Книга путешествий. Походы с татарами и путешествия по Крыму (1641-1667 гг.)

Когда въезжали мы в сей замок[437], все население Тамани вышло поприветствовать пашу, а в замке в нашу честь стреляли из пушек. Присутствовал при этом сын Осман-паши и кади, Сейид ... эфенди родом из Каффы. Они всей свите паши раздали карточки, в коих были написаны дома, для проживания предназначенные. Паша расположился во дворце сына Осман-паши, а затем каждый в свое пристанище на отдых удалился.

Но пришло известие, что с полуострова Таманского невозможно перебраться на противоположный полуостров Крымский, ибо между мысом Чочка и противоположным мысом крымским Килиседжик[438] плывут льды, с Азовского моря идущие. Когда паша об этом услыхал, то издал повеление о дальнейшем пребывании в замке Тамань.

Строения, облик и иные детали этого замка Тамань описаны уже выше, когда мы в свое время с Мехмед Герей-ханом в Дагестан удалялись. Говоря коротко, то во время этого путешествия посетили мы сто пятьдесят больших замков московских, начиная от московского замка Терек над берегом моря Хазарского, до Балухана, Астрахани, Агры, Казани, Сарая, Мужиккермана и до берегов реки Волги, реки Джайик и до Перекопа Турецкого, а также другие местности. Затем, прибыв к реке Дон, к замку Азов, посетили все ... замков на правом и левом берегу Днепра, проезжая по замерзшему морю на лодках казацких, оснащенных парусами тростниковыми. Из Азова ехали мы через степь Хейхат сорок дней во время наистрашнейших морозов, претерпевая днем и ночью тысячи горестей и страданий, а также сотни тысяч мук вследствие сильных холодов, пока после многих усилий не достигли земли черкесов[439]. В то время я, нечестивейший слуга, благодарение Аллаху, и дня даже не проболел, ни страданий никаких не претерпел. Когда же целый и невредимый к землям мусульманским и к этому замку я приблизился, то обо всех тяготах путешествия тотчас забыл. Всюду, где бы ни проживал, утром и вечером не переставал я благодарить Аллаха за это. В этом замке Тамань провел я с пашой десять дней и десять ночей, развлекаясь приятно вместе с сыном Осман-паши, с Али Джаном, сыном Дервиш Али бея и другими таманскими достославными мужами.

Но в одну из ночей морозным ветром повеяло, и весь, восемнадцать миль насчитывающий, пролив моря Черного между полуостровом Таманским и полуостровом Крымским замерз и льдом толщиной в три аршина покрылся. При этом известии паша тотчас в барабаны бить в знак отъезда приказал и призвал всю свою свиту. Весь лагерь выступил тогда из Тамани и через час пути остановился в месте, мысом Чочка называемом. Там паша с коня сошел ивоссел на ковер, после чего повелел, дабы по этому льду перешли на ту сторону те, кто менее всех весит. Призвав Аллаха словами «Бисмиллах»[440], я, недостойный, первым выехал на коне вместе с пятьюстами пеших людей. В одно мгновение очутился я,на другой стороне, после чего отдал коня своей прислуге, а сам без опасения возвернулся по льду с копьем в руке. Холодно там было так, что люди отвагу утрачивали и не могли удержаться в седле, падая с коней. Но я, убогий, отважился во второй раз двинуться к Тамани. А когда к паше подошел, то сказал ему:

— Господин мой, хорошая новость! Лед затвердел так крепко, что стал подобен стали нахичеванской! Это прекрасная возможность, мой господин, дабы перебраться этим зимним утром на другую сторону!

Тотчас посадили пашу в сани с двумя длинными полозьями и поволокли их на длинных веревках. Я, недостойный, шествовал рядом с пашой по льду и шаги исчислял. Пройдя быстро, за пятьсот шагов, неполную милю, отделяющую мыс Чочка от противоположного берега крымского, остановились мы на мысе Килиседжик. Паша вышел из саней и, отдыхая на ковре, следил за переправой оставшегося войска на полуостров Крымский. Все имущество паши, все его подданные и подвластные, а также все животные перешли в течение одного часа. Мои люди тоже со всем моим состоянием благополучно достигли берега и припали лицом к земле крымской.

Однако через три часа от жара светила, кое мир лучами своими озаряет, льды в море трещать стали, а потом то тут, то там ломаться, у берегов же лед от тепла земли стал таять. Тем временем на льду оставалось еще множество купцов, паломников и татар, около полудня же, когда солнце на самой верхушке небосклона воссияло, наступил час опасности.

Вследствие того, что зной воцарился, льды гудеть стали и в некоторых местах с шумом лопаться, так что между льдами трещины появились. Предусмотрительный паша выслал пару смельчаков из своего окружения к людям на другом берегу с известием, что лед потрескался и дабы никто больше переправляться не осмеливался. Однако те, невзирая на истинность этих известий, вышли в море.

О потерях, возникших вследствие того, что лед стал давать трещины

Ловкие и увертливые татары, когда оказались на льду, ро льдины на льдину перескакивать стали — одни на конях, другие без коней и таким образом спаслись. Те же, однако, кто на льдинах остался, дабы за возами следить, а было там пятнадцать повозок и около двадцати людей, тонуть стали. Некоторым из них удалось кинуть канаты и вытянуть их, однако многие на дно пошли и смертью храбрых погибли.

О стойкости и отваге могучих и удалых воителей

Ловкие наездники эти, перепрыгивая таким образом на конях с одной льдины на другую, Крыма достигли. Увидев это, те, кто находился сзади них, тотчас известили об этом друг друга. Люди поснимали с коней узды, сняли с хребтов седла и подпруги, а потом, когда оставили коней на льду, сами ушли благополучно, перескакивая со льдины на льдину, помогая себе копьями и пиками. Иные также выбрались со льдов, но ценой множества усилий, ибо стоя на льду не могли вбить в него пику, поскольку она соскальзывала.

Словом, отвага — это великий дар Аллаха! Тем временем повеяло южным ветром, вследствие чего лед на море в одно мгновение распался на кусочки, подобно глиняному полу, и части эти в направлении Черного моря поплыли. Осталось на них, однако, двадцать человек с конями и семьдесят или восемьдесят пеших. И вот в конце концов двадцать из них, мечась по льду, как будто танцующие дервиши мевлевиты, восклицая и стеная, горюя и рыдая, средь этого холода в море Черное поплыли.

Ловкие отроки присутствие духа и разум не потерявшие, как только поблизости какую-нибудь иную льдину примечали, перескакивали с одной на другую и таким образом выходили на берег живыми. Иные наилучшие и разумнейшие смельчаки, не выпуская из рук поводьев своего коня, плывущего в воде, сами стояли на небольшом куске льда. Конь тянул такого за собой между глыбами льда, а он сам перескакивал с одной льдины на другую, направляясь к берегу, и таким образом вместе с конем и имуществом выходил на берег пролива под замком Керчь.

Все солдаты мусульманские славили отвагу такого удальца, от удивления палец к устам прикладывая, ибо это было деяние воистину необычайное.

Настоящий воин должен обладать хорошим скакуном, ибо конь — это брат человека. Породу верховых коней сотворил Аллах дланью своей всемогущей и из той самой глины из Каабы, из которой создан был праотец Адам. Кони существовали на свете еще до сотворения Адама, но это были кони особенной масти, с крыльями на хребте и с парными копытами.

Тем временем три иных удальца, видя, что вместе с конями своими в море Черное выплыли, в одно мгновение оставили седла коней на льду, и, раздевшись донага и Божьей поддержке вверившись, воссели голыми на своих скакунов и со льда нырнули в глубины моря Черного. Гривы конские от мороза покрылись инеем. Все трое проплыли на конях около двадцати миль; как говорит стихотворение:

Затем вышли они на берег под замком Керчь, где местные люди одеждой их снабдили.

Один из этих достойных татар упал в воду, но ухватился за хвост коня своего, и по воле Аллаха конь его благополучно вытянул. Другой конь спас таким образом двух людей. Действительно, конь — это создание благородное, и Творец промолвил в суре «Сад» своего прекрасного Корана — достославного Фуркана — о коне следующие слова: «Вот в вечернее время к нему приведены были стоящие на трех ногах и едва касающиеся земли копытом четвертой ноги...»[441]

Потому и я, недостойный, люблю коней и уже пятьдесят один год всегда имею их по пять или по десять.

Семь людей до Керчи доплыли, семь других — на полуостров Таманский по другой стороне, и лишь семь на колеблющихся в воде кусочках льда уплыли на наших глазах в море Черное. На льду остались также десять коней, но и они с помощью Властелина Миров, Создателя Всемогущего, спасутся, ибо, возможно, повстречают в море корабль Святого Хызра[442].

Таким образом, благодарение Господу, переправился на тот берег паша и войско, и при этом никто никоим образом не пострадал. Невредимые и с достоянием всем, остановились мы на

постой в замке Керчь

В замке этом провели мы три дня. Людям, которые переправились, перескакивая со льдины на льдину, тем, кто счастливо достиг этой стороны, переплыв море вместе со своими конями, а также человеку, который ушел от опасности, ухватившись за конский хвост, а также тем семи, кто сам переплыл море, паша даровал по набору прекрасного одеяния и по десять червонных, за что они его весьма благословляли. Хвалил паша также весьма этих коней, а тем семерым, кроме одежды, дал еще по пятьдесят червонных. Трем всадникам, которые нагими ехали, подарил он также седла и упряжь для коней, чем молодцев этих весьма порадовал. Да одарит Всевышний и его всяческим достатком!

Этот пролив Чочка, находящийся между морем Азовским и морем Черным, имеет неполных две мили длины. Если бы с обеих его сторон имелись замки, то донские казакине могли бы, минуя замок Азов, моря Черного достичь. Со стороны полуострова Таманского располагается мель шириной в милю, а глубиной на рост человека или только на аршин. Если бы владыки возжелали возвести замок на этой широкой, в милю, мели со стороны Тамани на полуострове Чочка, то через этот пролив, длиной около мили, даже птица не перелетела бы незамеченной.

Этот пролив между мысами Чочка и Килиседжик, через который переправились мы сейчас, — самый укрепленный, неприступный, но и самый злосчастный пролив, подо льдами которого, вследствие ломания их, свыше десяти тысяч солдат мусульманских утонули, когда в году 976, во время властвования султана Селима Второго, войско по приказу Соколлу-Мехмед-паши копало у вышеописанной реки Волги канал, называемый Перекопом Турецким[443]. Потом же, оставшись там на зиму, бросив замысел прорыть этот канал, вся армия мусульманская так же, как сейчас мы, пройдя во время морозов степь Хейхат, достигла этого пролива и так же, как и мы, переправлялась по льду в Крым.

Мы, благодарение Аллаху, пересекли его благополучно, а затем два дня развлекались в этом замке Керчь. Обстоятельное описание его облика и строений предоставил я ранее во время путешествий по Крыму, когда вместе с Мехмед Герей-ханом ехали мы в Дагестан.

Потом выступили мы из этого замка Керчь и поехали через полуостров Крымский на запад. Через семь часов миновали прекрасную и богатую татарскую деревню Халиль-ата[444]. Оттуда снова ехали шесть часов в западном направлении.

Описание замка Каффы

Поприветствовать Мехмед-пашу вышло все население Каффы. Паше, всем его подданным и подвластным, назначили место для проживания, после чего все принимали в своих помещениях славных мужей тамошних и развлекались весело.

На следующий день приехал из Трапезунда в Каффу на десяти очень больших кораблях Сархош-Ибрагим-паша, наместником каффенским[445] назначенный. Когда въезжал он с огромной пышностью в Каффу, навстречу ему вышли местные досточтимые мужи, а позднее, когда с огромной свитой в свой дворец он шествовал, то в его честь дали в замке пятьдесят залпов пушечных.

Ак-Мехмед-паша направился приветствовать Ибрагим-пашу, ибо тот, карьеру свою начавший с должности бостанджибаши, давно уже был визирем. Учинено было тогда огромное празднество, а назавтра Ибрагим-паша посетил Ак-Мехмед-пашу и снова состоялось прекрасное пиршество.

На следующий же день —

описание приезда нового татарского хана

В день Празднества Жертвоприношений, десятого зильхидждже года 1077[446], в гавань каффенскую пристали и средь бурных приветствий опустили там якоря пятнадцать галер флота султанского, под предводительством капудан-паши Имарзаде. На всех судах, в гавани сей находящихся, даны были залпы из пушек и ружей в честь этих галер и прибывшего капудан-паши.

На одной из этих галер находился новый хан крымский Чобан Герей-хан. Хан три дня и три ночи пребывал на галере капудан-паши. Когда весть о прибытии нового хана облетела весь народ крымский, в городе Каффе собрались такие огромные толпы людей, что трудно было протиснуться даже на самых больших улицах.

Это безмерно удивительно, что новый хан татарский приехал из Врат Блаженства и остановился в Крыму лишь сейчас, через столько времени после того, как мы с Мехмед Герей-ханом избороздили такое пространство земли черкесской и удалились к падишаху Дагестана. Потом я, недостойный, удалился морем Хазарским в персидскую провинцию Гилян и к московской твердыни Терек, позднее же посетил расположенные в пределах московских Астрахань и Балухан, провинцию Казань, а также края Атра, хешдеков и калмыков, пока в конце концов через Азов не достиг замка Каффы[447]. Врата Блаженства не посылали хана в Крым до сих пор потому, очевидно, что полагали, будто Мехмед Герей-хан может взбунтоваться против них и весь народ крымский на его сторону станет. На четвертый день Ак-Мехмед-паша, наместник эйалета каффенского — Сархош-Ибрагим-паша, все достойные мужи, вельможи и шерифы удалились на галеру, дабы хана поприветствовать, и препроводили его с огромной пышностью как гостя в дом Мехмед Баки Челеби в Каффе под звуки приветственных выстрелов из пушек в замке, а также из войсковых пушек балйемезов. На другой день приехали в Каффу: калга-султан с огромным количеством войска татарского и нурэддин-султан; Ислам-ага, сын покойного визиря ханского Сефер Гази-ага; дефтердар Ислам Ага; прежний визирь ханский Кайтас-ага; кадиаскер Муртаза Али-эфенди и несколько тысяч других достойных, дабы препроводить хана с великой пышностью в Багчесарай и на трон его там посадить.

Наисветлейший хан Чобан Герей прибыл тогда к господину нашему Ак Мехмед-паше, который учинил прекрасное застолье, после чего хан пригласил Ак Мехмед-пашу, дабы и он вместе с другими сопутствовал ему в дороге в Багчесарай.

— Мой падишах! — промолвил на это Ак-Мехмед-паша. — Изволь сначала сам добраться туда благополучно и на высоком троне своем воссесть. Меня же соблаговоли призвать к себе позднее, и тотчас я прибуду в Багчесарай, дабы лицом припасть к твоим стопам. Теперь же, однако, возьми с собой, прошу, брата нашего Эвлию Челеби, да будет он там квартирмейстером и для всей свиты нашей помещения достойные приготовит.

Уладил тогда я, убогий, что требовалось, и в дорогу выступил.

Когда, согласно законам шариата истинного Посланника, в это войско ширинов направился посол с воззванием, дабы под хоругвью Посланника Аллахова приняли они участие в походе на Москву, то побили они посла оного, поколотили и изгнали. Не подчинившись наказам шариата Посланника Аллахова, в поход они не пошли, поступив противно наказу, заключенному в стихе: «Повинуйтесь Богу, повинуйтесь посланнику сему, и тем из вас, которые имеют власть»[461].

По этому поводу наисветлейший хан, получив от муфти всех четырех обрядов суровые фетвы о необходимости унижения войска ширинов, приказал бить в барабаны хаканские и трубить в трубы эсфендиярские[462], после чего хоругвь Посланника Аллахова развернул и из Багчесарая на войну святую выступил. После постоя в городе Акмесджид и после постоя в городе Карасу ехал он в течение пяти часов на юг. Беи ширинские, узрев, что на границе области Накшеван, или земли ширинов[463], столько тысяч войска находится, оставили свои замыслы и в бегство бросились. Все беи из рода ширинов, вкупе лишь с тремястами обитающими в Крыму мусульманскими татарами-калмыками и тремястами своими татарами, ездящими на парнокопытных конях[464], бросили, как до того Мехмед Герей-хан, свои семьи и жен» владения свои и различное достояние, и все, влекомые лишь одной мыслью о спасении жизни, стали убегать через переправу Арабат поблизости крымского замка Ченишке[465]. Многие из их калмыков, а также многие из татарских удальцов потонули в том броде. Сами они, однако, скрылись и уцелеть сумели.

Лишь только хан узнал это, тотчас выслал в погоню за ширинами их заклятых недругов мансуров, а также три тысячи своих воинственных карачи. Оные, переправившись через брод Сасыклык[466], преследовали ширинов по степи Хейхат. Настигнув, наконец, ширинов и убегавших с ними трехсот калмыков, мансуры ринулись на них. Однако ширины, прекрасный кош конницы имея, убежали к Сулейман-паше и Монла-Гани-паше в замок Азов и упросили их дать им убежище. Таким образом смогли они уцелеть, но у каждого из них остался лишь один конь, все же свое имущество они утратили.

Сия тяжкая кара, на головы ширинов павшая, вызвана была проклятием воителя за веру — ханом Мехмед Гереем. Ибо они содержащегося в плену визиря Шеремет бана[467], а также других именитых пленников силой из рук хана Мехмед Герея вырвали, дабы ясыр сей новому хану выдать, и хан Мехмед Герей, с непокрытой головой стоя, злоречиво им пожелал: «Дал бы Аллах, дабы вы, с ханом встретившись, так, как я, с семьей и челядью разлучены были!» И вот произошло чудо Всевышнего, и молитва хана Мехмед Герея услышана была, и через неполных восемь месяцев пало на головы ширинов несчастье такое, что хан Чобан Герей всех их семей и челяди лишил.

Ширины, однако, отнюдь не в веселии пребывали в замке Азов. Аллах содеял так, что стали они тосковать по пребывающему в Дагестане Мехмед Герей-хану. Однако во время побега их в Дагестан стерегущие ширинов мансуры снова пришли к сыну Чобан Герея и донесли хану, что ширины сбежали из замка Азов в Дагестан.

Хан тотчас выступил с полей под Карасу и захватил все имения ширинов, находящиеся в округе Накшеван, все их сады, парки и огороды, дворцы, земли со всем урожаем, слуг и прислужников, а также неисчислимое множество животных. Оставшееся их имущество оставил хан на разграбление, так что и население крымское обогатилось.

Захватив такое богатство и добычу, наисветлейший хан выступил в обратную дорогу, а после постоев в городе Карасу и в городе Акмесджиде торжественно в Багчесарай выехал.

Снова разъехались по всем казалыкам несколько сот ага, дабы дань со всех пленников, находящихся на полуострове Крымском, собрать — причем по пять акча. Собрали они огромные сокровища, но били при этом людей палками и такие насилия учиняли, каковых не совершал даже тиран Юсуф Хаджджадж[468].

О необыкновенном притеснении и неприкрытом насилии

Люди седовласые, насчитывающие сто и даже сто пятьдесят лет, которых в Крыму множество проживает, говорили, что сие бесстыдное насилие над людьми Крыма допустил визирь Чобан Герей-хана — Ислам-ага, под видом взимания дани с пленников, желая отомстить за смерть своего отца Сефер Гази, убитого когда-то по вине людей крымских.

— Ни от отцов, ни от дедов наших не слыхали мы о таких притеснениях и таком насилии! Со времен наименования Крыма Крымом не видели мы такого бесправия. Никто так не издевался над нами из прежних ханов: ни Хулагу-хан, ни Тохтамыш-хан, ни Чингиз-хан, ни Кюнбай-хан, ни Менкертюм-хан, никто из Герей-ханов: ни Менгли Герей-хан, ни Фетх Герей-хан, ни Мехмед Герей Жирный, ни Бахадыр Герей-хан, ни Ислам Герей-хан, ни этот Мехмед Герей-хан, сейчас в Дагестане пребывающий[469]!

Так жаловались и стенали жители Крыма. Но если бы сии жалобы и стенания по поводу бесправии записали бы мы так, как слышали и видели, строго так, как они выражались, трудно было бы понять, ибо язык это особенный, удивительный и непостижимый.

Действительно, огромное бесправие и несправедливость учинили в то время бедному народу крымскому. Некоторые, правда, набожные мужи, желая оставить при себе пленников и заплатить подушный налог за них, продавали на торжище их детей. Трое крепких пленников шли подчас за один золотой. Ибо не было в тот час никакого спроса на людей и прекрасных невольников и невольниц за бесценок продавали.

Сие цветистое вступление приводит к следующему: в Крыму находится сто тысяч войска, и когда ханы на войну выступают, то берут с собой не менее семидесяти или восьмидесяти тысяч. По горам, садам и полям ходит сейчас шестикратно по сто тысяч неверных пленников со скованными руками и ногами, но каким-то чудом ни один из этих шестисот тысяч неверных казаков сбежать с полуострова Крымского не может. Ибо когда все крымские воители на войну с ханом выезжают, то вместо них все жены ногаев и бадыраков крымских, какие в Крыму находятся, садятся на коней, цепляют к поясу сабли, привешивают через плечо сагайдаки и вместе с казаками выезжают в сады, в горы и поля, а также земледелием занимаются. Когда же мужья их из похода возвращаются, то находят урожай уже собранным. Поэтому жители Крыма согласились платить эту несправедливую дань за невольников, хотя было это бесправие настолько явное, что да сохранит Аллах!

О бесстыдной и ужасной несправедливости

В 1077 году[470] к хану Крыма, Мехмед Герею, пришел пресвятой ярлык, возвышенное письмо шахиншаха султана османского и послание визиря Фазыл-Ахмед-паши, сына Кёпрюлю.

«Бывший хан крымский Мехмед Герей! — писал султан османский. — Когда достигнет тебя мое святое писание, должен ты вкупе с семьюдесятью семью султанами своими, вооруженными сагайдаками, в панцирях и шлемах, прибыть к Порогу Блаженства. Ибо должность хана крымского вверяю я Чобан Герей-хану».

Когда это святое послание пришло, несчастный Мехмед Герей-хан бросил унаследованные им от отцов и прадедов десять мер египетских денег и множество богатств, многочисленных своих жен и детей малых и, стеная, к падишаху Дагестана удалился. С этим старым падишахом поехал и я, недостойный.

Несправедливость, допущенная в Крыму вследствие этой дани с невольников, превышала даже жестокости Хаджджаджа. С дани сей к хану и визирю Ислам-ага изо дня в день стекались такие неисчислимые и неистощимые неправедно добытые богатства и сокровища, что сокровищницы переполнились до краев.

— До конца жизни хватит мне этого! — промолвил хан при виде стольких тысяч кесе денег.

Выдал он тогда сорок кесе капудану Имарзаде-паше, привезшему его на султанских галерах из Порога Блаженства, десять кесе морякам на галере, сорок кесе ага янычар, десять кесе янычарам, джебеджиже и бомбардирам также по десять кесе. Войскам из силистрийского, никопольского, визенского, кырккилийского и чирменского санджаков, которые препровождали сушей калга его и визиря, дал хан по десять кесе. По пять кесе дал войску татарскому из Буджака, капыкулам крымским дал десять кесе, десять кесе всем сейменам, а также пять кесе людям из области татов. Всего в течение одной недели роздал он две тысячи кесе. Вследствие чего все население крымское было весьма задобрено, утешилось и возрадовалось.

Потом на эти неправедно добытые деньги, взысканные данью, собрал он пятьсот казацких пленников, сто девиц и сто юношей, прекрасных, как солнце и как кувшин стройных, сто резвых скакунов с седлами, серебром украшенными. Двести резвых коней неоседланных, пятьдесят крымских тягловых коней, сто пар соколов, кречетов и ястребов, сто выдрессированных арабских псов и сто поджарых гончих, пару тысяч драгоценностей с прекрасными каменьями, несколько сот украшенных кубков, тарелок и ваз из позолоченного и посеребренного фарфора, и, присовокупив ко всему этому пятьсот кесе наличными, выслал своего визиря Ислам-ага с этими и еще некоторыми подарками к Вратам Блаженства, дабы сложил он их в дар падишаху османскому, великому визирю, султанше-матери, шейхулисламу, кадиаскерам, мулле города Стамбула и другим сановникам.

Наутро отправил он развлекающемуся в Каффе Ак-Мехмед-паше двести отважных наездников с двадцатью кесе денег, пятьюдесятью скакунами и пятьюдесятью резвыми тягловыми лошадьми, десятью невольниками польскими, российскими и черкесскими, а также экипаж с посланием, приглашая Ак-Мехмед-пашу в Багчесарай. Ак-Мехмед-паша, довольный полученными подарками, приехал через четыре дня из Каффы и привез с собой к хану сына Ширин-бея и сына Субхан Гази-ага[471], каковых забрал он из замка Ноуруз[472], едучи с Азова через страну черкесов. Когда Мехмед-паша в Багчесарай въезжал, хан вышел ему навстречу со многими тысячами вооруженного прекрасного войска, а затем отменные пиршества в честь паши и всей его свиты дал.

Паша, благодарение Аллаху, помирил хана с ширинами. Сначала капыджибаши и лекарь ханский привезли Ширин-бею ханскую клятву Аллаху и платок всепрощения, а затем препроводили его к хану и Ширин-бей десницу ханскую облобызал. Сын Субхан Гази также поцеловал длань ханскую, после чего список провинностей отца его, Субхан Гази-ага, был перечеркнут пером всепрощения. Затем, когда по приглашению Субхан Гази-ага поехал к нему, его сын с одним из капыджибаши, он сам тоже к хану прибыл и руку его лобызал.

В Крыму воцарился мир, а хан стал ханом удельным, к чему и Ак-Мехмед-паша причастен был.

Начиная с первого дня святого месяца рамазана[473] что ни ночь происходили застолья такие отменные, как празднества Хусейна Байкары[474]. Развлекались мы тогда и веселились так, что трудно это описать. Мехмед-паша, коему помещение было выделено в кёрюнюше, построенном Мехмед Герей-ханом, каждодневно, кроме пищи и напитков, получал по сто пиастров на различные потребности. Также и я, слуга недостойный и нищий, судьбой обманутый, удостоился преогромной доброты достославного, великодушного и благородного его светлости хана. Пристанище мне было дано во дворце счастливого (ибо умер он за дело ислама) Сефер Гази-ага, добротой которого пользовался я в году пятьдесят первом. Ислам-ага, ставший визирем, выехал к Порогу Блаженства, вследствие чего гостеприимным хозяином моим был его младший брат — Мехмед-мирза. Из гарема Айше хатун, или госпожи Айше[475], посылали мне разнообразные яства и напитки, и жил я себе весело и роскошно, а хан даровал мне, убогому, одежду почетную и шубу из лап собольих.

После двадцати дней пребывания нашего с Мехмед-пашой в Багчесарае холода и морозы отступили, птицы стали петь, и климат в Крыму потихоньку приятнее становился. Мехмед-паша проводил с ханом в эти длинные зимние ночи по семь и даже по восемь часов в ученых спорах, рассуждая, вкупе с улемами крымскими, о законах шариата.

Однако Мехмед-паша, сам космографом будучи, вопросил как-то раз в присутствии его светлости хана и многочисленных собравшихся там летописцев татарских:

— Никак понять не могу, милые эфенди мои, когда народ татарский завладел Крымом, кем были его первые завоеватели и удельные владыки и почему приняли они титул ханов и родовое имя Гереев.

Кадиаскер крымский Муртаза-Али-эфенди, один из просвещеннейших мужей своего времени, тотчас ответил на этот вопрос паши:

— Сначала, во времена святейшего пророка Давида, да почиет он в мире, народ наш татарский проживал в Хатае, Хотане[476] и в Китае. Затем, умножившись, выбрался он из этих стран и поселился в крае Махан в Мавераннахре[477].

В благословенную эпоху великого Пророка появился Чингиз-хан. Сей Чингиз-хани династия османская являются двоюродными братьями, но когда предки династии османской, Сулейман шах и Эртогрул, пошли в страны Византию и Грецию, наш Чингиз-хан осел на берегах Волги, а когда народ его умножился, перешел степи Хейхат и Крым завоевал[478]. Но наш аталык Имрам обладает подробнойи достоверной хроникой, и если бы ее прочесть, то все мы пользу бы из этого извлекли.

Обладатель оной хроники Имрам-аталык, стодвадцатилетний, крепкого телосложения казак с редкой бородой, достал ее из-за пазухи и стал нам читать историю знаменитого летописца Тохта-бая. Автор сей был предком этого Имрам аталыка, и поэтому Имрам аталык носил произведение своего деда за пазухой.

Это была прекрасная, изящная и обширная хроника Тохта-бая, чагатайским языком[479] написанная.

Сей ночью застолье наше с улемами протекло в упоении слушания этой хроники.

На следующий день Ак-Мехмед-паша, по пожеланию хана, должен был выступить к Вратам Блаженства. Его светлость хан для этого дал Ак-Мехмед-паше пятнадцать кесе пиастров и пять тысяч золотых, десять невольников, десять рысаков с серебристыми седлами, двести коней с седлами татарскими для его подданных, двадцать девиц черкесских, неописуемое множество пленников и подарков для брата паши и его сына, его кяхьи, нотариуса его дивана и иных служащих. Также и я, убогий, получил от его светлости хана, калга, нурэддина, а также всех сановников, приятелей моих, одиннадцать невольников, десять рысаков и двенадцать коней ногайских, три пары одежды и восемьсот семьдесят курушей.

Сначала с приятелями и друзьями нашими всеми попрощались мы, а потом его светлость хан с многими тысячами войска воссел на коня и поехал, дабы Мехмед-паше сопутствовать в дороге. Выехав из Багчесарая на запад, охотились мы по дороге и ловы учиняли, так что через шесть часов остановились на отдых в сала Камышлы[481].

Потом сбились мы с нашей дороги на один день пути и в течение семи часов на север ехали.

Постой в сала Чопчи Мехмед-эфенди

Это большая деревня татарская, пятьсот домов насчитывающая[482]. Первой особой является здесь Мехмед-эфенди, один из Аллаховых любимцев, все молитвы которых всегда исполняются.

В этой деревне делают казаны из литого железа — казаны преогромные, ибо в каждом казане таком по одному или по два вола поместиться могли бы.

Залежи железа в самом Крыму имеются в горах Чатырдага. Интересны они и несомненно посетить их следовало бы. Ибо железные рудники есть разные: в Руме, в Карарасе на границе с Боснией, в санджаке Киги в эйалете эрзерумском[483] и, наконец, залежи в горах Чатырдага в земле крымской. В Киги и в Карарасе из запасов железа этого отливают пушечные ядра, здесь же, в Чопчи, отливают из чугуна казаны. Котлы же этого Чопчи-Мехмед-эфенди в землях Балха, в Бухаре, в Самангане, в Луристане, Мултане[484] и по всему свету славятся.

Мехмедом-эфенди, хвала Аллаху, благословленный и чести лобызания его руки удостоенный, выехал я в конце концов оттуда и после пяти часов пути через богатые сала остановился в сала Байдар[485]. В этой местности хан с Мехмед-пашой распрощался, дабы действительно расстаться, после чего хан поехал в Крым, а мы же — на север. Девятью часами позднее отдохнули мы в сала Тузла, у той огромной солеварни, ханским поверенным наблюдаемой, которая была описана выше[486]. Потом же снова пять часов на север мы двигались.

Постой в замке Ферахкермане

Означает сие — в замке Орагзы[487], где полуостров Крымский с одной стороны заканчивается. Полуостров Крымский — это полуостров у северных пределов моря Черного, треугольной формы и сто семьдесят миль имеющий.

Его южная часть, горная область татов с восемью замками мощными, составляет эйалет каффенский, династии османской подвластный.

Северная половина этого полуострова — это степная местность без садов и огородов. Находится там тысяча шестьдесят семь сала цветущих и хорошо благоустроенных, с джамиями, мечетями и медресе. Каждая из них — это настоящее море людей, и все власти татарских ханов подчиняются. Численность деревень в этой половине полуострова Крымского, которой ханы крымские владеют, именно такова. Войска, однако, выставляет она сто тысяч. Ясыра же из строптивых казаков переписано там шестикратно по сто тысяч. Улемов, мужей набожных, имамов, проповедников, люда бедного и слабого, кади и шейхов также сто тысяч там насчитано. Населения же купеческого, по морю и по суше ездящего, а также ремесленников — тоже около ста тысяч. Что ни день, там три тысячи овец, двести голов рогатого скота, сорок или пятьдесят коней и сорок или пятьдесят верблюдов забивается. Что ни день, там по семь тысяч киле пшеницы съедается, а также десятикратно ста тысячам коней сумы с кормом подвешиваются, ибо коней все жители Крыма имеют.

Их наилюбимейшее занятие — это война священная. Кони, верблюды и скот рогатый дают им пищу и напитки.

Пьют они молоко кобылье и верблюжье, кумыс и бузу, а также талкан и мед текучий[488] Татары тамошние мало хлеба едят, многие же из них вообще его не употребляют. Пищей им служит пшено, одеянием — шкуры.

Такое о них сложили присловье: «У них дома из тростника, а сами же не без греха».

Все татары табаком охотно упиваются. Дыму от него не выпускают, а только вдыхают его до упоения, потом же становятся, как пьяные, приговаривая при этом: «Эсирик олганмыз»[489].

Народ этот, однако, народ героев, смельчаков и воителей великих, полных решительности, остроумия и святости.

Все люди тамошние запрягают верблюдов в плуги и повозки, а также ...

О полуострове Крымском, однако, и об этом замке Ор уже выше неоднократно писалось и рассказывалось.

Итак, дня двадцать третьего рамазана года 1077[490], воле Аллаховой отдавшись, выступили мы из этого замка Ор, имея при себе стрелков ханских и его войско бешбавлы. Выступили из Ора мы на рассвете и в просторы Хейхат удалились...