— Послушайте, вы знаете, о чем вы говорите? — спросили мы его в этом месте.
Он сказал, что нет, но зато он знает, что в этом рассказе каждое слово — правда, потому что его тетушка сама это видела. Здесь мы накрыли его скатертью, и он уснул.
Умирает большой грешник, успевший в последний миг сказать: «Господи, помилуй меня», и в час его смерти местного одержимого отпускает демон, а через несколько дней возвращается и мучит еще жесточе. Его спрашивают, где был, он отвечает: «При одре такого-то, все наши там собрались; надеялись на добычу, но он отделался тремя словами, и вообще так нечестно» (Caes. Dial. XI. 20).
Еще из бесед с бесом:
«Был ли ты подле умершего Геварда, нашего аббата?» — «Да, нас там набилось, как песку на бреге морском, однако ничего не добились». — «Как ты, несмысленный, дерзнул быть при кончине столь праведного мужа?» — «Дерзнул?.. Да когда Сын Божий испускал дух, я на перекладине креста сидел» (Caes. Dial. XII. 5).
А кто сомневается насчет чистилища, пусть отправится в Скоттию, войдет в чистилище святого Патрика, и впредь уж не усомнится в чистилищных карах (Caes. Dial. XII. 38).
#Поезжайте в Киев и спросите
Каноник одной кельнской церкви, обедавший у некоего клирика, украл что-то по мелочи, но был уличен слугами и от стыда покинул мир, уйдя в Гейстербахскую обитель. Цезарий справедливо опасается, что вступление в орден, совершившееся по такой причине, ненадежно (Caes. Dial. I. 29).
В церкви св. Петра в Кельне[63] сошлись две одержимые, и демоны, засевшие в них, пустились в пререкания. «Несчастный, — говорит один, — зачем мы послушались Люцифера и лишились вечной славы?» — «Ты к чему это?.. Брось, припозднился ты с раскаяньем; былого не воротишь». — «Если бы, — сказал потом нечистый, — воздвигнуть столп от земли до неба, железный, раскаленный и весь усаженный острыми лезвиями, и будь у меня плоть, способная страдать, я бы до Страшного суда скитался по этому столпу вверх и вниз, лишь бы вернуться в ту славу, в которой я пребывал».
— Боятся ли демоны кары, им уготованной? — спрашивает новиций.
— Боятся; потому все экзорцизмы, призванные их обессилить, кончаются огнем и Страшным судом (Caes. Dial. V. 10).
Демон в обличье юноши предложил некоему рыцарю свою службу. Тот его принял, и демон стал ему служить с таким усердием, верностью и радостью, что рыцарь им не нахвалится. Однажды, как подъезжали они к реке, рыцарь приметил, что идут за ним смертельные его враги, и молвил: «Смерть наша пришла; враги мои нагоняют, впереди река, укрыться негде; убьют меня или полонят». Демон ему: «Не бойся, господин, я знаю, где тут брод; только иди за мной». — «Никто еще в этих местах реку не переходил», — отвечает рыцарь, однако, делать нечего, следует за слугой, и они перебираются благополучно. «Кто слыхал, чтобы здесь был брод? — дивятся его враги, глядя с того берега. — Не иначе, сам черт его переправил».
Живут они дальше. Вот заболевает жена рыцаря, да так, что уже при смерти. Никакое врачевство не помогает. Говорит слуга рыцарю: «Если мою госпожу умастить львиным молоком, тотчас исцелится». — «Да где мне его взять», — отвечает рыцарь. — «Я принесу». Ушел он и через час воротился с полным кувшином. Едва умастили ее молоком, к ней тотчас вернулись прежние силы. «Откуда ты его так быстро принес?» — спрашивает рыцарь. «С аравийских гор, — ответствует слуга, — отойдя от тебя, отправился я в Аравию, вошел ко львице в пещеру, львят отнял от сосцов, подоил ее и к тебе вернулся». — «Да кто же ты таков?» — вопрошает рыцарь, изумляясь таким речам. «Какая тебе печаль? я твой слуга». Рыцарь, однако ж, настаивает, и наконец тот признается: «Я демон, один из падших с Люцифером». Тут рыцарь и дышать забыл. Опомнясь, говорит: «Коли ты по природе своей дьявол, как же служишь человеку, да с такою отменною верностью?» — «Великое мне утешение, — отвечает демон, — быть с сынами человеческими». — «Не дерзну я впредь пользоваться твоей службой». — «Будь уверен, — говорит демон, — если меня при себе оставишь, никогда не приключится тебе никакого худа ни от меня, ни из-за меня». — «Не дерзну, — повторяет рыцарь, — но чего бы ты ни потребовал в награду за службу, даже и половину всего моего имения, охотно тебе дам. Твоим попечением я спасся у реки, благодаря тебе жена моя исцелилась». — «Коли не могу я остаться с тобою, — отвечает демон, — ничего не прошу за мою службу, только пять солидов».
Получив деньги, он вернул их рыцарю, примолвив: «Прошу, купи на них колокол да повесь его на этой бедной и заброшенной церкви, чтобы по воскресеньям он сзывал христиан на Господню службу». Молвив это, он пропал из глаз.
Новиций: «Кто бы ждал такого от дьявола?..» (Caes. Dial. V. 36).
В 858 году в Майнце действовал злой дух.
Сначала он кидался камнями и бил в стены, словно молотом, потом начал разговаривать и сеять среди людей раздоры. Наконец его внимание сосредоточилось на одном человеке: у него одного сгорало собранное зерно; куда он ни пойдет, сразу загорается дом, так что и в гости его уже особо не звали, и присесть было негде, кроме чистого поля. Священники начали читать литанию и кропить святой водой, бес же счел это удачным поводом кидаться камнями и, ранив многих до крови, наконец затих. Когда священники уже уходили, лукавый горестно завопил и, окликнув одного из них по имени, сказал, что прятался в его мантии, пока тот кропил святой водой, а потом обвинил священника в том, что он спал с дочерью управляющего. В общем, неловко вышло (Helin. Chron. XLV; PL 242, 864).
В одной деревне жил рыцарь, чья жена спуталась со священником. Рыцарю о том донесли. Человек благоразумный и не легковерный, он ни словом не обмолвился ни жене, ни священнику, желая сведать обо всем надежнее. Случилось так, что в соседней деревне был одержимый, а демон в нем был такой бесстыжий, что гласно попрекал стоявших перед ним людей теми грехами, в которых они не исповедались. А как многие сказывали о том рыцарю, он попросил священника, насчет которого питал подозрения, пойти с ним как бы для некоей беседы. Тот согласился. Когда они добрались до деревни с одержимым, уже и сам священник, зная за собой грех, начал глядеть на рыцаря с подозрением, ибо от него не укрылось, какой одаренный человек здесь проживает. В страхе, что демон его выдаст, он притворился, что ему надо по нужде, вошел в конюшню, нашел там слугу и, повалясь ему в ноги, просил ради Бога выслушать его исповедь. Испуганный слуга его поднял и начал слушать. Кончив исповедь, священник просил, чтобы тот наложил на него покаяние, слуга же ему благоразумно отвечал: «Что вы предписали бы другому священнику за такой грех, то пусть и будет вам наказанием». Выйдя оттуда со спокойной душой, священник с рыцарем пошел к церкви. Они нашли одержимого, и рыцарь спросил: «Знаешь что-нибудь обо мне?» Демон что-то ему отвечал; тогда рыцарь: «А об этом господине?» Тот в ответ: «Ничего о нем не ведаю». Это молвил он по-немецки, а по-латински прибавил: «In stabulo justificatus est (он оправдан в конюшне)». Никого из клириков рядом не было, так что понял его один священник (Caes. Dial. III. 2)[64].