Когда отступит тьма

Глава 3

Эрика спускалась, медленно соскальзывая по веревке от узла к узлу, тонкие кожаные перчатки защищали ладони. Она зажала веревку между колен, чтобы не вся тяжесть тела приходилась на руки.

Спуск давался ей без особого напряжения сил. Дома у нее был маленький гимнастический зал. Нововведение Эндрю, правда, он редко им пользовался. А Эрика каждый день упорно занималась на снарядах.

И совершала утренние пробежки, четыре нелегкие мили по пересеченной местности, в любую погоду.

Этот режим помогал ей избегать лишнего веса; в тридцать шесть лет она была более подтянута, чем в юности.

Половина двенадцатифутовой расселины позади. Дневной свет тускнел, падающий вниз луч фонарика описывал безумные спирали по известняковым стенам. Веревка начинала раскачиваться, как только Эрика спускалась на очередные несколько дюймов.

Она надеялась, что края отверстия не очень зазубренные, надеялась, что натянутая веревка не трется о камень.

Если веревка оборвется, она перенесет падение, но выбраться наверх можно будет, лишь цепляясь за стенки расселины. Несмотря на проводимые в гимнастическом зале часы, Эрика была не уверена, что ей это удастся.

— Ничего не случится, — подбодрила она себя шепотом сквозь стиснутые зубы.

Осталось уже немного. Дно уже близко.

Легкая улыбка тронула ее губы. Что подумали бы горожане, если бы увидели ее сейчас? Эрика Стаффорд, владелица Грейт-Холла, устроительница самых утонченных приемов в Барроу, законодательница вкусов, спускается по веревке в пещеру.

Испытующе вытянув ноги, Эрика коснулась ими чего-то твердого. Убедясь, что это пол пещеры, а не выступ или сталагмит, осторожно встала на него и выпустила веревку.

Отверстие вверху превратилось в белый кружок величиной с монетку. Она стояла в отраженном снизу свете фонарика, тяжело дыша. Здесь было теплее, чем наверху. Дыхание не выходило паром. Эрика вынула фонарик из петли джинсов и, поводя лучом, отыскала боковой ход.

Он оказался более тесным, чем она думала. Пришлось втискиваться боком. Кальцитовые выступы цеплялись за воротник пальто, будто хватающие пальцы.

Продвинувшись таким образом на ярд, Эрика оказалась в более широком проходе, в главном известняковом коридоре этого лабиринта.

Ее охватило странное чувство, и она не сразу поняла, что испытывает чувство вины. Это место больше ей не принадлежало. Она была здесь непрошеной гостьей.

Эрика достала губную помаду и нарисовала на стене длинную стрелу, указывающую в сторону выхода. Без ориентировочных знаков она быстро бы заблудилась в этом лабиринте.

А теперь в какую сторону?

Эрика надеялась обнаружить какой-то след, но лабиринт был первозданно чистым. А коридор, она знала, тянулся в двух направлениях, разветвляясь на бесконечные ходы. Задолго до того, как обследует хотя бы десятую их часть, она израсходует все силы и губную помаду.

Но зачем обследовать все? Существовала одна особая пещера, которой воспользовался бы Роберт. Та, что больше всего нравилась им в детстве, в которой царило очарование.

Тронный зал.

Они так назвали ее из-за великолепия, созданного медленным просачиванием воды в течение многих веков. Пещера с высоким сводчатым потолком, чудесно отражавшим эхо, с закругленными углами, затянутыми известняковыми шторами, с гладко отполированным полом обладала величественными размерами дворцовой палаты.

Однако самой замечательной чертой этого помещения являлся трон, занимавший большую часть одной из стен, каскад расплавленных горных пород, чудесным образом принявший форму громадного монаршего креслах высокими подлокотниками, скошенными лишь самую малость, и стекающими складками покрывала, белого, как шелк.

Вот это место требовалось найти Эрике. И ей казалось, что она помнит дорогу.

Она пошла влево по широкому каменному пути.

Света, кроме конусного луча ее фонарика, не было нигде. Мир, в котором находилась Эрика, представлял собой мерцающий круг, пляшущий при каждом движении руки с фонариком.

Следуй за этим скачущим мячом.

Эрика читала о форме слепоты, при которой поле зрения сужается до размеров булавочной головки. Нечто похожее испытывала она сейчас. Непроглядная тьма вокруг и единственный кружок света, то расплывающийся в овал, когда луч вытягивался вдоль косой стены, то сжимающийся, то расширяющийся при падении на близкие и дальние поверхности.

Продвижение было медленным. После каждого осторожного шага Эрика останавливалась и описывала лучом дугу, вначале проверяя, нет ли в полу каких-то уступов или опасных трещин, в которых может застрять ступня, затем осматривая потолок, на котором могли оказаться кальцитовые выступы.

В детстве было по-другому. Тогда они с Робертом расставили по лабиринту старые керосиновые лампы, обнаруженные в одном из сараев усадьбы. Таким образом, все восемнадцать комнат Грейт-Холла были освещены. Пропажу никто не обнаружил, и, по счастью, не было штормов, при которых они могли бы понадобиться.

Лампы могли до сих пор находиться здесь. Разумеется, Эрика их не уносила. Но она не захватила свечек, а на поиски не было времени.

Она продолжала идти, шаг и остановка, шаг и остановка. В памяти у нее всплыл обрывок сведений, почерпнутых на давно прослушанном курсе лекций в Римском университете: элевсинские мистерии[5]. Тайные обряды, совершаемые в древности, посвящение в сокровенные истины. Главная часть этого ритуала представляла собой медленное продвижение по темным пещерам, посвящаемый ощупью находил дорогу с риском упасть и разбиться, когда пробирался по узким проходам и ненадежным каменным мостикам.

«Каждый ритуал представляет собой аллегорию, — объявил профессор на своем методичном итальянском, — а элевсинское посвящение — это аллегория самой жизни. Мы ищем смысла, блуждая во тьме, можем оступиться, можем погибнуть, но если достигнем цели, своей истинной, предначертанной цели, то предстанем в сиянии славы. Вот что познает посвящаемый. Вот что должны познать все мы. Так как этот поиск ведет каждый из нас».

Новостью для Эрики это не явилось. Ее поездки на Средиземноморье были частью этого поиска, как и одержимость искусством и красотой. Брак с Эндрю, «на радость и горе», тоже. Даже отношения с Робертом входили в него, и это стремление к цельности, к совершенству, к почти мистической трансцендентности, которую она испытала на пристани в греческой рыбацкой деревушке, стоя нагой перед бронзовой богиней.

В ту минуту она мельком увидела некую цель, смысл, порядок вещей, в течение последующих семнадцати лет оставшиеся недоступными.

Может, обрести их ей мешала занятость — вечная беготня, беготня. Подъем на рассвете для спринта по лесу даже в зимней темноте. Работа в галерее с десяти до пяти, составление каталогов, отправка заказов по почте. Всегда в движении, не сбавляя шага, как будто даже краткая остановка каким-то образом убьет ее.

Бен Коннор был прав, неожиданно подумала Эрика. Странно, что он сейчас ей пришел на ум.

Но, назвав ее акулой — вынужденной непрестанно двигаться, лишенной возможности передохнуть, — он сам не знал, до чего оказался проницательным.

Эрика задумалась, чего ищет и от чего бежит. В конце концов это может быть одно и то же.

И если она когда-нибудь найдет то самое… или оно найдет ее…

Содрогнувшись, Эрика отогнала эту мысль.

В пещерах было теплее, чем наверху, примерно десять градусов, постоянная подземная температура, и Эрика в зимнем пальто, в сапогах и перчатках неожиданно вспотела.

Возле бокового хода она заколебалась, потом решила, что нужно свернуть здесь. Пометила угол губной помадой и продолжала путь.

Новый ход был поуже, пол более неровным, с потолка угрожающе свисали сталактиты. Эрика шарила одной рукой, другой направляла фонарик. Ее мучили дурные мысли о том, что она заблудится, будет плутать, пока не сядут батарейки, затем, погребенная в кромешной тьме, умрет от голода.

Дышала она часто, но, странное дело, казалось, не могла вобрать в легкие воздуха.

Еще один осторожный шаг, еще. Повернув за угол, Эрика сделала их тридцать. Она вела счет шагам.

Несмотря на страх, беспокойство, Эрика находила нечто успокаивающее в таком окружении. Она много лет не думала об этих пещерах и не могла бы описать ни одной их детали, однако при виде каждой ниспадающей каменной завесы, каждой сломанной колонны с волнением узнавала их, словно они непрестанно хранились в ее памяти.

Почти наверняка Роберт испытывал бы то же самое, шел бы первым делом в эту часть лабиринта.

Постой.

Послышался какой-то шум?

Эрика замерла и, затаив дыхание, широко раскрыла глаза, стараясь прислушаться. Чувствовала, как волоски на затылке поднимаются дыбом.

Нет, просто игра воображения.

Она пошла дальше. Коридор еще больше сузился. Едва слышно доносился легкий пророческий шепот, на нижнем уровне системы пещер располагался водоносный горизонт, питавший водопады Барроу.

Водопады, в свою очередь, питали Барроу-Крик, речушку, вынесшую на илистый берег тело Шерри Уилкотт.

Пальто Эрики пропиталось потом, сердце учащенно колотилось.

Впереди смутно виднелся проем. Вход в просторную глубокую пещеру.

Тронный зал. Их особое убежище.

Она добралась до него.

Управление полиции Барроу располагалось на новой городской площади, в двухэтажном бетонном здании, к нему вели бетонные дорожки, недавно обсаженные елочками. Заслоненные от солнца елочки плохо росли, хвоя на чахлых нижних ветках высохла, железные перила наружных лестниц, тоже находящиеся в тени, были ледяными с января.

Коннор не касался перил, преодолевая в один шаг две ступеньки. За его спиной холодный ветер шумел в голых вязах на автостоянке, их сучковатые ветви чернели на фоне ясного неба.

Он распахнул застекленную дверь, сверкнувшую отражением солнца, и внезапно очутился в тепле электрообогревателей и свете флуоресцентных ламп.

Тим Ларкин, дежурный сержант, нахмурился при его появлении.

— Что за дела, шеф? У нас никого не осталось на улицах.

— Успокойся, сержант. Будет общее собрание. В комнате для инструктажа. Приходи.

Сержант Ларкин, двадцативосьмилетний и считавший, что обладает громадным опытом, не унимался.

— Незачем было вызывать сюда обоих патрульных. Радио…

— Разговоры по радио можно подслушать. В том, что я собираюсь сказать, есть секретные сведения. Чья сейчас смена? Харта и Данверз?

— Да. Оба приехали, кроме того, здесь Вуделл. Завершал какую-то писанину после смены. Я велел ему остаться.

— Хорошо. Он нам пригодится. Лейтенант Магиннис тут?

— У себя в кабинете.

— Скажи ей, пусть приходит в комнату для инструктажа. Нет, сиди. Сам скажу.

У Коннора хватало осложнений с Магиннис. Вызывать ее на собрание, будто провинившуюся школьницу к директору, значило бы только ухудшить положение дел.

Проходя мимо стола дежурного, Коннор вспомнил, что надо спросить, звонила ли Эрика.

— Миссис Стаффорд? — На широком рябом лице сержанта отразилось недоумение. — Нет.

Коннор кивнул. Он ожидал этого. Его сотовый телефон тоже молчал.

Уходя, он услышал у себя за спиной голос Ларкина:

— Шеф, может скажете, в чем дело? Каких радостей ждать?

— Терпение относится к числу добродетелей, Тим.

Пока что Коннор расследовал исчезновение Эрики собственными силами. Задал несколько словно бы случайных вопросов владельцам соседних магазинов, потом подъехал к коттеджу, где проходили их свидания. С болью в душе отпер дверь запасным, полученным от нее ключом.

Коттедж, как и ожидал Коннор, был пуст.

Он быстро осмотрел его, все было на месте.

А Эрика не звонила.

Оставалось только организовать всеохватывающие поиски. Подходя к кабинету Магиннис, Коннор взглянул на часы. Почти три. Эрика исчезла по крайней мере в половине второго. Полтора часа недолгое время при нормальных обстоятельствах, но пока не схвачен убийца Шерри Уилкотт, обстоятельства в Барроу нормальными не будут.

Марджи Магиннис сидела за письменным столом. И резко вскинула на Коннора взгляд, не дав ему сказать ни слова.

— Слышала вас по сканеру. Вы затребовали сюда обоих патрульных. Какая-то особая причина?

— Надо сообщить кое-какие сведения, — ответил он. — Не по радио. Желательно ваше присутствие.

Это было сказано не приказным тоном.

— А, черт.

Скрипнув по полу стулом, Магиннис встала. Это была рыжеволосая, худощавая, вечно сердитая женщина сорока одного года, всего на дюйм ниже Коннора.

Причины сердиться у нее были, во всяком случае, Магиннис так считала. Она прослужила двадцать лет в полицейском управлении Барроу и надеялась стать начальником полиции после отставки Элдера. Городской совет разрушил ее надежды, пригласив на эту должность чужака. В этой несправедливости Магиннис винила членов городского совета и, разумеется, самого Коннора.

Может, это и несправедливость, думал Коннор. Но существует еще и другое объяснение. Начальник полиции должен быть отчасти политиком, а главный талант политика заключается в умении заводить друзей. Судя по всему, талантом этим лейтенант Магиннис не обладала.

Коннор не ожидал в Барроу проблемы такого рода. Другое дело бюрократическое нью-йоркское управление полиции, где подмигивание и спасение собственной шкуры доведены до уровня искусства. Но в полицейском управлении Барроу бюрократизма не было. Там служили восемнадцать полицейских и двенадцать гражданских. Лейтенант Магиннис пришла туда раньше всех и являлась, по сути, заместителем начальника. Два других лейтенанта возглавляли послеполуночные смены, четверо сержантов — все примерно в возрасте Ларкина — менее беспокойные. В данную смену, длившуюся с двух часов до полуночи, по городу патрулировали только две машины, каждая с одним полицейским. В случае чрезвычайных обстоятельств можно было обратиться за помощью в шерифское ведомство или в полицию штата.

Коннор полагал, что тут невозможно создать никаких империй. Но он недооценивал склонность людей отхватывать себе территории и завоевывать престиж как при королевском дворе, так и в детской песочнице. Коннор занимал должность, которую Магиннис хотела получить, и она не прощала ему этого.

Ну и черт с ней. Сейчас у него гораздо большая забота. Он шел по коридору, Магиннис следовала за ним в демонстративном отдалении, любопытствующая, в чем дело, но слишком гордая, чтобы спросить. Подходя к комнате для инструктажа, Коннор расстегнул молнию виниловой куртки и снял ее. Не хотел появиться в боевой готовности, создать панику. Положение требовало спокойных действий.

В конце концов, может, это ложная тревога. У него не было никаких фактов, кроме пустой галереи, несостоявшейся встречи за обедом и бурлящего внутри отвратительного ужаса.

Харт и Вуделл опять принялись за свое, и Вики Данверз не знала, воспринимать это с удовольствием или с раздражением.

— Дайте мне минуту покоя, — кротко попросила она и подула на кофе.

Тодд Харт ухмыльнулся.

— Вики, я дам тебе все, чего ни пожелаешь.

— Он дал бы, — мягко произнес Рэй Вуделл, — будь у него что дать.

— Как у тебя язык поворачивается? — вскинулся с наигранным возмущением Харт. — Я могу дать Вики все, что ей нужно. Потому что умею обходиться с леди как положено.

— Я не леди, — отрезала Данверз и отхлебнула кофе. Все еще слишком горячий.

Харта это не остановило.

— Тут ты не права, Вики. У тебя природные задатки.

— У меня голова болит от твоих щедрот.

Вуделл засмеялся, но Харт увидел возможность пустить в ход новую тактику.

— Головная боль бывает от напряжения, — заговорил он. — Тебе надо бы отдохнуть, оттянуться. У полицейских ведь не жизнь, а сплошной стресс. Так вот, если б ты водила со мной компанию…

— Она не против компании, — перебил Вуделл, — только стоящей. — И озорно улыбнулся ей. — Я видел Тодда в раздевалке. Ты совершенно ничего не теряешь.

— Рей смотрел не на меня, а в зеркало, — сказал Харт. — Хочешь поговорить о компании…

Данверз отвернулась.

— Не хочу. Отвяжись. — Теперь она пришла в раздражение. — Известно вам, что такое сексуальное домогательство?

— Да, но это если клинья под тебя подбивает начальник. — Харт говорил с профессиональной ответственностью. — Мы с тобой в одном звании, так что это дозволительно.

Данверз сомневалась, что лейтенант Магиннис нашла бы это дозволенным, да и шеф Коннор тоже. Но этот довод держала про запас. Ей не хотелось создавать из происшедшего большой проблемы. Ребята вроде бы неплохие.

Собственно, Вуделл ей слегка нравился. Правда, внешностью он не блистал — его желтовато-бледное лицо вечно было в прыщах, под глубоко сидящими глазами темнели красноватые круги, — но был умнее, чем могло показаться по его поведению.

Она видела его читающим книги в обеденный перерыв. Серьезные — один раз «Преступление и наказание», другой — что-то по психологии. Вуделл не без застенчивости объяснил, что хочет разобраться в образе мыслей преступника. Его робкое смущение было гораздо привлекательнее, чем неуклюжая мужская самоуверенность, которую он напускал на себя, попадая в неустойчивую орбиту Харта.

Харт был остолопом. Вульгарный, упрямый, он не давал ей покоя с тех пор, как период ее обучения закончился и она перестала неотлучно находиться при Магиннис. Она по-прежнему отделывалась от него. К сожалению, пресекая заигрывания Харта, приходилось заодно отталкивать и Вуделл.

— В сущности, — продолжал Харт, — это не домогательство, а совсем наоборот, понимаешь? Товарищество. Укрепление морального духа. Хочешь быть моим товарищем, коллега Данверз?

Волосатая рука обвилась вокруг талии Вики, из ее чашки пролился кофе.

— Эй! — Она высвободилась. — Послушай, давай обойдемся без этого, ладно?

У Вуделл вид был смущенный, даже виноватый, хотя он не прикасался к ней. Ради него Данверз слегка смягчила тон, добавляя:

— Найдем лучше для разговора что-то другое.

И впервые увидела на лице Харта искреннее недоумение.

— А что может быть другое? — спросил он.

Дверь открылась, вошли Коннор с Магиннис, и Данверз была избавлена от необходимости отвечать.

— Садитесь все, — сказал Коннор, быстро проходя вперед.

В комнате, освещенной флуоресцентными лампами, в несколько рядов стояли откидные стулья. К шлакоблочным стенам были приклеены карты города и округа. За единственным окном росла сосна, ветви ее терлись хвоей о стекла.

Харт, Вуделл и Данверз сидели рядом, три бледных лица, три синих мундира. Коннор уже не в первый раз поразился, до чего юными они выглядят. В свои сорок два года он не был стариком, но эти трое — Господи, совсем дети. Старшему из них, Вуделлу, шел двадцать шестой год. Харт и Данверз на два года младше.

— Какая-то проблема, шеф?

Это спросил Харт, хороший парень, не особенно умный.

— Возможно.

— Нечего ходить вокруг да около, Бен. — Магиннис сидела в заднем ряду, сохраняя неприязненную дистанцию. — Раз приглашали нас сюда, так говорите начистоту. Что происходит, черт возьми?

Обращаться к начальству так не подобало, тем более при подчиненных, но Коннор никак не среагировал. Он по-прежнему пытался наладить с ней отношения. Ничего не получалось, но, сохраняя невозмутимость, Коннор по крайней мере испытывал легкое удовлетворение оттого, что способен владеть собой.

— Подождите минуточку, — ответил он. — Я попросил прийти сюда сержанта Ларкина.

Ларкин, легок на помине, торопливо вошел и сел в заднем ряду. Магиннис непонятно почему бросила на него презрительный взгляд, и он нахмурился.

— Отлично. — Коннор сделал глубокий вдох. — Слушайте. Возможно, — подчеркиваю, возможно, — у нас пропала без вести еще одна женщина.

В комнате сразу же воцарилась полная тишина.

— Так пропала или нет? — спросила Магиннис.

— Это нам предстоит выяснить, и как можно скорее.

— Ну и кто она?

— Эрика Стаффорд.

Вуделл прошипел ругательство, и в комнате сразу стало холоднее.

— Миссис Стаффорд, — негромко, словно думая вслух, произнесла Данверз. — Она очень великодушна… То есть была великодушна ко мне.

Голос ее замер. Коннору не понравилось, как она выразилась: была великодушна. Прошедшее время. Словно Эрика уже погибла.

— Вам понятно, почему я вынужден был собрать вас здесь, — сказал он, не сомневаясь, что это так. — О таком происшествии нельзя оповещать город. Сейчас имеет значение любое исчезновение. Но в данном случае оно особенно… секретно.

Сидевшие закивали. Эрика Стаффорд, наследница половины гаррисоновского состояния, владелица каменного дома, известного как Грейт-Холл, была наиболее заметной личностью Барроу.

Коннор дал им несколько секунд осмыслить сказанное, а потом сообщил детали: несостоявшаяся встреча в половине второго, незапертая задняя дверь галереи.

— Она могла куда-то уехать, потому что ей взбрело в голову, — сказала Магиннис. — Все равно эта галерея у нее просто хобби. Забава праздной богачки.

Коннор почувствовал, как у него вспыхнуло лицо.

— Насколько мне известно, в праздности миссис Стаффорд никто не упрекал.

— Ну, может, завела дружка на стороне. И забыла о встрече с Рейчел. Другими делами занялась.

Эти слова жалили, как осы. Коннор внезапно ощутил себя публично раздетым, словно Магиннис знала его тайну, знали все присутствующие и насмехались над ним и его потугами на скрытность.

Нет, она просто стервозничает, как всегда. Подтекста в ее словах не было.

Подавив злость, Коннор спросил:

— У вас есть основания для таких предположений?

Магиннис пошла на попятный.

— У меня? Нет, откуда? Я, в сущности, ее не знаю. И не уверена, что кто-то знает.

— Ее все знают, — возмущенно заявила Вики Данверз. — Она очень популярна в городе.

Магиннис заметно не понравилось это инакомыслие, тем более что она покровительствовала Данверз, единственной женщине в управлении, кроме нее.

— Конечно, люди знают миссис Стаффорд. — Магиннис пожала плечами. — Как можно знать политика. Но это лишь наружная оболочка. А что под ней, никто не может сказать.

Коннор понимал, что это справедливо, но не хотел доставлять Магиннис удовольствия, признавая ее правоту.

— Что ж, — сказал он, обрывая дискуссию, — будем надеяться, миссис Стаффорд куда-то уехала и забыла о времени. Но пока уверенности у нас нет, это исчезновение. А вы знаете, что может означать исчезновение в Барроу.

Собравшиеся знали.

— Она его сестра, — сказал Харт. — Может, первым делом устроить проверку ему?

— У Роберта, похоже, есть алиби. Кое-кто видел его в магазине Уолдмена.

— Да он хитрый сукин сын. — Харт не скрывал враждебности к Роберту. — Отшельник паршивый, лесной житель. Не доверяю я этим бирюкам. У них у всех винтиков не хватает. А когда они сообразительны, как он, то способны запутать следы.

— Он не мог находиться одновременно в двух местах, — раздраженно сказал Коннор.

Харт не ответил, однако неприязнь вкупе с ужасом на его лице намекали, что Роберт Гаррисон, может быть, способен нарушить основные законы природы.

Коннор знал, что многие в городе считали так же. В разговорах о семье Гаррисонов проскальзывало мнение, что Эрика и Роберт вместе с миллионом получили в наследство какую-то таинственную силу или жуткое проклятие.

— Вы разговаривали с ее мужем? — спросил Тим Ларкин, вернув разговор в сферу реального.

— Звонил ему домой, — ответил Коннор. — Домработница сказала, что он в теннисном клубе. В клубе мне ответили, что он несколько минут назад уехал. В машине у него, наверное, есть телефон, но я не знаю номера. Во всяком случае, уехал он один, Эрика не встречала его там.

— Говорите, она закрыла галерею? Заперла парадную дверь? — Это размышлял вслух Вуделл. Более умный, чем Харт, с более аналитическим мышлением, он надеялся перейти со временем в полицию штата, стать сыщиком. — Если она ушла по своей воле, это не совпадает с фабулой дела Шерри Уилкотт.

— Никто не видел, как она уходила. Это могло быть похищением.

— Среди бела дня?

— Машина Эрики должна была стоять на задворках, в переулке. Окон в задней части комплекса нет. Если ее вывели через заднюю дверь, никто не мог этого увидеть.

— Машина тоже исчезла? — спросила Данверз.

Коннор кивнул.

— Именно машину и нужно искать. Вы все ее знаете. Белый «мерседес-седан» девяносто седьмого года выпуска. Номерной знак «400-СЕЛ».

Он еще раз повторил номер, потом указал на карту Барроу.

— Район поисков — граница города плюс пятимильный радиус. Разделим его на квадраты. Харт, ты едешь на юго-восток, Вуделл на юго-запад, Данверз на северо-запад, сержант Ларкин на северо-восток.

Территория была невелика. Четыре машины могли объехать основные дороги и проселки в течение часа.

— Лейтенант Магиннис, — добавил Коннор, — вы начинаете обычную процедуру розыска пропавших. Обзвоните местные больницы, выясните в дорожно-патрульной службе, не было ли аварии на шоссе, свяжитесь даже с окружной тюрьмой.

— А какую задачу вы отводите себе? — язвительно спросила Магиннис.

— Я поеду в Грейт-Холл. Поговорю с Эндрю, когда он появится. И возьму фотографию Эрики — на тот случай, если придется расширять район поисков. Есть еще вопросы?

Ларкин спросил, не привлечь ли к поискам Харви Миллера, единственного сыщика в управлении. Коннор уже заранее отверг эту мысль. Миллер неплохо работал в своей сфере, но не имел дела ни с поиском пропавших, ни с убийствами.

— Тут ему нечего делать, — ответил Коннор. — Если миссис Стаффорд не будет обнаружена, придется обращаться в ведомство шерифа.

— Или если будет обнаружена мертвой, — добавила Магиннис.

Коннор вышел из терпения.

— Лейтенант…

— Успокойтесь, Бен. Миссис Стаффорд появится. Я по-прежнему считаю, что она завела дружка на стороне.

Магиннис вышла, не дожидаясь разрешения. Коннор отправил остальных, предупредив, чтобы в разговорах по радио были сдержанны.

Оставшись один, он снял фуражку и провел дрожащей рукой по редеющим волосам. Так можно и совсем облысеть.

Если будет обнаружена мертвой…

Голос Магиннис, язвящий его, холодный и неприятный, как царапанье сухого льда.

Эрика не мертва. Он не позволит ей погибнуть. Без Эрики его жизнь, начавшая вновь обретать смысл лишь недавно, пойдет кувырком.

Натужно вздохнув, Коннор расправил плечи и вышел из здания, направляясь на встречу с Эндрю Стаффордом, владельцем Грейт-Холла — и человеком, которого ему меньше всего хотелось видеть.

Эрика остановилась в проеме входа и принялась медленно описывать желтым лучом по тронному залу все более и более широкие спирали.

Как ей и помнилось, высокий потолок, гладкий пол, а у дальней стены изваянный, как горельеф, известковый трон, на котором они с Робертом усаживались по очереди, разыгрывая из себя повелителей подземного царства.

Все то же самое, такое, как прежде, за исключением неожиданного, сводящего с ума добавления.

Посреди зала стоял стол.

Четыре толстые ножки, плоский деревянный верх, накрепко привинченный болтами, головки болтов новые, блестящие.

Фонарик дрогнул, пальцы ее ослабели. От приступа головокружения она пошатнулась и чуть было не упала.

Помигивая, Эрика пришла в себя. Она же была готова к чему-то подобному. Не нужно ужасаться сверх всякой меры.

К тому же может существовать и другое объяснение. Возможно, этот стол — верстак. Возможно, Роберт здесь плотничал.

Но верстак не располагался бы наклонно, а тут передние ножки на фут короче задних.

И кроме того, ремни.

Четыре узких брезентовых ремня, испачканных, с обтрепанными краями, свисали с боков стола, к которым были прибиты чем-то похожим на толстые скобы. Концы ремней, связанных крепкими узлами, были измяты, словно папиросная бумага.

Один ремень для ног жертвы; другой, чтобы связать руки.

Внезапная жуткая мысль заставила Эрику опустить луч фонарика к полу, и она увидела рыжевато-коричневые брызги засохшей крови.

В ушах у нее застучало от ужаса, но сквозь этот звук ей слышались вопли Шерри Уилкотт, взлетающие к потолку и отражающиеся волнами эхо.

Это уже не тронный зал, место детской фантазии. Это подземная тюрьма, камера пыток — и Эрика не могла больше находиться здесь ни секунды.

От страха она чуть было не бросилась бегом, очертя голову.

Нет.

Если попытается бежать, она наткнется на стену или сталактит, ступит в трещину. Или заблудится в паутине ходов и не найдет пути обратно.

Эрика взяла себя в руки, обрела силы. Ей уже это удавалось. В душе у нее были запасы мужества, испытанного в минуты наибольшей нужды в нем. Теперь оно снова понадобилось ей.

Сердцебиение замедлилось. Она была спокойной или почти. Владеющей собой.

Теперь можно было идти. Вернуться по своим следам, вылезти на поверхность, ехать в город и сообщить, что обнаружила. Сообщить, хоть это и смертный приговор ее брату. Сообщить, чтобы ни одна девушка больше не гибла в этой тюрьме.

— Действуй же, — прошептала Эрика. — Иди. Ну!..

Поворачиваясь к выходу, она услышала шаги.