Клятва, которую мы даем

7. ПАДАЮЩИЕ ТЕНИ

Сайлас

Воющий ветер хлещет меня по лицу, пока я пробираюсь по едва заметной тропинке, заросшей кустарниками и деревьями. В воздухе витает запах соли, а когда я подхожу к началу тропы, то вижу длинный участок земли, который исчезает за горизонтом.

Три силуэта выделяются на фоне темнеющее небо.

Пик возвышается над изрезанным побережьем Орегона, заслоняя собой бухту Блэк Сэндс, пляж, о котором знают только местные жители. Я слышу, как волны разбиваются о зубчатые скалы, и один этот звук навевает воспоминания.

Мои ноги не ступали на эту землю с тех пор, как мы все расстались. Пик — уединенный, тайный, наш. Здесь мы выросли, разошлись в разные стороны, а теперь воссоединились.

С того момента, как мы нашли это место, оно стало нашим.

Завывания ветра доносятся из города у побережья. Город, который мы слишком долго называли своим домом. Это был наш переломный момент. Нам надоело жить в месте, где за каждым углом, вымощенным булыжником таится предательство и секреты.

Солнце медленно садится, скрываясь за облаками, пока я иду дальше к краю обрыва.

— Добро пожаловать домой, — приветствую я всех троих, мой голос подхватывает ветер.

Рук поворачивается, чтобы посмотреть на меня, его светло-каштановые волосы выглядывают из-под козырька. На его лице улыбка, когда он заключает меня в крепкие объятия, как будто мы видим друг друга впервые с тех пор, как они вернулись. Но это Рук, и иногда ты просто должен позволить ему делать то, что он хочет.

Дым. От него всегда пахнет дымом.

Я похлопываю его по спине, отстраняясь, и киваю в сторону Тэтчера в знак молчаливого приветствия, его руки засунуты глубоко в карманы брюк, чтобы избежать физического контакта. Алистер последним переводит взгляд с обрыва, кожаная куртка натянута на его плечи.

Я уверен, что это та самая, со времен школы.

— С девочками все в порядке?

— На данный момент захватили мой дом, — ворчит Тэтчер.

— Никто не в восторге от того, что будет жить с тобой, кактус. Не выгляди таким обеспокоенным по этому поводу.

— Всего одна ночь после возвращения, а Рук уже кого-то убил, — челюсть Алистера дергается, и он расстроенно проводит рукой по губам. — Это место — черная гребаная дыра, а не дом.

— Я никого не убивал. Я накачал кое-кого наркотиками и помог ему спрыгнуть с моста. В глазах закона это две совершенно разные вещи.

Тэтчер закатывает глаза.

— Ты проучился на юридическом факультете всего две секунды. Остынь.

— На две секунды дольше, чем ты, — бормочет Рук, набирая в руку Скитлс и запихивая их в рот. — Возможно, эти секунды тебе еще пригодятся, когда ты зарежешь не того человека.

Нам всем будет по восемьдесят лет, а мы все еще будем спорить, как дети. А может быть, мы с Алистером будем разнимать старческие версии Рука и Тэтчера.

Тэтчер, который не может не оставить за собой последнего слова, просто самодовольно стоит, а ветер треплет его пиджак.

— В отличие от тебя, малыш, моя семья действительно любила меня, и мне не нужно работать в судебной системе, чтобы получить свое наследство.

Алистер издает сдавленный звук, смесь смеха и шока, но пытается замаскировать его кашлем. Я качаю головой, глядя в землю, прикусываю нижнюю губу и втягиваю воздух.

Рук выходит из себя, бормоча маты, а мы стоим и смотрим. Но упоминание о наследстве напоминает мне об одной из многих причин, по которым мы здесь собрались.

Я никогда не умел общаться, легко вступать в разговор или начинать со светской беседы. Когда я рос, я просто говорил то, что мне было нужно, и шел дальше. Большего никому и не требовалось.

За исключением той ночи в «Вербене».

В моей памяти всплывает Коралина, ее руки вцепившиеся в мою рубашку.

Впервые кто-то отчаянно хотел, чтобы я заговорил. Кто-то нуждался в этом. Я никогда не знал, каково это, когда кому-то нужен мой голос. Но с каждым словом, которое я бормотал, она таяла. Ее дикий взгляд исчез и она начала дышать.

— Мне нужно жениться.

Слово «блядь» срывается с губ Рука. Я поднимаю голову и вижу, что на меня смотрят три пары глаз. Ожидаемо, конечно. Я натягиваю капюшон на голову, когда с темнеющего неба начинают падать капли мелкого дождя.

— Это из-за твоего отца? — спрашивает Алистер. — Он же, черт возьми, не заставляет тебя жениться на ком-то, верно?

— Нет. Но совет директоров не даст мне право быть генеральным директором, пока я не буду состоять с кем-то в законных отношениях, — настойчивая головная боль возвращается прямо за глазными яблоками. — Папа хочет продать компанию.

— Так пусть продает.

— Нет.

Я скрежещу зубами, устремляя на Алистера надменный взгляд. Он не понимает, и я никогда не ожидал, что он поймет. Он бы позволил фамилии своей семьи сгнить, если бы полностью контролировал ситуацию, и я не виню его за это.

Моя семья? Она не такая, как его.

Это была одна из причин, по которой я чувствовал себя не в своей тарелке, когда познакомился с ними. У каждого из моих друзей было ужасное, жестокое детство, причиной которому стали их родители. Хотя мое детство было не очень хорошим из-за неправильно поставленных диагнозов, это никогда не было связано с тем, что мои мама и папа не любили меня.

Они не понимали этого.

Несмотря на то, что они облажались, поверив врачу, а не мне, они делали все, что могли, чтобы попытаться спасти меня.

— Мой отец всю свою жизнь любил меня. Это его фамилия, моя фамилия. Я не позволю ему умереть, зная, что его компания была продана.

— Значит, ты собираешься жениться? Найдешь фальшивую жену?

— Я сказал отцу, что у меня есть девушка.

Не самый удачный и продуманный ход. Но мне нужно было, чтобы он дал мне время, а он не собирался этого делать, пока я не дам ему надежду на то, что я действительно женюсь по любви.

Я сделал то, что должен был сделать. Я всегда так делаю.

— Сайлас, я говорю это с любовью, — говорит Рук, изображая на лице замешательство, — но какого черта?

Для него будет самая большая проблема. Я женюсь на ком-то по расчету. Это сведет его с ума. Потому что, несмотря на то, что две ночи назад я видел, как он заставил парня проглотить пузырек с лекарством и столкнул его с моста в ледяную воду, потому что тот пытался накачать наркотиками его девушку, сердце Рука доброе.

С того момента, как я потерял Розмари, он хотел только одного — чтобы я был счастлив. Я никогда не буду злиться на него за это, за то, как он меня оберегает, даже если его постоянное беспокойство о том, что я принимаю лекарства, раздражает меня до смерти.

Сказать ему должно быть проще, но именно потому, что он так защищает меня, этого не происходит.

— Я разберусь, — это все, что я могу сказать.

В конце концов, я разберусь. Но прямо сейчас? Я понятия не имею, что мне делать.

— Отлично, — Тэтчер хлопает в ладоши. — Потому что есть кое-что более важное, чем твоя предстоящая свадьба. Стивен Синклер вышел из тюрьмы и шантажирует нас. Что мы делаем с этой проблемой?

— Тебя даже нет на видео, придурок. Скорее всего, ты отделаешься предупреждением, — ворчит Рук, потянувшись в передний карман, чтобы достать заранее свернутый косяк. — Как он вообще выбрался?

— Помогли. Так мне сказали в тюрьме, когда я позвонил, чтобы убедиться, что он единственный заключенный, которому удалось сбежать.

Звук щелчка зажигалки раздается как раз перед тем, как облако дыма окутывает голову Рука.

— Надо убедиться, что папочка останется под замком, — бормочет он, глубоко вдыхая.

— Мы не можем просто ждать, пока Сайлас отследит электронный адрес. Мы должны действовать, — говорит Алистер. — Если это Стивен, мы не знаем, где он. Если это кто-то другой, то мы в такой же заднице.

Моя голова раскалывается от нарастающего давления.

Чувство вины, которое я ношу в себе, — неумолимый спутник, тень, которая следует за мной повсюду, куда бы я ни пошел. Это пустота в моем желудке, постоянное напоминание о том, что я подверг риску этих трех людей и тех, кого они любят.

Мой гнев и отчаянная жажда мести снова перевернули их жизни. Если что-то случится, если мы попадем в тюрьму или кто-то умрет, это будет на моей совести. Это будет моя вина, и это бремя легло на меня.

Эгоизм моего горя станет проклятием для них.

— Простите, — говорю я, не зная, как взять свои слова обратно или сказать что-то лучше, чем это.

— За что?

Брови Рука вздергиваются, белки его глаз краснеют от травы.

— Это моя вина, — я засовываю руки в передние карманы и смотрю на затянутое тучами небо. — Ваше возвращение, ребята. Шантаж. Все это. Это моя вина. Я не мог оставить смерть Розмари без внимания, мне нужно было отомстить. Вы не…

— Заткнись, нахрен, — голос Алистера грохочет вместе с раскатами грома вдалеке. — Мне не приставили пистолет к голове. Мы все знали, на что подписывались, и я бы сделал это снова. Ты не единственный, кто хотел этого. Мы все хотели уничтожить это место.

— Мы начали это вместе. И закончим вместе, — добавляет Рук. — Мы закончим и оставим эту чертову дыру позади. Все мы.

— Это значит, что мы должны идти по единственной тропе, которая у нас есть на данный момент, — бормочет Тэтчер. — И Руку это не понравится.