Чудный сон мне Бог послал.
Семен Семенович не желает верить в это явление и считает его оптическим обманом.
В одном монастыре Трирского диоцеза две монахини вечно спорили, кто из святых выше: одна особо любила св. Иоанна Крестителя, другая — св. Иоанна Евангелиста. Как ни встретятся, между ними начинался спор, и даже настоятельница не могла их унять. Однажды ночью той, что любила Иоанна Крестителя, является во сне он сам и говорит: «Слушай, ну как ты можешь произносить такие вещи об Иоанне Евангелисте, ведь нет человека непорочней, Сам Господь избрал его на апостольство и возлюбил паче прочих апостолов и пр. и пр.; короче говоря, утром зови сестру свою к настоятельнице, падай в ноги и проси прощения». Тем временем второй снится Иоанн Евангелист и говорит: «Ты что, не знаешь, что нет святого выше Иоанна Крестителя? Он пророк и больше пророка. Сам Господь сказал, что не восставал в рожденных женами больший Иоанна Крестителя, а ты... ты... короче, утром встанешь — иди к настоятельнице», etc. etc. Утром обе они спешат к настоятельнице и весьма ее удивляют (Caes. Dial. VIII. 51)[27].
Монах Ламберт, воскресной ночью задремав в хоре, увидел, как входит туда келарь Рихвин, несколько лет назад умерший. «Пойдем, брат Ламберт, со мной на Рейн». Тот, помня, что келарь умер, наотрез отказывается. Келарь отходит на другую половину хора, к старцу по имени Конрад, с тем же предложением. Вскоре Конрад за ним уходит, покрыв капюшоном голову. Ввечеру Ламберт говорит Конраду: «Господин мой, вы скоро умрете; в сем самом капюшоне, как я видел прошлой ночью, вы пошли вслед за Рихвином». — «Что за печаль? — ответствует Конрад, — я хотел бы умереть». Назавтра он заболел и вскоре умер; в этом капюшоне его и схоронили (Caes. Dial. XI. 33).
Один конверс послушал кукушку, накуковавшую ему 22 года, и расфасовал их так: двадцать лет на беспутство и два — на покаяние; но Господь наш, не любящий всю эту народную фенологию, оставил ему два на беспутство и отнял остальные двадцать, и все это кончилось горько, но поучительно, как вы понимаете (Caes. Dial. V. 17). Удивительного простодушия люди.
В день Пасхи король Эдуард Исповедник сидел в Вестминстере за столом, в короне, окруженный толпой знати, и, пока все жадно ели, утоляя долгий голод поста, думал о другом и вдруг расхохотался. По окончании трапезы, когда король был в своих покоях, трое вельмож, его сопровождавших, решились спросить о причинах его веселости. Король отвечал, что ему было дивное видение, и, как те упрашивали его поведать, сказал, что Семеро спящих в Эфесе, доселе двести лет лежавшие на правом боку, ныне перевернулись на левый, и следующие 74 года, пока они так лежат, с людьми не будет ничего доброго, но произойдет все, что предречено Господом о конце света: восстанет народ на народ и царство на царство, будут землетрясения по местам, и глады, и моры, и великие знаменья с неба (Will. Malm. Gesta reg. II. 225)[28].
В августе 1100 года погиб на охоте английский король Вильгельм Рыжий. В латинской литературе XII века есть несколько историй о снах или видениях, которые предшествовали его загадочной гибели.
Самая ранняя из них содержится в «Деяниях английских королей» Вильяма Мальмсберийского.
На тринадцатом году правления Вильгельма было много дурных знамений. Дьявол являлся людям в лесах и заговаривал с прохожими. В Хэмпстеде, что в Бервикшире, источник 15 дней струился кровью, напитав ею соседний пруд. Королю доносили об этих вещах, но он лишь смеялся. Эдмер, историк похвальной правдивости, рассказывает, что, когда изгнанный архиепископ Ансельм пришел в Марсиньи, чтобы излить свои сетования перед Гуго, аббатом Клюнийским, и речь зашла о короле Вильгельме, аббат возвестил, что прошлою ночью король предстал перед Создателем и услышал над собою суровый приговор. Откуда ему о том известно, аббат не объяснил, а никто из слушателей его не спросил, но таково было к нему почтение, что никто не усомнился в его словах[29].
Накануне смерти королю снилось, что ему отворяют жилы; кровь хлестнула до неба, помрачила свет. Воззвав к святой Марии, король пробудился, велел принести свет, а спальникам наказал от него не отлучаться. Так провел он несколько предрассветных часов, а под утро некий монах возвестил Роберту Фиц-Хэмону, первому меж знатными мужами, дивный сон, бывший ему этою ночью. Виделось ему, что король вошел в церковь, глядя кругом надменно, схватил распятие и принялся его грызть — обглодал руки, голени почти отъел — пока наконец Распятый не дал королю такого пинка, что тот упал навзничь. Из уст лежащего вышло пламя, и кольца дыма поднялись до небес. Роберт Фиц-Хэмон передал услышанное королю, однако тот с усмешкой отвечал: «Он монах и ради денег грезит по-монашески; дайте ему сто шиллингов». Все же, взволнованный, он медлил с ловитвой; друзья отговаривали его испытывать, правдив ли этот сон; но потом король плотно пообедал, повеселел от вина и отправился на охоту, с ним его верный друг Вальтер Тирел — а потом совершается все, что описано в исторических монографиях, и крестьяне везут на телеге труп короля в Винчестер, оставляя кровавый след вдоль дороги (Will. Malm. Gesta reg. IV. 331 — 333).
Гиральд Камбрийский в трактате «О воспитании правителя»:
Вильгельм был король мужественный, но ненавидевший церковь, опустошавший монастыри, чтобы их имения сделать феодами, и говаривавший, что почти половина Английского королевства отдана монахам и, случись нужда защищать корону, ничем не поможет. В южной Англии он сделал заповедным Новый Лес[30], оставив в запустении многие церкви и изгнав селян. Однажды, когда он намеревался отправиться на охоту в этот лес, любезный ему паче всех лесов Англии, ему приснилось, что он входит в некую церковь, богато украшенную шелковыми и пурпурными покровами и прочим убранством. Он осмотрел все с восхищением, но вскоре, вновь оглядевшись, увидел церковь нагой и лишенной былых украшений. Оглядевшись в третий раз, он увидел голого человека, простертого на алтаре. Едва его увидев, король безудержно захотел поесть его мяса. Обнажив клинок, он подступил к его ногам и уже готовился резать, как человек, лежащий на алтаре, сказал ему: «Мало тебе, что ты докучал мне и мучил, — тебе бы еще мяса моего поесть и кости обглодать». Король проснулся с воплем ужаса и, послав за неким епископом, по случаю бывшим при дворе, изложил ему свое видение. Епископ истолковал его так: церковь, которую ты, король, видел прекрасной и разубранной, — это церковь твоего королевства, какою она была до тебя; церковь нагая, какою ты потом ее узрел, — это церковь в твое правление; человек на алтаре — Тело Христово, которое ты намерился вместе с церковью пожрать и лишить славы. Угрожающие его слова — это тебе предупреждение: если не образумишься, как бы тебе не навлечь на себя гнев уничтожающий. Епископ советовал ему, созвав епископов и весь клир, на сем соборе примириться с Богом и тотчас, послав гонцов, вернуть Ансельма, которого он выпроводил в изгнание. Король обещал вскоре устроить совет со знатью своего королевства. После этого он, никого не слушая, отправился на охоту в тот лес, где опустошил столь многие церкви и откуда изгнал столько людей, и был там пронзен стрелой.
Было и еще одно примечательное видение. Приору Данстейбла виделось, что один почтенный муж привел его в прекрасное место, где он в королевском чертоге увидел некоего владыку на престоле, в окружении двенадцати мужей и еще многих, увидел и стоящую пред ним прекраснейшую жену, слезно жалующуюся на короля Вильгельма, а потом и человека, черного и косматого, с пятью стрелами в руке; и владыка велел эти стрелы отложить, примолвив, что одна из них назавтра отомстит за обиды оной жены. Пробудившись, приор среди ночи поскакал к королю в Новый Лес, ни коней, ни шпор не щадя, и застал короля собирающимся на охоту. Завидев его, король воскликнул, что знает причину его приезда, и велел дать ему сорок марок, ибо, хоть он разрушал церкви по всей Англии, церковь в Данстейбле построил своим иждивением и любил это место паче прочих. Но приор отвечал, что причина у него важнейшая и настоятельная, и, отозвав короля в сторону, пересказал ему свое видение и просил, чтобы тот не ходил нынче в лес, но без отлагательства примирился с Богом и исправил свои дела с церковью. Еще не кончил он своих речей, как человек, во всем схожий с тем, что в его сне явился со стрелами, подошел и показал королю пять стрел, кои переданы были рыцарю по имени Ральф из Экса, дабы нес их в лес, хотя приор, сколько мог, короля отговаривал. Этот-то рыцарь и убил Вильгельма в лесу (Gir. Camb. De princ. inst III. 30).
Вальтер Мап рассказывает об этом так.
Вильгельм Второй, худший из королей, по Божьему суду был поражен летящей стрелой в Новом Лесу, который он отнял у Бога и людей, чтобы посвятить псовым потехам. Утром того дня, когда предстояло ему погибнуть, он поведал свой сон Гандальфу, епископу Рочестерскому. Он был в лесу и после долгой погони за зверьми вошел в великолепную капеллу. На алтаре лежал голый человек, столь приятный лицом и плотью, что его навеки достало бы всему миру вместо еды. Вильгельм съел средний палец с его правой руки; человек снес это безмятежно. Король вернулся к зверям, но вскоре, проголодавшись, вернулся и вновь ухватился за руку, с которой отъел палец. Но человек, прежде столь прекрасный, отдернул руку, взглянул гневно, и ангельский его лик сделался так ужасен, что от сего зрелища весь мир мог обратиться в прах, и молвил королю: «Впредь уж ты меня есть не будешь».
Гандальф заплакал и сказал: «Этот лес — английское королевство, а звери — те невинные, коих Господь поручил тебе блюсти, ты же не печешься о них, но раздираешь и пожираешь. Капелла — не что иное, как церковь, в которую ты вламываешься, растаскивая ее имения, чтобы платить ратникам. Оный муж Сыном Всевышнего нарицается: Его перст ты съел, когда пожрал блаженного мужа Ансельма. То, что ты вышел и вернулся снова голодным, означает, что ты намерен хуже прежнего терзать Господа в членах Его[31]. Что Он отдернул от тебя руку, переменившись в лице, означает, что ныне Он всякое твое дело вменяет тебе в вину, ибо ты надменно отвергал Его, пока Он был милосерд. Что Он говорит: есть не будешь, означает, что ты уже осужден. Раскайся, хоть и поздно, ибо смерть твоя при дверях».
Не поверил ему король — и в тот же день в лесу, отнятом им у Бога, был убит и ободран своими же людьми до наготы. Один селянин, не ведая, кто он таков, из сострадания положил его на убогую подводу, чтобы отвезти в Винчестер. Он добрался туда, хватился своей поклажи и не нашел; вернулся и обнаружил тело в илистом пруду, через который перебирался, и в таком виде доставил его на погребение.
В тот же день одному человеку из эксетерских краев явилось некое существо, убогое и гнусное, держащее окровавленную стрелу, и, скача туда- сюда, промолвило: «Это жало пронзило нынче короля вашего» (Walter Map. De nug. V. 6).
Еще история о смерти Вильгельма Рыжего.
Один монах видел Господа нашего Иисуса Христа, восседающего на престоле, а вокруг — множество святых, жалующихся на английского короля, который истребляет их церкви. Господь дал Вильгельму тридцать дней на исправление. Монах поспешил возвестить о том королю, но тот слушать его не стал и стези своей не оставил. Через несколько дней пришел он в женскую обитель, ведомый молвою о девице необычайной красоты. Особенно хороши были сияющие ее глаза. Увидев девицу, тиран, плененный в очах своих[32], велит аббатисе привести монахиню ночью к его постели, грозя в противном случае разнести их монастырь по камешку. Настоятельница стонет, видя с обеих сторон тяжкую беду: или предать свой дом прогневленному владыке, или невесту Господню привести на нечестивое ложе. Когда она поведала деве причину своего смятения, та, божественным духом воспламененная, отвечала: «Не печалься, госпожа моя; доверь это дело Богу и мне, а сама лишь возвести королю, что ввечеру приду я к его ложу». И вот уже ее привели в разубранную спальню, и должен был войти король, когда девица, одушевленная дивною доблестью, вырвала себе глаза и положила на блюдо. «Вот, господин мой король, — говорит она вошедшему, — те сияющие самоцветы, которые на обиду Христу разожгли тебя такой похотью к Его слуге. Взгляни же внимательно, сможешь ли когда такою красотою насытиться». Видя деву, стоящую пред ним с пустыми, кровавыми глазницами, король устрашился, отшатнулся и покинул обитель в великом замешательстве. Вскоре он погиб (Herb. Clar. De mir. II. 42).
В винчестерском дворце была комната, украшенная росписями; один уголок в ней по королевскому приказу был оставлен пустым, а позже король Генрих велел изобразить там орла и четырех орлят: двое когтями и клювами терзали орлу крылья, третий — чресла, а четвертый взобрался отцу на шею и норовил выклевать глаза. Спрошенный, что это значит, король отвечал: эти четверо — мои сыновья, которые до смерти не перестанут меня преследовать, а младший из них[33], которому я выказываю такую любовь и приязнь, будет наскакивать на меня много жесточе остальных (Gir. Camb. De princ. inst III. 26).
Один монах из аббатства Фонтене до своего вступления в орден путешествовал по торговым делам в языческих землях, имея спутником юношу-христианина. Забредши однажды в рощу, в глубине ее они обнаружили огромного деревянного идола, обмазанного смолой, и, воспламененные христианской ревностью, разрубили его на куски и сожгли. Ночью монаху приснился злой дух в образе идола, который, горстями швыряя ему в глаза горячие угли, кричал: «Ты вчера меня спалил, а нынче я тебя спалю». Проснулся он с болью в глазах и долго еще ею мучился (Herb. Clar. De mir. III. 35).