сотовой связи приличный, поэтому непросто отслеживать слабые GPS-сигналы, исходившие от сотового телефона, — а в случае Томаса Болдена это был смартфон «Блэкберри».

Где всегда?

Конечно.

— Мистер Гувер, пожалуйста, выведите операции по кредитным картам Болдена за последние двенадцать месяцев.

— По всем? У него — Visa, MasterCard и две карты American Express, одна персональная и одна корпоративная.

— Корпоративную AmEx не надо. Деловые расходы нас не интересуют.

Даже за то недолгое время, что Гилфойл общался с Болденом, он успел понять, что перед ним честный человек. Во всяком случае, вряд ли Болден станет обедать со своей подружкой за счет компании.

— Что ищем? — спросил Гувер.

— Обеденные заведения в Нью-Йорке к югу от Сорок восьмой улицы. Время — с одиннадцати утра до двух часов дня.

В оперативном центре поддерживалась температура около двадцати градусов, но ему было жарко и неуютно. Достав из кармана носовой платок, Гилфойл вытер лоб. Через несколько секунд на экране появилась информация о заведениях в центре Манхэттена, где обедал Болден. Получилось двенадцать эпизодов, разбросанных по десяти местам, — Гилфойл предполагал, что будет больше.

Десять лет назад Организация купила самую большую национальную компанию, которая занималась обработкой информации по всевозможным потребительским кредитам — кредитные карты, ипотека, автомобильные кредиты. Через какое-то время компания была продана, но Организация не забыла сделать в ее программном обеспечении лазейку, чтобы иметь негласный доступ к базам данных в режиме реального времени.

— Теперь выясним, где Болден пользовался банкоматами. Я был бы весьма благодарен вам, если вы покажете их местонахождение на экране.

Прошла минута: синие и красные огоньки исчезли, их заменила россыпь зеленых, покрывших весь Южный Манхэттен. Гилфойл сразу обратил внимание на их плотность в районе площади Юнион-сквер.

— Дайте список ресторанов на Юнион-сквер.

По периметру парка загорелись шесть огоньков.

— Болден расплачивался в этих ресторанах кредитной картой? — спросил Гилфойл.

— Нет.

— Тогда ищем дальше. Просмотрите записи его телефонных разговоров с того момента, как мы ведем за ним наблюдение. Проверьте электронную почту и веб-адреса, к которым он часто обращался.

Гувер нахмурился:

— Это может занять некоторое время.

— Постарайтесь, чтобы не заняло. В три часа он обедает с мисс Дэнс, и мы собираемся явиться к этому обеду.

Когда известие о смерти Сола Вайса и, что более важно, побеге Болдена достигло Гилфойла, он как раз просматривал досье Болдена, стараясь понять, почему «Цербер» обозначил его как преступника четвертого класса. «Цербер», сторожевой пес Организации, был суперкомпьютером, запрограммированным на выявление улик, указывающих на деятельность, которая могла причинить вред их делу. Он искал эти улики в телефонных разговорах, бортовых журналах, базах данных страховых компаний и фирмах, приобретающих недвижимость по поручению частных клиентов, кредитных историях, банковских базах данных, профилях потребителя и многих других хранилищах информации о частных лицах. Все эти источники официально причислялись к тем, что содержат информацию о частной жизни граждан.

На протяжении многих лет Организация скупала компании, работающие в этих областях. И хотя обычно после реструктуризации приобретенные компании быстро и выгодно продавались, она не забывала устроить для себя несанкционированный доступ к их базам данных. После 11 сентября Организация начала собирать эти компании воедино, руководствуясь определенной стратегией, к тому же делалось это по просьбе правительства.

После терактов, обрушившихся на Всемирный торговый центр и Пентагон, министерство обороны США учредило информационное агентство с целью создания компьютерной сети, которая помогала бы спецслужбам предупреждать и предотвращать террористическую угрозу. Официально программа называлась «Тотальное владение информацией». Общественность возмутилась, что правительство собирается вторгнуться в частную жизнь граждан и вообще ведет себя как Старший Брат или всевидящее и всезнающее государство из романа Оруэлла, поэтому название быстро изменили на «Контроль за террористами». Но девиз остался прежним: Scentia est potentia. «Знание — сила».

Агентство «Контроль за террористами» объединило технологии, помогающие силовым структурам выслеживать террористов по всему земному шару и эффективно вычислять место предполагаемого удара. Добыча данных, спутниковое наблюдение, оценка достоверности полученной информации, обнаружение каналов связей, опознавание человека по лицу и походке — вот немногое из того, что пускалось в ход. Защитники неприкосновенности частной жизни подняли шумиху, вынуждая правительство свернуть и эту программу. А Организация предложила свою помощь в ее возрождении. Тайном. «Никто не справится с этим заданием лучше нас», — доказывала она. И правительство согласилось.

Детище назвали «Цербером» — в честь ужасного трехголового пса, охранявшего вход в царство Аида. И хотя официально проект оставался под контролем правительства, Организация не забыла создать собственный портал, чтобы, если потребуется, получить доступ к базам данных. Если угроза для страны исходила из-за границы, то самой Организации следовало опасаться и иных угроз, и отслеживались они внутри страны. От обвинений, что «Цербер» вторгается в частную жизнь рядового американца, Организация только отмахивалась. Классический случай, когда все делалось во имя общего блага владеющим информацией меньшинством.

Сразу четыре «враждебных» показателя обозначили Томаса Болдена как источник опасности. Трех было достаточно, чтобы субъект держался в поле зрения как потенциально опасный. Четыре показателя влекли за собой установление наблюдения с помощью всевозможных электронных приборов. А пять давали право на немедленное вмешательство с автоматической отсылкой рапорта о принятых мерах.

Гилфойл по очереди просмотрел все показатели. Первый показатель суперкомпьютер вытащил из телефонного разговора Болдена с деловым партнером. Второй — из электронного письма, которое он послал приятелю в другой инвестиционный банк. Третий был результатом сканирования его домашнего компьютера. А четвертый возник из служебной записки по поводу инвестиционной политики компании, поданной на имя Сола Вайса.

Ключевые слова, привлекшие внимание «Цербера», были выделены желтым: «недоверие», «сговор», «незаконные операции», «Трендрайт», «противоправительственный», «монопольный». И «Корона». Этот процесс назывался «извлечением доказательств» и заключался в обнаружении в различных текстах улик и связывании их воедино.

Выделяя каждый показатель и читая его в контексте, Гилфойл наконец понял, где «Цербер» ошибся. Когда Болден употреблял слова, близкие или связанные с корпоративным названием Организации, «Цербер» делал ложное заключение о нависшей угрозе. В конце концов, это всего лишь компьютерная программа. Мощная, без сомнения. Но нельзя ожидать от нее безошибочной работы. По крайней мере, на этом этапе.

В тупик, однако, ставил последний показатель, взятый из телефонных разговоров Болдена. На прошлой неделе три вечера подряд Томас Болден из дома звонил в Нью-Джерси, на номер, зарегистрированный, как выяснилось позже, на имя Бобби Стиллман. Гилфойл дважды проверил информацию — Стиллман проживает по этому адресу, в этом нет сомнений. И тем не менее Гилфойл знал точно: Болден не врал, что не знает никого с таким именем. И не имеет никакого представления о «Короне».

У Гилфойла был особый дар, который позволял ему с невероятной точностью распознавать не только намерения другого человека, дружественные или враждебные, но и то, лжет этот человек или говорит правду. Он чувствовал, когда собеседник внутренне закрыт. Но только на втором году службы в полиции города Олбани, штат Нью-Йорк, он научился доверять своей интуиции и использовать ее в деле.

В тот день он с напарником патрулировал на машине район Пайнвуд. Обычное дежурство. На тротуаре Гилфойл заметил бездомного, одетого в защитного цвета полушинель и спортивные штаны. На ногах у него были военные ботинки. В полицию как раз поступила жалоба на мужчину с похожим описанием: он приставал к женщине, когда та выгуливала собаку. Они остановили машину рядом с бродягой, и напарник, опустив стекло, спросил у бомжа имя. Сначала человек ничего не ответил. Как и у большинства бездомных, его психика была явно повреждена: он постоянно что-то бормотал. Длинные нечесаные волосы неряшливого вида и похожая на мочалку бороденка клочьями торчали во все стороны. Он продолжал идти своей дорогой, бросая на них косые взгляды. Ничто не свидетельствовало о том, что он вооружен или имеет враждебные намерения. До того дня в Олбани не было случая, чтобы какой-нибудь бродяга напал на полицейского. Это вам не Нью-Йорк.

Сидевший за рулем Гилфойл высунулся в окно и крикнул мужчине, чтобы тот остановился. Бродяга в конце концов послушался, и напарник Гилфойла, открыв дверь, поинтересовался:

— Куда направляетесь?

— Хочу, парни, показать вам одну штуку, — ответил бомж.

Он приблизился к машине, по-прежнему что-то бормоча невидимым существам, населявшим его мир. И при этом он улыбался. Большинство людей приняли бы этого типа за безобидного сумасшедшего. Но, поймав его взгляд, Гилфойл сразу догадался, что тот хочет убить полицейских. Выхватив револьвер, двадцатитрехлетний Гилфойл прижал напарника к спинке сиденья и дважды в упор выстрелил в бродягу. Тот рухнул на асфальт, куртка распахнулась, и под ней оказался кое-как прикрепленный огнемет, шланг которого проходил через рукав, а сопло лежало в ладони мужчины. В другой руке он сжимал зажигалку «Зиппо». При обыске вещей бомжа, оставленных в католическом приюте, обнаружили дневник, в котором он писал о своем желании «отправить копов обратно в ад».

Через пару месяцев Гилфойл выехал на вызов — бытовая ссора. Полицейские прибыли по адресу, но звонившей им женщины на месте не оказалось. Муж сказал, что она вышла что-нибудь выпить. Спокойно и уверенно отвечая на все вопросы Гилфойла, он объяснил, что жена просто разозлилась на него: он любил поиграть в азартные игры. Заподозрив неладное, Гилфойл с напарником обыскали квартиру, но ничего не нашли. Все вроде чистенько и в порядке, никаких следов борьбы или избиений. И все-таки Гилфойл не сомневался, что женщина убита. Он не понимал почему, но короткая беседа с мужем не оставила никаких сомнений. Он знал наверняка.

Гилфойл подошел к мужчине, встал почти вплотную — настолько близко, что видел только его лицо, чувствовал запах его дыхания, замечал малейшие движения губ и даже разглядел, что карие глаза были с зелеными крапинками, — и спросил, где тот спрятал тело. Спокойствие мужчины тут же улетучилось. Разрыдавшись, он провел их к встроенному шкафу в спальне и указал на большой чемодан, в который запихнул труп задушенной жены.

Слухи о необычном таланте Гилфойла разлетелись быстро. Вскоре его повысили по службе до детектива и поручали ведение наиболее сложных допросов. Его способностями заинтересовались ученые-бихевиористы из университета в Бингхэмптоне. В ходе экспериментов ему показали множество эпизодов викторины «Скажи правду», и каждый раз он верно угадывал тех, кто обманывал. Тогда ему показали копию циркуляра ФБР «10 самых опасных преступников в розыске», и он безошибочно определил, за что их разыскивают. Группа специалистов из АПОНИРа («Агентство по перспективным оборонным научно-исследовательским разработкам») пригласила его в проект «Диоген». Как известно, древнегреческий философ Диоген ходил от дома к дому, светил фонарем в лицо каждому встречному, пытаясь найти истинно честного человека. Несколько месяцев они вместе трудились над составлением каталога выражений человеческого лица. Они изучали медицинские тексты и описывали движение мельчайших лицевых мускулов. Таких выражений лица у них набралось сорок три. Но, несмотря на все старания, привить другим способности Гилфойла не получалось.

Лицо — это холст, на котором хозяин рисует все свои мысли и чувства. То скупыми и быстрыми мазками, то неторопливо-протяжными. Присмотритесь повнимательнее, и вы их увидите. Гилфойл умел мгновенно «прочесть» брови, губы, прищур глаз и правильно понять, что человек задумал. Таков был его дар.

И он знал, что Томас Болден говорит правду.

Но тогда пришлось бы признать, что ошибся «Цербер», то есть что система вычислила невиновного человека. На это он пойти не мог. И причиной тому были телефонные звонки от Болдена к Стиллман. Если Болден звонил Бобби Стиллман, следовательно, он должен ее знать.

Гилфойл взял в руки рисунок мушкета. Внутренним взором он все еще видел Болдена. Они снова находились на семидесятом этаже Башни Гамильтона. Взгляд медленно скользил по лицу Болдена, фиксируя малейший изгиб губ, движения глаз. Наконец Гилфойл решил, что хорошо бы еще раз поговорить с Болденом. Его преследовало неприятное чувство, что на этот раз — один-единственный — он ошибся и что Томас Болден его надул. А перспектива выглядеть дураком его совсем не устраивала.

— Гувер, — позвал он.

— Да, мистер Гилфойл?

— Как там дела?

— Медленно, сэр. Массив разговоров очень большой.

— Поторопитесь. Нам надо отправить туда людей до его прихода.

Взяв левой рукой листок, Гилфойл проворно, без помощи правой, сложил его вчетверо и убрал в карман. Много часов он потратил подростком на развитие ловкости рук — мечтал стать фокусником. Наедине с собой у него получались даже довольно трудные фокусы. Но на людях фокусник из него был никакой: он не умел улыбаться, и один этот недостаток сразу перечеркивал все его старания. Люди предпочитали смотреть не на его лицо, а на руки.