Глава 47

Идёт охотник по лесу, хочет пить. Вдруг видит ручей, наклоняется, пьёт… слышит шуршание в кустах, и подозрительно спрашивает:

— Никто в кустах в ручей не писает?

Сдавленный голос из кустов: — Н-Е-Т!


Опять пришлось ехать в Завидово. Да и правильно, чего в пыльной, задымлённой Москве делать. На даче, там воздух. Ни свинарника, ни птичника у Вождя нет. Только поле вокруг, заросшее сорняками. Так, что на самом деле воздух.

Пётр позвонил Брежневу, набрался смелости, и позвонил по правительственному телефону, зачем-то ведь его поставили. Позвонил и сообщил, что хочет подарок подарить.

— Подарок дело хорошее. Ты, Пётр, часам к десяти завтра в Завидово приезжай.

Приехал даже чуть пораньше. Вдруг пробки. Нет, не из-за большого количества машин. Просто могут дорогу начать ремонтировать. Подъехал, прошёл проверку документов. Вытащил из машины ковёр, скатанный в трубочку, и попёрся в дом. Не проканало. Отобрали. Вам же хуже, потом сами будете тащить. Тем более, парадный костюм помнётся. Нарядился же. Все ордена и медали нацепил, прямо герой необъявленной войны. Вполне приличный иконостас.

Перед дачей десяток автомобилей, в том числе и правительственных. В холле первого этажа полно людей. Твою ж! Все в лесной одежде. Да, они на охоту собрались, а он — придурок, при полном параде и с кучей серебра на груди.

— О, Пётр, проходи. Сюда давай, — Гречко, рукой машет.

Вокруг накрытого стола человек пятнадцать. Щёлоков, Устинов, Гречко, Черненко, остальных не знает. Молодые. Егеря, скорее всего.

— Фу, ты ну ты, разоделся! Ты звоном орденов всю дичь нам распугаешь, — Брежнев во главе заставленного стола. А спиртного-то нет. Молодцы. Ессентуки стоят в зелёных бутылках.

— Леонид Ильич, я не собирался на охоту, подарок привёз, — запаниковал Пётр.

— Посмотрим с охотой. Показывай подарок, — встал из-за стола, подошёл, следом и остальные подорвались, не подхалимски, просто интересно народу.

— Отобрали у меня на входе, — развёл руками Тишков.

— А почему отобрали? Бомба что ли у тебя там, — пошутил Гречко.

Народу понравилось. Посмеялись.

— Бомба. Произведение искусства.

— Картина? — Подошёл Ильич.

— Нет, Леонид Ильич. Бомба.

— Миша, — Генеральный секретарь обернулся к поджарому чернявому мужчине.

Точно. Миша, то ли Фёдоров, то ли Федотов — личный егерь Генсека. Читал про него Пётр как-то.

Егерь не на цырлах, спокойной походкой вышел из залы, вернулся через минуту с ковром. Осмотрелся, не зная, что делать. Пётр перехватил у Миши ковёр, отошёл на пару шагов.

— Говорил же — картина, — опять Гречко.

Пётр опустил ковёр на пол и раскатал.

И чего вы хотели? Немая сцена. Ревизор отдыхает. Куда там Гоголю. Картина размером два на три из ярких, сочных цветов, ниток. Стоит Брежнев с ружьём над поверженным оленем с огромными ветвистыми рогами. Ни какой рамки, ни каких кистей. Полотно, мать его.

— Леонид Ильич, ну вылитый. Это же месяц назад было. У меня такой снимок есть, — первый вышел из комы Щёлоков.

— Кхе, кхе, Пётр, ну удружил, ну, молодец, — Брежнев пошёл обниматься.

Обнялись.

— Леонид Ильич. Это не от меня подарок. Это от жителей Краснотурьинска. Написали они мне, передай дорогому Леониду Ильичу, в благодарность за его заботу о нас.

— Дорохому. Скажут тоже. Спасибо, Петруша, — слезинка из глаза. Опять полез целоваться. Ладно, привык уже.

— Так у тебя там ковровое предприятие есть. А как успели? — Щёлоков торжественность момента испортил.

— Я что, бай что ли. В городе есть колхоз, а там ковровый цех. Переманили из Узбекистана детей детдомовских, дали работу и жильё.

— От детей, значит, от сирот, — Брежнев натурально плакал.

Опять обнимашки. Стоп. Стоп. Товарищи. Все члены политбюро прошлись. Зацелован. Остальные егеря, просто руку пожали, а Миша тоже полез обниматься.

— Спасибо, за Леонида Ильича.

— Ты, Петя, золотой человек. И город у тебя замечательный, чего там не хватает, говори, дам команду построить, — Ильич достал платок, вытер глаза и очки, обошёл вокруг ковра.

А ведь и, правда, красота. По нынешним временам — снос башки, это не тканные олешки, что у каждого над кроватью висят. Это картина два на три метра.

— Не, знаю, даже, а нет, есть одна конструкция, которой точно без вас, Леонид Ильич, не построить.

— И что же это? — Брежнев, опять начал протирать очки.

— Драматический театр и театральное училище.

— Не понял, а почему нельзя без Леонида Ильича? Ты ведь министр Культуры? — вылез опять Щёлоков.

— Театр положен городу с населением больше ста тысяч человек.

— Брось, Петя, это цифры, а тут люди. Сироты. Строй. Я тебе даже приказываю — строй! — И опять слёзы и опять обниматься.

— Это дело надо обмыть. Красота такая. Как, Леонид Ильич? — Черненко оглядел народ и повернулся к Брежневу.

— По сто. Не больше. Зубровки принесите. Пётр, мы сейчас в Заречье поедем. Давай с нами.

— Леонид Ильич, я в костюме. И ружья нет.

— Ерунда какая. Миша, помохи товарищу переодеться.

Выбили по стопочке Зубровки.

— Белорусского разлива, — подчеркнул Гречко.

Потом с Мишей ушли в отдельную комнату. Твою!!!! Штук под сотню разных ружей. Правду говорили, что коллекционирует.

— Вот, Пётр …

— Миронович.

— Вот, Пётр Миронович, из этого ряда выбирайте. — Три огромных сейфа. Глаза разбегаются.

Двустволки, вертикалки. На этих резьбы и инкрустации поменьше. Увидел знакомую эмблему Гамо. Потянулся.

— Нет, Пётр Миронович, это воздушка.

Ну, да, у него была такая в той жизни. Между прочим, скорость выстрела будет составлять порядка 360 м/с. Доску дюймовую легко пробивает, а если сухие доски, то и две.

— Вот советую. Ружьё фирмы Вестли Ричардс. Англия. Лондон, — Миша протянул ему оружие. Красивый приклад. Инкрустирован вставочками в виде зверей, — Пойдёмте костюм вам подберём. Мы с вами примерно одного роста. Мой и возьмёте.

Одели, вооружили. Вышли назад к народу. Ковёр уже исчез, основная масса, перебрасываясь словами, толпилась у выхода.

— Вот совсем другое дело, а то приехал тут орденами трясти. Маловато, кстати. Ну, да исправим, — хохотнул Генсек. Уже спокойный, деловой. Вождь.

У Брежнева карабин с оптикой. Прямо, такой, как на ковре. Расселись по УАЗикам, тронулись. Ильич Штелле с собой забрал.

— Ты вообще, как к охоте-то относишься?

— Леонид Ильич, разве это охота?

— А что? А какая? — встрепенулся.

— Вот когда ему охота и ей охота, вот это — ОХОТА!

Грохнули все.

— Ей охота! Запомню! Вот умеешь ты, чёрт эдакий. Ещё есть анекдоты. Люблю их.

— Сидели с Кузьмичем ночью у костра, я его спросил:

— Кто там так кричит на болоте?

— Выпь.

И так я его спрашивал, пока не напился и меня не сморил сон, но Кузьмич так и не сказал, кто же кричал на болоте.

Секундное молчание, а потом опять грохнули. Даже шофёр подключился.

Ещё парочку рассказал. А потом как вырубило. Заснул. Правильно. В двадцать девятый раз этот чёртов синопсис переписывал. Хотя какой синопсис (вспомнил это мудрёное слово), самый настоящий сценарий. В этот раз вроде чекистов обе версии устроили. Теперь ведь ещё итальянского француза уговорить на такой неординарный ход.

Сама охота Петру конкретно не понравилась. Сидели себе на вышках, стрельнули пару раз по кабанам. Что удивительно, настреляли прилично. Брежнев тоже одного косача завалил. Потом дождь зарядил, вообще стало холодно. На обратной дороге Пётр опять уснул. Всё же почти неделю спал урывками.

Вот зачем, вообще, потянуло в шпионские игры. Хотел Чё спасти? Ну, дело хорошее. Символ. Хотел фашистского ублюдка Барбье поймать? Тоже плюсик на карму. Да, ещё если это оттолкнёт Францию ещё дальше от США и чуть приблизит к СССР. Чёрт с ним, хорошее дело. Снять культовый фильм с участием советских актёров, и вообще, на годы задержать Де Сику в стране. Если получится, то тоже хорошо. Ославить ЦРУ на весь мир? Может, поснимают их там всех. А ведь сейчас серьёзные враги в этой супер спецслужбе окапались. Как ни смотри — плюс.

А значит, правильно ввязался. На том свете отоспимся.

После охоты уже переодетому Петру Брежнев лично отрезал килограмма два кабанятины.

— Я за тебя сам деньги внесу, — прогудел чуть захмелевший после Зубровки Ильич.

— Деньги?

— А ты думал. Мы по два рубля десять копеек вносим на счёт охотохозяйства за мясо.

Брежнев платит за мясо собственноручно убитого кабана? Завтра надо начать игру против Горбачёва. Сгноить перестройщика в колхозе убыточном, бригадиром.

P.S.

Рецепт приготовления дикой утки от повара Глухова, потчевавшего ею Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева. И тому очень нравилось.

Ощипать и отварить утку.

Натереть её сливочным маслом, затем сметаной с горчицей, а также специями и травами: чабрецом, базиликом, кардамоном, сельдереем и мускатным орехом. (Работа трудная, но результат вы почувствуете сразу же, как только проглотите первый кусок.)

Посолить.

Опять обмазать сметаной и поставить на умеренный огонь в духовку.

Периодически поливать утку сметаной, до тех пор, пока не образуется хрустящая корочка.

Перед употреблением выпить немного водки по вкусу. Опыт показывает, что лучше всего подходит «Зубровка» белорусского разлива.

Загрузка...