Книжная Москва первой половины XIX века

Книжная торговля

Н. И. Новиков и в книготорговле достиг в конце XVIII в. необыкновенных успехов. Карамзин называл его «главным распространителем книжной торговли», отмечая при этом, что Новиков «всеми способами старался приучить публику к чтению, угадывая общий вкус и не забывая частного». Главным было то, что Новиков торговал «с умом, с догадкою, с дальновидным соображением»^{349}. При Новикове Москва была настоящим центром русской книжной торговли. Число книжных лавок возросло с двух до 20. В них был высокий уровень обслуживания: предоставлялись кредиты, заключались договоры на поставку, впервые было введено книготорговое ученичество, для обучения начинающих были разработаны «Условия продажи книг».

Но книжное дело Новикова было разгромлено. Товарищи Новикова, его ученики продолжали начатое дело, по робко, не с таким размахом. Первое десятилетие XIX в. для книжной торговли в Москве, как и для издательского дела, можно назвать восстановительным. Но после войны 1812 г. многим опять пришлось начинать с пуля. Расцвет книжной торговли, как и издательский, падает на 1830-е годы, когда в России насчитывалось более 100 частных книжных лавок и они были заполнены покупателями, среди которых «стали показываться аристократы и люди высшей администрации, до того времени в руки не бравшие русских книг, зимою появлялись в значительном числе помещики, покупавшие за раз на большую сумму книг»^{350}. В 1840-е годы произошел резкий спад в книжной торговле. Если и продавали книги, то в основном учебники.

Расцвет книжной торговли в значительной степени был связан с именем А. Ф. Смирдина. Его деятельность совпала с расцветом русской литературы, когда писали Пушкин, Баратынский, Веневитинов, Дельвиг, Вяземский, Козлов, Жуковский, Лермонтов, Гоголь, Кольцов. К. А. Полевой так вспоминал о Смирдине: «Приезжая по временам в Москву, А. Ф. Смирдин наделял тамошних книгопродавцев громадами книг, и каждый его приезд походил если не на триумф, то, по крайней мере, на книжную ярмарку. Литераторы и книгопродавцы толпились в его квартире, находили у него поощрение, пособие, и все пользовались его готовностью сделать для каждого все возможное и невозможное»^{351}.

В 1824 г. Смирдин взял на себя обязанности сообщать университету о всех выходивших в Петербурге изданиях и распространять университетские^{352}. Он был комиссионером университета до 1829 г., когда его сменил книгопродавец Урбен^{353}. Смирдин, вероятно, имел в Москве книжную лавку. Во всяком случае, в «Московских ведомостях» уже после его смерти в 1857 г. появилось объявление о покупке фирмою «Анатолий Черении и К⁰» книжной лавки Смирдина, расположенной на Никольской улице в доме графа Шереметева^{354}.

Г. И. Поршпев в работе «История книжной торговли в России» делил книгопродавцев на книжников-культуртрегеров и книжников-коммерсантов. Книжник-культуртрегер — это тот, кто «к книжному делу подходит, сознавая его культурную полезность. Выгоды для него имеют второстепенное значение, и нередко он не интересуется практической стороной дела, не углубляется в работу…». Но если такие книгопродавцы имелись, то их было очень мало и они не могли оказывать решающего влияния на книжную торговлю.

Книжник-коммерсант — это профессионал, в большей части чернорабочий книжного дела. Свой путь он начинал обычно с «мальчиков», горбом брал каждую ступень служебной лестницы и на самостоятельную дорогу выбивался случайно. В культурном отношении он почти всегда ниже культуртрегера, вследствие чего внешние приемы его работы примитивны, реклама груба и смахивает на рыночное «зазывание». Несомненным преимуществом профессионала перед культуртрегером является его навык к технике работы и знание рынка сбыта^{355}. Именно таким было большинство книгопродавцев в Москве.

Высоко ценил книгопродавцев В. Г. Белинский: «…науке, искусству и литературе оказывали иногда величайшую услугу люди, которые ничего не писали и не были ни учеными, ни поэтами, ни литераторами. Нужно ли говорить, какое великое влияние на успехи литературы может иногда иметь книгопродавец-издатель?»^{356}

Для многих книгопродавцев того времени содержание книг, которыми они торговали, не имело значения. У дверей книжных лавок стояли зазывалы, в гостиных и торговых рядах шла торговля «из шкапчиков» и в развалах. Как писал П. К. Симони, раздоры между купцами доходили до кулачных расправ. Крупные книгопродавцы, бывшие одновременно издателями, снабжали книгами средних и мелких, те, в свою очередь, давали книги на комиссию офеням, ходебщикам, давали им в долг. Ходебщики даже вели торговлю букинистической и антикварной книгой вразнос.

Книгопродавцы внимательно следили за тем, какая книга пользовалась спросом, и стремились приобрести ее для продажи или издать что-то похожее. Поэтому не случайно обращение в цензурный комитет коллежского советника П. Максимова, переводчика и составителя книги «Друг детей». Его беспокоило то, что «быстрый расход почти двух изданий ее возбудил корыстные виды некоторых книгопродавцев». Книгопродавец Лисенков вознамерился сделать якобы новый перевод. Максимов просил цензурный комитет не разрешать, не пропускать ничего похожего на его книгу^{357}.

Центр книжной торговли в Москве после 1812 г. от Спасских ворот Кремля переместился на Никольскую улицу. Здесь у Заикопоспасского монастыря открывались новые книжные лавки. Второй центр книжной торговли находился на Кузнецком мосту, где чаще располагались книжные лавки иностранцев. Книжные развалы с 1820-х годов разместились на Сухаревском рынке, на рынке у ворот Китай-города, располагавшемся на Старой площади, являвшейся средоточием торговли древними книгами.

В адресной книге Москвы на 1826 г. перечислены казенные книжные лавки: «Университетской типографии на Петровском валу; Синодальной типографии (духовных книг) на Никольской улице; Библейского общества в Мясницкой части; частные: Рисса на Петровке; Готье (иностранные книги) в Тверской части в доме князя Щербатова; Буве (иностранные книги и библиотека для чтения) в Рождественском переулке; Урбена (иностранные книги и библиотека для чтения) на Петровке в доме Анненкова; Эльцнера в Старогазетном переулке; Глазунова Ивана на Никольской улице (там же и библиотека для чтения); на Никольской улице находились магазины Струкипа, Душина, Телепнева, Свешникова, Логинова, Порывкина, Ферапонтова, Ильина, Базунова (с библиотекой для чтения), Пономарева, Немова Василия, Андреева, Трухачева, Кривцова; в других районах Москвы имелись лавки Сиротинина, Нефедьева, Михайлова, Федорова, Беляева, Немова Константина, Ступина, Голикова, Добрынина, Хрусталева. Имелись и музыкальные магазины Лен-гольда, Шильдбаха, Рейнздорфа (на Никольской улице)^{358} — всего около 40 книжных лавок.

В Москве не прерывалась торговля иностранными книгами. Ею в основном занимались иностранцы. Обычно они начинали с ввоза в Россию иностранных книг или с переплетного ремесла, а потом заводили книготорговлю. Многие не останавливались на этом и обзаводились типографиями. По подсчетам П. Столпянского, книгопродавческой деятельностью в России с 1768 по 1852 г. занимались 50 иностранцев^{359}. В Москве, как видно по приведенному выше списку, книжной торговлей занимались в 1826 г. пять иностранцев. Известно также, что в 1849 г. в Москве было шесть иностранных книжных лавок, владельцами которых были французы, торговавшие преимущественно французскими книгами^{360}. В этих лавках наряду с книгами часто продавались цветочные семена, пряности, табак, бакалея.

В книжных лавках иностранцев, как правило, был организован предварительный заказ на книги, давались библиографические справки, проводилась подписка, имелись книжные витрины, что способствовало расширению торговли. Но основная причина успешной торговли иностранными книгами заключалась в том, что основным предметом изучения в гимназиях, университетах и других учебных заведениях и при домашнем воспитании были иностранные языки, особенно французский. Знание языков делало устойчивым спрос на зарубежную литературу.

Русские книгопродавцы в глазах дворян, пользовавшихся услугами иностранцев, проигрывали. С. П. Жихарев писал, что «русские книгопродавцы не могут понять, что для русской книготорговли необходимы сведения библиографические, зато в каком закоснелом невежестве они находятся: ни один из них не решится предпринять ни одного издания новой книги на свой счет, потому что не сумеет оценить ее достоинства»^{361}. В какой-то степени эти упреки были справедливы.

П. Л. Яковлев в книге «Записки москвича» (1830) сделал зарисовку книжной лавки конца 1820-х годов. Посетителями книжной лавки, по наблюдениям автора, были литераторы, покупатели, приятели книгопродавца. Владелец лавки в течение дня отказался купить для издания у автора трагедию, но готов был покупать переводы модных зарубежных романов, хрестоматий, азбук, письмовников, песенников. Один из компиляторов подобных изданий каждый день заходил к книгопродавцу узнать, сколько продано его книг, и получить деньги. Автор зарисовки замечал, что компиляторы работали на книгопродавцев, беря за свой труд очень дешево: (рубля по три с печатного листа». Безуспешно посещение книгопродавца ученым, сочинителем исторического труда, который просил за свою книгу 40 руб., но книгопродавец давал только семь. Среди покупателей выделялся узостью интересов провинциал, читавший только «Московские ведомости». Приятели книгопродавца ничего не покупали, а читали прямо в лавке.

Далеко не все русские книгопродавцы были так невежественны, как описывал Жихарев. Некоторые успешно соперничали с иностранцами.

Арендатор университетской книжной лавки А. С. Ширяев торговал не только современными изданиями, но и антикварными. Помимо этого он занимался издательской деятельностью, собрал библиотеку старопечатных книг и издал ее каталог, был членом научных обществ, автором. Одна из написанных им брошюр имела название «О пользе критического разбора хозяйственного сочинения, в особенности для книжной торговли» (1836).

До А. С. Ширяева университетская книжная лавка с 1806 по 1812 г. арендовалась П. Н. Иниховым, А. В. Базуновым, И. Переплетчиковым. Пожар 1812 г. разорил последних арендаторов, и они отказались от дальнейшей аренды. Университету были возвращены 3667 книг (около 350 названий), сохранившихся после пожара. Сама книжная лавка требовала значительного ремонта.

Университет привел книжную лавку в порядок и в 1813 г. устроил торги, в которых участвовали Ширяев, Инихов, Глазунов, Немов, Базунов. Лавка была сдана А. С. Ширяеву за 1610 руб. в год. Все сохранившиеся книги были переданы ему для продажи.

Книгопродавец обязан был лавку содержать «в исправности и в чистоте», казенные книги продавать по цене, назначенной университетом с удержанием в свою пользу по десяти процентов». Книжная лавка должна была ревизоваться университетом. Объявления о казенных книгах книгопродавец мог публиковать в «Московских ведомостях» «на счет казны»^{362}. В 1818 г. университет попытался увеличить откупную цену до 2010 руб., которая была до 1812 г., и объявил о новых торгах, но на них никто из книгопродавцев не явился. Тогда Правление университета попыталось урезать право Ширяева публиковать свои объявления в «Московских ведомостях» на 20 коп. меньше в сравнении с другими, но и здесь Ширяев не уступил^{363}.

По отчету А. С. Ширяева в Правление университета, за 1814 г. в книжной лавке проданы 1523 казенные книги на сумму 969 руб. 56 коп. Карамзин в 1802 г. писал, что денежный оборот 20 московских книжных лавок достигал 200 тыс. руб. В этом случае в каждой книжной лавке, в том числе и в университетской, денежный оборот в среднем должен был достигать 10 тыс. Если предположить, что за 12 лет картина резко не изменилась, то на казенные книги в арендуемой Ширяевым лавке приходилась десятая часть денежного оборота лавки. В последующие годы университетских книг продавалось от 2 до 3 тыс. экз. ежегодно.

В 1828 г. университет объявил Ширяеву благодарность за то, что он ежегодно издавал книг на сумму 15 тыс. руб., среди которых «весьма полезные есть книги»; в 1823–1824 гг. он пожертвовал 1 тыс. руб. на строительство церкви при Университетском благородном пансионе, в 1827 г. — 1 тыс. руб. для библиотеки казенных студентов, были пожертвования в Общество истории и древностей российских^{364}.

А. С. Ширяев регулярно издавал «Реестры» продаваемых им книг. Первый подготовленный им «Реестр российским книгам, ландкартам, планам, эстампам, портретам и нотам, продающимся… в книжной лавке императорского Московского университета, состоящей в доме университетской типографии, между Большой Дмитровкой и Петровкой, на валу» вышел в 1815 г. (120 с.). «Реестры» издавались до 1825 г., потом к ним начали издаваться «Прибавления», выходившие до 1833 г.

«Реестры» начинались с «Уведомлений» или «Извещений», в которых Ширяев, завлекая покупателей, писал, что у него в книжной лавке они найдут «более удобности в разборке книг пред другими частными книжными лавками», с иногородних он обещал не брать денег за пересылку. Под «Уведомлением» первоначально не было имени Ширяева. Потом появилась его подпись с постепенно увеличивающимся перечнем организаций, чьим комиссионером он являлся, а именно: Московского университета, Медико-хирургической академии, Московского общества сельского хозяйства, Комиссии печатания государственных грамот, Общества поощрения художеств.

В «Реестрах» книги располагались по алфавиту. Из общего списка выделялись наиболее популярные издания: Лафонтена, Эккартсгаузена, появляется все больше с каждым годом тематических разделов: книги по медицине, законодательству, экономике; вводились разделы по издателям: книги, изданные профессором Цветаевым, Университетским благородным пансионом; книги классические, книги на французском, немецком языках. Постоянными были рубрики: театр, драмы, комедии, оперы, трагедии; музыкальные сочинения для фортепьяно, гитары, скрипки, гуслей; карты географические и планы; эстампы, портреты. Четкой систематизации в «Реестрах» не было. «Реестры» имели оглавление, что помогало быстрее найти нужную книгу.

Современники высоко отзывались о книгопродавческой деятельности А. С. Ширяева, отмечали его точность и внимательность при выполнении требований заказчиков. В лавке Ширяева начал знакомство с книжным делом 13-летним мальчиком А. Ф. Смирдин, и в 1817 г. по рекомендации Ширяева он поступил приказчиком к Плавильщикову в Петербурге. Связь Ширяева и Смирдина не прекращалась и в последующие годы. Известный библиограф С. Д. Полторацкий выписывал через Ширяева книги для своей Авчуринской библиотеки и находился с ним в постоянной переписке. Сам же Ширяев собрал уникальную библиотеку редких и старопечатных книг, перешедших потом в библиотеку Российской академии наук. «Реестр» своей библиотеки он издал с помощью Н. А. Полевого, Артемова, Снегирева и других литераторов. В нем описано 256 книг.

Ширяев был и издателем книг, в основном по домоводству, сельскому хозяйству, помогал Перевощикову в издании «Математической энциклопедии». К. Н. Полевой говорил о Ширяеве как о «старинном приятеле» своего брата Н. А. Полевого и вспоминал, что брат писал статьи для сборника, издаваемого Ширяевым^{365}.

Издательская и книгопродавческая деятельность Ширяева находилась в тесном контакте с университетом. Когда университет вознамерился издавать «Ученые записки», Ширяев предложил поставлять бумагу, не брать комиссионных при распространении журнала в Москве и Петербурге. Журнал должен был состоять из нескольких разделов. Ширяев предложил себя в члены комитета по созданию раздела «по экономической части». Он пожертвовал 1 тыс. руб. для выписки журналов в помощь издателям «Ученых записок»^{366}.

Среди изданий Ширяева имеется «Генеральная почтовая карта Европы, сочиненная по лучшим новейшим специальным картам государств…», гравированная А. Фроловым (1814). Карта, раскрашенная на бумаге, стоила 8 руб., наклеенная на холст, в футляре и на палке — 12 руб. Ширяев участвовал также в издании «Словаря достопамятных людей русской земли…» Д. Н. Баптыш-Каменского (1836). Им издана целая серия книг для городских и сельских хозяев. Есть свидетельства, что он издавал книги не только в Москве. В 1840 г. на средства Ширяева в типографии Академии наук в Петербурге напечатана книга «Архитектор XIX столетия, или Магазин для городских и сельских хозяев». Из художественной литературы им изданы «Енисейский альманах» И. Петрова (1828), «Опыты в стихах» И. Бороздина, роман Н. А. Полевого «Судьба Аббадонны».

С введением правил об авторском праве у А. С. Ширяева, как и у многих других издателей, возникали конфликтные ситуации. А. С. Ширяев в 1829 г. напечатал комедию «Неслыханное диво». По его сведениям, эта комедия сочинителя И. В. Нехачина печаталась в 1802 г. в Университетской типографии ее арендатором И. В. Поповым и 25-летний срок, предусмотренный авторским правом для выплаты гонорара наследникам, после смерти сочинителя истек. Но некий поручик Судовщиков заявил в цензурный комитет, что автор пьесы его отец, после смерти которого не прошло еще 25 лет. Ширяев просил цензурный комитет уточнить авторство, и если им окажется Судовщиков, то он был готов отдать сочинение, удержав только за его издание^{367}.

В течение нескольких лет шло разбирательство между московскими книготорговцами Ширяевым, Базуновым, Логиновым и Глазуновыми «о взаимных претензиях по изданию сочинений Михаила и Константина Меморских»^{368}. Сохранилось также объяснение Ширяева в цензурном комитете по поводу нападок на него полковника Фонвизина за «несообразности» при издании сочинений его дяди, Д. И. Фонвизина. С обвинениями полковника в том, что книга напечатана незаконно, «испорчена», Ширяев не согласился, так как печатал ее согласно цензурному уставу, а все неточности в тексте возникли по вине цензуры и корректорских ошибок^{369}.

В 1840 г. А. С. Ширяев приобрел у студента Медико-хирургической академии Ивана Жучко и начал печатать в Университетской типографии рукопись «Начальные основания формации» в 2 частях. Закончить издание он не успел. Уже после смерти А. С. Ширяева профессор Медико-хирургической академии Ф. М. Забиякин писал в цензурный комитет, что эта книга была составлена из его лекций, а Иван Жучко, продавший рукопись, никогда не числился в академии. В 1842 г. при проверке цензурным комитетом было установлено, что первая часть книги отпечатана, из второй части отпечатано три листа и два набрано. Ширяев оставался должен Университетской типографии, и для покрытия долга «Начальные основания формации» вместе с другими изданиями были оставлены в типографии^{370}.

А. С. Ширяев как книгопродавец, как один из самых заметных и влиятельных издателей Москвы, тесно соприкасавшийся через печатание учебной, научной, общеобразовательной литературы с деятельностью университета, его профессоров, способствовал распространению просвещения.

После смерти А. С. Ширяева (1841) арендаторами университетской книжной, лавки стали опекуны его малолетнего сына О. Л. Свешников и И. В. Базунов. Последний был сыном московского книготорговца и Издателя В. И. Базунова. И. В. Базунов 20 лет служил приказчиком у Ширяева, пока сам смог взять книжную «лавку в аренду. Его брат Федор также начинал приказчиком у Смирдина в Петербурге. Их отец оставил им только долги: в Москве разбиралось дело В. И. Базунова как «несостоятельного должника»^{371}.

Владелец типографии и издатель П. П. Бекетов

Владелец типографии и издатель С. А. Селивановский

Владелец типографии и издатель А. И. Семен

Процветала фирма Глазуновых, которая торговала в Петербурге и Москве. И. П. Глазунов заложил начало успеха в деле благодаря покупке в 1808 г. на пуды изданий Академии наук. После организации широкой рекламы все книги были проданы с большой выгодой. Оборотный капитал Глазуновых в Москве в 1812 г. оценивался в 110 тыс. руб.

Книготорговая деятельность Глазуновых не знала ни широкого размаха, ни опасных срывов. Центром работы был Петербург, но велась торговля в Москве, в Казани, в Харькове.

М. И. Глазунов, торговавший в Москве, занимался и издательской деятельностью. В 1823 г. он издал тиражом 1,2 тыс. экз. собранный С. Петровым «Новый и полный Астрономический телескоп, или Астрономический, физический, экономический и политический календарь на 200 лет» (с картами), купленный Глазуновым у дочери Петрова за 100 руб. ассигнациями^{372}. Чаще всего М. И. Глазунов издавал романы. В 1836 г. он издал сочинение Софии Ге «Герцогиня Шатору», купленное им у надворного советника Н. А. Атрешкова^{373}. С 1839 г. он объявил подписку на «Библиотеку романов», для чего у него уже имелось несколько про-цензурованных сочинений.

Занимались издательской деятельностью и другие представители фирмы Глазуновых, косвенным свидетельством чего может служить дело А. И. Глазунова, пожаловавшегося в цензурный комитет на А. С. Ширяева и С. И. Селивановского, которые в «Московских ведомостях» (№ 6, 7, 1835) объявили о печатании ими «Лексикона городского и сельского хозяйства, домоводства, экономической промышленности» и при этом заявили, что книга Глазунова, объявленная в «Московских ведомостях» (№ 97, 1834) «под великолепным титулом ручных энциклопедий и настольных книг» (точное название: «Ручная экономическая энциклопедия, или Настольная книга для хозяев и хозяек»), «бесполезна». Глазунов считал, что они «через то делают ему подрыв в торговых оборотах его и сверх сего честь его оскорбляют повсеместно». Но цензурный комитет не нашел ничего предосудительного в объявлении Ширяева и Селивановского, разрешенного цензором Снегиревым, кроме незначительной критики пышности заглавий. Глазунов, однако, не успокоился и направил жалобу в Московский магистрат^{374}.

И. П. Глазунов был комиссионером Московского университета в Петербурге с 16 марта 1806 г. по 1824 г. On имел на своей книжной лавке герб Московского университета. По заключенному договору университет уже не мог отпускать свои книги в комиссию никому в Петербурге, кроме Глазунова. Для книгопродавцев важно было иметь на книжной лавке государственный герб, который давал университет своим комиссионерам. А. С. Ширяев, предполагая завести торговлю в провинции, обратился с просьбой выделять ему для продажи университетские издания и при этом ходатайствовал и о гербе.

В первой половине XIX в. был повышенный интерес к редким книгам, поэтому книгопродавцы охотно брались за торговлю древними изданиями. Исследователи отмечают низкий культурный уровень книгопродавцев: «Не мудрая была наука у нас на Руси торговать книгами, и ленивый только не брался за это дело, не требовавшее никакой подготовки, никаких особенных знаний. Даже, наоборот, чем темнее, малограмотнее был продавец, тем милее был он сердцу собирателя книг, знающего продавца покупатель недолюбливал… Нужны были только некоторая подвижность, веселый нрав… и немного мюнхгаузенства, и успех был обеспечен»^{375}. Правда, успех был только при небольшом книготорговом обороте, так как спрос на книги оставался низким. При своей малограмотности букинисты тем не менее «книгу знали каким-то особым чутьем, умели выгодно купить и продать… были часто недобросовестны, подделывали книги (в ценную книгу вставляли макулатурные листы, чтобы выглядела цельной), брали краденое и т. д.»^{376}.

Западный антикварий выгодно отличался тем, что с помощью ученых писал целый научный трактат об издании или рукописи, который помещал в своем каталоге, распространяемом по всему свету, и книга имела успех. Редкие русские книгопродавцы стремились присмотреться к покупателю, распознать его вкусы, взгляды, заинтересовать его не только той одной книгой, которая ему требовалась, но и многими другими. Покупатели были разными. Одному нужно определенное сочинение или даже определенное издание; другому ровно ничего не нужно и в то же время нужно все, что есть в интересующей области. Успех антикварной торговли зависел от покупателя, которому, собственно, ничего не нужно, который был даже доволен, уйдя из магазина и ничего не купив. Чтобы заинтересовать покупателя, нужны были знания и эрудиция. Обычно страсть собирательства зарождается не в стенах магазина, она есть результат влияния той среды, с которой соприкасается будущий коллекционер. Но разжечь искру, довести до пламени и поддерживать это пламя есть уже прямое дело сведущего продавца. И такие книгопродавцы встречались. В Москве было около 50 книгопродавцев, в чьих книготорговых каталогах значились и антикварные книги^{377}.

Многие антиквары пренебрегали книгами гражданской печати, как не заслуживающими внимания, «органически не переносили их», что могло объясняться тем, что они были старообрядцами, воспитанными в аскетических условиях старой веры, да к тому же любителями старины, и новое лишь мешало их миросозерцанию. Многие из них имели целые залежи русских книг.

Старые книги можно было приобрести помимо книжных лавок на Сухаревке и вербных базарах: «Любители ждали с нетерпением каждого воскресенья, чтобы не опоздать и попасть первыми на Сухаревку или на вербный рынок, где их ожидали всякие чаяния и где действительно они находили то, что превосходило самые смелые их ожидания. Достаточно сказать, что Н. В. Губерти, описавший в известном своем труде 600 перворазрядных редкостей XVIII столетия, собрал их почти все на Сухаревке, правда, после упорных и долголетних ее посещений»^{378}.

Из книгопродавцев-антиквариев примечательнейшей личностью был И. Ф. Ферапонтов, который торговал с конца XVIII в. старинными русскими книгами, рукописными и печатными. Лавка его находилась у Спасских ворот.

Известные собиратели русских древностей обязаны Ферапонтову необыкновенными приобретениями. Известный знаток древностей К. Ф. Калайдович видел в Ферапонтове любителя и знатока, к голосу которого надо прислушаться, который, «собирая древности с невероятною ревностью, нередко сам покупал дорогою ценою», и «не было такой печатной книги до времен Петра, которой бы Ферапонтов не имел в своих руках». Он сберег многие сотни книг. Калайдович предлагал государственным хранилищам обратить внимание на собрание Ферапоптова, «которым они могли бы обогатиться»^{379}.

Профессора Московского университета Барсов, Синьковский, Баузе пользовались собранными Ферапонтовым древностями для своих научных исследований. Коллекционеры А. И. Мусин-Пушкин, Ф. А. Толстой, П. П. Бекетов с его помощью обогащали свои собрания. Профессор Баузе, крупнейший из собирателей того времени, обязан Ферапонтову многими драгоценными приобретениями, и среди них знаменитым «Прологом, писанным уставным письмом на пергаменте в Великом Новгороде в 1229 году», «Библией» Ф. Скорины и многими другими.

При Новикове начинал торговать вразнос книгами и иконами Я. Я. Кольчугин, выходец из крестьянской старообрядческой семьи. Он стал приказчиком и комиссионером Н. И. Новикова, впоследствии — владельцем трех книжных лавок. В 1827 г. Н. Н. Кольчугина сменил его сын Г. Н. Кольчугин, воспитывавшийся с детьми сенатора Обрезкова, получивший хорошее по своему времени образование, знавший несколько языков и переведший несколько книг мистического содержания. В архиве нам попалось свидетельство о том, что он издал в 1828 г. гравированный портрет турецкого султана Махмута IV.

Фирма Кольчугиных достигла наивысшего расцвета при И. Г. Кольчугине — внуке Н. Н. Кольчугина, прошедшем школу книжного дела у Н. И. Глазунова и начавшем самостоятельную торговлю в 1835 г. Память у Кольчугина была изумительная. Несмотря на господствовавший в лавке кажущийся для постороннего глаза беспорядок, на отсутствие даже намека на какую-либо систему при обилии всевозможных книг, он знал их все наизусть и при требовании какой-либо книги мог сразу же найти ее^{380}.

Среди его постоянных покупателей были С. Т. Аксаков, В. Г. Белинский, Н. В. Гоголь, все тогдашние московские коллекционеры. Наряду с последними новинками доверенные покупатели могли здесь купить «Путешествие из Петербурга в Москву» А. Н. Радищева, сатирические журналы Н. И. Новикова, запретные «Думы» К. Ф. Рылеева.

У Кольчугина на жалованье состояли «стрелки» — перекупщики книг, которые днем ходили по домам и базарам, скупая книги, а вечером приносили их хозяину. За бесценок он приобретал редкие издания и с выгодой перепродавал богатым библиофилам.

Особенную известность получил Кольчугин, торгуя подержанными учебниками. Учащиеся приносили использованные учебники и выменивали их на другие с приплатой 1–2 копейки за экземпляр. «На кольчугинских книжках вся бедная Москва выучилась!» — с благодарностью говорили в те времена^{381}. И. Г. Кольчугин занимался и издательской деятельностью. В 1846 г. он выпустил памфлет на московские власти «Турусы на колесах», который был уничтожен цензурой.

Известным книгопродавцем старой книги был Т. Ф. Большаков. Начинал он в Зарядье в юхонтовом ряду, среди торговцев кожевенным товаром в кожевенной лавке, где отвел место для хранения и продажи древних рукописей, старопечатных книг.

Калайдович, Уидольский, Снегирев, Срезневский, Строев, Уваров и многие другие были его постоянными посетителями. Погодин с йим советовался по спорным вопросам в древней письменности; университет наградил его званием корреспондента, а Румянцевский музей сделал своим комиссионером; ученые общества избирали его своим членом. Его трудами составлялись многие библиотеки, как общественные, так и частные. Церковнославянскую старопечатную книгу знал он «по годам, по месяцам, по числам, по шрифту, очертаниям букв, заставицам, по именам творцов и издателей, по изысканиям ученых». Помогая другим собирать древности, он скопил и собственное собрание древних рукописей числом 435, поступившее после его смерти (1863) в Румянцевский музей. Впоследствии оно было описано Г. П. Георгиевым и издано в 1915 г. Академией наук.

Среди книгопродавцев второй четверти XIX в. выделялся В. В. Логинов, известный как крупнейший продавец лубочной литературы: его обслуживало до 500 офеней. С 1844 г. он стал комиссионером Московского университета по продаже его изданий. Он имел книжные магазины и библиотеки для чтения на Тверской в собственном доме и на Никольской улице во флигеле Заиконоспасского монастыря, а также книжные лавки в Харькове, на Вологодской, Крещенской, Ростовской, Ирбитской и Нижегородской ярмарках^{382}.

Деятельность В. В. Логинова носила крупномасштабный характер. Он активно занимался издательской деятельностью. Выше о нем уже говорилось как о владельце литографии, издателе картинок и нот. Приобретал он права и на издание книг. У чиновника А. Н. Пеше он приобрел за 1 тыс. руб. семь рукописей, уже одобренных цензурным комитетом, среди которых были романы, повести, «описание монастырей», азбуки французские и немецкие^{383}. В 1844 г. он получил с публичных торгов в полную собственность все книги Ширяева с правом переиздания, в том числе незаконченное издание книги Ф. М. Забиякина «Начальные основания формации». Логинов попросил цензурный комитет разрешить ему допечатать вторую часть ее^{384}. Не избежал и он столкновений с цензурным комитетом. В 1833 г. ему был дан выговор за то, что он напечатал календарь, хотя право на их издание по-прежнему оставалось за Академией наук. В 1839 г. Логинов купил и издал рукопись «Ротмистр Чернокнижник, или Москва в 1812 г. Роман из писем артиллерийского полковника, собранных Н. Вельтманом». На титульном листе Логинов указал еще и имя «сочинителя г-на Пуровского». Выяснить настоящее имя автора цензурный комитет не смог и обязал Логинова «перепечатать заглавный лист… с опущением имени автора»^{385}.

Книжная лавка братьев Салаевых — Ивана и Афанасия, основавших книгоиздательскую и книготорговую фирму в 1828 г., находилась на Никольской улице в доме Кусовниковой. Одной из первых книг, выпущенных ими, было Собрание сочинений Д. И. Фонвизина (4830) в двух томах. Силаевы покупали или принимали на комиссию целые тиражи напечатанных книг. У них установились со многими писателями не только деловые, но и личные отношения. В числе добрых знакомых были Д. В. Давыдов, П. А. Вяземский, А. И. Тургенев, Е. А. Баратынский. Братья Силаевы охотно выполняли заказы провинциальных покупателей.

В 1840-е годы с широким размахом вел книготорговое и книгоиздательское дело Н. Н. Улитин. Он имел книжную лавку, библиотеку для чтения, начал издавать «Библиографические известия» о вновь вышедших книгах в Москве, Санкт-Петербурге и других городах. Среди его изданий были в основном такие, которые пользовались постоянным спросом: «Российская азбука», «Словарь домоводства и домашней медицины», «Библиотека романов».

Широкому размаху дел часто сопутствовал риск К. А. Полевой вспоминал, что его брат, напечатав несколько томов переведенного им «Путешествия» Дюмона-Дюрвиля, с большой уступкой продал их книгопродавцу Улитину в рассрочку. Улитин обанкротился и прекратил платежи, что принесло Н. А. Полевому большой убыток^{386}.

Книгопродавцы в своей издательской деятельности сотрудничали с типографщиками. Так, с А. Г. Решетниковым сотрудничали книгопродавцы-книгоиздатели С. Н. Никифоров, Глазуновы, И. Д. Водопьянов, Т. А. Полежаев, Ф. Куртенер, М. К. Овчинников, С. П. Комисаров, Т. Пономарев, И. Готье, И. В. Попов.

К числу книгопродавцев можно отнести и владельцев типографий, которые имели книжные лавки или продавали изданные ими книги в своих конторах. В университете подписку на «Московские ведомости» и журналы принимала контора типографии, она же и распространяла их среди подписчиков в специальной газетной лавке. Подписаться на книги и газеты можно было и через почтамты: Московский, Петербургский, Казанский, Харьковский. Некоторые учебные пособия Правление университета распространяло среди студентов в обязательном порядке. Так, в 1817 г. у казенных студентов из «жалованья» было вычтено по 3 руб. за розданные им 30 экз. «Истории» Шрекка^{387}.

Книги могли принести на дом офени, ходебщики, их можно было купить на рыночных развалах, в книжных лавках, из «шкапчиков» у бакалейщиков. Совершенствовалась и реклама книг: она давалась в при-книжных списках, объявлениях в газетах, издавались книготорговые каталоги.