Наверное, все же не стоило отказываться от помощи Демчука, которую он мне предлагал. Время – всего седьмой час, и вряд ли человек Гурули приедет сюда с таким «ефрейторским зазором». У разбитого пьедестала сейчас было достаточно безопасно и безлюдно, и Демчук, будь он со мной, спокойно и без мата собрал бы чучело. У меня же, как назло, все получалось из рук вон плохо. Проволочный каркас, пока я нес его, погнулся, и фигура моего двойника стала какой-то дегенеративной. Пришлось расстегивать все пуговицы на костюме, снимать пиджак и брюки с каркаса и выпрямлять проволоку.
Потом, как меня научил Демчук, я брал из стопки старые газеты, разворачивал, комкал и набивал ими рукава и штанины костюма, придавая им объем. Целый час я провозился за кустарником на склоне, ведущем к морю, и когда водрузил раскрашенную гипсовую голову на стержень и осмотрел своего двойника, то мне стало так плохо, что я даже тихо застонал. Опершись о ветку, передо мной стоял какой-то урод в костюме, с распухшими руками и ногами, впалой грудью и плоским задом. Физиономия его, наполовину скрытая большими черными очками и рыжеватым чубом, зачесанным на лоб, лоснилась, словно ее намазали салом, и отсвечивала неестественным бронзовым загаром, как будто он только что вернулся из зоны испытания ядерного оружия. Если он действительно похож на меня, то мне следует поменьше бывать на людях и не пугать их своей омерзительной рожей.
Вытаскивая чучело на шоссе, я уже сильно сомневался, что из этой затеи выйдет что-нибудь путное. Солнце уже скрылось за горами, и вся надежда была на сумерки, которые должны были скрыть многочисленные недостатки моего двойника.
Я приставил фигуру к постаменту, согнул ее руку в локте и прижал гипсовую щеку к рукаву – так не было заметно, что рукав пустой, без кисти. Ноги я расставил пошире, но мне показалось, что такая поза смотрится неестественно, и я скрестил их. Конец второго рукава я сунул в карман пиджака. Последним штрихом была сигарета, которую я воткнул в специальное отверстие между губами моего поганого двойника. Затем отошел на шоссе и посмотрел, как чучело смотрится со стороны. И облегченно вздохнул. Неплохо. Даже здорово! Мурашки пробежали по спине от неприятного ощущения, что фигура вот-вот оживет, шевельнется, выпустит из ноздрей струйки табачного дыма и двинется на меня.
Я взглянул на часы – четверть восьмого. Еще раз проверил, достаточно ли устойчива фигура, опалил кончик сигареты, перекрестил чучело и, подхватив рюкзак, перешел на противоположную сторону шоссе и стал подниматься по сыпучему склону вверх. Там нашел промоину, на дне которой, словно клубок змей, сплелись между собой коричневые корни крымской сосны, и стал готовить позицию.
Трофейный, отлично смазанный пистолет «ТТ» с глушителем, который достался мне в Таджикистане, я взвел, поставил на предохранитель и спрятал в нагрудный карман куртки. Наручники, одолженные у Кныша, повесил на поясной ремень. Разгребая обеими руками землю перед собой, сделал небольшой бруствер, а в нем – узкую бойницу. Эти меры предосторожности наверняка окажутся лишними, но у меня не было терпения сидеть без дела. Без четверти восемь, когда в сгущающихся сумерках начали блекнуть краски и физиономия чучела в солнцезащитных очках стала выглядеть нелепо, я замер на дне своего окопа, глядя в сторону Морского.
Я был уверен, что машина приедет именно с той стороны, потому что водителю, сидящему у левого окна, так будет намного удобнее стрелять. В момент, когда она поравняется с постаментом, мы с водителем окажемся практически на одной линии, и я буду видеть его плечи и спину. Главное – не промахнуться и нечаянно не угодить ему в затылок или позвоночник.
Я устал держать пистолет в руке и положил его на плоский камень в нише. Если машина опоздает хотя бы на полчаса, то наш совместный с Демчуком шедевр невозможно будет различить в темноте. «Но он не опоздает, скорее он вообще не приедет», – подумал я, когда мои электронные часы пропиликали двадцать ноль-ноль.
Мимо, в сторону Морского, подняв клубы пыли, прогрохотал грузовик с прицепом. Как только он покатил вниз, ухая тормозами, я различил ровный гул легковой машины, идущей на подъем. Я вобрал голову в плечи, сжал в ладони рукоятку пистолета и стал всматриваться в шоссе.
На подъем вылетела светлая иномарка – кажется, это была старая «Тойота», – притормозила у памятника, и на секунду я отчетливо увидел незнакомого человека за рулем, который сидел у правой дверцы, высунув локоть в открытое окошко. Рулевая колонка была с правой стороны! С такого положения невозможно было выстрелить.
Как будто согласившись с моими мыслями, водитель ударил по газам, и машина, увеличив скорость, быстро умчалась прочь. И снова стало тихо.
Я выругался в полный голос, вышел из своего укрытия и спрыгнул с обрыва на шоссе. «Тойота», подмигивая красными огоньками, катилась по спуску. «Что его насторожило? – думал я, глядя то на удаляющуюся машину, то на чучело. – Почему он был на машине с правосторонним управлением, ведь через всю кабину стрелять не только неудобно, а практически невозможно?»
Тут я, издав какой-то сдавленный звук, быстро присел и на полусогнутых побежал к постаменту. «Тойота» разворачивалась, она возвращалась! Все правильно! Водитель первый раз проехал мимо, чтобы убедиться, что я один и жду его. Теперь постамент окажется от него по правую руку и выстрелить на ходу через открытое окно будет совсем несложно.
Я подскочил к своему двойнику. Надо было для большей убедительности сменить позу. Повернул куклу на пол-оборота, прислонил ее грудью к постаменту. Уставший от долгого ожидания человек встал бы именно в такую позу. Водитель – если он, конечно, вообще будет стрелять – наверняка станет метить в висок. Я опять перекрестил чучело – христианин, ешь твою медузу! – и кинулся вперед, на противоположную сторону постамента. Отсюда я смогу увидеть водителя через лобовое стекло. Отсюда не промахнусь.
Машина взлетела на перевал на большой скорости, но за два десятка метров до постамента снова пригасила скорость. Я видел, как водитель повернул голову вправо, глядя на чучело. Свободная рука ушла вниз, затем – резко вверх. Он выпрямил ее, высунув в окошко. Матово блеснул ствол пистолета. Один за другим прозвучали три выстрела. Я успел увидеть, как гипсовая голова разорвалась на куски, словно внутри ее сработала граната. Крошки защелкали по бетонной поверхности постамента, и рядом со мной упал отвратительный розоватый нос. «Тойота» взвыла мотором. Я сделал какой-то несуразный прыжок и упал на шоссе перед машиной, мчащейся на меня. У меня уже не оставалось времени, чтобы так же эффектно, как киллер, вытащить пистолет и, вытянув руку, направить его на цель. Рукоятка зацепилась за край кармана, а палец уже давил на спусковой крючок. Две пули ушли выше кабины в небо. Третья выбила лобовое стекло, и оно осыпалось мокрым сахаром. Завизжали тормоза. Киллер машинально рванул руль в сторону, пытаясь меня объехать. Он все еще держал в правой руке пистолет, сжимая его рукоятку вместе с рулевым колесом. Четвертый раз я смог выстрелить, хорошо прицелившись. Машина съехала на обочину и сразу же сбила оградительный столбик. Деформированное правое крыло острым клином вонзилось в колесо. Раздался скрежет, дверка раскрылась с такой силой, словно по ней изнутри ударили ногой. «Тойота» с намертво заклинившим правым колесом пробороздила метр юзом и, развернувшись боком, замерла в нескольких шагах от меня.
Я вскочил на ноги и кинулся к машине. У самой двери на земле лежал револьвер с коротким тяжелым стволом. Я откинул его ногой и заглянул в кабину. Согнувшись вдвое, на сиденье стонал и корчился молодой человек в джинсах и бордовой майке. Обе руки, выпачканные в крови, он прижимал к верхней части груди, словно что-то прятал и боялся, что я отниму это у него.
Я придавил его коленом и рывком отвел окровавленную руку от груди. Киллер повернул лицо в мою сторону, и я увидел перекошенный от боли рот, маленькие темные глазки, спрятанные под тяжелыми надбровными дугами со сросшимися на переносице бровями. Темное пятно было почти незаметно на бордовом фоне.
– Вылезай! – приказал я, приставляя ствол своего «ТТ» к голове убийцы.
Парень застонал, когда я, поторапливая, дернул его за руку. Он не симулировал: пуля, кажется, угодила ему под левую ключицу, и рана доставляла сильную боль. Опасаясь, как бы он сейчас не отдал концы, я выволок его наружу, положил на землю и стал сдирать с него майку.
К счастью, все оказалось намного проще, чем я предполагал. Рана, на мой неискушенный взгляд, была пустяковой, точнее – не смертельной. Над плечевым суставом чернела дырочка, и из нее тонкой струйкой сочилась кровь. Возможно, моя пуля раздробила киллеру сустав, но сострадать убийце по этому поводу я не стал. Знал мокрушник, на какое дело шел, – значит, пусть теперь выгребает по полной программе.
Я перевернул его животом вниз, встал ему на спину и завел обе руки назад. Парень заорал и, пока я не очень умело надевал ему наручники, скрипел зубами, пуская слюни на горячую пыль.
– Наелся? – спросил я, приподнимая его и оттаскивая к постаменту.
С каждой минутой тьма сгущалась, и это было мне на руку. Мимо нас, обдав горячим выхлопом, промчалась грузовая машина, и мужчина, сидящий за рулем, даже не взглянул в нашу сторону. «Тойота» в принципе не могла вызвать подозрения – мало ли для чего водителю понадобилось остановиться на обочине у бывшего памятника? А то, что у машины нет лобового стекла, в сумерках трудно было разглядеть.
Пока киллер, сидя у постамента, плевал себе под ноги и морщился, я сходил на противоположную сторону, поднял с земли несчастное обезглавленное чучело, снял с каркаса костюм, проволоку скинул с обрыва, а газетные комки, сложив в кучу, поджег. Огонь вспыхнул на минуту и быстро погас. Я переоделся в костюм, а камуфлированные брюки и куртку кинул в рюкзак. Револьвер убийцы я поднял с земли при помощи обрывка бумаги, чтобы не оставить на нем свои отпечатки, и опустил в полиэтиленовый пакет. Киллер исподлобья наблюдал за моими действиями, и его лицо становилось все более мрачным.
– Да, парень, – помог я ему с выводом. – Вляпался ты по-крупному… Ну-ка отодвинься немного от стеночки.
Я перевязал его куском ветоши, которую предусмотрительно прихватил с собой. Повязка на сгибе локтевого сустава держалась плохо, и мне пришлось перекинуть петлю через шею. Закончив с этим делом, я принялся за машину. Острый край крыла крепко вонзился в покрышку, чудом не пробив камеру. Пришлось выпрямлять его тяжелым булыжником. Несколько сильных ударов – и колесо освободилось от мертвой хватки.
– Садись, стрелец, – сказал я, шире открывая вторую дверку и приглашая киллера сесть в машину. Он не заставил меня повторять, с трудом поднялся на ноги и сел на сиденье слева от места водителя.
«Тойота» завелась не сразу, у меня даже сердце екнуло от мысли, что придется тащить этого раненого бойца на себе, но после пятой попытки мотор заурчал.
Я вырулил на шоссе. Какая-то деталь еще задевала колесо, и при этом раздавался звук рвущейся материи, но машина тем не менее резво бежала вперед и слушалась руля.
– Куда везешь? – глухим голосом спросил киллер.
– В милицию, конечно, – ответил я, счищая с приборной панели стеклянные крошки.
– Не надо к ментам. Давай договоримся.
Я на это и рассчитывал.
– Давай, – охотно согласился я и притормозил.
Парень сделал движение, словно хотел освободить руки, скосив глаза, посмотрел на повязку с небольшим красным пятном. «Боится за свою жизнь, – подумал я. – Это хорошо. С таким легче разговаривать».
– Ты должен остановить кровотечение, – сказал он командным тоном. – Сделай что-нибудь, иначе я ничего тебе не скажу.
Ого! Он уже ставит мне условия. Меня это взбесило, и я дал волю чувствам. Выскочил из машины, обошел ее, раскрыл дверцу и, схватив киллера за волосы, рывком вытащил наружу. Он явно не ожидал столь бурной реакции и стал вяло сопротивляться. Мне очень хотелось, чтобы он горько пожалел о своих последних словах, и сильным толчком в спину я заставил его быстро пойти к морю.
Черные волны накатывали на берег, с грохотом разбивались о прибрежные камни, и до меня долетали холодные брызги. Отраженная луна плясала по скомканной поверхности моря, и эта бесовская пляска гармонично дополняла процесс выяснения отношений с убийцей. Я поставил его на скользкий плоский камень, который заливало водой с каждой волной, вытащил пистолет и поднес его к белому лицу киллера.
– Вот что, урод, послушай меня внимательно, – сказал я громко, чтобы меня можно было хорошо услышать. – Твоя поганая жизнь не стоит ничего, как бы ты ни пытался убедить меня в обратном. Я с наслаждением влеплю пулю в твою рожу, если ты еще раз позволишь себе разговаривать со мной таким тоном. Ты навозный червь, отработанный материал, дерьмо, и общаться с тобой – значит унижать чувство собственного достоинства. Я терплю тебя только потому, что еще не вытряс из твоих тупых мозгов нужную мне информацию. А теперь пошел в машину, труподел!
Кажется, я убедил его в том, что со мной надо разговаривать вежливо. Киллер подчинился сразу же, подчеркивая готовность выполнить любой приказ, и, спотыкаясь о булыжники, поторопился в машину.
Но я лишь с виду был таким сильным и уверенным в себе. На самом деле я понятия не имел, что буду делать с этим человеком. Какой-либо ценности для Гурули он наверняка не представлял, и использовать киллера в качестве заложника вряд ли мне удастся. Скорее всего этот начинающий мокрушник в глаза не видел Гурули, а задание и деньги получил от какого-нибудь третьего лица. Значит, доказать причастность Гурули к моему убийству практически невозможно, как, собственно, и сам факт преступления. В кого стрелял этот парень? В гипсовую куклу. А вот я стрелял в него. И попал.
К машине я подходил с таким чувством, словно не я, а киллер конвоировал меня. Хорошо, что темнота скрывала выражение моего лица. Я толкнул парня на сиденье, захлопнул за ним дверцу и сел за руль.
– Разговор наш, надеюсь, будет коротким, – сказал я, демонстративно покачивая стволом пистолета у лица киллера. – Я задаю вопрос, ты отвечаешь. А потом посмотрим, что с тобой делать. Первое: кто тебе приказал меня убить?
– Я ее не видел. Мы только раз говорили по телефону.
– Ты говоришь – ее. Это была женщина?
– Да.
– Ее зовут Эльвира?
– Не знаю, она не представлялась.
– Твоя фамилия?
– М-м-м… Лепетиха. Артем Лепетиха.
– Как она тебя нашла, Лепетиха?
Парень несколько помедлил с ответом.
– Раньше я работал в Ялтинском клубе моряков, потом меня уволили, но остались связи… Три года я провел на зоне под Николаевом…
– За что сидел?
– Кража. Квартирная кража… В общем, когда вернулся, места для меня не нашлось, но я сказал своим ребятам, что ищу хорошую работу, оставил домашний телефон. Обещали помочь. Пару раз брали на разборки – выбивать долги. Но это так, мелочь… Потом позвонила эта женщина и предложила дело. Я сразу по ее намекам понял, что от меня требуется. Твою фотографию и деньги мне передали на алуштинском автовокзале.
– Кто передал?
– Не знаю. В почтовый ящик мне подкинули жетон камеры хранения. Там выдали небольшую сумку.
– И ты сразу поехал в Морское?
– Не сразу. У меня еще оставалось полдня. Я засветился в нескольких кафе, чтобы обеспечить себе алиби.
– Ты не подумал о том, что тебя могли подставить? Звонит какая-то неизвестная баба, заказывает убийство, а ты сразу соглашаешься. Мало ли на кого она работает.
Лепетиха усмехнулся.
– Нет, здесь я ошибиться не мог, она к ментам не имеет никакого отношения. У меня телефон с определителем, и эту бабу я сразу просчитал. Таких номеров, которые начинаются с девятки, на нашей АТС всего пара десятков. Они обеспечивают дачи на Барсучьей поляне – бывшие обкомовские гнезда. Сейчас там живут авторитеты, иностранцы и предприниматели.
– Ты номер запомнил?
– А на кой черт он мне сдался? Меньше знаешь – спокойнее спишь.
– Где находится Барсучья поляна?
– В горах. Точно не знаю, я там никогда не бывал и не хочу быть.
– Ты будешь докладывать о выполнении задания?
– М-м-м… Да.
– Как? Когда?
– Сегодня в полночь мне снова позвонит эта женщина.
– Тебе домой?
– Да, в алуштинскую квартиру.
– Что ты должен ей сказать?
Парень криво усмехнулся.
– Теперь уже ничего.
– А если бы ты все же продырявил мне голову?
– Тогда бы я сказал, что все в порядке.
– Вот так и скажешь. Ясно, стрелец? А теперь погнали к тебе в гости. Там я тебя и подлечу малость.
– Не довезешь, – сквозь зубы произнес Лепетиха.
– Довезу, – заверил я его, разворачиваясь в обратную сторону.