Клятва, которую мы даем

23. ТЕМНАЯ СТОРОНА

Сайлас

В темноте моего домашнего кабинета царит тишина, позволяющая моим мыслям успокоиться. Дым от сигары клубится в воздухе. Держа стакан с бурбоном в руке, я откидываюсь на спинку кресла.

Смотрю на пистолет, лежащий на дереве передо мной, черный металл блестит в лунном свете, проникающем через окно за моей спиной.

Час назад именно из него я убил человека.

До сих пор чувствую запах пороха и крови, наполняющий воздух, слышу звук, который издает пуля, когда пробивает череп и проходит сквозь мозговое вещество.

Того человека, который несколько дней назад мог утешить разбитую Коралину, в этой комнате нет. Не сегодня.

Пальцы крепко сжимают стакан, поднося его к губам. Я делаю медленный глоток виски.

Чарли Монро бросил технический колледж в конце девяностых. Он работает, ну, точнее работал в ближайшем магазине по ремонту компьютеров. Имея дома жену и сына, Чарли был наивной жертвой обстоятельств, которой предложили деньги в обмен на услуги по взлому и, очевидно, вандализму.

Интересно, предупредил ли его Стивен Синклер о том, с кем он столкнется, когда его поймают? Какая участь постигнет его под дулом моего пистолета, если я узнаю, что это он поиздевался над моими друзьями? Моей женой.

Сначала он был храбрым. Они все такие.

Именно поэтому ломать их так чертовски весело.

— Полмиллиона за легкую компьютерную работу и разрушение квартиры какой-то цыпочки? — он смеется, от него пахнет затхлым запахом сигарет. — Это какая-то гребаная киска.

Руку потребовалось меньше двадцати минут, чтобы внести залог за этого крысеныша, засунуть его на заднее сиденье машины и отвезти в Пик, оставив его наедине со мной.

Наверняка он считал себя счастливчиком, проведя в тюрьме всего два дня, чтобы выйти сухим из воды.

Ствол моего пистолета со звоном ударяет его по голове. Кровь брызжет из раны почти сразу, и он хрипит, заваливаясь на бок, не в силах зажать пульсирующую голову из-за веревок, связывающих его руки за спиной.

— Полмиллиона — это все, чего стоит твоя жизнь, — хмыкаю я, глядя на него, стоящего на коленях на мокрой земле. — Как жаль.

Во мне кипит нерастраченная ярость, которую я хочу выпустить на этого идиота. Не спеша, пока пуля не оборвала его жизнь. Размозжить ему череп голыми руками или сломать позвоночник, но я хочу сохранить это.

Я хочу быть терпеливым и приберечь всю свою ярость для человека, который действительно ее заслуживает. Когда я наконец доберусь до Стивена Синклера, я заставлю его умолять меня убить его, захлебываясь собственной кровью. Я заставлю его молить меня о милосердной смерти.

Он пожалеет о каждой унции боли, причиненной им Коралине Уиттакер.

Я крепко сжимают пистолет в руке, горькая ярость ощущается во рту, как монетка, при мысли о том, через что он заставил ее пройти. Что она пережила в том подвале.

— У Стивена есть кое-что особенное для вас четверых. Он получит эту девушку, сколько бы людей вы ни убили, чтобы предотвратить это, — он ухмыляется, демонстрируя желтоватый цвет зубов.

— Чарли, — говорю я, присаживаясь перед ним на корточки. — Сегодня ночью эта пуля попадет тебе в череп.

— Так покончи с этим, котик.

— Если ты хочешь унести секреты Стивена с собой в могилу, я не буду на тебя обижаться, — я наклоняю голову, наблюдая за его реакцией. — Но твоя семья будет. Будет обидно, если все те деньги, которые ты им оставишь, просто исчезнут.

— Ты не можешь…

Я прижимаю дуло пистолета к его лбу.

— Я оставлю твоего сына в нищете. Все твои счета будут высосаны досуха, и все, что от тебя останется, — это твоя жена, проклинающая твое имя, пока она гниет на улице.

Его глаза расширяются, адамово яблоко подрагивает, пока он молча размышляет, не блефую ли я. Как будто у меня уже нет всего, что мне нужно, чтобы уничтожить его, и ему даже не нужно быть живым, чтобы увидеть это.

— Всего одна кнопка, Чарли. Это все, что мне нужно нажать.

— И все это ради какой-то сучки? — он насмехается, пытаясь вывернуться из своих оков. — Ты чертовски сумасшедший.

В темноте ночи, где есть только я и человек, которого собираюсь убить, я ухмыляюсь, обнажая зубы в оскале. Я встаю во весь рост, пихаю его ногой в плечо, заставляя перевернуться на спину.

— Гарантирую, — говорю я ему, надавливая ботинком на горло. — Еще одно слово о моей жене, и я оставлю твои кишки на пороге твоего дома. Думаешь, твоему сыну понравится найти то, что осталось от его отца?

У каждого человека есть слабое место, точка, где он ломается. Нужно только знать, как его найти.

— Что ты хочешь знать?

Он оказался бесполезным. Все, что он мне рассказал, я уже знал и не приблизился к поискам Стивена. Чарли был хакером, помогавшим рассылать электронные письма, и согласился помочь совершить акт вандализма в квартире Коралины.

Я ненавидел то, что Стивен знал, что делает. Специально оставляет Чарли в качестве приманки, зная, что мы его поймаем. Знал, что меня взбесит, когда я ничего от него не получу.

Все, что дала мне эта ночь, — гребаная головная боль и кровь на моей белой рубашке.

Убийство его не сняло ни злости, ни стресса. Мне не стало легче. Не тогда, когда я знаю, что человек, ответственный за причинение вреда Коралине, все еще там, дышит и играет со мной в шахматы.

Это только усугубило ситуацию.

Меня переполняет непролитая ярость, которую некуда деть. Я не могу быть тем терпеливым и добрым человеком, каким был с Коралиной в тот день, когда в ее квартиру ворвались.

Только не сейчас, когда весь этот шум поглощает меня. Чувство вины гложет меня изнутри. Кроме меня, винить в этом некого. Коралина переживает худший опыт в своей жизни, потому что я убедил ее, что выйти за меня замуж было правильным решением. Алистер медленно сходит с ума под тяжестью пребывания в этом городе и того, что его родители дышат ему в затылок.

Если бы я не позволил Розмари Донахью идти домой одной из библиотеки после той ссоры, никто из нас не оказался бы в таком положении.

Мой эгоизм стал причиной этой ссоры. Из-за моего эгоизма все эти люди, о которых я забочусь, оказались на пути самовлюбленного куска дерьма, который не остановится, пока не перестанет дышать.

Я не оставил нам выбора.

Либо убью его, либо позволю ему продолжать убивать нас.

Еще больше крови на моих руках независимо от того, кто совершит убийство.

Я бросаю взгляд на дверь своего кабинета и слушаю, как она со скрипом открывается. Темные волосы рассыпаются по плечам Коралины, когда она просовывает голову через щель в дверном проеме.

Сегодня я заставил ребят остаться здесь, пока грузчики заносили вещи Лилак и Коралины в дом, а девочек попросил прийти, чтобы помочь Коралине распаковать ее вещи.

Это был идеальный способ отвлечься, занять всех, чтобы она не заметила моего отсутствия, не усомнилась в моем поведении, и к тому времени, как она проснется утром, все вернется к нашей версии нормы.

По крайней мере, таков был план.

Она проходит босыми ногами внутрь и прижимается спиной к двери, отчего та со щелчком закрывается. Я провожаю взглядом линии ее обнаженных ног, мили гладкой, загорелой кожи, умоляющей прикоснуться к ней пальцами.

Мой член дергается под джинсами. Сегодня я вишу на волоске, и ее присутствие здесь, одетой в обтягивающую рубашку и обтягивающие шорты, не помогает.

От этого моя кровь только разгорается сильнее. Искушая меня сделать что-нибудь, о чем она, при свете дня, пожалеет.

— Это мои картины, — говорит Коралина в тишине. Я прослеживаю ее взгляд блуждающий по моему кабинету: вдоль серых стен висят ее работы, которые я приобрел на выставке.

Все двенадцать.

— Богатый засранец, который заплатил вдвое больше, — я наклоняю свой стакан в насмешливом приветствии. — Приятно познакомиться.

Даже в полумраке этой комнаты я вижу, как краснеют ее щеки, как нервы сжирают ее, пока она раскачивается взад-вперед на пятках.

— Зачем ты купил их все? Ради «Света»?

— Они казались слишком личными, чтобы быть в каком-то другом доме, кроме моего. Как будто они уже принадлежали мне.

Наши взгляды встречаются. Воздух между нами словно наэлектризовался. На мгновение она замолкает, изучая мое лицо, словно пытаясь набраться смелости, чтобы что-то сказать.

— Где ты был?

Я приподнимаю бровь.

— Уже играешь в ворчливую жену?

— Это правда? — требует она, и в ее тоне нет и намека на сомнение.

Мои пальцы крепко сжимают стакан в руке, когда я откидываюсь в кресле, глядя на нее поверх стола. Она ловко держится на расстоянии, прижавшись к двери, чтобы в любой момент сбежать.

Чем дольше она стоит, тем меньше я сопротивляюсь идеи увидеть, насколько красив ее колдовской ротик, широко раскрытый, с опухшими губами вокруг моего члена. Я хочу использовать ее чертово упругое тело как выход для этой ярости. К черту все чувство вины.

— Будь более конкретной, Коралина. Если хочешь что-то узнать, будь большой девочкой и спроси меня.

Она поднимает подбородок и смотрит на меня, а затем скрещивает руки на груди, словно это как-то защитит ее от меня.

— Ты сегодня убил человека, который помог разгромить мою квартиру?

Звук хруста его трахеи под моим ботинком эхом отдается у меня в ушах.

Я киваю, подношу стакан к губам и делаю глоток, прежде чем бросить пулю, которая пронзила Чарли Монро прямо между глаз, на свой стол.

— Сувенир, — говорю я сквозь грохот металла о дерево, наблюдая, как серебряная пуля катится по столу, прежде чем остановиться.

Это произвело больше шума, чем его тело, когда оно упало с вершины, разбившись о скалы и бушующее море внизу.

Ее глаза расширяются от шока, как будто она удивлена тем, что я сделал.

— О, боже мой.

Я изображаю замешательство, хмуря брови.

— Ты забыла, за кого вышла замуж, Хекс? Ты забыла, кто я такой, или игнорировала все слухи и надеялась, что я другой?

Я как-то уже говорил, что люди постоянно борются с двумя версиями самих себя.

Человек, который хочет существовать, когда никто не видит, заботится о Коралине. Хочет показать ей, как помочь себе исцелиться. Хочет быть плечом, на которое она может опереться. Этот человек может подарить ей мир.

А человек, которого я демонстрирую миру? Ему все равно, что она сейчас чувствует. Безжалостный человек, который, не колеблясь, отправит другого человека с воплями в ад, если он будет угрожать моим близким. Я видел слишком много коррупции и потерял слишком много людей, чтобы беспокоиться о том, насколько проклята моя душа. Этот человек принесет ей только войну.

— Черт возьми, Сайлас, — шипит она, в отчаянии проводя руками по волосам. — Почему? Почему ты, блядь, просто не мог оставить все как есть?

Я наклоняюсь вперед на стуле, ставя стакан на стол, глаза темнеют, а челюсть сжимается.

— Следи за своим гребаным языком, Коралина, — предупреждаю я, и угроза застревает у меня в горле. — То малое терпение, что у меня осталось, подходит к концу. Не спорь со мной сегодня вечером.

Она движется в темноте, прижав кулаки к бокам. Крошечный комочек гнева. Мне нравится наблюдать, как она пытается запугать меня. Она хлопает ладонями по столу напротив меня, волны волос падают ей на плечи, и в этих двух белых прядях отражается лунный свет.

— В твои обязанности не входит защищать меня. Я просила тебя присмотреть за Лилак. Таков был наш уговор, — она тычет указательным пальцем в стол. — Я не соглашалась на то, чтобы ты подыгрывал стереотипу мудака-альфы.

— Как насчет того, чтобы ты оказала услугу нам обоим, Коралина? — я скрежещу зубами. — Убирайся на хуй.

Она дергается, как будто я ее ударил. До меня доходит, что я впервые с ней так разговариваю. В первый раз, когда мне это понадобилось.

Я делаю это не для того, чтобы казаться злым. Я делаю это потому, что если она не уйдет, то, что я заставлю ее сделать дальше, приведет к тому, что она ляжет спать сытая и проснется с чувством полного сожаления.

Я не хочу, чтобы она ненавидела себя за то, что позволила себе быть со мной, даже если это всего лишь одна ночь.

Ее розовый язычок скользит по нижней губе, голова наклоняется, поскольку она играет в игру, которую собирается проиграть.

— А если нет? Что ты будешь делать, Хоторн?

На моих губах появляется ухмылка, языком провожу по передним зубам.

— Я буду трахать тебя, пока ты не сломаешься, — мой голос хриплый от вожделения. — У меня не хватит терпения быть ласковым с твоим телом. Я буду вытрахивать свою сдерживаемую агрессию в твою тугую киску, пока из нее не потечет по твоим бедрам. Так что вали отсюда на хрен или усаживайся задницей на мой стол и раздвигай ноги.

Она упрямая, ей приходится усваивать уроки на собственном горьком опыте, вместо того чтобы слушать, а я слишком погружен в свои мысли, чтобы обращать внимание на то, как она себя чувствует по утрам.

Не тогда, когда все, на чем я сосредоточен, — это нагнуть ее задницу над этим столом и оттрахать ее на своем полу.

Коралина слишком прозрачна; я вижу, как она обдумывает варианты. Она хочет остаться, хочет отдаться мне, но боится. Так боится, что я жду, что она уйдет.

Оставит меня дрочить, пока я не обкончаюсь с ее проклятым именем на губах.

Но вместо этого она начинает обходить край моего стола. Ее рубашка свободно сползает с плеча, позволяя лунному свету увидеть белый шрам, проходящий через ключицу.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я.

Коралина проскальзывает между мной и столом, от ее влажных волос пахнет лавандой, и усаживает свой зад на столешницу, ноги болтаются прямо перед моими коленями.

— Я все еще должна тебе одну услугу, — мягко говорит она. — Так мы будем квиты.

Я ухмыляюсь, проводя рукой по челюсти. Я никогда не был человеком, который требует возврата долга, но если это оправдание, которое она хочет дать мне, чтобы я мог прикоснуться к ней, то отлично.

— Сними шорты, — приказываю я хриплым от вожделения голосом, застрявшим где-то в глубине моего горла.

Она беспрекословно выполняет мои просьбы. Как бы ей ни хотелось отрицать свое влечение, она больше хочет быть хорошей девочкой для меня. Медленно спуская шорты с длинных ног, не торопясь, она дразнит меня каждым дюймом исчезающей ткани. Я впиваюсь зубами в нижнюю губу и чуть шире раздвигаю бедра, откидываясь в кресле. Мои пальцы расстегивают пуговицу на джинсах, затем молнию, я опускаю голову, нацелившись на черные шелковые трусики с кружевной отделкой, которые почти ничего не скрывают от моих голодных глаз.

— И трусики тоже.

Ее грудь вздымается, дрожащий вздох срывается с ее губ, пока она нервно следует моим указаниям. От стыда и желания ее соски твердеют, бутоны напрягаются под тонким материалом. Это смертельно опасная комбинация: необходимость делать то, что я говорю, чтобы я вознаградил ее, и чувство слабости за то, что она подчиняется приказам без боя.

Коралина Уиттакер любит вести себя прилично.

И нет ничего, что я любил бы больше, чем превращать упрямую женщину в нуждающуюся шлюху. Полностью, целиком в моей власти наблюдать, как она скулит и плачет, ожидая оргазма, которого она не сможет получить, пока я не разрешу.

Ее нижнее белье соскальзывает к лодыжкам, и, прежде чем она позволяет ему упасть на пол, я подхватываю его левой рукой, сжимая в кулаке мягкий материал.

Я зажимаю его зубами, запах ее возбуждения так близко к моему носу, что я издаю стон, когда рывком стягиваю джинсы, ровно настолько, чтобы вытащить свой пульсирующий член из боксеров. Толстый кончик покраснел, ноет и молит об облегчении.

Громкий вздох заставляет меня поднять глаза, как раз когда Коралина спрашивает:

— У тебя пирсинг?

Серебристый свет луны ловит металл вдоль моего ствола — три штанги, равномерно расположенные от основания до середины, сверкают, пронзая твердые мышцы моего члена.

Прежде чем ответить, я выплевываю ее трусики себе на колени.

— Если ты будешь умолять меня трахнуть тебя, я покажу, для чего они нужны.

Ее взгляд отрывается от моего лица и скользит вниз по моему телу, останавливаясь на моих пальцах, обхватывающих основание члена, на пирсинге, холодном под моей ладонью.

— Мы… — она сглатывает, переводя взгляд с моей талии на глаза. — Это не очень хорошая идея.

— И поэтому ты течешь на мой стол? — я хмыкаю, указывая глазами на ее киску.

Ее обнаженная, выставленная напоказ киска, розовая и умоляющая, чтобы я заставил ее кончить. Она хочет, чтобы я вошел в нее так глубоко, что она, черт возьми, не сможет этого вынести. Я провожу подушечкой большого пальца по набухшей головке, размазывая предэякулят.

Она краснеет, зрачки расширяются. Коралина наблюдает за каждым движением, пока я высвобождаю свой член полностью, поднимаю ее шелковые трусики и оборачиваю их вокруг моего ствола.

Ощущение моих мозолистых рук и ее нижнего белья, натягивающего пирсинг под моей ладонью, вызывает шипение у меня в горле.

Я двигаю ногами вперед, стул подо мной подкатывается ближе к краю стола, за которым она сидит, заставляя ее раздвинуть ноги шире, чтобы соответствовать размеру моих плеч. В результате мое лицо оказывается прямо напротив ее киски, как раз там, где я уже несколько месяцев умирал от желания оказаться.

— Не волнуйся, Хекс. Я не собираюсь трахать тебя сегодня вечером. Но ты пожалеешь, что я этого не сделал.