Князь из будущего. Ч. 1

Глава 21

Императрица Мартина с интересом слушала патрикия Александра. Замотанный в шелка евнух рассказывал о приключениях писца из его канцелярии в землях диких склавинов. Хорошенькая черноволосая женщина лет двадцати пяти сидела в высоком резном кресле рядом с мужем, который годился ей в отцы. Это не было фигурой речи, ведь император Ираклий приходился ей родным дядей. Мартина происходила из знатного армянского рода, и половина армии, состоявшей именно из армян, буквально молилась на нее, в отличие от жителей столицы. Там ее люто ненавидели за кровосмесительную связь. Она была хитра и предусмотрительна, умело скрывая за приятной внешностью и любезными манерами холодный ум прожженной интриганки. Ну, кто бы еще на ее месте поехал с мужем в действующую армию, когда дела Империи на фронтах даже плохими назвать нельзя. Они были просто ужасными. Две армии персов маневрировали, пытаясь загнать императора Ираклия в ловушку и уничтожить последних защитников страны, набранных где угодно, но только не в ней самой. Тем не менее, Мартина оставила детей в Константинополе, и сопровождала мужа, окунаясь в самую гущу имперской политики. Император обожал ее и не отказывал в такой малости, как влияние на дела государства. Тем более, как уже было сказано, Августа была изощренно хитра. По-другому выжить в окружении толп евнухов было невозможно, ведь те оттачивали искусство вранья и интриг еще со школьной скамьи.

Ираклий, крепкий мужчина лет пятидесяти, тоже внимательно слушал, подперев кулаком щеку. Черные, словно смоль, волосы, слегка присыпанные пеплом седины, охватывала диадема, расшитая камнями и жемчугом. Император был весьма неглуп для солдата, и то, что он слышал, удивляло его безмерно. Слабосильный евнух в одиночку проехал полмира, потом прошел насквозь, никем неузнанный, несколько варварских стран и принес ему договор с одним из самых сильных вождей диких склавинов. А уж то, что император слушал сейчас про архонта Само, и вовсе напоминало какую-то нелепую сказку. А ведь с ним приехал посол…

— Тащи-ка этого евнуха сюда, — пресек он рассказ патрикия. — У меня ощущение, что ты пьян, Александр. Я хочу услышать все своими ушами. — Императрица одобрительно кивнула, показав в улыбке задорные ямочки на щеках. Она тоже так думала.

— Но, ваша царственность… Благочестивейшая Августа… Он же простой асикрит… Он не может лицезреть, и тем более говорить с вашими величествами. — Патрикий был совершенно растерян. Прием ничтожного писца самим императором был бы неслыханным нарушением церемониала!

Ираклий вопросительно поднял бровь, как бы вопрошая: тут кто-то что-то не понял? Император, вырвавшись из дворцовых пут, нарушал этикет налево и направо, приводя евнухов в полуобморочное состояние. Для них это было чудовищным кощунством, но императорский двор был в походе, а это много извиняло. И протоасикрит, низко склонившись, попятился из шатра. Повернуться задом к повелителю было бы его последней ошибкой. Стефан предстал перед глазами одного из самых могущественных людей в мире, с огромным трудом сдерживая желание упасть в обморок. Он предполагал такую возможность, зная о любопытстве Августа и его простоватых, по меркам дворца, манерах. Но он все равно не принимал эту вероятность всерьез. Это казалось просто нелепостью. Тем не менее, сейчас он стоял перед венценосной четой, одетый в простую тунику и дорожный плащ, совершенно не подобающие ситуации. Разодетые в шелка вельможи и евнухи смотрели на него с легким презрением, как на выскочку. Но в их глазах мелькало уважение, опасение и желание понять, кто этот невзрачный парень, и как далеко он пойдет. Стефан чувствовал себя куском мяса на рыночных весах. Все без исключения в императорском шатре пытались взвесить его взглядом.

— Как тебе удалось попасть в Норик? — нарушила молчание Августа. Император не мог заговорить с ним сам, это было бы еще более немыслимо, чем личная встреча. — Ведь это безумно трудный путь по нынешним временам.

— Ваша царственность, Благочестивейшая Августа, — начал Стефан. — Я доехал на купеческом корабле до Массилии, потом дошел до Сенонума с купеческим обозом, а уже оттуда с караваном одного бургундского торговца попал в Новгород, который стоит на месте римского городка Batava castra. Всего в пути я был три месяца и восемь дней. Дева Мария сохранила меня от всех опасностей, ведь я много молился ей.

— Расскажи государю об этом архонте и его стране, — излишне резко сказал патрикий Александр, чем вызвал удивленный взгляд самого императора.

— Архонт Самослав весьма необычен, — начал Стефан. — Он был рабом, но смог выкупиться из неволи, сколотить отряд и стать мелким вождем в своем племени. Тогда ему было шестнадцать лет. И он человек грамотный. Я свидетель того, что он прекрасно говорит, читает и пишет на нескольких языках.

— Ты лжешь! — оборвал его патрикий. — Это наглое вранье!

— Я сам не поверил бы этому, сиятельный, — склонился Стефан, с трудом сохраняя спокойствие. — Но я знаком с его бывшим хозяином. Именно он вез меня из Сенонума со своим караваном. Архонт научился читать по его записям, причем сделал это очень быстро. Купцу незачем мне врать, и он поклялся святым Мартином. Для франков это очень серьезная клятва.

— Продолжай, — бросил патрикий.

— Он постепенно смог подчинить себе окрестные земли. У архонта Само два сильных города, причем один из них, Солеград, совершенно неприступен. Я видел его своими глазами. У него небольшая, но великолепно обученная по старому римскому образцу армия. Она знает сигналы, перестроения и умеет отбивать атаку конницы. Собственно, это они в прошлом году истребили семь тысяч всадников.

— Ложь! — снова не выдержал патрикий. — Не может варвар возродить старый римский легион. Я велю высечь тебя!

Император в ярости поднял руку, а выражение его лица не сулило протоасикриту ничего хорошего. Тот немедленно замолчал. Для человека с его опытом ошибка была непростительна, но он ничего не мог с собой поделать. Ведь до этого только он доносил такого рода информацию до повелителя, умалчивая о чем-то, добавляя нужные краски и расставляя нужные акценты. Теперь же он теряет свой основной ресурс, и одновременно главный источник своей власти при дворе.

— Сиятельный, — низко склонился Стефан, — я понимаю ваш гнев и прошу простить меня. Ведь вести слишком необычны. Вы сможете убедиться в том, что мои слова правдивы, когда выслушаете посла этого архонта.

— Этот варвар сможет помочь нам? — произнес император и посмотрел прямо в глаза Стефану. В шатре установилась гробовая тишина, и каждый из присутствующих пытался вспомнить, когда нечто подобное происходило в последний раз.

— Да, государь, — прошептал пересохшими губами Стефан. — То, что скажет посол, вначале покажется безумием, но я прошу поверить ему. Мне показалось вначале, что я сплю, до того его предложение непривычно. Но это именно то, что спасет Империю. Архонт Самослав человек слова. Прошу меня простить за дерзость, но я повторю то, что он сказал мне на прощание.

— Говори, — снова сказал Ираклий, который уже наплевал на протокол. Причем, откровенно говоря, он получал от этого истинное наслаждение. Все-таки, он больше был воином, чем царедворцем.

— «Когда император разобьет персов, мы встретимся с ним на берегу Дуная, в Сирмии. Я принесу ему в дар этот город». И он сказал, когда разобьете, государь, а не если.

— Он подарит мне Сирмий? — раздельно произнес Ираклий. — Он не забыл, что этот город захватили авары?

— Он сказал, что к тому времени это будет уже неважно. Авары будут повержены.

— Он ненормальный? — на лице императора было написано изумление.

— Он верховный жрец в своем племени, ваша царственность, — сказал Стефан. — Наверное, ему что-то шепчут демоны, которым он поклоняется.

— Что еще сказали ему демоны? — в наивном удивлении раскрыла рот императрица, которая была сейчас похожа на деревенскую простушку. Да и остальные присутствующие напряженно ловили каждое слово. Суеверие было не слишком глубоко спрятано в этих людях, как бы ни старались вытравить его служители Христа.

— Они сказали… Простите, ваша царственность и вы, кирия… Они сказали, что пока императрица будет рядом с императором, ему суждено побеждать в этой войне. Простите еще раз, — Стефан опустил глаза. — Я не должен был повторять эти слова, ведь это великий грех. Но я передаю вам то, что поведал мне архонт Самослав. Слово в слово.

— Ах! — выдохнули вельможи. Некоторые начали креститься в испуге. В восточной части Империи христианство пустило свои корни куда глубже, чем на западе.

— Да плевать! — резко сказал Ираклий. — Хоть демоны склавинов, хоть сам Сатана. Пусть он окажется прав. Мы сейчас в таком положении, что я приму помощь даже от аварского бога Тенгри. Да! Да! Закройте рты, лицемеры проклятые! Я еще не забыл, как удирал от авар в вонючих обносках, снятых с какого-то горшечника! Как он это сделает?

— Я не знаю, государь, — склонился Стефан. — Но я привез с собой посла. Возможно, он прольет свет на этот вопрос.

— Мы примем его, — отмахнулся Ираклий. — Но только тогда, как будем полностью готовы к этому. Тебе есть, что еще сказать нашим величествам?

— Да, государь! — с достоинством сказал Стефан. — Через год Константинополь ждет небывалая осада. По нему одновременно ударят авары, все племена склавинов, что им покорны, и персидское войско. Нападение будет осуществлено и по суше, и по морю. Уже готовят сотни кораблей — моноксилов[47] для этой цели. Я видел их собственными глазами в низовьях Дуная. Они спустятся вниз по реке, а затем войдут в бухту Золотой Рог. Каган приведет под стены столицы восемьдесят тысяч человек.

— Что-о-о? — выпучил глаза император. — Восемьдесят тысяч? Откуда эти сведения?

— Я же служу у господина протоаскрита, — скромно потупил взор Стефан, — и я научился там многому. Частичка мудрости патрикия передалась и мне. Я разговорил одного склавина, который занимается сбором информации в аварских племенах, и он рассказал мне об этом. У архонта Само неплохо налажена разведка.

— Подлизался к начальству, — хмыкнул император. — Ладно, считай, что я не этого не заметил. Видишь, Александр, он у тебя учился, а ты его высечь хотел! Значит, все-таки договорились с персами… Нашим величествам докладывали о планах кагана, но восемьдесят тысяч… И заход с моря… Плохо, очень плохо. Что же, ты можешь идти, асикрит.

Стефан склонился, и попятился из шатра, чувствуя, как пот течет по спине и ногам. Он вышел на свежий воздух и сел на коновязь совершенно без сил. А разговор в шатре продолжился.

— Мне кажется, он не врет, — задумчиво сказала императрица. — Да, и к чему бы ему это делать? Ведь его слова легко можно будет проверить. И если он соврал в присутствии императора, ему конец. А он не производит впечатления безумца.

— А мне кажется, все-таки врет, — задумчиво сказал Ираклий. — И про этого архонта он тоже наврал в три короба. Старый легион не повторить, это легенда. Ладно, завтра примем посла. Если выяснится, что этот евнух все-таки обманул нас, отдадим его палачу и узнаем всю правду.

А Стефан сидел в отведенной ему палатке, тщетно пытаясь унять дрожь в коленях. Он совершил немыслимое. Сегодня он попал на глаза самому императору, но тут же приобрел могущественнейшего недоброжелателя. Так всегда и бывает, ведь выскочек никто не любит. Мир евнухов сложен, в нем множество неписанных правил, не всегда понятных посторонним. Их несоблюдение каралось жестоко во всех случаях, кроме одного. Ты мог выйти за отведенные рамки, но у тебя должен быть защитник. Если его нет, то тебе конец. И если защитник терял власть, тебе тоже конец. Прихлопнут, как муху. Но он, Стефан, сделал свой ход. И если этот ход был верным, то он взлетит прямо к солнцу и будет согрет его лучами. А если он ошибся, то солнце сожжет его, не оставив даже пепла.

— Доместик[48] Стефан? — в палатку заглянул кубикулярий императрицы Мартины.

— Я асикрит Стефан, — растерялся тот. — Я не доместик.

— Тут есть еще какой-нибудь Стефан. Нет? Тогда следуй за мной, не заставляй госпожу ждать, — бросил евнух и засеменил в сторону шатра своей повелительницы.

Назвать шатром жилище императрицы Мартины язык не поворачивался. Дом, купленный Стефаном в столице, был куда меньше по размеру. Шатер состоял из нескольких покоев. В одном из них она спала, в другом принимала ванну, в третьем одевалась, а в четвертом встречалась с посетителями. Стефан с любопытством осматривал резную мебель и гобелены, которыми были увешаны стены. Его ноги утонули в толстом ворсе персидского ковра, что скрадывал шум шагов. Под потолком висели масляные лампы, которые освещали своим тусклым светом броскую роскошь обстановки. Стефан стоял, почтительно склонив голову и сведя руки на животе. Он сделал ставку и ставка сыграла. Теперь он ждал ответного хода.

— Приблизься! — услышал он голос императрицы, которая вышла из-за занавеси и села в кресло. Стефан шагнул вперед и несмело взглянул на нее, пытаясь рассмотреть повнимательней. В шатре государя ему было совсем не до этого. Волосы госпожи были убраны в сложнейшую прическу из нескольких кос, уложенных в подобие короны. Золотой венец, украшенный ровными рядами жемчужин, скреплял это великолепие. Драгоценное ожерелье, широкой полосой лежавшее на ее плечах, тоже было расшито множеством камней, переливавшихся в неверном свете ламп. Накидка из парчи, затканной узорами из цветов, спускалась до земли, оставляя открытыми лишь кончики расшитых мелким жемчугом пурпурных туфелек, которые служили символом императорского статуса. Надеть такие цвета означало подписать себе смертный приговор, ведь это было бы публичной претензией на верховную власть.

— Благочестивейшая Августа! — склонился перед ней Стефан, остановившись в трех шагах от супруги повелителя мира.

— Ты ведь солгал там, в шатре императора? — требовательным голосом спросила она. — Солгал же, признайся!

— Что вы, госпожа, я бы не посмел, — испуганно ответил Стефан.

— Ты попросил моего покровительства и солгал для этого. Так? — впилась в него глазами Мартина. На ее лице не было и тени улыбки, а лицо превратилось в пугающую маску. — Не шути со мной, евнух, иначе я превращу остаток твоей жизни в непрерывную боль! Признайся, ты солгал самому императору?

— Не совсем так, кирия, — Стефан вдохнул, словно делал шаг в ледяную воду. — Просто архонт Самослав поведал мне, что вы будете в армии до конца этой войны, а война будет победоносной. Поэтому я посмел сделать вывод, что эти события как-то связаны между собой.

— Ах ты, наглец! — расхохоталась Мартина, вновь превратившись молодую приятную женщину с белозубой улыбкой. — Ладно, я не сержусь на тебя. Ты хотел получить мое покровительство, и ты его получишь. Мой муж поверит тебе, если завтрашний разговор с послом пройдет так, как надо. А если он и, впрямь, победит в этой войне, то мое положение станет незыблемым. Все эти святоши и бездельники из Сената проглотят свои языки. И чернь из партии зеленых тоже заткнется. А если они посмеют раскрыть рот, я им эти языки вырву раскаленными клещами.

— Несомненно, госпожа, — склонился Стефан. — Я буду уповать на это.

— Еще бы ты не уповал, — с легкой насмешкой посмотрела на него Августа. — Ты получишь чин доместика, и теперь у тебя появится много завистников. Тут не любят удачливых молодых людей, взявшихся из ниоткуда. Да ты и сам об этом знаешь, иначе не пошел бы на эту безумную авантюру. Но теперь я твоя защита, и ты теперь мой, доместик Стефан. Мой, со всеми потрохами. Ты же этого хотел?

— Да, госпожа, — согласно кивнул Стефан. — Я не смел об этом даже мечтать. Служить вам — великое счастье.

— Возьми этот перстень, — императрица сняла с пальца кольцо с крупным камнем. — Если ты покажешь его моей страже, то сможешь пройти ко мне. В самом крайнем случае ты можешь передать этот перстень кому-то другому. Но если ты решишься на такой поступок, это должен быть вопрос жизни и смерти. И, как ты понимаешь, не твоей жизни и смерти. Иначе ты лишишься моего покровительства в ту же минуту.

— Я все понял, Августа, — склонил голову Стефан, с трудом надевая перстень на мизинец. Он будет потом носить его на шее, ни к чему привлекать к себе лишние взгляды. — Я буду верно служить вам, и я вас не подведу.