30. А ВОТ И НЕВЕСТА

Сайлас

— Войдите, — бурчу я, уже чувствуя, как в висках пульсирует головная боль.

Дверь распахивается, и внутрь вваливается последний человек, с которым я хотел бы сегодня иметь дело.

— Рад, что смог застать вас до того, как вы ушли, босс.

Я сдерживаюсь, чтобы не запустить ему в голову степлером, который лежит на моем столе. Дэниел говорит «босс» без всякого уважения. Это подкол, его пассивно-агрессивный способ напомнить мне, что я никогда не буду таким, как мой отец. Что я никогда не смогу соответствовать его наследию в этой компании.

Я наклоняюсь вперед, закрывая свой ноутбук, а он проходит дальше и садится на металлический стул перед моим столом. Он протягивает руку и пододвигает ко мне стопку бумаг.

Я смотрю на них, но не читаю, прежде чем заговорить.

— На что я смотрю, Дэниел?

— Наши новые преимущества в области безопасности конечных точек и ценностные предложения, — говорит он, гордясь собой за то, что сделал минимум. — Я знаю, что вы…

— В них говорится, что разработка программного обеспечения не завершена, — перебиваю я его, мое раздражение на Стивена и Дэниела смешивается воедино. Я хватаю бумаги и швыряю их ему в грудь. — Убери это с моего гребаного стола. Если отдел продаж не подготовит к сегодняшнему вечеру новые маркетинговые материалы для брандмауэров следующего поколения, можешь не приходить завтра в офис.

Он бледнеет и бормочет:

— Вы не можете меня уволить!

Я вскидываю бровь, умоляя его проверить меня прямо сейчас.

Дэниел качает головой, насмехаясь над тем, как невероятно я заставляю его выполнять свою работу. Он поднимает бумаги, которые разлетелись по полу, и указывает на меня пальцем.

— Я говорил совету, что так и будет. Ваше психическое расстройство делает вас непредсказуемым, вы думаете эмоциями, а не головой. Вы не подходите на должность генерального директора.

— Убирайся из моего кабинета, Хайленд.

— Тебе лучше надеяться, что вы с Кэролайн продержитесь в этом фиктивном браке. Это место будет моим, как только ты подпишешь бумаги о разводе.

Моя челюсть дергается.

Воздух в моем кабинете становится таким густым, что давление нарастает с каждым его словом. Это изнуряющий, удушающий жар, который исходит из глубины меня, как тепловые волны от раскаленного асфальта.

Дэниел продолжает нести чушь, стоя и болтая без умолку, думая, что я не стану его увольнять, потому что он так долго здесь работает. Потеря работы — это последнее, чего ему сейчас стоит бояться.

Моя ладонь находит прохладный металл пистолета. Как луна взывает к приливу, так и насилие взывает во мне. Подушечка пальца прослеживает изгиб курка, его знакомая сила пульсирует во мне.

Когда он поворачивается ко мне лицом, готовый поделиться со мной еще одним кусочком своего скудоумия, он замирает, застыв в шоке и ужасе, который длится всего две секунды, прежде чем звук вылетающей из патронника пули раздается между стенами моего кабинета.

От писклявого крика Дэниела у меня закладывает уши. Он падает на пол, зажимая ногу, а из раны чуть выше коленной чашечки вытекает темно-багровая жидкость.

Он корчится от боли, пытаясь отползти к двери, по его лицу текут слезы, а я встаю. Запах пороха и свинца наполняет мое сердце жидким адреналином.

Я присаживаюсь на корточки, чтобы наши глаза были на одном уровне, а он забивается в угол, пойманный в ловушку, ему некуда деваться, и у него нет другого выбора, кроме как смотреть в дуло моего пистолета.

Металл на боковой стороне пистолета отражает верхний свет.

Не убоюсь зла. Долина твоей смерти.

Я прижимаю ствол пистолета к его горлу, приподнимаю его подбородок, чтобы он был вынужден посмотреть на меня, желая, чтобы он увидел, как мало я ценю его жизнь.

— Скажи мне, Дэниел, — я наклоняю голову, в уголках моих губ появляется ухмылка. — Как зовут мою жену?

Его губы дрожат, и он отводит от меня взгляд, с трудом сглатывая, прежде чем прошептать одно слово.

— Коралина.

— Запомни это имя. Оно спасло тебе жизнь.

* * *

Кровь еще шумит у меня в ушах, когда я вхожу в свадебный салон, и сладкий аромат воздуха резко контрастирует с запахом пороха, оставшимся на моем костюме.

Я — смертоносная артиллерия, вхожу в это место, где пахнет женской мягкостью, адреналин все еще бурлит в моих венах, когда я наступаю на покрытый толстым ковром пол. Дизайнерские платья развешаны на вешалках по всему пространству, белый материал сияет, как прожектора.

— Сэр, — в поле моего зрения попадает женщина, одетая в простой черный костюм из юбки и пиджака. — Чем могу помочь?

— Где моя жена?

Мои руки остаются в карманах, и я ожидающе смотрю на нее сверху вниз. Я в дурном настроении, и единственное, что удерживает меня от того, чтобы не превратиться в огромного придурка для всех, с кем я сталкиваюсь, находится между бедер Коралины.

Мой разум находится в состоянии войны, и я хочу утешения, которое дает только ее тело.

На лице этой женщины появляется осознание.

— Мистер Хоторн, мне очень жаль… Я не знала, что вы присоединитесь к девичнику сегодня. Они в самом конце зала. Позвольте мне только посмотреть, прилично ли они…

— Вы и ваши сотрудники собираются на длительный обед, — перебиваю я, доставая из кармана бумажник и протягивая ей несколько стодолларовых купюр. — Переверните табличку на «Закрыто», когда будете уходить.

Я уже арендовал салон на этот день, а значит, мне не нужно было беспокоиться о том, что вокруг будут толпиться другие будущие невесты. Я знаю, что внимание нервирует Коралину, а я хотел, чтобы она наслаждалась сегодняшним днем. Настолько, насколько это вообще возможно в данных обстоятельствах.

— Конечно, — она откашливается, принимая оплату. — Ваша конфиденциальность — наша главная забота. Могу ли я помочь вам еще с чем-нибудь?

Я качаю головой, уже проходя мимо нее и направляясь к задней части магазина. Мои руки отдергивают темно-фиолетовую штору, которая делит магазин пополам между витриной и примерочной.

По комнате разносится смех, девушки хлопают, а Коралина стоит в центре комнаты на небольшой круглой платформе и кружится, ее свадебное платье цвета слоновой кости струится волнами вокруг ее тела.

— Вера Вонг, черт возьми, никогда не промахивается, — говорит Сэйдж со своего места на одном из роскошных диванов, держа в руке бокал с шампанским, но Коралина не обращает на это внимания.

В зеркальной стене перед ней отражаюсь я, стоящий у прохода. Мягкий розовый свет отбрасывает отблеск на ее лицо, когда она поворачивается, чтобы посмотреть на меня, темные волосы развиваются у нее за спиной, длинная фота закреплена на макушке, водопад ткани струится по ее спине.

Бальное платье без бретелек с глубоким вырезом, из-за которого мне открывается прекрасный вид на ложбинку между ее сисек. Топ из дорогого шелка переходит в волны тюля, которые собираются у ее ног.

Я кусаю нижнюю губу при виде черных шелковых завязок на ее талии.

— Сайлас, какого хрена! — бормочет Брайар, поворачиваясь ко мне лицом. — Видеть невесту в платье плохая примета.

— Похоже, что мне не все равно? — отвечаю я, потирая челюсть и пожирая глазами ее фигуру в роскошном платье.

— Это твой способ сказать нам, чтобы мы убирались к черту? — спрашивает Лира, выгибая бровь.

Я медленно киваю, наблюдая, как они, смеясь, как школьницы, собирают свои вещи. Я уже знал, что моя мама ушла, чтобы провести вечер с папой, а им остается только попрощаться со своей подругой, прежде чем я останусь с ней наедине.

Они тихо выскальзывают из примерочной, а я подхожу ближе к своей жене, которая все еще стоит на своем пьедестале в центре комнаты.

— Ты портишь мне девичник, Хоторн, — говорит она, наклоняя голову набок, и на ее губах появляется легкая ухмылка. — Что ты здесь делаешь?

Я подхожу и встаю рядом с ней на маленькой платформе, кладу руки ей на бедра и поворачиваю лицом к зеркальной стене перед нами. Я наклоняю голову, провожу носом по ее шее, вдыхая ее аромат.

— Весь день просидел за столом, думая о том, как ты ощущаешься под моими руками, — я сжимаю ее бедра, чтобы подчеркнуть это. — Я хочу воспользоваться этим телом.

Она задыхается, когда мой язык касается пульса у нее на горле.

— Это твой способ сказать мне, что физические прикосновения — это твой язык любви?

Я улыбаюсь, касаясь ее кожи, прижимая ее бедра к своим, заставляя ее попку тереться о выпуклость в моих брюках, которая не перестанет пульсировать, пока я не выплесну всю сперму до последней капли в ее тугую киску.

— Я думаю, ты можешь стать моим языком любви, Хекс.

Коралина задыхается, когда материал платья издает ужасный рвущийся треск. Я разрываю несколько слоев фатина на юбке, пока не чувствую, как ее голая попка прижимается к моей промежности.

— Без трусиков, Хекс? — я одобрительно хмыкаю. — Ты надеялась, что я появлюсь и трахну тебя в одном из этих платьев?

— Это винтажное платье Вера Вонг за четыре тысячи долларов.

— Уже нет. Теперь оно бесценно, потому что это будет платье, которое ты пропитаешь спермой для меня.

Ее грудь вздымается при глубоком вдохе, когда мои ладони блуждают по ее телу, скользя по шифону на животе, прежде чем опуститься в глубокий вырез, чтобы обхватить ее большие сиськи.

— Что-то случилось?

— Поговорим позже, — бормочу я. — Прямо сейчас ты увидишь, как я использую тебя.

Прикасаться к ней недостаточно. Покручивать пальцами ее чувствительные соски, играть с этим милым пирсингом недостаточно. Я хочу разорвать ее на части и похоронить себя в ее руинах. Я бы умер счастливым там.

— Ты собираешься трахнуть меня сейчас? — спрашивает она.

Я прищуриваюсь, глядя на нее в отражение зеркала, и беру ее за лицо, чтобы повернуть так, чтобы она видела меня. Я смотрю на нее сверху вниз, облизывая губы от того, какая она чертовски сногсшибательная.

Эти язвительные карие глаза светятся вожделением, отчаянно желая меня.

— Открой рот пошире и скажи «пожалуйста».

Не упуская ни секунды, она хлопает ресницами и говорит:

— Пожалуйста, не трахнешь ли ты свою жену, Сайлас?

Запрокидывает голову, высовывает свой розовый язычок, чтобы я плюнул на него. Именно это я и делаю, прежде чем прижаться к ее рту, просунуть язык между ее губ, пробуя и поглощая каждую каплю.

— Будь хорошей сучкой для своего мужа и встань на четвереньки, — моя рука шлепает ее по заднице, заставляя подпрыгнуть. — Лицом вниз, попкой вверх, красотка.

Я чмокаю ее в губы, прежде чем позволить ей высвободиться из моих объятий, ухмыляясь, когда она, пошатываясь, спускается с платформы, и без того слабая в коленях. Я поглаживаю свой член через брюки, потирая его по всей длине, пытаясь заглушить жар, пронизывающий меня. Но безуспешно.

Я не способен быть медленным. Быть милым и не торопиться.

Я хочу быть внутри нее. Я хочу, чтобы моя сперма вытекла из нее, чтобы я мог затолкать ее обратно своим языком.

Одной рукой я снимаю ремень, держа его в ладони, затем расстегиваю брюки и спускаюсь с платформы, следуя за ней, пока она ползет к зеркалу.

Устроившись поудобнее, она перестает смотреть на меня через отражение. Медленно опускаюсь на колени позади нее, откидывая то немногое, что осталось от ткани над ее талией. Сжимаю ее голую задницу и шлепаю по ней, на этот раз чуть сильнее.

— Сайлас! — скулит она, отшатываясь от меня.

Качаю головой, щелкаю языком, затем обматываю ремень вокруг ее нежной шеи и продеваю через пряжку, после чего затягиваю его. Волна удовлетворения проносится через меня, заставляя мой член дергаться, пока она задыхается.

— Сегодня тебе не удастся сбежать, Хекс, — наматываю кожаный ремень вокруг кулака, используя его как поводок, чтобы удержать ее на месте. — Ты будешь лежать прямо здесь и принимать каждый гребаный дюйм меня в свою пизду.

Коралина хнычет, прикусывая нижнюю губу, запрокинув голову к потолку и нетерпеливо кивая. Я ухмыляюсь, свободной рукой стаскиваю брюки, подставляя член холодному воздуху, отчего шиплю сквозь зубы.

Провожу пальцами между ее бедер, чувствуя, как ее влага пропитывает их. Издаю гортанный стон, когда я обвожу ее клитор, и вижу, как ее бедра раздвигаются шире, чтобы дать мне больше доступа к ее телу.

— Мне нравится, что ты уже течешь для моего члена, — я прижимаюсь бедрами к ее заднице, проводя своим членом по ее горячей коже. — Мне нравится, как жаждет меня эта хорошенькая киска.

Используя ее соки, я смазываю свой ствол, несколько раз надрачиваю его, прежде чем направить головку к ее входу. Коралина стонет, виляя попкой, когда я погружаю кончик в ее тело.

Я наблюдаю, как ее упругая киска засасывает меня в себя, каждый дюйм моей твердой длины проникает в ее теплую розовую плоть, пока я не погружаюсь до конца, пока между нами не остается никакого пространства.

Я погружаюсь глубоко в нее.

Облегчение, удовлетворение, дом.

Сила моего толчка заставляет ее положить ладонь на зеркало, пытаясь удержаться в вертикальном положении, пока я вжимаюсь в ее тугие стенки. Здесь так тепло, горячо, так чертовски влажно, что я не могу удержаться и запрокидываю голову к потолку, позволяя громкому стону вырваться из моей груди.

Черт, никогда еще мне не было так хорошо. Никогда больше не будет так хорошо. То, как ее киска растягивается для меня, освобождая место, желая получить всего меня.

— Эта сладкая киска создана для меня, детка, — ворчу я, неохотно отстраняясь, прежде чем сделать еще один резкий толчок. — Чертовски подходит для меня.

— Такая наполненная. Так много, — она сильнее прижимает руку к зеркалу, ее вторая рука лежит на нижней части живота, нащупывая меня там. — Боже, я буквально чувствую тебя в своем горле.

Я чувствую, как жар ее внутренних стенок притягивает меня каждый раз, когда я отстраняюсь, только для того, чтобы снова войти в нее, с каждым толчком пытаясь проникнуть глубже, желая погрузиться в каждый дюйм ее тела и впитать ее ДНК, чтобы она не могла провести ни секунды без того, чтобы я не проник в нее. Если бы я мог физически извлечь свою душу, чтобы соединить ее с душой Коралины, я бы это сделал.

И все же, я сомневаюсь, что был бы достаточно близок.

Ее маленькое тело загорается в моих руках с каждым движением, бедра дрожат, когда она произносит неразборчивые слова, заглушаемые криками удовольствия, которые захлестывают ее подобно водопадам экстаза.

Я хочу, чтобы она рассыпалась на части. Я хочу, чтобы мы оба рассыпались на части, пока от нас не останутся лишь осколки того, кем мы были. Все для того, чтобы мы могли снова собрать друг друга по кусочкам, пока не станем одним целым.

Мои бедра задают бешеный темп, я выхожу из нее лишь наполовину, прежде чем снова погрузиться в нее, не желая долго находиться вне ее тесных стенок. Ее хорошенькая попка шлепается о мой живот каждый раз, когда я погружаюсь глубже.

Мои темные глаза поднимаются к зеркалу, и я вижу, как ее сиськи вываливаются через верх платья, подпрыгивая от силы моих ударов. Ее голова опущена, когда она дрожит в моих объятиях, ее маленькое тело пытается принять меня и в то же время удержаться в вертикальном положении. Но она хочет поддаться наслаждению, хочет позволить ему сдаться.

— Посмотри, какая ты чертовски сексуальная, — я дергаю за ремень, который намотал на ее шею, заставляя ее посмотреть на себя в зеркало. Ее рот приоткрывается еще больше, веки опускаются, прикрывая, по крайней мере, половину этих оленьих глаз. — Такая хорошенькая шлюшка, опьяненная членом, детка.

Ее тушь размазалась по лицу, щеки пылают, платье порвано, а ноги широко раздвинуты, чтобы я мог терзать ее киску, пока не получу свою дозу. Черт возьми, она идеальна.

— Сайлас, — умоляет она сдавленным голосом из-за того, что я сжимаю ремень на ее горле. — Сайлас, Сайлас.

Она просто божественна. Разрушена и так близка к тому, чтобы кончить на мой член. Мой прекрасный, божественный беспорядок. Я вгоняю себя в нее с большей силой, с большим голодом, используя в качестве топлива всхлипы блаженства, срывающиеся с ее губ. Горячий пот и ее соки стекают по моим бедрам, ее киска присоединяется к ее крикам. Стены комнаты отражают эхо.

— Ты такая хорошая, блядь, девочка, принимаешь меня всего, вот так, Коралина, — я скрежещу зубами. — Я собираюсь наполнять тебя всю, пока ты не переполнишься мной.

Я говорю резче, чем хочу, но все кажется таким порочным, когда я пытаюсь насладиться каждым дюймом своей длины, проникающим в мой новый дом. Она смотрит на меня в отражении, ее глаза слезятся, и она тает для меня. Она мягкая и пропитывает все вокруг, поглощая меня, как волна.

Моя рука отпускает ремень, я кладу обе руки ей на бедра, сжимая ладонями ее нежную кожу, используя как рычаг, чтобы погружаться как можно глубже с каждым толчком. Она вздрагивает, сладко постанывая, так близка к тому, чтобы свалиться с обрыва, и мои яйца напрягаются, желая последовать за ней с этого обрыва.

Не чувствуя себя достаточно близко, я обхватываю ее руками за талию, притягивая к себе. Она вскрикивает от смены положения, мой член оказывается так глубоко внутри нее, пирсинг атакует ее точку G до такой степени, что это почти слишком.

Но мне никогда не будет достаточно.

Ее упругая попка упирается в верхнюю часть моих бедер, когда я толкаю ее вверх и вниз по своему стволу, используя ее киску, чтобы массировать мой член, как игрушку. Я трахаю ее так, словно она принадлежит мне, чтобы погубить, потому что так оно и есть. Я разрушу все, что она знала раньше, и упаду на колени, восхищаясь красотой того, во что она превращается.

Я прижимаюсь губами к ее шее, прерывисто дыша ей в ухо, ощущая вкус пота, стекающего по ее горлу.

— Намочи мой член, детка. Кончи на меня. Покажи мне, как тебе хорошо со мной, — стону я, чувствуя, как она уже начинает расслабляться, как тугая пружина внизу ее живота разрывается надвое.

— Черт, черт, черт, о боже мой, — ругается она, напрягаясь в моих объятиях.

Ее киска душит меня, изголодавшееся притяжение доводит меня до предела, когда она изливается на мои бедра, пульсируя вокруг моего члена, пока я не наполняю ее своей спермой.

— Коралина.

Ее имя звучит мольбой в изгиб ее шеи, пока я продолжаю изливать свою сперму в ее мокрую киску, трахая нас обоих на волнах нашего оргазма. Даже когда она вжимается в меня, как марионетка, потерявшая ниточки, она все еще стонет и хнычет, покачивая бедрами, встречая каждый мой толчок.

Я никогда не хочу выходить из нее, никогда не хочу покидать ее тело.

Она — опиум. Наркотик, вызывающий привыкание, от которого я никогда не захочу отказаться. Это едва уловимое, сладкое жжение наркотика, вводимого в кровь, его нити обволакивают твой разум, заманивая тебя в то укромное местечко, где прячется нежный шепот и сладкое облегчение.

В ее теле заключен покой. Тихий покой после того, как мир годами давал мне только войну. Тишина, которую жаждет хаос внутри меня.

— Сайлас, — шепчет она, откинув голову к моему плечу. — Думаю, у тебя получилось. Я официально разрушена.

Я наклоняюсь к ее шее и осыпаю поцелуями, проводя языком под ремнем, чтобы успокоить покрасневшую кожу. Улыбаюсь, пока нахожусь еще в ней.

— Ты тоже меня разрушила.

Разрушила страх любить из-за неизбежной потери.

Смерть — это не возможность, это необходимость для каждого из нас. Страшно осознавать, что в любой момент нас могут забрать, в одну секунду мы здесь, а в следующую — уже нет. Еще страшнее, когда ты любишь кого-то и знаешь, что, что бы ты ни делал, он умрет.

Но она того стоит. Стоит боли, стоит страха, стоит горя, если она уйдет раньше меня. Она на вес золота, и я хотел бы уничтожить всех, кто заставлял ее чувствовать себя не такой. Как будто любить ее — это сложно.

Любовь к Коралине Уиттакер стоит неизбежной смерти.

Тишина, повисшая в воздухе, разбивается вдребезги, как стекло, когда звонит мой телефон. Хорошие вещи редко бывают долговечными, и этот момент покоя? Ничем не отличается.

Одного предложения достаточно, чтобы война вернулась. Неудержимое разрушение. Здания рушатся, памятники рассыпаются, а все хорошее превращается в пепел.

— У нас чертова проблема.

Загрузка...