— Сайн байну! Доприй день!
На пороге номера возник улыбающийся Церендорж. Волосы торчали на его голове во все стороны, как чёрные сияющие лучики, глаза лукаво улыбались, и казалось, само смуглое монгольское солнышко — с галстуком на груди — произносит ласково: «Сайн байну! Доприй день!»
Василий Григорьевич с интересом посмотрел на Церендоржа. Улыбался Церендорж как всегда, кланялся как всегда. Одет был в чёрный аккуратный костюм как всегда. И всё-таки волны чего-то необычного исходили от него и электризовали воздух.
— Значит, так! — сказал Церендорж. — По-первых, заптракаем. По-пторых, идём в музей. А п-третьих…
Слова у него выкатывались как-то выпукло, каждое отдельно, а звуки «б» и «в» часто превращались в «п», которое словно бы вылетало из маленькой весёлой пушки.
— А п-третьих. — Церендорж наклонил голову вперёд, — вечером мы виступаем.
— Кто? Где? — Василий Григорьевич вскинул брови.
— Как где?! — Церендорж пожал плечами. Это разумелось само собой! — В государственном театре. Вика кувиркается. Света поёт.
Конечно, дела делегации Василия Григорьевича уже не касались, он собирался на далёкую стройку, но это сообщение взволновало его: как-никак четыре физиономии были вклеены в его паспорт! А тут ещё сиди гадай, какой фокус выкинет колоратурное сопрано! Да и Вика что-то не в настроении…
И Василий Григорьевич, надев пиджак, сказал:
— Пошли!
…Из комнаты, к которой подходили Василий Григорьевич и Церендорж, доносился шум.
— Песёлый народ! — сказал Церендорж, открывая дверь, и пропел: — Сайн байну!
Прямо против двери делал на стуле стойку белобрысый победитель физических олимпиад. Он, как и положено вундеркинду, стоял на голове, а вверху болтались его сандалии.
Староста историков приглаживал чуб и прокашливался, будто перед докладом. Вика — в брючках — быстро складывалась, доставала пальцами носки лакированных лодочек. А Светка смотрела снизу вверх, как Людмила Ивановна, взмахивая руками, призывала ребят к вниманию:
— Ребята! Нам предложили поездку по стране. Нужно же, наконец, решить, куда ехать!
— Сейчас решим! — крикнул Генка и, красный от натуги, соскочил со стула.
— Мы должны встретиться с пионерами. Куда поедем? — бодро спросила Людмила Ивановна. — В международный пионерский лагерь, в какой-нибудь город, в аил? — Она повернулась к Василию Григорьевичу: — Вы как считаете?
— Куда решите, — сказал Василий Григорьевич и улыбнулся: — Здесь наши дороги расходятся.
— Я думаю, — сказала она, — поедем в такое место, где можно будет…
— …построиться и приветствовать всех пионерской речёвкой! — крикнул Гена и посмотрел на Вику, а Коля с удивлением взглянул на него.
— Ну, и это не помешает! — Людмила Ивановна весело сверкнула очками. — А всё же? Может быть, по местам боевой славы? Как?
Коля пожал плечами и посмотрел на ребят. Его вопрошающая, улыбка выражала готовность сделать всё, что решат остальные.
— Только подальше! — сказал мечтательно Генка.
— Конечно! — согласилась Светка.
— А пока — заптракать и идти в музей! — объявил Церендорж и постучал по стёклышку часов.
— А вечером выступать как следует в театре, — продолжил Василий Григорьевич. — Конечно, там главные слушатели не жители Еревана, а монгольские ребята, — и он взглянул на Светку.
Она посмотрела на него огромными глазами и вдруг спросила:
— А ви там будете?
— Может быть! Посмотрим! Во всяком случае, до музея я с вами! — И Василий Григорьевич повернулся к Церендоржу. Да, его улыбка обещала сегодня что-то неожиданное…