Княгиня Ольга

Глава 18 Вальгалла и Валаам

Иногда то, что говорил Порсенна, выглядело совершенно диковинным и необыкновенным. Простые вещи превращались у него в призраки, а призраки становились явью…

Явь и навь для него — как маки и васильки в полях. Явь — красная, навь — синяя…

Явь — жизнь, навь — смерть, всемогущая, вездесущая, знающая время и сроки. Явь не знает времени: блаженство жизни длится для нее вечно. Ничто не замутняет страстного желания жить и радоваться. Она заполоняет пространство без удержу и узды, готова заселить мир своими детьми, поглотить его в любовных порывах и объятиях, выпить все молочные реки и медовые моря, съесть кисельные берега…

Порсенна уверял при этом, что кисель — русское хитроумие, что киселей больше нигде нет, и они, сваренные из муки любого зерна — пшеничного, овсяного, ржаного, — свидетельствуют о нескончаемом союзе славян с Матерью–Землей, о столь великом трудолюбии, что даже реки и земля–берега уступают место своим старателям: надоенное ими молоко вытесняет реки, приготовленные кисели — берега… Но и это бессильно против власти смерти — злой нави, часто становящейся наваждением…

Только смерть бдит за временем. Глупые смертные готовы радоваться с утра до ночи, и всю ночь, и опять до вечера. Но смерть за плечами каждого, и только она считает дни: смерть знает сроки. Вот это ВРЕМЯ СМЕРТИ и есть навь. А блаженство жизни, вечная ярь, радость жизни — явь.

Два времени у каждого — время яви, блаженства, яри, радости, и время нави — страха смерти, исчезновения, разлуки, страх смерти и есть НАВаждение. Только мы глотнем блаженства любви, радости — и смерть пришла. Будто особое существо с тонким нюхом, она видит и чует в смертном НАВЬЮ КОСТОЧКУ — за нее‑то и ухватывается смерть, волоча свою жертву. Навья косточка — предопределяет, обрекает человека из яви перейти в навь, стать добычей смерти…

Радуется, пляшет, любит, рожает в ярости и яри человеческая тварь — а навья косточка все растет и отвердевает в бедном, часто и не подозревающем о ее пребывании в нем, смертном…

Умрет — навья косточка и в могиле не исчезнет, в мертвом не сгниет… Найти же ее никто, кроме смерти самой, не может. Разве что ее прислужницы навки, мавки, навы…

Злые колдуньи, злые охотницы за детьми и роженицами… Мавки — около Киева, Чернигова… На всей же Руси — русалки…

Смерть вторгается в жизнь и наводит в ней свой уст&в и ряд… По–рядок… В рядок уставит могилы, и все сразу меняется. Нет ни радости, ни блаженства, ни яри, ни яви, ни света…

Всемогущие русалки служат смерти и являются на земле, чтобы принять поклонение смертных — обреченных смерти — НАВИ. Русалки — жрицы ее.

Не будь смерти и Времени, отпущенного ею для людей, они утонули бы в своей ЯРИ — бешеных желаниях страстей, ЯВИ — безумной радости от встречи с миром, его красот, неожиданностей, приманок, соблазнов.

Смертный рождается в ЯВЬ — и рад каждому глотку молока матери, ее ласковому прикосновению, он борется за жизнь, цепляется за нее, чтобы в ней остаться…

Вдох — выдох: живительный воздух проходит через ноздри, запахи будоражат даже младенца, заставляя непостижно отличать его благое для себя и полезное.

А ВЕСЬ БЕЛЫЙ СВЕТ! Он так целителен и жадно желаем каждым. Без него — ТЬМА ТЬМУЩАЯ, что может утянуть и сбросить в бездны несуществования.

Явь — это всегда ВЕСЬ БЕЛЫЙ СВЕТ. Навь — ТЬМА — ТЬМУЩАЯ. ЯВЬ — это Солнце, НАВЬ — это Светило Ночи, ЛУНА…

Слуга Яви — Ярила, служанки Нави — русалки…

Они приходят на ВЕСЬ БЕЛЫЙ СВЕТ полюбоваться, а потом скрываются на ТОТ СВЕТ.

Солнце — ДАЖДЬБОГ. Полями мертвых, откуда приходят на землю к смертным русалки, чтобы пробыть тут одну Неделю, владеет ВЕЛЕС, ВОЛОС. А срок пребывания русалок на ВСЕМ БЕЛОМ СВЕТЕ — НЕДЕЛЯ, одна единица меры, отпущенного НАВЬЮ для людей. Неделя — седмица, семь дней.

Семь Плеяд–Волосынь, семь звезд в Большой Повозке — Медведице… Вот седмицу и гуляют русалки по земле. Кувыркаются в полях ржи или конопли, качаются на ветвях берез. К дубам не подходят, а от берез оттащить их нельзя. И в воде любят плескаться. Говорят, что поля ржи и засеяли русалки в первый раз, когда любимый ими Троян, бог Навьего времени, разрешил им впервые спуститься на землю…

Троян каждый раз выбирает себе из русалок Троицу, она в русальную неделю становится королевой русалок.

Вежа Трояна — это время навье, время смертных… Навь, явь и Время — вот три силы, правящие миром. Смерть, Жизнь и Время… Навь определяет сроки, а Троян — измеряет их… Время Трояна измеряется неделями — ведь одну проводят русалки на земле, в ржаных полях, на ветвях берез, в водяных омутах, на берегах рек и озер…

Русалки — это главные славянские торжества, это религия РУСОВ. РУСЫ — это те, кто справляет РУСАЛИИ, и всякий справляющий РУСАЛИИ, является РУСОМ, а все РУСЫ не живут без РУСАЛИЙ!

Римляне называли себя по своему главному и любимому городу — Ромеи… Греки — по названию своей страны, которую они отвоевали у славян и этрусков… У троянцев был город Троя, но и боги — Троян и Троица…

Русалии же — это вера РУСОВ в своих богов, отсюда они стали РУССКИМИ.

Русалии — это самоназвание религии славян — не по имени страны, не по названию главного города, а по имени племени… Племя русов, и русалии их — это самое драгоценное и исконное, идущее с незапамятных времен… Со времен Трояновых…Прежде, чем разошлись славяне с берегов Дуная…

Еврейские предания уверяют, что пришли они в Европу сразу после падения Иерусалима, разгромленного войсками римского императора Тита в августе 70 года. Тогда часть евреев пришла и поселилась у стен Праги, чешского града, основанного красавицей–княгиней Либуше, пророчицей и воительницей. Будто поставила она свой Вышеград в том месте, где сливались воды Влтавы и Лабы. И там‑то и разошлись пути трех вождей трех племен — Чеха, Леха–Ляха и Руса…

Каждый повел свой народ в свой край. Но все были братья и все верили в русалии, и Рус, когда расстался с ними, отправился на Русь. И всех объединяла общая вера — русалии…

Русалии играли и на Балканах, и на Руси, и в Чехии, и в Моравии, и в Болгарии…

Часть евреев отправилась через Кавказ в низовья Волги, где потом возник Хазарский каганат, а часть осела здесь, в землях Чеха… Теперь говорят, что это самое старое еврейское поселение в Европе,,» И в Киеве тоже очень старое еврейское присутствие.,. Сердцевина земли Руса была Моавская земля, там жили моавы — мосхи — моски, и город и река у них прозывалась Моава — Моския — Мосхия, Москвин…

Но еще их прозывали славяне, и пришли они прежде — или после Руса? — кто теперь это разберет!

Это были те, кого раввин Нафан называл хананеянами. Древность была древнющая, а русы, потомки Руса, не любили копаться в своем прошлом. Им бы в Русалиях погулять…

Руса звали Иваном, и эту тайну долго хранили жрецы, многие же и посейчас ее не знают… Но в Русалиях праздновали Ивана Руса — главного вождя и жреца, он был сыном последнего троянского царя Приама по прозвищу (Приам означает «выкупленный», он и в самом деле был выкуплен своей сестрой), а имя же его было Подарк…

ИВАН–ЦАРЕВИЧ… Троянский царевич, брат Париса, погубившего царство… Троянское царство было могучим, соединявшим Европу и Азию… Все племена шли через него из Азии — несли с собой богатства и знания… Знания были тайными — те, что не выкладывали всем…

Греки победили доверчивых троянцев обманом: те верили богам и полагали, что на вере в богов нельзя строить обман. Однако хитрые ахейцы жаждали победы любой ценой — именно эта безнравственность и привела их к победе. Иван–царевич, троянский царевич Троит… Он стал Иваном на Руси, в ее лесах… В «Ригведе»[181] — древнейшей книге, заповеданной всем древним славянам, — леса названы «вана». Вот по этому слову «вана» и стал троянский царевич Троит царевичем Иваном… Лесной царевич…

В Трое при выборе нового царя старого топили, был там такой стародавний обычай. В землях Руси в обрядах русалий этот древний троянский обряд получил имя царевича Ивана Купалы — Троита–Трояна…

Лес, ветви и вода, и огонь костра, и прыжки через него для очищения от зла…

Сколько ни живет человек, хоть двести зим, когда Даждьбог укроется в пещеру Тьмы–Тьмущей — он ведь слишком могуч, чтобы его похищали — он сам кого хочешь похитит… Нельзя похитить бога, но можно вынудить его спрятаться, если обмануть… Хорошо обмануть бога… Все бесы и демоны только об этом и хлопочут..Ведь и богам хочется предаться радости, покачаться на качелях, устроенных богом ветра Стрибогом… Вверх–вниз… Вверх–вниз… Вверх–вниз… Нельзя отклониться ни вправо, ни влево… Это уже другие боги — Прав и Крив… А Стрибог угождает многим богам, что может заставить человека ощутить восторг подъема и страх падения с высота…

Мировое дерево Береза… Но кто полезет на нее, чтобы сверзиться вниз? На Липу бортники за медом охотно идут, когда наступает липец — с цветущими липами, белым душистым медом от них… Нет, нет… Мировое дерево вовсе не Береза, это про Березу берегиням так внушают…

Мировое дерево на Руси — Дуб могучий… А Липа его супруга сладкая…

Князья липовые, а мужики дубовые… Кто это придумал? Дубовые — значит крепкие, липовые — мягкие… Липы обдирают на лыко, в липовых плетенках и по болоту можно ног не замочить… А липовый сундучок княгиня Ольга привезла с собой в Киев — нянька шепнула, что его еще матушка ее поставила ей, малютке, в спаленку… И до сей поры она иногда его гладит — матушкины руки касались…

А доску‑то на качели клали липовую… Мягкую… Вверх–вниз… Сколько ни качайся — а не устанешь… И чем больше взмываний сделаешь, тем шире Стрибожьи земли покажутся — Просторы, куда он Простирается… Сходишь с качелей — будто в небе налетался, воздуху Стрибожьего наглотался… Хочется опять с ним в вышине пообниматься, губами его ловить, волосами развеянными схватывать… Глаза закроешь — а он и поцелует в них касаниями нежными… Или рассердится — и кинет тебе в лицо песочку, чтобы собой не упивалась, а его движения ловила бы… Голову склонив, слушала бы его Струи влекущие. Эти Стрибожьи Струи могли и насмерть замотать, если кто голову терял и с качелей сойти вовремя не хотел…

Слабых и податливых Стрибог уносил ветром к себе, обвивая и хохоча… Снимут девку с качелей, а у нее уже и души нет… Стрибог унес!

Но как помогал он воинам, принося в жару прохладу и дождевые капли! Изнемогут все, устанут, ручья нигде нет, напиться негде, а Стрибог быстрый и примчится в одночасье, нагонит тучки, прольет их дождиком, умоются все от пыли, наглотаются прямо из воздуха воды, а Стрибог только захохочет и умчится… Как приманить его?

Любил шелковые и тончайшего льна полотна разноцветные, чтобы в его честь веяли бы по воздуху…» Чем ярче полотно — знаменательнее, в честь Стрибога поднято — тем приятнее ему, тем больше удачи будет войску… Реют высоко в воздухе полотнища знамен — Стрибог увидит, оценит красоту их и подарит воинам свою помощь… Шелк привозили из Дамаска, стоил он дорого, но князь Святослав на знамена не жалел золота. Походы, походы были его страстью и жизнью… Языческих богов он почитал.

К Русалиям же часто спешил даже издалека. Русалии — не только праздник исконных славянских богов, но еще и память о Пращуре Русе. О том, что Русалии связаны с именем Руса, княгиня Ольга услышала от сына, князя Святослава.

Нельзя сказать, что это была жреческая тайна. Но об этом жрецы не распространялись, не бросали свои слова богу Стрибогу, чтобы он их развеивал по всем землям и своим просторам — там, где он пролетал… Уж если что Стрибог подхватит, то узнают все, все, все…

Святославу выдал эту тайну старый жрец Белеса. Он был одинок, а молодой княжич был ему мил. И что‑то еще углядел в нем проживший долгую жизнь жрец самого могущественного и давнего славянского бога. Праславянского… Уж если Порсенна уверяет, что Белес и бог этрусков…

Тот, кто служит богам, будет богат… Даже язык это показывает зримо. Чем боги могут отплатить людям за любовь и поклонение и послушание себе? Богатством, и успехами, и здоровьем. Отмеченный богами, был удачен во всем. Но теперь богов такое множество, что о старых стали забывать. Вот и перед Велесом–Волосом стали выставлять Перуна…

Старику было тяжело с этим смириться. Шла борьба, и он хотел привлечь княжича на свою сторону…

Впрочем, это уже княгиня Ольга, как всегда, пыталась оценить поведение каждого человека — будь он жрецом или холопом — понять, что движит им и что светит ему в душе. Да, да, конечно же — боги… И все же: есть еще и только людское, жизненное, житейское… Даже верховному жрецу нужен глоток воды и меда и кусок лепешки… Каждый простолюдин — Мировое дерево с верхними и средними ветвями. И корнями. И соколом наверху. И пчелами в середине, в дупле, и змеями у корней… Все слито в душе — и боги, и лепешки, и мед, и соколы, и мудрость жизни прожитой и, требования богов, и власть князей, и бояр, и воевод.

Княгиню Ольгу все называли мудрой, потому что в каждого она вглядывалась — какова высота его Дерева, много ли соколов в верхних ветвях, много ли пчел роится, не иссушают ли змеи всю влагу у корней… Ей не было скучно или зазорно думать не только о светлых князьях или своих невестках, но и о слугах…

Невестки… Не одна Марина, а еще и Малуша.

Княгиня Ольга не позволяла себе не видеть, что Малуша — ее невестка. И как теперь сложатся отношения со Святославом и Мариной — неизвестно. На Русалиях всем станет видна любовь князя Святослава к Малуше. Но как же она скрытна!

Княгине Ольге было неприятно, что сын не сказал ей имени жреца Велеса. Было это еще до его похода. Неужели он боялся, что она вызовет старика и начнет допытываться, зачем он сказал то, что было заповедано ему скрывать от смертных, даже князей?

Сын тогда цедил слова неохотно, будто принужденно, и холодная догадка прошила ее с ног до головы: «Святослав ищет могущества, своего тайного знания, того, которым не владеет она, его мать — княгиня Ольга…»

Русалии — Рус — русы — Русь…

Рус, брат Париса, того страшного сына, что погубил свое отечество, бежал из горящей Трои, переправился через Дунай — все на север, на север, куда ему указывал главный бог Трои — Троян. Ведь у Трои были свои боги, свои предания, свои книги… Но хитрые греки уничтожили всю память О них… Даже имен богов, кроме греческих, не осталось… Эллины–ахейцы… Хитрые и лукавые… Троя была мостом между Востоком и Западом… Узенький пролив — а там уже все иное… На Востоке был рай, в нем росла яблоня, и яблоки из райского сада кто только не хотел похитить. Почему именно яблоко? Что в нем?

Троя была сожжена, а греки придумали на ее развалинах, что в ней и других богов‑то не было, кроме греческих — Афина, Афродита, Гера, Гермес, Аполлон… Впрочем, Аполлон‑то как раз и был троянцем и помогал троянцам, а потом уже эллины взяли его к себе, присовокупили к своим богам… Вместе с сестрой его Артемидой… Но он продолжал летать в земли матери своей богини Лето, в славянские земли… Может быть, он и помог бежать царевичу Русу из Трои и привел его на земли, где царили русалки–нимфы, а богинями были две Рожаницы. Они принесли в северные края рожь, и русалки, прислуживавшие Рожаницам–Девам, или, когда попали на землю, плясали и кувыркались в полях ржи, или качались на ветвях берез — Древе воплощения Рожаниц. Рожаницы были Девами. Одна была Дева–Обида. Другая — Дева Радости–Неги… Они протекали двумя реками — Девинам— Двинами: Дева–Обида — на западе, Дева Радости–Неги — на востоке.

. Святилищем Девы Радости–Неги было Онежское озеро, куда приходили на поклонение отовсюду, святилищем Девы–Обиды — озеро Нево, носившее то же имя, что и Священная гора в земле Иудеев. А по дороге туда пролегала земля Моав…

Над этими землями стояли звезды Большой и Малой Медведиц, и путь к ним пролегал под ними.

Когда же началась Троянская война — вовсе не из‑за яблока — а потому что царевич Александр Парис убил родственника и должен был оставить родину, прибыл в Спарту, увидел Елену, влюбился и похитил ее… Когда началась Троянская война, то царь Трои просил помощи у иудейского царя Давида, но царь Давид не помог троянцам, потому что побоялся, что многобожные троянцы заразят своим многобожием евреев, которые уже уверовали в Единого Бога… А Троянское яблоко Париса, которое он будто бы отдал прекрасной Афродите, обещавшей ему в жены Прекраснейшую Елену, попало из Трои в еврейскую книгу Бытия — в руки Еве… Женщина и Яблоко — на юге, Дева и Рожь — на севере… Два священных водоема на юге — Галилейское и Мертвое моря. Два священных озера на севере — Онежское и Нево. И река между ними…

Перед тем как бежать царевичу Русу из гибнущего отечества, он поссорился с братьями Александром Парисом и Троиллом, и они хотели его утопить… Руса спасла нимфа–русалка Энона, первая жена Париса, с которой он жил в горах, когда пас скот… Ведь Гекубе, жене царя Приама, перед тем как родить Париса, во сне приснилось, что она рожает пылающую головню, от которой загорается дворец ее мужа… Царь приказал бросить родившегося младенца в горах Иды на съедение волков, но пастухи спасли мальчика… Целительница–русалка Энона, дочь речного бога, живущая в хрустальном дворце отца, все оставила для красивого юноши–пастуха, даже не ведая, что он царевич…

Как всякая русалка, Энона знала все травы, все целебные снадобья, а главное — умела отыскивать живую и мертвую воду. Чтобы воскрешать покойных и закрывать раны еще живым… Энона и вытащила из колодца Руса, сброшенного туда братьями, и отходила его… Рус был спрятан ею в тайной пещере…

А потом… потом, когда Парис предательски оставил ее, чтобы стать мужем Прекрасной Елены, она все‑таки, любя его, сказала на прощанье, чтобы в случае смертельной болезни он отыскал ее… В бою Парис получил рану от отравленной стрелы Геракла, пропитанной кровью гидры… Энону отыскали в лесах Иды, и к ней верные друзья доставили Париса. С ней — все зелья, и вот уже на щеки Париса возвратился румянец и губы прошептали ненавистное ей имя «Елена!»

С криком ужаса отшатнулась русалка от своего бывшего супруга, и душа Париса отлетела навек… Друзья валили сосны для погребального костра погубителя Троянского царства Александра Париса, и в огонь костра кинулась его первая супруга, русалка–нимфа Энона… С его смертью у нее исчезла всякая надежда на возвращение любви. Бессмысленную жизнь она прервала сама…

Не один царевич Рус бежал из горящей Трои…

Троянским изгнанником Энеем был построен Рим, в Англию приплыл троянец Брит, и страна стала называться Британией, а Франция пошла от сподвижника Энея — царя Франка, Венецию же заселил троянец Антенор, Сицилию — троянец Сикаон, а когда он оставил Сиканию, то поселил в ней своего брата — Сикула, и страна именовалась уже Сицилия… Рус же пришел в леса и стал Иваном — вана.

Две реки Девины Двины, два священных озера с живой и мертвой водой… Вот только простые смертные не знают, в каком озере бьет родник какой воды… Или же оба бьют в каждом… Но только русалки, знающие десять тысяч целебных трав, смогут отыскать их и взять нужную воду…

Княгиня Ольга тогда сказала сыну своему Святославу: «Вот ты не веруешь в Христа. А ведь неподалеку от Мертвого моря в Палестинской земле есть озеро Галилейское, где Христос учил своих учеников. И значит, это озеро с живой водой. В это ты веришь?»

Святослав с любовью взглянул на мать и сказал: «Мамо, с вами опасно спорить. Я не завидую воеводам и светлым князьям! Что же они делают, когда им нужно настоять на своем?»

И оба засмеялись.

Вода была носительницей и дарительницей жизни — это знал каждый эллин, всякий троянец, любой рус. Главные боги каждого народа и племени — это Солнце, Вода и Огонь. Без них нет жизни человеку. И Русалии — это поклонение и Солнцу, и Воде, и Огню.

Священная земля у двух рек Девин и у двух священных озер — Онежского и Нево. Это озера живой и мертвой воды, но скрыта тайна, и никто, кроме самых посвященных жрецов, не знает, как найти живую и мертвую воду в этих озерах: где родники, источники ее — в самих озерах или на островах, которых на этих озерах раскидано немало?

Живая и мертвая вода, яблоки, мед и лен — это дары богов людям. Древнейшие, Троянские торжества — в месяц Зарень[182] — первого — медовые, шестого — яблочные, шестнадцатого — полотняные… А шестого Сеченя — Просинца[183] — живая вода дается всем живущим…[184]

Бог Троян определил радоваться меду, яблокам и полотну. В свою честь велел он играть эти праздники, устраивать эти веселья, чтобы все смертные благодарили за посланные им дары. Боги не любят неблагодарных.

А в честь Воды повсюду справляли Купальские торжества. Ровно половина года определялись ими — Летнее Солнцестояние, когда отшумело буйство трав и цветов, посевы пошли в рост, можно успокоиться и ждать урожая — Урожаниц.

Пока жива была Троя, бог Троян царствовал в ней, а погубительницу Трои Прекраснейшую Елену постигла смерть во время Купальских игр: как известно, во время Купальских купаний девственность возвращалась даже старым богиням, таким, как Гера. Елена не пропускала ни одного Купальского торжества — и вот во время одного из них, пока девушки Водили хороводы, к ней прокралась служанка и показала ей маску богини мести. Елена повесилась на дереве после купания, обретя желанную девственность.

Когда Порсенна впервые побывал на праздновании Ивана Купалы, он закрыл лицо руками и заплакал: «Я будто в родной Этрурии… Но у нас это называют Праздник Ныряльщика, юноша летит со скалы в море, где вступает в брак с богиней моря… Юноша вступал в брак, а старики бросались в море, чтобы омолодиться… Я не знал, что вы, русы, посвящены в такие древние мистерии…»

Все смотрели на Порсенну изумленно, а он что‑то бормотал про Колхиду и Медею, которая варила в котлах стариков, но внимательно его никто не слушал: кто же будет вникать в старческие бормотания в жаркие купальские вечера?

Княгиня Ольга не всегда могла выслушивать речи Порсенны. Ее каждодневные, каждоминутные княжеские дела требовали неустанного внимания.

А тут — Елена Прекрасная, Троя… Купальские торжества бога Трояна… И когда Порсенна обернулся к ней и сказал почти грозно: «Я знаю, куда еще летал Аполлон на лебедях в Гиперборейскую страну…» — у нее покатилось сердце.

— Ваш остров Валаам в озере Нево — это Вальгалла северных богов, там они собирались и туда прилетал Аполлон…

Что такое Вальгалла, княгиня Ольга не слышала прежде, но вспомнила, что на остров Валаам спешат многие, невнятно объясняя, зачем им это нужно…

«Так вот оно что», — подумала княгиня Ольга и решила, что будет теперь внимательно допрашивать всякого, кто туда отправляется… И почему туда нужно попасть и евреям из Праги, и кельтам из Крыма и Филиды в Моавской земле, и князьям из Древлянщины… Когда она в детстве была там с отцом, то не слышала ни о какой Вальгалле…

— Вы, славяне, меня потрясаете. Неужели вы происходите от Слова — Славяне? Соловяне, Соловьи какие‑то… Нет, нет, я не спрашиваю, я уверяю тебя, я знаю, что Славяне — от Слова — Солова — Соловья…

«Ладно, Валаам — Вальгалла, нужно переговорить со всеми, что это означает и чем это может угрожать… Впрочем, это обычные сказки Порсенны. Надо же, придумал: Аполлон летал на Валаам…» — подумала княгиня Ольга рассудительно, вытаскивая все жизненное и определенное, чтобы не дать унести себя вихрям выдумки и отвлеченности.

Красота Купальских хороводов, венков на головах девушек и юношей, пение, костры, свитые ветвями березки возбудили Порсенну, и он мешал княгине слушать и наблюдать, но она не хотела обидеть старика. А он — уже будто на крыльях бога Стрибога — мчался вместе с Аполлоном на лебедях в Вальгаллу. «Какая Вальгалла, что ты придумал?» — пробовала она тогда остановить этруска, но Порсенна был неумолим: «Да, да, Вальгалла, я давно это понял». Он соединял север и юг, греков и славян. А славяне — словы — соловы — соловьи — слушали Слова своих богов и пели их.

— Вам бы только попеть да поиграть, а Аполлону этого и надо. Вот он и облетывал славянские священные места — Валаам–Вальгаллу и острова Блаженных — Соловецкие. Да и Валаам — тоже остров Блаженных… Древние искали их в Британии, а они у вас, у славян…

Самый древний славянский бог — Род, древнее Велеса и Трояна, а его святилище — Соловецкие острова, потому что Род посылал с дождем все семена на землю, чтобы они засевали травой, цветами, деревьями, кустами, а людям он посылал Слова, чтобы они могли говорить друг с другом, любить, детей рожать и землю пахать, и слова тоже посылал с дождем, как семена. Ведь слова любви — это и есть семена человеческие люди их друг другу говорят, и от этого дети родятся…

Княгиня Ольга засмеялась:

— Ну вот, наконец‑то я поняла, что это сказки про Бабу–ягу, и я могу спать спокойно и не добавлять к своим княжеским беспокойствам еще какую‑то Вальгаллу.

Порсенна вытащил огромный кусок льняной ткани и вытер им голову.

— Княгиня, верховной жрице следует знать, что такое Вальгалла. Это дворец, где северные боги встречаются с убитыми героями. Он окружен деревьями с золотыми листьями. Над главной дверью там висит волк, а над ним — орел. Во дворце 540 дверей и много–много мечей, и через все двери входят убитые герои. На пирах богов и героев ели кабанов, а валькирии разносили мед, который надаивали у священной козы.

Словом, это те поля мертвых, которыми владеет этрусский и славянский бог Велес. Аполлон прилетал на лебедях, а девы–валькирии имели лебединые крылья и могли в любой миг стать лебедями. Ты понимаешь, о чем я думаю? — спросил Порсенна, хотя к княгине Ольге приблизились поющие девицы в венках.

Княгиня Ольга показала на них глазами, и старик кивнул:

— Вот–вот, слишком много совпадений…

— А еще для Вальгаллы есть у вас второе место — Валдай. И я никак не разберу — неужели их было две? Нет, двух не Могло быть, значит нужно искать третью. В Валдайских горах есть Алаунская возвышенность. Она очень похожа на Валаам — там стоят еловые леса, много озер и много огромных камней, таких, что на острове рядом с Валаамом — Дивным, там выстроен из таких камней огромных — под силу лишь великанам — круг… Да, каменный круг, людям он не нужен, он нужен лишь богам. На Соловецком острове есть Секирская гора, вот на ней и было святилище Рода. Есть там и два озера — Белое и Святое — от бога Световита. Живая и мертвая вода. В этих каменных кругах боги принимают живую и мертвую воду перед тем, как отправиться к себе на небо — на Тот Свет, с Этого Света. У нас, этрусков — Светинесл, у вас, славян, — Световит… Тот и Этот Свет… Они возносятся к Велесу–Волосу — в его поля мертвых, поля блаженных… Здесь, на земле, — только острова, а там — бескрайние поля… Валаам, Вальгалла, Белес… Все были там. И Аполлон и Белее.

Порсенна будто не видел ни огней костров, ни хороводов… «Хорошо ему — он так погружен в прошлое, видимое только ему, что не замечает ничего вокруг», — думала тогда княгиня Ольга.

А вокруг костров прыгали все выше и выше с криками, чтобы пламя поднималось выше и чтобы лен возростал выше… Чтобы гуще рос лен.

Однако напрасно думала княгиня Ольга, что старик ничего не слышит, только слух у него был особенный… Он нагнулся и поднял оброненную кем‑то веточку льна.

— Вот вы, славяне, соловы — соловьи, только Слова и Песни распевающие, даже не знаете, что такое Лён… А ведь это греческое божество Лин — Линос — Лён… Он был сыном Аполлона и музы Урании Небесной… Вы, славяне, ведь любите смотреть в небеса… Лин был величайшим музыкантом, изобрел ритм и мелодию и записывал свои песни пелазгийскими — то есть этрусскими буквами…

Ольга засмеялась и Порсенна сдвинул брови.

— Ах, княгиня, дело не в буквах… Лин погиб, его затравили собаками его завистники… И с той ли поры, или раньше жрецы Аполлона носят всегда только льняную одежду, а во время сборки льна поют всегда жалобные песни. Кто их сочинил и записал — может быть, Лин? А молодежь прыгает вокруг костров перед днем Трояна — Троицы — Ивана Купалы, чтобы лен вырос густым и высоким… И тогда его будут мочить в воде, как на Ивана Купалу, и трепать железными мялками, как собаки рвали тело бедного Лина… Дух же его перешел в лен…

— Но почему, Порсенна, в наш русский край попал твой греческий лен? — с насмешкой спросила княгиня Ольга, глаз не отрывая от хохочущей Марины, которую окружили несколько парней и пытались накинуть на нее свои венки. Она произнесла это, почти не задумываясь над своими словами, чтобы прервать наскучивший ей рассказ.

— Если Аполлон летал сюда, в славянские земли, постоянно, на родину своей матери Лето–Лады, может быть, он и лен принес из Египта. Для гипербореев лен очень хорош: две недели цветет, четыре недели спеет, на седьмую семя летит…

Княгиня Ольга искренно изумилась:

— Неужели ты это знаешь?

— Ведаю, ведаю, княгиня, — пробормотал он, а мысли его уже были заняты чем‑то иным.

— А меня в детстве бабка выучила, как со льном управляться… Я все умею, все льны знаю — и лен долгунец, и лен–плакун, и лен текучка… У долгунца длинные волокна, у плакуна — короткие и мягкие, у льна текучки быстро семя выскакивает, по ветру летит…

— А ты еще удивляешься, что я знаю, — улыбнулся Порсенна.

— Да, ты знаешь, как если бы с Аполлоном сюда прилетал и лен тут сеял, — княгиня Ольга потеряла Марину в толпе.

неожиданно пропел Порсенна купальскую песенку.

— Лен‑то только девки и сеют, и мочат, и треплят и не допускают к этому мужчин, которых могут даже избить, если они появятся неожиданно, — добавил он. — Аполлон же прилетал на лебедях, и возможно, они и превращались вдев…

Боги путешествовали по миру не хуже народов… Ваши самые старые боги — Род и две рожаницы — это Аполлон, бог света, врачевания и две рожаницы с ним — матушка его Лето–Лада и сестра его у греков Артемида, а у вас… Фракийцы, древний народ, живущий там же, где жили и их древние предки, куда так любит отправляться твой сын Святослав…

— Ты хочешь сказать — Болгария? — произнесла княгиня Ольга. Она опять увидела Марину среди купальского хоровода.

Порсенна засмеялся и даже хлопнул себя ладонями по коленями.

Вот не думал, не гадал, что ты слышишь меня. Я ведь вижу, кого ищут твои глаза… Да не ищи ты ее, княгиня… — и внезапно оборвал себя, а затем как ни в чем ни бывало продолжил:

— Да, да, болгары–фракийцы звали Артемиду Фелеша. Фракия — это та же Троя, и там сохранились троянские имена богов. Так вот, Артемида–Фелеша, изловив двух ланей, тоже ездила на север, за фракийскую гору Гем. Покровительница родов, она стала у славян Пятницей (Фелеша — Пелеша — Пятница). С ней всегда были олени и пчелы… Лань — ведь это олениха. Ты княгиня, можешь мне не поверить, но священным животным Трои был медведь.

— Медведь? — Мысли княгини Ольги были далеко, но все‑таки это слово ее удивило.

— Да, да, медведь… И Евтропия (греки потом переделали ее имя в Андромаху), жена царевича Гектора, увидела вещий сон, как из Трои вышел большой медведь, а из лагеря греков, осаждавших город, — вепрь, и стали они сражаться. И вепрь победил медведя. Евтропия умоляла царя Приама не отпускать сына Гектора сражаться с Ахиллесом. Но Гектора не смогли остановить ни жена Евтропия, ни мать Якуба (по–гречески Гекуба), ни сестры. Ахиллес убил Гектора. Медведь Трои был повержен.

— Порсенна, сознайся мне, ты все эти истории так и рассказывал целыми днями князю Святославу, что он только и бредит Фракией — Болгарией? — Княгиня Ольга взглянула на старика внимательно. — Только теперь я поняла, что Троянская история, оказывается, не кончилась…

— Можно только преклониться перед твоим умом, княгиня, — ответил этруск. — Да, она продолжается в истории Руси и Фракии… И любовь к Трое и Фракии, ее наследнице, наверно, перешла к твоему сыну князю Святославу от меня… Наверно, так.

Княгиня Ольга покачала головой: «Он ведь только и мечтает о Болгарии, говорит, что это середина земли и русским лучше быть вместе с ними… Так вот кто виновник всему!»

Порсенна долго молчал, поднял голову на треск горящих костров. Хороводы девушек и парней с венками на головах двинулись к реке Лыбедь. Белые льняные рубахи, подпоясанные плетеными поясами, и венки, венки, венки на головах и в руках…

— Гора Кий и речка Киянка — это дед твоего Аполлона, река Лыбедь — от лебедей, на которых он сюда прилетал, — насмешливо сказала княгиня Ольга.

— У меня не было никогда лучшей ученицы, чем княгиня Ольга, — торжественно произнес Порсенна. — Но ведь и вы, русы, русские, и фракийцы — болгаре — действительно наследницы Трои, Троянского царства. Царевич Рус–Рес защищал ворота крепости… Одиссей сделал лестницу из ремней и проник в крепость, убил Реса–Руса и похитил его белого коня. На этом коне он явился в греческий лагерь с торжеством победителя. С помощью этого белого коня греки отыскали Ахиллеса, спрятанного его матерью — богиней моря Фетидой — среди дочерей царя в женском платье на одном из островов. Фетида знала о предсказанной гибели сына в Троянской войне и хотела уберечь его. Греки повсюду искали его и не могли найти, зная, что без Ахилла им не одолеть Трою. Так вот, когда Одиссей явился на остров под видом торговца драгоценностями и предложил царю для его дочерей жемчуг, драгоценные ткани и золото, Ахилл же в женском платье среди этих дочерей только и глядел, что на белого коня Руса–Реса. И тогда Одиссей понял, что это он, Ахиллес, подошел к Одиссею и сказал: «Конь этот достоин доброго витязя». Одиссей положил руку на плечо девице и сказал: «О девица Божия! Не страшись Трои, которая ждет, чтобы ты ее разрушил». И увез Ахиллеса с собой.

Но Рус–Рес не погиб, а был спасен Аполлоном и доставлен им в гиперборейские земли. Белый же конь стал навсегда для русов святыней… Я знаю, что и у князя Олега были священные белые кони… Ахиллес под Троей убил царевича Троила и героя Кикна, и за это ему отплатил Аполлон. Ахиллес был убит Парисом, руку его направлял Аполлон. Убитых же Аполлон превратил в лебедей… Созвездие Лебедь ведь тоже устроил Аполлон, поместив туда как лебедя друга, неутешно оплакивающего погибшего… Так описывают эти события не греки, но фракийцы… Ахиллес же так и сражался на белом коне Реса–Руса. Царевича Троила и Гектора царица Трои Якуба родила от Аполлона — и это знали все троянцы…

— Я думала, Порсенна, что ты — этруск, а ты — троянец! — сказала княгиня Ольга, вертя в руках пучки полыни–чернобыля от русалок, могущих в любой миг выскочить из поля жита–ржи.

— Да ведь это одно и то же, княгиня, — так горячо отозвался старик, будто она назвала его светлым князем. — В Троянской войне был еще один Рез — фракийский царь — союзник троянцев… Когда мне рассказывали, княгиня, как умер Вещий князь Олег, я всегда вспоминаю «Илиаду» Гомера, ты знаешь, как любит ее князь Святослав… Там любимый конь Ахиллеса, не знаю только — тот ли это белый конь, предсказывает ему смерть:

Когда маленькому князю Святославу я пересказывал эти строки, он едва не плакал, а ответ Ахиллеса коню выучил твердо и любил повторять:

Княгиня вдруг почувствовала, что она задыхается, что дымы костров обволокли ее слишком плотно, а воздух ушел вверх, и она не может его достать… Уходящая в глубину боль обхватила ее грудь…

Голос Порсенны звучал издалека и приглушенно:

— О Боги! Святой Велес, помоги, — услышала она голос этруска и усилием воли вернула себя к сознанию…

Неизвестно откуда вынырнул Валег, и Ольга испугалась, что сейчас он начнет выпытывать, о чем шел разговор и почему княгине Ольге стало плохо. Тщеславие лекаря–грека было слишком велико, чтобы он позволил себе что‑либо не знать.

— Что‑то от костров слишком дымно! — сказала ему княгиня Ольга с улыбкой, а внутри у нее было холодно и знобко.

«Пусть он уйдет!» — почему‑то думала княгиня о Валеге отстранение. Она никогда не позволяла себе резко прогонять людей. Но и выносить его двоедушие, а может быть, и троедушие было уже невыносимо…

Порсенна все это понимал и чувствовал, он продолжил разговор при Валеге так, как будто имени князя Святослава никто и не произносил.

Грек относился к Порсенне пренебрежительно, поэтому он не считал необходимым ему возражать.

— От Аполлона к вам, русам, многое перешло: например вера в вещего ворона, волка — ваша сказка, как Иван–царевич на сером волке перелетает моря и горы — это ведь рас? сказ, как Аполлон вынес царевича Руса из горящей Трои и перенес в Гиперборейскую землю…

Валег громко захохотал и вынул склянку с византийской солью, чтобы поднести ее княгине Ольге, но она отрицательно покачала головой.

Порсенна не обиделся, потому что знал: на врагов обижаться бесполезно. Ими можно пренебречь — или победить.

Валегу он ничего дурного никогда не сделал, но завистливое сердце не знает снисхождения. Завистники становятся врагами самыми злейшими…

— Аполлон — и волк и повелитель волков, это Аполлон Ликейский… Есть еще Аполлон Сминфейский — повелитель мышей. И никто не знает, зачем ему понадобились мыши, богу света, целителю, прорицателю…

— А ты, конечно, знаешь, Порсенна? — с издевкой отозвался Валег, убирая с досадой склянку.

Порсенна ответил просто, будто речь шла о каравае хлеба и его спросили — как ребенка — знает ли он, что караваи пекут из муки…

— Я думаю, что Гиперборея снабжала греков хлебом и Аполлон, прилетая туда, вынужден был заботиться о зерне, чтобы его не съели мыши. Аполлон и становится поневоле предводителем мышей, уводя их от хлеба… Гиперборейцы приносили хлебные дары на остров Делос, где Лето родила Аполлона и Артемиду, в жертву богине… Артемида родилась первой и помогала матери рожать брата, вот она и стала покровительницей родов, хотя была и девственницей, и охотницей, и владычицей всех зверей, которые слушались ее… Хлебная мать Лето и дети — дочь–медведица и сын–лебедь — стали любимыми богами древних славян–гиперборейцев…

Во все время, что Порсенна вел свою речь, Валег изнемогал. Его раздражало, что старик все мифологические бредни не стесняется вываливать княгине Ольге и она не прерывает его, не отстраняется холодно, как от него, а далее благоволит…

«Какой Аполлон?! Какая Артемида?! Кому и зачем это нужно?! И ведь княгиня трезвая и здравомыслящая женщина! Что‑то тут не так», — думал Валег, стараясь задерживать дыхание, чтобы дым костров не слишком одурманил его. Эти сумасшедшие, славяне, помешанные на травах, и цветах, и кореньях, бросали в огонь невесть что: и полынь, и старые березовые веники, сохранившиеся еще от прошлогодней Купалы, и венки, которые вылавливались из воды и также бережно перепрятывались до нынешних костров…

Накануне кто только мог уже нарвал цветов, трав, веток берез… Срубленная береза отдельно стояла среди костров, на нее же навешивали еще и ветви вишен, яблонь и слив… Сотни сплетенных венков были на головах, на плечах, на руках… Их еще пустят в воду и будут смотреть, какой поплывет — и куда, или утонет — не дай бог!

«Славянские девки всем хороши, но уж верят в своего Ивана Купалу! — думал нерадостно Валег, предчувствуя, что еще не скоро попадет домой. — А княгиня Ольга стоит будто молоденькая!» — недобро подумал он и сейчас же пожалел об этом, потому что в этот самый миг княгиня обернулась на него и внимательно взглянула в его лицо. Он и прежде замечал, что иногда кажется, будто она умеет видеть мысли. .

— Устал? — спросила княгиня Ольга насмешливо, и под сердцем у него кольнула иголочка: «Ведьма?! Откуда знает все? Ох уж эти славянки — будят фессалийских греческих ведьм! А тут еще этот безумный этруск! И как она его терпит?! И почему слушать бредни про Аполлона ей важнее, чем те важные сведения о людях вокруг… Ведь он столько знает обо всех и готов был бы это сказать… Но, конечно, не даром! Нет, не даром…»

Хоровод русалок потянулся в рожь — жито… Заламывать ее…

Порсенна очнулся, словно вернулся издалека.

Княгиня взглянула на него и сразу увидела, что он понял, как недоброжелателен к нему Валег, но, будто не обращая на это никакого внимания, сказал:

— Римляне все похитили у этрусков, как греки у троянцев— и тоже этрусков… Греки не могут понять, что за имя Аполлон, им неясно его происхождение. Но Аполлон — это от славянско–этрусского — Опален… Свет, огонь… Вот что такое Аполлон — и нечего делать вид, что это непонятно…

Валег был несколько смущен выходкой Порсенны:

— Ах! Все у нас славяне и этруски… Даже грекам места нет. Но как же быть тогда с Артемидой?

Порсенна спокойно принял вызов.

— По–гречески «медведь» — аркуда… И Артемида не только охотница и властительница зверей: она сама медведица. Жрицы ее надевали шкуры медведей и плясали медвежьи танцы… Она же покровительница источников и болот и родов женских и женских грудей с их молоком… Поэтому перед каждой свадьбой ей непременно приносились жертвы. Когда же царь Адмет забыл об этом, она наполнила его брачные чертоги змеями… Она убила спутницу нимфу Каллисто, превратив ее в медведицу, а уже Зевс поднял ее на небо и сделал Большой Медведицей. У славян же медведь — любимый зверь для поклонения… На Руси скоморохи ходят с ручными медведями. Ночью Артемида становится богиней луны и колдовства Селеной и богиней судьбы и чародейства, способной общаться с мертвыми… Селена стала Семиком?.. Не знаю, но на перекрестке трех дорог всегда происходят здесь особые обряды, в которые я еще пока не посвящен… А это и Селена и Геката — чародейка…

Княгиня Ольга покачала головой… Ее разобрал смех, который она с трудом подавила: подумать только, Валег вступил в спор с Порсенной… Про Артемиду заспорили!

Однако Валега затомила досада — и на себя, и на этого выжившего из ума старика, который невесть что рассказывает княгине Ольге, отвлекая ее от дел… А главное — и людей насущных, важных, нужных ей… Она же этого не понимает, уносимая химерами и сказками…

Порсенна закашлялся от дыма и сказал почти заносчиво:

— Гиперборея — более древняя земля, чем Греция! Греки пытались ее освоить, но их сил хватило лишь на побережье Понта, Черного моря. Аполлон же любил гипербореев, обучал их всем искусствам — пению, музыке, философии, умению сочинять гимны, а главное — радоваться жизни, Солнцу, пировать, танцевать, славить богов. Все это нашел Аполлон у гипербореев–русов… Блаженная жизнь счастливого народа…

Валег фыркнул, но Порсенна будто не слышал его:

— Гипербореи жили в Северской земле, для греков — за Фракией, где обитал Борей — бог северного ветра… За северным ветром, в таинственном краю располагался райский сад, туда улетали дикие гуси, и это тоже было в Гиперборее… Лира–кифара Аполлона перешла к русам–славянам… Борей дул из Фракии со стороны горного хребта Гем и реки Стримон — у русов же бог ветра Стрибог. А племя стримонов жило в Трое… Северный Борей был змеехвостым, в Грецию он приносил плодородие и был освежающим для всей растительности… Борей влюбился в дочь афинского царя Эрехтея, похитил ее и унес во Фракию, где Орифия родила ему двух сыновей и двух дочерей… У Борея были змеиные хвосты вместо ног… Но он легко превращался в коня и как‑то покрыл сразу двенадцать кобылиц, у которых родились жеребята, способные скакать над землей и над гребнями морских и речных волн… Это было неподалеку от Трои. И поклонение Борею было и во Фракии, и в Афинах, и в Трое. Тогда верили, — вздохнул Порсенна, — с порывом ветра может войти в чрево женщины ребенок, давно умерший ее предок. Об этом же пишет Гомер и даже такой почтенный ученый, как римский Плиний — будто кобылы зачинают от порывов ветра.

Княгиня Ольга и Валег переглянулись, и Порсенна легко, словно перышки подкинул, сказал:

— Да, да, похоже, как у христиан Святой Дух веет всюду… Но у русов все сказки о чудо–конях, наверное, оттуда… Однако троянцы верили, что и вода может оплодотворить женщину, и вера эта сохранилась в этом обряде Ивана Купалы.

Он кивнул на костры и длинные змеи хороводов из женщин и девушек. Парни сгрудились у костров, перепрыгивая через них.

Все замолчали, и тишину нарушил Валег:

— И Днепр поэтому скифы звали Борисфеном? Я слышал, что дочь его стала женой скифского царя Папая и прародительницей скифского народа…

Даже Порсенна засмеялся, и Валег был доволен, что княгиня Ольга так тепло на него взглядывала, утирая платком лицо. Давно он не видел, чтобы она так искренне и долго хохотала. Наконец она сказала:

— Порсенна всех нас сделает этрусками и троянцами и заставит читать Гомера… И Плиния? Про лошадей?

— Да, да, Плиния, — подтвердил Порсенна.

Смех разбил раздражение, которое принес с собой Валег, и всем стало покойно, словно избавились от опасности.

Но старик не договорил, его что‑то томило, и хотя все устали, он сказал:

— Я понимаю, что вы утомились, но скажу важное, и только тогда мы поймем символ Гипербореи.

— Гефест, — произнес он, — хотел овладеть Афиной, когда она во время Троянской войны попросила его выковать ей собственные доспехи… Семя Гефеста пролилось мимо и попало Матери–Земле… Она и родила Эрихтония — получеловека–полузмея… Афина заботилась о нем как о собственном сыне… Спрятала его сначала в свой ларец, а потом под свою эгиду[185] на груди. Потом он стал царем Афин, она же держала в Эрихтейоне священную змею, которую кормили медовыми лепешками, по–славянски — пряниками… Царский афинский род пошел от него, и все афиняне как амулет носили золотую змейку. Как и гиперборейцы… И сейчас — я вижу — носят, — добавил старик.

И опять все замолчали надолго, и Валег, которому понравилась его новая роль, опять сказал, рассчитывая на успех, и получил его:

— Аполлон, Аполлон… Предположим, я соглашусь. Но как же тогда — Белее?

— Белее — это и есть славянский Аполлон, — тихо ответил Порсенна, будто выдал свою заветную тайну…

Валег сказал недовольно:

— Идол Аполлона еще недавно стоял в Греции на горе Афон…

— На Валааме тоже стоял Аполлон, — пробормотал Порсенна, не глядя на лекаря, — еще до того, как там устроили северные боги Вальгаллу… Валаам и Соловецкие острова — это северный рай…