Колдовство

Глава десятая. Философско-литературные течения

В 1650 году в Лондоне были опубликованы «напечатанные для Х. Бландена в замке в Корнхилле» два небольших тома с пятью трактатами. Это были работы Томаса Вогана[101], брата-близнеца поэта Генри Вогана. Статьи Томаса Вогана, хотя он пользовался специфической терминологией, посвящены тем же проблемам, что и поэтические тексты брата — поискам гармонии. Томас писал под псевдонимом «Евгений Филалет», а его работа, представляющая для нас наибольший интерес, называется «Магия Адамика или древность магии и ее нисхождение от Адама». Слову здесь возвращается тот же смысл, который имел в виду Апулей, когда говорил о магии как «о верховной жрице тайн небесных». В то время как отвратительный колдун Мэтью Хопкинс занимался самыми примитивными формами колдовства в восточных графствах Англии, Томас Воган стал англиканским священником и настоятелем прихода Лансфрайд в Уэльсе. Позже за поддержку роялистов парламент отстранил его от работы. В 1649 году он уехал в Оксфорд и там продолжил учебу тем способом, который считал «наиболее важным для себя». В самом начале «Магии Адамики» он говорил: «То, что я должен исповедовать магию в этом дискурсе и оправдывать ее преподавателей, порицается многими, но для меня — это вера. Это совесть, которую я перенял от авторов куда значительнее меня и от их великих трудов. Магия — это не что иное, как мудрость Творца, заложенная и раскрывающаяся в творении. Само это название, как говорит Агриппа, „не противно Евангелию“. Маги были первыми, с кем наш Спаситель встретился в этом мире, и единственными, кто признал Его во плоти до того, как Он Сам открыл Себя».

Воган утверждает, что это высокое искусство существовало в мире всегда, и во всяком поколении мудрецы знали это. «Истинные маги считали, что „ни одно слово не имеет магической силы, если сначала оно не оживлено Словом Божьим“. „Эта глубокая мысль, объединяющая все великие формулы, была неправильно понята и отвергнута непосвященными людьми“. Следовательно, законники и обычные богословы, не владевшие этой мудростью, видели в магии прежде всего церемониальный суеверный мусор некоторых клерков, притворявшихся знатоками, приписавших искусству магии нечестивый, антихристианский характер, так что подвизаться на ниве этого искусства стало считаться греховным и каралось смертью». В этой неразберихе великие волшебники предпочли надолго схоронить свои знания в немоте. Бездарные недоучки, возомнившие себя магами, пытались подражать истинным магам, творя низкопробные чары, рисуя круги и треугольники, придумывая фантастические слова, «но не разумея, какой именно дух трудился рядом с человеком, обучая его сдерживать дьявола». А ревностные гонители, также не имеющие понятия о накопленных веками знаниях, судили и уничтожали всех одинаково. Так продолжалось до тех пор, пока Бог не подвигнул некоторых великих духовных учителей заново открыть спрятанное сокровище.

Учителей, о которых говорит Воган, звали «Корнелий Агриппа, Либаний Галл, философ Иоганн Тритемий, Георгий Венутус, Йоганн Рейхлин[102]». Самым известным из них был Корнелиус Агриппа. Тритемий был его учителем и аббатом Вюрцбурга, но известность ученика в мире значительно превосходит известность учителя. Все эти ученые — как бы они ни называли себя сами — философы, алхимики, маги — стремились открыть общий принцип функционирования вселенной. С одной стороны, поиск этого принципа коснулся методов духовного Пути и всего, что было названо мистикой; с другой стороны, это было связано с превращением металлов и продлением жизни. Между ними лежат все виды физики или метафизики — астрологии, анатомии, биологии, медицины, металлургии. Многими нашими сегодняшними знаниями мы обязаны этим ученым. Их трудно обвинить в неверии в догматы церкви, скорее, они попросту ими пренебрегали ради одного единственного принципа: «как вверху, так и внизу». В дни перед падением, писал Воган, «между небесами и землей, Богом и стихиями существовало куда более активное общение, чем сейчас, в наши дни». Но впоследствии прямой свет был отделен от отраженного; «Божественное участие в земных делах прекратилось, и земля с небесами оказались разделены».

Формально здесь ничто не противоречат учению христианской церкви. Но средства церкви и науки были разными. Церковь стремилась утвердиться с помощью практики религиозных обрядов и исполнения религиозных обязанностей. Оккультные философы готовы были рассматривать любые другие средства, хотя бы даже и запрещенные, но зато действенные. Жажда научного поиска охватывала все большее количество людей. Религиозные войны сильно опустошили Европу, но интеллектуалы по-своему продолжали искать возможность объединения, прекрасно понимая его положительные последствия.

Здесь не место для обсуждения собственно алхимии, но и сегодня есть школы, которые продолжают следовать этим путем. Соли и купоросы, сера и камни, Орлы и Драконы, Солютация и Тройной Сосуд, Великие Эликсиры, Растворения и Свертывания, Ипостась мужская и женская — все это был обычный профессиональный сленг, полностью лишенный смысла для непосвященных. Но ведь язык порождает сама жизнь. Алхимики говорили на профессиональном языке, они были учеными, они, как Фрэнсис Бэкон, «впитали все знания в своей области».

Бэкон родился в 1561 году и умер в 1626 году. А в 1527 году в Англии родился великий ученый, выбравший иной путь — доктор Джон Ди, умерший в 1608 году в возрасте восьмидесяти одного года. По его собственным словам, он начал изучать мир в возрасте двадцати лет, но только в семидесятилетнем возрасте сумел дать определение своей деятельности.

Определение содержалось в письме к архиепископу Уитгифту. Ди не допускал и мысли о том, что его действия могут рассматриваться как антихристианские, и спустя пятьдесят лет после его смерти англиканский священник Томас Воган был с ним согласен. В этом письме, которое называлось «Письмо с краткими оправданиями», Ди утверждал, что пишет его, чтобы «в конце концов заткнуть рты недоброжелателям, чтобы прекратить наглые попытки злонамеренных выдумщиков, и положить конец распространению ложных, глупых и злых измышлений, касающихся моих вышеупомянутых научных занятий, вобравших в себя и мои местами кажущиеся невероятными путешествия, напряженные труды и большие затраты в поисках и изучении истинной философии, целью которой является удовлетворение благочестивого и беспристрастного христианского слушателя или читателя; что, по моему собственному суждению (после должного рассмотрения и изучения подробностей моих вышеупомянутых исследований и упражнений, приложенных к философии), любой может убедиться, что я немало трудился, чтобы отыскать, исследовать и использовать истинный, прямой и самый короткий путь, ведя всех истинных, набожных, ревностных, верных и постоянных христиан ex valle hac miseriae et miseria istius vallis: et tenebrarum Regno; at tenebrarum istius Regni, ad montem sanctum Syon et ad coelestia tabernacula[103]. Таким образом, все благодарности — Всевышнему. Я вижу, как он счастлив (даже в юности видел, благодаря Его божественной милости, благодати и помощи) проникнуть в мое сердце ненасытным рвением и желанием познать Его истину. Он и сам в постоянном поиске истинных философских методов и гармонии: таков путь философа — начинать размышления, исходя из видимых вещей, и подниматься выше, рассматривать вещи невидимые; от вещей телесных — к мыслям о вещах духовных; от прошлого — к настоящему; размышлять о постоянстве, сопротивляясь бренности бытия и отталкиваясь от зримых и незримых смертных вещей, и наконец, постичь удивительную картину всего мира, философски изучить ее, измерить и описать, чтобы преданно любить, чтить и прославлять Создателя».

Джон Ди жил весьма непростой жизнью. Помимо зримого мира его интересовал и мир невидимый. Он разговаривал с ангелами[104] и общался с духами кристаллов. Лучше всего ему удавалось то, что общество считало «непристойными и тщетными действиями», и в 1555 году, в возрасте двадцати восьми лет, он предстал перед Тайным советом по обвинению в убийстве и ослеплении детей с помощью магии, а также в магическом покушении на жизнь королевы Марии Тюдор. Он был допрошен и отпущен под подписку о невыезде. Позже, при сестре Марии Елизавете I, он работал для графа Лестера, как впоследствии пресловутый, но куда менее уважаемый доктор Джон Лэмб[105], служивший у I герцога Букингемского. Лэмб был забит камнями толпой в Лондоне из-за обвинений в черной магии. Ди не пострадал лично, хотя в 1583 году, когда он был на Континенте, его дом в Мортлейке был разграблен, а его редчайшая библиотека уничтожена. Но истории о нем ходили самые зловещие. Говорили, что он был заклинателем демонов. В 1581 году к нему в Мортлейк явился некий Эдвард Келли. Он утверждал, что может общаться с духами. Келли представляется очень сомнительным персонажем. Тем не менее, со своих двадцати шести лет он почти постоянно находился при Джоне Ди. О его прошлом кое-что известно, благодаря изданной в 1631 году брошюре. Там рассказано, как однажды на церковном дворе в Вуттоне он как некромант вызывал дух умершего человека. Якобы это было сделано для поиска зарытого клада. У самого доктора Ди то и дело возникали проблемы с Келли. В 1583 году Келли признался, что имел дела со злыми духами. Джону Ди это было совершенно не интересно. Келли всегда и везде стремился только к немедленному обогащению, именно поэтому его привлекала алхимия. У него действительно была какая-то старая алхимическая рукопись. Трудно представить двух менее схожих людей, чем Ди и Келли. Джон Ди остался в истории как образец искреннего бескорыстного ученого, в то время как Келли вызывает подозрения как жулик и шарлатан.

Однако в 1584 году они вместе с именитым польским шляхтичем отправились ко двору польского короля Стефана в Краков. Заручившись покровительством богатого польского магната, они продолжили общение с духами и алхимические опыты. Ди просил Ангела Уриила пойти к Императору и призвать его к покаянию. По его словам, алхимическая работа в Польше шла успешно. В 1587 году Ди высказывал Келли благодарность за открытие «Великой тайны». Но, несмотря на это, в 1588 году они расстались. Ди вернулся в Англию, в то время как Келли сначала получил рыцарское звание, затем попал в тюрьму и, похоже, погиб при попытке к бегству.

В Англии Ди оказался под защитой королевы. 16 декабря 1590 г. он записывает в дневнике: «м-р Кендиш передал мне от Ее королевского величества устную просьбу продолжать занятия философией и алхимией, и обещание, что никто не будет проверять меня или мешать мне. К тому же скоро я получу еще 50 фунтов, что с предыдущими составит сотню». Ди до самой смерти продолжал общаться с духами и ангелами, используя при этом те же методы, которые Воган позже осуждал с негодованием, говоря о «кругах и треугольниках». Ангелы водили его за нос до последнего, хотя, возможно, заблуждения Ди были совершенно искренними, ведь ангелы обещали ему здоровье, путешествия «за моря» и безграничные знания в самом ближайшем времени. Но вместо всего обещанного пришла смерть.

В историческом смысле ни общение Джона Ди с духовными созданиями, ни алхимические труды Вогана или кого-либо из их современников, прямого отношения к магии не имеют. Однако несомненной заслугой Ди и Вогана было то, что они с воодушевлением согласились бы со словами Пико делла Мирандола: «Ни одна наука не дает большего доказательства божественности Христа, чем магия и каббала». Мы не будем здесь разбирать еврейскую теософию. В ней, как и во многих других направлениях мысли, накопилось множество мечтаний и украшений. Разве что можно привести один пример из книги Зоар, потому что он упоминает одну из самых известных библейских историй — историю Валака и Валаама. Этот пример показывает, как столетия размышлений открывают в старых историях глубокий смысл.

Валак был не только царем, но и колдуном, а Валаам был величайшим из прорицателей. Валак в книге Зоар назван «сыном птицы», потому что он освоил все двадцать восемь степеней птичьих чар. Изваяние птицы из золота, серебра и блестящей латуни птичьим языком поведало ему об угрозе со стороны народа Израиля. Изваяние устанавливали на окне, обращенном к солнцу или луне, семь дней творили заклинания и после этого язык птицы начинал подрагивать; затем, если его уколоть иглой, птица начинала пророчествовать. Валак послал за Валаамом, чтобы вызнать наиболее выгодное время нападения на Израиль. Валаам перенял магические навыки от двух низвергнутых ангелов Азы и Азаэля. Он был верховным среди низших магов, как Моисей — среди высших; именно он впоследствии отдал книгу Асмодея царю Соломону.

Ночью Валаам, используя приемы сильного колдовства, получил доступ к «Высочайшему предводителю левых сил». Именно слева приходят те вещи, которые имеет в виду поговорка: «Ночью многие собаки освобождаются от своих цепей и бродят по миру, и многие вожди ведут их». Именно для них Валаам и готовил стол с едой и питьем — «как принято у тех, кто практикует магию, чтобы созвать злых духов». Однако здесь он потерпел поражение от «Скинии собрания», выражавшей волю мистического Израиля. Валаам пытался гадать в нужный час и не смог, «потому что в мире не было достаточного количества гнева», необходимого для проклятия войск Израиля. «Когда разливается гнев, пробуждаются левые силы, и нечестивый Валаам знал, как воспользоваться этой силой, чтобы проклясть; но не было гнева там». Святое единство Скинии собрания на небесах и земле помешало ему. После гибели Валаама кости его стали змеями. Любой, кто сможет найти этих змей, сможет научиться чарам. Но следует помнить, что «таков путь левой стороны, и тот, кто им следует, уже мертв, так же и с душой его, когда она покидает тело». Такова участь всех, кто практикует гоэтию.

Здесь речь идет о высокой магии. Христианские ученые в своих произведениях не раз обращались к проблеме отношений тела и духа. Запутанный клубок измышлений об инкубах и суккубах при определенном угле зрения приобретает черты глубокой мудрости. Мысли о теле Воскресения заботили и Вогана, во всяком случае, он время от времени к ним возвращался. С одной стороны, маги говорят о «теле адепта», теле, состоящем из энергии и света, с другой стороны, это все то же реальное тело, обусловленное тем, что мы знаем о реальном мире. Возможно все, но только за счет чего-то другого. Пророчества говорят о каком-то другом теле, и в видениях оно представляется иным. Легенда о Моисее, сошедшем с горы Синай, о явлении Моисея и Илии на Фаворе, христианское учение о возвышении и облагораживании нынешней плоти; Освещение этой плоти, преображение плоти через состояние любви, — это оправдание мечты человечества или даже великого эксперимента (из трактатов Вогана можно сделать и такой вывод). Божественный Мильтон в своей пьесе-маске «Комос»[106] размышлял о том, как соотносятся между собой душа и тело, но в юности разрешить вопрос ему мешало целомудрие.

Несмотря на сложность терминологии, используемой Воганом, можно с уверенностью говорить, что эти мысли занимали его, разумеется, наряду с другими. Движение сексуальной энергии, излияние спермы, по его мнению, надлежит обратить, очистить, обожествить во Христе. Через дух и душу Божественная Милость должна сойти в материю тела. Размышления довольно умозрительные, мало подкрепленные практическим опытом, но никоим образом не манихейские, не презирающие тело как таковое со всеми его отправлениями. Воган выбрал для себя способ познания во плоти Божественного спасения и Воскресения — целомудрие (индивидуальное или в браке) он считал таким же необходимым, как веру и преданность Богу.

Изменения состояний человеческого духа имели соответствия и на более плотных уровнях, где описывались языком алхимии. Такие выдающиеся люди, как упомянутый Корнелий Агриппа, стремившиеся получить знания во всех мыслимых областях, были склонны полагать, что существует один общий принцип, одно уравнение, одно заклинание, способное разом решить все загадки мироздания, подобно тому, как некогда наделяли мистической силой произнесение тетраграмматона[108]. Ученые-маги путешествовали по Европе в поисках этого великого принципа, создавали сообщества ученых, или размышляли в своих башнях и лабораториях, как Воган в своей «Ректории»[109], «в безвестности, необходимой адептам». Но, путешествовали они или оставались на месте, везде вокруг них возникала атмосфера подозрительности. Агриппа был героем множества легенд, как его современник Парацельс[110]. Говорили, что его постоянно сопровождал дьявол в облике черного пса; что он владел книгой великих заклинаний. Он действительно выпустил три книги «De Arte Occulta» («Тайное искусство»). Впоследствии к ним добавилась четвертая, но это была лишь подделка, труд, посвященный низшим разделам магии и незаслуженно опиравшийся на авторитет Агриппы. Это его ученик однажды вызвал дьявола и погиб, не справившись с заклинанием. В пьесе Марло[111] «Доктор Фуст» Агриппа приходит к главному герою в качестве мастера высокой магии. Стоит процитировать здесь несколько строк не только в качестве поэтического образца, но и потому, что поэзия является формой того интеллектуально-чувственного возвышения, которое, должно быть, было свойственно многим умам того времени.

Итак, Корнелий Агриппа и Вальдес[112] приходят к Фаусту.

Примерно в это же время появляется упоминание об «историческом» Фаусте[116]. В письме профессору Гейдельберга настоятель Вюрцбурга Иоганн Тритемий с негодованием пишет о некоем Георге Сабелликусе, который (по его словам) присвоил себе звание «Faustus junior, fons necromanticorum, астролог, magus secundus, chiromanticus, agromanticus, pyromanticus, в гидре arte secundus»: то есть «младший Фауст (почему „младший“ нам неведомо), учитель всех некромантов, астролог, второй маг, гадатель по рукам, по земле, по огню, второй в искусстве гадания по воде». Однажды Эббот почти встретил его в гостинице и слышал о нем из других источников. Сообщалось, что он говорил, будто в чудесах Христа нет ничего удивительного, и что он мог бы и сам делать то же самое в любое время; он также утверждал, что был мастером алхимии. Далее настоятель сообщал, что Фауст был учителем школы в Кройцнахе, где директором Франц фон Сикенген, но сбежал после обвинений в педофилии. Похоже, что профессор Вирдунг приглашал его в Гейдельберг, и, похоже, он приехал туда и даже работал в университете, что некоторым образом способствовало росту его репутации, поскольку в настоящее время о нем говорят как о «кумире Гейдельберга».

Но затем он снова пустился в путешествия; хвастался в гостиницах, составлял гороскопы для епископа Бамберги, говорил о том, что родился под влиянием Солнца и Юпитера (благоприятного для великих ученых, пророков и магов); Ингольштадтский городской совет запретил ему въезд в Нюрнберг как «содомиту и некроманту». В 1535 году он вступил в императорскую армию, которая в то время осаждала анабаптистскую цитадель Мюнстера, и предсказал ее захват; в другом письме говорится, что несколько лет спустя он также предсказал неудачу экспедиции в Венесуэлу[117]; «Философ Фауст, — написал один из участников экспедиции, — попал в самую точку».

Это все сведения о человеке, ставшем, по-видимому, прототипом доктора Фауста; после 1540 года упоминаний о нем нет. Но его репутация как прорицателя и некроманта была достаточно высока, чтобы вокруг его имени продолжали возникать легенды. Лютер слышал о нем и отзывался презрительно; он говорил, что этот человек называл дьявола своим зятем. «Доведись нам встретиться, — говорил Лютер, — он должен был бы уничтожить меня, протяни я ему руку, да только я бы его не испугался, поскольку Бог меня хранит, и во имя Господа я должен был бы протянуть ему руку». Сообщалось, что его неизменно сопровождали два фамильяра[118], лошадь и собака, которые уничтожили некоего мага в Венеции; говорили, что он заставил злого духа вредить монастырю, отказавшему ему в ночлеге, он творил вино, изливавшееся прямо из стола и так далее.

Сцена в «Фаусте» с вызовом Елены Прекрасной, возможно, заимствована из Эрфуртских лекций Фауста-прототипа, в ходе которых он демонстрировал членам Коллегиума героев гомеровского эпоса. Он вызывал их одного за другим, и как только один исчезал, на смену ему являлся другой, смотрел на зрителей и тряс головой, как будто он все еще пребывал на поле перед стенами Трои. Последним явился гигант Полифем с одним ужасным глазом посреди лба. Он зарос огненно-рыжей бородищей и жрал человеческую ногу, свисавшую у него изо рта. «Вид Полифема производил такое впечатление, что у них волосы вставали дыбом, а когда доктор Фауст приказал циклопу уйти, тот будто бы не сразу его понял и хотел прихватить зубами пару слушателей. Прежде чем уйти, чудовище ударило в пол своим огромным железным копьём, от чего содрогнулось всё здание коллегии». (Из Эрфуртской хроники Хогеля XVII века, основанной на рукописи середины XVI века. Также приводится в книге Лео Руикби «Фауст»[119].)

Были попытки изменить обстоятельства жалкой смерти Фауста — его забили насмерть в Виртемберге из-за подозрений в связях с дьяволом. К 1587 году на немецком вышла первая книга о Фаусте, и бродячий астролог стал легендарным персонажем. Первое английское издание появилось в 1592 году; оно и стало основой для Марло[120]. Именно в нем появляется превосходное описание царств ада, которое впоследствии использовал Шеридан Ле Фаню[121] в «Доме у кладбища». Это описание явно сделано другой рукой, и по стилю значительно превосходит остальную часть книги. Мефистофель в разговоре с Фаустом рассказывает, как Бог сотворил свет: «… и свет был на правой руке Бога, и Бог восхвалял свет. Бог стоял посреди, тьма была на его левой руке, там томился мой господин, закованный в цепи до дня суда: в этом адском лабиринте все только серое и грязное, серное, огненное, там везде вонючий туман или дым. Веришь ли, мы, дьяволы, понятия не имеем, что это за вещество вокруг. Как пузырек воды летит пред ветром, так ад перед дыханьем Бога… Знай, что ад — это другой мир, мы там живем; под землей и над землей, даже в небесах; десять княжеств входят в его состав, а именно: (1) Нижний ад; (2) Огненное озеро; (3) Темные земли; (4) Тартар; (5) Земли забвения; (6) геенна; (7) Эребус — царство вечного мрака; (8) Баратрум — Бездна; (9) Стикс; (10) Ахерон. Княжествами управляют пять демонов: Люцифер на Востоке, Вельзевул на севере, Белиал на юге, Астарот на западе и Флегетон — посреди всех адских земель. Их власть не окончится до Судного дня».

С изобретением печати появилась возможность публиковать не только подобные измышления, но и описание темных ритуалов, заклинания для вызова демонов и управления духами. Конечно, речь шла о темной магии высшего порядка, никаких черных людей или описания шабашей не допускалось. Но зато много говорилось об адской иерархии и высших демонах. Большинство этих публикаций, независимо от того, были ли их источники серьезными, или являлись плодами фантазии, защищали себя, притворяясь лояльными церкви или относящимися к Белой Магии. Но, в конечном счете, направлены они были на получение выгоды — поиски сокровищ, защиту от сглаза, на то, чтобы добиться любви с помощью приворотных зелий, например. Избежать путаницы не удавалось. То и дело появлялись формулы, подобные наговорам: «Я заклинаю вас, служителей любви и распущенности, именем Того, Кто приговорил вас к аду…». «Итак, чтобы стать невидимым, сделай кольцо с надписью: «Иисус, пройдя среди них, исчез»[122].

Авторство некоторых из подобных книг приписывалось известным писателям или великим людям прошлого: одна из них, например, была объявлена Руководством папы Льва III; другие попросту приписывались царю Соломону; папа Гонорий III тоже упоминался среди подложных авторов. Было обещано, что Руководство папы Льва III будет содержать набор молитв, которыми папа снабдил Карла Великого, когда он покинул Рим. Наверное, папа действительно передал Карлу Великому некий список молитв, но крайне мало вероятно, чтобы среди них попадались явные чары и магические заклинания. И все это выдавалось за «королевскую дорогу к вершинам магии, не противоречащую основам Церкви» (цитаты позаимствованы из «Книги церемониальной магии» Артура Э. Уэйта).

Но если Руководство не очень-то настаивало на своей непреложности, то гримуар «Конституция папы Гонория Великого» выглядел как строгое наставление. Предполагается, что книга была опубликована в 1629 году, а Гонорий III занимал апостольское кресло с 1216 по 1227 год. Он действительно был великим проповедником и добрым реформатором Церкви. Но Конституция оказалась полностью посвященной наставлениям священнослужителей способам общения с тонкоматериальными сущностями.

«Святой Апостольский Престол, которому ключи от Царства Небесного были даны с этими словами, адресованными Св. Петру Иисусом Христом: Я даю тебе Ключи от Царства Небесного. Тебе одному я даю возможность повелевать Князем Тьмы и ангелами, которые ему служат и которые с почтением послушны ему, и другими словами Иисуса Христа: Поклоняйся Господу Богу твоему, и служи только Ему. Поэтому силой этих ключей Глава Церкви стал Повелителем и Ада».

Но до времени появления этой Конституции, только правящий понтификат владел силой и властью приказывать духам и вызывать их. «Теперь Его святейшество, Гонорий III, движимый пасторскими обязанностями, великодушно решил рассказать своим почтенным братьям во Христе о способах и возможности вызывать и управлять духами; и он добавил заклинания, которые необходимы для этого: и все это можно найти в нашей Булле, которая следует».

Гонорий:

«Слуга Слуг Бога, всем и каждому из наших почтенных Братьев Святой Римской Церкви, кардиналам, архиепископам, епископам, аббатам; каждому из наших сыновей во Иисусе Христе, священникам, дьяконам, подьячим, прислужникам, певчим, пасторам, клирикам и мирским, и монашеским; всем вам здоровья и апостольское благословение.

В те дни, когда Сын Божий, Спаситель, происходивший из ветви Давидовой, жил на этой земле: мы видим, какой властью Он управлял демонами. Эту власть он передал Св. Петру со следующими словами: На этой скале я построю мою Церковь, и Врата Ада ее не одолеют.

Эти слова были адресованы св. Петру, как главе и основе Церкви.

Мы, недостойный первосвященник, получивший этот высокий пост благодаря доброте Бога, и, в качестве наследника св. Петра на Ключи от Небесного Царства, намерены передать эту власть над духами, которой мы владеем, и которая никому, кроме нашего высшего круга не была известна. Благодаря Божественному вдохновению, мы желаем передать и разделить эту власть с нашими почтенными братьями и уважаемыми сыновьями во Иисусе Христе. Мы понимаем, что во время заклинания те, кто владеет [этой властью], но неопытные в том, что следует знать и как это использовать, должны преодолеть страх перед ужасным появлением мятежных ангелов, которые были брошены в Преисподнюю за грехи; мы желаем, чтобы те, кто был искуплен кровью Иисуса Христа, не были изведены колдовством, или чтобы в них не вселился дьявол, и поэтому мы включили в эту буллу неизменный способ их заклинания, на основании которого их можно вызывать.

Поэтому также будет правильно и верно, чтобы те, кто прислуживает у алтаря, могли иметь власть над непокорными духами, мы таким образом передаем им власть, которая до сих принадлежала только нам. И мы требуем, нашим папским правом, чтобы ей следовали, не изменяя ничего: ибо в противном случае из-за каких-то оплошностей можно навлечь на себя высочайший гнев».

Информация, которой псевдопапа щедро делился с кардиналами, архиепископами и т. д. вплоть до экзорцистов, канторов и клерков, как клириков так и светских, включает в себя довольно любопытное и жутковатое сочетание жертвоприношений животных с чтением священных имен и начертанием оккультных знаков; приводится максимально возможное количество операций, нацеленных на минимально возможные цели. Так «церковный маг» должен быть священником; перед началом работы он должен поститься в течение трех дней, исповедаться и читать молитву Святому Духу. Это в понедельник. Затем он должен убить черного петуха («Книга Истинной Черной Магии», еще одно из подобных творений рекомендует заменить петуха на гусака), вырвав глаза, язык и сердце (превратив их в порошок), и взять перо с левого крыла.

Это перо во вторник следует положить на алтарь вместе с новым перочинным ножом, и читать при этом ангельскую мессу. На чистом листе бумаги освященным вином следует нанести определенные знаки, завернуть лист в фиолетовый шелк вместе с гостией. В четверг вечером следует читать респонсорий[123] со специальными молитвами о защите, если предполагается вызов демонов; затем в жертву приносится ягненок, а его шкура сохраняется в течение девяти дней на открытом месте. Все это время шкуру надо посыпать порошком, полученным упомянутым выше способом. Через девять дней шкуру можно закопать. В последний день месяца надлежит читать псалмы с упоминанием семидесяти двух священных имен Бога.

Нанесение определенных знаков сопровождается заклинаниями из книги, в которой перечислены все имена демонов, или, по крайней мере, их князей. Заклинания основаны на фрагментах Евангелия. Разные духи должны вызываться в разные дни недели, им следует делать различные подношения; так Люцифер вызывается в понедельник, предпочтительно между одиннадцатью и двенадцатью часами ночи, или тремя и четырьмя часами ночи. Ему нужно преподнести мышь. Другие духи предпочитали хлеб, орехи или волосы с головы мага. Последнее, исходя из общих принципов магического искусства, представляется довольно опасным. Чтобы защититься от демона, ему нужно показать Великий ключ царя Соломона (Clavicula Salomonis)[124].

Есть и другие любопытные детали. В какой-то момент ритуала злой дух вызывается не только ранее названными Божественными Именами, но также и «непередаваемыми Именами Бога, Гога и Магога». Другой ритуал требует, чтобы круг окроплялся святой водой посредством «Древа благословенного Креста» то есть Креста истинного распятия. Если подразумевается настоящий Крест, то абсолютное большинство епархий, для которых писал псевдопапа, никак не сумели бы провести ритуал, и булла для них оказалась бы бесполезной. Но возможно, что это слово используется в общем смысле, и годилось бы любое распятие. Наконец, брошюра содержит «очень сильное заклинание», на все времена и над всеми духами.

Ритуалы, перечисленные в гримуаре, если относиться к ним серьезно, требуют огромного количества сил, времени, терпения и даже смелости. Проще стать святым, чем адептом магии в соответствии с требованиями подобных книг. Становиться святым, возможно, не так занимательно, поскольку речь идет всего лишь о том, чтобы совершать или не совершать определенные поступки. Но и руководства для адепта магии тоже довольно скучны. Огромная разница между истинным путем и путем извращенным состоит в разных объектах сосредоточения. Цель магических ритуалов в том, чтобы умножить силу мага, то есть усилить себя. Именно затем он должен был отрывать голову петуху и приносить в жертву агнца; заклинания способствовали только возрастанию его эгоизма, а перечисление божественных Имен были обычной литанией ради самовозвеличивания.

Наверное, было бы опрометчиво утверждать, что предписанные ритуалы ни к чему не ведут. Любой, кто был в силах произнести мессу Святого Духа без всякого черного петуха, мог бы привести себя в состояние, когда магические формулы рано или поздно вызовут видение какого-нибудь демона, которого надо ублажить мышью, дабы соблюсти требования ритуала. Если человек стремится увидеть демонов, он их увидит и будет считать, что они ему подчиняются. Только не следует забывать слова Писания: «Я видел сатану как молнию, падающую с небес», и хорошо бы еще иметь в виду, что традиция предупреждает: опасно не только совершать подобные ритуалы, но и верить в них. «Демоны, как мне представляется, — писал священник деревни Салем в Новой Англии в 1694 году, — настолько все запутали в этом деле, что теперь я совсем не понимаю, в чем заключался изначальный Божественный промысел».

Возможно, гримуары были всего лишь литературными фантазиями своего времени. Роман, как форма литературного произведения, еще не стал традицией, и вся структура Конституции папы Гонория заставляет думать, что какой-то ученый священнослужитель просто развлекался подобным образом. Во все времена появлялись аналогичные творения — будь то истории доктора Фауста, или жутковатые россказни о злодеяниях Борджиа. Четвертая поддельная книга, приписываемая Корнелию Агриппе — того же рода. Агриппа вообще не имел дела с магией, но кто-то другой вполне мог воспользоваться его авторитетом. Правда, получилось у него не очень хорошо. Но и большого практического вреда от этого творения тоже не было. Однако, учитывая очень непростые обстоятельства того времени, косвенный вред книга принесла немалый. Даже сейчас, читая описания ритуалов некромантии, трудно избавиться от крайне неприятных ощущений — заклинания «силой Востока и безмолвия ночи, священными обрядами Гекаты», ароматические, сильнодействующие зелья — все это оставляет некоторые вопросы без ответа. Истории о воскрешении мертвых и прочие подобные вовсе не остались во временах Вергилия и Апулея. Но что тут скажешь, кроме как: «Упокой их, Господи. И пусть свет Твой вечно сияет над ними».