Книжица наших забав

1

Бертольф, пфальцграф Виттельсбахский, был суровый судья, так что воров казнил смертью за один украденный пфенниг. Из дому он не выходил, не повесив петлю на кушак: вдруг приведется кого казнить, так чтоб не тянуть с этим. И вот однажды утром он поднимается в прекрасном настроении, петельку, как обычно, за пояс заправляет, как вдруг некий голос из воздуха ему говорит: «Бертольф! кто тебе нынче первым встретится на выходе из города, повесь его на этой петле». Бертольф, конечно, принимает эти слова как должное — ведь голос из воздуха плохого не посоветует — и вот встречается ему сельский староста. Бертольф его знал, относился к нему с приязнью и оттого немного расстроился. «Жаль, говорит, что ты мне попался». — «Отчего ж?» — «Да придется, брат, тебя повесить». — «За что?..» — «Не знаю, голос из воздуха велел; так что ты готовься покамест, исповедайся и распорядись напоследок по хозяйству». Тот, видя, что делать нечего: «Справедлив Господь! много народу забредало ко мне в дом, и никто не вышел; скольких я зарезал, сколько крови честных христиан пролил — это, — говорит, — уму непостижимо». Тут, конечно, вздернули раба Божия, а все присутствующие справедливо удивлялись, какими путями ходит небесное правосудие (Caes. Dial. VI. 26).

2

Одна женщина, воспаленная похотью, слюбилась со своим сыном, зачала от него и родила другого сына. Ужаснувшись несказанному своему нечестию, всякую минуту боясь достаться сатане или умереть незапною смертью, она задумалась о покаянии. Посоветовавшись со священником, взяла свое малое дитя и отправилась в Рим. Там она добралась до папы Иннокентия и с такими слезами и воплями исповедала свой грех, держа на руках дитя, неложное свидетельство ее деяния, что всех слушателей изумила и ошеломила. Видя в ней столь глубокое раскаяние, папа, движимый состраданием, как опытный врач, пожелав исцелить ее болезнь быстро и в полной мере, и заодно и испытать лекарство раскаяния, велел, чтобы предстала ему в той одежде, в какой шла грешить с сыном. Женщина вышла и скоро вернулась в одной сорочке, сим послушаньем показывая, что готова дать за свою вину любое удовлетворение. При зрелище сего смирения папа в присутствии всех сказал ей: «Отпускается грех твой; иди с миром», никакой на нее епитимьи более не наложив. Один из кардиналов начал роптать и осуждать таковую снисходительность. «Если я не по справедливости поступил с сею женою, — отвечал ему папа, — если недостаточно ее покаяние в очах Божиих: пусть дана будет дьяволу власть войти в тело мое и мучить меня пред всем собором; если же ты несправедливо меня порицаешь, пусть то же с тобою учинится». И тотчас дьявол начал ломать кардинала. Избавленный от беса общею молитвою, кардинал научился наперед не лаять на божественное милосердие (Caes. Dial. II. 11).

3

Эркенбальд де Бурбон был великий ревнитель справедливости. Однажды, лежа в тяжелой болезни, он услышал в соседней комнате шум и женские крики. Никто не отваживался сказать ему причину. Тогда он послал одного из слуг, пригрозив ослепить его, если не скажет правды. «Господин, — говорит он запинаясь, — молодой хозяин, ваш племянник, хотел изнасиловать женщину, из-за этого весь шум». Прогневленный Эркенбальд говорит воинам: «Идите и повесьте его». С притворною покорностью те выходят из комнаты, говоря друг другу: «Если мы его вздернем, а господин наш (похоже на то) скоро помрет, нас казнят или прочь из этих краев выгонят». Они побеседовали с барчуком, были любезны и убедительны, уговорили его убраться с дядиных глаз, а сами через несколько часов вернулись к Эркенбальду с докладом об исполнении.

На пятый день молодому человеку сделалось скучно, и он, думая, что дядя простил или забыл его вину, выглянул в окошко. Больной его приметил и ласково позвал, приглашая сесть с собою рядом. Он сжал беспечному племяннику шею одной рукой, а другой вынул нож и вонзил ему в горло. Вопль скорби поднимается в доме, округу охватывает ужас. Между тем Эркенбальд, чувствуя, что недуг его усиливается, посылает за епископом, прося причастить его. Приходит епископ; Эркенбальд с обильными слезами исповедает свои грехи, умалчивая, однако же, об умерщвлении юноши. «Почему, — говорит епископ, весьма удивленный, — вы ни словом не обмолвитесь о том, что убили своего родича?» — «Разве это был грех?» — вопрошает Эркенбальд. «И еще какой!» — отвечает епископ. На это Эркенбальд: «Я же, — говорит, — это грехом не считаю и у Бога за него отпущения не прошу». — «Я вам, — говорит епископ, — Тела Господня не дам, пока вы не исповедаетесь в убийстве». — «Надобно вам знать, — ответствует Эркенбальд, — что я убил его не по злопамятству и не по внушению гнева, но единственно из страха Божия и ревности к правде. Никто никогда не мог любить племянника сильней, чем я. Если вы мне откажете в Теле Господнем, я препоручу Ему тело мое и душу».

Едва епископ вышел за порог, больной зовет его: «Воротитесь, господин епископ, воротитесь и посмотрите, есть ли у вас в пиксиде Тело Христово». Епископ смотрит: пиксида его пуста. «Вот, — молвит больной, — в чем вы мне отказали, в том Он мне не отказал». И явилась гостия в устах его. Так исполнилось сказанное в Книге Премудрости: «Любите справедливость, судящие землю» и пр. Епископ, устрашенный, разгласил увиденное, и все прославили Господа, творящего такие чудеса (Caes. Dial. IX. 38).

4

Люттихский епископ был человек благочестивый и богобоязненный. Однажды, когда в пору Четыредесятницы он сидел один в своей капелле за чтением Псалтири, открылся ему стих: «Кто возглаголет силы Господни, слышаны сотворит все хвалы Его?» (Пс. 105:2). Тут вошел кто-то из канцелярии с вопросом: «Владыка, что прикажешь насчет такого-то злоумышленника?» Подвигнутый жалостью, епископ отвечал: «Пощади его ради святой Четыредесятницы». Тот ушел, а епископ вновь обратился к Псалтири и прочел следующий стих: «Блаженны хранящие суд и творящие правду во всякое время» (Пс. 105:3). Устрашенный этим, словно выслушав укоризну и наставление, он вновь призвал судью и сказал: «Разберите его дело тщательно и судите по справедливости». Тот был осужден и казнен (Caes. Dial. III. 20).

5

Один рыцарь исповедался священнику во множестве грехов. Тот наложил на него епитимью, которой рыцарь не выдержал, и так раз за разом. Наконец священник говорит: «Этак мы никуда не продвинемся. Есть хоть что-то, что ты в состоянии соблюсти?» Рыцарь: «О да! на моей земле растет яблонька с такими горькими и отвратными плодами, что я никак не могу их есть. Если вы рассудите за благо, предпишите мне в покаяние, чтоб я никогда не ел ее яблок». Священник: «Прекрасно, за все грехи твои я предписываю, чтобы ты никогда не ел от плода древа сего».

Ушел рыцарь, считая эту епитимью пустячной. Каждый раз, выходя со своего двора или входя к себе, он видел эту яблоню, и нечистый, набивший руку кормить людей яблоками, донимал его хуже некуда. В один прекрасный день рыцарь, разглядывая ее, ощутил такое неописуемое желание наесться этими плодами, что подошел к яблоне и, то протягивая руку, то отдергивая ее, целый день мучился противоположными устремлениями, пока наконец от изнурения не упал под ней замертво (Caes. Dial. IV. 77).

6

Священник, исповедуя благочестивую девицу, спрашивает, не грешила ли она тем-то и тем-то. Девица впервые слышит о таких грехах, но в дальнейшем с трудом от них удерживается (Caes. Dial. III. 47).

7

Один монах в Оттерберге, жестоко искушаемый дьяволом, думал покинуть монастырь. Однажды ночью стоит он в хоре; все поют, он один размышляет, когда и как уйти из обители. Настает время петь из пророка Аввакума; меж тем аббат обходит братию: видя, что тот не поет, и почитая его спящим, как закричит ему в ухо стих, который надлежало петь: «Изыдет диавол пред стопами его!» (Авв. 3:5). Тот вздрагивает, думая, что аббат чудесным образом раскрыл его помыслы, и оставляет мысль выйти отсюда с дьяволом в провожатых (Caes. Dial. IV. 55).

8

В одном женском монастыре жила девица по имени Беатриса, прекрасная видом, благочестивая душою, усерднейшая в поклонении Богородице. Назначенная ризничей, она ревностно отправляла свою должность. Некий клирик увидел ее, влюбился и начал искать ее любезности. Она гнушалась его речами, внушенными сладострастием, а он тем настойчивей ее осаждал, и наконец древний враг так воспламенил ее сердце, что она не могла более этого сносить. Приступив к алтарю блаженной Девы, она сказала: «Владычица, я служила Тебе как могла благоговейно, а ныне отдаю Тебе Твои ключи, не в силах дольше терпеть искушения плоти». И, положив ключи на алтарь, тайком ушла вслед за возлюбленным. Он совратил ее и через несколько дней оставил. Не имея жилья и стыдясь вернуться в монастырь, она сделалась блудницей. 15 лет провела она за этим промыслом и однажды пришла к вратам монастыря. «Знаешь ли, — спросила она у привратника, — Беатрису? когда-то она была здесь ризничей». — «Как не знать, — отвечает тот, — честная и святая жена; сыздетства и доныне обретается в этой обители беспорочно». Не разумея, что такое он ей сказал, Беатриса хотела уйти прочь, но тут Матерь милосердия, явившись ей, молвила так: «Пятнадцать лет, пока тебя не было, Я исполняла твою должность; ныне возвращайся на свое место и твори покаяние, ибо никто отсутствия твоего не заметил» (Caes. Dial. VII. 34).